Глава III. Созидание характера

Приступая к третьей лекции, я хочу прежде всего напомнить вам, что положение ученика в Преддверии очень разнится от положения обыкновенного доброго и религиозного человека, не видевшего еще конечной цели, не имеющего еще представления о величии своей задачи. Говоря о необходимых ученику качествах, я говорю с точки зрения сознательного развития для определенной признанной цели. Но творя об этих качествах, я не предполагаю, чтобы они были приобретены уже в совершенстве. Пока человек стоит в Преддверии Храма, он только еще приступает к созиданию своего характера. Поняв, чем он должен быть, он старается с большим или меньшим успехом осуществить свой идеал. Полное очищение, совершенное управление мыслями, совершенное творчество характера, полное преображение низшего в высшее, все это не может еще быть закончено на пороге Храма; в Преддверии он как бы набрасывает план здания и тщательно вырисовывает схему с надеждой ее осуществить в совершенстве. Разработка этой схемы, строительство стен и увенчание здания совершаются в самом Храме, когда глаза уже открылись, а не в то время, когда зрение еще частью затуманено; но важно знать, что схема уже готова и признана и что ученик твердо поставил перед собой задачу веков.

Как ни величава эта схема, но она принимается уже в Преддверии; как бы ни были несовершенны начинания настоящего, но они делаются основаниями для славного строительства будущего. Повторяю это так пространно, потому что некоторые мои слушатели могли бы испугаться такого широкого плана; следует ясно понять, что первое начинание есть начало работы и что за порогом нас ждут еще многие жизни, в течение которых эти начинания будут доведены до совершенства; план же архитектора служит основой для всего здания…

Перейдем теперь к созданию характера, которое является определенной задачей учеников в Преддверии. В прошлых жизнях он был уже праведным, т. е. он вполне понимал, что он не должен допускать ничего порочного в себе и что, если в нем остались какие-нибудь семена зла, он должен их неизбежно искоренить. В Преддверии не может быть компромиссов со злом, не может быть вопроса о сознательном уклонении от добра и правды. Могут быть неудачи в достижении добра, но ученик уже не в состоянии спокойно продолжать делать зло; от этого он уже давно отошел, ибо более грубая часть его природы была окончательно побеждена, а первоначальная стадия внутренней борьбы закончена. Совершенно неотесанные камни не могут быть внесены в Храм; обтесывание должно было происходить в течение многих жизней, много труда должно было быть положено на созидание характера, прежде чем он стал годным для строительства в Преддверии Храма. Следовательно, грубое обтесывание характера уже совершилось, и мы имеем теперь дело с созданием положительных добродетелей, высоких и благородных качеств, не только тех, которые признаются необходимыми в мире, но и тех, которые ученик стремится приобрести, чтобы сделаться одним из помощников и спасителей мира; тех свойств, которые делают человека одним из пионеров по пути к сверхчеловечеству.

В этой работе Преддверия прежде всего поражает стройность и определенность труда: здесь мы имеем дело не с порывами и стремлениями, не с прерывающимся строительством, при котором человек бросается налево и направо, ища цели; ибо здесь цель вполне установлена и известна. Строительство совершается сознательно человеком, который знает, что у него есть время и что ничто в природе не теряется. Строительство начинается над готовым материалом, причем человек спокойно констатирует свою силу и свои слабости, принимаясь за усовершенствование первой и исправление последних. Это строительство можно уподобить ваянию статуи, для которой уже есть материал и образец. Первое, что отмечает ученик в Преддверии, это определенность цели и сознательность поступков. Человек знает, что он доведет до конца всякое дело, за которое примется, что он перенесет из жизни в жизнь накопленные сокровища; что если он и найдет недочеты, которые ему удастся заполнить только отчасти, то все же часть работы можно считать выполненной; что если он создаст себе силу, то эта сила будет принадлежать ему навсегда как неотъемлемая собственность, претворенная в самую суть жизни.

Признав Закон, лежащий за всеми явлениями природы, он строит с тем усердием, которое имеет свой корень в знании. Признав незыблемость этого Закона, которому можно вполне довериться, он с полной верой обращается к нему. В нем нет ни тени колебаний или сомнений; он отдает то, что должно принести ему жатву; он сеет с абсолютной уверенностью, что каждое семя принесет определенный, себе подобный плод, что оно вернется ему в будущем именно таким, а не другим. В его работе нет торопливости или нетерпения; если плод не созрел, если семя не взошло, он может подождать. Он знает, что Закон, которому он отдал себя, – благой и незыблемый закон; все придет в свое время, и это время будет лучшим для него и для мира.

Он начинает с тем материалом, который у него есть, и не ищет другого, потому что это то, что Закон принес ему из прошлого. С ним, а ни с чем другим он должен начать свою работу, и он начинает, каков бы ни был этот материал, обильный или скудный, бедный или богатый, малый или большой. Материал может быть беден, но нет границ его росту; если он мал сегодня, то в будущем он может вырасти бесконечно. Он знает, что он должен иметь успех. Это не просто вероятность, а полная уверенность, что перед ним не мечта, а определенная реальность. Закон должен вернуть ему ровно столько, сколько он сам дает, и если он дает мало, то и это малое вернется ему, и из него он создаст будущее, прибавляя постепенно к накопленному успеху и с каждым усовершенствованием поднимаясь выше и выше.

Он начал с правильного мышления, научился владеть своими мыслями, выбирая хорошие и отбрасывая дурные. Настойчиво работая над управлением мыслью, понимая законы, согласно которым мысли рождаются, влияют на мир и обратно воздействуют на их творца, он действует определенно в сфере мысли для созидания своего характера.

На первых ступенях Преддверия он уже должен владеть своим мышлением, главным образом потому, что его мысли влияют на других, и те, которые стремятся в Храм, ставят на первый план интересы других. Выбирая хорошие мысли, он это делает не столько для себя, как для тех, на кого он может влиять. Ибо вся его энергия устремлена на помощь миру, и он постоянно вопрошает себя, насколько его мысли помогают миру подняться и очиститься. Зная, каким образом исходящий из его сознания поток мыслей действует на окружающих, он позволяет зарождаться в себе только полезным мыслям. Он также помнит о влиянии мыслей на собственный характер, он знает, что мысли его имеют жизненное значение, будучи орудием созидания характера; с одной стороны – они реагируют непосредственно на его характер, с другой – они делают из него магнит, притягивающий другие мысли. Зная, что человек обращается в фокус, притягивающий высокие и благородные мысли или дурные и вредные, ученик волевым актом делает из своего сознания магнит для всего доброго, так что злое умирает, соприкасаясь с ним, а все доброе вливается в него, получая новую пищу и новую силу; чужие мысли исходят из него преображенные, и он делается источником помощи для всех, не только тем, что постоянно рождает высокого качества мысли, но и тем, что преображает и оживляет те добрые мысли, которые приходят. Все эти мысли воздействуют на его характер, и потому с самого начала ученик постоянно следит за своими мыслями, тщательно в них разбирается, чтобы не впустить в святилище свое то, что могло бы оскорбить его. Если он не будет следить за этим, то двери откроются для врага, ибо его мысль – и крепость и врата.

Работая таким образом над своим характером, он учится следить и за своей речью. Прежде всего речь должна быть правдива, совершенно и до точности правдива, не условною правдивостью мира, но той настоящей и строгой правдивостью, которая совершенно необходима для оккультиста и в которую входят: верное наблюдение, точная передача, честная мысль, правдивая речь, праведное действие. Там, где нет этого искания правды и этого серьезного стремления быть честным, там оккультизм может принести с собой только опасность падения, и это падение будет тем глубже и страшнее, чем выше поднялся ученик.

Для оккультиста качество правдивости есть и руководитель и щит. Оно руководит им, помогая отличать верное от ложного, правый путь от левого; оно прикрывает его как бы щитом, ограждающим его от искушений и обманов тех планов, через которые он проходит безопасно. Упражнение в правдивости мысли, речи и действия рождает то внутреннее прозрение, которое проникает через все пелены иллюзии и против которой ложь ничего не может сделать. Мир иллюзий полон обманчивых покровов, но духовное зрение неизменно видит истину сквозь все эти пелены. Развитие же этого духовного прозрения всецело зависит от того, насколько правдивость живет в нашем характере, культивируется нашим интеллектом и растет в нашем сознании; без правдивости нас ожидают только ошибки и неудачи.

Итак, прежде всего речь наша должна быть правдивой, а затем она должна быть кроткой. Правдивость и кротость не находятся в противоречии, как это часто думают, и речь ничего не теряет в правдивости от того, что делается совершенной в своей кротости, сострадании и утонченной внимательности. Чем правдивее речь, тем она должна быть более кроткой, ибо в самом сердце всех вещей пребывают правда и сострадание; речь, которая должна отражать самую суть явления, не может наносить беспричинно боль кому бы то ни было и в ней не может быть даже тени лжи.

Правдивой, кроткой и бережной должна быть речь. Такова дисциплина речи, подвиг и жертва, приносимые учеником. От правдивой речи и правдивой мысли неизбежно рождается надлежащая деятельность, ибо волны подобны своему источнику. Поступки являются лишь внешним выражением внутренней жизни, и там, где мысль чиста и речь правдива, там неизбежно благородны и поступки. Как из чистого источника могут родиться только чистые воды, так и из очищенного сердца и просветленного сознания неизбежно рождаются благие поступки. Это та тройная струя, которая связывает неофита с человечеством и Учителем; в некоторых религиях эта струна символизирует совершенное самообладание; управление мыслями, речью и поступками составляет ту тройную нить, которая приводит человека к совершенству служения, привлекая ученика к стопам Учителя. Эту струну трудно порвать.

Постигнув все это, ученик начинает свою работу над характером и прежде всего ставит перед собой известный идеал. Попытаемся выяснить себе значение слова «идеал». Углубленной работой ум созидает внутренний образ, складывающийся из того, что ум ученика черпает из внешнего мира, но хотя материал берется извне, образ есть результат внутреннем воздействия ума на материал. Высокая идея есть вещь отвлеченная, поняв ее образование в мозговом сознании, мы вполне постигнем, что такое идеал. Возьмем, например, древнюю иллюстрацию треугольника. Идея треугольника может явиться в мозговом сознании дитяти вследствие изучения многих форм, которые оно узнает под именем треугольников. Оно замечает, что они очень различны по форме, что их линии идут по разным направлениям. И сначала оно примет их за разные фигуры, не замечая их основного единства, дающего им право на одно и то же название; но постепенно оно видит, что под этим представлением о треугольнике есть целый ряд определенных истин: всегда три линии, не больше; всегда три угла, не больше; сумма этих трех углов всегда одна и та же, и эти три линии, именуемые сторонами треугольника, находятся в определенных соотношениях. Ко всем этим различным представлениям он постепенно приходит и черпает из них отвлеченную идею треугольника, не имеющего никакой определенной формы, никакого определенного размера и никаких различных углов. Работа ума над многочисленными конкретными формами приводит к этой отвлеченной идее. Я не буду касаться здесь той великой идеи, которая отражается в идее треугольника; а рассматриваю лишь процесс образования отвлеченных идей, не имеющих цвета, формы и характерных особенностей и соединяющих в себе все, что приводит к единству все разнообразные формы треугольника. Создавая идеал, мы образуем именно такого рода отвлеченную идею; это – творческая работа ума, извлекающего из различных идей о добре суть того, что прекрасно, истинно, гармонично, сострадательно и что во всех отношениях удовлетворяет все стремления ума и сердца. Из всех этих идей, постигнутых в своем ограниченном проявлении, извлечена самая суть, а затем ум вырисовывает очертания великой героической фигуры, в которой все доведено до совершенства, все нашло свое высочайшее и полнейшее выражение. Созерцая этот образ, душа соприкасается не с тем, что истинно, а с самой Истиной, не с тем, что прекрасно, а с самой Красотой, не с тем, что сильно, а с самой Силой, нес тем, что любит, а с самой Любовью, т. е. совершенный образ, могущественный и гармоничный, соответствующий по величию тому, что лишь в редкие минуты вдохновения рисовал себе дух. Ученик, таким образом, ставит перед собой самый совершенный идеал, который он только в состоянии себе представить, зная, что самая совершенная его мечта только слабая тень той реальности, из которой родилось это отражение. Ибо в мире реального, в его ярком свете живет то, что он видит здесь лишь в слабом отражении и что пребывает в небесах, высоко над снежными вершинами человеческого вдохновения. Его идеал все еще несовершенен – иначе и быть не может, – тем не менее характер уже строится по этому идеалу.

Но к чему строить идеал? Постигший силу мысли знает, почему идеал необходим. Возьмем два изречения – одно из индусских Священных Писаний, другое из христианских, и мы увидим, что, несмотря на все различие языков и цивилизаций, посвященные говорят об одних и тех же фактах. В Чхандогье, в одной из самых мистических упанишад, написано: «Человек есть создание отражения; о чем он размышляет, тем он и становится, и потому думай о Брамане».[4] Несколько тысячелетий спустя другой великий Учитель, один из созидателей христианства, выразил совершенно ту же мысль иными словами: «А мы все открыты лицом, как в зеркале, взирая на славу Господню, в тот же образ преображаемся от славы в славу так, как надлежит Духом Господним».[5]

Взирая, «как в зеркале», потому что ум есть зеркало, которое отражает являющиеся образы, душа, созерцающая в этом зеркале славу Господню, преображается в этот самый образ от славы к славе. В словах индуса или христианина, в писаниях индусской или западной мудрости, мы имеем дело с учением одного и того же великого Братства. Человек должен поставить перед собой идеал, чтобы отражать его, и тогда он неизбежно становится тем, о чем постоянно думает. Как же будет идти это строительство? Оно будет совершаться путем созерцания. Определенно, сознательно в известное время, день за днем ученик, желающий дисциплинировать свой характер, будет созерцать идеал, который он себе поставил. Он сосредоточит свой ум на нем и постоянно будет отражать его в своем сознании. Ежедневно он будет рисовать его себе, мысленно в нем жить, и от созерцания его в нем родится то благоговение, которое обращается в поклонение, та великая сила, которая преображает человека в то, чему он поклоняется. Во время его созерцания лучи божественного Идеала озарят его, а стремление вверх раскроет настежь окна его души навстречу свету, так что внутреннее озарение будет изливаться из него и освещать путь, по которому он должен ступать. Для созерцания он должен воспитать в себе способность к сосредоточенности. Ум не должен метаться. Мы должны учиться собранности и работу эту вести непрестанно, применяя ее ко всем обыденным вещам жизни, делая в данное время только одно дело с той сконцентрированной энергией, которая сосредоточивает весь ум в одной точке. Приходится много делать обыденных вещей, но дело не в них, а в том, как их делать. Для самовоспитания, ведущего к ученичеству, важна не та или иная работа в мире, но способ, которым она совершается, настроение, с которым она ведется, урок, который из нее извлекается. Безразлично, какую жизнь приходится вести; как бы малоинтересна ни была работа, в данный момент можно ею воспользоваться как почвой для воспитания ума, который мало-помалу приучается сосредоточиваться на одной точке, на одном деле. Овладев этой способностью, можно свободно выбрать цель и направить ум на то, что поставлено перед ним. Работая над маленькими вещами, можно так же глубоко овладеть умом, как работая и над большими; в сущности даже лучше, потому что нас ежедневно окружают мелочи жизни, а крупные события встречаются редко. Когда приходит нечто большое, вся душа встает вооруженная навстречу ему; большое захватывает все внимание человека, всю его энергию, и человек оказывается в силах хорошо справиться с большой задачей. Но истинная ценность души испытывается больше в малых вещах, которые не захватывают внимания, не льстят нашему самолюбию. Человек, сознательно работающий для достижения избранной цели, пользуется всем окружающим, чтобы дисциплинировать себя. Самовоспитание (самодисциплина) есть ключ ко всей работе.

Следует составить известный план жизни, известные правила и строго придерживаться их, меняя их, если нужно, вполне сознательно. Возьмем такую простую вещь, как определенное правило утреннего вставания. тело также требует контроля, поэтому следует назначить наилучшее время для своей работы и для домашних обязанностей и соблюдать эти правила. Нельзя позволять своему телу самому выбирать свой час вставания, нужно воспитать его так, чтобы оно, как покорный слуга, мгновенно и автоматически повиновалось велению воли. Если через некоторое время будет заметно, что час плохо выбран, следует изменить его: не следует во имя упражнения воли терять гибкость, но менять свои решения нужно вполне сознательно и по своему собственному почину, а не под влиянием страсти, желания или эмоции. Низшая природа должна быть дисциплинированна, но регулируя нашу жизнь, мы ни в каком случае не должны мешать окружающим нас.

Когда весь этот путь к созиданию характера усвоен, человек приступает к изучению самого характера, ибо работать нужно с раскрытыми глазами и со знанием, а не в слепоте.

Мудро взять себе в образец план, по которому работали великие люди, и с такой помощью двигаться к вратам Храма. Хорошо, например, взять для этой цели XVI беседу из Бхагавадгиты, в которой Шри Кришна подробно описывает Арджуне необходимые качества для созидания божественного характера. Это дает план, по которому человек сам может постепенно развить эти качества. В этой XVI беседе – целый список качеств, которые могли бы стать предметом постоянной мысли и настроения ученика; только надо помнить, что характер строится сперва созерцанием добродетели, а затем уже выработкой этой добродетели, сделавшейся частью души и выливающейся в речь и в деятельность обыденной жизни ученика. Список большой, но у ученика есть время его выполнить: «Бесстрашие, чистота сердца, постоянство в йоге Мудрости, дела милосердия, самообуздание, жертва, изучение Шастр[6], подвиги, прямота, незлобивость (неспособность делать кому-нибудь больно), правдивость, отсутствие гнева, отречение, миролюбие, отсутствие злословия, сострадание ко всему живому, отсутствие жадности, кротость, скромность, отсутствие легкомыслия, мужество, всепрощение, великодушие, прямодушие, приветливость, отсутствие гордости – таковы свойства того, который родился с божественными качествами». Ученик не сразу овладевает этими качествами, но приобретает их по мере того, как строится его характер. При внимательном чтении видно, что их можно сгруппировать по нескольким разрядам и затем ежедневно упражняться в них, вначале несовершенно, но не прерывая усилий, не печалясь при неудачах, а радуясь, что каждый шаг приближает нас к поставленной цели. Эти качества проникнуты, с одной стороны, чувствами самоотречения, любви и кротости, а с другой – отличаются мужеством, силой и терпением; из сочетания тех и других является уравновешенность, и характер становится сильным, нежным, самостоятельным, сострадательным, полным преданности и кротости, в высшей степени дисциплинированным и гармоничным.

Предположим, что до известной степени такой идеал принят для руководства в практической жизни и начинает осуществляться. Остановимся на одной стороне этой работы, которая часто бывает совершенно непонята. Для европейского слуха странно звучит слово «бесстрастие», которое выражается как безразличие к радости и горю, к холоду и теплу, к осуждению и похвале, к желанию и отвращению и т. д. Что означает это качество? Оно означает, что жизнь человека, понявшего хотя бы только на одну минуту различие между преходящим и реальным, должна проникнуться чувством меры; все мимолетное в жизни должно занять свое настоящее место в целом. Когда ученик осознал, сколько жизней было уже прожито и сколько жизней еще перед ним, когда ему выяснилась вся глубина его задачи, все величие тех возможностей, которые раскрылись перед ним, тогда он поймет, что все, случающееся в одной мимолетной жизни, вполне ничтожно по сравнению с его вечной жизнью, и горе и забота не будут больше занимать его внимание, как это было, когда он сознавал лишь одну земную жизнь, ибо он стал понимать, что он переживал всевозможные заботы и что те сила и спокойствие, которыми он владеет в настоящем, выросли именно из них. И когда к нему приходит радость, он знает, что он ее уже много раз переживал и что все ее дары преходящи. Таким образом, приходят ли к нему радость или горе, он будет знать их настоящее место, их истинное значение в Великом Плане Жизни. Развиваясь в сторону бесстрастия, он не делается менее чувствительным: наоборот, он все более и более сильно чувствует каждый трепет мира вне себя и в себе, ибо он научился звучать в гармонии со всем и сделался более отзывчивым на каждый оттенок мировой жизни, но эти вибрации потеряли власть над ним и не могут изменить его; они не могут нарушить его ясность или набросить тень на его мир. Он твердо стоит там, где нет ни бури, ни перемены, и хотя он будет их чувствовать, но они не будут иметь власти над ним; они заняли соответствующее им место, приобрели тот размер, который им подобает по отношению к душе. Как же достигается это спокойствие, это истинное бесстрастие, которое означает силу?

Прежде всего, оно достигается ежедневным размышлением над его значением и разработкой всех его деталей, а затем применением его в ежедневной жизни. Но проводить это качество в жизнь следует бережно, не ожесточая себя и не строя вокруг себя стены, а делаясь все более и более отзывчивым и поддерживая непоколебимое внутреннее равновесие, несмотря на все внешние потрясения. Этот урок не труден, но он приносит так много надежды, радости и такое углубление жизни, что стоит потрудиться. По мере того как душа вырастает настолько, что уже не колеблется и вместе с тем воспринимает каждую вибрацию, она обретает чувство расширяющейся жизни, более полной гармонии, углубляющегося сознания и растущего единства с Целым, которого она есть часть. Чувство одиночества постепенно тает и заменяется той радостью, которая пребывает в сердце вселенной; даже то, что для обыкновенного человека мучительно, теряет свою болезненность для ученика, ибо для него оно есть лишь часть мировой жизни, лишь буква в великой летописи. Он в состоянии без скорби в сердце изучать все его значение, ибо над ним витает мир, вырастающий из раскрывшегося знания и меняющий все его отношение к внешнему миру, к тому, что люди называют страданием и лишением. Таким образом, размышляя и работая, ученик почувствует в себе растущее сознание тишины, силы и ясности. Какая бы буря ни бушевала во внешнем мире, он будет ощущать тишину; буря не будет его потрясать, хотя он сознает и чувствует ее. Этот мир есть первый плод духовной жизни, проявляющейся прежде всего чувством мира и чувством радости и превращающий всю жизнь ученика в движение вверх и вглубь к Тому, что есть Сердце Любви. Отсюда развивается чувство самообладания, уверенность, что внутреннее «Я» сильнее внешних перемен; оно не теряет свою отзывчивость, но перестает меняться под влиянием внешних соприкосновений. От самообладания и бесстрастия рождается та сила, которая погашает ненависть, та сила, которая является непременным условием созидания характера человека, стремящегося стать учеником. Все должно быть введено в круг любви, как бы оно ни было отталкивающе и враждебно. В сердце вселенной пребывают Радость и Любовь, и потому ученик ничего не может выкинуть из круга своего сострадания; он должен сделаться другом всего живущего, и любовь его должна охватить все, что живет и чувствует.

Вкладывая эти камни в постройку своего характера, ученик делается бесстрашным: он ничего не ненавидит, и потому ничто не может нанести ему страдания. Внешняя обида есть лишь реакция на внутреннюю вражду. Люди делаются нашими врагами, потому что мы их враги. Мы несем в мир страдания, и потому все живое доставляет нам страдание. Вместо того, чтобы приходить с глубокой любовью, мы вступаем в мир как разрушители, как деспоты и ненавистники, стараясь не воспитывать младших, а завладевать ими, а между тем, наша обязанность их вести вверх путем нежного внимания и милосердия. Мы эксплуатируем все, что слабее нас, мы слишком часто измеряем свою силу беспомощностью слабых и тем злом, которое можем нанести им, а затем мы удивляемся, почему все живое бежит от нас и почему нас встречает страх слабых и ненависть сильных. В своем ослеплении мы не видим, что вся ненависть внешнего мира есть лишь отражение зла, пребывающего внутри нас, и что для сердца, исполненного любви, нет ничего ненавистного и, следовательно, ничего страшного. Человек, исполненный любви, может безопасно входить в джунгли и в берлоги кровожадных зверей. Он может взять в руки змею, ибо ничто враждебное не может проникнуть в обитель любви. Любовь, изливающаяся на мир, привлекают любовь, а не вражду; так тигр дружески ложится к ногам йога, и дикие звери приносят своих детенышей к ногам Святого, прося его защиты и помощи. Все живое подходит к любящему, ибо все живое – чадо Божье; Бог есть любовь, и как только в человеке любовь совершенна, все начинает устремляться к нему.

Так мы постепенно научаемся бесстрашно шествовать в мире; многое еще может нанести нам страдание, но мы знаем, что, страдая, мы уплачиваем долг прошлого, а каждый уплаченный долг погашает часть кармической летописи природы. Знание делает нас бесстрашными. Страх же рождается столько же от сомнения, сколько и от ненависти. Познавший закон преодолевает сомнения и потому идет твердою поступью. Он вступает на твердую почву, на пути его нет пропастей. Из этого сознания вырастает твердая непоколебимая воля, которая приобретает уверенность через любовь.

Проходя через Преддверие, ученик растет в силе, и его характер принимает определенные и ясные очертания, указывающие на то, что душа его зреет. Тогда отпадают постепенно все желания, привязывающие нас к низшему миру, все вожделения, неудовлетворенные в предыдущей жизни, все оковы, связывающие нас с землей; одновременно с этим отпадением личных желаний совершается отождествление с Целым. Ученик не может быть связан земными узами; люди возвращаются на землю, потому что желания привязывают их к колесу рождений и смертей, но ученик должен быть свободен, он должен разбить оковы желаний; и тогда лишь одно может связать его и вернуть к земле – это любовь к ближним и желание им служить. Он более не привязан к колесу, он свободен, но он может вернуться и повернуть еще раз колесо ради тех, кто еще привязан к нему и кого он не хочет покинуть.

Освобождаясь, он научается совершенному самоотречению и узнает, что благо всех есть и его благо, что помощь всем есть его единственная цель. Он приобретает доверие к себе. Идя к свету, он научается быть сильным и полагается на то «Я», которое одно для всех и с которым он постепенно отождествляет себя.

Но есть еще одно испытание и, может быть, самое тяжелое в Преддверии. Вступая сюда, он познал неизреченную радость, и ему было легко отвернуться от всего того, что дает счастье людям, но в Преддверии его ожидает такое время, когда душа как бы спускается в пропасть; среди окружающего его мрака он не чувствует прикосновения дружеской руки и не ощущает твердой почвы, на которую могли бы опереться его ноги. Душа проходит через такой период роста, когда ничего не осталось на земле, что могло бы удовлетворить или наполнить ее жизнь, когда прежние дружеские отношения утеряли свою прелесть, когда земные радости поблекли, а рук, протянутых к ней, душа не чувствует, и ей кажется, что она находится в пустом пространстве без единой точки опоры. На душу как бы наброшено густое покрывало иллюзий, и ей кажется, что она брошена без помощи. Это та пропасть, которая ожидает каждого ученика и через которую он должен переступить. Когда эта пропасть разверзается, темная и безбрежная, перед душой, душа в ужасе отступает, но ей не следует бояться. Погрузитесь в самую глубь бездны, и вы найдете ее заполненной. Бросьтесь во мрак и вы почувствуете под ногами скалу. Опустите руки, удерживающие вас, и другие более могучие руки схватят вас, поведут вас и никогда больше не покинут. Земные узы иногда порываются, рука вашего друга может выронить вашу, но невидимые друзья никогда не покидают, как бы мир ни изменялся. Смело вступайте во мрак одиночества, и вы увидите, что одиночество только кажущееся, и мрак обратится в неугасимый свет. Когда это испытание пережито, оно является иллюзией и ученик, решившийся погрузиться в бездну, оказывается на другом берегу.

Так идет созидание характера, которое будет продолжаться много жизней, с каждым шагом, с каждым воплощением облагораживаясь и обретая новую силу. Предыдущим анализом мы только положили основание зданию, и если работа кажется такой исполинской, то только потому, что в уме архитектора, набрасывающего план, уже стоит все законченное здание, по образцу которого он и строит.

Какова же конечная цель? Словами трудно передать конец этой работы. Кисть художника, облеченная в бледные краски земли, не в состоянии передать и тени той красоты совершенного идеала, до которого, мы знаем, нам суждено подняться. Но не было ли у вас мгновенного прозрения минуты тишины, не видали ли вы отражения этой красоты, когда и земля и небо затихали? Не озарял ли вас хоть на мгновение образ Тех, которые хотя и продолжают жить в нашем мире, уже вступили на ступень сверхчеловечества? Таким будет каждый человек, когда он вступит в святилище Храма. Если у вас когда-либо в тихие минуты было такое мгновенное видение, то вам не нужно слов. Вы знаете, каким состраданием веет от такого Существа, сияющего божественным совершенством, какая удивительная нежность исходит от Него, когда Он обращается и к самому низкому, и к самому высокому творению, признавая самые слабые усилия наряду с самым великим подвигом, – Он даже нежнее к слабому, чем к сильному, потому что слабый более нуждается в непреходящей любви, любви, которая кажется не божественной лишь потому, что она так удивительно человечна, и в такой любви мы понимаем, что человек и Бог одно. За этой нежностью скрывается сила, которую ничто не может потрясти, сила, на которой строится вселенная, сила, соединенная с безграничным состраданием. Как могут эти свойства быть в одном существе и сочетаться в таком абсолютном совершенстве? От этого видения излучается сияние той радости, что победила и желала бы со всеми разделить свое счастье, солнечное сияние, не знающее тени, слава победы, убежденная в том, что все победит; это радость очей, видящих дальше печали, знающих, что за скорбью пребывают нежность, сила, радость и глубочайший мир без малейшего облака, ясность, которую ничто не может затуманить. Таково божественное видение, таково прозрение того идеала, который вам суждено осуществить.

Мы осмеливаемся поднять так высоко свой взор потому, что Учителя еще ступают по нашей земле. Они высоко поднялись над нами и все же стоят около своих братьев. Если Они нас так далеко опередили, все же Они нас не оставили: все человечество пребывает в сердце Учителя, а мы – дети этого человечества и потому имеем право мечтать, что и мы пребываем в Его сердце.