ВОСЬМОЙ ДОКЛАД. Берн, 8 сентября 1910 г

Вчера мы установили, что Христос поднял оба аспекта пути посвящения до уровня исторического плана; в этом заключается для нас основной смысл Христова пришествия. В священных мистериях древнего Египта посвящение отсекало чувственные восприятия от внешнего мира, чтобы сконцентрировать восприятие человека на внутренних явлениях эфирного и физического тел, в особенности в минуту пробуждения. Люди, вступившие на путь посвящения древним способом, которыми руководили, чтобы предохранять их от угрожавших опасностей, тем самым оказывались связанными с теми людьми, которые в процессе посвящения могли созерцать в духовном мире силы и сущности, действующие в эфирном и физическом телах.

Если бы мы хотели с этой точки зрения охарактеризовать посвящение ессея, мы должны были бы сказать: когда ессей поднимался по 42-м ступеням и достигал благодаря этому более точного познания своей истинной внутренней сущности, истинной природы своей, всего того, чем обладает человек благодаря органам, полученным через наследственность, — этого ессея вели за пределами 42-х степеней к Божественному Существу, которое под именем Ягве или Иегова действовало в органе, о котором я говорил вам, рассказывая об Аврааме; такой ессей видел в духе, что этот орган был определяющим в ту эпоху. Затем он обращал взор на внутреннейшее существо человека, на природу его, которая сама была даром Божества. Таким образом, этот способ посвящения направлял человека к познанию его внутренней организации.

Опасности, подстерегающие человека, когда он погружается в самого себя без надлежащей подготовки, я описывал вам вчера. Я говорил вам, что в таком человеке пробуждаются все эгоистические наклонности, все, что позволяет ему говорить: вот силы, действующие во мне, вот страсти и чувства, зависящие от моего «я», которые не хотят ничего знать о духовном мире, — я не хочу всем этим обладать настолько, что я уже не отделим от них; и не хочу ни действовать, ни воспринимать, ни чувствовать, как только исходя из основ моей личной жизни.

Вы понимаете, стало быть, в чем состоит опасность: погружаясь в самого себя, человек рискует превратиться в самого отъявленного эгоиста. И эта угроза действительно существует еще и в наши дни, обступая в виде некоей иллюзии всех, стремящихся путем эзотерических упражнений подняться на более высокий уровень внутренней жизни. В таких случаях появляется множество эгоистических побуждений; а человек, которым они завладевают, уже не хочет видеть в них то, что они в действительности собой представляют. В них видят совсем иное.

Поэтому о пути к высшим мирам можно со всем основанием сказать, что он требует, даже и в наши дни, чтобы человек прежде всего победил самого себя. Тем, кому очень хочется вступить на этот путь без самоотречения, те, кто хотел бы видеть в высших мирах, не пройдя всех этапов, действительно ведущих к этому, — тех будет всегда смущать зрелище поднимающихся из глубин их внутренней природы сил. Они не замечают того, что самый жестокий, самый опасный эгоизм заключен именно в этом возмущении тем, что, в сущности, совершенно нормально и в отношении чего человек должен сказать: «Разве мой человеческий долг не состоит в том, чтобы побороть все эти силы, живущие во мне?» Таких людей поражает существование подобных вещей, хотя им сотни раз объясняли, что наступление в известный момент подобных явлений неизбежно. Я лишь указываю здесь на иллюзии и заблуждения, которыми ныне услаждают себя. Надо признать, что в наше время человечеством владеет лень; человек желал бы подняться в духовные миры с легкостью и удобствами, к которым он привык в повседневной жизни. Но эти удобства, которыми мы так охотно обставляем себя в повседневном обиходе, отсутствуют на пути, ведущем в миры духа.

В древности человек, вступивший на путь в духовный мир посредством посвящения в глубины органической жизни, оказывался в центре божественных сил, ибо органическая жизнь человека есть создание духовных сил. Такой человек видел, как эти силы работают над физическим и эфирным телами. Он мог стать свидетелем и провозвестником тайн духовного мира и сообщать другим обо всем, что он пережил, когда его погрузили в самые глубины его личности и, следовательно, в духовный мир.

Но что же получалось в результате? Когда такой посвященный возвращался к нормальной жизни, он мог сказать: «Моим глазам стало доступно духовное бытие; но мне в этом помогли. Помощники иерофанта помогли мне пережить и выдержать те минуты, когда, не будь их, меня уничтожили бы демоны моей же собственной природы». И из-за того, что своим видением духовного мира он был обязан посторонней помощи, он уже на всю жизнь оказывался в зависимости от этого круга посвятителей, которые ему помогли. Ему приходилось уносить с собой во внешнюю жизнь силы, которые приходили ему на помощь во время посвящения.

И вот это-то обстоятельство и должно было измениться. Будущие посвященные должны были становиться все более и более независимыми от своих руководителей, от иерофантов. Ибо помощь, оказываемая последними, приводила к очень важным последствиям.

В нашем повседневном сознании мы обладаем очень ясным ощущением собственного «я», — ощущением, пробуждающимся в известную пору нашего существования. В книге «Теософия» я специально останавливался на той минуте, когда человеческое существо впервые говорит о себе «я». Вот что недоступно животному. Если бы животное могло воспринимать самого себя, как это делает человек, оно не нашло бы в себе индивидуального «я»: оно увидело бы «я» родовое, «я» групповое; оно восприняло бы то, что принадлежит целой группе.

Так вот, это чувство «я» в процессе древнего посвящения служило до известной степени мерилом. В то время как ученик проникал в высшие миры, его ощущение «я» затемнялось; и если вы припомните все, что я говорил, вы поймете, что это было благом. Потому что именно с этим ощущением и связывается эгоизм, страсти, вожделения, стремящиеся противопоставить человека внешнему миру. Поэтому нужно было до известной степени приглушить чувство «я», чтобы все эти страсти отступили на задний план. И именно поэтому в мистериях древности при посвящении чувство «я» было если не сновидческим, то, во всяком случае, воспринималось затемненным сознанием.

Нужно было, чтобы человек все более и более приобретал способность проходить посвящение, сохраняя самостоятельность своего «я», — того «я», которое в бодрственном состоянии он сознает в себе с минуты пробуждения ото сна и вплоть до засыпания. Нужно было, чтобы прекратилось это затемнение сознания «я», которое всегда сопровождало посвящение в древних мистериях. Но это могло произойти лишь очень постепенно; уже в наши дни во всяком посвящении, сколько-нибудь заслуживающем этого наименования, в человеке, поднимающемся к духовным мирам, достигается очень большая ясность сознания «я».

И ессейское посвящение тоже было связано с ослаблением ощущения «я». Все, что в земной жизни вызывает в человеке чувство «я», все, что обращается к внешним восприятиям, при посвящении приглушалось. Представьте себе такой факт из повседневной жизни: во время сна человеческое существо не сознает, что находится в духовном мире, оно утрачивает чувство «я»; это чувство «я» пробуждается в нем лишь при бодрствовании, когда его взор от мира духовного обращается к чувственному физическому миру. Таково положение дел для современного человека, и таким же оно было во времена земной жизни Христа.

В современную эпоху земного развития нормальное человеческое «я» совершенно не сознает иного мира. Но христианское посвящение должно заключаться как раз в том, чтобы человеческое «я» пробуждалось в высших мирах так же, как оно пробуждено в мире чувственном.

Рассмотрим подробнее минуту пробуждения, когда человек покидает высшие миры и погружается в свои физическое и эфирное тела; в самое мгновение этого погружения он не воспринимает внутренних явлений своих физического и эфирного тел, потому что его восприятие оказывается привлеченным всем тем, что его окружает. Все, что предстает глазам человека в минуту пробуждения, все, что он воспринимает, — слухом ли, зрением ли, физическим ли органом своего мозга, вырабатывающего восприятия, — все это древний еврейский оккультизм называл «Царством», Малхутом. Что же в точности разумели на этом древнем языке под выражением «Царство»? Это слово охватывало всю сферу, в которой человеческое «я» могло пребывать в сознании. Таково наиболее точное определение того, что понималось под словом «Царство» в древней Иудее: это все то, чему могло быть причастно «я». Чтобы еще уточнить это выражение, следовало бы сказать, что «Царство» на древнееврейском языке в особенности означало чувственный мир, — тот мир, в котором человек пребывает во время бодрствования, когда он полностью сознает свое «я».

Теперь вспомним те ступени, через которые проходит посвящаемый, погружаясь в самого себя. Он должен последовательно проникнуть в тайны астрального, эфирного и физического тел. Стало быть, прежде всего нужно сознательно воспринять свое астральное тело изнутри. Если человек намеревается вступить на этот путь посвящения, т. е. погрузиться в свои физическое и эфирное тела, он должен сначала познать глубины своего астрального тела. Это те врата, через которые он должен пройти. И тут его ждут новые испытания, которые он должен преодолеть с той же объективностью, с которой он подходит к вещам мира внешнего.

Если под именем «Царства» мы объединяем все вещи чувственного мира, которые мы воспринимаем благодаря нашей теперешней организации, то в нашем языке мы все же делаем очень четное различие между тремя различными «царствами»: минеральным, растительным и животным. Древнееврейский язык не прибегал к такому точному подразделению: все это объединялось для этого языка в одном «царстве»; это понятие в те времена охватывало все три природных царства. Когда мы обращаем взгляд на чувственный мир и наше «я» сознает его, мы видим животных, растения, минералы; так же взор человека, погружающегося в глубины собственной жизни, обращается ко всему тому, что он в состоянии воспринять в своем астральном теле. Он не воспринимает это тело сознательно своим «я», это «я» лишь пользуется астральными органами. Но то, что он видит, когда приобретает способность сознательно воспринимать своим «я» тот мир, с которым соединены астральные органы, — все это древнееврейский язык уже умел назвать. И он называл этот мир тремя разными именами. Мы различаем царство минеральное, царство растительное и царство животное; на древнееврейском же они назывались Нецах, Иесод и Ход; вот та троица, которая воспринимается при осознании астрального тела.

Чтобы перевести эти три выражения на наш язык, следовало бы обладать глубочайшим пониманием того, что представлял собой древнееврейский язык, потому что буквальный перевод при помощи словаря в данном случае помочь не может. Чтобы постичь смысл всего этого, надо приблизиться к пониманию того, чем был язык в дохристианские времена. Например, то, что мы произносим как «Ход», означает «дух, проявляющийся вовне». Это проступающий во внешнем духовный элемент, который стремится к явлению во вне; но природа этого духовного элемента астральная. Напротив того, «Нецах» соответствует более грубо, более резко выраженному стремлению к внешнему проявлению. К тому, что он обозначает, мы могли бы, пожалуй, применить выражение «непроницаемый». (В руководствах по современной физике вы найдете утверждение, что физические тела непроницаемы, тогда как в действительности это должно считаться определением. Еще лучше было бы следующее определение: «Физическим телом называют такое тело, о котором можно сказать, что место, занимаемое им в пространстве, не может быть одновременно занято никакой другой вещью».)

Нецах означает стало быть нечто, проявляющееся вовне, с несколько более грубым оттенком, чем Ход, — в том смысле, что место, занимаемое телом в пространстве, не может быть занято никаким другим предметом. А то, что находится в промежутке между этими двумя оттенками, выражается словом «Иесод». Таким образом, имеется три различных оттенка: Ход — проявление вовне некоего астрального факта; Нецах — когда все становится настолько грубым, что вещи проявляются в физической непроницаемости, — Иесод же есть состояние промежуточное. Таковы три различных свойства, которыми наделены сущности астрального мира.

Теперь вместе с будущим посвященным мы сможем спуститься еще немного глубже в сущность человеческой природы. Пройдя через астральное тело, посвящаемый погружается в тело эфирное. И здесь он воспринимает уже более высокие силы, чем те, что обозначены тремя выше названными словами. Вы могли бы у меня спросить, почему я говорю, что он воспринимает нечто более возвышенное? Это связано с одним особым обстоятельством, которое вам следует иметь в виду, если вы хотите понять истинную и глубинную структуру Вселенной. Не забудем, что над самыми низшими проявлениями мира сего работали самые высокие духовные силы. Я часто обращал ваше внимание на это обстоятельство, в особенности когда я характеризовал человеческую природу. Конечно, «я» отчасти есть самая высокая составная часть человека. Именно «я» человека в состоянии подняться выше прочих его частей; и тем не менее в данное время оно стоит в определенном смысле на самой низшей ступени. Напротив, физическое тело — наиболее совершенное из всех наших четырех тел, но не благодаря заслугам самого человека, а потому, что над его совершенствованием духовные и божественные сущности трудились еще со времен древнего Сатурна, древнего Солнца и древней Луны. Астральное тело уже совершеннее человеческого «я».

И все-таки идентифицируем мы самих себя именно с «я». Достаточно взглянуть внутрь себя, чтобы найти в себе свое «я». И наоборот, подумайте только, как мало человек знаком с тайнами своего физического тела! Над этим физическим телом божественные и духовные сущности работали не миллионы лет, а миллионы миллионов, чтобы довести его до теперешнего состояния. И между этим физическим тело и «я» находятся тела эфирное и астральное.

По сравнению с физическим телом тело астральное тоже еще несовершенно. В нем живут эмоции, страсти, вожделения, на которые, однако, накладывает некоторую узду эфирное тело. Из-за эмоций астрального тела человек пользуется многими вещами, которые обращены против чудесной организации эфирного тела. Он поглощает всякого рода яды, губительные для сердца. Если бы человек слушался только своего астрального тела, он очень быстро подорвал бы здоровье, которым он обязан более или менее совершенной работе сердца, которое в течение многих лет оказывает сопротивление натиску астрального тела.

По мере того как мы спускаемся к более низким ступеням нашей организации, мы находим все более высокие духовные силы. Можно сказать, что к нашему «я» как бы приставлены самые молодые боги, новорожденные божественные и духовные сущности; наиболее же древние боги довели низшие члены человека до того совершенства, которое в наши дни человек только начинает прозревать. К тому же он очень далек от того, чтобы подражать тому чудесному творению, которое создали для него духовные сущности, — и это при наличии у него мощной техники.

Те, кто проходил, например, ессейское посвящение и погружался во внутреннюю природу человека, прекрасно постигали это совершенство. Действительно, ессей говорил себе: «Когда я поднимаюсь по первым 14-ти ступеням и, прежде всего, проникаю в свое астральное тело, — тогда во мне поднимаются все страсти, все эмоции, гнездящиеся в астральном теле, все, что в течение моего воплощения я сам же исковеркал в моем астральном теле. Коверкать же мое эфирное тело так же, как астральное, у меня еще нет власти. Природа моего эфирного тела куда божественнее и чище; и с ней-то я и сталкиваюсь, когда прохожу следующие 14 ступеней». И тогда этому ессею казалось, что, поборов искушения астрального тела в процессе 14-ти первых ступеней, он проделал наиболее трудный путь и теперь вступил в лучезарные сферы того самого эфирного тела, которому он не мог нанести такого же урона.

И то, что представало таким образом его глазам, обозначалось тремя новыми словами, которые тоже очень трудно перевести на наш современный язык: Гедула, Тиферет и Гебура. Попробуем представить себе те три области, которые они обозначают.

Все три слова касаются восприятия эфирного тела. «Гедула» примерно соответствует всему тому, что наделено чертами величия и царственности, тому, что в мире духовном производит впечатление всемогущества. «Гебура» же, хотя между обоими словами и существует некоторое родство, обозначает несколько иной оттенок величия, — величия, воздействующего менее сильно. Гебура — это сила, направленная вовне для самозащиты, для проявления себя к качестве независимой сущности. Тогда как под словом «Гедула» понималось внутренне свойство могущества, слово «Гебура» обозначало, скорее, деятельность, проявляющуюся вовне и носящую агрессивный характер. Что же до величия, покоящегося в себе, величия, которое хоть и проявляется вовне, но это проявление не имеет агрессивного оттенка, потому что оно есть просто выражение духовного величия, — его обозначали термином «Тиферет», которое можно перевести, только объединяя наши представления о добре и красоте. Существо, проявляющее свою глубокую внутреннюю жизнь так, что она целиком запечатлевается во внешней форме, кажется нам прекрасным; существо, внешне проявляющее собственную внутреннюю сущность, кажется нам добрым. Оба эти представления сливаются в слове «Тиферет». С этими-то тремя сущностями, проявляющимися в данных трех свойствах, и вступал в связь человек, погружаясь в эфирное тело.

Затем следовал спуск в физическое тело. И здесь человек встречался с наиболее древними божественными и духовными существами, которые работали над его созданием. Вы помните, как был описан этот первый зародыш физического тела, образованный на древнем Сатурне. Эти высокие, величественные духовные сущности, Престолы, пожертвовали самой субстанцией своей воли в процессе развития Сатурна, Солнца и Луны. В «Тайнах книги Бытия» я показал, как эти великие духовные существа оставались связанными с человеком в продолжение периодов Сатурна, Солнца и Луны, совершенствуя тот первый зародыш до такой степени, что на свет появилось то чудо, которое мы называем физическим телом и которое (наряду с тремя другими составными частями — эфирным и астральным телами, а также «я») ныне осваивает человек.

В согласии с древнееврейским оккультизмом, человек, действительно сходивший таким образом в физическое тело, воспринимал нечто такое, что можно сравнить лишь с самой высокой премудростью. Он в некотором роде собственными глазами созерцал эту премудрость и преображался, если ему удавалось, хотя бы частично, проникнуться ею. Когда он погружался в физическое тело, ему было ведомо, что он встретится с духами, сущность которых состояла в мудрости, и что он может приобрести лишь малейшую, ничтожную часть этой премудрости. (Эта мудрость не имеет ничего общего с обычным интеллектуальным познанием; это действительно познание, но такое, которое достигается путем самых тягостных и мучительных испытаний души, к которому приходят лишь в процессе многочисленных воплощений, ибо одного воплощения для этого недостаточно. И то эта премудрость приобретается лишь частично, потому что для того, чтобы стать поистине премудрым, нужно слиться со всеми безграничными аспектами мудрости.) Итак, посвященный воспринимал существа, преобладающим свойством которых была ослепительная, чудодейственная, чистейшая мудрость. И это свойство, которым обладают Духи мудрости, именовалось Хохма; это слово примерно соответствует тому, что и в наши дни называется мудростью. И снова, имеется разновидность этого свойства, представляющая собой как бы его конденсацию; она соответствует тому, что и в человеческой природе выступает как уплотненная мудрость (сознательно человек также может достичь этого лишь до некоторой степени). Существа, преимущественно обладающие этим свойством, кажутся словно озаренными.

И это свойство, — свойство как бы сконденсированной мудрости, — обозначалось словом «Гина». Это то свойство, которое можно пробудить в человеке, обращаясь к его пониманию. Гина соответствует сущностям, целиком пронизанным тем, что принадлежит к сфере разума; это несколько более грубая разновидность Хохмы. Вот почему, говоря об истинной мудрости — творящей и созидающей, являющей в себе тайны Вселенной, — древняя еврейская доктрина употребляла термин «Хохма», уподобляя то, что обозначал этот термин, водному потоку, тогда как «Гина» эта доктрина уподобляла морю. Так стремились дать представление о большей плотности, большей концентрации. Что же касается наивысшей точки, которой мог достигнуть посвященный, познавая физическое тело, то она обозначалась словом «Кэтер». Найти эквивалент для этого слова немыслимо. Только с помощью символов можно говорить о качестве, которое пробуждало предчувствие того, чем обладают чрезвычайно высокие божественные и духовные сущности. И это качество, благодаря которому человек поднимается над самим собой и являет нечто большее, чем он есть на самом деле, символизируется короной. Итак, мы имеем следующую картину:

1. триада, соответствующая тайнам физического тела: Гина — Хохма — Кэтер;

2. триада, соответствующая тайнам эфирного тела: Гебура — Тиферет — Гедула;

3. триада, соответствующая тайнам тела астрального: Нецах — Иесод — Ход;

и наконец — «Царство», «я»: Малхут[4].

Какова была основная разница между ессейским посвящением и посвящением, практиковавшимся среди окружавших ессеев народов?

Все древние способы посвящения отличались тенденцией к ослаблению сознания «я», которое усиливается в человеке при контакте с Малхутом, Царством. И это-то сознание «я» нужно было притуплять. Говорилось, что человек, прошедший путь посвящения, уже не похож на то человеческое существо, каким он был в физическом мире: в ином, духовном мире он уже перестал быть человеком, которым был в Царстве. Древние школы посвящения проводили резкую демаркационную линию между переживаниями человека, обладающего сознанием посвященного, и его сознанием «я».

Чтобы в немногих словах выразить учения мистерий, как о них толковали в народе, можно сказать: «Ни один человек не может воображать, что ему удастся сохранить чувство «я», которое он переживает в Царстве, в Малхуте. Если он хочет стать посвященным, ему предстанет грандиозная картина трех групп, на которые подразделяются три свойства во всей их истинности; но при этом он должен освободиться от всего того, что связано с ощущением «я», от всего того, что человек ощущает во внешнем мире. Человек не вправе входить в Царство и вносить в него все, что он узнал о Нецахе, Иесоде и Ходе, и т. д. Ничего из этого не должно присоединиться к обычному сознанию «я»». — Таково было общепринятое убеждение. И человека, который осмелился бы противоречить такому утверждению, в древние времена приняли бы за безумца, за лжеца.

Таким образом, ессеи первые начали учить о том, что скоро наступит время, когда «то, что наверху», спустится в «то, что внизу», для того чтобы человек мог увидеть это «то, что наверху», не утрачивая сознания «я». Это именно то, что греки в свою очередь называли «Базилейя». Но именно у ессев мы впервые находим учение, согласно которому должен придти «некто» и что именно этот «некто» сведет на Землю то, что наверху, то, что «в Царствии Небесном», чтобы даровать это «я», живущему в Малхуте. Именно эту доктрину в необычайно сильной и выразительной форме и преподавал ессеям и некоторым людям из своего окружения Иисус бен Пандира. Чтобы зафиксировать его поучения в нескольких основных положениях — в том виде, как их передал потомству его ученик Матаи, надо сказать следующее.

Инспирированный преемником Будды — Бодхисатвой, который некогда должен стать Майтрейя Буддой, — Иисус бен Пандира предрекал следующее: «До сих пор положение было таким, что Царство Небесное не могло спуститься в Царство Малхут, к которому принадлежит «я». Но когда исполнятся времена и завершатся 3 x 14 поколений, тогда родится отпрыск Авраама от колена Давидова, которого мы считаем отпрыском Иессея, — некто, благодаря которому новое Царство Небесное сойдет в ту область, где живет «я».

И именно за это-то учение Иисус бен Пандира и был обвинен в святотатстве и казнен (побит камнями); это учение действительно и не могло рассматриваться иначе, как страшнейшее святотатство по отношению к посвящению всеми теми людьми, которые не хотели ни признавать, ни позволить другим утверждать, что то, что хорошо в одну эпоху, не обязательно остается столь же хорошим в эпоху иную, ибо человечество в промежутке между этими эпохами уже успело преодолеть какой-то путь.

И вот настало время, когда исполнились предсказания, когда завершился ряд из трижды 14-ти поколений и кровь одного народа смогла породить тело, организм, в котором воплотился Зороастр, чтобы впоследствии, еще более усовершенствовав это тело с помощью воплотившихся в него органов, принести его в дар Христу. Предтеча Христа мог сказать: «Близко время, когда Царство Небесное спустится к «я», живущему во внешнем Царстве, в Малхуте». — А теперь посмотрим, что совершил Христос, преодолев искушение.

Он преодолевал искушение благодаря Своему внутреннему Существу, которое мы ныне зовем «я». Ему удалось победить все искушения, обступающие человека, спускающегося в астральное, в эфирное и в физическое тела. Все это рассказано совершенно точно, со всей выпуклостью названы и описаны все эгоистические свойства и их кульминация.

Действительно, одно из величайших препятствий, встающих перед человеком, избравшим путь эзотерического развития, — это плачевная — хотя и вполне естественная для всех людей, погружающихся в себя, — склонность интересоваться только собственной личностью. Это явление ни у кого не наблюдается так часто, как у людей, стремящихся проникнуть в духовный мир. С каким только упоением ни распространяются они о своей драгоценной личности, которую они любят превыше всего и которую наблюдают ежечасно и ежеминутно с предельной скрупулезностью! Когда другие люди довольствуются тем, что живут просто, не задумываясь, они неотступно занимаются своей персоной. И тогда-то со всех сторон их обступают иллюзии, которые раньше легко стирала повседневная жизнь. Почему же так получается? Потому что человек теряет уверенность, когда пробуждающиеся в нем инстинкты стремятся завладеть им. Ему недостает опытности. Раньше его внимание было привлечено внешним миром; но как только он вступает на путь оккультного развития, он больше концентрируется на своем внутреннем существе, из которого теперь поднимаются всякого рода эмоции, которые до сих пор жили в нем неведомо для него самого.

Почему же выступают эти эмоции? Человек хочет стать поистине «я», почувствовать себя независимым от внешнего мира. Правда, вначале им часто овладевает ошибочное желание быть руководимым, как ребенок, которого наставляют всему, что полагается делать. Он предпочел бы все что угодно, только бы не быть собственным руководителем на эзотерическом пути. Но больше всего ему претит мысль, что он зависит от внешнего мира. И эта мысль всегда тем более стеснительна, чем больше человек стремится к самостоятельности, чем больше он занят самим собой. И все-таки одно весьма прозаическое обстоятельство убеждает его в том, до какой степени он не свободен от окружающего мира, — и это обстоятельство таково: раз ты человек, тебе приходится есть! Это вещь весьма прозаическая, но первостепенной важности. Она убеждает нас, что мы ничтожны и бессильны вне окружающего нас мира. Мы зависим от Вселенной, без которой мы не смогли бы жить, как палец зависит от руки и отсыхает, если его отрежут. Так самые привычные представления показывают нам, насколько мы связаны со всем, что нас окружает.

И вот, когда вышеописанный эгоизм доводится до крайности, он может приобрести в человеке следующее выражение: «Если бы я только смог освободиться от собственного окружения, если бы я был в состоянии каким-нибудь чудодейственным способом доставлять себе все, что заставляет меня зависеть от окружения, все то, что мне нужно для поддержания физического существования!» Вот желание, которое действительно может завладеть человеком, стремящимся к посвящению. В человеке может даже проснуться обида и горечь по поводу его зависимости от окружения, по поводу того, что он бессилен магическим образом приказать появиться пище, попросту — бессилен создать ее. Выраженное в таком виде это желание кажется нам экстравагантным, парадоксальным; но желания, возникающие в действительности в малом масштабе в каждом человеке, доходят до абсурда, когда они до предела разрастаются в человеке, стремящемся к оккультному развитию. Когда эти желания мелки, они неведомы человеку. Действительно, они никого не одолевают настолько сильно, — ибо каждый связан внешними привычками, — чтобы у человека могла возникнуть иллюзия, что он может доставлять себе средства к существованию магическим способом, что он смог бы прожить без пищи, порожденной Малхутом. Но доведенное до крайности, это чувство может заставить человека сказать себе: «Если бы мне только удалось жить в моем астральном теле и «я», чтобы зависеть только от собственных желаний! Тогда бы я смог обойтись без окружающего меня мира.»

Это искушение существует. И у Того, Кто должен был пережить его с предельной силой, оно выразилось в том, что Искуситель, представший Иисусу Христу, соблазнял Его превратить камни в хлеб. Вот высшая степень искушения. И история этого искушения действительно прекрасно иллюстрирует нисхождение в низшую природу человека.

Во второй фазе человек проникает в астральное тело и совершенно реально сталкивается со всяческими эмоциями, всяческими страстями, которые могут сделать из него самого оголтелого эгоиста. И когда ты чувствуешь, как все это тебе противостоит и эти страсти ты не в силах преодолеть, тогда ты уступаешь желанию погрузиться в эфирное и физическое тела. И тогда действительно возникает ситуация, которую можно характеризовать как падение в бездну. Именно так и описывает ее евангелист Матфей, — как падение в физическое и эфирное тела, которые еще не удалось глубоко запятнать пороком. Но сначала надо все-таки преодолеть страсти и эмоции. Это ведомо Христу, и собственной силой подавляя все, что восстает против Него, Он отвечает Искусителю: «Не должно тебе искушать Того, Кому ты должен будешь уступить».

Затем происходит переход к третьей фазе — к спуску в физическое тело. Когда этот спуск превращается в искушение, он принимает особый характер: это то испытание, которое может преодолеть любой человек, которое он должен преодолеть на этапе нисхождения в физическое и эфирное тела: он в некотором роде видит себя изнутри. И тогда он созерцает все, содержащееся в трех высших сферах его природы. Перед ним раскрывается мир; но пока что этот мир иллюзорен: человек не может воспринимать его в истинной сущности, пока он не прорвал оболочку физического тела, пока он не поднялся к духовным существам, которые не заключены в физическом теле, а только строят его. Пока мы не освободимся от эгоизма, нас всегда стремится обмануть по поводу нас самих Искуситель мира сего — Люцифер или дьявол. И тогда он обещает нам все, что простирается под нашими ногами как мираж — создание нашей собственной Майи, нашей собственной иллюзии. И если этот дух эгоизма нас не оставит, мы, правда, видим мир, но это мир лжи и заблуждений. Мы вступаем в этот мир, но поскольку мы из него не выходим, мы пребываем в Майе.

Эти три ступени искушения Христос преодолел, сделав Свою победу прообразом, моделью, примером для всего человечества. И поскольку это испытание было однажды пережито за пределами древних мистерий, поскольку оно было пережито Существом, воплощенным в три человеческих тела, — человечеству был дарован некий импульс. И благодаря этому импульсу человек сможет в будущей эволюции также подняться к духовному миру с тем самым «я», с которым он живет в Малхуте, в Царстве. И тогда разделение между двумя мирами исчезнет. И для человечества это достижимо благодаря победе над искушением, как она описана в Евангелии от Матфея. Смысл этого эпизода состоит в том, что Существо, живущее на Земле, дало пример вознесения «я» в высшие царства.

Тот факт, что Христос в некотором роде предвосхитил, послужил прообразом в историческом, внешнем плане того, что обычно осуществлялось лишь под покровом мистерий, привело к известным последствиям. Эти последствия заключаются в предсказании Царства. И если Евангелие от Матфея с полным пониманием дела рассказывает сначала об искушении, то только для того, чтобы затем описать фазу вознесения «я», которое может жить в духовном мире, не нуждаясь для этого в отказе от самого себя. И тайну «я», которое теперь сможет пребывать и в духовном, и во внешнем мире, — эту тайну Христос раскрыл в тот период, о котором повествует евангелист Матфей после рассказа об искушении. Эти главы открываются Нагорной проповедью и развертывают картину, данную нам Христом о Царстве Малхут.

Такова глубина этого Евангелия. Его источники надлежит искать в оккультном учении — и не только в школах ессеев, но во всем комплексе иудейских и греческих школ. И тогда мы почувствуем то священное преклонение перед этим документом, то благоговение, которые испытываешь, подходя с данными духовной науки к текстам, завещанным нам видящими. Раскрывая все, что говорили эти древние видящие, мы чувствуем, что они все еще вещают нам из глубин веков. Дело обстоит так, как если бы они передавали нам ту духовную беседу, что ведут между собой в веках высокие индивидуальности; и люди могут их слушать, если хотят, — те из них во всяком случае, которым понятно евангельское изречение: «Имеющие уши слышать, да слышат!»

Но точно так же, как нужно было многое для того, чтобы у нас могли развиться физические уши, не менее важные вещи должны были произойти и для того, чтобы в нас родился духовный слух, благодаря которому мы сможем понимать слова этих великих, этих чудесных документов.

Именно духовная наука и должна научиться читать духовные свидетельства. И тогда нам станут понятны слова: «Блаженны нищие духом, ибо они сами — своим собственным «я» — найдут Царство Небесное».

Посвященный древней школы говорил: «Тщетно стали бы вы искать в своем «я» Царство Небесное». Но Иисус Христос сказал: «Пришел час, когда люди смогут сознать дух в собственном «я», когда они станут искать Царство Небесное внутри себя».

Именно с Христом совершается в истории переход содержания древних мистерий во внешний мир. Вам это станет еще более понятно в дальнейшем, и тогда вы увидите, как нужно толковать стихи Нагорной проповеди, начинающиеся словами: «Блаженны те, которые…»

Примечания:

4

3десь Рудольф Штайнер приводит таблицу десяти имен Божества, как их дает Каббала, и их связь с данными духовной науки