Глава XIII

Обратно в Мамундскую долину

С неопределенным, смутным чувством удовлетворения я довел читателя обратно к укрепленному лагерю в Инаят Кила, у входа в Мамундскую долину, где так много всего произошло, с которой связано так много воспоминаний и переживаний.

Когда в полдень 15 сентября был разбит лагерь, его окружала только неглубокая, наскоро выкопанная траншея. Проходили недели, и бруствер поднимался, рвы углублялись, число окопов увеличивалось, пока все это место не превратилось в редут.

После сражения 16 сентября 2-я бригада не могла двигаться. Транспорт — жизненная сила и душа армии — в Индии имеет еще большее значение, чем в более развитых странах. Мобильность бригады целиком зависит от вьючных животных. 14 сентября многие мулы были убиты. 16 сентября полевые госпитали наполнились ранеными. Их нельзя было оставить, поскольку, если бы для них выделили соответствующую охрану, оставшаяся часть бригады была бы слишком мала для ведения активных действий. 2-я бригада была, таким образом, прикована к одному месту. Ее ударная сила была ограничена короткими вылазками. Первым делом, которым занялся сэр Биндон Блад, было восстановление ее мобильности, для чего требовалось отправить раненых на базу. Были сделаны также некоторые изменения в ее составе. На смену 11-му Бенгальскому полку, который теперь присоединился к Мохмандской действующей армии, пришла кавалерия проводников. 35-й Сикхский полк, который понес жестокие потери, был заменен 31-м Пенджабским пехотным полком из Панджкоры. «Буйволы», страдавшие от лихорадки, были заменены Королевским Западным Кентским полком из Малаканда. 7-я Британская горная батарея пришла на смену 8-й, сократившейся до четырех пушек. За неделю сражений она потеряла половину офицеров, треть мулов и четверть солдат.

Верблюды для перевозки раненых были посланы из Панджкоры. «Буйволы» сопровождали длинный конвой до линий коммуникации. Всем в лагере было жалко расставаться с ними. В сражениях этой недели они еще раз доказали, что британский пехотный батальон является костяком любой смешанной бригады, и разделили с пехотой проводников ту завидную репутацию стойкости и самообладания, которую так трудно заработать и так легко потерять на активной службе.

24 сентября сэр Биндон Блад получил приказ о своем назначении командующим 1-й дивизии направлявшегося в Тирах экспедиционного корпуса, и, поскольку переговоры с мамундскими джиргами уже велись и казалось, что можно будет достичь соглашения, он отправился со своим штабом в Панджкору. Мистер Дэвис продолжал дипломатические сношения с мамундами. 26 сентября один человек из племени джиргов явился в лагерь. В знак покорности они прислали 4000 рупий и сдали 50 ружей. Правда, все эти ружья были старых моделей, явно не те, из которых было убито и ранено столько наших солдат. На это было указано представителям племени. Они протестовали, говоря, что других у них нет. Они бедные люди, говорили они, и правительство может располагать всем их имуществом, как пожелает. Но у них нет другого оружия.

Политический чиновник был тверд, его условия были ясны. Либо они вернут 22 ружья, захваченных у 35-го Сикхского и 16-го полков, либо их деревни будут уничтожены. На это они ответили, что ружей у них нет. Все ружья, сказали они, (и, думаю, это было правдой) забрали афганцы из Кунарской долины. Они не отдадут их. К тому же — и это тоже было правдой — ружья были захвачены в «честной войне».

Один человек, который несколько лет прожил в Калькутте, особенно красноречиво говорил об этом и очень умело отстаивал свою точку зрения. Мистер Дэвис, однако, разбил его систему защиты, спросив, почему в племени не нашлось «седобородых» и почему ими предводительствовал «бабри». Дискуссия перешла к вопросу об их конфликте с британскими властями. Они признали, что посылали своих молодых людей участвовать в нападении на Малаканд и Чакдару. «Весь мир поднялся на священную войну», — сказали они. Они также признались, что прошли пять миль из своей долины, чтобы напасть на лагерь у Марханая. Почему сиркар сжег их деревню? — спросили они. Они всего лишь хотели отомстить, чтобы отстоять свою честь. Разговор вернулся к критическому моменту. Вернут они ружья или нет? Они отвечали уклончиво, что им надо посоветоваться с соплеменниками и что они дадут ответ на следующий день. Это равно было отказу, и поскольку никакого ответа 27 сентября получено не было, переговоры были прекращены.

Вследствие всего этого и из-за угрожающего поведения туземцев в Дире и Баджауре сэр Биндон Блад телеграфировал правительству Индии и рекомендовал оставить на этой территории значительные военные силы. Сделав это, он фактически отказывался от командования экспедицией в Тирах. Правительство приняло совет генерала. В его распоряжение поступили одиннадцать батальонов пехоты, семь эскадронов кавалерии и три батареи, и ему было предписано действовать по обстоятельствам, как он сочтет нужным. Он немедленно приказал генералу Джеффризу возобновить карательные операции против мамундов.

В соответствии с этими приказами 2-я бригада 29 сентября уничтожила все деревни в середине долины, от двенадцати до четырнадцати, и взорвала динамитом тридцать башен и фортов. Туземцы, которые не могли противостоять войскам на открытом пространстве, укрылись на холмах и довольствовались тем, что обстреливали с дальней дистанции кавалерийские патрули.

Мне кажется, что это подходящий момент, чтобы обсудить вопрос, связанный с сожжением деревень. Я рассказал с независимой беспристрастностью о развитии конфликта между туземцами и британскими властями. С той же беспристрастностью я рассматриваю и те методы давления на туземцев, которые использовались. В Англии по этому вопросу высказывалось много неверных суждений. Один член палаты общин спросил государственного секретаря, принималось ли во внимание при наказании деревень, что сжигаться должны были только дома виновных в антибританских выступлениях. Он получил суровый ответ, что вина владельцев домов при их сожжении принималась во внимание. Конечно, трудно представить более нелепое зрелище, чем солдаты, которые только что ворвались в деревню, выбив противника штыками, которые отражают энергичные контратаки туземцев, причем опасность с каждой минутой увеличивается и угрожает потерями, и которые при этом расхаживают среди хижин и выясняют, какие дома принадлежат повстанцам, а какие — невинным гражданам. Другой член палаты спросил, уничтожались ли целые деревни или только укрепления. «Только укрепления», — без колебаний ответил министр. Что же на самом деле? По всей афганской границе каждый дом представляет собой крепость. Деревни — это укрепления, а укрепления — деревни. В каждом доме имеются амбразуры, а есть ли при нем башня или нет зависит только от состоятельности владельца. Еще один законодатель на страницах своего развлекательного еженедельного журнала посвятил этому вопросу несколько колонок и осудил подобную тактику как варварство. Она не только варварская, утверждал он, но и бессмысленная. Куда теперь пойдут жители деревень? Конечно, к врагу! За этим заявлением скрывается, пожалуй, самое удивительное непонимание истинного положения дел. Автор, похоже, вообразил, что племена состоят из регулярной армии, которая сражается, и мирного законопослушного населения, которое занимается своим делом и время от времени, возможно, протестует против чрезмерных военных расходов. Что же до реального положения вещей, то каждый житель этих мест становится и остается солдатом с того момента, когда он оказывается в состоянии швырнуть камень, и до того времени, пока он в состоянии нажать на курок, после чего, вероятно, его убивают, так как он становится обузой для общества.

Вооружившись этими откорректированными фактами, я приглашаю читателя самого разобраться в вопросе о законности сожжения деревень. Лагерь британской бригады, которая движется по приказу правительства Индии и с согласия народа Объединенного Королевства, подвергается ночной атаке. Убито несколько офицеров, солдат и дорогостоящих вьючных животных. Нападавшие отступают в горы. Последовать туда за ними невозможно. Их нельзя поймать, их нельзя наказать. Остается только их собственность — эта собственность должна быть уничтожена. Их деревни становятся заложниками их хорошего поведения. Они прекрасно знают это, и когда атакуют конвой или лагерь, то делают это потому, что рассчитали стоимость потерь и пришли к выводу, что дело того стоит. Конечно, это жестокость и варварство, как и многое другое в войне, но было бы крайне нелогично считать законным уничтожение человеческих жизней и незаконным — уничтожение имущества.

В официальном языке для сожжения деревень обычно употребляют эвфемизмы «было захвачено и наказано столько-то деревень» или же «укрепления были снесены». Я не верю во все эти иносказания. Отсутствие уверенности, которое демонстрирует правительство Индии, в лучших традициях британской демократии, является наименее привлекательной из его черт. Людям нашего острова требуется только, чтобы дело было им прямо и честно изложено, и тогда они найдут разумное и практичное решение. Если это не так, то мы не должны занимать то привилегированное место в мире, которое занимаем.

Но вернемся в Мамундскую долину. 29 сентября около дюжины деревень на равнине были уничтожены без всяких потерь с нашей стороны. 30 сентября дело повернулось иначе. Деревня Агра соприкасается с деревней Загай, захват которой мы уже описали. Она стояла в обширной горной впадине на местности столь пересеченной и неровной, что передвигаться по ней было трудно. На крутом склоне горы были разбросаны огромные скалы, некоторые высотой футов в тридцать. Среди них были зажаты хижины и узкие террасы, на которых рос урожай и которые поднимались одна над другой гигантскими ступенями по десять-двенадцать футов. Нападение на это место было затруднено еще и тем, что в той же западине находилась еще одна деревня, Гат, которую приходилось занимать одновременно. Это заставило бригаду атаковать более широким фронтом, чем позволяла ее численность. Стало очевидно, как только кавалерия проводников подошла к холму, что здесь готовится сопротивление. Невооруженным глазом можно было видеть несколько красных знамен, а в полевой бинокль были различимы многочисленные фигуры, усеявшие гребни и отроги. Эскадрон, наступая настолько быстро, насколько позволяла неровная местность, вскоре попал под огонь отдельных стрелков. Затем бригада вступила в бой в следующей формации: кавалерия на левом фланге прикрыла вход в обширную долину, откуда могла исходить угроза флангу. Пехота проводников и Королевский Западный Кентский полк продолжили линию до центра атаки, 31-й Пенджабский пехотный полк двигался против отрогов справа от деревни, 38-й Догрский полк оставался в резерве. Бой начался со штурма пехотой проводников отрогов слева от вражеских позиций. Их упорно защищали, и они были укреплены сунгарами, за которыми укрывались защитники. Туземцы, пользуясь великолепным прикрытием, открыли беглый огонь. Вскоре стало очевидно, что враг не собирается отбивать атаку. Когда войска подошли на сто ярдов и примкнули штыки, около дюжины отчаянных храбрецов еще отстреливались из-за сунгаров. Афридская и патанская роты проводников с криками торжества, перешедшими в пронзительный вой, вырвались вперед, взобрались на холм, как могут влезть на него только горцы, и очистили гребень. На другой стороне холма видны были фигуры отступавших туземцев, и многих из них подстрелили прежде, чем они смогли найти укрытие.

Солдаты Западного Кентского полка вышли теперь на одну линию с проводниками справа от них, и пока первые удерживали захваченный ими хребет, британский полк двинулся в деревню. Здесь сопротивление стало очень жестоким. Пересеченная местность, поднимавшаяся террасами, покрытыми высокими побегами, причем некоторые из этих террас были до десяти футов в высоту, благоприятствовала ближнему бою. С обеих сторон следовало ожидать тяжелые потери. 31-й Пенджабский пехотный полк, который занял отрог справа, вскоре сомкнулся с Западным Кентским, и оба полка вступили в жаркую схватку. Вскоре стало ясно, что войск для поставленной задачи явно не хватает. Слева пехота проводников не могла оставить отрог, который она захватила, иначе враг снова бы занял его. В результате между проводниками и Королевским Западным Кентским полком образовался зазор, и это позволило туземцам обойти левый фланг британского полка, в то время как справа 31-й Пенджабский полк был также охвачен противником с фланга.

Британский полк пробился через деревню и столкнулся с врагом, занявшим надежную позицию за сунгарами, разбросанными на полях за деревней. Здесь ему пришлось остановиться. Передовая рота захватила штурмом одно из этих укреплений, но противник немедленно отступил вверх по холму. Около пятнадцати человек было в укреплении и примерно еще тридцать — прямо за ним.

Из тех, кто был внутри, четверо или пятеро были немедленно убиты или ранены. Сунгар оказался настоящей ловушкой, и роте приказали отступить. Лейтенант Броуни-Клайтон, который оставался там до конца, руководя отступлением, был убит наповал пулей, перебившей артерию. Два или три человека, которые остались, передавали его тело через стену, когда на них бросились около тридцати гази и оттеснили их вниз. В ста пятидесяти ярдах от этого места находился майор Вестерн, который командовал резервными тремя ротами Западного Кентского полка. Он немедленно приказал капитану Стайлзу вновь занять сунгар и отбить тело офицера. Рота атаковала. Капитан Стайлз первым добежал до каменной стены, в то время как лейтенант Джексон очистил ее от оставшихся врагов. Пять или шесть человек были ранены во время атаки, остальные ворвались в сунгар. Вскоре оказалось, что передовую позицию этой роты удержать невозможно, и им был дан приказ отходить к краю деревни, где сражался весь остальной полк.

Тем временем 31-й Пенджабский пехотный полк, который наступал справа под командованием полковника О'Брайана, попал под жестокий обстрел со скалистого хребта на фланге. Он вел упорную атаку на большую кучу камней, которую удерживал противник. Вскоре бой продолжился на короткой дистанции. Две передовые роты вели перестрелку с дистанции в сто ярдов. Положение осложнял перекрестный огонь с правого фланга.

Полковник О'Брайан быстро переходил с места на место, направляя огонь и воодушевляя своих людей, которые были ему преданы. Вскоре вражеские стрелки обратили внимание на его высокую фигуру и стали вести прицельный огонь. Долгое время, хотя пули взрывали землю вокруг, они не задевали его, но в конце концов он был ранен в грудь, и его, смертельно раненого, вынесли из боя.

Напор со всех сторон стал настолько сильным, что бригадир, опасаясь, что войска могут увязнуть в этой схватке, дал приказ отступать. Но деревня уже горела, и противник, который тоже понес тяжелые потери в ближнем бою, не преследовал нас с прежней энергией. Батарея подошла на шестьсот ярдов к линии противника и открыла беглый огонь шрапнелью, чтобы очистить те отроги, которые господствовали над линией отступления. Снаряды с воем пронеслись над головами солдат Западного Кентского полка, которые уже покинули холм и подходили к пушкам, и разорвались в клубах белого дыма на гребне отрога, взрывая землю сотнями пуль, содержащихся в них, и поднимая клубы темной пыли.

Наконец отступление было завершено, и бригада вернулась в лагерь. Присутствие кавалерии, которая прикрывала тыл, не давало противнику спуститься с холма.

На обратном пути я наблюдал страшное зрелище. Во главе колонны с носилками везли тела убитых, которые взвалили на мулов и привязали веревками. Ноги болтались с одной стороны, голова — с другой. Длинные черные волосы сикхов волочились по земле, измазанные кровью и пылью, что придавало их фигурам отвратительный вид. Однако другого способа не было, и это было лучше, чем оставлять их останки на поругание и осквернение тем дикарям, с которыми мы сражались.

Как только сэр Биндон Блад, находившийся в своем лагере в Панджкоре, получил известие о сражении 30 сентября, он решил, что он сам двинется в Инаят Кила с подкреплениями[8]. Он прибыл 2 октября вместе с 8-й горной батареей, подразделением 24-го Пенджабского пехотного полка и двух отрядов кавалерии проводников. Он также приказал горной легкой пехоте и четырем орудиям 10-й полевой батареи немедленно последовать за ним. Он был полон решимости предпринять еще одну атаку на Агру и сжечь деревню Гат, которая была не полностью уничтожена. Эта атака была назначена на 5 октября. К этому времени должны были прибыть большие 12-фунтовые пушки полевой батареи, и на позициях врага можно было бы сконцентрировать огонь четырнадцати орудий. Каждый старался любой ценой завершить выяснение отношений с туземцами.

3 октября войска получили приказ захватить и сжечь деревню Баделай, против которой 16 сентября вели боевые действия «Буйволы» и откуда они были спешно отозваны для поддержки 35-го Сикхского полка. В атаке на деревню и ее уничтожении не было ничего нового и необычного, туземцы отступили перед нашими войсками и не оказывали сильного сопротивления. Но, как только бригада направилась к лагерю, они показались в гораздо большем количестве, чем мы видели до сих пор. Поскольку кавалерия не могла действовать среди высохших русел, на пересеченной местности, они смело выступили на равнину. Огромным полумесяцем, длиной около четырех миль, они следовали за отступающими войсками. Оживленная перестрелка началась с расстояния в восемьсот ярдов. Обе батареи вступили в бой, каждая выпустила около девяноста снарядов. В бой вступили все батальоны бригады. Враг, численность которого оценивалась примерно в три тысячи, понес большие потери и отступил около 2:30, когда войска вернулись в лагерь. Сэр Биндон Блад и его штаб наблюдали за операцией и делали рекогносцировку местности.

На следующий день прибыли горная легкая пехота и полевые орудия. Первая насчитывала семьсот человек и вид у них был бравый. Их было столько же, сколько солдат в любых двух батальонах бригады. Пушки совершили трудный переход по неровной местности и бездорожью. Им пришлось пробивать свою собственную колею, и во многих местах их приходилось тащить на руках. 10-я полевая батарея проникла вглубь страны на шестьдесят миль дальше, чем любой другой колесный транспорт. Артиллеристов приняли очень тепло. Весь лагерь с удовлетворением смотрел на длинные полированные стволы, которые могли забросить 12-фунтовый снаряд за тысячу ярдов — дальше, чем горные пушки могли метнуть 7-фунтовый. Им, однако, не суждено было явить свою мощь. Мамунды опять запросили мира. Они устали от борьбы. Их долина была опустошена. Приближался сезон осеннего сева. Прибытие подкреплений убедило их, что правительство полно решимости отстаивать свои условия. Майор Дин сам отправился вести переговоры. Тем временем все важные операции были отложены, хотя фуражировка и стрельба по лагерю продолжались, как прежде.

Сил теперь было достаточно, чтобы сформировать две бригады, и с прибытием бригадного генерала Миклджона это было осуществлено.

Я хотел бы передать читателю, которому не приходилось служить в действующей армии, некоторые ощущения, уравновешивающие тяготы войны. Здоровый свежий воздух, яркие события, возбуждение, благородная и радостная дружба, шансы отличиться, доступные каждому, делают жизнь острее и интереснее, наполняя ее редкими удовольствиями. Неопределенность и важность настоящего уменьшают значение прошлого и будущего, делают его незначительным, избавляют голову от мелких проблем. А когда все уже позади, остаются воспоминания, которые мало кто из людей не считает драгоценными. Что же до трудностей, они хоть и суровы, но переносимы. Помимо всего этого, сильно повышаются шансы познакомиться с иным миром. Но, так или иначе, мы сталкиваемся с печальным, но упорным фактом. В этой противоречивой жизни разум людей столь прозаичен, душа столь материальна, а дух столь слаб, что нет никого, кто бы, пробыв месяцев шесть на активной службе, не был бы рад вернуться домой в целости и сохранности к монотонным удобствам мирной жизни.

Примечания:

8

После сражения 30 сентября подполковник Макрай 45-го Сикхского полка был послан командовать 31-м Пенджабским пехотным полком вместо подполковника О'Брайана, а сам я временно был определен на другую вакантную должность. Это, я думаю, первый случай, когда британский офицер был приписан к туземному пехотному полку. Доброта и обходительность, с которой я был принят, позволяют мне надеяться, что это будет не последний случай.