Глава VII

Поход против мохмандов

Начиная с этой главы должно точка зрения, с которой ведется рассказ, меняется. До сих пор весь ход событий излагался в манере беспристрастного исторического повествования. Но с этого момента я могу полагаться на свою собственную память, равно как и на свидетельства других очевидцев[7].

Трудно сказать, приобретает ли что-нибудь историческое повествование или теряет от того, что ведется от лица очевидца. Если оно становится более точным в деталях, то может потерять в соразмерности. Это слишком сложный вопрос, по которому я предпочел бы не высказываться.

В этой главе мы переходим также к новой фазе в действиях Малакандской армии. Теперь ее противником стали мохманды, и место действия переносится из Свата в Баджаур. Прежде чем направиться в эту страну, желательно было бы вкратце рассмотреть те причины и события, которые заставили правительство Индии отправить экспедицию против этого могущественного и воинственного племени.

Приливная волна фанатизма, которая захлестнула границу, повлияла и на мохмандов, равно как и на все прочие приграничные народы. Однако ситуация здесь в некоторых важных аспектах отличалась от той, что была в долине Свата. Мохмандов никто специально не раздражал, и никто не вмешивался в их дела. Никаких военных дорог через их территорию не проходило. Никакие укрепленные посты не провоцировали их на враждебные действия, никто не покушался на их независимость. Если бы и в отношении других народов они уважали ту изоляцию, которой они столь долго наслаждались, они еще неизвестно сколько времени могли бы пребывать в том состоянии вырождающегося варварства, которое почему-то так нравится некоторым англичанам.

В сердце дикого и унылого горного региона, где живут эти свирепые племена, находятся храм и селение Джароби. Храм представляет собой освященный сарай, а селение — укрепленные трущобы. Это мрачное, но никем не тревожимое убежище служило приютом священнослужителю преклонных лет и особой святости, известному как Хадда-Мулла. Звали его Наджим-уд-дин. Эта личность, однако, несколько раз заставляла правительство Индии обратить на себя внимание. Примерно тринадцать лет назад Наджим-уд-дин поссорился с эмиром Афганистана и поднял против него мохмандов. Эмир потребовал от своего мятежного подданного — ибо родиной муллы является Хадда, селение в Афганистане — чтобы он дал ответ за свое поведение, явившись в Кабул. Но лукавый мулла не принял приглашения и удалился на независимую территорию мохмандов, где и проживал с тех самых пор.

Эмир был готов забыть об оскорблении. В письме к своему главнокомандующему — «сипах салару», близкому другу муллы — он описывал последнего как «светоч Ислама». Правда, в пределах своих владений иметь столь яркий светоч он не хотел, хотя было вполне уместно выразить свое уважение к столь святому человеку, проживающему за границей. Поэтому он велел своим чиновникам заботиться о нем и уважать его. Таким образом он обрел мощное оружие, которым в подходящий момент мог воспользоваться. То ли кем-то подстрекаемый, то ли по личным мотивам, Хадда-Мулла издавна был ярым врагом британских властей. В 1895 г. он послал мохмандских воинов противостоять читральскому экспедиционному корпусу. С тех пор он активно занимался, проповедуя или переписываясь с другими муллами, созданием коалиций, противостоящих надвигающейся цивилизации.

В то время как Безумный Факир будоражил Сват и Бунер, этот могущественный священнослужитель подстрекал мохмандов. И хотя известно было, что в душе он трус, его святость и тот факт, что он был их собственным святым, возбуждали это дикое племя не меньше, чем его красноречие. Был провозглашен джихад. Как долго Ислам будет подвергаться оскорблениям? Как долго его последователи будут прятаться в пустынных северных землях? Мулла призывал их восстать и принять участие в уничтожении белых захватчиков. Тот, кто падет — станет святым, кто останется в живых — обретет богатство.

Грабеж вкупе с райским блаженством был слишком большим соблазном. 8 августа огромная толпа, около 8000 человек, пересекла границу, вторглась на британскую территорию, сожгла деревню Шункаргарх и атаковала форт Шабкадр. Это передовой пост в системе пограничных укреплений, расположенный примерно в девятнадцати милях к северо-западу от Пешавара. Обычный его гарнизон составляют около пятидесяти человек пограничной полиции. Он хорошо укреплен и предназначен для того, чтобы отвлекать внимание и задерживать продвижение разбойничьих банд до тех пор, пока не выступит пешаварский гарнизон. Обе эти задачи были в данном случае выполнены блестяще.

Как только в Пешаваре получили известие о вторжении мохмандов, был мобилизован летучий отряд, который проследовал, под командованием лейтенант-полковника Дж. Б. Уона 20-го Пенджабского пехотного полка, по направлению к форту. На рассвете 9 августа солдаты увидели многочисленных туземцев, которые заняли сильную позицию у Шабкадра. Подразделение, которое было в распоряжении полковника Уона, насчитывало всего 750 человек.

У противника было не менее шести тысяч. Тем не менее решено было немедленно атаковать.

Пехота при наступлении могла атаковать фронтом шириной только в шестьсот ярдов. Линия противника, будучи намного длиннее, быстро охватила оба фланга. Началась перестрелка, британский отряд нес потери. Был дан сигнал к отступлению. В этот момент на поле боя прибыл бригадный генерал Эллес, командующий Пешаварским округом. Он немедленно приказал эскадронам 13-го Бенгальского уланского полка переместиться на правый фланг, атаковать во фронт и задержать продвижение противника. Прозвучал сигнал «прекратить огонь», как на маневрах. Наступила пауза. Большинство солдат не видели маневра кавалерии, но неожиданно все заметили, что огонь противника ослаб. Затем туземцы начали в беспорядке отступать.

То, что эти дикари преднамеренно вторглись на британскую территорию, не могло остаться безнаказанным. Однако колебание и нерешительность, высказанные индийским правительством в случае с бунервалами и позорная эвакуация фортов на Киберском перевале были еще столь свежи у всех в памяти, что приказ о походе против мохмандов был встречен во всей армии с чувством глубокого облегчения. Общий план операции, разработанной главнокомандующим, был следующим.

1. Сэр Биндон Блад с двумя бригадами Малакандской действующей армии и соответствующим числом кавалерии и артиллерии должен двигаться через южный Баджаур к Навагаю и 15 сентября вторгнуться оттуда на территорию мохмандов.

2. В тот же самый день генерал-майор Эллес с равным количеством войск должен покинуть Шабкадр и двинуться через горы на северо-восток для соединения с ним.

3. Осуществив этот маневр, объединенные силы под верховным командованием сэра Биндона Блада должны будут пройти через мохмандские территории обратно в Шабкадр. По пути они должны зайти в Джароби, селение Хадда-Муллы, покарать туземцев по мере необходимости и обеспечить их покорность. Затем войска будут необходимы для экспедиции в Тирах, решение об организации которой принято к настоящему времени.

Тот факт, что о характере местности, следующей за Навагаем, ничего толком не было известно, поскольку карт ее не существовало, как не было известно, можно ли будет добыть там пищу, фураж и воду, несколько затруднял приготовления к этой операции. Рацион колебался в весьма широких пределах, а чтобы быть готовыми ко всем случайностям и препятствиям, которые могут возникнуть на незнакомой местности, сэр Биндон Блад обеспечил всю свою 2-ю бригаду мулами в качестве транспорта. 3-я бригада, чью поклажу везли верблюды, должна была следовать за ней, пока дорога была проходима для верблюдов.

Для большей ясности и краткости я сначала опишу все марши и маневры, посредством которых сэр Биндон Блад перебросил свои бригады через Панджкору. После того, как Малакандская действующая армия благополучно встанет лагерем в Госаме, читателю будет предложено вернуться и рассмотреть некоторые события, имевшие место в пути.

2 сентября из Симлы был получен приказ к выступлению. Следуя этим инструкциям, сэр Биндон Блад приказал бригадному генералу Уодхаузу с 3-й бригадой, которая предварительно была переведена из Уча за несколько дней до этого, принять охрану моста через Панджкору от туземных войск хана Дира и обеспечить безопасность перехода.

6 сентября 3-я бригада выступила из Сарая к Панджкоре и установила контроль над мостом. Они успели как раз вовремя, чтобы мост не попал в руки противника, который уже собирался занять его. 12-фунтовые пушки 10-й полевой батареи были расставлены на позициях, господствующих над проходом, а бригада расположилась лагерем на левом берегу. В тот же день бригадный генерал Джеффриз со штабом выступил из Хара в Чакдару. 7 сентября он проследовал в Сарай, 8 сентября переправился через Панджкору и встал лагерем на противоположном берегу у Коткая. 10 сентября обе бригады перешли в Госам, где сосредоточились. На линии коммуникаций с малакандским лагерем были устроены станции в Чакдаре и Сарае, с помещениями для больных и раненых. За Панджкорой был устроен передовой склад, для охраны которого, для удержания переправы, были переброшены дополнительные войска из долины Свата.

Эта концентрация войск в Госаме, выполненная с механической точностью, была вызвана настроениями туземцев в Баджауре и примыкающих к нему долинах. Там собирались огромные толпы, и до 7 сентября они выказывали явные намерения оказать сопротивление. Методичное, безжалостное продвижение мощной армии вызвало у туземцев беспокойство. Они сделали робкую попытку захватить мост через Панджкору, но, обнаружив, что их опередили, опять вернулись к переговорам. А затем неожиданно все это нагромождение, возведенное на нашем пути, опрокинулось, как опрокидывается айсберг, когда его основание подтаивает в южных водах.

Теперь, благополучно доведя бригады до Госама, я попрошу читателя вернуться в Малаканд и проехаться оттуда вдоль всего маршрута со штабом армии. 5 сентября сэр Биндон Блад и его штаб, которых я имел удовольствие сопровождать, выступили из лагеря в Котале и двинулись через равнину Хара в Чакдару. Здесь мы остановились на ночь, и, не задерживаясь, продолжили путь на следующее утро. От Чакдары до Сарая двенадцать миль. Дорога плавно поднимается вверх по долине, пока не доходит до вершины перевала Катгалла.

У Сарая ширина долины равна примерно двум милям, и горы круто поднимаются по ее сторонам. В пяти милях за Сараем дорога переходит в тропу, пригодную только для мулов и непроходимую для колесного транспорта. Несмотря на это, 10-я полевая батарея смогла протащить по ней свои пушки и благополучно доставила их к Панджкоре. Пейзаж по дороге к ущелью, где течет река, мрачный, но величественный. На противоположном берегу отвесно возвышаются огромные утесы, сама же дорога прорезана вдоль края скалы. Быстрая река впадает в узкую расселину в миле от моста и исчезает среди гор. Она изобилует рыбой, но очень стремительна и опасна, и пока войска стояли рядом с ней лагерем, погибли два артиллериста, упавшие в воду и унесенные течением.

Наконец показался мост — шаткая конструкция, висящая на проволочных тросах. С обеих сторон он имеет ворота, фланкированные башенками из сырцового кирпича. Батарея расположилась на холмике справа, и длинные дула орудий смотрели сквозь каменные амбразуры в сторону холмов на противоположном берегу. Как раз у основания этих холмов шли горячие бои во время читральской кампании.

Полевой телеграф тянулся до начала моста, и маленькая палатка с полудюжиной военных операторов отмечала конец той тонкой нити, которая соединяла нас через тысячи миль суши и моря с Лондоном. За этим местом единственным средством связи оставалась только линия сигнальных станций, мерцавшая вспышками гелиографов. Мы были на конце провода. Я часто бывал на противоположном конце и видел, как телеграфная машина отстукивает на ленте приходящие новости. Как по-разному они выглядят. Я никогда не сомневался в том, на каком конце быть. Лучше создавать новости, чем принимать их, лучше быть актером, чем критиком.

Чтобы пересечь мост, необходимо было спешиться и вести лошадей гуськом. Проход транспорта в таких условиях занимает целый день. Штаб, однако, переправился быстро и добрался до лагеря у Коткая около полудня. Отсюда мы на следующий день отправились в Госам.

У Госама 2-я бригада оставалась до тех пор, пока к ней не присоединилась 3-я и пока тянулись переговоры между политическими чиновниками и племенными джиргами. Я до сих пор старался избегать жаргонных выражений и сокращал, насколько возможно, употребление местных имен и названий. Но термин, только что приведенный, используют так свободно, что лучше будет пояснить здесь его значение. Джирга — это депутация туземцев. Она не обязательно представляет племя. Часто она может быть заявлением меньшинства. Иногда она выражает мнение только самих членов депутации. То, что, казалось бы, было решено в один день, часто пересматривается на следующий. Джирга может принять условия мира утром, а ночью лагерь подвергнется нападению. Эти джирги, однако, были подлинными депутациями, облеченными полномочиями, и говорили от имени племен. Они продолжали прибывать в течение дня и сидели на корточках перед палаткой майора Дина, чтобы ознакомится с условиями правительства. Основным условием была сдача ружей. Эта мера наказания особенно тяжела для людей, чья жизнь до такой степени наполнена войной. Но иного пути, кроме как покориться, не оставалось, и, обещав выполнить все условия, депутации удалились.

Чтобы стимулировать их усердие и рвение в сборе и сдаче оружия, совместные действия были отложены на три дня, и войска продолжали стоять лагерем в Госаме у Манды.

Я пользуюсь этой задержкой, чтобы затронуть, не без некоторого трепета, такой запутанный и темный вопрос, как племенная политика Дира и Баджаура. Все эти люди, которых подстрекает их духовенство, весьма враждебно настроены по отношению к британскому правительству, за исключением тех, кому выплачиваются субсидии. Теперь они были готовы сражаться, и их удерживал только страх, который в любой момент мог быть побежден яростью или фанатизмом. Всем этим регионом правят четыре верховных хана, влияние которых, в зависимости от места, колеблется от абсолютной власти до чисто номинального, призрачного суверенитета. Хан Дира, самый главный из них, является ставленником правительства. Он пользуется поддержкой британских властей, и, как я уже говорил, ему поручено набирать и содержать туземные войска для охраны и ремонта читральской дороги. За эти услуги он получает плату, а также некоторое количество оружия и амуниции. Его собственные подданные крайне недовольны его правлением по причине его пробританских симпатий, и он удерживает власть только благодаря той помощи, которую британское правительство предоставляет ему в виде денег и оружия.

Навагайского хана высказывать дружелюбие по отношению к сиркару заставляет страх. Его подданные возмущаются этим, и его положение шатко. Британские агенты оказывают ему некоторую поддержку, и поскольку его народ не уверен в том, какие меры готово принять правительство, чтобы его защитить, он пока что молча терпит его правление.

Положение и отношение к британцам хана Джара примерно такое же, но он является менее влиятельным вождем. Последний правитель, хан Хара, вероятно, самый честный и достойный доверия. О нем мы расскажем в следующей главе, и у читателя будет возможность составить представление о его характере по его поведению. Таким образом, в долинах, где все население настроено враждебно, правители считают целесообразным поддерживать дружеские отношения с британцами, и за это подданные ненавидят их.

Теперь следует обратить внимание на представителя народной партии. Как всегда, он сейчас не у дел. После читральской экспедиции 1895 г. Умра Хан был изгнан из своих земель и бежал в Кабул. Там он с тех пор и живет. Эмир Афганистана дал обещание британскому правительству не позволять ему сеять смуту в Баджауре. Если эмир захочет войны, он пришлет Умру Хана обратно. Это привело бы к созданию сильной группировки, особенно в Джандоле, Саларзае и Мамундской долине, враждебной британцам и союзным ханам. Но правитель Афганистана хорошо знает, что в настоящее время он мало чего добьется, зато много потеряет, если спровоцирует войну с великой державой, которая посадила его на трон и увеличила его доходы за счет субсидий. Тем временем, желая сохранить влияние среди приграничных племен и произвести впечатление на правительство Индии, он придерживает Умру Хана как козырную карту, которую можно разыграть при случае. А чтобы изгнанный хан мог поддерживать свой авторитет в Баджауре, эмир выделяет для него достаточно средств, чтобы тот мог платить своим баджаурским сторонникам и вооружать их.

Примечания:

7

Я не хочу утомлять читателя, вводя в эту историю личные моменты. Достаточно будет сказать, что не дожидаясь, пока меня призовут на действительную службу, я взял увольнение из моего полка и 20 сентября прибыл в Малаканд как корреспондент «Пионера» и «Дейли Телеграф».