Интрига МТК и выбор генерал-адмирала

Отказавшись от "Ретвизана" в качестве базового проекта, руководители МТК по-прежнему не имели четкого представления о том, каким должен быть этот базовый проект. Несмотря на то, что еще 14 марта 1898 г. совещанием под председательством генерал-адмирала "было принципиально решено" следующие за "Пересветом" и "Ослябей" броненосцы строить без деревянной и медной обшивок и с 305- мм пушками (вместо 254-мм), МТК продолжал держаться за тип "Пересвета", не представляя себе, по-видимому, никаких других вариантов. Таким и был (в том же теоретическом чертеже, с той же трехвальной установкой) новый проект, в котором для совместимости с 305-мм артиллерией были понижены высоты межпалубных пространств. Но, как ни в чем ни бывало, проектировался третий броненосец "Победа" с 254-мм артиллерией, но без медной обшивки, и МТК уже 28 марта просил разрешения генерал-адмирала и последующие корабли строить с 254-мм артиллерией. Мотивировалось это будто бы очень продолжительным сроком разработки башенных 305-мм установок. МТК что-то опять не договаривал – ведь такие установки уже проектировал для "Князя Потемкина-Таврического" Николаевский судостроительный завод, и при желании было бы нетрудно с участием петербургских заводов форсировать эти работы и создать типовой проект совершенной башни.

Но МТК, видимо, не собирался брать на себя хлопоты по координации такой работы и предпочитал их полностью переложить на какого-то одного подрядчика, нимало не смущаясь разнотипностью получающихся башен. Получив 8 апреля "Программу для проектирования" будущего "Ретвизана", Балтийский завод оказался перед необходимостью принимать решение самостоятельно и, вопреки требованиям МТК, 27 мая 1898 г. представил чертежи проектов на базе "Пересвета", но с 305-мм пушками.

Однако по причинам, которым и сегодня трудно подобрать объяснение, весь этот долговременный (с 1885 года!) и изнурительный труд поиска отечественного типа броненосца был в одночасье и с легкостью перечеркнут нежданно явившимся заграничным проектом. Его в письме от 26 мая 1898 г. предложил Морскому министерству директор завода французской фирмы "Форж и Шантье" Амабль Лагань. Журналом № 62 этот проект рассмотрели в МТК с удивительной оперативностью (уже 2 июня 1898 г.), раньше, чем проект Балтийского завода и без какого-либо с ним сопоставления.

Отмечалось, что проект составлен в соответствии с "Программой", утвержденной управляющим Морским министерством, "но с предложенным г. Лаганом оригинальным бронированием преимущественно в подводной части броненосца". Оценивая представленные фирмой материалы, МТК приходит к выводу, что "почти по всем пунктам г. Лагань может проектировать подробные чертежи броненосца в 12900 т водоизмещения в согласии с вышеупомянутой программой". Замечания вызвала лишь метацентрическая высота, которая "в видах большего обеспечения боевой остойчивости броненосца с таким усиленным бортовым бронированием" должна быть по контракту не менее 1,37 м или хотя бы 1,29 м. Одобрена была и весовая нагрузка (с запасом водоизмещения 195 т), которую при составлении рабочего проекта предлагалось ни в коем случае на превышать.

Стремление к минимизации водоизмещения, видимо, еще целиком владело умами членов МТК. Добавив, что броня должна быть выполнена по способу Крупна (французский флот ее еще не применял), и внеся ряд исправлений в спецификацию, МТК признал проект годным для дальнейшей разработки. Это решение без промедления представили "на благоусмотрение" управляющему Морским министерством. Замещавший его Ф. К. Авелан (сыгравший, может быть, решающую роль в интриге) резолюцией на журнале от 3 июня приказал об этих двух явно поставленных в неравные условия проектах доложить "его высочеству".

Дворцово-канцелярская интрига удалась полностью: генерал-адмирал отдал предпочтение проекту А. Лаганя. Было приказано "теперь же" заказать фирме броненосец по этому проекту и "выговорить в контракте доставление детальных чертежей по корпусу и механизмам для постройки таких же типов в наших Адмиралтействах".

Так с легкостью и в одночасье мановением руки великого князя, без споров и обсуждений, на целое десятилетие вперед был предрешен тип русского эскадренного броненосца. 9 июня об этом решении председатель МНС лично сообщил начальнику Балтийского завода, а 6 июля состоялось обсуждение его проекта. Ввиду решения великого князя все последующие броненосцы строить по чертежам Лаганя, проект Балтийского завода оказался просто не нужен: Дискуссия свелась лишь к оценке времени, которое потребуется на ожидание чертежей от Лаганя. В. П. Верховский считал, что чертежи по корпусу могут быть получены не ранее, как через год, а по механизмам через два года, отчего постройка кораблей "может напрасно замедлиться".

Вывод по итогам обсуждения напрашивался сам собой: чтобы покрыть очередное великокняжеское недомыслие и уменьшить риск провала программы судостроения, проекты по идее Лаганя придется разрабатывать самостоятельно. Итак, решили приступить к "немедленной и одновременной разработке подробных и детальных чертежей броненосца на Балтийском заводе и в С.-Петербургском порту для постройки первых броненосцев, придерживаясь идеи эскизного проекта г. Лаганя". Чтобы сохранить предусмотренные этим проектом скорость, осадку, артиллерию, бронирование и запас топлива на 5500 миль плавания 10-уз скоростью, признали необходимым водоизмещение корабля увеличить сверх 12 900 т.

Паровые котлы Бельвиля для этих первых броненосцев могли быть заказаны Балтийскому заводу с такими же усовершенствованиями, какие предусмотрели в проекте Лаганя. На следующий день, 8 июля 1898 г., это решение МТК было одобрено П. П. Тыртовым, приказавшим при подписании контракта с Лаганем потребовать "скорейшего доставления чертежей как корпуса, так и механизма заказываемого ему броненосца". Таким образом покончили с проектом Балтийского завода и определили пути проектирования двух других типов кораблей, названных затем "Цесаревич" и "Бородино", в основе которых лежала одна общая, представленная А. Лаганем, так поразившая петербургские инстанции "идея".

Эта глухо прозвучавшая в документах МТК "идея" в значительной мере представляла собой практическое воплощение системы взглядов известного французского корабельного инженера Э. Бергена. В известной мере она подводила итог всех достижений мирового кораблестроения, накопленных к исходу XIX в.

Французский броненосец 1 класса "Шарль Мартель".

К этому времени многое было уже сделано. В 1884 г. в России капитан 2 ранга В. А. Степанов предложил проект броненосца с линейно-расположенными четырьмя башнями с восьмью 305-мм орудиями. Флоты Европы по примеру Англии начали преодолевать сдерживающий их развитие барьер 10 000 - 12 000-тонного водоизмещения. Проекты Куниберти в Италии воплощали преимущество скоростных (до 20 уз) броненосцев с единым (хотя и 203-мм) калибром главной артиллерии. Целям массирования огня отвечали осуществленные уже в 1893 г. во Франции системы башенных установок, стреляющих одна поверх другой ("Шарль Мартель" и последующие). В США для той же цели создавали "двухэтажные" башни.

Повышению живучести и непотопляемости корабля способствовали и работы С. О. Макарова и А Н. Крылова. Благодаря им Россия первой отказалась от водоотливных магистральных труб и перешла к автономному принципу подразделения кораблей на отсеки и к более жестким (наливом воды) правилам испытания их переборок. Работы Э. Бертена, обобщив многое из этих достижений и частью предвосхищая будущее, впервые представили комплекс решений, позволявших существенно повысить живучесть броненосца и создавших проектную базу для того скачка в проектировании кораблей, который произошел с постройкой в Англии "Дредноута".

В своем подготовленном в 1949 г. к печати, но не увидевшем свет фундаментальном труде о бронировании кораблей наш выдающийся корабельный инженер В. П. Костенко выделял 17 главнейших, предложенных Э. Бертеном принципов в проектировании корабля, осуществление которых в наибольшей степени способствует выполнению его основного назначения – быть надежной, сохранившей свою плавучесть и не отклоняющейся от вертикали, подвижной платформой, обеспечивающей действие оружия.

Главнейшим средством для этого, по мнению Э. Бертена, должен был служить охватывавший корабль по ватерлинии и ограниченный двумя броневыми палубами, клетчатый слой конструктивной защиты или пояс плавучести, который снаружи прикрывался толстыми броневыми плитами бортовой брони, а изнутри-страховочной продольной броневой переборкой из мягкой стали толщиной до 40 мм. Оборудованный таким путем и разделенный внутри на непроницаемые отсеки, герметичный броневой "ящик" гарантировал боевую (не менее чем 30% от водоизмещения) плавучесть корабля. Элементы защиты располагались так, чтобы при максимальных подводных пробоинах наружная броня не могла полностью погрузиться в воду или позволить при крене обнажить не прикрытую броней подводную часть корпуса.

Полная непроницаемость переборок и палуб достигалась путем устранения или резкого ограничения числа дверей, люков и горловин, автономного действия расположенных в отсеках систем и исключением прохода трубопроводов через главные переборки. Для создания прочного опорного контура наружные броневые плиты главного пояса предлагалось ставить во всю высоту межпалубного пространства (длинной стороной не вдоль, а вверх), опирая их кромки на шпангоуты и торцы палубной брони.

В основной своей части эти принципы и были осуществлены в предложенном для русского флота проекте А. Лаганя. Исключение составил по старинке формировавшийся из двух рядов плит главный броневой пояс и меньшее (из-за ограничения водоизмещения) количество продольных переборок. Их было только три, тогда как на проектировавшемся тогда же для своего флота броненосце увеличенных размеров ("Республика", водоизмещение 14865 т) число переборок довели до пяти.

Добившись предельной и вполне себя оправдавшей комплексной рационализации конструктивной и броневой защиты, Бертен не сделал, однако, столь же далеко идущих шагов по совершенствованию артиллерийского вооружения кораблей. Оно, как и прежде, оставалось смешанным -из 305- и 152 -мм орудий. Установившийся в мире авторитет скорострельных орудий среднего калибра был еще слишком велик, понятие о массировании огня тяжелых орудий вовсе отсутствовало, и этим орудиям в проектах начала века по-прежнему отводилась едва ли не вспомогательная роль.

Так созданные Куниберти, выдающиеся по своим достоинствам, итальянские 20-уз броненосцы типа "Бенедетто Брин" (13 200 т. 1901 г.) имели на вооружении четыре 305-, четыре /03- и двенадцать 150-мм (не считая мелких) орудий, а спущенные на воду в год начала русско-японской войны четыре броненосца типа "Витторио Эмануэле" (водоизмещение 12 600 т) были вооружены двенадцатью 203-мм и только двумя (по одному в башне) 305-мм орудиями. Эти пушки предполагалось вводить в действие к концу боя, когда противник будет достаточно ослаблен стрельбой с дальних дистанций фугасными 203-мм снарядами. Тогда, сблизившись, можно снарядами тяжелых орудий пробить цитадельную броню противника и покончить с ним или принудить к сдаче. Этих же взглядов, судя по разработанному в 1898 г. проекту главного корабельного инженера Балтийского завода В. X. Оффенберга *, придерживались и в русском флоте.

* В своем цензовом (квалификационном) проекте В. X. Оффенберг предлагал броненосец со скоростью 17 уз и водоизмещением 12 360 т, вооруженный двумя 305- и двадцатьюшестью 152-мм пушками.

Итальянский броненосец "Бенедетто Брин".

В этом же направлении шла и мысль французских инженеров, которые свои броненосцы типа "Республика" постройки 1902 и 1903 гг. вооружали четырьмя 305-мм и восемнадцатью 165-мм пушками. Рутина царила повсюду, и даже В. А. Степанов – автор предложенного в 1884 г. смелого проекта корабля с восемью 305-мм пушками, предвосхищавшего тип "Дредноута", не пытался к нему вернуться. Если по составу основной артиллерии, повторявшей тип "Ретвизана" (4 305- и 12 152-мм пушек), броненосец по проекту А. Лаганя не отличался от установившегося в мире стандарта, то по расположению этих орудий он, бесспорно, превосходил всех своих современников.

Еще в типе спущенного на воду во Франции в 1893 г. "Жорегиберри" (11900 т, 18,9 уз) осуществили оригинальное восьмибашенное расположение главной и средней артиллерии (две 305-мм, две 274-мм и восемь 140-мм пушек), позволявшее вести сильный огонь не только с борта. Для этого путем последовательного смещения башен к бортам создавалось три параллельных ди- ректриссы стрельбы: из носовой башни 305-мм орудий, из двух парных башен четырьмя 140-мм пушками и из вынесенных на борт башен 274-мм орудий. Питая неодолимое пристрастие к одноорудийным башням, французы на спущенном в том же 1893 г. броненосце "Шарль Мартель" (11882 т, 18,1 уз) установили рекордное их число: по одной для каждого из таких же, что и на "Жорегиберри", 12 орудий. Впервые (для отнесенных к борту трех башен) предусмотрели стрельбу из одной башни поверх другой. Но это многообещавшее линейно-возвышенное расположение башен в тот момент дальнейшего развития не получило. Повторив его в типах "Массена" (1895 г.) и "Бувэ" (1896 г.), на которых башни, словно ласточкины гнезда, прилеплялись к борту, опасно нависая над его крутым завалом внутрь, французы в типах "Шарлемань" (1896 г.) и "Иена" (1898 г.) резко уменьшили число башен и всю среднюю артиллерию расположили в казематах. Это симптоматичное решение, соответствовавшее принятым и на русских броненосцах от типа "Пересвет" до "Ретвизана", верно улавливало тенденцию грядущего перехода 152-мм пушек в разряд вспомогательных, а потому и не заслуживавших применения для этих столь конструктивно сложных и дорогих башенных установок.

Но французы не сумели удержаться на этой принципиальной позиции и не только в проекте "Республика" вернулись к башням для средней артиллерии, но успели "толкнуть под руку" и Россию, которая, приняв проект А. Лаганя, тоже отступила от уже имевшегося у нее собственного типа оптимального корабля.

Для Франции, не собиравшейся ни с кем воевать, возврат к многобашенным кораблям остался в истории никому не опасной игрой амбиций боровшихся между собой воззрений и школ кораблестроения. Для России, решавшей вопрос жизни и смерти на Дальнем Востоке, французский образец имел фатальные последствия. Нельзя не удивляться, с какой чиновной безропотностью собрание почтенных адмиралов склонилось перед волей великого князя. Ведь все принципы нового кораблестроения, которые сумел систематизировать Э. Бертен, могли быть с успехом реализованы (а частью уже и присутствовали) в проекте Балтийского завода. И наберись кто-либо из адмиралов гражданского мужества или проведи МТК хотя бы элементарное сопоставление достоинств башенной и казематной артиллерии, вопрос мог повернуться иначе. Тогда бы стало ясно, что, кроме неоправданной сложности, чрезмерной дороговизны, трудоемкости, башни 152-мм орудий уступают в скорострельности казематным установкам, сложнее их в оборудовании, неудобны для модернизации. Только с началом войны выявилось отравляющее действие выходивших при заряжании из стволов газов, которые одурманивали людей и заставляли через каждый выстрел чередовать у орудий штатных комендоров и прислугу.

Броненосец "Шарль Мартель". На фото видны мачты с тройными марсами и пологий борт в кормовой части корабля.

Нетрудно представить, каковы были в этих условиях скорость и меткость стрельбы. Увы, умов, способных на подобное предвидение, в то время не нашлось. И потому необходимое средство против отравления прислуги – продувание каналов стволов после выстрела – в русском флоте появилось только после войны. Как, впрочем, и многое другое: зарядные станки, приборы для проверки меткости и т. д. Так невежество адмиралов и безответственность великого князя уже за пять лет до войны формировали основы грядущего поражения.

Больно даже представить, насколько иными были бы предвоенные обстоятельства, если бы Россия предпочла собственный тип, уже воплощенный на основе "Потемкина" и "Пересвета" в проекте "Ретвизана" и вариантах Балтийского завода. Не исключено, что меньший срок постройки этих кораблей позволил бы успеть сосредоточить их на Дальнем Востоке и война вообще могла быть предотвращена.

Парадокс неожиданного выбора Россией проекта А. Лаганя который, начали осуществлять весьма большой даже для западных мерок серией, по- видимому, подтолкнул к этому решению и французов. Они, правда, и до того поражая мир экстравагантными проектами (тройные боевые марсы, исключительное обилие надстроек, превращавшие их корабли, по отзыву современников, в "гранд-отели"), не удержались на типе двухорудийных башен средней артиллерии и уже в типе "Демократия" (1904 г.) снова вернулись к башням с одним орудием. Наиболее распространенным объяснением популярности этого решения была более точная стрельба из орудия, установленного по центру вращения башни, тогда как двухорудийная установка создавала риск ее поворота при несогласованных выстрелах. В русском флоте подобных опасений не знали и стабильно, исключая заказанный во Франции "Баян", придерживались типа двухорудийной башни. К тому же при жестком ограничении водоизмещения одноорудийные башни были бы уже и вовсе непозволительной роскошью.

Так причудливо, то делая шаг к прогрессу, то отступая назад, совершался обмен техническими идеями между отечественным и мировым судостроением. Не проявив той проницательности, какую обнаружили американцы, оценившие тип "Ретвизана" и создавшие на его основе серию кораблей для своего флота, Россия сделала ставку на французский тип и тем предопределила весь ход последующего предцусимского пятилетия в своем судостроении.

Учтя первые уроки поспешного заключения контракта с г. Крампом, МТК и ГУКиС с заказом броненосца А. Лаганя были более осмотрительны. Проект контракта и предварительная спецификация, представленные А. Лаганем при письме от 26 мая, прошли обстоятельную экспертизу в отделах МТК и подверглись существенной корректировке. Так фирме предложили учесть замечания, сделанные ранее по проекту крейсера водоизмещением 7800 т (будущий "Баян"), прямо оговорили применение брони Круппа (а не той, что "применялась во французском флоте"), броневую защиту всех надводных торпедных аппаратов (за все это Крамп, благодаря недомыслию ГУКиС, получил добавочную плату), телефоны системы лейтенанта Колбасьева и т. д. Существенно ужесточили нарастающую шкалу штрафов за недостижение контрактной скорости.

И если англичане, осознав, видимо, вспомогательный характер 152-мм орудий, сочли их размещение в башнях конструкторским расточительством и на всех своих кораблях применяли только казематное их расположение, то в России четкая концепция явно отсутствовала. В очередной раз застигнутый врасплох МТК оказался вынужденным отказаться от, уже прочно утвердившихся казематов и в проекте А. Лаганя опять вернуться к башням. И вот, теперь безвозвратно упустив время, министерство снова оказалось перед необходимостью принятия поспешных решений.

К числу таких фатальной значимости решений, бесспорно, принадлежит и постановление МТК (журнал № 80 от 7 июля 1898 г.) строить новые броненосцы, "придерживаясь идеи эскизного проекта г. Лаганя". Тем самым, уходя от простого и хорошо отработанного типа броненосца с казематными установками 152-мм орудий, отечественное судостроение становилось перед необходимостью осваивать новый и существенно более сложный тип многобашенного корабля. Вместе с наличием восьми башен проект отличала и специфически французская, обещавшая многократное повышение трудоемкости постройки, криволинейная конфигурация надводного борта. Выделялись и мощные, непомерной величины, боевые марсы, заставлявшие вместе с высоко установленными башнями особо заботиться об обеспечении остойчивости корабля.

От всех этих проблем был свободен отражавший американскую практичность и накопленный Россией положительный опыт, уже одобренный МТК проект вполне отвечавшего мировому уровню "Ретвизана". Но мысль о том, что этим проектом оптимальный тип корабля сам "идет в руки" и его следует сделать базовым для всех последующих броненосцев, ни в МТК, ни в ГМШ ни разу не появилась. И в этом было одно из горьких знамений послешестаковской эпохи, когда перед объявленной свыше волей в покорстве и безгласности склонялись все авторитеты. Времена адмирала И. Ф. Лихачева и лейтенанта Л. А. Рассказова, когда еще можно было позволить себе без вреда для карьеры отстаивать перед высшей властью полезные для отечества конструктивные идеи, были уже повсеместно забыты.

Все эти обстоятельства усугублялись выходящим за все пределы здравого смысла непомерным сроком постройки, который сумела выговорить себе французская фирма.

Это позволяло не спешить с началом работ на стапеле. Соответственно (для освоения чертежей и их переработки) приходилось искусственно сдерживать работы и на привязанных к французскому прототипу русских кораблях в Петербурге. Учитывая к тому же и трудности отечественного судостроения, задержка готовности этих кораблей становилась неизбежной.

Во многом благодаря усилиям русских инженеров удалось решить все вставшие при постройке броненосцев типа "Бородино" проблемы и еще до Цусимы создать предпосылки грядущей реформы системы казенного судостроения. Поставленные перед необходимостью следовать за лидером, роль которого была отведена неспешно разрабатывавшемуся проекту А. Лаганя, наши корабелы лишались возможности ускорения темпов постройки. Им приходилось не только во всех подробностях повторять характеристики, основные технические решения, технологические осложнения, сопровождавшие строительство французского прототипа, но и, сверх того, испытывать и все последствия организационного кризиса, в котором находилось отечественное судостроение.

Броненосец "Жорегиберри": а) – наружный вид и вид с носа; б) – продольное и поперечное сечения; в) – вид сверху.

Французский броненосец "Жорегиберри" явился прототипом при проектировании броненосца "Цесаревич".

Решив разрабатывать чертежи корабля самостоятельно и признав необходимым для гарантии заданных характеристик увеличить его водоизмещение, русские тотчас же оказались перед необходимостью полной переделки всего проекта. Тем самым все преимущества использования поступавших из Франции чертежей в значительной мере утрачивались, и, что всего хуже, работы на этих кораблях (в отличие от строившихся за границей, где значительная часть оперативных задач могла решаться наблюдающими на месте) автоматически вводились в русло казенной организации. Это означало, что их строителям, как и прежде, предстояло пройти через изнурительную и всегда затяжную процедуру утверждения чертежей в МТК, испытать на себе гнет и произвол некомпетентного, но с апломбом выполнявшего руководящие функции портового начальства, полной мерой прочувствовать вкус казенной экономии, познать мучительную томительность ожидания то и дело запаздывавших контрагентских поставок.

Так, благославляя создание техники вчерашнего дня, МТК в течение всего 1898 г. был еще не в состоянии (как того и опасался П. П. Тыртов) определиться с новым, отвечающим изменившимся обстоятельствам типом броненосца по французскому образцу.

При всей исключительной важности именно этой работы (от нее зависела постройка главной ударной силы новой программы -5 эскадренных броненосцев), она вовсе не была приоритетной. Наравне с ней не меньшего внимания МТК требовали текущие работы и рассмотрение всех других, проходивших в это время проектов кораблей, строившихся в России и заказанных за границей.

Между тем проблема разработки проекта по французскому образцу оказалась гораздо сложнее, чем это представлялось вначале. Балтийский завод, которому предписывалось ни в чем не отступать от размеров корпуса, предусмотренных проектом А. Лаганя, в своем представленном в МТК 22 декабря 1898 г. проекте главных машин выступил с критикой этих заданий. Речь шла об извечной и общей для всех флотов мира проблеме – несоответствии сдаточных скоростей кораблей тем, которые они развивали при последующей службе в составе флота. По мнению начальника завода С. К. Ратника, осуществленный по проекту А. Лаганя броненосец будет лишь "гастрольным", то есть таким, контрактная скорость которого будет достигнута лишь однажды за счет искусства особо натренированных для сдачи "артистов-кочегаров". Эти "гастролеры", однажды появившись на корабле, могут выгнать из корабля конструктивную скорость, но для обычной судовой команды она останется навсегда недостижимой. Чтобы корабль смог и во время службы развивать свою проектную скорость, необходим запас паропроизводительности котлов.

Поэтому Балтийский завод рекомендовал принять второй из разработанных им вариантов проекта, предусматривавший удлинение корабля на 3,6 м (до 122,2 м против 118,6 м у А. Лаганя), увеличение числа котлов Бельвиля с 20 до 25 и уменьшение толщины главного и верхнего броневых поясов с 254 и 203 до 203 и 165 мм. Тогда дополнительный вес котлов компенсирует уменьшение веса брони, а водоизмещение можно будет сохранить почти таким же (13 300 т), как и в проекте А. Лаганя (12 900 т), и 18-уз скорость при мощности машин 17 000 л. с. будет действительно гарантирована.

Двухорудийпая башенная установка для 140-мм орудий на броненосце "Жорегиберри".

Однако МТК не счел возможным допустить столь существенные отклонения от образца, и к которому предложил вернуться во всех деталях. Балтийский завод не стал спорить, но вместе с переданным проектом представил еще несколько вариантов. Их обсуждение (журнал МТК по кораблестроению № 19 от 9 февраля 1899 г.) вновь обнажило всю глубину разброда во взглядах на главнейшие характеристики броненосца и, что хуже всего, отсутствие в них доказательной научной мотивировки. Все доводы, как и при обсуждении прежних проектов, были основаны лишь на личных вкусах, впечатлениях и пристрастиях.

Поэтому даже такое, как ни странно, опережавшее время мнение контр-адмирала З. П. Рожественского о негодности для вооружения броненосцев 75-мм пушек (вместе с предлагавшейся для их защиты броней) поддержал только В. К. Витгефт. Но и он был далек от "дредноутного" предвидения. Вместо столь, казалось бы, очевидного следующего шага -увеличения числа 305-мм пушек за счет замены 152-мм и 75-мм пушек единым противоминным калибром, он предлагал лишь заменить 75-мм пушки на 120-мм, а остальную артиллерию не менять. Коренной ревизии вооружения не получилось, и в проекте уцелели не только 75-мм, но и множество еще более никчемных для корабля 47- и 37-мм пушек и даже пулеметы. Не нашло поддержки и мнение В. П. Верховского (к нему присоединились только З. П. Рожественский и А. А. Бирилев) о боевых марсах, совершенно бесполезно обременявших мачты броненосца.

Остановились на мало что менявшем компромиссе – марсы сохранить, но их 37-мм пушки решили заменить имевшими меньший вес пулеметами. Провидческим, но также не оцененным, оказалось и предостережение В. П. Верховского о "вертлявости" (в дальнейшем, увы, подтвердившееся) броненосца по проекту А. Лаганя.

Своего рода открытым протестом против великокняжеского произвола в выборе броненосца стал ответ пользовавшегося правом относительной свободы начальника Балтийского завода С. К. Ратника. Поводом послужило замечание участвовавшего в обсуждении царского флаг-капитана контр-адмирала Н. Н. Ломена о том, что наши корабельные инженеры всегда только копировали иностранные образцы со всеми их недостатками. Считая такое утверждение неверным и недоказанным, С. К. Ратник разъяснил, что о полном копировании не могло быть речи даже в период былого преклонения перед авторитетом английских инженеров. На деле же наши инженеры заимствовали у зарубежных "только лучшие, по нашему мнению, стороны судостроения и приспосабливали их к нашим судам по-своему".

"Настоящий случай предназначения строить у нас броненосцы по чужим чертежам, – заявил С. К. Ратник, – нарушает существующую традицию и чувствительно отзывается на национальном самолюбии русских инженеров, привыкших к некоторой самостоятельности". К этому председатель МТК ви- це-адмирал И. М. Диков добавил, что представленный фирмой Крампа в Филадельфии подробный проект заказанного ей броненосца "Ретвизан" "есть почти полная копия нашего броненосца "Князь Потемкин-Таврический". Поразительно, но и эта мысль, за которой могло бы последовать предложение об избрании американского проекта за образец, развития не получила. И. М. Диков, а с ним половина присутствующих, высказался за утверждение проекта по образцу А. Лаганя. Другие поддержали проект его усовершенствования (вариант № "1"), предложенный Балтийским заводом.

Как и при обсуждении проекта "Цесаревича", собравшиеся продолжали оставаться в плену шаблонных представлений о среднеевропейском типе броненосца со смешанной артиллерией. К мысли о типе "сверхкорабля", который мог бы безоговорочно одержать верх над противником за счет подавляющего превосходства в артиллерии (что обещал тот же проект В. А. Степанова), никто подготовлен не был. Не получила развития и идея И. Г. Бубнова о многообещающей оптимальности избранных Балтийским заводом соотношений главных размерений, которые близко подходят к тем, что имеют новейшие английские броненосцы, отчего при увеличении паропроизводительности котлов можно было бы довести скорость до 20 уз.

"Цесаревич" спущен на воду. Тулон, 10 февраля 1901 г.

Но И. М. Диков с непостижимым упорством настаивал на незыблемости французского образца. Решительный отпор встретили и попытки В. П. Верховского поставить под сомнение избранные МТК котлы Бельвиля. В механическом отделе они, невзирая на тяжеловесность, признавались единственно надежным типом и все другие решительно отвергались. Единственным шагом навстречу техническому npoipeccy было нефтяное отопление котлов, в связи с чем нижние угольные ямы следовало приспособить для хранения мазута. Его испытывали на броненосце "Ростислав", его предусматривали и на броненосце "Князь Потемкин-Таврический".

Не подействовало на собравшихся и предостережение С. К. Ратника о вредных последствиях строительства по навязанному заводу заграничному проекту А. Лаганя. Его чертежи будут, конечно, приходить разрозненно и вразнобой, потребуют изменений, внесут путаницу и неувязки в работе. Поэтому назначенный А. Лаганем 52-месячный срок едва ли удастся выдержать. При работе же по собственному проекту Балтийский завод считал возможным завершить постройку за 4 года. Но И. М. Диков остался тверд – необъяснимо полюбившийся великому князю образец остался в неприкосновенности. С. К. Ратнику пришлось сдаться и заявить, что если броненосец, как это, видимо, предусмотрено в проекте А. Лаганя, будет испытываться на 18-уз скорости только на мерной линии, то и Балтийский завод может отказаться от своего предложения увеличить длину корабля и количество котлов.

Так и не добившись желаемого единодушия, МТК, по давно установившейся сомнительной традиции, предоставлял выбор окончательного варианта на "благовоззрение" управляющего Морским министерством. Но и у министра было за кого спрятаться. Поручив Балтийскому заводу переделать свой проект под укороченную длину броненосца (не более 121,9 м) и с защитой легкой артиллерии (речь шла о 75-мм пушках) за счет уменьшения толщины поясной брони на 50,8 мм против предусмотренной в проекте А. Лаганя, П. П. Тыртов приказал об уменьшении поясной брони "доложить Его Высочеству". "Его Высочество" счел предложение разумным. Так в ходе не весьма глубоких обсуждений решалась судьба проектов для постройки кораблей на отечественных верфях.

И хотя начальство по-прежнему ожидало, что получение чертежей из Франции позволит ускорить работы, было ясно, что всю рабочую документацию и ее согласование в объеме проекта придется выполнять заново. Это было предопределено и увеличенными главными размерениями по проекту Балтийского завода (вследствие чего водоизмещение возросло до 13 516 т), и установкой изготовленной по собственному проекту паровой машины мощностью 15800 л. е., и применением башенных установок Путиловского завода.

За ними последовала серия других изменений, в результате которых от проекта А. Лаганя оставалась в неприкосновенности лишь общая конструктивная идея. Ее – в том виде, как она с замечаниями была принята по журналу № 5 от 12 января 1898 г. – МТК считал незыблемой и даже отказывался рассматривать многие из чертежей завода по корпусу и механизмам, считая, что они должны в точности соответствовать французскому образцу. Но чертежи штевней, кронштейнов гребных валов и других главнейших деталей пришлось все же утверждать заново.

Не отклоняясь существенно от теоретического чертежа, во всем следуя спецификации по корпусу и сохранив неизменной форму его продольного разреза (включая и по-французски изысканную, но в дальнейшем доставившую лишние хлопоты вогнутость линии киля в кормовой части), русские внесли в него и принципиальные изменения. Первым было усовершенствование броневой защиты, которую признали необходимой для 75-мм пушек. Стоявшие на "Цесаревиче" за легким бортом, они на кораблях петербургской серии были прикрыты третьим поясом брони толщиной 76 мм. Образованный таким путем каземат прикрывали 32-мм крышей, а орудия, для повышения их живучести, разделили 12,7-мм переборками. За это усовершенствование, не посмев увеличить водоизмещение, заплатили уменьшением (в сравнении с "Цесаревичем") толщины плит поясов брони: нижнего -с 250 до 194 мм, верхнего – с 203 до 152 мм.

Улучшили и узел соединения броневой палубы, борта и продольной внутренней переборки. На "Цесаревиче" и двух первых строившихся в Петербурге кораблях "Бородино" и "Императоре Александре III" броневая горизонтальная палуба, не доходя до борта, закруглялась и переходила в вертикальную, той же 40-мм толщины (из двух слоев), опиравшуюся на второе дно внутреннюю броневую переборку.

Эскадренный броненосец "Цесаревич" прибыл в Россию.

Получавшийся таким образом внутри корпуса прочный броневой ящик имел, однако, явно недостаточную связь (посредством широкого, толщиной 20 мм, горизонтального стрингера) с бортом и внутренним шельфом главного броневого пояса. Действительно, как выяснилось при подрыве "Цесаревича" ночью 26 января 1904 г., именно этот широкий стрингер не выдержал взрыва и позволил воде в обход сохранившегося в неприкосновенности внутреннего ящика распространиться поверх броневой палубы и в бортовых коридорах. Это и привело к неожиданно быстрому появлению большого (до 18°) крена.

Этот не замеченный французами конструктивный недостаток был исправлен продлением броневой палубы (посредством восстановления уже традиционно применявшегося по примеру "Мажестика" бортового скоса брони) непосредственно до шельфа бортовой брони. Броневая же переборка, став самостоятельным конструктивным элементом, была оставлена на том же месте, но в верхней части присоединялась теперь к скосу палубы, обеспечивая также и ее дополнительное подкрепление.

Третьей особенностью кораблей было существенное расширение электроприводов, что заставило увеличить мощность электростанции, применив новые (на 1500 ампер) генераторы. Четвертой, но, увы, не ставшей гордостью отечественного судостроения особенностью кораблей стало различие в составе их энергетических установок. Если Франко-русскому заводу установку для головного броненосца серии "Бородино" заказали строго по французскому образцу (такой же мощности 16 700 л. е.), то для остальных четырех кораблей машины и котлы изготавливал Балтийский завод по собственному проекту уменьшенной до 15 800 л. с. мощности. Экономия и здесь сказала свое веское слово, заставив пойти на заведомое (до 17,8 уз по формуле В. И. Афанасьева) уменьшение скорости.

Обнаружились и общепроектные различия кораблей, обусловленные разделением заказов на их постройку между двумя существенно отличавшимися предприятиями – казенными верфями Петербургского военного порта (Новое Адмиралтейство и Галерный островок) и Балтийским заводом, который считался заводом Морского ведомства, но обладал значительно большей свободой действий и собственным стилем работы.

Примечания: