Крыша ехала не спеша

Его первому выездному матчу всесоюзного чемпионата среди команд класса Б суждено было состояться в том же пятьдесят третьем году в Сталинграде — против местного «Трактора». Отправились поездом с пересадкой в Харькове. Был конец лета, жара стояла нестерпимая. В Харькове оказались в таком вагоне, где условия были просто не совместимыми с жизнью. И днепропетровские футболисты повылезали на крышу вагона, привязали себя ремнями к вентиляционным трубам и так и ехали. Машинист, конечно, все это видел, но отнесся снисходительно — видимо, потому что мучился сам. Состав он вел не спеша. Завидев колодец, останавливался. Отпивался сам и давал насытиться другим, всем, кто хотел. И хотели, понятно, все. Потом паровоз давал свисток, и путь продолжался. Так футболисты на крыше и ехали. В других вагонах их примеру мало кто последовал — терпели. Им же терпеть было и противно, и вредно, так как предстояла серьезная встреча с сильным соперником.

Приехав в Сталинград, остановились в общежитии при Доме культуры Тракторного завода, у самой Волги, на высоком берегу. Хотелось сразу ринуться в воду, но не тут-то было. Последовал суровый тренерский окрик: «Нельзя!» На солнце — ни-ни! И то и другое категорически вредно для спортсмена. Интересно, что то же самое тренерское мышление вполне терпимо воспринимало весьма непринужденные отношения игроков со спиртными напитками, видимо считая купание в двадцати пяти град у с ной речной воде процедурой более опасной для спортивного здоровья. Но у игроков относительно купания было другое мнение, которое они периодически и претворяли в конкретные самовольные действия, словно пацаны в пионерском лагере.

Теперь, спустя более полсотни лет, многие детали и сюжеты той поры кажутся диковинными. До столовой было минут двадцать езды на автобусе. Вот автобус подходит, останавливается, постепенно заполняется народом. И тут на ступенях возникает парень в лихо заломленной кепке с выпущенными из-под нее золотистыми кудрями. Оглядев собравшихся, он произносит: «Сегодня такса — двадцать копеек. Через пять минут прошу приготовиться». Выходит, садится на скамеечку, курит. Потом снова входит, уже со снятой кепкой, с которой, как говорится, и идет но рядам. Кто-то бросил в кепку монету, кто-то нет. Кто-то возмутился, и тогда златокудрый истерично запричитал: «Вот как вы относитесь к защитнику Сталинграда!». В это время появился водитель, и «защитник» поспешно смылся. Три дня пробыла команда в Сталинграде, три дня ездила на автобусе в столовую, и всякий раз сцена сбора подати с пассажиров повторялась, причем разными исполнителями, но почти с одной и той же «патриотической» версией. Правда, футболисты не подавали — ввиду собственных материальных трудностей.

В обратный путь отправились через Москву, откуда должны были вылететь в Днепропетровск самолетом. В Москве, пока ждали авиабилетов, разместились в зале ожидания Казанского вокзала. Очень хотелось есть. Кто-то сказал про дешевую столовую где-то в районе другого вокзала — Павелецкого. Около часа шагали по Садовому кольцу. Шел дождь средней силы. На ногах у Володи были тапочки, некогда имевшие вид и назначение легкоатлетических шиповок. Шипы сняли, приклеили подошву. Теперь и она подвела.

Пассажиров в зале ожидания — тьма, не присесть. Тут ребята увидели кучу опилок, что подвезли для подметания пола и пока не трогали. На них и рухнули. Кажется, никогда в жизни наш вратарь не спал так сладко. Вот такая была жизнь у игроков команды второго дивизиона отечественного футбола.

Став, по сути, профессиональным футболистом, Владимир переехал в Днепропетровск, что в полутора сотнях километров от его родного Кривого Рога. Жил он теперь на квартире у родного дяди, где ему отвели чулан с раскладушкой. Но большую часть суток проводил в команде. На всех семнадцать ее игроков на стадионе была выделена одна большая комната, к тому же с двумя прозрачными стенами. Тумбочка возле койки. Душевая с двумя рожками, столовая недалеко от стадиона. Распорядок дня простой. Утром зарядка, завтрак. Потом тренировка или матч — календарный, иногда товарищеский. Бывало, выезжали в колхозы области, где за игры с местными футболистами платили чаще всего продуктами.

Раз отправились в «Чорвоний партизан» да по пути вспомнили, что не захватили мяч. Ладно, подумали, возвращаться не будем, там свой найдется. Однако не нашелся. Игра срывалась, а зрители уже собрались. Тогда отправились по дворам и в одном из них увидели пацана с мячом. Но оказалось, что мяч волейбольный. Футбольный так и не нашли, а потому дали тому пацану денег на бутылку ситро и выпросили у него мяч на пару часов. Тренер «Металлурга», который перед каждой игрой давал установку: «Чтобы хорошо начать (с ударением на первом слоге), нужно хорошо размятъся», на этот раз отправил своих питомцев на поле без слов. Начали было играть, но тут объявился отец того мальчишки и мяч решительно, не поддавшись ни на какие посулы, отобрал. Игра оказалась сорванной уже окончательно, и команда отбыла домой без гонорара.

Молодому вратарю положили зарплату сто двадцать рублей в месяц. Правда, сказали, что на первых порах он будет отдавать половину этой суммы нападающему Кривцову. «А там посмотрим», — заключил тренер. Но для Володи и шестьдесят рублей были деньгами серьезными, тем более, что на питание игроки получали талоны отдельно. Он сразу сыграл в нескольких товарищеских матчах, потом в официальных и неплохо себя проявил. В общем, его сто двадцать делить уже не стали, оставили ему целиком. К тому же тренер видел его старательность, усердие, а также отсутствие дурных наклонностей, чем грешило немало игроков команды.

Когда ему наконец выделили комнату в двухкомнатной квартире в доме на улице Дзержинского, где до него жили четверо иногородних игроков этой команды, то вся она оказалась заваленной пустыми бутылками из-под водки и пива. Пили многие футболисты, да и тренеры смотрели на выпивки сквозь пальцы, тем более, что и сами они зачастую не пропускали этот процесс.

Какое-то время Владимир жил в этой квартире с игроком команды Юрием Барановым. Человек тот был неплохой, по-своему даже серьезный, если учесть, что он учился в металлургическом институте. Но запивал крепко. И говаривал: «Ты мне, Володька, правишься. Но ты же не пьешь!» Сам он этого своего пристрастия не стыдился и ни от кого не скрывал.

Раз Баранова вызвал председатель Объединенного профсоюза работников черной и цветной металлургии Украины и сказал ему: «Мне говорят, что ты можешь выпить литр. Но, выпивая литр, ты подрываешь свое здоровье. Надо с этим кончать». На что Баранов ответил: «Я тогда скажу, что подорвал свое здоровье, когда уже не смогу выпить литр. Вот тогда и кончу». Понятно, что такие, как Баранов, в команде долго не задерживались.

Надо сказать, что в те годы ни власть, ни общество с пьянством борьбу, в сущности, не вели. А при Сталине и того более — видимо, главное силовое ведомство страны исходило из того, что хмельной человек больше о себе ненароком расскажет. В спорте же употребление спиртных напитков формально, официально, осуждалось. Но на самом деле все обстояло далеко не так, и футболисты снискали себе на этом поле славу неважную. Бытовала даже поговорка: «Кто не пьет, тот не играет». Причем грешили не только в классе Б, но и в высшем дивизионе, с чем Маслаченко впоследствии столкнулся. Грешили и в ЦДКА — в «команде лейтенантов», с чем ее замечательный тренер Борис Аркадьев почти не боролся. Увлекались и в других коллективах. Отрывались порой по полной программе, после чего поутру шли в баню — выгонять винные пары.

Тем не менее утверждение, что пьянством был охвачен весь футбол, — неправда. Большинство классных игроков вели образ жизни серьезный, трезвый. Это и Игорь Нетто, и Сергей Сальников, и Никита Симонян, и Борис Разинский, и многие другие замечательные футболисты. Но футбольно-питейная слава по стране шла.

Встречались в «Металлурге» личности интереснейшие. Центральный защитник Семен Гулевич был не только хорошим игроком, но разносторонне одаренным человеком. Одно время он даже работал жонглером-фокусником в херсонском цирке. Как- то в Ужгороде, зайдя с ребятами на рынок, он подошел к торговке яблоками и стал вытворять чудеса. Плоды веером, гирляндами взвились в воздух. Все завертелось, закружилось. Вскоре товарищи но команде с удивлением обнаружили яблоки у себя в карманах. С чем они и удалились. Через день или два кто-то предложил снова отправиться на рынок и повторить сеанс черной магии. С этой целью и пошли. Но как только торговки увидели знакомые силуэты Семена и его товарищей по оружию, раздались дикие вопли, торговки стремительно накрыли лотки с товаром подолами. Пришлось отступить.

Семен внешне был вылитый Иисус Христос. Он страстно любил женщин, и они его неизменно любили. В днепропетровскую команду он пришел после киевского «Динамо». В ту киевскую пору в одном матче с московскими армейцами его крепко уделал Владимир Демин, после чего, вылечив травму, Семен уже не смог обрести прежнюю форму, вот и пришлось ему перейти в футбольную среду пониже рангом. Однако прежняя жизнь в элите и связанная с ней непомерно высокая самооценка давали о себе знать, что порой и приводило к срывам в поведении Гулевича. Однажды в двухсторонней тренировочной игре молодой нападающий «соперника», умело укрывая мяч корпусом, довел Семена до исступления. Тот не выдержал и ударил его ногой но ягодицам. Тут уж не стерпел Маслаченко и двинул Гулевичу в челюсть. Да видно, хорошо попал, ибо тот даже не выругался, а вырубился. Пришлось товарищам приводить его в чувство. Семен, однако, не успокоился и спустя несколько дней в такой же двухсторонней игре снова ударил ногой — на этот раз вратаря и в лицо.

После того как Маслаченко пришел в себя, он объяснил немолодому защитнику, что играют они в одной команде и дальше будут играть. Что отношения, которые он, Гулевич, создает в коллективе, ведут в тупик. И что, ввиду сказанного, он, молодой игрок, прекращает это противостояние, к чему призывает и его, своего старшего коллегу.

Через много лет они случайно столкнулись на одной из московских улиц. И обнялись. Мой герой никогда не любил конфликты и вражду. Он всегда предпочитал переигрывать оппонента.