«Дайте ему воздуха!»

На следующий день — игра с другой костариканской командой, «Депортива Саприсса». Эта уже посильней вчерашней. Советская команда играет вторым составом, только на месте правого защитника не Гиви Чохели, а наш третий вратарь Сергей Котрикадзе, который в этой роли никогда не выступал даже в тренировочных играх. Трудно сказать, что мешало тренерам выставить одного из «штатных» защитников. И именно левый край костариканцев на сорок второй минуте матча — при потере Сергеем позиции и провале центра обороны, не сумевшей его подстраховать, вышел один на один с нашим вратарем. Не видя поблизости никого из товарищей по команде, тот отчаянно бросился нападающему в ноги и вырвал у него с ноги мяч. Владимир точно видел, что ситуация еще позволяет костариканцу обвести его. Но тот выбрал другое решение и сильно ударил в голову вратаря. Ногой. Удар был настолько сильным, что Маслаченко, никогда не выпускавший мяч из рук, на этот раз его не удержал. Он еще не почувствовал боли, не понял, что произошло. Мяч в это время находился метрах в трех от него. Он удивился, почему нападающий, вместо того чтобы броситься за мячом и направить его в пустые ворота, стремительно мчится на свою половину. Вратарь еще весь был в игре и, метнувшись за мячом, схватил его. Помня золотое правило футбола «не забьешь ты — забьют тебе», вскочил, переложил мяч на правую руку, чтобы в следующее мгновение сильным ударом ноги отправить его своим нападающим, и вдруг увидел, что мяч весь в крови. Он понял: это его кровь. Боль мгновенно пронзила лицо, тело, онемели руки. Он успел выбить мяч за боковую линию и рухнул на ноле.

Удар пришелся не в висок, а пониже, и потому он не потерял сознание. Кровь хлестала, заливала форму, стекала на землю. Чтобы остановить кровотечение, он потянулся к носу и… не обнаружил его. Он пока не знал, что получил еще и перелом верхней челюсти с повреждением всей гайморовой полости, а также трещину височной кости. К нему уже бежали свои.

Они сгрудились вокруг него, причем настолько тесно, что даже трудно было разглядеть лицо пострадавшего. И Николай Маношин сказал: «Ребята, отойдите, дайте воздуха. Сейчас Володька оклемается». Но вот все расступились и — сразу же отвели глаза, верить в реальность увиденного было невозможно.

Маслаченко снял окровавленный свитер, передал его Сергею Котрикадзе и пошел с поля, прикрывая лицо плечом и рукой. Трибуны разразились гулом и аплодисментами — судя по всему, болельщики оценили и то, что русский вратарь не лег на носилки. Судья дал свисток к продолжению игры.

Владимир продолжал оставаться в ясном сознании, хотя и понимал, что с потерей крови оно, возможно, будет тускнеть. Его сразу же отправили в госпиталь. Он лежал в приемном покое на кушетке. Так и лежал в форме, только без вратарского свитера. Но вот встал, подошел к зеркалу и не узнал себя. Сказал: «Отыгрался…» Тем временем по городу разыскивали бригаду хирургов.

Операция была сделана в тот же вечер, его оперировал лучший хирург страны, родной брат президента, ассистировали тоже лучшие. Клуб «Депортива Саприсса» заплатил за операцию.

Газеты опубликовали снимки, сделанные сразу после случившегося. Его изуродованное лицо. Все единодушно сочли, что нападающий нанес удар преднамеренно. Кстати сказать, в больнице он так ни разу и не появился. Зато шли и шли незнакомые люди. Они несли фрукты, цветы, цветами была заставлена вся его палата и даже холл. Одна женщина, сотрудница United fruit company, проехала сотни километров до Сан-Хосе и привезла ему мешочек кофе. Ему сказали, что за эту неделю у него побывало более шестисот костариканцев. В этой поддержке он чувствовал и их извинение за земляка-костолома.

Команда попросила своих руководителей оставить Маслаченко с коллективом, тем более что он был членом бюро делегации. В бюро кроме тренеров входили Лев Яшин, Валентин Иванов, Игорь Нетто и Владимир Маслаченко — комсорг команды. Состав бюро утверждался в ЦК КПСС. Да и отправлять раненого человека одного, без сопровождения, было нельзя, это все понимали. Пока в Сан-Хосе с ним остались врач, офицер службы безопасности, Андрей Старостин и главный редактор «Советского спорта» Николай Киселев.

Они догнали своих уже в Колумбии, потом все вместе прилетели в чилийскую Арику, где должны были пройти игры в подгруппе. Когда наши игроки отправились на первую тренировку, Качалин сказал Владимиру: «Возьми с собой форму». И только на стадионе главный тренер внес ясность: «Ты переоденешься и будешь разминаться в других воротах». Маслаченко сначала подумал, что ослышался, и изумленно посмотрел Качалину в глаза. Тот повторил сказанное. И добавил: «Тебя будут разминать доктор, Озеров и массажист. Все должны знать, что у нас есть второй вратарь». Маслаченко не сказал ни слова. Удивительно, что эти слова были произнесены в присутствии Сергея Котрикадзе, одаренного и набирающего силу вратаря, которому ничего не оставалось, кроме как укротить свою растоптанную кавказскую гордость.

Итак, четыре человека приступили к демонстрации здоровья, бодрости духа и боеготовности вратаря Владимира Маслаченко. В какой-то момент розыгрыша этого непристойного фарса Николай Озеров ударил в нижний угол, и вратарь, забыв про все, привычно метнулся за мячом. От потрясения и боли все перед глазами поплыло. Он поднялся и, уже ничего не видя, не соображая, направился не к воротам, а куда-то в другую сторону. Доктор сразу подбежал к нему, а перепуганный Озеров, поначалу оцепенев, стоял на месте, но потом подошел и он. Они усадили Маслаченко на траву. К нему тут же потянулись фотографы и журналисты. Через какое-то время он пришел в себя и в течение всей дальнейшей тренировки сборной СССР давал интервью, объясняя журналистам, что тогда в Сан-Хосе ничего особенного не произошло и что он готов к бою. Так вести себя ему было велено. Но похоже, журналисты ему не поверили: пусть на его лице не было ни повязок, ни пластырей (операцию сделали ювелирно и, как сейчас принято говорить, эндоскопически, то есть внутри, через полость рта), однако тяжелая гематома под глазом, красные белки и вообще все «содержание» лица голкипера говорили о многом.

Наша ложь была рождена растерянностью и укоренившейся привычкой лгать. Она была бессмысленной и смехотворной. Чтобы понять это, достаточно было просмотреть очередной бюллетень текущих новостей, выпускавшийся в столице мирового чемпионата, где сообщалось о потерях в рядах ведущих футболистов, участие которых ожидалось и уже не могло состояться. Наряду с именами англичанина Бобби Чарльтона, венгра Ференца Пушкаша, бразильца Пеле было названо имя Владимира Маслаченко и пометена его фотография. Да и советская пресса сразу же сообщила, что, скорее всего, Маслаченко не сможет принять участие в мировом чемпионате. К тому же после первой игры советской сборной — с югославами — список наших потерь пополнился еще и правым защитником Эдуардом Дубинским, которому сломали ногу. Перелом оказался тяжелым.

Тем не менее вышедший на замену Дубинского Гиви Чохели отыграл этот матч хорошо, как, впрочем, и вся команда, при этом мы забили два безответных мяча.

Итак, футбольный мир понял, что полноценного вратаря в советской команде попросту нет. Маслаченко и сейчас считает, что нужно было всерьез отнестись к Сергею Котрикадзе, но, как мы сейчас понимаем, для этого ему следовало завоевать доверие не только у руководства сборной, но, быть может, в еще большей степени — у кремлевских «специалистов». Так или иначе, но во второй календарной встрече — с командой Колумбии — нам забили четыре мяча. И мы забили четыре. Но вся беда в том, что мы вели со счетом 4:1! Мы могли пропустить и пятый, если бы не тог же Яшин, который вытащил очень трудный мяч. Правда, он и в этот день играл неровно.

Драматично, хотя и благополучно, прошла у нас игра со сборной Уругвая. Так уж сложилось, что уругвайцы были для нашей сборной вполне комфортными соперниками. За предыдущие годы мы не раз встречались с ними — на своем и чужом иоле, и общий баланс был в нашу пользу, хотя их команда являлась ярким носителем идей и стиля южноамериканского футбола. Встречи обычно проходили достаточно корректно. Можно сказать, что у игроков сложились вполне уважительные, даже доброжелательные отношения. И отдельно — отношения у вратарей. Уругвайским голкиперам так понравились наши перчатки, что они выразили желание в них поиграть. Попробовали — понравилось. Да и стали уругвайские вратари играть в наших вратарских перчатках, подаренных советскими коллегами.

И вдруг в календарной игре мирового чемпионата нашей и уругвайской сборных произошел даже не конфликт, а «боестолкновение», которое неминуемо должно было закончиться удалением с поля Льва Яшина. В том эпизоде мяч катился из глубины ноля в направлении наших ворот и уже пересек линию штрафной площади. К нему устремились уругвайский нападающий и наш вратарь. Яшин па какое-то мгновение опередил соперника, схватил мяч и в прыжке увернулся, стараясь избежать столкновения. Но избежать не удалось. И при этом нападающий нанес Яшину едва заметный, «игровой», однако чувствительный удар, такой, за который можно было наказать штрафным (в ту пору желтые карточки еще не зацвели на футбольных полях, это изобретение родилось позже). И вот Яшин мгновенно ответил своим, но уже откровенным, нескрываемым ударом по лицу нападающего — локтем руки, сжимавшей мяч. Осознав, видимо, совершенное и возможные последствия, Лев Иванович тут же выбил мяч далеко в поле. Судья сделал вид, что ничего не заметил. Игра продолжилась.

Яшин в ту пору был не в форме, и фал неровно, подчас нервно, и этот его поступок стал своего рода психологическим срывом, который не привел к тяжкому наказанию лишь благодаря огромному мировому авторитету Льва Ивановича. Мы выиграли тот матч — 2:1.

Здесь уместно будет вспомнить, что четырьмя годами ранее, на чемпионате мира в Швеции, в матче советской и австрийской сборных венгерский судья Жолт назначил явно надуманный пенальти в наши ворота. Тогда возмущенный Яшин швырнул кепку в лицо арбитру. И тоже — безнаказанно. Однако здесь была своя, особая подоплека. За два года до шведского чемпионата произошли кровавые венгерские события, всколыхнувшие весь мир — когда советские тапки были введены в Будапешт с тем, чтобы восстановить пошатнувшийся режим. Это событие отозвалось возмущением всего мира, что выплеснулось и на спортивные арены. Так, на Олимпийских играх в Мельбурне матч советских и венгерских ватерполистов перешел в рукопашную схватку. Судя по всему, свежей памяти венгерские события вольно или невольно и стали причиной пристрастного судейства футбольного судьи Жолта. Кстати сказать, Яшин тот пенальти отразил, а судья, видимо, и сам испытывал неловкость от своего нелепого решения, иначе он бы неминуемо удалил нашего вратаря с поля.

Автор этих строк хорошо помнит игру, когда Лев Иванович все-таки был с поля удален. Произошло это в 1953 году в финале Кубка СССР между динамовцами Москвы и командой «Зенит» (Куйбышев), которая вскоре стала называться «Крылья Советов». Судья матча тбилисец Нестор Чхатарашвили назначил штрафной в сторону москвичей. Яшин начал оспаривать это решение, но судья был непреклонен. Тогда вратарь накричал на судью и швырнул к его ногам перчатки. За что и был удален с ноля.

Впрочем, возможно, он швырнул их уже после того, как ему это удаление было объявлено, ведь столько лет прошло, но я хорошо запомнил, что при этом Лев Иванович с досады двинул кулаком по мячу, который почему-то пролетал над его головой, а теперь уже продолжил свой полет до Северной трибуны.

Место в воротах динамовцев занял тогда защитник Евгений Байков. Он команду не подвел, москвичи тот матч выиграли и Кубок СССР получили.

Однако пора нам вернуться в чилийский город Арику, где благополучно для нас — со счетом 2:1 — завершилась игра советской и уругвайской сборных. И вот раздосадованный вратарь (на этот раз — уругвайский) гоже ударил кулаком (наверное, одетым в перчатку советского производства). Он ударил в дверь, причем до глубокой вмятины, что произошло на глазах у команды-победительницы. Как выяснилось из газет, каждому уругвайскому игроку за победу полагалась тысячедолларовая премия, так что было отчего горевать. Правда, если вспомнить размеры или, точнее, масштабы заработков нынешних кудесников футбольных арен, то можно сказать, что в ту не столь далекую пору игра в кожаный мяч была чистым, наивным и почти любительским занятием. А для наших футболистов — и того более. Игроки советской сборной за эту длившуюся больше месяца командировку в Южную Америку получили примерно по пятьсот долларов. А играли они лучше, чем их нынешние соотечественники, в чем Владимир Никитович абсолютно убежден.