ЗАУР КАЛОЕВ

Во внешности Заура Калоева была приспособленность к взлету, как будто он был проверен и испытан в аэродинамической трубе. Рослый, плечистый, тонкий, с залысинами, он напоминал нос самолета, по бокам которого снизу располагались четыре мотора – инсайды и края. Благодаря ему нападение тбилисского «Динамо» могло, играя, набирать высоту. Линии атак, отрываясь от взлетной полосы газона, уходили вверх, на Калоева, он прыгал и настигал мяч на недоступных траекториях. Его и на шаржах рисовали с крылышками, и в любой характеристике, самой немногословной, присутствовала фраза «хорошо играл головой». Калоев бережно относился к своему дарованию. Мне приходилось видеть его на тренировке: других и след простыл, а он все разбегался и прыгал на мяч, который ему посылали с углов поля. Наверное, никто не считал и не знает, сколько он забил головой, но в памяти он остался человеком в высоком, свободном полете.

Калоев и на плоскости поля проявлял себя не хуже других – техничный, толковый. Предполагаю, что все же ударом ноги он чаще посылал мяч в ворота, чем ударом головой. Но, что поделаешь, мы любим те приемы, что удаются реже, и, приметив за кем-то склонность к необычным проявлениям, ждем их, храним в памяти и даже излишествуем в своих отзывах. Вдруг о защитнике пойдет слава, что он забивает не реже форвардов! И все этому охотно верят – интересно же! Потом, узнав из какой-то таблички, что забил он, оказывается, всего-навсего пяток мячей, удивятся, что так мало, но слава все равно выживет: впечатление дорого. И хорошо, что так. Все редкое имеет собственную шкалу оценок, мы его храним в отдельном призовом шкафу. Это – жизнь игры, ее приключения и странности.

Вспоминая о Калоеве, тут же видишь Михаила Месхи, левого крайнего. Их дружеские пикировки, которым я бывал свидетелем, вылились в ходячий анекдот.

– Кем бы ты был, если бы я не посылал мяч тебе в голову и он не отскакивал в ворота? – серьезно, без улыбки спрашивал Месхи.

Калоев не уставал добродушно смеяться шутке:

– Хорош бы ты был со своими пасами, которых никто, кроме меня, достать не мог…

Одно время в ходу и в почете был термин «тандем». Он подразумевал, что два футболиста не эпизодически, а постоянно, сознательно, разученно связаны друг с другом, причем роли между ними распределены заранее, однако это не смущает тандем, он крепко сшит, оба – мастера своего дела и полностью доверяют один другому.

Такими тандемами были в свои юные годы Стрельцов и Иванов в московском «Торпедо», Красницкий и Стадник в «Пахтакоре», Банишевский и Маркаров в «Нефтчи». Примеры для иллюстрации, они не исчерпывают перечень. Такой тандем нарочно не скроишь, он возникает, когда двое способны и хотят работать на одной волне, когда между ними возникает взаимное притяжение и им в радость дополнять друг друга.

Месхи был неповторимым крайним форвардом. Его обманному движению присвоено наименование «финт Месхи». Проворный, неиссякаемый на уловки, он заставлял зрителей не только восхищаться, но порой и хохотать. И, может быть, непривычный для стадиона смех некоторые тренеры, лишенные чувства юмора, а заодно и чувства прекрасного, ставили Месхи в вину, полагая, что игра его недостаточно практична, отдает цирковым аттракционом. Оригинальность нередко бывает наказуема. Без вины виноватый Месхи получил из-за этого неполную меру признания, на которое вправе был рассчитывать. Он был дискуссионной фигурой на протяжении всех своих сезонов, даже когда находился в сборной страны и получал за рубежом громкую прессу.

Что же до практичности его игры, то она выражалась столь мягко, неброско, ненавязчиво, что иной наблюдатель мог ее если не проморгать, то оставить без внимания на фоне более впечатляющих происшествий. Голов он для крайнего забил немало, но были они просты, ничего орудийного, никакой акробатики, никаких жестких схваток. Выскочит, неуловимо переиграв защитников, на свободное место и ударит куда требуется. И передачи его с фланга, низом ли, верхом, были настолько услужливы и удобны, что вроде бы и труда никакого не требовалось, чтобы так послать мяч товарищу. Высокое умение всегда оставляет ощущение простоты. Вот только повторить почему-то не удается.

И образовался в тбилисском «Динамо» тандем Месхи – Калоев. Оба делали то, что любили. Месхи раскручивал защитников слева, выбегал к линии ворот и, как бы в знак дружбы и любезности, поднимал мяч над тем местом, куда должен был прибыть Калоев. Тот прибывал точно по расписанию, совершал свой взлет и бил головой. Были бы они игроками ничего иного не умеющими, их бы раскусили, разоблачили, а тут не угадаешь – они же что угодно могли сотворить, и попробуй поймать то мгновение, когда среди других вариантов атаки мелькнет их авианомер. Были бы они оба или даже один из них менее, чем требуется, чуткими на ситуацию, малая вероятность успеха, скорее всего, отбила бы у них охоту к этой комбинации. Но они ее настолько верно чувствовали, что выполняли даже с шиком, равные в разном умении. Вроде бы ничего из ряда вон выходящего, во всех учебниках есть схема: навес мяча с фланга на центрфорварда и удар головой по воротам. А запомнилось как нечто редкое. Открытием была красота исполнения.

О тандемах стали забывать, увлекшись общекомандной игрой, в которой участвуют сразу многие и каждый загадочен, как «икс», где непостоянство – тактическое условие. Игра сама умеет выбирать себе дороги. Но вот что любопытно. Пережив за сравнительно короткий промежуток времени несколько крутых превращений, каждое из которых на первых порах по законам моды становилось непререкаемо обязательным для всех, игра, как только рвение открывателей и подражателей стихало, заставляла вспоминать о старых ценностях, настойчиво указывала, что нет нужды отказываться от того, что прежде было испытано и проверено и несло добрую службу. Мне нетрудно представить, что и в рамках нынешнего тотального футбола может возникнуть и прекрасно себя проявить содружество двоих, которое, войдя в ткань командной игры, расцветит и усилит ее.