Глава 23. У Сыр-Дарьи

И вот знакомая картина. Утреннее солнце освещает многие ряды сопок. Я на одном из холмов. Хорошо чувствую раздвоенность в себе, прекрасно осознаю, что это. Я и Она как бы одновременно: Ее знания и мои впечатления. Удивительная легкость и сила в теле. Давно мечтаю после сна быть таким бодрым, но уже забыл, когда сон освежал меня. Ловлю все мелочи: запах лошадиного пота и впечатление от верховой езды. Вокруг незнакомый говор, но я все понимаю.

Спешились. Вдали прекрасная картина широкой реки. Мы со стороны восходящего солнца и нас не замечают. Хорошо организована переправа плотами по натянутому канату, иногда доносятся даже команды на македонском наречии. Уже большая часть македонского войска с лошадьми и обозом переправилась на берег. Выше по течению шатры, видимо, выступление начнется завтра утром.

Меня окликнули. Несколько хуанитов под командованием скифа воткнули в землю шест, закрепили на нем устройство для дальнего наблюдения. Оно мне знакомо: два окуляра в середине горизонтального цилиндра, на загнутых краях которого две короткие подзорные трубы большого диаметра. Хуаниты попеременно заглядывают в «бинокль», смеются. Но вот расходятся, уступая мне место. Я смотрю, крутя колесико настройки, более точно совмещаю двойное изображение. Вижу людей на переправе, веселые лица, все действуют слаженно. Поворачиваю прибор, рассматриваю позиции врага. Вот и холм, где расположился командный состав, офицеры едят фрукты. Вдруг на лицах возбуждение, что-то кричат, показывая в нашу сторону. Нас не ждали.

С нашей стороны, с гряды сопок, то скрываясь в высокой траве, то появляясь вновь, волнами скатывается конница хуанитов. Доносится улюлюканье. Быстро выстраивается кавалерия македонцев. Отмечаю про себя: «Хорошо обучены. Легкая кавалерия уже в седлах, боевые колесницы готовятся медленнее».

Конница хуанитов огромным серпом проносится вдоль выстроившихся пехотинцев, посылая порциями тучи стрел. Конец серпа загибается все круче, очевидно, хуаниты стараются уйти от столкновения с конницей македонцев. Из-за этого серпа конные македонцы не замечают, что невдалеке от их пехоты оставлены длинные телеги, из которых выскакивает и выстраивается пехота скифов и хуанитов. Легкая кавалерия македонцев увлеклась преследованием кочевников и вслед за ней в клубах пыли мчатся македонские боевые колесницы. Все они рады. Конница кочевников втянулась в долину меж холмов, кончающуюся у реки. Преследователи ликуют, что кочевники попались в ловушку.

Я перевел взгляд выше, стараясь разглядеть левый и правый холмы долины. И вот ровными рядами на холмах появились всадники. Я сократил расстояние у бинокля, поймал четкое изображение. Вытянувшись линией, всадники ждали. Смуглые лица с красивыми резкими чертами, курчавые черноволосые головы, карие глаза, напряженно всматривающиеся в долину. Кое-кто от нетерпения вскакивал на круп коня ногами в мягких сапожках и делал темпераментные движения, в левой руке поднимая небольшой круглый щит, в другой бешено вертя слегка изогнутую саблю из черной стали. Горцы-эфтаниты. На них просторные черные рубахи, подпоясанные красным поясом. Я заметил, многие горцы оглядываются в нашу сторону. Перевел взгляд чуть ниже.

В долину быстро втягивались легкие колесницы скифов. На каждой из них воины устанавливали на опору позади себя арбалет с двумя короткими, тяжелыми стрелами. Колесницы развернулись, встали. Издалека от реки увеличиваясь клубился дым — хуаниты подожгли траву. Дым застилал низину. Тут с левого и правого холмов разом хлынули горцы. Из клубов дыма прямо на скифские колесницы выскакивали колесницы македонцев и всадники, но люди тут же падали от стрел арбалетов. Было ясно, что с конницей македонцев покончено.

Я перевел взгляд на переправу. Пехота македонцев, выстроенная полками, напряженно ждала столкновения. Суетились офицеры, стараясь ускорить переправу оставшихся на другом берегу. У шатра на холме старшие офицеры были растеряны и всматривались вдаль, куда умчалась конница, но там все больше клубился дым. И вновь я увидел, что они кричат, указывая руками в нашу сторону.

С левой стороны вдоль реки цепью быстро приближалась конница хуанитов. Потоком в 4-5 всадников они влились между скифскими и македонскими полками. Проносясь с визгом и смехом, они на скаку лихо расстреливали македонскую пехоту.

На одном из холмов расположился полк скифов, вооруженных высокими, с человеческий рост луками. Они разом по команде посылали длинные стрелы в сторону лучников-македонцев. Были слышны вопли раненых. Как только лента конницы хуанитов загородила македонцев, пришла в движение пехота скифов и хуанитов, они стремительно бросились вперед. Вот последние всадники конницы ушли вправо на помощь скифам добивать македонскую конницу. Тут же подбегали к вражеской пехоте метров на пять скифы, преклоняли колено и к ним на плечи ловко взбегали хуаниты. На секунду задержавшись, они расстреливали первые ряды македонской пехоты.

Вот в одном из квадратов четыре скифа подняли пятого, в руках которого высоко был поднят длинный меч рукоятью вверх. Крест наклонился в сторону противника, и все с великой быстротой бросились вперед. Хорошо было видно, что использовано замешательство в первых рядах македонцев. Скифы опрокинули ряды, которые теснили и давили задних. Стрелявшие со спин скифов хуаниты теперь выхватывали два длинных кривых ножа и с визгом прыгали на головы отступающих македонцев. «Как блохи», — мелькнуло у меня. Скифский клин очень быстро проникал вглубь. Там все кипело и перемешивалось.

Не везде первые ряды македонцев оказались в замешательстве. После обстрела они успели сомкнуть ряды и выставить копья. В первых рядах скифов вновь появился длинный меч-крест, возвышающийся над головами. Он разворачивался, и квадрат немедленно перестраивался, вытягивался. Сверху все это напоминало гребень, в провалы которого людьми вкатывались телеги на огромных колесах. Телега с разгону врезалась в ряды македонцев. Впереди на длинном бревне бронзовая голова животного — вола или медведя. Таран пробивал живую стену копьеносцев. В телеге за щитами сидели хуаниты. После действия тарана они выскакивали и в упор расстреливали, другие ловко пробегали по длинному бревну и прыгали в самую гущу врага. Клин скифов быстро углублялся, за секунды от строгого построения македонского войска не осталось и следа.

В тылу офицеры лихорадочно пытались перестроить воинство, но явно не успевали. Конница хунитов уже просочилась с тылу, и конники шныряли у самого берега. Было видно, вылавливались только офицеры, и нападение шло лишь на успевших организоваться. Македонцы в тылу пытались выстроить квадратами обозы, но кое-где уже были пожары — хуаниты обстреливали огненными стрелами. Удары нападающих скифов были направлены на офицеров, и после их гибели направление атак резко менялось. Постоянно были слышны сигналы македонских труб, и было видно, что пехота их не слышит. Там царила сумятица, местами пехота то рассыпалась, то сосредотачивалась. Было очевидно — руководства нет.

Скифы и хуаниты воинов не добивали, а быстро перестраивались в небольшие отряды и передвигались в поисках офицеров. Побоища в моем представлении не было, хотя раненых было много. Я понял, что главной задачей было рассредоточить полки и лишить руководства.

Вдоль берега стройными колоннами верх по течению проскакала конница хуанитов, за ними — конница горцев, вернувшихся из долины. Они распевали песню о новом дне и ветре с гор. Кое-кто подбрасывал и ловил военные трофеи. Я свершил ту поездку к командующему македонской армией, чтобы добыть знамя. Когда я вернулся, картина изменилась. Пехота македонцев поделилась на группы людей, которые сидели или стояли, посматривая на проходящие отряды скифов и хуанитов. Во многих местах наблюдались попытки общения хуанитов с македонцами, забавны были попытки обмена.

Я видел, как монгол с косичками предлагал серебряный гребень двум македонцам за блестящий шлем с глазами у одного и бляху со змеей у другого. Обоим македонцам был интересен гребень с мастерским изображением крылатого льва, но они не знали, как его поделить. Монгол не мог понять, почему для них проблема — двоим иметь одну вещь, в его клане эта вещь принадлежала пятерым.

Я, спешившись, проходил мимо людей, недавно готовыми убивать друг друга, а сейчас отдыхавших от пережитого и радующихся возможности забыть об этом. Воинственное настроение оставалось в отрядах македонцев, оградивших себя телегами. Меня за плечо тронул грек, ему понравились стремена, и он предлагал мне за них ожерелье в четыре нити серебряных монет: квадратных, круглых и даже треугольных. Еще четверо подошли, и один предложил щит с барельефом: изображение Искандера в шлеме с бараньими рогами. Я ответил, что не прочь обменяться, но конь обидится. Грек позвякивал украшением и глупо таращил глаза, остальные рассмеялись.

В основном македонцы старались выменять что-нибудь из оружия, т. к. их мечи и многое другое было изготовлено из бронзы или плохих сплавов. Везде картина была однотипная — километра три-четыре тянулась ярмарка. Слышались разговоры о богах, о земельных угодьях, о природе и климате, о семейных укладах. Состав македонского войска был разнообразен: финикийцы, ассирийцы, персы, балканцы, но не было перемешано, национальности предпочитали держаться отрядами. Из европейцев резко выделялись ромеи, они были или угрюмы или яростно спорили друг с другом. Было удивительно — полчаса назад доносились вопли раненых, а сейчас — оживленные расспросы и смех.

Кое-где было особенно многолюдно. Мне было хорошо видно, как в одном месте два скифа на плечах поддерживали канат, концы которого натягивали хуа-ниты. В середине, ловко балансируя, показывали свое мастерство то один, то другой хуанит. Только горцы не спешивались и небольшими отрядами появлялись в различных местах. Кое-где македонцы еще оборонялись и были довольно злобны. Я остановился в одном таком месте, чтобы рассмотреть.

Около полутысячи македонцев огородились телегами, бочками, мешками и напряженно ждали, иногда что-то злобно выкрикивая. Много было зрителей, они были увлечены странным зрелищем. На могучем черном жеребце здоровенный македонец в блестящих доспехах, украшенных плюмажами на голове и плечах, выкрикивал ругательства, пришпоривал жеребца и носился кругами, пытаясь настигнуть разбегавшихся хуанитов. Те гримасничали, дразнили его, уворачиваясь от коня и широкого меча. Кое-кто кувыркаясь, проносился под брюхом коня, получая одобрение зрителей. Безуспешная погоня, видимо, надоела здоровяку, он подскочил к обозу и вооружился копьем. Хуаниты завопили, изображая страх. Тот выбрал нескольких и галопом направил коня. Но в это время один из хуанитов в несколько быстрых прыжков догнал его, сделал сальто в воздухе и приземлился на круп коня. Одной рукой удерживаясь за плечо здоровяка, нахлобучил на его лицо свою шапку из овечьей шкуры. При этом завизжал от восторга, как маленький. Шапка закрыла глаза всадника, и тот крутил в разные стороны коня, ставил его на дыбы, стараясь скинуть непрошеного попутчика. Отовсюду хохот. Монгол спрыгнул с коня, взвизгнул, перевернулся в воздухе и быстро отбежал прочь. Это было удивительно: массивный на коротких кривых ногах, а такая прыгучесть и кошачья ловкость.

Македонец развернул коня и направил острие копья на обидчика. Но тот, став в десяти метрах, и не думал убегать, повернулся спиной, наклонился и хлопнул себя по заду. Македонец вонзил шпоры в бока коня, тот захрапел и прыгнул вперед, и казалось, копье вонзится в зад насмешника. Но хуанит развернулся юлой, срубил наконечник копья ударом ноги и продолжал вращаться. Конь шарахнулся в сторону, чуть не сбросив всадника.

Веселье зрителей все усиливалось. Громче всех смеялся высокий медноволосый скиф, сверкая зелеными глазами, как бы предлагая всем от души повеселиться. Загорелый, с облупившимся носом, он был очень странно одет: на голом теле плетеная сеть, поверх нее из сухой буйволиной кожи панцирь, по бокам прошнурованный толстым шпагатом. Мягкие сапоги на толстой подошве, кожаные штаны сняты и небрежно висели на плече. За спиной свисал кривой меч и болтался шлем, похожий более на маскарадную маску. На голове шапочка, украшенная сверкающими бронзовыми пластинами. Худощавый, покрытый скорее узлами, чем мышцами, он сильно выделялся среди зрителей. Колоритная фигура хохотала, подбоченясь, и конечно была замечена всадником. Македонец пришпорил коня и в несколько прыжков оказался рядом с рыжим. Встав в стременах, он занес меч над головой скифа. Мгновение и... скиф оказался сбоку от коня. Он успел выхватить из-за спины меч, рассек узду и нанес удар мыском правой ноги в стремя македонца. Конь пронесся мимо, волоча за собой ревущего воина, его нога надежно застряла в стремени.

Какой-то юный грек подскочил и ловко перерезал постромки. Освобожденный конь заржав, помчался, как ветер, мимо зрителей. Хохотали даже македонцы, влезшие на повозки, чтоб лучше видеть. Отплевывая пыль и траву, македонец вскочил и ринулся на скифа. Все удары его меча скользили в стороны. Скиф вращал свой меч движениями кисти и локтя, ловко отклоняя удары противника. Вот македонец взревел, вытянулся и обрушил свой меч на голову скифа, но тот с удивительной быстротой крутанулся на месте, только отблеск круговых движений меча был виден. В следующую секунду он оказался за спиной македонца. На землю упали украшения с головы и плеч. Рассеченные наплечники не удерживали нагрудный панцирь, и он оттопыривался, как козырек. Здоровяк, ничего не понимая, таращился на рукоять обрубленного меча — это все, что от него осталось. Он опять взревел, развернулся, но скиф наклонился, крутанувшись волчком. На ногах македонца показалась кровь из легких ран и упали наколенники. Он отбросил нагрудный панцирь, короткий плащ и всей тяжестью пошел на скифа. Но тот уже перехватил руку, резко наклонился, и тело воина, описав дугу, глухо шмякнулось в пыльную траву. Он вскочил и вновь бросился на скифа, направив удар кулаком в грудь скифа и наклоняясь вперед. Но тот ожидал удара, уже стоял боком, подхватил руку македонца за кисть, сделал шаг, как бы помогая ему, резко наклонился, заведя руку вниз и назад. И опять тело воина описало дугу, падая на землю.

Публика ликовала от этого зрелища. А македонец все повторял свои попытки. И чем сильнее он старался ударить, чем больше навалиться своим телом, тем дальше он летел, падая на землю. И вот он, как малое дитя, сидит в пыли, раскинув руки и ноги, и непонимающими глазами смотрит вокруг себя на хохочущих людей. От его ярости не осталось и следа, лишь грязь с потеками пота на лице.

К скифу подошли два грека, протянули ему кожаные штаны и меч, который он отбросил перед рукопашной схваткой. Улыбаясь он взял вещи и тут заметил меня. Быстро поприветствовав меня знаком — скрещенные руки на груди, затем отрытые ладони, поспешил скрыться в толпе. Я ответил на приветствие, когда он оглянулся. Я продолжал смотреть ему вслед, хорошо ощущая двойственность: одна часть меня знала его как представителя духовного ордена и осуждала за ребячество, другая часть меня все еще восхищенно искала его глазами, вспоминая лицо и странное одеяние. Я знал, что это одеяние охотника, а не военные доспехи, и мне было непонятно, почему он оказался здесь.

Ко мне подъехали Юраз и офицер-посыльный — меня ждали на малом военном совете. Мы поднялись на один из холмов, и я сверху еще раз осмотрел панораму недавних событий. На всем протяжении происшедших стычек в разные стороны сновали люди. Бывшее македонское войско распалось на отряды, и они уже двигались в различных направлениях. Одна моя часть отметила про себя: «Многие отряды пошли на север. Были завоеватели, стали переселенцы». Им оставили обоз, лошадей, колонны сопровождали скифы. На другом берегу столпилась часть войска в несколько отрядов. Они наблюдали за происходящим и не собирались переправляться.

Сверху вдоль реки к ним подъезжал не спеша конный отряд скифов. Не дожидаясь сближения, малое македонское войско развернулось и колоннами пошло прочь от берега. Скифский отряд, не проявляя ничего воинственного, сопровождал. Постепенно они скрылись вдали. Меня окликнули: « Райкхуана!», и я ускорила шаг.

Я увидел полсотни людей: представители нескольких кланов и духовных орденов среди старших военачальников. Прибыл северный воевода Снежич, и командующие подробно изложили ему о планах и событиях, которые здесь произошли. Он поинтересовался, какие успехи у парламентеров, посланных в часть не-переправившегося войска?

Офицер сообщил, что все парламентеры были выслушаны, но не был дан ответ под предлогом, что все вопросы будут решены полководцем Искандером, и через два дня надо ждать ответных парламентеров. Но главное в том, что простые солдаты проявили интерес к скифам, многие хотят покинуть войско Македонского. И перед возвращением в родные места побольше узнать о скифах. Об их землях и возможности обзавестись семьей. У них нет нашего понимания свободы, и они далеки от понимания нашей жизни, но интерес велик.

Улучив удобный момент, я задал вопрос:

—  Что здесь делают представители ведущих кланов и святых орденов?

— На прошедшем совете, — ответил Снежич, — было принято решение разъединить македонское войско на отряды по национальностям для переселения в наши земли. Почти все воинство — наемники, которым обещана плата за счет грабежей, и в него вступали люди, не имеющие перспектив нормальной жизни. Среди наших просторов и природных богатств они обретут вторую родину. Представители орденов и кланов здесь для этой задачи.

Затем все представители подробно сообщили направление в перемещении отрядов и кто будет сопровождать. После согласованных решений все стали расходиться к кострам. Долетал запах жареного мяса, рыбы. У одного из костров сидел Юраз и на свирели наигрывал приятную мелодию, которая возникала ниоткуда, усиливалась, переливалась, как голос птицы, и снова улетала вдаль. Увидев меня, он сказал:

—  Придумал мелодию о ветре скитаний. Я вдруг понял, что он рождается здесь, у нас. И с нашими мечтами и делами улетает к дальним прекрасным звездам.

—  Ты всегда, Юраз, опережаешь всех. Люди еще только обедать собрались, еще солнышко припекает, а в твоих глазах ночь, луна, звезды... Тебе есть что сказать людям. А то уже надоело слышать: сегодня сделано то-то, а вот завтра надо...

Глаза Юраза действительно были черны как ночь. Видение закончилось, и глаза Юраза незаметно для меня оказались ярко-голубыми глазами Незнакомки.