Если Христос не восстал, тщетна вера ваша и вы все еще во грехах ваших»1. Предельно ясное заявление! Воскресение — это суть христианства, и на основании всех имеющихся доказательств совершенно очевидно, что так было с самого начала. Итак, если бы не было воскресения, то не было бы и христианства.

Но в современном богословии все проблемы и вопросы, которые мы рассматривали до сих пор, как видно, дают о себе знать в связи с воскресением Христовым. Первый вопрос, который мы уже затрагивали, состоит в том, было ли воскресение физическим или духовным событием. Здесь следует согласиться со Стеном Нейллом, что «различие между физическим и духовным воскресением было непонятно людям того времени»2. Воскресение — не то же самое, что бессмертие души. Греки верили в последнее, но высмеивали первое3, потому что в их представлении тело, принадлежащее этому миру, должно быть отброшено, когда душа освободится от него через смерть. Однако и в Ветхом, и в Новом Заветах понятие воскресения подразумевает воскресение тела, хотя и не обязательно в той же самой форме. Так, Павел приводит сильные доказательства для христиан в пользу воскресения тела и его преображения4. «Кровь и плоть царствия Божия не наследуют», следовательно должно быть духовное тело. Павел не говорит о духовном выживании, но имеет в виду воскресение физического тела, которое в этом процессе преображается в тело духовное5. Общая картина воскресения Христова в Новом Завете (желаем ли мы признать это или нет) также представляет собой физическое воскресение. На это указывают пустая могила и описания физических явлений, например, предложение Христа Фоме дотронуться до Него6. Но это и преображение, поскольку воскресшее тело Христа не имело физических ограничений, и Он мог являться ученикам невзирая на затворенные двери7. «Было бы исторической и семантической бессмыслицей говорить о воскресении, не имея в виду конкретного физического чуда»8.

Иногда говорят, что воскресение мертвого тела не может принести никому никакой пользы, имея в виду, что сам по себе факт возвращения к жизни тела Иисуса не имеет религиозного значения. Однако согласно христианской вере в этом факте сокрыто нечто большее, чем просто воскресение тела. Дело не в том, что «Христос воскрес», но что Бог воскресил Его. Воскресение, таким образом, всегда рассматривается как действие Бога. Более того, это не просто действие Бога в прошлом: довод Павла, на который мы уже ссылались, состоит в том, что мы вновь восстанем к жизни, потому что Он вновь восстал к жизни. Это событие имеет отношение не только к будущему: сила Божия, явленная в воскресении, доступна христианину уже в этой жизни, сейчас9. Таким образом, мы видим историческое событие вместе с его значением.

Некоторые теологи уже давно проводят различие между немецкими прилагательными, означающими «историческое». Они употребляют historisch, подразумевая событие, которое просто имело место, и geschichtlich, характеризуя событие, имеющее определенное значение. Это различие восходит к Мартину Келеру, который первым прибегнул к такой дифференциации еще в 1896 г.10. Бультман придавал огромное значение этому различию. Мы уже видели, что его основной интерес составляет значимость «события» Иисуса для современного человека. И этот интерес так велик, что Бультман уже теряет его к самому этому событию. История сама по себе не имеет для него значения, и он не верит в воскресение Христа как в нечто случившееся на самом деле. Но он верит в Воскресшего. Однако несмотря на то, что для нас на самом деле важно значение события, трудно представить наличие какого бы то ни было значения, если события на самом деле не было.

Несколько другую трактовку этому различию между событием и его смыслом дает Дж. Э. Т. Робинсон. Он полагает, что верить в то, что Иисус воскрес физически, значит «смешивать категории»; есть два разных вида описания чего-либо: на человеческом языке и на божественном. Согласно первому, Иисус умер, остался мертвым, и Его тело еще может быть найдено. Но согласно второму, Бог воскресил Его из мертвых. Робинсон поясняет это: «Если нужно раздирать цельный («сшитый без шва») хитон истории, то что-то должно быть не так»11. Это риторика, а не доказательства. Ныне считается, что сверхъестественное, способное «нарушить» естественный ход истории, не существует, но в этом-то и все дело. Что же это за две категории, которые смешиваются друг с другом в веровании в физическое воскресение? Их нет ни в Библии, ни в самих событиях, они родились в голове доктора Робинсона. Ход его мысли легко проследить. Так, в своей книге «Honest to God» он отвергает Бога «вверху» («up there») или «вне» («out there») и воспринимает Его как основу бытия. Существование каждой вещи и природы в целом зависит от Бога, но Богу дано определение, исключающее возможность любого необыкновенного действия, которое бы могло быть расценено как чудесное или сверхъестественное. Сверхъестественное для Робинсона — это лишь один из способов понимания естественного, а не что-то самостоятельное. Поэтому-то он и истолковывает воскресение духовно, и это означает, что исторически Иисус не воскрес из мертвых.

Мы вновь встречаемся с проблемой истории и ее истолкования. Либо мы принимаем живого Бога Библии и признаем, что воскресение Иисуса Христа произошло реально и вписывается в общую картину реального, либо мы заменяем живого Бога на основу бытия и тем самым исключаем возможность реально происшедшего воскресения.

После Бультманна с его обесцениванием истории некоторые его последователи и преемники постепенно стали находить в Евангелии все больше и больше истории. Но по разным причинам воскресение остается проблемой. Борнкам утверждает: «События воскресения Христа из мертвых, его жизни и его вечного царствования находятся вне исторического исследования. История не может проверить достоверность и окончательно установить факты, связанные с воскресением Христа, как она может это сделать по отношению к другим событиям прошлого. Последний факт, доступный историческому исследованию, — пасхальная вера первых учеников»12. Он категорически отрицает заявления о том, что «весть о воскресении Иисуса есть всего лишь плод воображения общины верующих». «Это событие, свершившееся в это время и в этом мире», но «оно не может быть наблюдаемо и наглядно показано, как любое другое событие во времени и в пространстве»13.

Вопрос в том, может ли историческая наука заниматься исследованием сверхъестественных событий? Может быть, Борнкам своей формулировкой сам усложнил для себя проблему. Историческая наука не имеет прямого доступа ни к одному событию прошлого: о событии можно лишь делать выводы на основании имеющихся свидетельств. В этом отношении воскресение подобно другим событиям, его достоверность должна быть установлена на основании показаний и свидетельств. И если оно «недоступно наблюдению», то в равной мере это относится ко всем остальным событиям прошлого. Но его достоверность может быть «наглядно продемонстрирована, как и достоверность любого другого события», — таким же самым образом и, пожалуй, даже в большей степени, чем это можно сделать с большинством событий прошлого.

Кюннет также считает историчность воскресения «проблематичной». Ведь если воскресение находится внутри истории, то оно относительно, а не абсолютно; оно «стоит в одном ряду с множеством других известных и неизвестных факторов, дейстующих в этом мире»14. Он объясняет суть проблемы, возникающей при рассмотрении воскресения как исторического факта: «Когда смотришь на саму сущность вести о воскресении, то тогда она не иссякает в истории, а, напротив, явно указывает за пределы сферы истории»15. Он приходит к выводу: «Взаимосвязь между воскресением Иисуса и историей, без сомнения, значительна, но… понятие «историчности» не может охватить сути свидетельства о воскресении, которое скорее указывает на то, что превыше истории»16.

Отмеченное здесь Кюннетом обстоятельство чрезвычайно важно: он не может ни отвергнуть воскресение как «надисторическое» событие, находящееся за пределами научного исследования и логики, ни до конца объяснить его понятиями этого мира. С одной стороны, оно, разумеется, в истории — в смысле свидетельств о пустой могиле и воскресшем Христе, с другой же стороны, оно за пределами итории — в том смысле, что это есть действие Божие. Оно лежит за пределами истории только в том понимании, что причина события не находится в этом мире. Таким образом, мы можем сказать, что это Божие действие в истории.

Другое направление современной мысли касается природы веры. Эти вопросы ясно обозначены в книге Хайнца Царнта «The Historical Jesus», которая представляет собой обзор некоторых выводов в современных богословских исследованиях. Царнт критикует Бультманна за отрицание истории из-за его богословских предубеждений17. Он считает, что своим отрицанием сохраняет принцип Реформации «только верою», и в этом отношении «Бультманн более прав, нежели вновь пробудившаяся ортодоксия»18. Далее, размышляя о воскресении, Царнт говорит: «Вера содержит внутри себя свою собственную достоверность и не нуждается в чудесах для ее подтверждения». От верующего «ожидается, что он не будет подкреплять свою веру недозволенными гарантиями, то есть тем, что «видимо», но будет следить за тем, чтобы она покоилась на «невидимом» и потому оставалась верой. Он всегда должен быть готов к тому, что все ложные основания веры могут быть разрушены исторической критикой»19. «Всякое желание найти исторические доказательства воскресения противоречит намерениям всех новозаветных свидетелей»20. Христиане «веруют не в свидетельства о воскресении, а в Воскресшего»21.

Такое полное разграничение веры и разума весьма неудовлетворительно. Оно радикально отличается от библейской концепции веры. Ветхий Завет содержит настоятельные советы израильтянам «помнить весь путь, которым Господь Бог ваш вел вас»22; воспоминания о том, что Бог сделал в прошлом, являются основанием для веры в Бога в настоящем. Десять заповедей были даны человеку как изложение Его обязательств, вытекающих из дарованного Богом освобождения: «Я есмь Господь, Бог твой, выведший тебя из земли египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов, кроме Меня…»23; вера и послушание зависят от знания того, что соделал живой Бог. «Вера» же Царнта скорее похожа на легковерие24.

Необходимо поставить вопрос: а что в действительности произойдет с верой, если «все ложные основания» будут разрушены «исторической критикой»? Многие студенты богословия оказались именно в таком положении. Иногда им преподают такое истолкование современной богословской науки, которое подразумевает, что теперь совершенно невозможно верить определенным догматам христианской веры, как, например, догмату о воскресении Христа25. Но нам необходимо видеть существенную разницу между заявлением о том, что «опоры» удалены (то есть, например, что воскресение не может быть доказано), и заявлением о том, что наука, например, опровергла возможность воскресения. Последнее утверждение попросту неверно, тогда как первое — под вопросом. Выступать в защиту веры, не имеющей опор, значит впасть в иррационализм.

Разграничение между верой в рассказы о воскресении и верой в Воскресшего на первый взгляд кажется правдоподобным, однако оно неправомерно. Безусловно, вера опирается на личность, а не на отрезок истории. Но вера в Воскресшего подразумевает веру в Того, Кто воскрес, а это включает исторический факт. Если то, что Он воскрес, не является историческим фактом, то Он — не Воскресший. И наоборот, можно спросить, возможно ли для человека в действительности верить рассказам о воскресении без того, чтобы в результате не уверовать в Воскресшего?

Вероятно, мы можем найти определенный смысл в разграничении Царнта, если рассматривать порознь зарождение и дальнейший рост веры. Вера во Христа как в Воскресшего Спасителя зарождается при чтении «рассказов» о жизни, смерти и воскресении Иисуса Христа и осмыслении значимости этих рассказов; за верой рассказам следует вера в личность, и это подразумевает установление и развитие личностных отношений между верующим и Христом. Рассказы и тут не теряют значения, поскольку узнать больше о Нем — это один из способов узнать Его лучше, хотя таковое познание Христа углубляется через личностное общение. Как и в чисто человеческих отношениях, знание человека и знание о человеке приобретаются вместе: личностное знание по-прежнему имеет реальное содержание.

Развития понятия веры, описанного Царнтом, мы находим у Тиллиха. Он говорит, что «вера… не имеет определенного содержания. Это просто вера ненаправленная, абсолютная. Она не подлежит определению… Абсолютная вера… лишенная сомнением всякого конкретного содержания, есть, тем не менее, вера»26. Это последняя стадия движения от библейской веры к иррациональности, и это прямой результат отказа допустить связь веры с историей. История же деяний живого Бога — это и основание веры, и гарантия ее рациональности.

Новозаветный призыв веровать в Воскресшего вопреки Царнту связан с фактами, свидетельствами и историческими доказательствами. Апостолы, первыми провозгласившие благовестие Воскресшего, сами были свидетелями, и фактически основным условием апостольства и являлось то, что они были свидетелями воскресения Христа27. Павел указывал на то, какое решающее значение имеет историческая достоверность события28.

Удивительно, почему Царнту не по душе историческое оправдание, поскольку он сам с одобрением цитирует вывод фон Кампенхаузена о том, что 15 глава Первого Послания к Коринфянам соответствует «всем требованиям исторической достоверности, какие в данных обстоятельствах предъявляются к тексту подобного рода»29. Он также одобрительно цитирует слова Эбелинга: «Воскресение направляет нас не к какой-то туманной и отдаленной мифической области, но к точно обозначенному месту в истории»30.

Именно теологи, а не историки пытаются удалить воскресение Христово из сферы истории. Заслуживает внимания то, что фон Кампенхаузен, будучи историком, со всей настойчивостью заявляет, что воскресение Христа «ни при каких обстоятельствах не может быть изъято из исторического исследования». Он также приводит веские доводы в пользу историчности пустой могилы Христа вопреки распространенной теории, будто это «легенда» более позднего периода31. Важным моментом в отношении факта пустой могилы является то, что хотя это и не доказывает воскресения, но если бы тело Иисуса было найдено, то это бы полностью опровергло воскресение.

Ситуацию можно резюмировать словами Панненберга: «Если исследователи-историографы догматически не держатся узкой концепции реальности, согласно которой «умершие не воскресают», остается неясным, почему историографы в принципе не могут признать воскресение Иисуса наилучшим объяснением таких событий, как встречи учеников со Христом, являвшимся им после распятия, и обнаружение ими пустой могилы»32.

Историческое исследование воскресения Христа с убедительностью, свойственной всякому достоверному свидетельству, указывает на реальность этого события. Но кое-что оно оставляет необъяснимым. В вопросе о воскресении Христа камнем преткновения является то, что это событие не имеет аналогии. Очевидно, оно нарушает обычные законы истории. Но это не причина для его отвержения, если только мы предрешим, что все события не должны быть одного и того же рода33.

«Умерев и будучи погребенными в течение трех дней, люди не восстают из мертвых и не ведут себя так, как согласно имеющимся свидетельствам вел себя воскресший Иисус. Этот факт был хорошо известен до появления современного научного мировоззрения… Никогда и ни в какие времена не было возможно вписать воскресение Иисуса ни в какое мировоззрение, за исключением того, основой которого оно является… В воскресение веруют на основании исторической очевидности… Но можно ли действительно поверить, что Иисус восстал из мертвых?» — спрашивает Лессли Ньюбиджин в своей книге «Honest Religion for Secular Man». Он отвечает: «Нет — если ваша отправная точка находится за пределами этого мировоззрения».

Если, как было сказано выше, мы исходим из того, что сверхъестественное не существует и что Бог не вмешивается в ход событий, то никакое множество свидетельств не убедит нас в том, что Христос восстал из мертвых; мы должны будем пытаться объяснить факты каким-то иным способом. Необходимо будет найти удовлетворительное объяснение пустой могилы, встреч Христа с учениками по воскресении, объяснение происхождения и существования христианской Церкви, изменения священного дня с седьмого на первый день недели, а также изменения, которое произошло в самих апостолах. Но другого удовлетворительного объяснения до сих пор нет.

«Слабость экзистенциалистской теологии, — говорит Алан Ричардсон, — состоит в том, что она не дает убедительного рационального объяснения происхождению Церкви и ее веры, исходя из предположения, будто воскресение Христово не было историческим событием».

Но если мы с самого начала принимаем библейскую исходную предпосылку относительно природы живого Бога, то мы находим свидетельства о воскресении Христовом совершенно убедительными. Тогда мы не будем говорить, что воскресение невозможно, а зададим вопрос: каков же этот мир, в котором такое действие Бога имело место? И ответив на него, мы откроем себя, чтобы признать возможность и других особых действий Божиих как в прошлом, так и в настоящем. И наше отношение к воскресению Христа окажет влияние на наше понимание природы Бога и личности Христа в целом. Следствием этого явится реальность нашей христианской жизни и опыта в содружестве с живым Богом.