Лука.

Третье евангелие. Ещё одно незнакомое имя. Ещё один «очевидец».

Собственно говоря, это — не евангелие. Это — письмо.

Чисто по-христиански: слова означают не то, что означают. И Лука не апостол, и евангелие не евангелие, и вообще…

Да, письмо.

«Рассудилось и мне описать тебе, достопочтенный Феофил, чтобы ты узнал твердое основание того учения, в котором был наставлен».

А какой стиль! Лопе де Вега, да и только.

«Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях…»

Это было модно — черкнуть несколько строчек по поводу известных событий. Конкурс сочинений на заданную тему. «Как передали нам бывшие с самого начала очевидцами…»

Поскольку Лука не претендовал на высокое звание очевидца, то совсем не стесняется, а начинает прямо с истории зачатия и рождения Иоанна Крестителя. Правильно, чего мелочиться?

Значит так. В Иудее жил себе священник. Звали его «Захария из Авиевой среды». И была у него жена Елисавета из рода Ааронова. Супруги были пожилыми людьми, и детей у них не было. Жили и жили.

Пришло время Захарии идти на вахту в храм — кадилом махать. Работа у него была такая. Елисавета осталась дома. Одна.

Тут Лука начинает плести дивную историю, черпая образы со всего Ветхого Завета. Во время махания кадилом Захарии привиделся ангел. Священник до смерти испугался, но ангел его успокоил, и сказал, что теперь у них родится сыночек.

Сыночек будет не простой, а непьющий. Как Самсон. Назовут его Иоанном, и он станет предтечей для мессии.

Захария усомнился. Оно и понятно: он был священник, а не дурак. Ангел разгневался на него за неверие и сказал, что Захария будет немым — до самого рождения сына. Вот такие дела.

Если учесть, что ангела звали Гавриил, что означает «божий человек», то становится понятно, что новая церковь родилась задолго до Иоанна Крестителя. И он в ней первую скрипку не играл. Как и Христос.

Вернёмся к нашему попу. Он, понятное дело, онемел. Любой онемеет.

Представляете, сидите вы в служебной командировке, и тут приходит к вам «божий человек» и говорит: всё нормально, мужик, жена твоя сейчас сделалась беременной, так что, не переживай.

Какие уж тут переживания…

Да, дослужил он вахту в безмолвном состоянии (чтоб кадилом махать, язык без надобности), сдал смену и пошёл домой. А жена его беременна. Он, как в воду глядел, этот ангел.

«И таилась она пять месяцев». И говорила, что беременной её сделал бог.

Кому говорила, непонятно. Ведь таилась же! Может, мужу своему отвечала — на его немые вопросы. Или на вопрошающие взгляды.

А ещё она говорила, что бог сделал её беременной для того, «чтобы снять с меня поношение между людьми».

Ну, теперь понятно. Жили они душа в душу, и люди её поносили. А как забеременела в его отсутствие, так все поношения и прекратились. Сразу прекратились — как ножом отрезало.

А на шестой месяц беременности Елисаветы тот же ангел направился в Назарет — к Марии.

Странно, что в Назарет. Ангел не сказал ни слова её жениху. А зачем? Он сразу же направился к объекту. Вошёл. И поприветствовал девушку по ангельскому обычаю.

«Радуйся, дева!..» И так далее.

А что Мария? «Она же, увидев его, смутилась от слов его и размышляла, что это было за приветствие». Поразмыслить было над чем. Но ангел не дал ей времени на размышления, а приступил к делу.

«Не бойся, Мария». Это для начала. «И вот, зачнешь во чреве».

Мария усмехнулась: но ведь я и мужа ещё не познала.

— Ну, это не проблема, — подмигнул ангел. — Вон родственница твоя, Елисавета, была вообще бесплодной, и, пожалуйста — уже на шестом месяце. Так что, не изволь беспокоиться.

— А-а-а, — сказала Мария, — тогда другое дело.

Первое — Мария жила в Назарете. Второе — Иоанн и Иисус почти ровесники. Третье — они родственники. Это уже интересно.

Странно, откуда это знает Лука, который жил намного позже. Матфей, например, понятия об этом не имел. Ну, да ладно. Вернёмся к беременной деве.

Как только «сеанс» с ангелом закончился, Мария поспешила в гости к Елисавете — своей родственнице. Им было, о чём поговорить. Шушукались, хвастались друг перед другом, как оно всё происходило.

Мария впала в эйфорию: «Отныне будут ублажать меня все роды». Ну да, будут.

Мария прожила в гостях три месяца. А как только пришло время рожать, она покинула свою кузину и помчалась в родной Назарет.

А что Елисавета? Она родила. Мальчика назвали Иоанном. Родственники были против, но немой Захария поддержал мнение супруги с помощью канцелярских принадлежностей — написал имя Иоанн на дощечке. И сразу язык его развязался!

Жену надо слушать, вот, что я вам скажу. Даже если вы не знаете, кто отец вашего ребёнка.

«Младенец же возрастал и укреплялся духом, и был в пустынях до явления своего Израилю».

Лука пишет, а нам расхлёбывай.

Как вы себе это представляете? Кто младенца в пустыню прогнал — папа? Нет, этот хлюпик вообще ничего не решал. Мама? Вряд ли. «Божий человек» — больше некому.

Лука — ещё тот краснобай. Вы читали, как описывают все это Матфей и Марк? Прекрасно, а теперь наплюйте и забудьте.

Всё было совсем не так! — если верить Луке. Итак, Мария уходит из дома и пропадает три месяца — у Елисаветы.

Возвращается беременная на третьем месяце и выходит замуж за Иосифа. Иосиф радостно хлопает в ладоши. И они счастливо живут.

Как только пришло время рожать Марии, императору Августу вздумалось провести перепись населения. Если император чего-то захочет, то он это сделает — исключений не бывает.

Началась перепись. Иосиф прихватил жену и пошёл переписываться в Вифлеем. Там, говорят, записывались все из рода Давида.

Приехали в Вифлеем, поселились в хлеву — в гостинице все номера были заняты. Мария родила. Мальца положили в ясли. Это такое место, откуда коровы сено жуют.

Как только малыш оказался в яслях, к хлеву начали сбегаться пастухи, которые ночью сторожили отары на пастбищах.

Я не знаю, как там с травой в конце декабря — в Вифлееме. Возможно, у них декабрь теплее нашего июня. Возможно, там трава в это время в метр высотой. Но это — библия. А в библии сказано, что там бывает снег. И мороз. Помните Ветхий Завет?

Ну, а если в северном полушарии бывает снег и мороз, то наверняка в декабре библейским овцам на полях нечего делать.

И ещё надо бы подумать, как Иоанн в декабре умудрялся народ в Иордане купать. В библейском Иордане. Если бывает снег и мороз, значит, дело происходило на льду. И каково было Иисусу в снежной пустыне сорок дней?

Но пока новорождённый лежал в хлеву, а к нему сбегались со всех сторон пастухи, увязая в снегу. Они прибежали, порадовались, и убежали.

И никаких волхвов! Восьмидневного Иисуса отнесли в Иерусалим. И сделали ему обрезание. И вернулись в Назарет, и жили там счастливо — до поры до времени.

Ещё раз: никаких волхвов не было, Ирод никаких младенцев не истреблял, святое семейство в Египет не ходило. Иисус родился в Вифлееме, обрезался в Иерусалиме, а рос в Назарете.

Сделаем паузу. Получается, что кто-то из евангелистов врёт. Врут Матфей с Марком, или же врёт Лука. (Апостол — лжец, это само по себе интересно).

По идее, два голоса против одного, но, на самом деле, это не так. Марк списал всё у Матфея. Значит, паритет: Матфей против Луки. Но Матфей был апостолом, очевидцем.

А кем был Лука, мы ещё не знаем. Пока что, мы видим, что он был, мягко говоря, фантазёром. Продолжим.

Каждый год родители водили Иисуса в Иерусалим на Пасху. Однажды они его там просто забыли. Мальчику было двенадцать лет.

«Остался отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и Матерь Его».

Зевнули — с кем не бывает. Пасха ведь. Опомнились через сутки. Начали искать. Ещё через три дня нашли мальчишку в иерусалимском храме.

В самом деле — три дня искали по подворотням, и лишь под конец решили заглянуть в самое невероятное место — храм. Ну, что, скажите на милость, делать сыну божьему в храме?

В храме Иисус устроил диспут со знатоками писаний и священниками. И они очень «дивились» ему.

Мария попыталась сделать сыну выговор: «Мы с отцом обыскались тебя». Двенадцатилетний Иисус сразу дал ей понять, кого он считает своим отцом — Иосиф в эту категорию не попадал.

«И он пошел с ними, и пришел в Назарет, и был в повиновении у них».

Строптивый был мальчишка. Ведь мог и воспротивиться.

Иоанн начал проповедовать. Лука старательно привязывает нас к дате этого события. 15-й год правления Тиверия.

Понтий Пилат — прокуратор Иудеи. Ирод — тетрарх Галилеи, его брат Филипп — тетрарх Итуреи и Трахонитской области. Лисаний правит в Авилинее. Анна и Каиафа — первосвященники.

Почему так детально? Это, чтобы ни у кого сомнений не осталось.

Первосвященников было двое. Если вспомнить сцену ареста, когда в Гефсиманский сад привалила целая толпа с мечами и кольями, старейшины родов и первосвященников, то надо иметь в виду — первосвященников в этой толпе было всего двое.

«Был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии…» Лука, мягко говоря, сбивает нас с толку — Захария не был отцом Иоанна. Когда его жена забеременела, Захария махал кадилом в командировке.

Нет, но каков евангелист? Сам придумал неправдоподобнейшую байку о зачатии Иоанна, и даже не дал нам в полной мере насладиться ею — тут же её опроверг. И, не мешкая, сочинил новые, да ещё какие!

«Порождения ехиднины! Кто внушил вам бежать от будущего гнева?». Помните эту гневную фразу? Я, например, отлично помню. Так Иоанн обращался к фарисеям, которые надеялись покреститься на халяву, затесавшись в толпе.

Но Креститель обладал зрением кондора и вышибал безбилетников из очереди. Так?

Нет, совсем не так. Порождениями ехидны Иоанн называл всех, кто приходил к нему креститься. Всех простых людей — народ.

«Иоанн приходившему креститься от него народу говорил: порождения ехиднины!»

Злой был мужик, хоть и брат Иисуса Христа. Матерно крыл всех подряд на берегу Иордана. Нет не всех. «Мать ваша ехидна» — так он говорил лишь простым людям. А ещё он им говорил: «сотворите плод, достойный покаяния».

Это значит, что если уж каяться, то хотя бы в стоящих делах. Я себе представляю, что творилось в те дни в Иудее. Наслушавшись Крестителя, народ преисполнялся решимости и бежал… грешить.

Да, простых людей Иоанн материл и призывал грешить. Со служивыми людьми он общался иначе.

«Пришли мытари к нему креститься и сказали: учитель! Что нам делать?»

Вот так. Учитель. Вот, кого он учил — мытарей. Сборщиков податей. Матфей не зря оказался в команде апостолов. И Креститель ласково поучал мытарей:

— Ничего не требуйте более определённого вам.

А ещё приходили к нему солдаты. Военнослужащие действительной службы. Креститься. Этим он говорил:

— Не обижайте бедняков, не клевещите, а главное — будьте довольны своим жалованьем.

Ай да Иоанн! Ай да Лука! Настоящий государственный муж. Кардинал! Мазарини да и только.

Какие пустыни, какие пояса на чреслах! Шестисотый «Мерседес» — вот, что ему полагалось.

И всё-таки Креститель угодил в тюрьму. Его лояльность оказалась ни к чему.

А вот и Христос подоспел.

«Когда же крестился весь народ, и Иисус, крестившись, молился, отверзлось небо…»

Он был вообще «одним из…». Иоанн не бросился завязывать ему шнурки на сандалиях. Или на валенках (учитывая время года). Он его даже не заметил — в такой кутерьме.

Что ему до плотника, когда приходят маршевые роты, преклоняют колена и он их кропит святой водой. А тут ещё кавалькада иномарок с налоговыми инспекторами. И каждого надо приветить, доброе слово молвить. Голова кругом идёт.

«Иисус, начиная свое служение, был лет тридцати». А дальше Лука приводит его родословную. Тут есть три примечательных момента.

Первое. Начинает он с оговорки. «И был, как думали, сын Иосифов». То есть, он знает, что называть Христа сыном Иосифа не имеет смысла.

Но есть официальная церковная родословная, которая утверждает: Иисус, сын Давидов. Лука начинает искать компромисс. Он вообще-то, не такой дурак, каким кажется.

Второе. Родословная отличается от Матфеевой. Там было: Давид — Соломон — Ровоам. У Луки иначе: Давид — Нафан — Маттафай. Из этого следует, что одна из родословных лжива. Но, поскольку, церковь считает их одинаково достоверными, то лживы обе.

Если вы помните Ветхий Завет, то согласитесь, что при описании «деяний» Давида и Соломона упоминается лишь один Нафан — пророк, который подговорил мать Соломона выторговать трон для своего сына.

С другой стороны, у Давида детей было — аж 24 штуки, всех имён нам не назвали, так что, мог быть среди них и Нафан.

Третий момент. Лука доводит родословную Иисуса до самого Адама и даже бога, и таким образом даёт понять, что Христос — сын божий. Вот вам и компромисс. Но очень хлипкий, ведь тогда получается, что любой потомок Адама — божий сын.

Иисуса повели под белы рученьки в пустыню. И там «сорок дней он был искушаем от Диавола». Тут Лука мало фантазировал. А вот дальше…

«И возвратился Иисус в силе духа в Галилею. Он учил в синагогах, и от всех был прославляем». Что же, никто не удивлялся, и не говорил: это же Иисус, который плотник, он что, с ума сошёл?

Нет, говорили. В перерывах между славословиями.

«И пришел в Назарет, по обыкновению своему, в субботу и стал читать…

Ему подали книгу пророка Исайи…

И, закрыв книгу, и отдав служителю, сел…

И он начал говорить им…»

Как всё красиво — верховный жрец пришёл в храм, ему с поклоном подают книгу и ждут, когда он начнёт вещать. Он начинает говорить, и тут все удивляются.

«И говорили: не Иосифов ли это сын?»

Потом удивление сменяется яростью.

«Услышав это, все в синагоге исполнились ярости, и, встав, выгнали Его вон из города и повели на вершину горы, чтобы свергнуть Его…»

Вон оно, как обернулось. «Учил в синагогах и от всех был прославляем»? Ох, недобрая то была слава.

Пришлось бежать в Капернаум. В этом рыбачьем посёлке он первым делом излечил тёщу Симона. Но Симон ещё не был его учеником. После исцеления тёщи Симона Христос удалился в пустыню.

Потом опять «проповедовал в синагогах галилейских», где опять был «всеми прославляем». И лишь потом он встретил Симона и Андрея.

Дело было так. Иисус проповедовал на берегу озера. Народ толпился на пляже — каждый хотел увидеть проповедника. В это время недалеко от берега дрейфовали две лодки, из которых рыбаки забрасывали сети.

Иисус решил использовать одну из лодок, как трибуну. Рыбакам это не очень понравилось — им надо было на хлеб зарабатывать.

Лодка, в которой сидел Христос во время проповеди, принадлежала Симону. Во второй лодке рыбачили Иоанн и Иаков Зеведеевы. И вот, Христос, чтобы восполнить неустойку, посоветовал ребятам закинуть сеть «вот здесь». Они закинули и наловили столько рыбы, что сеть порвалась.

Симон испугался! Он попросил Христа покинуть его судёнышко. Это о чём-то говорит. Связываться с этим парнем было опасно.

Но Христос успокаивает его и сыновей Зеведея, которые оказались приятелями Симона, обещает их научить «ловить человеков» и зовёт с собой в дальние странствия. Они соглашаются.

Удивительно. Андрея вообще не было! Был только Симон и Воанергесы. Именно эту троицу Христос водил на гору и в Гефсиманский сад.

Лука, который некоторые пассажи дословно списал у Марка и Матфея, вдруг забывает об Андрее. Он специально это делает?

Потом он лечил в хижине, а ему опустили паралитика сквозь крышу. Он его вылечил, а заодно отпустил грехи. Попы укоряли его за это: разве может один человек отпускать другому грехи?

А он им ответил, что ещё как может, новой церкви всё возможно. И, правда, новые попы с лёгкостью отпускали грехи, а было время — даже делали это за деньги.

И лишь потом он встретил Матфея. «Мытаря по имени Левий». И пьянка после этого обращения, оказывается, происходила в доме самого Левия. И его брата.

Три евангелия — три варианта последовательности событий. Но не в последовательности дело, а в наполнении каждого эпизода. А этот эпизод наполнен иначе. Вот, как происходило дело, если верить Луке.

Христос обращает Матфея в то время, когда мытарь выполняет свои служебные обязанности. Матфей, а заодно и его коллеги, бросает работу, зазывает всех в свой дом и закатывает гулянку.

«Там же было множество мытарей и других…» Грешников, как говорит Марк. И сам Лука тоже говорит, что с Христом угощались мытари и грешники.

Но ведь грешников много, а здесь имеется в виду конкретная социальная группа. Кого ещё приветил Христос?

А кого приветил Иоанн Креститель на берегу священной реки? Правильно, налоговых инспекторов и военнослужащих.

Значит, в доме у Матфея состоялась смычка работников меча и тружеников кошелька.

Всё правильно: если вы создаёте организацию, то заручитесь поддержкой силовых структур, подведите экономическую базу и… найдите спонсоров.

Со спонсорами, как мы уже видели и ещё увидим, всё было в порядке.

Гуляли красиво. И тут «фарисеи и книжники» плюхнули свою ложку дегтя — в их бочку мёда.

«Зачем вы едите и пьете с мытарями и грешниками?»

Христос, как обычно, ответил, что здоровым врач не нужен, а только больным.

Все умиляются до зелёных соплей, описывая этот эпизод: какой же он милосердный, наш Христос, он грешников обращал и не стеснялся пить с ними горькую.

Но, давайте задумаемся. Кого Христос называет больными? Работников налоговой инспекции и профессиональных военных.

Оглянитесь вокруг, поинтересуйтесь: как живётся налоговикам и силовикам? Вот бедолаги, правда?

А, что — не бедолаги? Хорошо живут? Конечно, живут неплохо. Неужели раньше было иначе?

Армия и финансовая система — оплот государства, а оплот надо кормить. Так всегда было, так всегда будет.

И вот, Учитель жалеет этих упитанных бедолаг, хочет их вылечить. А кого, он считает, можно и пропустить? Кто и так здоров, как вы думаете?

За кого заступились книжники и фарисеи? За самых бедных они заступились. За тех, кто по долговым ямам сидел, кто горбатился с рассвета до заката, кто детей своих за кусок хлеба продавал, на панель выпускал.

Вот за них фарисеи и заступились. Но они сволочи — им не понравилось, что Христос выпивает с «опорой государства», а на бедняков ему начхать.

Начхать — вы не ослышались. Вот Иуде было не начхать, когда учитель спустил 300 динариев на «Шанель номер пять» — с какой-то проституткой. И другим апостолам было сначала не начхать, но учитель быстро вправил им мозги.

Христос забрался на гору, где всю ночь молился. А утром собрал своих учеников для инструктажа.

Вот список апостолов по Луке: Симон (Пётр) и его брат Андрей (наконец-то он появился), Иаков и Иоанн, Филипп и Варфоломей, Матфей и Фома, Иаков Алфеев и Симон Зилот, Иуда Иаковлев и Иуда Искариот. Ага. Теперь надо сопоставить со списками Матфея и Марка.

Итак.

Симон и Андрей Первозванный — эти братья без изменений. Симон женат.

Иаков и Иоанн Богослов, сыновья Зеведеевы, они же Воанергесы.

Филипп и Варфоломей — без изменений.

Фома — без изменений.

Матфей, он же Матфей Мытарь, он же Левий, он же Левий Алфеев.

Иаков Алфеев. Брат Матфея Мытаря.

Симон Каннаит, он же Симон Зилот. (Каннаит — парень из Канны Галилейской. Зилот — член боевой организации).

Левей по кличке Фаддей, он же Фадей, он же… Иуда Иаковлев?

Подождите. Я понимаю, подпольная организация, партийные клички, псевдонимы, но не до такой же степени. Речь идёт о разных людях? В составе команды были замены до распятия? Лука врёт? Или Марк с Матфеем сочиняют? Надеюсь, позже разберёмся.

Иуда Искариот — без изменений.

И вот, после ночной молитвы на горе, Лука заставляет Христа произнести Нагорную проповедь — перед огромной толпой.

— Хорошо нищим духом. (Что это значит — нищий духом?)

Хорошо бедному и голодному.

Хорошо тому, кто плачет.

Хорошо тому, кого ненавидят, поносят и бесчестят.

Плохо богачам. Плохо сытым.

Плохо тем, кто смеется.

Плохо тем, о ком люди говорят хорошо.

Христос сделал паузу. Матфей, ковыряясь зубочисткой, подмигнул народу. Учитель продолжил.

— Понятное дело, нужно избегать плохого и стремиться к хорошему. Но, что нужно сделать, чтобы вам было хорошо и не было плохо? А вот, что:

Любите тех, кто вас ненавидит.

Благословляйте тех, кто вас проклинает.

Когда вас бьют по морде, подставляйте щеку так, чтобы бьющему было удобно.

Тому, кто снимает с вас плащ, отдайте и футболку.

Любому попрошайке отдавайте всё, что имеете.

У грабителя не требуйте того, что он отнял у вас.

И будет вам хорошо.

А каковы аргументы? Аргументы веские.

«Ибо и грешники любящих их любят… Ибо и грешники отвечают добром на добро…»

Если таковы грешники, то каковы праведники? Нет, в христианстве всё наоборот.

Под конец он прикрикнул на слушателей:

«Что вы зовете меня, но не делаете того, что я говорю!»

И топнул ногой. Народ потупился. Христос пошёл в Капернаум.

В Капернауме он первым делом вылечил слугу сотника (офицерского чина). Оно и понятно. И сразу же пошёл в город Наин.

Правильно, чего ещё в Капернауме делать? Войска здоровы, граница на замке, любимый город может спать спокойно.

В Наине они оживили мертвеца. «Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить… И всех объял страх…» Я бы тоже испугался.

Иоанну рассказали о том, что вытворяет его троюродный братец. Он, как и в других евангелиях, задал сакраментальный вопрос: «Ты тот, кто нам нужен, или нам другого ждать?»

Ответ тоже был стандартным. И монолог об Иоанне был стандартным. Как у Матфея и Марка. А вот дальше… Аудитория была несколько иной.

«И весь народ, слушавший Его, и мытари воздали славу Богу… Крестившись крещением Иоанновым…»

Это у Матфея и Марка Иоанн вспоминал «ехиднину мать», говоря о мытарях, а у Луки всё чинно — благородно. Мытари оказались нормальными пацанами.

А вот сцена с парфюмерией. Если помните, дело происходило в доме прокажённого. Хозяин дома, оказывается, был не только прокажённым, но ещё и фарисеем — по совместительству.

«Некто из фарисеев просил Его вкусить с ним пищи, и он, войдя в дом фарисея, возлег».

Туда же пришла и местная проститутка — с алебастровым кувшинчиком мира. Этот прокажённый фарисей был очень радушным хозяином.

Проститутка мыла Иисусу ноги и вытирала их своими волосами. И натирала их миром. И целовала. Прокажённый фарисей наблюдал эту сценку и удивлялся. Иисус заметил это удивление.

— Симон, — обратился он к фарисею. Да, прокажённого хлебосола звали Симоном.

— Вот ты смотришь и удивляешься, — продолжал Христос, — а, между прочим, это я должен удивляться. Я пришёл к тебе в дом, а ты мне ног не помыл. Она же умыла их слезами и волосами вытерла.

Ты меня даже не поцеловал, а она, гляди-ка, уже битый час мои ноги целует. За это я отпускаю ей грехи, и запомни: кому мало прощается, тот мало любит.

«И возлежавшие с ним» удивлялись.

Вы представляете себе эту сцену? Полна горница людей, вкусная еда, неспешный разговор. И проститутка целует ноги, и моет их, и умащивает, и вытирает своими волосами — только ему одному.

После этого случая Иисус не пошёл в Иерусалим, как думали Марк и Матфей (который по идее был участником этих событий). Нет, они пошли проповедовать по всей стране великой.

Иисус, апостолы… И женщины. Ну, как же без женщин?

«После сего он проходил по городам и селениям, проповедуя…

И с ним двенадцать, и некоторые женщины…

Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов…

Иоанна, жена Хуза, домоправителя Иродова…

И Сусанна, и многие другие, которые служили ему имением своим…»

Из Марии бесов выгоняли уже после воскресения. Надо привыкнуть к тому, что последовательность событий для евангелистов не имеет никакого значения. Но жена домоправителя Иродова… Нет, там что-то было.

Иродиада, Иоанн в тюрьме, уверенность Ирода в том, что проповедует не Иисус, а сам Иоанн, а теперь ещё жена придворного чиновника. Похоже, Иоанну действительно никто голову не отрезал.

Женщин было много. Нет, третье евангелие — это нечто. Интересно, каким будет четвёртое?

И служили ему имением своим. Это значит, что Иисус в деньгах не нуждался — благодаря Сусанне и многим другим женщинам.

Интересная книга. Очень интересная.

Словно спохватившись, Лука выстреливает серию знакомых эпизодов. Он будто пытается убедить нас в том, что знает их. Хронологическая последовательность его не заботит, как мы уже заметили.

Притча о сеятеле.

Отказ признать свою мать и братьев родственниками.

Буря на озере.

Изгнание бесов в стадо свиней.

Исцеление дочери начальника синагоги, а заодно и женщины, страдавшей от кровотечения.

Миссия апостолов по всей стране.

Убийство Иоанна. Рассуждения Ирода о том, что Иисус и Иоанн — одно лицо.

Возвращение апостолов. (Это похоже на шпионскую вылазку — сбор разведданных).

Попытка скрыться в пустыне у Вифсаиды.

Насыщение пяти тысяч пятью хлебами.

Опрос апостолов на тему «За кого меня люди держат». Предварительное посвящение в свои планы и предупреждение об ответственности за измену.

Прогулка с «тройкой» приближённых апостолов на гору, галлюцинация, испуг апостолов при встрече с кем-то, кого они приняли за Илию и Моисея.

Монолог о детях.

Рассказ Иоанна о встрече с представителем альтернативной команды апостолов. Запрет Иисуса на борьбу с ними.

Переведя дух, Лука опять позволяет себе немного пофантазировать.

Иисус собирается навестить Самарию и посылает «вестников пред лицем Своим». Ординарцев самаритяне не приняли, ибо приняли их за иудеев. Они ошиблись или нет?

Считались ли жители Галилеи иудеями? Если да, то почему Лука делает упор на то, что израильтяне спутали их с иудеями?

«Но там не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим».

Что бы это значило?

Примечательна реакция апостолов, особенно, братьев Воанергесов.

«Иаков и Иоанн сказали: Господи! Хочешь ли, мы скажем, чтобы огонь сошел с неба, и истребил их?»

Не зря они хотели стать его правой и левой рукой. Но, каковы добряки, а? Эти, пожалуй, подставили бы — и одну щёку, и другую, и всё остальное.

Хорошо, что Иисус запретил им это сделать. Эти братишки не постеснялись бы и спичками воспользоваться — если бы огонь с неба не пролился.

Лишь после этого Иисус запретил одному ученику хоронить отца, а другому не разрешил проститься с матерью.

В первых двух евангелиях ясно, что речь идёт об апостолах. Но о ком идёт речь здесь, если двенадцать апостолов уже укомплектовали команду? О каких учениках речь?

Сейчас, дамы и господа, минутку терпения.

«После сего избрал Он и других семьдесят учеников, и послал их по два пред лицом Своим, во всякий город и место, куда сам хотел идти».

Вот теперь можно и подумать. Кто ещё сомневается в том, что речь идёт о законспирированной боевой организации?

Клички, явки, разведка, оружие, деньги. Что ещё человеку надо для счастья? Не хватает маленького распятия и большого воскресения.

Инструктируя роту учеников, Христос слово в слово повторяет напутствие двенадцати апостолам, которое приводят Марк и Матфей.

Они ушли. А вернулись с радостью. И хвастались: «теперь и бесы повинуются нам!»

А Христос их охладил: «бесы — это мелочь, и то, что вы можете давить ногами скорпионов и гадюк — тоже мелочь; но ваши имена записаны на небесах — это уже не мелочь».

Потом Иисус наведался в гости ещё к одной женщине, которую звали Марфа. А у Марфы была красавица — сестричка, которую звали Мария. Вы заметили, как много Марий вокруг Иисуса?

Но, вернёмся к Христу, проведавшему двух милашек.

Марфа хлопотала на кухне, готовила ужин, а Мария не хлопотала на кухне. Она села у ног Христа — стандартная процедура. Марфа обиделась.

— Почему я шуршу на кухне, как электровеник, а сестрица моя ничего не делает, лишь тебя ублажает?

— Эх, Марфуша, нам ли быть в печали? — ответил ей разомлевший учитель, — вот ты суетишься о многом, а между тем, мне от вас нужно только одно, и сестра твоя хорошо знает, что именно. Вот она на это «одно» и налегает — и получает в итоге всё.

И подмигнул.

Лишь теперь, как считает Лука, пришло время научить народ молиться, а то он раньше не умел. Иисус задиктовывает «отче наш», потом декламирует «стучите — и вам откроют».

Ещё экзорцизм. На этот раз беса изгнали из глухонемого.

Потом ещё проповедь. Обвинение Христа в союзе с Вельзевулом. Обвиняли не фарисеи и не книжники, и не грешники (как можно?) Обвинял народ — простые люди.

«И народ удивился… Некоторые из них говорили: он изгоняет бесов силою Вельзевула… А другие требовали от него искушения с неба…»

Нет, вы заметили, как тонко Лука смещает акценты?

В первых двух евангелиях народ был положительным героем, а фарисеи и мытари — отрицательными. У Луки всё наоборот: мытари и фарисеи отличные ребята, а вот народ… Христа не жалует. Впрочем, он отвечает им тем же.

«Когда же народ стал сходиться, Он начал говорить: Род сей лукав, он ищет знамения, и знамение не дастся ему… Царица южная восстанет на суд с людьми рода сего, и осудит их…»

Вот так благожелательно, мягко, с любовью. И, как апофеоз:

«Кто не со Мною, тот против Меня».

Вот так, пообщавшись с плебсом, Христос притомился и решил отобедать. У кого? У фарисея — у кого же ещё. Не с голытьбой же, в самом деле, ему хлеба преломлять. У них, поди, и хлебов-то нету.

— Не изволите ли откушать, чем бог послал? — залебезил фарисей.

— Не премину-с, — ответствовал учитель.

«Он пришел и возлег… Фарисей же удивился, увидев, что он не умыл рук перед обедом…»

Ага. Апостолы, стало быть, имели пример для подражания.

Христос ответил хозяину дома, чей хлеб он жевал с таким достоинством.

— Вы, фарисеи, только руки моете — когда надо и не надо. Вы так любите чистоту, а нутро-то у вас того — с гнильцой.

У фарисея кусок поперёк горла встал от такой наглости.

«Учитель! Говоря это, ты нас обижаешь».

В ответ «учитель» наехал на хлебосольного хозяина по полной программе.

Мда. Я заметил, что Христос от Луки очень любит браниться. А ещё он любит покушать. Но больше всего он любит женщин. Ах, эти женщины…

«Берегитесь любостяжания…

Не заботьтесь для души вашей, что вам есть, и для тела — во что одеться…

Не ищите, что вам есть и во что вам одеться, и не беспокойтесь…

Продавайте имения ваши и давайте милостыню…»

Понимаете? Вы чувствуете эту аудиторию? Кто там столпился? Наверняка не бедняки.

«Приготовляйте себе влагалища не ветшающие… Да будут чресла ваши препоясаны…»

Кхм. Он говорил. Они слушали. Бедолаги.

Тут Пётр не выдержал. Он кашлянул и вежливо так спросил:

— Учитель, ты это нам говоришь, или всем присутствующим?

Христос подумал. И взял поправку.

«Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!..

Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле?

Нет, говорю вам, но разделение, ибо отныне в одном доме пятеро станут разделяться…

Отец будет против сына, и сын против отца…

Мать против дочери, и дочь против матери…»

Мир вам? Мир вашему дому? Ещё какой! И дому, и всему остальному.

«Крещением должен Я креститься, и как Я томлюсь, пока сие свершится!»

Это что значит? Иордана ещё не было, или как?

А вот — нечто любопытное.

«Когда ты идешь с соперником твоим к начальству, то на дороге постарайся освободиться от него, чтобы не привел он тебя к судье…»

Как это сделать? Я даже представить себе не могу.

Гастрономические пристрастия не дают Христу покоя. Только и разговоров, что о еде. Странно для плотника — ни тебе рубанков, ни тебе стружки. Только еда.

«Опасайтесь закваски фарисейской…

Царство Божие уподоблю зерну горчичному…

Оно подобно закваске, которую женщина положила в три меры муки…

Тогда станете говорить: мы ели и пили пред Тобою…»

Неудивительно: всё, что совершает Христос, он делает во время еды или в перерывах между трапезами.

«Случилось ему в субботу придти в дом одного из начальников фарисейских и вкусить хлеба…»

Опять к фарисеям. Опять преломлять с ними хлеба. Их хлеба, между прочим. Не обращайте внимания, когда он их ругает. Они точно не обращали на это внимания.

Скажите, вы станете ходить к врагу на пельмени? А если вы ходите к человеку на завтрак, обед и ужин, то не станете всерьёз бранить его. И все ваши словесные «укоры» будут просто безобидной шуткой.

Во время этого обеда он вылечил человека от водянки и подковырнул фарисеев: можно ли врачевать в субботу? «Они молчали».

Думаю, что фарисеи просто не обращали внимания на эти реплики. Тогда Христос перешёл к своим любимым притчам.

«Когда тебя позовут на свадьбу, не садись на почетное место… Когда делаешь обед или ужин, то не приглашай друзей, братьев, соседей и вообще близких…»

Да уж, не надо их звать. Лучше закрыть двери, задуть лампу, забраться под одеяло и тихонько чавкать. А то, мало ли…

Съев фарисейской «закваски», он вышел на улицу, сыто отдуваясь. Вокруг него собралась огромная толпа простого люда. Другая аудитория. Другие речи.

«Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником».

Вам понятно, христиане? Если вы любите своих стареньких родителей, своих любимых, своих детишек, то вам ничего не светит в христианстве. Ничего! Вам надо возненавидеть их.

Вам надо возненавидеть саму жизнь — во всех её проявлениях — и тогда, может быть, Христос и примет вас в своё царство. Нет, не в царство — в ученичество. Но сначала он подумает.

Фарисеи оказались ревнивыми слушателями. Когда приходили конкуренты, они поднимали ужасный гвалт.

«Приближались к Нему все мытари и грешники, чтобы слушать Его… Фарисеи и книжники роптали: Он принимает грешников и ест с ними…»

Вот ведь, какой! Ест и с ними, и с нами. Но с нами он ест больше.

Притча о блудном сыне оказалась рассказом не о скитаниях, а о еде. И о её отсутствии.

Младший сын прогулял на чужбине свою долю наследства. И началось.

«Настал великий голод в той стране… И он рад был наполнить свое чрево рожками, которые ели свиньи… И сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода…

А отец сказал рабам своим: приведите откормленного теленка и заколите — станем есть и веселиться!..»

На эту пьянку вернулся старший сын. И обиделся на отца. Но обиделся он не за свои деньги, а опять за еду.

«Я столько лет служу тебе, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими».

Опять притча. Опять пшеница и масло. Герой притчи — резко-положительный персонаж. В отсутствие хозяина дома он, доверенный слуга, спускает половину состояния своего работодателя. И это хорошо.

В конце притчи Христос многозначительно поднимает указательный палец и провозглашает «мораль сей басни». А она такова:

«Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда вы обнищаете, приняли вас…»

Иными словами — воруйте и отдавайте наворованное приятелям, и они за это не бросят вас в беде. А, может быть, и нет.

«Слышали все это и фарисеи, и они смеялись над ним…»

Они действительно не принимали его всерьёз.

А притчи продолжались. С гастрономическим уклоном.

«Некоторый человек был богат, и каждый день пиршествовал блистательно… Был также нищий, именем Лазарь, который желал напитаться крошками, падающими со стола богача, и псы, приходя, лизали струпья его…»

Лазарь не стучал, чтобы ему открыли. Ничего не просил. И умер. И попал в рай, на «лоно Авраамово» (не знаю, что это за лоно такое). А вот богач попал в ад.

Понятное дело, что аудиторией был простой народ. Фарисеям, книжникам и грешникам он рассказывал иное.

Апостолы растерялись. Они не успевали перестраиваться с одной концепции на другую.

Тут истины для служивых людей, с которыми не грех и пообщаться за трапезой, а здесь — для бедняков. Чему верить?

В конце концов, они переставали верить вообще. А это не есть хорошо.

«И сказали Апостолы Господу: умножь в нас веру…»

В ответ на это он рассказал им байку про горчичное зерно. Умножило ли это их веру? Вряд ли.

В Самарии Иисус излечил десять человек. И велел показаться священникам. Бедняги бросились со всех ног выполнять его рекомендацию. Один из них вернулся с полдороги и сказал: спасибо.

— Как! — громким голосом вскричал Учитель. — Разве я не десять человек вылечил? Где же остальные девять?

И был сильно недоволен.

«И сказал ему: иди, вера твоя спасла тебя».

От чего спасла? Можно лишь догадываться, что случилось с остальными больными — этими неблагодарными свиньями.

Фарисеи, услышав, как Христос обещает плебсу Царство Небесное, забеспокоились.

— А когда оно наступит? — допытывались они.

— Оно не наступит явным образом. В конце концов, ребята, Царство Божье внутри каждого из нас.

— Ах, вот оно, что, — протянули фарисеи, — тогда понятно.

— Да. А ещё скажу я вам: кто будет печься о своей душе, тот непременно её погубит. А кто загубит свою душу, тот её наверняка сохранит.

Фарисеи радостно закивали головами. И успокоились. И продолжали его кормить.

Он дружил с фарисеями. И с мытарями.

Кто такие фарисеи? Это носители устной традиции, мистики — такие же, как и он сам.

А кто такие мытари? Это государственные люди, которые имели дело с финансами.

Кому из них он отдавал предпочтение?

Вот ещё одна притча от Христа.

Два человека вошли в храм помолиться: фарисей и мытарь.

Каждый молился по-своему.

Фарисей: Боже! Спасибо тебе за то, что я не такой, как прочие люди, грабители и мытари. Соблюдаю посты, отдаю десятую часть доходов.

Мытарь молился, не поднимая глаз от стыда. Он говорил: Боже, прости меня грешного!

Заканчивая притчу, Христос говорил: мытарю всё прощается.

Все хлопали в ладоши. Особенно, Левий Матфей.

Опять повтор классических эпизодов.

Монолог о детях. Притча об игольном ушке и верблюде.

Пётр опять похвастался тем, что апостолы оставили всё ради Христа. Иисус опять пообещал им вознаграждение ещё при этой жизни.

«Отозвал двенадцать учеников Своих». И пошли они на Иерусалим.

Откуда он их отозвал?

Как обычно — пошли в Иерусалим, а попали в Иерихон.

В столице духовых инструментов им пришлось проталкиваться сквозь толпу. Один из иерихонцев, желая увидеть Учителя, взобрался на смоковницу. Звали его Закхей.

Христос сразу его заметил и сказал:

— Закхей, сегодня мне нужно зайти к тебе в гости.

Закхей быстро смекнул, что от него требуется, побежал домой — накрывать столы.

Кто он такой, этот Закхей? Угадайте.

«Начальник мытарей и человек богатый».

А, что народ? «И все, видя то, начали роптать».

Закхею даже неловко стало. Он начал оправдываться:

— Люди, я половину своего богатства собираюсь отдать нищим, а если кого-нибудь из вас обидел, то отдам вчетверо.

Христос одобрительно кивнул головой, хлопнул начальника мытарей по плечу и укоризненно взглянул на толпу.

«Иисус сказал: ныне пришло спасение дому сему».

Гвалт сразу стих. В этой тишине Христос рассказал притчу о правителе — самодуре, всё достоинство которого заключалось в том, что он «брал, чего не клал, и жал, чего не сеял», и жестоко расправлялся с теми, кто понимал справедливость. И этот тиран был положительным героем сказки!

«Сказываю вам, что всякому имеющему дано будет, а у неимущего отнимется и то, что имеет; врагов же моих, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною».

На этой оптимистичной и человеколюбивой ноте Христос закончил свою лекцию и направился в Иерусалим.

В Виффагии они украли ослов. Но это не совсем кража. Кражей называется тайное завладение чужим имуществом.

Если же злоумышленник явно отнимает у хозяина то, что ему принадлежит — такое деяние называется грабежом.

«Когда они отвязывали молодого осла, хозяева его сказали: зачем отвязываете осленка?»

Два апостола, чьи имена Лука тоже не желает называть, ответили, что этот осёл нужен их Господу.

Что вы сегодня скажете молодым бродягам, которые станут отнимать у вас побитый «жигулёнок»?

Вы спросите, зачем им эта развалюха — если осмелитесь. А они ответят вам, что хотят прокатить своего бога в столицу. Не пешком же ему ходить.

Начался триумфальный въезд в столицу. Апостолы подняли крик:

— Благословен Царь, грядущий во имя Господне!

Некоторые из фарисеев попросили Христа приструнить своих учеников. Его ответ многого стоит.

— Если они замолчат, то камни закричат.

Въезжая в столицу, он обратился к этому святому для иудеев городу.

«Придут на тебя дни, когда враги твои окружат тебя…

И разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе…

И не оставят в тебе камня на камне

За то, что ты не узнал времени посещения твоего».

Так вот, за что был разрушен Иерусалим! А я думал, что причиной была Иудейская война — антиримское восстание.

Христос изгнал менял из храма. «И учил каждый день в храме. И весь народ неотступно слушал его». Это я к тому, что все знали его в лицо.

Далее всё идет, как у Марка и Матфея. До тайной вечери. Тут начинаются расхождения.

«Так же и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается».

Вот оно. Ветхий Завет заключался между богом и целым народом — в торжественной обстановке на горе Синай. Посредником при этом был Моисей.

Новый Завет заключался между человеком, называвшим себя богом, и его двенадцатью учениками — в какой-то хибарке, во время пьянки. Вот и всё. Никаких скрижалей, никаких обязательств.

Странно, что только Лука знает об этом завете. Марк помалкивает, а Матфей, который вообще-то присутствовал при этом событии, ни словом о нём не упоминает.

Если Матфей этих слов не слышал, то это значит лишь одно — Лука их сочинил.

Лука не знает о попытке Иоанна и Иакова занять руководящие посты в их организации. Зато он рассказывает о споре, разгоревшемся между апостолами на тайной вечере.

«И был спор между ними, кто из них должен почитаться большим». Вот так.

Ещё одна новость. «Симон, сатана просил, чтобы сеять вас, как пшеницу, но я молился за вас». Да, все были отменно хороши.

Дальше — больше: Христос посоветовал апостолам обзавестись сумками и одеждой, но лучше всего — оружием.

«Кто имеет мешок, возьми его, а также и сумму, а у кого нет, продай одежду свою и купи меч».

Апостолы не оплошали: «у нас даже два меча!». Христос ответил: этого достаточно.

В конце концов, у человека всего лишь два уха.

После ужина все они пошли на гору Елеонскую. Песен не пели, если верить Луке. Именно на этой горе Иисус молился о чаше, которая должна была бы пролететь мимо.

Не было похода в Гефсиманский сад с тремя ближайшими учениками. Он молился, а все двенадцать уснули. Нет, не все двенадцать — Иуда уже побежал за подмогой.

Помолившись, Иисус «нашел их спящими от печали».

Так вот, почему они заснули — от печали! Вино тут ни при чём.

Арест.

«Появился народ, а впереди шел один из двенадцати, называемый Иуда».

Вот, кто шёл арестовывать Христа. Не старейшины с первосвященниками, не солдаты. Народ. Пролетариат. Иуда бросился целоваться, и народ понял, кого надо хватать.

Они его не узнали. А ведь, всего несколько часов назад «весь народ неотступно слушал Его». И уже забыл, как он выглядит.

У апостолов сон, как рукой сняло. Печаль прошла, видимо. Они взбодрились и начали задавать вопросы.

«Господи! Не ударить ли нам мечом?» Так, на всякий случай. Не дожидаясь ответа, один из них отрубил рабу первосвященника ухо.

«Тогда Иисус сказал: оставьте, довольно». И прилепил ухо обратно. Ухо срослось.

Дом первосвященника. Лука, кстати, не знает, как его зовут.

Отречения Петра.

«Прошло с час времени». Ай да Лука! У Петра был хронометр, оказывается.

И ещё — допрос проводили не ночью, а днём. И не в доме первосвященника, а в синедрионе. И спросили его:

— Ты Иисус Христос?

— Вы мне не поверите, — ответил Христос, — но если я спрошу вас, кто я такой, то вы ведь всё равно меня не отпустите, правда?

— Правда, — сказали первосвященники. — Хочешь сказать, что ты Сын Божий?

— Это вы хотите сказать.

— Ага. Ну, тогда смертная казнь.

Лука фантазирует напропалую. Но это ещё не всё.

Итак, Христа повели к Пилату. Повели его не первосвященники, а весь народ, «все множество их».

— Что стряслось? — спросил Пилат.

— Этот человек развращает нашу молодёжь, запрещает нам платить налоги, называет себя царём по имени Христос.

— Я не вижу в нем никакой вины, он просто дурачок, — отшил их Пилат.

— Нет, он виноват — возмущает весь народ в Галилее и в Иудее.

— Так он из Галилеи?

— Ну да.

— Так и ведите его к Ироду, чего вы от меня хотите?

Да, Лука хоть и приплетает своё, но в логике ему не откажешь.

Христа повели к Ироду, который как раз находился в Иерусалиме. На пасху приехал. К нему привели Христа.

«Ирод, увидев Иисуса, очень обрадовался, ибо давно желал видеть Его».

Радостный Ирод начал расспрашивать Христа о том, о сём, но тот молчал, как партизан. Он молчал, а первосвященники распинались.

Ирод посмеялся, приказал дать Иисусу переодеться в светлые одежды, и отослал его обратно к Пилату. Скорее всего, он раскусил подмену.

«И сделались в тот день Пилат и Ирод друзьями».

Христа опять привели к Пилату. Прокуратор вышел на трибуну и сказал:

— Я не нахожу никакой вины в этом человеке. И мой друг Ирод не находит. Давайте я его отпущу и дело с концом.

«Но весь народ стал кричать: смерть Ему!»

Ещё раз — «весь народ». Кто веселился при его въезде в столицу? Кто слушал его в храме? Кто дивился и радовался и поклонялся? Народ.

А кто пришёл с кольями и мечами ловить его на Елеонскую гору, как разбойника? Кто кричал Пилату: смерть ему? Опять народ.

Что из этого следует?

А вот, что: либо речь идёт о двух разных народах, либо о двух разных людях. Я склоняюсь ко второму.

Повели на казнь. Крест заставили нести некоего Симона Киринеянина, «шедшего с поля».

Стоп. Разве дело происходит не на пасху? Почему этот парень шёл с поля?

«И шло за ним великое множество народа и женщин».

Женщины. «Которые рыдали и плакали о нем». Народ кричал: смерть ему; а женщины рыдали и плакали о нём.

Лука не называет имён женщин. Он их просто не знает. Зато, он знает, о чём разговаривал Иисус с двумя разбойниками, распятыми возле него.

Один разбойник обижался на то, что Христос не хочет спасти себя, а заодно и приятелей по Голгофе.

Другой разбойник просил Иисуса замолвить за него словечко на небесах. Христос гарантировал ему рай.

Умер. Иосиф из Аримафеи выпросил тело у Пилата. Кто такой этот Иосиф мы уже знаем. Примечательно, что Лука пытается придать ему некие качества, которых у него не было.

«Член совета, человек добрый и правдивый, не участвовавший в совете».

Слабая попытка. Член совета это человек, который участвует в совете. Если же он не участвует в совете, то он не член совета. Только и всего.

Обмывать пришли тоже женщины, которых Лука не называет. Гробница оказалась пустой, но вместо одного ангела они встретили двух. Тут Лука не выдерживает и рискует назвать имена женщин.

«То были Магдалина Мария, и Иоанна, и Мария, мать Иакова» — этим он окончательно всё запутывает. Немного подумав, он добавляет: «…и другие с ними». Ну, теперь куда ни шло.

Женщины помчались с новостью к апостолам. Пётр первым побежал к гробнице, увидел, что она пуста, и очень удивился. Это удивление удивительно само по себе.

«В тот же день двое из них шли в селение Эммаус». Эксклюзивное название. Первые два евангелиста о нём понятия не имеют. А жаль — именно там «двое из них» встретили воскресшего Христа.

Двое из них. Это значит — апостолы. Два апостола. Одного звали Клеоп.

Как Клеоп? Очень просто. Клеоп — и всё.

А вдруг это псевдоним одного из одиннадцати оставшихся? Или так звали того, кто заменил выбывшего по уважительной причине Иуду… Посмотрим.

Итак, они встретили Иисуса, и не узнали его. Ничего удивительного. Не узнавать Иисуса было модно в те дни. Было бы странно, если бы они его узнали.

Клеоп рассказал Христу историю о распятии. Иисус пытался им втолковать, что это он и есть. Но они ему не верили. И пошли в Эммаус, и пригласили его на ужин. С жильём проблем не было — в любом селении они знали, в какую дверь постучать.

И возлегли, и преломили с ним хлеб. И вкусили. «Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его».

Хлебушек был что надо. Но, как только у них открылись глаза, Христос сделался невидимым, как герой Герберта Уэллса.

Лука всё время лишает своих героев возможности увидеть воскресшего Христа и сравнить его с оригиналом. Для этого ему приходится прибегать к такому вот иллюзиону.

Итак, они прозрели, увидели Иисуса, который стал невидимым. А дальше?

«И, встав тот же час, возвратились в Иерусалим, и нашли вместе одиннадцать Апостолов…»

Кхм, не понял. А кто же тогда эти «двое из них»? Стало быть, не апостолы. А из кого это — «из них»?

В общем, «двое из них», которые не апостолы, вернулись в Иерусалим к одиннадцати апостолам и рассказывали, что «Господь истинно воскрес и явился Симону».

Так, а это что такое? Какому ещё Симону? Тому Симону, который Пётр? Значит, апостолы? А Клеоп тогда кто?

И если эти «двое из них» пришли в Иерусалим, где их ждали одиннадцать, то выходит, что их было тринадцать? А Иуда, значит, четырнадцатый.

Во время рассказа прямо к ним заявился Христос и смутил всех до безобразия.

Во-первых, он опять решил стать видимым.

Во-вторых, поскольку они его не узнавали, он отнял у них рыбу с мёдом и начал кушать. И тем самым нарушил своё же обещание на тайной вечере — не есть больше до Царства Божия.

Он вообще начал много мудрить под конец. Сказал, что явится им в Галилее, а явился Клеопу и Симону в Эммаусе.

Остальной братве он показался вообще в Иерусалиме. Начал принимать пищу, которую зарёкся есть до страшного суда.

Они все ещё не верили — тогда он заставил их трогать его за руки и ноги. Но под конец он превзошёл себя. Вывел их зачем-то до Виффании, приказал оставаться в Иерусалиме… И улетел на небо.