При всей неповторимости и кажущейся суперсовременности их фантазий, писатели-фантасты нередко пересказывают мифы и сказки, пришедшие из глубины тысячелетий. И тогда то, что волновало людей в древности, будоражит воображение наших современников. Автор может приоткрыть завесу над потаёнными желаниями и опасениями, свойственными человечеству в целом, начиная с древнейших времён и кончая нынешними днями.

В романе Урсулы Ле Гуин «Левая рука тьмы» события происходят на планете Гетен, прозванной землянами Зимой: очень уж суровым был её климат. Он-то и стал причиной формирования у аборигенов особого типа сексуальности. Компенсируя высокую смертность новорождённых, эволюция позаботилась о возникновении у гетенианцев таких мощных всплесков сексуальной активности и плодовитости, на которые не способны уроженцы Земли. Потому-то для обитателей планеты стали типичными сценки, подобные этой: «Рядом с домом, среди размокших клумб, луж, покрытых ломкими ледяными корочками, и быстрых, нежноголосых весенних ручьёв, прямо на покрытой первой зеленью лужайке стояли и нежно беседовали двое юных влюблённых. Их правые руки были судорожно сцеплены – одна в другой. Первая фаза кеммера. Вокруг них плясали крупные снежинки, а они стояли себе босиком в ледяной грязи, держась за руки и ничего не замечая вокруг, кроме друг друга. Весна пришла на планету Зима».

Главной особенностью половой системы жителей Гетена, впрочем, были не циклические подъёмы сексуальности. Чудо заключалось в её полной периодической переориентации: гетенианцы превращались в периоде кеммера то в мужчин, то в женщин. В промежутках между таким сексуальным перевоплощением они, по словам Урсулы Ле Гуин, оставались андрогинами («андрогины» – «мужеженщины», от греческих слов «андрос» – мужчина и «гине» – женщина). На взгляд сексолога, это утверждение автора не совсем точно. Большую часть своего полового цикла гетенианцы, скорее, были бесполыми гипогениталами, то есть люди с гормональной недостаточностью.

«Из полевых записей исследователей межпланетной экспедиции, высадившейся на планету Гетен (Зима).

Сексуальный цикл гетенианцев колеблется от 26 до 28 дней. В течение первых 21-23 дней индивид входит в состояние кеммера – период наибольшей сексуальной активности. В первой его фазе он по-прежнему андрогинен. Половые признаки и потенция у него не появятся, если он окажется в изоляции. Таким образом, гетенианец в первой фазе кеммера к половому акту не способен. Однако сексуальная активность уже в этой фазе весьма сильна, она оказывает в этот момент решающее влияние не только на личность данного индивида, но и на его социальную и духовную жизнь и деятельность. Когда индивид обретает партнёра по кеммеру, его гормональный статус получает дополнительный стимул (по всей вероятности, за счёт прикосновения, при котором возникает не выясненная пока секреторная деятельность, а может быть, и появляется особый запах), и в итоге один из партнёров приобретает гормонально-половой статус, мужской или женский. Половые органы при этом претерпевают соответствующие внешние изменения, усиливаются эротические ласки, и второй партнёр, подстёгнутый переменой, происшедшей с первым, обретает все признаки противоположного пола. Исключений практически не бывает. Если же и возможно проявление у обоих партнёров одних и тех же половых признаков, то эти случаи настолько редки, что их можно и не учитывать. Если у первого из партнёров кеммер успел достигнуть своего полного развития, то второй проходит первую фазу значительно быстрее; если же оба вступают в состояние кеммера одновременно, то развитие фаз происходит медленнее. Нормальные индивиды не имеют предварительной предрасположенности к мужской или женской роли; то есть они даже не знают, кем будут в данном конкретном случае –женщиной или мужчиной, и не способны выбирать. Когда половая определённость достигнута, она не подлежит изменению до полного окончания кеммера. Кульминационная фаза продолжается от двух до пяти дней, во время которых половое влечение и потенция достигают своего максимума. Эта фаза завершается почти внезапно, и, если зачатия не произошло, индивиды в течение нескольких часов возвращаются в бесполое состояние.

Если же у индивида, выступившего в женской роли, наступает беременность гормональная активность организма, естественно, продолжается, и в течение 8,4 месяца беременности, а также всего периода кормления грудью (6-8 месяцев), молочные железы максимально развиты; бёдра становятся шире. С прекращением лактации индивид постепенно возвращается в бесполое состояние до следующего цикла. Не прослеживается никакого физиологического привыкания к роли, так что мать, родившая нескольких детей, может с тем же успехом стать отцом ещё нескольких».

Подобные метаморфозы показались первым контактёрам с цивилизацией Гетена поначалу удручающими. «Что значит друг в этом мире, – размышляет землянин Дженли Ай, посланник на планету Зима, – где любой друг может стать твоей возлюбленной с новым приходом луны? Навсегда запертый в рамках своей мужественности, я не мог бы стать другом никого из этой расы, то ли мужчин, то ли женщин. Ни тех, ни других, но тех и других одновременно, подчинённых странным циклическим изменениям, зависящим от фаз луны, меняющих свой пол при прикосновении ладоней. Оборотни уже с колыбели. Не может быть между нами ни дружбы, ни любви».

Гетенианцы, в свою очередь, не жалуют землянина. Король Арговен говорит: «Я не знаю, что за чертовщина сидит в вас, господин Ай: то ли вы сексуальный извращенец, то ли искусственно созданное чудовище, то ли действительно пришелец из великой пустоты космоса». От этого безумного беременного короля и зависит судьба героев романа – Дженли и его спасителя гетенианца Эстравена, чьё полное имя звучит роскошно: Терем Харт рем ир Эстравен, лорд Эстре.

Эстравен, который с риском для жизни ценой нечеловеческих усилий и жертв спас Дженли, выкрав его из концентрационного лагеря одного из государств планеты, относится к землянину с заботливой материнской нежностью. Верзила-негр, которому он едва по грудь, кажется гетенианцу «хрупким, незащищённым, открытым, уязвимым; даже половые органы его всегда находятся снаружи, он не может втянуть их в брюшную полость, спрятать. Его имя – крик боли».

Так что размышления землянина об оборотнях были с его стороны верхом неблагодарности. И, ночуя в одной палатке с инопланетянином, с которым они вместе бегут, пересекая вечный ледник, из тоталитарного государства Оргорейн, Дженли, в конце концов, отказался от прежних предубеждений ради дружбы со своим спасителем. Мало того, их взаимное влечение переросло в любовь.

В Европе был когда-то обычай майората. Чтобы не дробить феодальное владение, оно целиком наследовалось старшим сыном властителя. Младшие братья получали дворянский титул, указывающий на их происхождение, но право на владение родовым гнездом переходило к ним только после смерти прямого наследника.

На планете Гетен система майората пробрела особую сложность. Ведь властелин феодального поместья («очага») мог быть не только отцом, но и матерью своего потомства. «Родными по крови» считались лишь те из его сыновей, которых он сам родил и выкормил грудью. Например, все дети князей Эстре носили родовое имя Эстравен (то есть «выходца из очага Эстре»), но прямым наследником мог быть лишь старший из «родных» сыновей. Порой такая система майората давала сбои, что ставило властелина и его подданных в щекотливое, а иногда и в опасное положение.

Ле Гуин создала подлинный шедевр, рассказав о соперничестве за право наследовать очаг Эстре. Эта история случилась с далёким предком героя «Левой руки тьмы» Терема Эстравена.

«Давным-давно между княжеством Сток и княжеством Эстре земли Керм шла тяжкая распря. Налёты и грабежи с обеих сторон продолжались в течение трёх поколений, и конца этому спору не предвиделось, ибо спор был связан с земельными владениями. Хорошей пахотной земли в Керме мало, и слава любого княжества – в протяжённости его границ, а правят там люди гордые, вспыльчивые, отбрасывающиечёрные тени.

Случилось так, что родной сын и наследник лорда Эстре во время охоты бежал на лыжах по Ледяному озеру в первый месяц весны, попал в трещину и провалился под лёд. Однако, положив поперек полыньи одну лыжу, он всё-таки выбрался из воды. И оказался в не менее ужасном положении: он промок насквозь, а было очень холодно, к тому же близилась ночь. Юноша не чувствовал в себе сил, чтобы добраться до дому, – до Очага было не менее десяти километров вверх по склону холма, – а потому направился к деревне Эбос на северном берегу озера. Когда наступила ночь, всё затянуло туманом, спустившимся с ледника, и над озером спустилась такая мгла, что он ничего не видел перед собой, не видел даже, куда ставит лыжи. Он шёл медленно, опасаясь снова провалиться, холод пробирал его до костей. Он понимал, что скоро не сможет двигаться. Наконец сквозь туман и ночь он разглядел впереди огонёк. Он снял лыжи, потому что берег озера здесь был неровным, каменистым и местами совсем лишённым снега. Едва держась на ногах, из последних сил устремился он к этому огоньку, находившемуся явно в стороне от Эбоса. Оказалось, что это светится окно одинокого домика, со всех сторон окружённого густыми деревьями тор, единственными, что могут расти на земле Керм. Деревья тесно обступили домик, и, хотя они были невысоки, он буквально тонул в их ветвях. Юноша застучал в дверь и громко позвал на помощь; кто-то впустил его в дом и подвёл к огню, пылающему в очаге.

В доме оказался только один человек. Он раздел Эстравена, одежда которого задубела на морозе, словно превратясь в железный панцирь; потом завернул его голого в меховые одеяла и, согревая собственным телом, изгнал ледяной холод из заледеневших членов. Потом напоил горячим пивом, и юноша в конце концов пришёл в себя и вгляделся в своего спасителя.

Человек этот был ему незнаком; они были примерно ровесниками и смотрели друг на друга. Оба были красивы, стройны, хорошо сложены, смуглы, с тонкими чертами лица. Эстравен заметил в чертах незнакомца пламя кеммера. И сказал:

– Я Арек из Эстре.

– А я Терем из Стока, – откликнулся тот.

При этих словах Эстравен рассмеялся, потому что был ещё слишком слаб, и сказал:

– Значит, ты отогрел меня и спас от смерти, чтобы потом убить, Стоквен?

– Нет, – ответил тот, протянул руку и дотронулся до Эстравена, чтобы убедиться, что холод совсем покинул тело юноши. И тут Эстравену, хотя ему оставалось ещё день или два до наступления кеммера, показалось, что в душе его разгорается огонь. И оба они застыли, едва касаясь друг друга руками. – Смотри, они совсем одинаковые, – сказал Стоквен и положил свою ладонь на ладонь Эстравена, и ладони действительно почти совпали: одинаковой длины и формы – словно левая и правая рука одного человека, просто сложившего их вместе. – Я тебя никогда раньше не видел, – сказал Стоквен. – И мы с тобой смертельные враги.

Он встал, подбросил дров в камин; потом вернулся к своему гостю.

– Да, мы смертельные враги, сказал Эстравен. – Мы заклятые враги, но я дал бы тебе клятву кеммеринга.

– А я тебе, – сказал Стоквен.

И тогда оба поклялись друг другу в вечной верности, а в земле Керм – как тогда, так и сейчас – клятва эта нерушима и неизменна. Ту ночь и следующий день и ещё одну ночь провели они в хижине на берегу замёрзшего озера. Наутро небольшой отряд явился из княжества Сток, и один из пришедших узнал наследника лорда Эстре. Не говоря ни слова, он без предупреждения вытащил нож и на глазах у юного Стоквена, на глазах у всех зарезал Эстравена, вонзив клинок ему в грудь и горло. Юноша, обливаясь кровью, замертво рухнул на холодную золу в очаге.

– Он был единственным наследником Эстре, –сказал его убийца.

Стоквен ответил:

– В таком случае кладите его в свои сани и везите в Эстре: пусть его с честью там похоронят.

А сам вернулся в Сток. Однако убийцы хоть и пустились было в путь, но не повезли тело Эстравена домой, а оставили в дальнем лесу на растерзание диким зверям и той же ночью вернулись в Сток. Терем в присутствии своего родителя по крови лорда Хариша рем ир Стоквена спросил их:

– Сделали вы то, что я велел вам?

– Да, – ответили они.

И Терем сказал:

– Вы лжёте, ибо никогда не вернулись бы из Эстре живыми, если бы выполнили мой приказ. Итак, вы не выполнили его и вдобавок солгали, чтобы скрыть это; я требую изгнать этих людей из Стока.

И по приказу лорда Хариша убийцы были изгнаны из Очага и княжества и объявлены вне закона.

Вскоре после случившегося Терем покинул родной дом, сказав, что мечтает некоторое время пожить в Цитадели Ротерер, и на целый год исчез из княжества Сток.

А в княжестве Эстре всё это время тщетно искали юного Арека в горах и на равнинах, а потом оплакали его гибель: горько оплакивали его всё лето и осень, ибо он был единственным родным сыном князя и его наследником. Однако к концу месяца Терн, когда тяжёлым снежным покрывалом накрывает землю зима, пришёл со стороны гор некий лыжник и подал стражнику у ворот свёрток, закутанный в меха, сказав:

– Это Терем, сын сына лорда Эстре.

А потом, подобно камню, скатывающемуся по крутому склону горы, он ринулся на своих лыжах вниз и исчез из виду прежде, чем кому-то пришло в голову задержать его.

В свёртке оказался новорождённый младенец. Он плакал. Люди отнесли его к лорду Сорве и передали то, что сообщил незнакомец; и душа лорда, исполненная тоски, узнала в младенце своего утраченного сына Арека. Он приказал объявить ребёнка сыном своей семьи и дал ему имя Терем, хоть подобное имя никогда раньше не встречалось в роду Эстре.

Ребёнок рос красивым, умным и сильным; это был смуглый и молчаливый мальчик и все видели в нём сходство с пропавшим Ареком. Когда Терем вырос, он был объявлен лордом Сорве наследником Эстре. И тут ожесточились сердца многих сводных его братьев, отцом которых был старый князь; каждый из них обладал своими достоинствами и силой, каждый претендовал на наследство. И они сговорились устроить юному Терему засаду, когда тот в одиночку отправился поохотиться в первый месяц весны. Юноша оказался хорошо вооружён, и заговорщикам не удалось застать его врасплох. Двоих он застрелил в тумане, что толстым покрывалом укутывает Ледяное озеро в начале весны, а с третьим дрался на ножах и убил его, хотя и сам оказался тяжело ранен –в грудь и в шею. После схватки он бессильно стоял над телом брата и смотрел, как на землю спускается ночь. Терем слабел и страдал от боли, раны его обильно кровоточили, и он решил обратиться в ближайшую деревушку Эбос за помощью, однако во тьме и тумане сбился с пути и забрёл в густой лес на восточном берегу Ледяного озера. Там в зарослях деревьев тор он заметил уединённую хижину, открыл дверь, вошёл, но был слишком слаб и не смог разжечь огонь в очаге, а без сил упал на его холодные камни и лишился чувств. Кровь же продолжала сочиться из его открытых ран.

Среди ночи кто-то тихонько вошёл в хижину. Увидев окровавленного юношу, лежавшего у очага, человек так и застыл на пороге. Потом торопливо устроил удобное и тёплое ложе из меховых одеял, вынув их из сундука, развёл в очаге огонь, промыл и перевязал раны Терема. Заметив, что юноша пришёл в себя и смотрит на него, он сказал:

– Я Терем из Стока.

– А я Терем из Эстре.

И оба вдруг умолкли. Потом юноша улыбнулся и спросил:

– Ты перевязал мои раны и спас меня, чтобы потом убить, Стоквен?

– Нет, – ответил старший из этих двух Теремов.

Тогда Эстравен спросил:

– Как случилось, лорд Стоквен, что ты, правитель княжества, оказался здесь один, в столь опасном месте, на спорной земле, из-за которой идёт вражда?

– Я часто прихожу сюда, – ответил Стоквен.

Он взял юношу за руку, чтобы проверить нет ли у него жара; на какое-то мгновенье его ладонь легла на ладонь юного Эстравена – каждый палец, каждая линия этих двух рук в точности совпали, словно то были руки одного человека.

– Мы с тобой смертельные враги, – сказал Стоквен.

– Да, мы смертельные враги. Но я никогда не видел тебя раньше.

Стоквен чуть отвернулся.

– Когда-то очень давно я однажды видел тебя, – сказал он. – Я очень хотел бы, чтобы между нашими Очагами установился мир.

И Эстравен сказал:

– Клянусь, что между мной и тобой всегда будет мир.

Оба они поклялись хранить мир и больше уже ни о чём не говорили. Раненый уснул. Рано утром Стоквен покинул хижину, но вскоре из деревни Эбос за Эстравеном пришли люди и перенесли его домой в Эстре. Больше ни один человек не осмеливался оспаривать волю старого князя: справедливость его решения доказана была кровью троих сыновей, пролитой на льду замёрзшего озера; и после смерти старого Сорве лордом Эстре стал Терем. Уже через год он прекратил распрю, передав половину спорных земель княжеству Сток. За это, а также за убийство трёх своих братьев его прозвали Эстравен-Предатель. Однако имя его, Терем, по-прежнему очень часто дают детям княжества Эстре».

Гетенианский жест соприкосновения ладоней, переходящий, по мере развития кеммера, в их судорожное сжатие сцепленными пальцами, – великолепная художественная находка писательницы. Это – ёмкий и многогранный символ. Если даже самым сексуально одарённым землянам (подобно Марине Цветаевой) суждено лишь

краснеть удушливой волной,
едва соприкоснувшись рукавами,

то для гетенианцев касание тел и ладоней становилось началом неминуемой страсти и половой близости.

Характерен эпизод совместного перехода Дженли Ая с Эстравеном через бескрайнее ледяное плато. У гетенианца наступил кеммер. Находясь в тесной палатке с землянином, он, как впоследствии вспоминал Ай, «смотрел на меня прямо и нежно. Всё это время он старался избегать меня настолько, насколько в таких условиях возможно избегать друг друга».

Землянину было проще. По гетенианским меркам, на сильную и необоримую страсть он вовсе не был способен. «Должно быть, – размышляет Эстравен, –это весьма странное и не слишком активное половое влечение, раз оно растянуто на целый год и всегда точно известно к мужскому или женскому типу оно относится». Кроме того, землянин, по крайней мере, в ту пору чувствовал себя самым обычным гетеросексуальным мужчиной. С одной стороны, он и не очень-то понимал женскую психологию. «Харт, ну не могу я объяснить тебе, что такое женщины! Тебе этого не понять. В некотором смысле женщины для меня куда более чужие, чем ты. Куда больше „инопланетяне“. С тобой я как-никак одного пола…» С другой стороны, для него, как и подобает гетеросексуалу, не приемлема гомосексуальная связь: «Я тогда совсем не желал отдавать свою веру, свою дружбу мужчине, который одновременно был женщиной». Словом, Ай вёл себя хоть и несколько противоречиво, но, по крайней мере, без особых мук.

Между тем, Эстравена, буквально трясло от сексуального желания.

« – Я не должен тебя касаться, – сказал он очень напряжённо и отвернулся.

– Понимаю. И полностью с тобой согласен, – ответил я, ибо мне казалось, как возможно и ему, что именно из того сексуального напряжения, что возникло тогда между нами, – теперь допустимого и понятного, хотя и неутолённого, – и родилось ощущение той уверенности во взаимной дружбе, той самой, что так нужна была нам обоим в этой ссылке и так хорошо была доказана долгими днями и ночами нашего тяжкого путешествия. Преданность и дружба эта вполне могла бы быть названа более великим словом: любовь».

Итак, соприкосновение телами или ладонями в физиологии гетенианцев означает некую стадию полового цикла, схожую, например, с тем безусловным рефлексом, который заставляет самца-лягушку сжимать в своих лапах самку.

«С появлением первых тёплых весенних дней, – пишет русский физиолог И. Р. Тарханов, – наступает, как известно, и весьма горячая половая жизнь у лягушек; в ту пору самцы этих животных, побуждаемые половым инстинктом, приближаются к самкам, обхватывают их своими передними лапками и судорожно держат их в этом положении в течение нескольких дней. Самец выжидает в таком положении выхода яиц из клоаки самки и тут же оплодотворяет их выбрасываемой им семенной жидкостью. По выведении самкой всех яиц заканчивается, по-видимому, половой акт самца, и он, сходя с самки, освобождает её совсем и больше к ней не возвращается».

Физиолог рассказал о немилосердных опытах Спаланцани и Гольца, проведенных этими учёными на спаривающихся лягушках. Самцу можно было перерезать хребет с проходящим в нём спинным мозгом, отрезать голову – ничто не могло заставить его разжать любовное объятие и выпустить из цепких лап подругу. Стоило, однако, удалить у страстного любовника его семенные пузырьки или, что ещё проще, выдавить из них семенную жидкость, и «любви» как не бывало.

Так неужто нет никакой разницы между «любовным» объятием самца-лягушки и магическим жестом гетенианцев, соприкасающихся ладонями?! Ведь и тот и другой из обоих рефлексов относятся к разряду безусловных, не зависящих от психики и, тем более, от высших переживаний, называемых любовью.

Но, конечно же, у гетенианцев дело обстоит намного сложнее, чем у наших земноводных. Гетенианский жест приобретает у каждого отдельного гетенианца особое эмоционально окрашенное значение, становясь выражением индивидуального выбора объекта любовного влечения. Словом, кеммер, подобно двуликому Янусу, приобретает двойное значение. Разумеется, он – проявление стихийной силы, похожей на ту, что овладевала когда-то греческой поэтессой Сапфо:

Эрос вновь меня мучит истомчивый –
Горько-сладостный, необоримый змей.

К мощной стихии полового влечения на планете Гетен относятся с полным уважением и пониманием. «У каждого гетенианца раз в месяц бывает отпуск; ни один из жителей, кто бы он ни был по своему положению, не обязан работать, если он находится в кеммере (во всяком случае, его нельзя насильно заставить трудиться). Никто не может быть изгнан из „дома любви“, даже если у него нет денег или он кажется кому-то неприятным. Всё как бы отступает перед регулярно появляющимися „томлениями страсти“».

И всё же, так ли уж неодолим и неизбежен секс в периоде кеммера? Как он ни силён, половой инстинкт вполне поддаётся сознательному контролю гетенианцев. В этом плане весьма характерна история с неким Гаумом, который произвёл неизгладимое впечатление даже на землянина Дженли. «Он был поразительно хорош собой по меркам любой расы и любого пола; я просто глаз от него не мог отвести», – признаётся Ай. Так вот, этот самый Гаум работает в контрразведке и пытается соблазнить Эстравена, чтобы выведать у него какие-то секреты, ценные для «ФБР» его страны. На сей счёт есть дневниковые записи героя книги:

«Гаум полагает, что меня можно подкупить, и явно намерен попытаться сделать это, действуя своими собственными, весьма любопытными методами. Он либо следил за мной, либо приставлял ко мне наблюдателей –во всяком случае, я был у него под присмотром, –так, им известно, что я, например, вступлю в первую фазу кеммера на двенадцатый или тринадцатый день этого месяца. Именно поэтому он, якобы случайно, и подвернулся мне в самом расцвете собственного кеммера, явно стимулированного гормонами, чтобы соблазнить меня. «Чисто случайная» встреча на улице. –«Харт! Я вас целых полмесяца не видел! Где это вы прятались? Пойдёмте, выпьем по кружке пива».

Он выбрал пивную рядом с одним из государственных Домов любви. Но заказал не пиво, а «живую воду»: явно не собирался терять время даром. После первой рюмки он положил руку мне на ладонь и, приблизив своё лицо к моему, страстно прошептал: «ведь мы не случайно встретились сегодня: я ждал вас. Молю: будьте моим кеммерингом!» – и назвал меня моим домашним именем. Я не отрезал ему язык только потому, что с тех пор, как покинул Эстре, не ношу с собой ножа, и сообщил, что намерен в ссылке блюсти воздержание. Он продолжал ворковать и цепляться за руки. Гаум в состоянии кеммера особенно красив и очень рассчитывал на свою красоту и сексуальную неотразимость, зная, по-моему, что я никогда не принимаю средства, снижающие половую активность, так что особо упорствовать не стану. Он забыл, что отвращение действует порой не хуже иного лекарства. Я освободился из его объятий – разумеется, не совсем оставшись равнодушным – и предложил ему воспользоваться услугами ближайшего Дома любви. И тут он посмотрел на меня с ненавистью, достойной сострадания, потому что, как бы недостойны ни были его цели, сейчас он находился в глубоком кеммере и был очень сильно возбуждён».

Вот тебе и безусловный рефлекс соприкосновения!

Теперь понятно, почему не сработал этот инстинктивный механизм при встрече обоих Теремов, Эстравена и Стоквена, его отца (точнее, матери!). Дело, похоже, не только в том, что они оба были, возможно, далеки от кеммера. На планете Гетен инцест (половая связь родителей с детьми) категорически запрещается.

Иначе обстоит дело с братской любовью, если она перерастает в плотскую. В подобных случаях гетенианский брак (кеммеринг) разрешён, но в отличие от супругов, не состоящих в родстве, братья-любовники не могут обменяться обетом вечной любви. Как только у одного из них рождается сын, второй должен покинуть и своего бывшего супруга, и родной очаг. Так, по-видимому, гетенианцы борются с накоплением генетических сбоев, которыми чреваты близкородственные браки.

Тут мы сталкиваемся с важной сюжетной линией романа Ле Гуин.

Читатель знакомится с Эстравеном в тот момент его жизни, когда герой романа занимает важный пост главы правительства в королевстве Кархайд. В то время он вёл холостяцкий образ жизни, обходясь без кеммеринга. Между тем, так было не всегда. Главным событием, во многом определившим характер гетенианца, была его любовь к старшему брату Ареку (Ле Гуин мастерски играет, наследственными повторами имён своих персонажей и циклическим повторением роковых событий в их жизни!). Когда у кеммерингов родился сын Сорве, то, следуя строгим предписаниям обычаев, отец новорождённого Терем должен был немедленно покинуть своего брата-супруга и оставить родной очаг. Арек, родивший их сына, остался дома и был провозглашён лордом-наследником Эстре.

Вынужденный разрыв любящих братьев чем-то напоминает горькую судьбу андрогинов из платоновского мифа, разорванных надвое суровым Зевсом. Старший брат так и не пережил разлуки с любимым. Он умер, прислав своему бывшему кеммерингу предсмертные строчки, полные поэзии и боли:

Двое – в одном, жизнь и смерть.
Всегда они вместе,
нераздельно сплелись,
словно руки любимых,
как конец и начало времён.

И хотя Арек ушёл из жизни, Терем по-прежнему чувствовал ладонь брата в своей руке; он поминутно вспоминал любимого, вёл с ним бесконечные беседы во сне. Он так и не возвратился в родной очаг, посылая лишь письма отцу, старому князю лорду Эстре, и своему сыну. Когда Аше встретил и полюбил Эстравена, тот пошёл навстречу чувству этого очень достойного человека. Целых семь лет они были кеммерингами, причём Терем стал отцом двух сыновей, рождённых Аше. Увы, всё это не стёрло из памяти старую любовь. Аше, страдая от неразделённого чувства к супругу, покинул его, приняв обет целомудрия. Когда рескриптом безумного короля Эстравен был объявлен предателем, и любые контакты с ним стали смертельно опасными, Аше, пренебрегая запретом, пришёл на помощь опальному министру.

Из дневника Эстравена:

«В течение последних трёх лет мы не виделись, и всё же, когда я заметил его в вечерних сумерках под каменной аркой ворот, мне сразу вспомнилась прежняя теплота наших отношений, словно расстались мы лишь вчера; я сразу понял, что в нём живы любовь и преданность; именно эта любовь и послала его навстречу в час невзгод. И чувствуя, что вновь запутываюсь во всём этом, я рассердился: любовь Аше всегда заставляла меня идти против собственной воли.

Я прошёл мимо него. Мне необходимо было быть жестоким, так что нечего было тянуть, нечего притворяться добреньким.

– Терем, – окликнул он меня и пошёл следом. – Терем, я пойду с тобой.

Я не ответил.

– Десять лет назад тоже был месяц Тува, и мы дали клятву …

– А три года назад ты первым нарушил её и покинул меня. Впрочем, ты поступил разумно.

– Я никогда не нарушал клятву, которую мы тогда дали друг другу, Терем.

– Что ж, верно. Нечего было нарушать. Всё это было неправдой. Во второй раз такую клятву не дают. Ты и сам это знаешь; да и я тогда знал. Единственный раз по-настоящему поклялся я в верности, так никогда и не произнеся этого вслух, потому что это было невозможно; а теперь тот, кому я поклялся в верности мёртв, а моя клятва давно нарушена, так что никакой обет нас не связывает. Отпусти меня.

Я говорил гневно, но обвинял в нашей трагедии не Аше, а, скорее, самого себя; вся прожитая мною жизнь была словно нарушенная клятва. Но Аше этого не понял, в глазах его стояли слёзы, когда он сказал:

– Пусть нас не связывает клятва, но я очень люблю тебя».

Встреча с Дженли, круто переменившая жизнь Эстравена, была для него вдвойне судьбоносной. Землянин был посланцем Эйкумены, федерации планет, намного опередивших в своём развитии Гетен. В союзе с ней Эстравен видел прямой путь к тому, чтобы исцелить социальные язвы своей родины. Терем посвятил свою жизнь благородной цели – вступлению Гетена в галактическое содружество. Эта задача оказалась неимоверно трудной и смертельно опасной, приведя Эстравена к опале. «Я стал изгнанником ради вас, Дженли», – признался гетенианец. Землянин не понял тогда, что это было своего рода признанием в любви. Терем стал изгнанником повторно; впервые он пошёл на это из-за своей любви к брату Ареку. Два человека – покойный брат и землянин – совместились в чувствах и в судьбе Эстравена. Недаром в телепатической связи, вступать в которую Дженли обучил Терема, землянин говорил с ним голосом Арека. Эстравен достиг поставленной им цели: ценой сверхчеловеческих усилий он спас Дженли от гибели, выкрав его из концентрационного лагеря; он заставил короля Арговена заключить договор с делегацией из космоса. Всё это досталось непомерно высокой ценой: он погиб, оставаясь «Эстравеном-Предателем», объявленным вне закона в пределах своего государства и родного очага. Лишь с его смертью землянин понял, что потерял не только союзника, верного друга и спасителя, но и горячо любящего человека. И тогда Дженли Ай, пытаясь избавиться от горечи утраты, отправился в путешествие к домашним Терема Эстравена.

«Я зря надеялся обрести утешение в Эстре. Здесь утешения быть не могло; да и что могут изменить странствия по местам детства и юности моего покойного друга, как могу я заполнить пустоту в своей душе, обрести утешение и умерить сожаления? Теперь уже ничего изменить нельзя. Мой приезд в Эстре имел, однако, и вполне конкретную цель, и это дело я решил довести до конца.

– Мы с вашим сыном прожили вместе несколько долгих месяцев. Я был с ним рядом, когда он умер. Я принёс вам его дневники. И если бы я мог что-то рассказать вам об этих днях…

Лицо старика по-прежнему ничего не выражало. Это спокойствие трудно было нарушить. Но тут неожиданно из затемнённого угла на освещённое пространство между огнём и камином вышел юноша; неяркие отблески пламени плясали на его лице; он хрипло проговорил:

– Его ещё называют Эстравен-Предатель.

Старый князь посмотрел сперва на юношу, потом на меня.

– Это Сорве Харт, – сказал он, – наследник Эстре, сын моего сына.

У них не существует запрета на инцест, я достаточно хорошо это знал, но всё же мне, землянину, трудно было воспринять это сердцем и странно было видеть отсвет души моего друга на лице мрачного, с яростно блестящими глазами мальчика. А когда я, наконец, снова заговорил, голос мой слегка дрожал:

– Король намерен публично отказаться от своего приговора. Предателем Терем не был. Разве имеет значение, как его называют глупцы?

Князь медленно и спокойно ответил.

– Имеет, – сказал он.

– Вы прошли через Ледник Гобрин вместе с ним? – спросил Сорве. Вы и он? Вдвоём?

– Да, прошли.

– Мне бы хотелось послушать историю об этом переходе, господин Посланник, – сказал старый князь очень спокойно.

Но мальчик, сын Терема, с трудом, заикаясь, проговорил, перебивая старика:

– Вы ведь расскажете нам, как он умер? Расскажите о других мирах, что существуют среди звёзд … и о других людях, другой жизни?»

Это весьма многообещающая и символическая встреча. Речь идёт не только о новых горизонтах, открывшимся перед жителями планеты Гетен и представителями древнего рода Эстре. Новыми чувствами проникся и землянин:«Я даже думаю, – размышляет Дженли, – что в итоге окажется возможной и супружеская любовь между гетенианцем-андрогином и однополым гуманоидом, хотя подобный союз, безусловно, будет бесплодным. Это, разумеется, ещё нужно доказать; Эстравен и я не доказали ровным образом ничего, если не считать области высших чувств».

Интерес землянина к юному Эстравену – отнюдь не свидетельство его педофилии (девиации, выражающейся в половом влечении к детям, не достигшим половой зрелости). Мальчиком Сорве назван весьма условно. На самом деле он – <…> «стройный мрачноватый юноша лет девятнадцати-двадцати; во внешности и движениях его была девичья грация, однако ни одна девушка не могла бы так долго хранить столь мрачное молчание». «Мальчик» и «девичья грация» – слова, которые в равной мере подходят к лорду-наследнику Эстре и к Гермафродиту из «Метаморфоз» Овидия Назона. Их назначение – оправдать в глазах читателя гомосексуальные чувства, которые каждый из обоих юношей будит, казалось бы, у вполне гетеросексуальных мужчин. Наличие влагалища делает как бы несущественным тот немаловажный факт, что комплект гениталий и того и другого включает половой член!

Но в отличие от женоподобного героя греческой мифологии, обладать которым не прочь все похотливые мифологические существа, наделённые мужской агрессивностью, юный гетенианец обладает вполне зрелым и сложным мужским характером. Об этом свидетельствует его мрачность, так не свойственная, по мнению Ле Гуин, молодым леди. Лишённый с детских лет родителей, подавленный несправедливой клеветой, преследующей его отца, Сорве вполне созрел для высокой и преданной любви к землянину. Ведь тот в глазах юноши – герой, восстановивший честь отца и совершивший вмести с ним немыслимый подвиг, но одновременно – он человек, вобравший в себя отцовский образ. Мало того, юный Эстравен угадывает тоску землянина по утраченному другу и его горькие сожаления о нереализованных чувствах обоих. Оба, землянин и юный Сорве, неудержимо тянутся друг к другу, причём «мрачная молчаливость», так не вяжущаяся с «девичьей грацией мальчика», растаяла при первой же их встрече, сменившись восторженными расспросами об отце, о совместном подвиге Ая и Эстравена, о Космосе.

Нельзя забывать и о том, насколько изменился за время пребывания на Гетене старший из обоих – Ай Дженли. Он настолько «огомосексуалился», что лица и голоса людей, прибывших в составе галактической делегации, кажутся ему странными и «извращёнными». С трудом ему удалось совладать с подобными чувствами, и лишь общение с молодым врачом-гетенианцем вернуло Дженли утраченное им душевное равновесие. «Его спокойный голос, его лицо – молодое, серьёзное лицо не мужчины и не женщины, а просто человека! – принесли мне облегчение; его лицо было таким, как надо…».

Разумеется, столь полное гомосексуальное обращение Дженли выглядит несколько наивно. Оно отражает распространённое мнение о том, что совращение (или перевоспитание) способно изменить сексуальную ориентацию человека. Это вовсе не так. Выраженность гомо– или гетеросексуального потенциала и их сочетание друг с другом у каждого индивида определяется биологическим причинами. Совращение (и воспитание) может лишь выявить то, что изначально (со второго триместра внутриутробной жизни) заложено в человека его природой. Если Дженли оказался слишком чувствительным к любовным чарам гетенианцев, это свидетельствует о достаточной выраженности его собственного гомосексуального потенциала.

Тема двуполости отнюдь не нова ни в мировой литературе, ни в религиозных культах. Её корни уходят в глубь тысячелетий, во времена, когда у человечества и письменности-то ещё не было. Вариант подобного мифа, записанный римлянином Овидием, имеет сравнительно недавнюю историю: ему «всего лишь» 2000 лет. Поэт рассказывает о 15-летнем сыне богов Гермеса и Афродиты. Красивый мальчик неосторожно забрёл на берег прозрачного озера, где жила нимфа Салмакида.

Та увидала его и огнём загорелась желанья.
«О мальчик прекраснейший, верю, ты из богов!
Я невеста тебе, войдём в нашу общую спальню!»
Молвив, замолкла она, а мальчик лицом заалелся,
он и не знал про любовь. Но стыдливость его украшала.
Нимфе, его без конца умолявшей ей дать поцелуи,
братские только, рукой уж касавшейся шеи точёной, –
«Брось, или я убегу, – он сказал, – и всё здесь покину!»
Та испугалась. «Тебе это место вполне уступаю!» –
сказала она, и вот отходит обратно,
но озиралась назад и, в чащу кустарника скрывшись,
спряталась там и, присев, подогнула колено. А мальчик,
не наблюдаем никем, в муравах луговины привольной
ходит туда и сюда и в игриво текущую воду
кончик ноги или всю до лодыжки стопу погружает.
Вот, не замедля, пленён ласкающих вод теплотою,
с нежного тела свою он мягкую сбросил одежду.
Остолбенела тогда Салмакида; страстью пылает
к юной его наготе; разгорелись очи у нимфы.
Жаждет объятий его; обезумев, сдержаться не может.
«Я победила, он мой!» – закричала наяда и, сбросив
с плеч одеянья свои, в средину бросается влаги,
силою держит его и срывает в борьбе поцелуи,
под руки снизу берёт, самовольно касается груди,
плотно и этак и так прижимаясь к пловцу молодому.
Сопротивляется он и вырваться хочет, но нимфой
он уж обвит, как змеёй. <…>
Так в морской глубине осьминог, врага захвативший,
держит его, протянув отовсюду щупалец путы.
Мальчик меж тем упирается, нимфе не хочет
радостей чаемых дать. Та льнёт, всем телом прижалась,
словно впилась, говоря: «Бессовестный, как не борись ты,
не убежишь от меня! Прикажите же, вышние боги,
не расставаться весь век мне с ним, ему же со мною!»
Боги её услыхали мольбу: смешавшись, обоих
соединились тела. <…>
Стали не двое они по отдельности, – двое в единстве:
то ли жена, то ли муж, не скажешь, – но то и другое.
Только лишь в светлой воде, куда он спустился мужчиной,
Сделался он полумуж…».

Скульпторы любили изображать Гермафродита прекрасным юношей с женской грудью и мужским половым членом. В любовных сценах он всегда пассивен. Мне приходилось видеть скульптурные группы, изображающие сатиров, похотливо преследующих или насилующих Гермафродита, но сам он в мужской роли в произведениях искусства не представлен.

В отличие от этого юного и нежного создания, двуполые герои более древних мифов в полной мере наделены и мужской мощью, и женской плодовитостью. Именно такими предстают андрогины в знаменитом диалоге древнегреческого философа Платона. Даже боги испугались их могущества:

«Когда-то наша природа была не такой, как теперь, а совсем другой. Прежде всего, люди были трёх полов, а не двух, как ныне, – мужского и женского, ибо существовал ещё третий, который соединял в себе признаки этих обоих, сам он исчез, и от него осталось только название – андрогины, из которого видно, что они сочетали в себе оба пола – мужской и женский. Кроме того, тело у всех было округлое, спина не отличалась от груди, рук было четыре, ног столько же, сколько рук, и у каждого на круглой шее два лица, совершенно одинаковых; голова же у этих двух лиц, глядевших в противоположные стороны, была общая, ушей имелось две пары, срамных частей две, а прочее можно себе представить по всему, что было сказано. Передвигался он либо выпрямившись – так же, как мы теперь, но в любую из двух сторон, – либо, если торопился, колесом, занося ноги вверх и перекатываясь на восьми конечностях, что позволяло ему быстро бежать вперёд. Страшные своей силой и мощью, они питали великие замыслы и посягали даже на власть богов.

И вот Зевс и прочие боги стали совещаться, как поступить с ними, и не знали, как быть: убить их, поразив род людской громом, как когда-то гигантов, – тогда боги лишатся почестей и приношений от людей; но и мириться с таким бесчинством тоже нельзя. Наконец Зевс, насилу кое-что придумав, говорит:

– Кажется, я нашёл способ и сохранить людей, и положить конец их буйству, уменьшив их силу. Я разрежу каждого из них пополам, и тогда они, во-первых, станут слабее, а во-вторых, полезней для нас, потому что число их удвоится. И ходить они будут прямо, на двух ногах.

Сказав это, он стал разрезать людей пополам, как разрезают перед засолкой ягоды рябины. И у каждого, кого он разрезал, лицо и половина шеи поворачивались в сторону разреза, чтобы, глядя на своё увечье, человек становился скромней. И бог поворачивал лица и, стянув ото всюду кожу, как стягивают мешок, к одному месту, именуемому теперь животом, завязывал получавшееся посреди живота отверстие – оно и носит ныне название пупка. И вот когда тела были таким образом рассечены пополам, каждая половина с вожделением устремлялась к другой своей половине, они обнимались, сплетались и, страстно желая срастись, умирали от голода и вообще от бездействия, потому что ничего не хотели делать порознь. Тут бог Зевс, пожалев их, придумывает другое устройство: он переставляет вперёд срамные их части, которые до того были у них обращены в ту же сторону, что прежде лицо, так что семя они изливали не друг в друга, а в землю, как кузнечики. Переместил же он их срамные части, установив тем самым оплодотворение женщин мужчинами, для того, чтобы при совокуплении мужчины с женщиной рождались дети и продолжался род, а когда мужчина сойдётся с мужчиной – достигалось хотя бы удовлетворение от соития и они могли передохнуть, взяться за дела и позаботиться о других своих нуждах. Вот с каких давних пор свойственно людям любовное влечение друг к другу, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и тем самым исцелить человеческую природу.

Итак, каждый из нас – это половинка человека, рассечённого на две камбаловидные части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину. Мужчины, представляющие собой одну из частей того двуполого прежде существа, которое называлось андрогином, охочи до женщин, и блудодеи в большинстве своём принадлежат именно к этой породе, а женщины такого происхождения падки до мужчин и распутны. Женщины же, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, и их больше привлекают женщины. Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечёт ко всему мужскому; уже в детстве они любят мужчин, и им нравится лежать и обниматься с мужчинами. Такой человек непременно становится любителем юношей.

Когда кому-либо, будь то любитель юношей или всякий другой, случается встретить как раз свою половину, обоих охватывает такое чувство привязанности, близости и любви, что они поистине не хотят разлучаться даже на короткое время. И люди, которые проводят вместе всю жизнь, не могут даже сказать, чего они, собственно, хотят друг от друга. Ведь нельзя же утверждать, что только ради похоти столь ревностно стремятся они быть вместе. Ясно, что душа каждого хочет чего-то другого, чего именно она не может сказать и лишь туманно догадывается о своих желаниях. <…> Таким образом, любовью называется жажда утраченной целостности и стремление к ней».

Платон, живший за пятьсот лет до Овидия, не сам придумал этот миф; он стал ему известен от орфиков – последователей древнейшего культа Диониса. Так что миф об андрогинах пришёл к нам из глубины тысячелетий, возникнув на самых ранних этапах развития человеческой культуры. Сказания о беременных богах, также как и статуэтки богинь, наделённых мужской бородой, были и у древних египтян, и у греков. Известен, например, миф о беременности Гора, одного из самых главных богов египетского пантеона! Всё это свидетельствует о том, что тема двуполости играла важную роль в религиозном мировоззрении первобытных людей.

Сейчас трудно установить назначение этих мифов. Наверняка можно утверждать лишь то, что с их помощью уточнялась роль каждого из полов в деторождении.

Миф, пересказанный Платоном, утверждает, что половое разделение пришло в наш мир на смену эре андрогинов, неспособных к размножению. В его основе лежит историческое открытие: люди узнали о том, что у ребёнка есть не только мать, но и отец. То, что сейчас известно даже малым детям, долгое время оставалось тайной для наших предков. Роль материнства была всегда очевидной, но то, что зачатие – результат полового акта и что оно вызвано попаданием спермы в половые пути женщины, стало известно людям лишь в ходе их наблюдений над одомашненными животными. Мы можем предположить вероятное время подобного открытия и возникновения мифов, его формулирующих: это случилось в эпоху перехода от собирательства к скотоводству и земледелию. Между тем, то была переломная эра в истории человечества, когда власть в первобытном обществе стала переходить от женщин к мужчинам. Смена матриархата патриархатом сопровождалась тем, что дети, которые прежде учитывались по линии матери, стали причисляться к родне отца. Одновременно возникло и право наследования отцовского имущества.

Становление новых отношений и понятий не обходилось без ожесточённой борьбы. Из глубины веков до нас дошли легенды и сказания, пытающиеся поставить под сомнение роль каждого из полов в деторождении. Многим религиям присущи мифы о непорочном зачатии. Их идеологическая направленность очевидна: участие отца в деторождении, мол, вовсе не обязательно. Сохранились в памяти людей и контрмифы, придуманные мужчинами. Так, нартский богатырь Сослан был рождён не женщиной, а каменной глыбой, на которую упало семя отца героя, охваченного похотью. Подобные же мифы есть и у других народов.

Разумеется, древние идеологические споры сейчас не актуальны, их идеологическая подоплёка давным-давно позабыта. Живучесть же мифов объясняется двумя причинами: их связью с религиозными культами и с какими-то неизменными особенностями человеческой психологии. Эти сказания задевают некие вечные струны в половом самосознании людей. Кто из мужчин, если и не завидовал яркости оргазма, переживаемого женщиной, то уж, по крайней мере, не желал бы хотя бы приблизительно получить представление о том, что она в этот момент испытывает?! Из психоанализа известен женский комплекс зависти к мужскому члену, который берёт своё начало из детских наблюдений девочек. В отрывке из романа Ле Гуин, процитированном ранее, этот комплекс претерпел весьма красноречивую метаморфозу. Эстравен якобы не завидует наличию члена у своего друга-землянина, а, напротив, испытывает жалость к его владельцу (весьма комичную, если подумать). Но, если бы столь энергично отрицаемой зависти не было бы на самом деле, то не возникла бы и нелепая забота гетенианца о том, что верзила-негр может повредить свой чересчур громоздкий орган!

Самое же интересное, что мифические произведения, подобные легендам о Гермафродите, создаются и в наши дни, причём людьми, вовсе не знакомыми ни с языческой мифологией, ни с диалогами Платона, ни с «Метаморфозами» Овидия Назона. Один из моих пациентов, например, создал компьютерное изображение собственной жены, снабжённое грудными железами и фаллосом (мужским членом в состоянии возбуждения и готовности к половому акту). Он наслаждается, наблюдая половой акт этого андрогина с собственным изображением, создавая из обеих подвижных компьютерных фигурок самые замысловатые позы. Что же такое гермафродитизм и приносит ли двуполость счастье?

У всех позвоночных животных генетический пол определяется в момент оплодотворения яйцеклетки их матери сперматозоидом отца. Всё зависит от возникшего сочетания половых хромосом. (Напомню читателю, что хромосомы – структуры ядерного вещества клеток, содержащие гены, которые программируют развитие организма). Женские зародыши получают по две женские Х-хромосомы, названные так из-за своей формы. У женщин (и у самок животных), следовательно, определяется ХХ («икс – икс») – хромосомный набор. Мужчины (и самцы) имеют по одной женской Х-хромосоме и одной мужской, получившей из-за своего сходства с буквой латинского алфавита название Y («игрек») – хромосомы. Иными словами, мужской пол определяется наличием ХY («икс – игрекового») – хромосомного набора.

До третьего месяца развития в утробе матери будущие мальчики и девочки ничем не отличаются друг от друга. Разный набор хромосом (ХХ или ХY), свойственный эмбрионам обоих полов, поначалу ничем себя не проявляет. После 7-ой недели начинается половая дифференцировка – развитие зародыша идёт или по женскому, или мужскому типу. Её сроки у разных видов животных, разумеется, не совпадают, зато неизменна суть: наличие ХY-хромосомного набора влечёт за собой закладку зародышевых яичек, а сочетание двух Х-хромосом – закладку яичников.

Зародышевые яички (в отличие от женских половых желёз эмбриона) с момента своего возникновения начинают функционировать как эндокринные железы. Иными словами, они продуцируют и выделяют в кровь мужские половые гормоны. Гормоны – это высокоактивные вещества, вырабатываемые организмом в очень малых количествах и влияющие на обмен веществ, рост и развитие всех органов и тканей. Они получили своё название от греческого hormao – «возбуждать», «двигать». Вырабатывают их железы внутренней секреции, названные так потому, что секреты, то есть продукты их выделения, не выводятся из них наружу или в полости организма, а поступают в кровь и разносятся по всему телу. Мужские половые гормоны (андрогены) вырабатываются в основном в мужских половых железах – в яичках. Красноречив перевод этого греческого слова: «андроген» – «рождающий мужчин».

Кроме того, зародышевые яички выделяют вещество, формирующее развитие тканей плода. Это приводит к исчезновению (редукции) так называемых мюллеровых протоков, и, напротив, вызывает рост и развитие вольфовых протоков, дающих начало важным органам мужского полового аппарата.

В отсутствие яичек, то есть при их очень ранней гибели или при ХХ-хромосомном наборе, развиваются не вольфовы, а мюллеровы протоки, которые преобразуются в матку, маточные трубы и влагалище.

В норме к концу внутриутробного развития рождается либо мальчик с генетическим набором XY и половыми органами, сформированными по мужскому типу, либо девочка с женскими внутренними и наружными половыми органами и с ХХ-хромосомным набором во всех клетках тела.

Случается, однако, что нормальный ход событий нарушается, например, из-за неправильного распределения хромосом по клеткам. Оплодотворённая яйцеклетка может при этом оказаться не со стандартным, а, положим, с XXY-хромосомным набором. В таких случаях рождается мальчик, но его яички в дальнейшем окажутся неполноценными. Могут быть и другие нарушения хромосомного набора, что вызовет те или иные отклонения в строении половых органов.

Наконец, уродства гениталий могут быть вызваны не сбоями в хромосомном аппарате, а гормональными нарушениями. При этом чаще всего речь идёт о ложном гермафродитизме, когда женское строение гениталий сочетается с гипертрофией (чрезмерным развитием) клитора и ростом волос на лице и на туловище. Если в организме беременной женщины чересчур возрастает уровень гормонов коры надпочечников (то ли по причине повышенной функции этой парной железы внутренней секреции, то ли в связи с проведением по недосмотру гормональной терапии), возникают уродства женского полового аппарата плода. К подобным же изменениям приводит и адреногенитальный синдромсамогоплода– врождённое заболевание, сопровождающееся гипертрофией (избыточным развитием) коры надпочечников (жизненно важных эндокринных желёз). При этом рождается девочка с чрезмерным развитием клитора, который выглядит как недоразвитый член; с той или иной степенью заращения влагалища; с уродством половых губ. Подобная беда объясняется тем, что надпочечники при адреногенитальном синдроме вырабатывают избыток метаболитов (промежуточных продуктов обмена веществ), близких по своему химическому строению к мужским гормонам (надпочечниковые андрогены).

Однако бывают и истинные гермафродиты, у которых есть и влагалище, и половой член. Истинный гермафродитизмвозникает в случаях закладки зародышевых желёз обоих полов – мужского и женского. При этом в хромосомном наборе, кроме женской хромосомы, должна быть также и мужская (либо хотя бы её часть). В подобных случаях, новорождённый чаще всего появляется на свет с уродливым строением половых органов: той или иной степенью приближения гипертрофии клитора к недоразвитому половому члену; с мочеиспускательным каналом, открывающимся на нижней поверхности такого аномального члена; с уродством половых губ, напоминающих как бы раздвоенную мошонку; с заращением влагалища.

Итак, истинный гермафродитизм чаще всего не приносит особой радости, поскольку он сопровождается гормональной недостаточностью, требующей врачебной коррекции. Изредка всё же бывают индивиды, которые могут вступать в половую связь с представителями обоих полов, используя и мужскую и женскую свои ипостаси. Такой случай наблюдали знаменитый немецкий учёный Рудольф Вирхов и его сотрудники Шульц и Фридрейх. «Эти авторы описали гермафродита Катарину Гоман, который считал себя мужчиной и с 16 лет имел половые сношения с женщинами. В 20 лет у него появились менструации, увеличились грудные железы, и он стал жить с мужчинами как нормальная женщина. В 42 года после прекращения месячных, переменив имя Катарина на Карл, он женился и имел сына. При его обследовании, Вирхов нашёл живых сперматозоидов; в то же время правильные менструации свидетельствовали о существовании функционирующего яичника». (Ауслендер; цитирую М. Б. Медведеву).

У истинных гермафродитов, подобных Карлу (Катарине) Гоман врачи констатируют наличие как зрелого яичника, так и яичка (расположенных каждый на своей стороне тела, слева или справа). Подобный феномен вызван, во-первых, соответствующей хромосомной аномалией (наличием участка Y-хромосомы, встроенного в Х-хромосому), а, во-вторых, необычным механизмом взаимодействия гипоталамуса, гипофиза и половых желёз обоих типов.

Классические андрогины из мифа, пересказанного Платоном, отличались удвоенной мужской и женской мощью, но они, будучи самодостаточными в половом плане, вовсе не нуждались в сексуальных партнёрах извне. Такая особенность андрогинов представлялась верхом счастья для любителей плотских утех, живших в средние века. Великий пересмешник Франсуа Рабле придумал для украшения Гаргантюа, героя своей бессмертной книги, озорную эмблему. К его кокарде «была приделана эмалевая фигурка, изображавшая человека с двумя головами, повёрнутыми друг к другу, с четырьмя руками, четырьмя ногами и двумя задами, ибо, как говорит Платон в „Пире“, такова человеческая природа в её изначальной мистической сущности. Вокруг этой фигуры было написано ионическими буквами: „Любовь не ищет своей выгоды“».

Словом, в ироническом французском варианте (в отличие от текста самого Платона) андрогин предстаёт созданием, вечно совокупляющимся с самим собой. При этом Рабле пребольно лягнул святого Павла, пародийно «проиллюстрировав» проповедуемый апостолом идеал христианской любви к ближнему: «Любовь <…> не ищет своего».

Гермафродит в поэме Овидия имеет все возможности, чтобы вступать в любовные связи как с мужчинами, так и с женщинами. Между тем, ему, скорее, свойственно девичье поведение. Овидий рисует своеобразный и, в то же время, легко узнаваемый образ – юношеское начало определяет эротическую привлекательность Гермафродита не столько для женщин, сколько для бисексуальныхмужчин, тех, кого возбуждает как женское, так и мужское тело. Примечательно при этом, что сам Овидий явно предпочитал женщин (то есть его половая ориентация была, скорее, гетеро– , чем бисексуальной):

Любо мне слышать слова, звучащие радостью ласки,
слышать, как стонет она: «Ах, подожди, подожди!»
Любо смотреть в отдающийся взор, ловить, как подруга,
изнемогая, томясь, шепчет: «Не трогай меня!»
Я ненавижу, когда один лишь доволен в постели
(вот почему для меня мальчик-любовник не мил).

В «Метаморфозах» поэт конструирует особо соблазнительный для себя сексуальный объект (нельзя забывать, что вкусы Овидия были сформированы духом императорского Рима, известного своей гедонистической погоней за наслаждениями). В его изложении похотливая нимфа Салмакида, вешаясь на шею своего избранника, отнюдь не вызывает полового желания ни у него, ни у читателя. Юношеское начало, привнесённое сыном Гермеса, облагородило эротичность андрогина. Преображённого Гермафродита Овидий находит сексуально гораздо более привлекательным, чем женщину или гомосексуального мальчика, взятых по отдельности. Наличие у андрогина полового члена и влагалища, его способность испытать чувственное наслаждение в обеих ипостасях, женской и мужской, вовсе не смущают утончённого римлянина.

Очевидно, что Гермафродит из античного мифа – предел мечтаний бисексуалов всех времён и народов. Им кажется, что, обладая таким партнёром и отдаваясь ему, они могли бы обрести всю мыслимую полноту счастья. Это вполне соответствует ответам, которые сексолог получает, спрашивая иных своих пациентов о том, каков их эротический идеал.

– Я мечтаю встретить юношу с влагалищем! – выпаливают они, не задумываясь.

Порой подобный ответ ни что иное, как способ психологической защиты. Он призван оправдать гомосексуальность, если та не соответствует стремлению гомосексуала быть «нормальным, таким как все». Наличие у партнёра влагалища как бы снимает в глазах мятущегося человека разницу между девиантным и гетеросексуальным типом влечения. В реальности же наблюдается совсем иное. Наличие у возможного любовника (как, например, у танцора из шоу транссексуалов) грудных желёз, скорее, отталкивает гомосексуалов, чем привлекает их (в отличие от истинных бисексуалов). Встретив свой надуманный идеал, гомосексуал не испытает никакой радости от лицезрения у партнёра женских половых признаков.

Гермафродит Карл (Катарина) Гоман, в отличие от мифологических андрогинов, вполне реальное существо. Рассказ о подобных объектах любви будоражит мечты людей совсем иного склада, чем истинные гомо– и бисексуалы. Способность полноценно жить как с мужчинами, так и с женщинами, сопряжённая к тому же с возможностью оплодотворения партнёрши и к отцовству, вызывает зависть у многих представителей обоих полов, вполне нормальных в плане собственного сексуального влечения. По своей сути, это инфантильное чувство, родственное детским переживаниям. Ведь мальчики и девочки, испытывающие любопытство к анатомическим особенностям женщин и мужчин, нередко мысленно ставят себя на место представителей противоположного пола. Подобное любопытство, сохраняясь во взрослом состоянии, приобретает оттенок завистливых переживаний. Оно чрезвычайно распространено как среди мужчин, так и женщин, что нашло своё отражение в мифах и сказках многих народов.

В полном соответствии с удвоенными половыми возможностями Гомана, его половая ориентация носила истинно бисексуальный характер. Поведение этого знаменитого гермафродита идеально соответствовало особенностям ситуации – в период влюблённости в мужчину он вёл себя по-женски, после женитьбы стало доминировать его мужское начало. Казалось бы, как не позавидовать такому счастливцу, который не ведал никаких ограничений в своих сладострастных похождениях! На деле, однако, всё обстоит гораздо менее радостно и гармонично.

Повторяю, людей, подобных Гоману, очень немного, точнее, их единицы. Чаще всего пациенты, родившиеся истинными гермафродитами и обладающие, как яичником, так и яичком, не способны к полноценной половой жизни ни с мужчинами, ни с женщинами, поскольку их половые органы, как правило, недоразвиты. Если же речь идёт о ложном гермафродитизме, который встречается в практике врача не столь уж редко, то о сексуальной гармонии при нём не может быть и речи. Член у таких пациентов обычно недоразвит; скорее, он представляет собой гипертрофированный клитор. Наличие влагалища вовсе не радует больных, поскольку влечения к мужчинам у них нет. Словом, суровая реальность свидетельствует о том, что зависть к гермафродитам, по меньшей мере, не оправдана.

Как соотносятся реальные и мифологические андрогины с фантастикой Ле Гуин? И насколько вероятен тип сексуальности, придуманный писательницей?

Человеческая сексуальность – чудо, сотворённое биологической эволюцией и усовершенствованное культурой. Надо помнить, что появилась она не на пустом месте, а возникла в ходе усложнения механизмов, свойственных многим животным видам.

Гипоталамус стал играть ведущую роль в регуляции полового поведения на том этапе эволюции земной фауны, когда появились птицы. Гипоталамусом («подбугорьем») называется отдел мозга, в котором осуществляется контроль за жизненно важными функциями организма. Сюда поступают «сводки» из всех клеток тела о наличии в них питательных и энергетических веществ, а также о соотношении электролитов. Здесь же находятся и «лаборатория» по постоянному контролю над эндокринным балансом.

Конструируя сексуальность птиц, естественный отбор учитывал множество факторов: сезонность размножения, участие обоих родителей в питании прожорливых птенцов и, у многих видов, – обитание в составе стаи. В обеспечении сезонности размножения первую скрипку играет гипоталамус птиц. Именно в его ядрах замыкаются нервные цепи, по которым передаются сигналы о длительности дневного освещения. В клетках его ядер вырабатываются специальные вещества, нейросекреты, которые стекают в гипофиз – эндокринную железу, находящуюся прямо под гипоталамусом. В зависимости от нейросекретов гипоталамуса гипофиз вырабатывает свои секреты – гонадотропные гормоны (от слова «гонады» – половые железы).

Гипофиз – дирижёр эндокринных желёз. Под влиянием его гонадотропных гормонов семенники самцов начинают вырабатывать мужские половые гормоны. Попадая с кровью во все клетки организма, андрогены вызывают развитие вторичных половых признаков (у петуха – это гребень, шпоры и особое оперение хвоста), а также определяют соответствующее половое поведение. Самцы певчих птиц, например, под влиянием андрогенов ведут ожесточённую борьбу за самку и за территорию (с запасами продовольствия, необходимыми для питания будущих птенцов), своим пением привлекая подругу и отпугивая соперников. Петух по мере выработки андрогенов начинает кукарекать, ухаживать за курами и драться с другими петухами, то есть приобретает агрессивность и проявляет врождённый половой поисковый инстинкт.

У самок гонадотропные гормоны гипофиза стимулируют выработку их яичниками женских половых гормонов. Те обеспечивают развитие яйцеклетки и её созревание после оплодотворения, в том числе образование питательных веществ яйца и его скорлупы. Курам свойственно миролюбие и пассивная избирательность – они достаются самым агрессивным и сексуально предприимчивым самцам.

У человека роль гипоталамуса и гипофиза в регуляции полового поведения и в размножении чрезвычайно важна. Гипоталамус запускает половое созревание женщин и мужчин, стимулируя выработку гипофизарных гормонов. Достигая зрелости, гонады сами включаются в процесс гормональной регуляции. Возникает саморегуляция, основанная на прямом (у женщин) или обратном (у мужчин) типе связи периферических половых желёз (гонад) с гипофизом и гипоталамусом. Если уровень мужских половых гормонов в крови слишком низок, клетки соответствующих центров гипоталамуса посылают нервные импульсы в гипофиз, усиливается выброс гонадотропных гормонов, стимулирующих яички, и уровень андрогенов выравнивается. При повышенной функции яичек в ход вступает противоположный процесс: торможение гипофизарной активности.

У женщин существует иной, циклический тип выработки периферических гормонов, приводящий к установлению месячных циклов. Этот процесс также регулируется гонадотропными гормонами гипофиза, но, в отличие от мужчин, по механизму прямой связи.

Яйцеклетка, вышедшая в момент овуляции и попавшая в брюшную полость, опускается в полость матки по маточным трубам. Если оплодотворения не наступило, то слизистая матки отторгается, выходя через влагалище в виде кровянистых выделений. Гинекологи порой не чужды поэзии; они называют месячные «кровавыми слезами, пролитыми по поводу несостоявшейся беременности» . После менструации наступает новый месячный цикл, во время которого развивается очередной фолликул.

У мужчин и у женщин химическое строение нейросекретов гипоталамуса и гонадотропных гормонов гипофиза одинаково. Разница определяется лишь при их взаимодействии с органами-мишенями, то есть с яичниками или с яичками. У мужчин они регулируют выработку андрогенов и развитие сперматозоидов, у женщин – выработку женских половых гормонов (а вместе с тем, рост грудных желёз), определяя месячный цикл. Если в организме есть и яичник, и яичко, то их преимущественная активность будет зависеть от степени их зрелости и чувствительности к гонадотропным гормонам гипофиза. Обычно андрогены подавляют месячный цикл.

Поначалу именно так шла гормональная регуляция у Карла – Катарины. Гонадотропные гормоны стимулировали работу как яичка, так и яичника, но месячных при этом не наблюдалось. Гоман предпочитал мужскую роль, называя себя Карлом. В возрасте 20 лет чувствительность яичника выросла настолько, что появились регулярные месячные. Гоман предпочёл мужскому образу жизни женский, став Катариной. На 40-м году жизни яичник утратил свою ведущую роль. Яичко же продолжало чутко подчиняться гипофизу, вырабатывая андрогены и продуцируя сперматозоиды.

То, что Гоман вновь предпочёл близость с дамами и женился, определялось не только тем, что изменился его гормональный статус. Речь идёт и об особой способности его мозга испытывать влечение как к мужчинам, так и к женщинам. В подобном случае функционируют нервные центры гипоталамуса, определяющие как мужское, так и женское половое поведение; Гоман был бисексуалом. К этому вопросу мы ещё вернёмся.

Полагаю, что приведенный обзор как механизмов, регулирующих стандартное половое развитие, так и тех сбоев, что порождают отклонения от нормы, вполне достаточен, чтобы определить степень фантастичности идей Ле Гуин.

Напомню, что сочетание истинного гермафродитизма с бисексуальным влечением и способностью к размножению является абсолютной нормой в придуманном ею мире, но в реальных условиях Земли оно наблюдается чрезвычайно редко. И всё же, при всей фантастичности, подобное положение вещей не столь уж невозможно. Гораздо более сказочной представляется идея писательницы о циклической смене пола. Нечто подобное по земным меркам совершенно немыслимо. Между тем, сексологу не составляет большого труда представить гормональный механизм, обеспечивающий такой тип сексуальности. Достаточно предположить, что половые железы гетенианских гермафродитов способны продуцировать гормоны, подавляющие секреторную активность желёз противоположного типа. Иными словами, если в ходе кеммера (полового цикла гетенианцев) первой пробудилась активность яичек, то они выделяют не только андрогены, но и вещества, снижающие чувствительность яичников к гонадотропным гормонам гипофиза. Если же по тем или иным причинам (скажем, из-за наличия партнёра в мужской фазе кеммера), яичники опередили развитие мужских половых желёз, то развитие пойдёт в противоположном направлении. Интенсивный рост полового члена и простаты, или, напротив, матки, влагалища и молочных желёз, позволяющий этим органам достигать максимального развития в течение нескольких недель гетенианского цикла, не столь уж невозможно.

И всё же, если само по себе наличие нейроэндокринного механизма, обеспечивающего подобный тип сексуальности, представляется врачу вполне логичным, то эволюционные процессы, выработавшие у гетенианцев циклическую смену пола, вызывают сильнейшее сомнение. Дело в том, что эволюция создаёт новые формы лишь на основе тех, что уже имеются у более примитивных животных. Между тем, наличие у всех достаточно высоко организованных животных двух полов – необходимость, вызванная интересами эволюции: половая специализация земных животных является важным фактором, обеспечивающим их выживание и видообразование планетарной фауны. При этом самки отвечают за количественную сторону популяции, а самцы контролируют качество потомства.

Суть эволюционной теории Дарвина в двух словах сводится к следующему.

Природа – огромная лаборатория, где создаются новые виды животных, а старые либо изменяются, либо исчезают. Происходит это из-за жестокой конкуренции животных в борьбе за выживание. Скажем, менее быстрые антилопы, отстающие от стада, станут добычей хищника и не оставят потомства.

Наследуются лишь те признаки, которые вызваны изменениями (мутациями) в молекулах ДНК (в веществе наследственности, находящемся в ядрах клеток). Любые мутации носят случайный характер. При этом в популяции остаются либо полезные, либо нейтральные изменения, так как носители вредных мутаций отбраковываются естественным отбором, не оставляя после себя потомства. Полезные мутации, делая животное более приспособленным (более быстрым, сильным, незаметным или ядовитым и т. д.), приводят к тому, что его потомки станут в популяции (в совокупности особей одного вида, живущей на одной территории) более многочисленными, чем потомки остальных животных. В конце концов, это приводит к появлению нового вида, представители которого не способны к скрещиванию с животными родственных видов. (Я опускаю детали процесса видообразования – степень изоляции популяции и т. д.).

Ле Гуин – не биолог, порой это подводит её. Так ли уж разумно, что она почему-то сделала своих гетенианцев темнокожими? На студёной планете они вряд ли могли бы выжить, да ещё и стать доминирующим видом. Меланин, красящий пигмент клеток кожи, защищает человека от палящих лучей солнца. При дефиците ультрафиолета в организме не образуется витамин Д, без которого люди не могли бы выжить. Тот самый негр Дженли, посланный на Гетен из-за своего сходства с аборигенами, – потомок южного (африканского) народа. Современные американские негры могут выжить в северных широтах только за счёт витаминов, принимаемых извне. Кстати, напомню, что наши отдалённые предки, были темнокожими (хотя и не неграми, раса которых появилась сравнительно поздно). Из Африки, прародины человеческого вида, на север уходили те, кто в силу мутаций имел мало пигмента. Так образовалась белая раса, заселившая Европу и выжившая там, несмотря на ледниковый период.

Для нас важнее, однако, не столько проблема цвета кожи гетенианцев, сколько отрыв их сексуальности от всего, что могло бы иметь место в животном мире.

Может быть, смелость фантастического замысла Ле Гуин состоит в том, что она придумала более радикальную мутацию, чем та, что привела к появлению на Земле кроманьонца? Что бы произошло, если бы у наших предков появилась не только мужская избирательность и способность любить, но и сама половая принадлежность стала бы не постоянной, раз навсегда определённой сутью человека, а менялась бы в ходе следующих друг за другом половых циклов? Может быть, такое человечество стало бы более человечным?

Разумеется, как всякое талантливое произведение искусства, «Левая рука тьмы» не исчерпывается несколькими темами или целями, которыми, возможно, руководствовался автор в ходе работы над романом. И всё же, главные мысли этого шедевра фантастики нетрудно «вычислить».

Писательница создала гомосексуальный мир. Даже при наступлении кеммера, гетенианцы остаются юношами или мужчинами. Гаум и Эстравен, охваченные эротическим влечением к Дженли, – оба сохраняют свой мужской облик и склад мышления. Одно лишь позволяет догадаться, какого пола гениталиями они располагают на этот раз: наличие мужского типа гениталий у объекта их влечения. Настоящими женщинами гетенианцы становятся на очень короткий период – на время беременности, родов и вскармливания младенца грудью. Итак, Гетен – обитель мужчин-гомосексуалов. Стала ли их планета более мирной и счастливой по сравнению с Землёй? Похоже, что ненамного: гетенианцы избежали больших войн, им неизвестно атомное оружие, но о том, что такое убийство, коварство, вооружённые стычки из-за земельных угодий, какова жизнь в концлагерях, они знают не хуже землян.

Возможен ли мир менее агрессивный и более сплочённый? Как этого достичь? Ле Гуин создала три модели мира, не ведающего убийства: хайнскую сверхцивилизацию, покончившую с войнами; землю «зелёных человечков», анализирующих сны и потому избегающих насилия в реальной жизни (роман «Слово для «леса» и «мира» одно») и бисексуальное сообщество планеты О, все члены которого сплочены узами любви и родства (рассказ «Ещё одна история, или Рыбак из Внутриморья»).

Читатели (и почитатели) Ле Гуин знакомы с её удивительно красивой и печальной новеллой «Ожерелье», которую писательница включила в качестве пролога в роман «Мир Роканона», написанный в самом начале её писательской карьеры. В возрасте 65 лет она вновь вернулась к этой теме, но решила её по-новому, придумав счастливый конец истории. К тому времени ей стала известна японская легенда, удивительно похожая на «Ожерелье». Речь шла о рыбаке Юрасиме, таком красивом, что в него влюбилась морская царевна и увлекла его в свои подводные чертоги. Он провёл с ней несколько ночей, но дома его ждали жена и голодные дети. «Отпусти меня ненадолго домой, а потом я вернусь к тебе»,– попросил он морскую царевну. «Царевна потупила очи. Горе её было безмерно, но противиться она не стала.«Возьми с собой вот это, – молвила она, подавая возлюбленному прелестную крохотную шкатулку, запечатанную сургучной печатью. – И не открывай её, возлюбленный мой Юрасима»». Рыбак вышел на берег, но не узнал родной деревни и не нашёл никого из родных. Ему поведали, что в незапамятные времена жил рыбак по имени Юрасима, сгинувший в морской пучине. Прошёл век с тех пор, как умер последний из его потомков. Бедный юноша вернулся на берег моря и раскрыл шкатулку. «Белый дымок вырвался изнутри и развеялся по ветру. В тот же миг волосы Юрасимы стали белыми, а сам он начал дряхлеть и обратился в глубокого ветхого старца. В бессилии он пал на песок и тут же умер».

В рассказе «Ещё одна история, или Рыбак из Внутриморья» речь идёт о талантливом юноше Хидео, жителе одной из деревень аграрной планеты О. Как и все аборигены, он вырос в очень дружной семье. Родственные чувства членов этой сложной семьи были такими глубокими и всеобъемлющими, что любовные гетеро– и гомосексуальные приключения Хидео, покинувшего родную планету ради карьеры учёного, не могли их компенсировать.

Когда молодой человек ненадолго посетил родительскую семью, то, по закону относительности, он оказался намного моложе своих сверстников. Девушка, любившая его, вышла замуж, но осталась бездетной; прежний друг-любовник женился; родители одряхлели. Несмотря на все печальные перемены, он был счастлив в семейном очаге. Когда же Хидео снова вернулся к любимой научной работе, он почувствовал себя таким несчастным и одиноким, что разразился рыданиями и впал в депрессию. Между тем, изобретение, над которым работал коллектив сотрудников, включавший Хидео, позволяло мгновенно перемещать живой объект из одной точки вселенной в другую. В ходе экспериментальных исследований на родную планету О отправили его самого. Хидео достиг цели, оказавшись в нужном месте, но из-за сбоя во времени это событие произошло на много лет ранее вылета, опережая самый момент проведения эксперимента. Молодой человек перенёсся в тот самый день, когда он ещё только улетал учиться на другую планету. Окружающие, хотя они и заметили его явное возмужание, подумали, будто он и не покидал родного очага. «Мать, увидев меня, естественно, решила, что я не сел на борт корабля, что в последний момент мне отказали мужество и решительность – так подсказывало её первое же порывистое объятие. Неужели сын действительно отказался от судьбы, ради которой собирался пожертвовать всем и вся? – о, я хорошо знал, что творится сейчас у матери в голове и на сердце. Прижавшись щекой к её щеке, я шепнул: – «Я уезжал, мама, но я вернулся. Мне уже тридцать один год. Я вернулся, мама…»

Возникла парадоксальная ситуация: лаборатории Хидео ещё не существовало, об изобретении, над которым он работал, пока ещё никто не знал. Другой, на его месте, отправился бы назад, явился бы с почти законченным открытием, которое поразило бы весь учёный мир, поставив его впереди всех сотрудников, в том числе и действительных руководителей научного проекта. Вместо этого, Хидео, помолодевший на десять лет, остался дома, вступил в очень сложный брачный союз, сделавший для него возможной любовь как с девушкой, так и с парнем. Он нисколько не жалел о скромной судьбе фермера, с которой связал себя на всю оставшуюся жизнь. Таков сюжет рассказа.

Юноша избежал судьбы Юрасимы в силу парадоксального случая и дорожа особой притягательностью семейного уклада, сложившегося на планете О. Вот каким придумала его Ле Гуин, вложив его описание в уста Хидео: «Основой социального устройства на О – мира с невысоким и стабильным уровнем населения – служат не столь города и страны, сколько рассеянные деревни или ассоциации фермерских хозяйств. Всё население состоит из двух половин или каст. Всякий новорождённый относится к материнской касте, а в целом все аборигены делятся на Утренних, чьё время от полуночи до полудня, и на Вечерних, чьё время соответственно от полудня до полуночи. Изначальная социальная функция каст заключалась предположительно в соблюдении экзогамии и предотвращении инбридинга на удалённых, изолированных от внешнего мира фермах, – в силу того, что вступать в связь или брак на О допустимо только с представителем противоположной касты. Для индивида принадлежность к одной из каст не менее значима, чем собственные половые признаки, и играет решающую роль в его сексуальном выборе.

Брачный союз, именуемый седорету, включает две пары – одну Утреннюю и одну Вечернюю; гетеросексуальные пары именуются Утренними или Вечерними в зависимости от кастовой принадлежности женщины, а гомосексуальные – женские Дневными, а мужские – Ночными.

Столь негибкая структура семейного устройства, в котором каждый из четвёрки должен быть сексуально совместим со всеми остальными (а двое из них могут оказаться абсолютно ему незнакомыми), требует, естественно, некоторой предварительной подготовки. Составление новых седорету – излюбленное занятие моих соотечественников. Поощряется экспериментирование, новые четвёрки складываются и распадаются, парочки то и дело, «пробуют» одна другую. Множество браков начинается с любви одной парочки, не суть важно, гетеросексуальная она или гомосексуальная, к которой потом «подшивается» ещё одна или два отдельных кандидата.

Разумеется, есть множество людей, никогда не вступивших в брак. Учёные, странствующие проповедники, бродячие актёры и специалисты Центров крайне редко обрекают себя на гнетущую неизменность сельского седорету. Многие присоединяются к бракам своих братьев и сестёр в качестве дядюшек и тётушек с весьма ограниченной и чётко очерченной мерой ответственности; они вправе вступать в связь с любым из супругов, подходящим по касте – таким образом седорету разрастаются порой с четырёх до семи-восьми участников. Дети от подобных связей называются кузенами. Дети одной матери считаются братьями и сёстрами; дети Утренних находятся в свойстве с детьми Вечерних. Братья, сёстры и двоюродные кузены не вправе вступать в браки между собой, свойственники же – вполне».

К примеру, Дохедри, отец Хидео, Утренний мужчина, полюбил его мать Исако, принадлежащую к касте Вечерних. До этого он долгие годы был гомосексуальным партнёром парня по имени Кап. Создавая седорету, все трое выбрали девушку Тубду. Та вначале была против, так как Кап пришёлся ей не по душе, но она слишком привязалась к девушке Исако, чтобы отвергнуть брачное предложение всей троицы. К тому же младший брат Капа Тобо так очаровал Тубду, что стал её любовником и дядюшкой седорету. Как свидетельствует Хидео: «Пословица „Браки заключаются Днём“ гласит о связях между женщинами. А вот как раз любовь между отцом и матерью, отличавшаяся подлинной страстью, всегда была нелёгкой и балансировала на краю душевной муки. Ничуть не сомневаюсь, что счастливым и лучезарным своим детством мы обязаны той непоколебимой радости и силе, которую Исако и Тубду черпали одна в другой.

У Тубду, Утренней жены нашего седорету, было двое детей от Капа: Исидри, годом старше меня, и Сууди, на три года моложе. Дочки Утренних, они доводились мне свойственниками, как и их кузен, сын Тубду от дядюшки Тобо, брата Капа. С вечерней стороны нас, детей, было двое – я и моя младшая сестрёнка Конеко (Котёнок)».

В детстве особой привязанностью друг к другу отличались Хидео, Исидри и Конеко. Став постарше, Хидео не обходил любовными забавами почти всех Утренних сверстников окрестных деревень, но постоянно он был привязан к «дорогому сердцу юноше » по имени Сота из соседнего поместья. Между тем, перед самым его отъездом из дома на другую планету, в любви к своему Вечернему брату-свойственнику призналась Исидри. Брачный расклад, существовавший до временного сбоя, включал замужество Исидри с неким пожилым проповедником, а также брак Соты с Конеко. Известие о последнем вызвало у прежнего Хидео жгучую ревность, сменившуюся затем чувством трогательной благодарности к обоим, к любовнику и к сестрёнке.

Вернувшись как бы неизменившимся, а на самом деле повзрослевшим и умудрённым знаниями, Хидео вступил в седорету с Исидри и Сотой; последний же стал мужем Конеко (как это случилось и в прежнем варианте). Новая семья оказалась счастливой и многодетной. Хидео, трудясь на ферме, не пренебрёг и своими познаниями в темпоральной физике. Он написал научное исследование, отослав свою работу тем, с кем прежде был знаком и дружен, но кто в новой реальности из-за случившегося сбоя во времени так никогда не встретился с ним. Анализ подобных парадоксов и стал темой теоретической разработки Хидео.

Мир, придуманный Ле Гуин, крайне интересен, но, на взгляд сексолога, утопичен. Забегая вперёд, скажем, что писательница переоценила распространённость и возможности бисексуальности. Истинная бисексуальность, когда оба потенциала, гомо– и гетеросексуальный, одинаково выражены – большая редкость. Кроме того, многие «ядерные» гомо– и гетеросексуалы попросту неспособны на бисексуальную активность, ограничиваясь, часто вопреки своему желанию, одни близостью с представителями собственного, а другие – противоположного пола. Наконец, у многих мужчин бисексуальность носит, скорее, инструментальный характер. Геи вступают в связь с женщинами, чтобы замаскировать характер своей ориентации, неодобряемой обществом («камуфлирующая гетеросексуальная активность гомосексуалов»). Однако, по мере их выхода из периода юношеской гиперсексуальности, их половые связи с женщинами перестают удаваться. Большинство же гетеросексуалов, практикующих транзиторную или заместительную гомосексуальную активность, при первой же возможности переключается на женщин, вовсе не соблазняясь прелестями бисексуального образа жизни. По-видимому, для того, чтобы мир, придуманный писательницей, стал реальностью, одних лишь перемен в отношении общества к однополой любви мало; столь кардинальные отличия объяснимы лишь перестройкой на биологическом уровне, а это вряд ли возможно вне рамок фантастики.

Но если спорны сексологические аспекты утопии Ле Гуин, то её человечность и справедливость не может не вызывать уважения. В её мире есть место для всех. «Ядерные» гомосексуалы могут легко пристроиться к мужскому составу седорету, избегая близости с жёнами. «Ядерные» гетеросексуалы вольны поступать совершенно противоположным образом. Влюблённые по всем правилам избирательности могут подобрать себе точно такую же пару, замкнутую друг на друга. Гомосексуальные связи в таком случае легко заменятся чисто дружескими, что, конечно же, не угрожает стабильности семьи.

После знакомства с «Рыбаком из Внутриморья» читатель видит «Левую руку тьмы» совсем в другом свете. Действительно, гомосексуальный мир Гетена ничуть не счастливее земного, где правит гетеросексуальное большинство. Но в романе Ле Гуин гомосексуальное влечение Эстравена к Дженли приносит пользу в общепланетарном масштабе, позволив аборигенам приблизиться к сообществу сверхцивилизованных планет, достигших гармонии и покончивших с агрессией.

Не вызывает сомнений гомосексуальная (гомогендерная) направленность романов Урсулы Ле Гуин. «Левая рука тьмы» – ни что иное, как апология (защита) геев. Зачем это понадобилось писательнице?! Будь она мужчиной с гомосексуальным половым влечением, её мотивация была бы вполне понятной – каждый кулик хвалит своё болото. Но, слава Богу, абсолютное бескорыстие замечательной романистки не может вызвать подозрений ни у кого. Нельзя заподозрить её и в нездоровом пристрастии к порнографическим вывертам, которыми страдают иные фантасты. Цитата из опуса дамы-фантастки Ноэми Митчинсон, приведённая в начале первой главы, наглядно демонстрирует разницу между опусом, порождённым эротической графоманкой, и талантливым произведением мудрого и честного мастера. Всё дело в стремлении Урсулы Ле Гуин к справедливости. Недаром «матриарх научной фантастики», как принято её именовать, по духу принадлежит к движению шестидесятых годов прошлого века, отстаивавшему равноправие и человеческое достоинство во всех сферах человеческой жизни. Его представители боролись с расовой сегрегацией, с военным вмешательством США во Вьетнаме. В эти же годы началось движение за отмену позорного уголовного преследования гомосексуалов, за равные права геев с гетеросексуальным большинством. Гомосексуалы остро нуждались в поддержке честных творчески одаренных людей. Ле Гуин не обманула их надежд.

Своё отношение к сексуальному инакомыслию пришлось показать и писателям-геям. Во все времена (исключая античность) их мучил страх перед остракизмом гетеросексуального большинства; к тому же над многими из них довлели невротические комплексы, связанные с их гомосексуальностью. Всё это отразилось в их произведениях. Анализ творчества таких писателей, на взгляд сексолога, чрезвычайно интересен.