ГЛАВА VI

СТРУКТУРА ОРИЕНТИРОВОЧНЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ

В главе, посвященной классификации потребностей, я пытался обосновать необходимость выделения особой группы потребностей, присущих всем людям нашей куль­туры, потребностей, удовлетворение которых является лишь косвенным условием сохранения внутреннего рав­новесия индивида. Я предложил назвать эти потребности ориентировочными, поскольку название это точно отража­ет их роль в процессе саморегуляции.

Как уже было отмечено, удовлетворение ориентиро­вочных потребностей является косвенным условием со­хранения внутреннего равновесия индивида. Эти потреб­ности связаны с определенной особенностью каждого жи­вого организма и основаны на том, что сохранение внеш­него равновесия, то есть правильное реагирование на из­менения среды, возможно для него только при условии понимания ценности, которую представляют для него от­дельные элементы этой среды. Иначе говоря, сохранение внешнего равновесия обусловлено правильным отражени­ем ситуации, которое в свою очередь является, сущест­венным элементом ориентирования в окружающей среде (Левицкий, 1959, стр. 8). Руководствуясь определенны­ми, предварительно изученными показателями ценности таких раздражителей, как звук, цвет, форма, движение, или благодаря врожденной ориентировке по отношению к ним все живые организмы выбирают такие формы пове­дения, которые позволяют им достичь полезной цели и избежать вредных воздействий, и таким образом обеспе­чивают себе возможно лучшие условия сохранения внут­реннего равновесия в самом широком смысле слова.

По такому же принципу регулирует свои отношения со средой и человек. Однако благодаря высокоразвитому интеллекту, способному к абстрактному и подвижному отражению действительности, человек познает окружаю­щий его мир и себя самого, развивая присущие ему воз­можности поэтапного предвидения ситуации, их плани­рования и организации. Это обеспечивает ему не только возможность далеко идущей независимости от непод­вижной среды, лучшим примером чего является овладе­ние космическим пространством, но и возможность пер­спективного планирования, преобразования разных сред и приспособления их к собственным потребностям. При­мером последнего могут быть управляемые обществен­но-экономические изменения.

В сложной общественной и технической среде, создан­ной современным цивилизованным человеком, объекты удовлетворения ориентировочных, как и других потреб­ностей, качественно отличны от тех, которые выполняют аналогичную роль в мире животных. При этом они на­столько качественно дифференцированы, что возникает необходимость рассмотреть их более подробно при выде­лении специфически человеческих ориентировочных по­требностей.

Я хотел бы выделить три такие потребности, соответ­ствующие трем уровням, на которых протекают специфи­чески человеческие виды ориентировочной деятельности: 1) стремление к познанию непонятных для индивида яв­лений; 2) регулирование своих действий не только в со­ответствии с действительностью, но и в зависимости от эмоциональных установок других людей и 3) попытка со­размерить ценность своей личности с другими признанными ценностями.

Постараюсь рассмотреть эту проблему в общих чер­тах, начав с поисков таких ценностей, которые отличают человека как члена социальной группы от животных.

Опираясь на известный марксистский тезис, глася­щий, что человека создал труд, такой существенной от­личительной чертой можно считать коллективную, обще­ственную кооперацию индивидов, которые, объединив­шись в группу, начали реорганизовывать естественную биологическую среду, стремясь к тому, чтобы она наи­лучшим образом способствовала поддержанию действен­ного внутреннего равновесия. Различные открытия и изо­бретения, начиная с самых простых, подобных открытию огня и способа разжигания костра, изобретению лука, но­жа, колеса и т. д., сделали возможным возникновение очейь сложных современных обществ, объединенных в более или менее сплоченные и единые государственные организмы, существующие в искусственно созданных ус­ловиях технической цивилизации.

Это, несомненно, специфические успехи человеческого вида. Можно, однако, предполагать, что, кроме труда, как такового, действуют и другие факторы. Труд, основанный на общественной кооперации, мы встречаем также и у других видов, но там это не приводит к таким результа­там, как у человека. Термиты, подобно людям, создают специфическую среду, в которой вместе живут и рабо­тают, проявляя совершенную (намного совершеннее че­ловеческой) дисциплину и организацию, но этого оказы­вается недостаточно, чтобы обогнать в развитии более молодую человеческую цивилизацию; термиты тысячи лет стоят на месте, не обнаруживая заметного про­гресса в своем развитии. Подобные явления можно на­блюдать и у других насекомых, живущих в обществах, — муравьев, пчел и др. Для человеческих обществ характе­рен не только сам по себе общественно организованный труд, но прежде всего его развитие и прогресс, активное изменение средств производства и производственных от­ношений и в связи с этим постоянное и все более быстрое изменение общих условий существования.

Следовательно, объяснение специфически человечес­кого развития, ориентировочных потребностей нужно ис­кать в чем-то ином. Пожалуй, мы не ошибемся, если этим дополнительным фактором будем считать высокое развитие и организацию нервной системы у предка челове­ка. Эволюция млекопитающих пошла в совершенно ином направлении, нежели эволюция насекомых. В то время как у последних она привела к созданию своеобразных инстинктов, связанных с врожденными анатомическими различиями — найример, в обществе муравьев разделение труда основывается на различиях в строении тела (Даль, 1924, стр. 41—75), у млекопитающих развитие прояви­лось прежде всего в более высокой организации цент­ральной нервной системы, в энцефализации, которая достигла вершины у человека, обеспечив ему возмож­ность ориентировки в мире с помощью абстрактных понятий. Такая ориентировка позволяет не только пред­видеть события (определенной формой предвидения является условный рефлекс), но и планировать их. Факт этот лег в основу установленного Марксом различия между «трудом» пчелы и трудом архитектора. Мы име­ем основания предположить, что у предка человека эти черты были развиты особенно высоко, гораздо выше, чем у современных человекообразных обезьян. Этим объ­ясняется тот факт, что развитие человеческих обществ пошло в совершенно ином направлении, чем развитие об­ществ насекомых, — в направлении познавательного раз­вития и общего преобразования среды. Это в свою оче­редь привело к дальнейшему, более высокому развитию мозга и его функций и вновь — к дальнейшему прогрессу в организации среды. Благодаря такой тесной взаимосвя­зи этого прогресса с анатомическим развитием и с повы­шением подвижности функций нервной системы обще­ственная среда человека является образованием постоянно совершенствуемым. Ее отличает способность к прогрессу, в то время как общества насекомых, основанные на прин­ципе наследственных анатомических различий, только приспосабливались к происходившим на земном шаре из­менениям. Биологическая эволюция в этом смысле явля­ется не прогрессом, а гомеостазом, поскольку в ней отсут­ствует момент антиципации и собственной активности индивидов, столь существенный для прогресса цивили­зации.

Таким образом, характерной чертой вида homo sapiens является все более быстрый прогресс, как результат об­щественной кооперации индивидов с очень пластичным типом нервной системы, способной к динамическому раз­витию и позволяющей сознательно управлять собой. По­нятно, что у человека ориентировка в окружающей среде должна касаться разных аспектов, которые, как было упомянуто, можно свести к трем основным.

1. Прежде всего человек должен ориентироваться в актуальной для него существующей действительности. Уже для маленького ребенка важно понимание того, ка­кую ценность представляют для него отдельные предме­ты окружающего мира, люди, животные и вещи, а также ориентировка в.том, как следует себя вести по отноше­нию к этим ценностям, чтобы возможно более эффектив­но «потребить» их или избегнуть их отрицательного дей­ствия. Поскольку по мере роста и развития человек по­падает в различные и все более сложные ситуации в среде, а также научается понимать новые, более слож­ные ценности, его ориентировочная потребность должна все более усложняться и интеллектуализироваться, чтобы он мог нормально функционировать. Это становится воз­можным, когда мозг человека в ходе онтогенеза достигает все более высоких регуляционных возможностей, венцом которых является регуляция, опирающаяся на механизмы абстрактного мышления. Ориентировку человека в суще­ствующей действительности можно определить как ориен­тировку интеллектуальную, то есть основанную на по­знании с помощью абстрактного мышления. Без достиже­ния такого уровня ориентировки человек, средний пред­ставитель современной культуры, не мог бы правильно функционировать.

Возьмем для примера людей умственно отсталых или получивших воспитание, не способствовавшее интеллек­туальному развитию. Даже в группе работников средней квалификации и неквалифицированных они испытают значительные трудности и будут требовать особого вни­мания. Это свидетельствует о необходимости признать существование у человека потребности интеллектуально­го познания окружающего мира, которую коротко можно назвать познавательной потребностью.

2. Для надлежащего функционирования человека в наиболее естественной для него среде, то есть среде об­щественной, недостаточно интеллектуальной ориентиров­ки. Мы должны иметь к окружающей нас среде соответ­ствующее эмоциональное отношение и сами должны чув­ствовать со стороны окружающих это отношение, чтобы руководствоваться им, принимая решение о действии, в противном случае нам не удастся правильно включиться в общественные процессы и сотрудничать с другими людьми. Несомненно, познание других людей является интеллектуальным процессом, наилучшим доказательст­вом чего служит тот факт, что в общении с окружающи­ми можно черпать опыт, овладевая методом психологиче­ского исследования и т. д. Тем не менее следовало бы об­ратить внимание также на «внеинтеллектуальный» фак­тор, принимающий участие в этом процессе, еще в 20-е годы нашего столетия определенный Блейлером как «синтония», или «созвучие» с эмоциональным состоянием другого человека (Блейлер, 1923; см. Мазуркевич, 1924). Речь здесь идет в числе прочего и о таких явлениях, как тягостные ощущещде в присутствии огорченного челове­ка и приятные ощущения, когда мы видим человека до­вольного. Синтония — явление своеобразное, она не дол­жна отождествляться с интеллектуальным познанием, однако она позволяет произвести выбор наиболее пра­вильной реакции. На это указывают наряду с другими данными и клинические наблюдения, свидетельствующие о том, что она может наблюдаться, да даже в высокой сте­пени, у олигофренов (Луневский, 1932) и может отсут­ствовать у людей с высокоразвитыми интеллектуальными способностями (Мазуркевич, 1958, т. II, стр. 33). Эта про­блема требует, несомненно, серьезных исследований.

Понятие синтонии недостаточно изучено. Не совсем понятно, с каким из известных в психологии явлений можно ее связать. Казалось бы, речь здесь идет о созда­нии эмоциональных рефлексов, служащих основой явле­ния, называемого обычно «совестью». Об этом говорят исследования Эйсенка, который включил психопатов (ти­пичных представителей асинтоников) в категорию край­них экстравертов. Согласно его теории, экстравертов от­личает низкий уровень способности к закреплению услов­ных рефлексов (Эйсенк, 1957). Однако этому противоре­чат клинические наблюдения, указывающие на существо­вание синтонии даже у имбецилов (особенно у тех, недо­развитие которых связано с болезнью Дауна). Между тем их способность к закреплению условных рефлексов яв­ляется патологически низкой.

Возможно, следовательно (это кажется наиболее прав­доподобным), что у асинтоников отсутствуют условия для усиления рефлекса посредством раздражителя, которым является эмоциональная реакция другого человека. Это могло бы быть обусловлено конституционно (отсутствие какого-то личного свойства — синтонии) или иметь харак­тер дефекта развития, возникшего вследствие отсутствия в раннем периоде развития ситуации, в которой способ­ность создания таких рефлексов могла бы реализоваться и развиться.

Вообще говоря, психолог, рассматривающий проблему синтонии, располагает скорее негативными доказательст­вами, то есть пытается выяснить, что происходит, когда это свойство отсутствует. Однако, вне всякого сомнения, синтония представляет собой фактор, чрезвычайно облег­чающий человеку осуществление совместных действий с другими людьми. Интеллектуального знания часто недо­отаточно в общественных отношениях, и синтония ста­новится как бы «предохранителем», защищающим от ущемляющего интересы человека эгоистического поведе­ния других людей. Следует также заметить, что и в обы­денной психологии, опирающейся на большое количество повседневных наблюдений, мы отличаем «холодный ин­теллект» от «сочувствующего сердца», считая их различ­ными способами познания. «Холодный интеллект» необ­ходим, например, психологу, который бесстрастно анали­зирует поведение человека в трудной жизненной ситуа­ции с точки зрения причин, адекватности его в данной ситуации и т. д., в то время как «сочувствующее сердце» мы признаем у того, кто просто грустит или радуется вместе с другим.

Такое чувственное познание другого человека являет­ся основной чертой своего рода эмоционального контакта. Можно было бы привести множество аргументов, под­тверждающих, что эта своеобразная эмоциональная ори­ентировка необходима для правильного развития и функ­ционирования личности. От нее следует отличать специ­фически человеческую потребность эмоционального кон­такта, несводимую к общей ориентировочной потребно­сти, так же как способы существования животных раз­ных видов, происшедших в процессе эволюции от одного корня, несводимы к способу существования низшей эво­люционной формы, от которой они происходят. Эмоцио­нальный контакт является, следовательно, объектом осо­бой, своеобразной потребности человека, второй его важ­ной ориентировочной потребностью. В условиях общест­венной жизни роль этой потребности, очевидно, будет значительно шире, выходя за рамки проблематики ориен­тировки, тем не менее последняя остается ее генетичес­кой основой.

3. Обе эти потребности обеспечивают человеку пра­вильное развитие и позволяют ему участвовать в общест­венной жизни, не объясняя, однако, причин прогрессивного развития. Если понимать прогресс как расширение сис­темы ценностей общественной жизни, закрепляющих бо­лее высокий уровень функционирования общества, возни­кает вопрос, чем объяснить это творческое стремление. Прогресс нельзя объяснить чисто психологически, также как войну, мир или другие общественные явления. Огром­ную роль играют тут экономические и политические фак­topbt, достигнутый уровень общественных отношении, науки, техники, искусства и т. д. Однако все это и даже тот факт, что эффективность исторической деятельности людей не всегда совпадает с волей и планами отдельного индивида, не означает, как заметил Энгельс в письме к Блоху, что индивидуальные усилия не играют никакой роли. [22] Для истории человечества характерно то, что че­ловек, базируясь на уже достигнутом уровне материаль­ного и культурного развития, создает новые, более обо­снованные концепции мира и самого себя в этом мире, постоянно стремится к новому, внося свой вклад в общую сумму достижений человечества и способствуя тем самым прогрессивному развитию. Условия общественной жизни могут благоприятствовать такому творчеству или препят­ствовать ему, но в любых условиях творческое стремле­ние остается характерной чертой представителей рода че­ловеческого.

1 «...история, как она шла до сих пор, протекает подобно природному процессу и подчинена, в сущности, тем же самым законам движения. Но из того обстоятельства, что воли отдель­ных людей, каждый из которых хочет того, к чему его влечет физическая конституция и внешние, в конечном счете экономи­ческие, обстоятельства (или его собственные, личные, или обще­социальные), что эти воли достигают не того, чего они хотят, но сливаются в нечто среднее, в одну общую равнодействую­щую, — из этого все же не следует заключать, что эти воли рав­ны нулю» (К Маркс и Ф. Энтельс, Соч., т. 37, стр. 896).

Человеческое творчество имеет, несомненно, очень сложную мотивацию. Оно может быть выражением стрем­ления к славе, может служить материальным потребно­стям творческой единицы, так как новые достижения в области культуры и цивилизации — если абстрагировать­ся от фактов непризнания гениев — высокоценимы и на­граждаемы обществом. Оно может также служить удов­летворению потребности эмоционального контакта в фор­ме, например, привлеченця к себе симпатий и внимания окружающих. Однако, помимо этого, следует отличать, по-видимому, еще один фактор. Анализируя биографии артистов, поэтов или общественных деятелей, мы можем убедиться, что в своей творческой деятельности они ви­дели, как говорится, «смысл своей жизни». Другими сло­вами, они были убеждены, что эта деятельность обосно­вывает их существование в общественной действительно­сти, что они существуют именно для того, чтобы реализовать данные ценности. Очевидно, тут мы имеем дело с определенным специфическим видом ориентировочной по­требности, когда предметом познания становимся мы са­ми и, пожалуй, смысл нашего существования. Вопрос о смысле существования с давних пор был проблемой для человека. Он и сегодня не потерял своей актуальности. Об этом свидетельствует популярность экзистенциализма и растущий интерес к подобного рода проблематике среди теоретиков-марксистов, объясняемый в конечном счете ростом значения этой проблемы в условиях увеличиваю­щейся стабилизации. Потребность в ее решении можно было бы назвать потребностью смысла жизни.

Встав на точку зрения современных биосоциальных психологических теорий, мы не должны в этой потребно­сти видеть какую-то метафизическую особенность челове­ка как «самоосознающего себя духа», но рассматривать ее как высший уровень развития общебиологической ори­ентировочной потребности у существа, для которого раз­мышления над самим собой являются таким же услови­ем нормального функционирования (понимая нормаль­ность как степень использования возможностей), как и размышления над окружающим его миром. Сейчас, когда нервная система человека достигла уровня развития, по­зволяющего в неслыханных доныне масштабах и с небы­валой степенью точности сознательно ориентироваться в действительности, ясно, что и сами для себя мы становимся предметом ориентировки в качестве элемента этой действительности. В очень сложных условиях обществен­ной жизни такая самоориентировка совершенно необхо­дима, если мы хотим, чтобы сосуществование наше с об­щественной средой складывалось гармонично и без из-лийших трений. Кроме того, именно существованием по­требности смысла жизни можно объяснить явление твор­чества человека. С того момента как индивид поймет, что смысл его существования заключается, например, в улуч­шении условий жизни людей, в познании новых истин или в реализации новых художественных ценностей, он направляет свои действия на эти предметы, и, если он располагает соответствующими интеллектуальными воз­можностями, он станет творцом: в общественной, научной или художественной сферах.

Можно доказать, что человек без удовлетворения по­требности смысла жизни не работал бы с оптимальной отдачей, не имел бы достаточно сил для реализации тех целей, достижение которых позволило ему завоевать иск­лючительное место в природе. Человек без определенной философии, определенной идеологии, укрепляющих его в сознании осмысленности его существования, будет ощу­щать себя пылинкой, гонимой порывами ветра, не сможет вести последовательную, продолжительную, требующую многих лишений и усилий борьбу с судьбой, а следова­тельно, его участие в общественном прогрессе станет не­возможным. О том, что понимание смысла жизни необхо­димо для правильного приспособления человека, свиде­тельствуют также многочисленные случаи неврозов, в ос­нове которых лежит утрата этого смысла (см., напри­мер, Кратохвил, 1961). Следует добавить, что для удов­летворения этой потребности, не обязательно, чтобы че­ловек отдавал себе отчет в том, что именно составляет смысл его жизни. Осознание этого, конечно, чрезвычайно полезно для его приспособления. Но этого недостаточно. Важным условием удовлетворения этой потребности яв­ляется существование в его жизни такой деятельности, в которой в случае необходимости, после преодоления труд­ностей, психических надломов, принятия важных реше­ний, он мог бы найти этот смысл (тема эта будет разви­та в гл. IX).

Суммируя материал этой главы, мы можем сделать вывод, что у человека существует три специфически че­ловеческие потребности — познавательная потребность, потребность эмоционального контакта и потребность смыс­ла жизни. Неудовлетворение какой-либо из этих потреб­ностей приводит к тому, что ориентировка человека в ок­ружающем мире становится неполной и не обеспечивает его правильного функционирования, то есть оптимально­го использования всех его способностей при реализации того процесса, который способствовал освобождению его от слепого хода биологической эволюции.

Примечания:

2

Под алгоритмом мы понимаем, согласно Трахтенброту, «...точное предписание о выполнении в определенном порядке некоторой системы операций для решения всех задач некоторого данного типа» (Б. А. Трахтенброт, Алгоритмы и машинное решение задач, М., 1957, стр. 7).

Программой мы называем каждый, даже наиболее общий план достижения какого-нибудь предназначенного состояния — цели. Различие это является настолько удобным, что позволяет отграничивать точно и всесторонне разработанные программы от типичных в л овсе дневной жизни планов, намеченных только в общем, оставляющих возможность импровизации.

22

«...история, как она шла до сих пор, протекает подобно природному процессу и подчинена, в сущности, тем же самым законам движения. Но из того обстоятельства, что воли отдельных людей, каждый из которых хочет того, к чему его влечет физическая конституция и внешние, в конечном счете экономические, обстоятельства (или его собственные, личные, или общесоциальные), что эти воли достигают не того, чего они хотят, но сливаются в нечто среднее, в одну общую равнодействующую, — из этого все же не следует заключать, что эти воли равны нулю» (К Маркс и Ф. Энтельс, Соч., т. 37, стр. 396).