ТОПОР ПРОИГРАННОЙ ВОЙНЫ

Кого назначат виноватым за провал чеченской кампании

Недавно, проходя по центру Москвы, случайно заметил, что окна одного из домов заклеены бумажной лентой - крест-накрест. «Как во время войны», - подумал я. Спустя несколько дней то же самое я увидел на окнах Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова. Только здесь рядом с бумажными полосами были вывешены фотографии чеченской войны. Сахаровский центр проводит антивоенную акцию. Вы можете получить здесь открытку с призывом прекратить войну и послать ее президенту. Это должно продемонстрировать власть имущим, что в обществе отношение к войне меняется.

Согласно опросам общественного мнения, осенью 1999 года, когда война началась, ее поддерживало большинство населения. Год спустя число сторонников переговоров впервые превысило количество сторонников войны.

На протяжении 2001 года популярность мирного урегулирования неуклонно возрастала, а популярность войны падала. Лишь после событий 11 сентября 2001 года количество сторонников войны резко подскочило. Но даже в этот момент оно оказалось меньшим, чем численность ее противников. В последующие месяцы антивоенные настроения опять стали нарастать.

Тупик

К данным социологии нужно относиться осторожно. Но, как правило, динамику общественного мнения они отражают. Значительная часть российского общества настроена против кавказцев. Но даже среди националистов растет осознание того, что война бессмысленна. Одно дело - испытывать неприязнь к «инородцам», другое дело - призывать к их истреблению, а тем более оправдывать гибель собственных солдат.

«Чечня не побеждена, и теперь с уверенностью можно сказать, что побеждена не будет. Боевой дух чеченского народа оказался сильнее армии РФ» - это пишет не кто иной, как Эдуард Лимонов. Тот самый Лимонов, который несколько лет назад призывал разгромить сепаратистов. «Войну в Чечне нужно закончить и дать Чечне независимость. Потому что войну в Чечне возможно выиграть, только уничтожив всех чеченцев. А это называется геноцид. У двух народов - чеченского и русского - долго еще не появится общего дела, чтобы для этого дела жить вместе. А может, и никогда не появится. Слишком много крови между нами».

Как бывший политзаключенный могу с удовольствием констатировать, что время, проведенное в тюрьме, пошло Лимонову на пользу - в открытом письме Владимиру Путину он внятно и четко демонстрирует опасность формирования у нас национал-полицейского режима. Но российские власти и без помощи Сахаровского центра и «Новой газеты» догадываются, что война из главного политического козыря превращается для них в нерешенную проблему. Но одно дело - осознать бесперспективность проводимого курса, другое дело - найти выход.

Прогноз и реальность - два года спустя

Современная российская элита - как политическая, так и деловая - никогда не мыслит стратегически. Если сегодня что-то кажется выгодным, значит, это надо делать, не задумываясь о последствиях. Осенью 1999 года война была выгодна, ибо помогала решить вопрос о передаче власти. К весне 2000 года продолжение военных действий уже не имело смысла. Но, как назло, бои не прекращались.

Газеты двухлетней давности полны бахвальством генералов, обещавших ликвидировать последние очаги сопротивления к марту 2000 года. На чем основывались эти прогнозы? Во-первых, в Москве сочли, что поражение в первой чеченской войне было вызвано недостаточной концентрацией войск и техники, а потому решили на сей раз двинуть вперед куда более мощное войско. Вопрос о том, насколько компетентно этими войсками управляют, естественно, даже не ставился. Генералы искренне поверили в собственную сказку, будто прошлую войну они проиграли из-за журналистов. Потому, обеспечив себе информационное прикрытие с тыла, они почувствовали себя неуязвимыми. Никакого профессионального анализа причин военного поражения в прошлой кампании, никакой серьезной самокритики российское военное ведомство не допустило.

Во-вторых, российские власти исходили из того, что их чеченские коллеги за три года «почти независимости» вполне разложились. После того как в 1996 году «свободная Ичкерия» стала сотрудничать с «демократической Россией», коррупция, воровство, бандитизм и интриганство привели к фактическому развалу чеченской государственности. Борис Березовский и российские программы восстановления экономики сделали то, чего не смогли добиться все генералы первой чеченской кампании. Мирная жизнь в республике так и не наладилась. Одни крали казенные деньги, другие похищали людей, третьи торговали нелегальной нефтью. Единый фронт борцов за независимость распался, недовольство собственной властью было повсеместным, а противоречие между ваххабитами и сторонниками светского государства разделило чеченское общество и поставило его на грань гражданской войны.

В таких условиях второй чеченский поход действительно мог бы завершиться успехом. Но в Москве никто и не думал разрабатывать военно-политическую стратегию реинтеграции Чечни в состав России. Столичные вожди просто приняли во внимание «благоприятные обстоятельства» и сочли, что теперь победа им обеспечена.

Два года боев показали, что Российская армия не в состоянии справиться с партизанской войной. Более того, каждая зачистка, каждая бомбардировка обеспечивают пополнение рядов боевиков. Другое дело, что и чеченская сторона в нынешней войне оказалась неспособна на организацию крупномасштабных скоординированных операций. Слабость президента Масхадова не техническая, а политическая. Он прекрасно может поддерживать связь с полевыми командирами. Другой вопрос - насколько они признают его приказы.

В итоге война приобретает затяжной и застойный характер: Российские войска не могут подавить партизанское движение. Но и чеченские боевики не имеют возможности нанести решающий удар, который привел бы к немедленному отступлению армии.

В принципе такие ситуации разрешаются за столом переговоров. Но успешных переговоров российское руководство боится даже больше, чем военных поражений.

Ловушка для Путина

Борис Ельцин считался человеком безответственным. Он мог разжечь войну, мог заключить мир. При этом репутация президента не страдала, ибо его все равно воспринимали как монстра. Имея поддержку 6% населения, президент может чувствовать себя совершенно свободным: терять уже нечего.

Иное дело Путин. Его рейтинги, возможно, и дутые, но не менее трети населения страны Путина в самом деле поддерживают - а это, по нашим меркам, очень немало. Нынешний президент возник из ничего, а потому, потеряв популярность, он, при всех своих официальных полномочиях, мгновенно превращается в пустое место. Его перестанут бояться. С ним перестанут считаться.

Он будет лично ответствен за все поражения и неудачи. История с подводной лодкой «Курск» это уже показала на символическом уровне. Чечня - гораздо серьезнее. Мирный договор фиксирует провал кампании: чем более успешным будет мир, тем более очевидной станет изначальная бессмысленность войны. Короче, власть потерпит политическую, идеологическую и моральную катастрофу.

Единственное спасение для Кремля - найти крайнего. В прошлый раз военные и политики дружно свалили все на журналистов. Во вторую кампанию пресса дружно повторяла официальную ложь, не боясь даже подорвать доверие к себе. Значит, нужно искать нового крайнего. Им могут быть только военные, провалившие операцию. Генералы чувствуют это и нервничают. Еще более подходит на такую роль муфтий Кадыров, который находится, судя по его заявлениям, в состоянии полной растерянности. Но одного Кадырова все же маловато…

В среде правозащитников господствует представление, будто генералы - все сплошь «ястребы», мечтающие воевать бесконечно. Это далеко не так. Армейская верхушка неоднородна. Но одно для генералов очевидно: им выгоднее, чтобы уход из Чечни рассматривался в обществе как результат политического предательства, а не как следствие военного поражения. Именно поэтому они продолжают делать воинственные заявления. Это - их алиби.

Получается, что Путину выгодно перевести стрелку на военных, а военным - на Путина.

Другая сторона

В 1996 году чеченская сторона была к переговорам готова. В 2002 году - ситуация иная. Когда в Москве заявляют, что Масхадов ничего не контролирует на поле боя, они, скорее всего, правы. Другое дело, что он, даже ничего не контролируя, остается единственным легитимным лидером республики. Точно так же Ясир Арафат из Туниса не мог руководить первой «интифадой» в Палестине. Но мирные соглашения именно ему дали реальную власть.

В случае начала переговоров легитимность Масхадова тоже превратится в реальный политический вес, с которым вынуждены будут считаться все полевые командиры. В бесконечной войне заинтересованы как раз те чеченские лидеры, которые обладают ресурсами для боевых операций, но отнюдь не политическим влиянием в обществе. Это Басаев и Хаттаб. Дагестанская авантюра сделала их непопулярными. Идеология ваххабизма оттолкнула от них людей.

Но в любом случае ясно, что война не прекратится, даже если Басаев и Хаттаб исчезнут со сцены. Их место тут же займут новые полевые командиры. Другое дело, что с исчезновением Хаттаба и Басаева резко снизится острота внутричеченского конфликта. Скорее всего, это в российских спецслужбах понимают, а потому берегут «главных террористов».

Поскольку не приходится рассчитывать ни на исчезновение Басаева, ни на его примирение с Масхадовым, вывод российских войск из Чечни может закончиться гражданской войной. И не надо делать вид, будто это нас не касается…

Значит, воевать бесконечно нельзя, войска выводить тоже нельзя?

Что делать?

На самом деле урегулирование не сводится к выводу войск. Эвакуация российских войск из республики должна быть лишь последним этапом этого многостороннего процесса. Главная задача - не прекращение боевых действий, а создание условий для здорового развития общества. Выборы 1996 года, породившие режим Масхадова, были самыми свободными в истории республики, но и они были отнюдь не идеалом демократии. За бортом осталась значительная часть беженцев, особенно русских.

Ключевым вопросом является создание демократического представительного органа, легитимность которого была бы бесспорна. На первом этапе необходимо остановить активные боевые действия и провести честные выборы (с участием вынужденных переселенцев). Боевики и военные все еще будут держать друг друга под прицелом, но именно это поможет гарантировать права мирного населения.

Свободные выборы создадут легитимную власть на местах - от районного до республиканского уровня. И Кадыров, и Масхадов в лучшем случае останутся лидерами фракций. С новой администрацией и нужно будет вести все переговоры.

В свое время граф Воронцов предлагал имаму Шамилю согласиться на установление российского протектората, и лидер горцев, судя по дошедшим до нас источникам, положительно отнесся к этому предложению. Препятствием для мирного урегулирования тогда оказалась не гордость горцев, а упрямство петербургских чиновников, решивших «добить врага». В те времена Российская империя все еще была на подъеме. Сегодня очевидно, что Россия не может навязать свою волю Чечне в одностороннем порядке, но для сотен тысяч чеченцев, живущих в русских городах, независимость Ичкерии отнюдь не является решением проблемы. Иными словами, сохранение в какой-то форме политической связи между Россией и Чечней - в интересах как русского, так и чеченского народов.

Конкретные формулировки могут найти дипломаты. Более важно обеспечить экономическое и социальное возрождение республики. Создать рабочие места, а не каналы по перекачке в частные карманы государственных денег. Сделать это можно только при наличии демократического контроля над инвестиционным процессом. Не только в Чечне, но и в России.

В конечном счете проблема не в Чечне. Проблема в России. Прекращение кавказской войны может стать первым толчком, с которого начнутся перемены в политической и экономической жизни. Проигранные войны нередко шли на благо государствам. Главное - не упустить шанс.