К новому взаимопониманию Россия-Запад

На протяжении всего нескольких лет в конце 80-х — начале 90-х годов мир стал свидетелем сдвигов поистине тектонического масштаба в международном ландшафте: крах коммунизма в Советском Союзе и Восточной Европе, распад советской империи и Югославии, цепная реакция перегруппировок в политической, военной и экономической области во всем мире. Эта международная революция сопоставима с теми, которые происходили в прошлом в течение десятилетий и даже веков и были результатом мировых войн. Каждый раз модель международной "игры" резко менялась в соответствии с новым балансом сил, перестановкой крупнейших действующих лиц на мировой арене и пересмотром их национальных приоритетов.

На этот раз революция произошла (пока) без мировой войны. Не было победителей или побежденных в традиционном смысле слов. Все великие державы — и прежде всего Советский Союз при Горбачеве, а затем Россия при Ельцине — были союзниками и сотрудничали в прекращении военно-политической и идеологической биполярности и "холодной войны". Но мировая коммунистическая система и СССР не выдержали такого поворота в силу внутренней эрозии, невозможности приспособиться к неконфронтационному миру.

Тем не менее, на обломках глобальной биполярности, даже на самом продвинутом по части сотрудничества Европейском континенте, до сих пор не начато строительство новой системы безопасности, которая могла бы вобрать в себя современные отношения и соответствовать новым международным задачам. Не было создано ничего сравнимого по масштабу с Венским конгрессом, Версальской или Ялтинской системой, что пришло бы на смену прежнему разделению сфер влияния и взаимному устрашению. Это главная проблема, стоящая перед Россией и другими великими державами. Если ее не разрешить, может наступить новая напряженность, а затем изнурительные конфликты и опустошительные войны. Огромная нестабильная посткоммунистическая зона от Балкан до Памира и всколыхнувшиеся примыкающие регионы Евразии могут стать новой ареной ожесточенного соперничества великих держав и региональных претендентов за источники сырья, маршруты трубопроводов, геополитические плацдармы и стратегические базы.

Идея США и некоторых их союзников основывать новую европейскую систему безопасности преимущественно на НАТО страдает принципиальными недостатками. НАТО — союз, задуманный и сформированный для коллективной обороны от общего врага, и он не способен эффективно решать конфликты между своими членами. Оправданием его существования изначально была советская угроза, и до сих пор остается гипотетическая возможность возрождения российской угрозы. Россия по определению не может стать полноправным членом НАТО. Но европейская безопасность, основанная на НАТО, не может быть эффективна без полного и равноправного участия крупнейшей европейской державы — России. Любые формы усеченного участия будут рождать больше новых противоречий, чем решать стоящие проблемы. Если же России суждено стать полноправным членом, то НАТО должна быть фундаментально реформирована в новую международную организацию, которая занимается урегулированием конфликтов и поддержанием мира, а не коллективной обороной от внешней угрозы.

Однако эта реформа должна произойти до, а не после дальнейшего расширения НАТО, а начатая первая его очередь должна де-факто иметь чисто политические, а не военные формы. Иначе расширение, при котором исключается Россия, несмотря на все подслащенные пилюли типа постоянных консультативных комитетов 16+1 и программ партнерства ради мира, создаст новые разделительные линии в Европе и как следствие — неизбежную напряженность вдоль этих линий. Последняя могла бы стать оправданием усиления НАТО в области ее функций коллективной обороны, но одновременно и спровоцировать военные контрмеры со стороны России, ее отдаление от Запада и поиск альтернативных союзников в "ближнем" и "дальнем зарубежье". Притом рост враждебности к Западу со стороны Москвы вполне может опираться на демократический консенсус в России, но тем не менее быть чреватым кризисами и конфликтами.

Для истинной безопасности Европы при конструктивном участии России нужна организация, которая будет лучше соответствовать новой европейской реальности эпохи после "холодной войны". Этой системой может быть глубоко трансформированная НАТО, или реорганизованная и усиленная ОБСЕ, или расширенный и реструктурированный Западноевропейский союз, или какое-то сочетание их всех. Пока она не возникла даже в проекте — из-за пассивности, слабости и дезорганизованности России, а также благодаря консерватизму и "самоуверенности силы" со стороны Запада.

Каковы бы ни были формы, структура и процедуры такой организации, она должна обладать рядом принципиальных сущностных характеристик. Во-первых, в нее на равных с европейскими державами правах должны входить Россия и Соединенные Штаты (и Канада). Во-вторых, эта система должна включать все европейские страны в соответствии с моделью ОБСЕ (хотя членство в последней Турции, Азербайджана и центральноазиатских государств допускает вариации и зависит от их внутренней ситуации и желания участвовать). В-третьих, она должна иметь действенные механизмы выработки политики, принятия коллективных решений и их осуществления (типа СБ ООН). Наконец, в-четвертых, она должна разработать разумные правила и законные нормы для проведения санкций, урегулирования конфликтов, принуждения к миру и поддержания мира. И в-пятых, она должна организовать и подготовить эффективные многосторонние вооруженные силы для этих целей. Все это должно основываться на удовлетворяющих участников соглашениях о разделении финансового бремени, постов и ролей в административных структурах.

Еще одна главная и тесно связанная с предыдущей проблема — обеспечение стабильности в посткоммунистических и постсоветских регионах Евразии. До сих пор целью России там было не столько обеспечивать свои действительно жизненно важные интересы, сколько формально поддерживать видимость "интеграции" и противостоять чужому, в частности западному вмешательству. Для Запада же целью было помешать России сохранить свое влияние на этом пространстве и добиться как можно большего удаления постсоветских государств от Москвы, используя экономические и дипломатические инструменты, а также военное сотрудничество. В результате там образовывается все больший раскол в отношениях между Россией и Западом, нарастание нестабильности и конфликтов, провалы попыток превратить поддержание мира в прочный мир.

Однако и здесь Россия и Запад взамен конфронтации должны найти формы сотрудничества и совместно решать проблемы урегулирования конфликтов, поддержания мира, ликвидации последствий конфликтов и оказания гуманитарной помощи. Они должны вместе бороться с нестабильностью, незаконным перемещением оружия и наркотиков, организованной преступностью, нелегальной иммиграцией, агрессивным религиозным фундаментализмом и этническим сепаратизмом в обширной зоне — от Балкан и Центральной Европы до самой Центральной и Южной Азии. Ни России, ни Западу эту задачу поодиночке, и тем более действуя как соперники, не решить, — она разрешима только при совместных усилиях и достижении согласия относительно законных интересов новых постсоветских государств, России и держав "дальнего зарубежья" в этих регионах мира.

Трудно найти более достойную миссию в мире после "холодной войны". И это был бы один из наиболее важных факторов в будущем развитии отношений России с Западом, а также в обеспечении самых насущных нужд российской безопасности.

В последнее десятилетие ХХ века ход истории набрал такой высокий темп, что даже год-два представляются для прогноза весьма туманной перспективой. На 10, 15 или 20 лет можно с приемлемой степенью приближенности говорить лишь о тенденциях экономического, демографического и военного развития стран и регионов ввиду многолетней длительности объективных циклов их динамики. Если исходить из того, что в основе международных отношений начала ХХI века будут не идеологические или чисто геостратегические движущие мотивы, а в большей мере экономические интересы (включая доступ к энергоресурсам), которые будут определять новое группирование государств, соотношение их экономической и военной силы и их относительную роль в мировой политике, — то вырисовывается следующая картина.

В настоящее время по доле своего ВВП от суммарного мирового уровня США занимают около 21 %, Европейский Союз тоже примерно 21 %, Япония — 8 %, Китай — 7 %, а Россия — 1,7 %. По одному из авторитетных прогнозов, через два десятилетия, а точнее в 2015 году, США будут иметь 18 %, страны ЕС — 16 %, Япония — 7 %, Китай обгонит ее и составит 10 %, а Россия повысит свою долю до 2 %. [16] Но это — в самом лучшем случае, если в ближайшие годы прекратится ее экономический спад и начнется относительно быстрый подъем в 5–6 % в год.

Скорее всего, под влиянием экономических потребностей и политических соображений будет углубляться региональная экономическая интеграция. В ее рамках экономическая доля США вместе с Мексикой и Канадой (НАФТА) достигнет 19 %, как отмечалось, ЕС — 16 %, группировка восточноазиатских "тигров" (Гонконг, Тайвань, Южная Корея) — 5 %, а страны АСЕАН — 7 %. В зависимости от политических тенденций, путем экономической интеграции "тигры" и АСЕАН могли бы в совокупности составить более 12 %, опередив таким образом и Японию, и Китай и гарантировав свои права на нефтяной шельф западной части Тихого океана. В ином случае Китай вместе с Гонконгом и Тайванем мог бы достичь 12 % от мирового ВВП, а Япония в экономическом союзе с Южной Кореей и АСЕАН — 16 %, сравнявшись с Западной Европой и вплотную приблизившись к НАФТА. Как гипотетически экстремальный, но крайне маловероятный вариант, "общий рынок" всех быстро развивающихся государств Восточной Азии вместе с Китаем и Японией дал бы им почти 30 % мирового экономического потенциала, намного опередив Северную Америку и Западную Европу.

Эти прогнозы позволяют сделать как минимум три вывода. Первый состоит в том, что следующий век не станет эрой американской монополярности в мире, хотя США, вероятно, останутся самой сильной державой в военном отношении, если в ближайшее десятилетие не решат резко сократить свою в общем-то излишнюю военную мощь, чтобы повысить экономическую роль в мире. Второй — новая глобальная биполярность вряд ли наступит, поскольку объединение всех крупных государств западной части Тихого океана крайне маловероятно, равно как и экономическая интеграция НАФТА и ЕС.

И третье, самое важное для России. Даже в условиях многополярности, которая будет самой выгодной международной системой для России, ей через 20 лет отнюдь не гарантирована сколько-нибудь значительная роль в мире с ее в лучшем случае 2 % от мирового экономического потенциала. Правда, сейчас Россия все еще остается второй после США державой в военном отношении, во всяком случае по размерам своих Вооруженных Сил. Но при сохранении в России в целом ориентации на рыночную экономику этот потенциал будет постепенно, с некоторыми исключениями, приходить в соответствие с ее экономическими возможностями. Возврат полностью к централизованно-плановой экономике вызвал бы такие социально-политические потрясения внутри и вокруг России, что от ее военной силы вообще вряд ли что осталось бы. (Что не отменяет необходимости возрождения определенных плановых основ в управлении хозяйством — но прежде всего для поддержания социальных функций государства, проведения эффективной конверсии и военной реформы.)

Через 15–20 лет Вооруженные Силы общего назначения России будут в лучшем случае по численным параметрам на уровне крупного европейского государства (порядка 400–500 тыс. чел.), а ядерный арсенал — какова бы ни была его военно-политическая роль и используемость — где-то на промежуточном уровне между силами США в предполагаемых пределах следующего после СНВ-2 договора — СНВ-3 и нынешними силами третьих ядерных держав (около 800-1000 боеголовок). И это только в случае успешной военной реформы, которая должна обеспечить всестороннее улучшение качества за счет сокращения количества войск и вооружений.

При таком раскладе огромная и богатая природными ресурсами, но малозаселенная и запущенная в хозяйственном отношении российская территория (прежде всего за Уралом) может превратиться в ее главное уязвимое место. Особенно если соперничество в будущем мире будет преобладать над сотрудничеством и системами многосторонней безопасности.

В этой связи вопрос: с кем быть России в грядущей расстановке мировых сил — является кардинальным для российской безопасности и, более того, — для ее национального выживания. Предлагаемое некоторыми возрождение, с теми или иными изъятиями, Советского Союза или Российской Империи вряд ли возможно и не принесло бы искомых плодов. В экономическом плане это увеличило бы вес России, скажем, на 0,5 % и дало бы ей не 2, а 2,5 % от мирового уровня. Но, скорее всего, даже в чисто экономическом отношении это, наоборот, понизило бы российский потенциал, поскольку заставило бы Россию вновь превратиться в донора для многих республик. Зависимость стран СНГ от российской нефти и газа велика, но лишь постольку, поскольку они продаются ниже мировых цен, то есть в убыток России. Не говоря уже о настоящей интеграции, простая торговля России с другими странами СНГ весьма невелика (19 % от российского торгового оборота) и по всем прогнозам будет снижаться (до 15 % к 2005 г.). [17]Поскольку о силовом пути говорить не приходится, в экономическом плане воссоединение потребовало бы еще больших затрат и уступок от России, чтобы нейтрализовать конкуренцию предложений со стороны "дальнего зарубежья".

Безусловно, всесторонние отношения с постсоветскими республиками на добровольной основе и исходя из своей выгоды России необходимо развивать, и это может стать фактором ее дополнительного экономического роста и укрепления безопасности. Однако в силу различий уровня развития стран СНГ, специфики их внутреннего устройства, разнонаправленной внешнеэкономической ориентации и по-разному воспринимаемых потребностей безопасности — Россия при любом раскладе едва ли может стать в ряд мировых центров силы на базе СНГ. Более того, во имя воссоединения она рискует еще больше подорвать свою экономику и финансы и фактически утратить суверенитет над некоторыми собственными регионами, начиная с Северного Кавказа и Поволжья и кончая Сибирью и Дальним Востоком.

Диверсификация экономических и политических отношений Москвы за счет Ирана, Индии, Китая и других забытых поначалу (в 1992–1993 гг.) держав, несомненно, очень важна как в экономическом, так и в политическом отношении. Однако ни о какой реальной интеграции с ними, сравнимой с ЕС, НАФТА или АСЕАН, речи быть не может из-за глубоких различий во всем, начиная от культурных традиций, экономических систем и кончая геополитическими и стратегическими интересами. Предлагаемый отдельными российскими политиками союз с Китаем, конечно, в чисто экономическом плане соединил бы Россию с одним из растущих центров силы XXI века. Но даже если в конце концов того же захотел бы Пекин, то это было бы присоединение 2 % мирового ВВП к 10 % и 2,6 % населения к 21 %. Характер взаимоотношений таких союзников ни у кого не должен вызывать сомнений, особенно — учитывая политический характер строя Китая, быстро растущую военную мощь и острый дефицит природных ресурсов и территории по отношению к населению и хозяйственному потенциалу.

Что же остается — уйти в небытие как великой или даже просто крупной державе XXI века, вернуться в союзе ли с Китаем или самостоятельно к масштабам Московии пятисотлетней давности? Есть, как представляется, еще один, гораздо лучший путь. Он состоит в постепенном, тщательно продуманном и согласующемся с российской спецификой объединении России с Большой Европой. Или, если угодно, в возвращении в Европу, неотъемлемой частью которой Русь была тысячу лет назад.

Если в ряду мировых центров силы Россия через 20 лет будет почти не видна, то в европейском масштабе она может остаться одной из крупнейших стран, сравнимой по экономическому потенциалу с Германией, Францией, Италией и Великобританией, а по населению и тем более территории — превосходящей их. Интеграция превратит эти преимущества из предмета извечной европейской озабоченности в фактор могущества и самостоятельности. Уже сейчас ЕС — главный торговый партнер России, потребляющий 32 % ее экспорта и дающий 35 % ее импорта; на нее приходится более половины всех совместных компаний с иностранными капиталовложениями. Западная Европа импортирует 41 % энергоносителей из России. [18] Вступившее в силу в декабре 1997 г. Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Россией и ЕС, несомненно, даст стимул к дальнейшему развитию этих отношений, и более всего от индустриальной политики России будет зависеть повышение качества ее экспорта в ЕС.

Европа не станет и не сможет сделать Россию сырьевым придатком или зависимым государством, не поставит под вопрос ее территориальную целостность. Напротив, она будет в высшей степени заинтересована в стабильной и передовой России, в совместном освоении и использовании природных богатств Сибири и Дальнего Востока, чтобы избавиться наконец от вековой зависимости от нестабильных регионов мира и от нужды в американской защите своего энергоснабжения. В таком сотрудничестве наверняка примет участие и Япония, да и Китай получит возможность удовлетворить свои нужды в сырье и энергоресурсах за счет нормального импорта из Сибири.

В культурном отношении Европа ближе всех для России и, кстати, даже в худшие годы изоляции Россия всегда оставалась великой частью европейской культуры и цивилизации. Европа накопила опыт интеграции при сохранении национальной и культурной самобытности. Наконец, реинтеграция России с самыми близкими странами — Украиной и Белоруссией — будет бесконфликтной, взаимовыгодной и естественной именно в более широких рамках европейской интеграции, равно как и возвращение России в экономику и политику Центральной и Южной Европы.

Мемуары политиков и исследования историков свидетельствуют, что современникам всегда было чрезвычайно трудно, многим — совершенно невозможно, примириться с падением империй. Кроме явных случаев поражения в большой войне, эти катаклизмы никогда не выглядели для очевидцев обоснованными и логически объяснимыми, и потому им на ум всегда приходили теории "предательства", "заговора", "козней из-за рубежа". [19] К тому же крах империй всегда казался иррациональным, поскольку непосредственно вел к ухудшению жизни в метрополии и тем более к нищете, диктатурам и войнам в колониях (вспомним Латинскую Америку после испанского владычества, Индокитай после французского, а о постколониальной Африке уж и говорить нечего). В этом смысле крушение империй без большой войны всегда несет элемент таинственности и мистики — гораздо больше, чем их рождение и подъем.

Посему беспредметны продолжающиеся ожесточенные споры о том, хорошо или плохо было то, что в 1991 г. Советский Союз был упразднен. Как в случае с другими империями до того, это не хорошо и не плохо, это факт истории, хотя последовавшие затем события обернулись невзгодами и трагедиями для многих людей. Прошедшее с того времени пятилетие показывает, что — какими бы ни были мотивы политиков на тот момент — это не было исторической случайностью или недоразумением с точки зрения существа происшедшего. Хотя формы, конкретное время, а также последствия случившегося, конечно, могли быть другими — причем, как лучше, так и хуже (пример Югославии у всех перед глазами).

В прошлом крушение великих империй вело или к их полному исчезновению и забвению (империя Александра Македонского, римская, монгольская империи, арабские халифаты) или же к их низведению от статуса ведущих держав до роли второстепенных государств, зависящих от поддержки и покровительства более сильных наций, как это произошло с Великобританией, Францией, Германией, Испанией, Португалией, Бельгией, Нидерландами, Турцией, Австрией.

Но империи никогда не возрождались, во всяком случае в прежних общественных формах и границах, и потому психологически объяснимая ностальгия по "России, которую мы потеряли" — будь то Царская Империя или Советский Союз — в смысле государственной политики есть, несомненно, тупиковый, и более того — самоубийственный путь.

Исключительность России не в том, что она способна дважды или трижды "вступить в ту же реку", а совсем в другом, и она действительно может оказаться редким исключением из правила, каковы бы ни были ее нынешние трудности и слабости. Суть в том, что, несмотря на утрату колоний и протекторатов на западе и на юге, на востоке Россия сохранила свою богатейшую и обширнейшую провинцию — Сибирь и Дальний Восток. Некоторые эксперты считают, что там содержится 40–50 % всех доступных для экономического использования ресурсов планеты. Если эти ресурсы разумно и эффективно эксплуатировать, то Россия имеет все шансы в конечном итоге опять возродиться в качестве великой державы, сравнимой по мощи с ведущими государствами мира.

В советский период эти ресурсы активно разрабатывались. Но основная цель их эксплуатации, как и движущая сила всей империи, заключалась в наращивании советской военной мощи и политики конфронтации с Западом и с Китаем. Это определяло в первую очередь военный характер развития, строительства и заселения Сибири и Дальнего Востока, расточительную, экстенсивную и варварскую с точки зрения экологии эксплуатацию их естественных богатств, широкое использование рабского труда ГУЛАГа. С падением советской империи и дезинтеграцией ее централизованной экономики и огромной военной силы Москва фактически забросила эти земли. По ним больнее всех ударили эксперименты с "шоковой терапией" и "макроэкономической стабилизацией", хозяйственно-финансовый кризис. Целые города и промышленные области находятся в запустении, военная инфраструктура разваливается, происходит массовый отток населения в европейскую часть России. Из огромного источника благ эти регионы превращаются в зоны бедствия и потенциально в главную ахиллесову пяту российской безопасности, суверенитета и целостности.

Все это прямо противоположно тому, чего требуют истинные и долгосрочные национальные интересы России: интенсивного развития Сибири и Дальнего Востока, крупных федеральных программ освоения этих территорий, привлечения национальных и иностранных инвестиций, создания стимулов для притока населения из европейской части страны и других постсоветских республик, строительства современной инфраструктуры коммуникаций и цивилизованных городских условий жизни. Это позволило бы использовать ресурсы Сибири для экономического роста и подъема благосостояния россиян, для укрепления связей с Западом — главным источником капитала и технологического содействия.

Изменения последних лет в экономической, политической и идеологической жизни России, демократическое развитие (несмотря на огромные и трагические провалы, такие как "шоковая терапия" и война в Чечне), открытость для многогранного сотрудничества с зарубежными странами, — все эти тенденции оказывают глубокое влияние на многовековые традиции России и создают принципиально новую нацию. Основательный пересмотр курса экономических реформ ради преодоления опустошительного экономического и социального кризиса, демократизация государственной системы и обеспечение четких приоритетов и последовательности во внешней политике — окончательно покончили бы с традициями имперской экспансии на базе мессианско-авторитарного строя. Они останутся предметом академических дискуссий, философии и искусства, но не темой практической политики.

Сильная и демократическая Россия не будет представлять угрозы для соседних стран, у нее не будет антагонистических противоречий с Западом, она будет действовать, руководствуясь теми же самыми правилами и исходя из тех же самых понятных и предсказуемых мотиваций, посредством открытой системы формирования политики. Вместе с тем демократическая Россия имеет неотъемлемое право на свою собственную внешнюю политику, интересы безопасности и сильную оборону. И в этом смысле со стороны США и их союзников требуется коренной пересмотр отношения к России как участнику мировой политики. В последние годы их подход шарахался из одной крайности в другую: от обращения с ней как с бесправной, подопечной, "побежденной" страной — к противодействию ей как потенциально реваншистской, неоимперской державе.

На протяжении многих веков бичом России было то, что ее огромные пространства, ресурсы и великие таланты ее народа никогда не использовались для повышения благосостояния и обеспечения свобод россиян. Напротив, народ всегда страдал от бедности, бесправия и тягот, которые лишь временами были вызваны внешней агрессией или другими объективными событиями. По большей части истоком этого парадокса было громоздкое, реакционное и коррумпированное государство. Оно не заботилось о благосостоянии народа, не было перед ним ответственно, никак от его воли не зависело и стремилось лишь к увеличению собственного богатства и власти — в ущерб русскому и всем другим народам империи. Эта парадигма традиционно была причиной как уникальной мощи, так и удивительной хрупкости российского/советского государства. "Русская идея" служила и философским отражением, и оправданием этой жестокой модели развития общества и государства, и убежищем от нее.

Если эта традиция будет, наконец, изменена, то может быть построено государство, которое станет не барьером, а связующим звеном между благополучием нации, с одной стороны, и гигантскими естественными и интеллектуальными ресурсами страны — с другой. Россия возродится, но не в качестве военной империи, а как независимая, процветающая и демократическая, великая европейская держава, источник высочайшей культуры и науки мирового значения. Если получится — то, наверное, это и даст рождение новой "русской идее" для грядущего столетия.

Примечания:

1

Henry Kissinger. Diplomacy. Simon and Shuster, New York, 1994., pp. 816–817.

16

Прогностическое исследование ИМЭМО РАН. Цит. соч.

17

Независимая Газета. 23.12.1997, с. 3.

18

EUROSTAT, Statistics in Focus, External Trade,1996, № 8, p. 55–57.

19

См.: Paul Kennedy. The Rise and Fall of the Great Empires. Random House, New York, 1987.