Пигмей на фоне пирамид

Иногда ко мне обращаются и наши советские товарищи, и иностранные деятели со следующим вопросом:

— Вот вы много раз встречались с Садатом. Политика его более или менее известна, хотя разные страны и разные политические круги ее оценивают по-своему. А что представлял собой Садат как человек?

Отвечаю на этот вопрос так. В общении, особенно когда Садат имел дело с представителем крупного государства, он внешне являл собой воплощение предупредительности. Приказывает слугам:

— Принесите несколько видов фруктового сока.

— Что вы предпочитаете — кофе или чай? — вопрошает гостя или гостей. Переспрашивает чуть ли не каждого.

Это — Садат дома. Сама учтивость и обходительность. Поводит по помещениям, покажет комнаты, продемонстрирует памятные фотографии, чтобы собеседник знал, что встречался он со многими видными людьми.

Беседуя, Садат обычно не расставался с улыбкой. Складывалось впечатление, что на лице у него явный излишек материала, из которого делается эта улыбка. Говорил он, как правило, мягким, вкрадчивым голосом, который, казалось, предназначен только для добрых слов. Но в зависимости от ситуации этим голосом Садат мог излагать мысли, от которых веяло холодом и даже пронизывало морозом.

В разное время и при разных обстоятельствах мне доводилось наблюдать этого деятеля — и за столом переговоров, и на митингах. Оратором он считался посредственным. Его импровизированных, без заготовленного текста, выступлений на митингах мне не приходилось слышать. Но в беседах за столом переговоров, разложив перед собой справки, он мог говорить часами. Когда же Садат начинал нервничать и выражать беспокойство по тому или иному поводу, то речь его становилась сбивчивой. Так случалось, например, на переговорах во время двух последних визитов Садата в Москву.

Сейчас в политическом лексиконе стало модным слово «риторика». Мы вкладываем в него определенный негативный смысл.

Однако даже это слово не применимо к Садату, оно не полностью отражало его качество как приспособленца к событиям. Он обладал какой-то удивительной способностью заниматься фальсификацией фактов. Примечательно, что ни политики, ни журналисты, ни историки, как правило, не любили ссылаться на Садата и цитировать его, дабы не оказаться в неловком положении.

Всю жизнь Садат страдал манией величия, а в годы его президентства она приняла, можно сказать, патологические формы, определявшие его поведение и как политика и как человека. Он не побоялся даже оказаться в смешном положении, когда попытался сопоставить значение своей личности с величием знаменитых египетских пирамид. Многие в Египте не сразу сумели понять, почему Садат построил одну из своих многочисленных резиденций вблизи пирамид, в районе Гизы. Очевидно, это делалось не в поисках чистого, свежего воздуха, поскольку Садат там никогда не отдыхал. Он навещал свою резиденцию в Гизе преимущественно с иностранными гостями.

Разгадать эту тайну помог нам сам Садат. Он дал указание личному фотографу снять себя стоящим у дома на фоне пирамид. Этот снимок широко распространялся. Да и во время пребывания в этом здании со своими иностранными гостями Садат садился и перемещался таким образом, чтобы в поле зрения собеседника всегда находились президент и величественные пирамиды.

В Египте широко известно изречение Геродота: «Люди боятся времени, а время боится пирамид». Слова не лишены смысла. Их повторяют всегда, когда у пирамид для гостей устраивают представление, основанное на игре света, музыки, и слов, записанных на пленку и доносящихся из динамика. Актер Садат пытался по-своему войти в историю и сопоставить свою особу с величавостью пирамид.

Когда в марте 1974 года я прибыл в Каир, Садат пригласил и меня в эту резиденцию для переговоров по Ближнему Востоку. Я тоже смотрел на все эти приемы позера и думал: «Странно, пигмей на фоне пирамид».

Мы провели с ним несколько часов. Уже тогда было видно, что этот деятель дрейфовал в сторону врагов арабского мира.

Садат часто говорил:

— Посмотрите, какие многотысячные демонстрации проходят в мою поддержку.

О том, как организовывались эти демонстрации и что участие в них оплачивалось властями, знали многие.

Примечательно, когда Садата хоронили, то улицы Каира были безлюдны. За гробом следовали лишь лица из ближайшего окружения Садата, три бывших президента США, тогдашний премьер-министр Израиля Бегин, несколько иностранных делегаций. На похоронах не присутствовал ни один видный арабский государственный или политический деятель.

Разве это не приговор Садату со стороны арабов?

Как не вспомнить тут всенародный траур в Египте в связи с кончиной президента Насера в сентябре 1970 года. Миллионы египтян прибыли в Каир. Они отдали долг признательности своему президенту и с глубокой скорбью проводили его в последний путь. Каир рыдал. Сотни полицейских пытались сдерживать людей, которые устремились к орудийному лафету, на котором везли гроб в усыпальницу. Тысячи людей разорвали на мелкие кусочки-сувениры белый саван, которым покрыли гроб с телом покойного.

В последний путь Насера провожали многие делегации и видные государственные деятели из десятков стран, в том числе и правительственная делегация нашей страны во главе с Председателем Совета Министров СССР А. Н. Косыгиным.