После 26 апреля 1986 года свыше 70 % радиации, выброшенной во время аварии на украинской Чернобыльской АЭС, выпало на территории Беларуси. Ни один народ на планете, ни одна страна в мире не испытала пока столь масштабной экологической катастрофы. Около 20 % национальной территории поражены радиацией, несколько миллионов человек из 10-миллионной нации продолжают облучаться до сих пор. Для Беларуси чернобыльская катастрофа стала внешним вызовом: белорусский правящий класс не контролировал ситуацию вокруг АЭС, не контролировал ее строительство и в очень ограниченном масштабе влиял на ликвидацию самой аварии.

Чернобыльский вызов породил множество проблем, но основной из них, вероятно, является то, что часть белорусов приобрела специфичный набор навыков выживания на пораженной радиацией территории и своеобразный духовный опыт, связанный с чернобыльским фактором в индивидуальной и коллективной памяти. В числе белорусских феноменов чернобыльская культура является, вероятно, наиболее уникальным явлением. С белорусами уже случилось то, что маячит перед всем человечеством: экологическая катастрофа изменила саму среду обитания нации и привела к необратимым последствиям для соматической природы целого народа. Духовная же культура белорусов стала во многом определяться характером осмысления происшедшей и продолжающейся катастрофы.

Чернобыльская ситуация требует глобальной активности. Требует поиска средств к ее преодолению вне Беларуси, в наиболее развитых странах, что в свою очередь порождает необходимость для белорусов поиска языка для эффективного диалога с другими культурами. Чернобыльская катастрофа дала белорусской культуре моральное обоснование самостоятельного существования и право оценивать степень моральности иных культур, особенно культур развитых стран.

Чем-то эта ситуация напоминает трансформацию еврейской послевоенной культуры в ходе осмысления евреями и другими народами феномена холокоста. Конечно, чернобыльская проблема не воспринимается человечеством с такой же отзывчивостью, как холокост. Но в отличие от холокоста чернобыльская катастрофа никуда не исчезла и не ушла в историю. Негативное воздействие радиации на людей продолжается и требует усилий по ликвидации последствий аварии. Усилий дорогостоящих, которые, увы, еще только впереди.

Главным последствием происшедшей почти 20 лет назад катастрофы можно счесть, очевидно, появление живой чернобыльской культуры и целого социума чернобыльцев. Этот социум обладает собственным потенциалом влияния на европейскую и глобальную культуру и собственной субъектностью. В некотором смысле все белорусы стали чернобыльцами.

Можно говорить о трансформации всей постсоветской белорусской культуры в чернобыльскую и даже о растворении белорусской культуры в чернобыльской культуре.

Что может быть большим феноменом современной культуры, нежели ее трансформация под воздействием столь мощной экологической катастрофы? Тем более при сохранении нацией государственности, высокого уровня образования и технологической культуры. Сверхиндустриализация, миграционный потенциал отдельных групп, конфессиональные процессы заметно меняют свой характер на чернобыльском фоне.

Люди, которых у нас называют чернобыльцами, внешне ничем не отличаются от остальных – они живут, работают или учатся рядом с нами. Но все же в их образе жизни, поведении, мышлении есть что-то, присущее только им одним. Чем же чернобыльцы выделяются среди нас? Насколько их много и как они уживаются с «обычными» людьми?

На этот вопрос отвечает само слово «чернобыльцы». До 1986 года в Поднепровье, на Полесье, в соседних районах России и Украины жили обычные люди – горожане и сельские жители, старики и молодежь, православные и католики, протестанты и старообрядцы. Разные группы людей с разными культурными и бытовыми традициями, с собственным историческим опытом.

Они сохранили свои отличительные признаки и после чернобыльской аварии, но уже будучи в новом, общем для всех качестве. К примеру, ветковские староверы теперь отличаются от своих единоверцев в Сибири или Прибалтике. Католики бывших Шепетовичей в Чечерском районе, встретившись в Борунах или в Красном костеле в Минске со своими братьями по вере с Браславщины или Постав, воспринимаются не как «поляки» или просто «свои», а в первую очередь как «чернобыльцы».

То же можно сказать о студентах минских вузов – выходцах с Го мельщины, Могилевщины и других загрязненных радионуклидами территорий. Такие абитуриенты имеют льготы при поступлении в вузы. Чернобыль наделил их особым статусом, который напоминает о себе и в личных контактах – например, когда заходит речь о браке между однокурсниками из «чистых» и «грязных» зон. «Чернобыльский» студент «обычен» лишь до определенной грани, за которую он не должен заходить в своем сближении с остальными людьми.

Случайный попутчик в поезде при знакомстве зачастую вначале говорит, что он «из чернобыльской зоны», а уж потом уточняет – из какого конкретно района или города и где он живет сейчас. В больницах врачи посмеиваются над выходцами из Южной Беларуси или ликвидаторами: «Вас нет смысла лечить, все равно будет рецидив». И чернобыльцы покорно соглашаются с тем, что им лечиться придется дольше и сложнее, чем остальным. Даже разговоры в больничных коридорах у них специфичные.

Чернобыльская катастрофа объединила всех этих людей. Она дала им второе имя, иногда даже более точно идентифицирующее, чем этническая принадлежность или подданство. Чернобыль стал для них источником однотипных проблем: нехватка чистых продуктов, забота о медикаментах и оздоровлении, болезни, тревога за будущее детей, для многих – мучительное расставание с родиной и переезд на новое место жительства.

Всех этих людей, а также жителей чистых зон (врачи, учителя, ученые, активисты благотворительных организаций, люди искусства, духовные лица), связавших свою судьбу с Чернобылем, сегодня можно считать единой культурной группой. Все признаки культурной группы налицо: особая устойчивая самоидентификация, выделение их в определенную группу другими людьми, особая субкультура, тип поведения, даже особый юридический статус (наличие различных чернобыльских льгот или памяти о таковых, если они отняты). Кроме того, очевидны зачатки организованного поведения участников группы – создано множество общественных «чернобыльских» организаций.

Однако лечиться от болезней, вызванных радиацией, приходится всем. То есть социологическими замерами на предмет самоидентификации локализовать эту культурную группу мы не сможем. Для этого необходимо использовать целый комплекс разных критериев. Каждая микрогруппа чернобыльцев, выделенная лишь по одному из критериев, может рассматриваться в качестве части большого культурного «чернобыльского» комплекса.

Определяя численность чернобыльцев, попробуем оттолкнуться от масштабов радиоактивного загрязнения и конфигурации «грязных» пятен. В Украине площадь радиоактивного загрязнения относительно невелика, причем площадь зон с высоким уровнем радиации здесь вообще очень мала. Более того, «грязные» пятна не составляют единого компактного массива. Пораженные участки встречаются вплоть до Львова. Правда, внутри пятен радиация невысока. С другой стороны, в Украине были проведены масштабные отселения людей из прилегающих к ЧАЭС районов, в том числе переселен и целый город Припять.

В России и Беларуси площадь загрязненных территорий примерно одинакова. Правда, различны социальные последствия загрязнения, поскольку в Беларуси заражено больше людей.

Причины этого следующие.

Во-первых, плотность населения на территории, подвергшейся облучению, в Беларуси несколько выше. Из западных областей России, в которых прошли радиоактивные осадки, еще в 1970-х годах молодежь мигрировала в города. Крупных же городов в этом регионе относительно немного. Кроме того, в России, как и в Украине, радиация в основном выпала пятнами, расположенными некомпактно, и фон внутри них невысок.

Во-вторых, в Беларуси доля пятен с фоном свыше 5 кюри составляет 35 % площади всей облученной территории, а в РФ – примерно 15 %. То есть в Беларуси процент населения, которое подверглось высоким дозам облучения, многократно превосходит тот же показатель в России. Две трети радионуклидов от общего объема частиц, выброшенных взрывами из реактора, выпали в Беларуси. К тому же на ее территорию приходится 60–70 % всех высокозагрязненных площадей, образовавшихся в результате аварии. В России загрязнено менее 0,5 % национальной территории, облучено – в основном небольшими дозами радиации – до 3 % населения. В Украине эти показатели составляют соответственно 7 % и 5 %, а в Беларуси – 23 % и 30–40 %.

Численность облученных людей на территории Беларуси подсчитать просто – это все наличное население в РБ. Йодовый удар в первые дни после аварии получили почти все белорусы (как, впрочем, и жители близлежащих районов Украины и России).

Однако в отличие от соседних государств белорусы продолжают потреблять радиоактивные продукты (22 %). 1,8 млн. гектаров сельхозугодий в РБ подверглись облучению, а сельскохозяйственное производство на многих этих землях сохраняется (с 1990 года исключены из сельхозоборота 264 тыс. гектаров). Следовательно – что производим, то и едим.

Однако если быть более точными, то к собственно чернобыльцам в Беларуси можно отнести от 3 до 4 млн. человек. Эта величина складывается из нескольких составляющих. Около 2 млн. человек сейчас проживают на загрязненных территориях (где фон выше 1 кюри). Около 130 тыс. организованно переселены в чистые или относительно чистые районы. Много было и неорганизованных беженцев с загрязненных территорий. Массово покидали зону люди, особенно ответственно относящиеся к своему будущему: врачи, учителя, административные работники (яркий пример – ближайшее окружение президента). В регионе практически не осталось евреев, хотя до аварии на подвергшихся облучению территориях их проживало 40–60 тысяч. То есть с учетом вынужденных переселенцев из отселяемых деревень количество мигрантов из загрязненных зон в «чистой» части РБ должно составлять сегодня 200–300 тыс. человек.

В Беларуси насчитывается около 110 тыс. ликвидаторов. Вместе с членами семей они составляют заметную часть чернобыльцев – вероятно, свыше 300 тысяч. Семьи ликвидаторов можно смело относить к особой группе чернобыльцев. Около половины ликвидаторов проживает за пределами «зоны». С учетом этой группы получается, что за пределами «грязных» территорий проживают порядка 350–500 тыс. чернобыльцев.

Было бы логично отнести к чернобыльцам жителей населенных пунктов, расположенных между радиоактивными пятнами и отселенными деревнями, так как на них чернобыльский фактор оказывает сильное влияние в идеологическом и бытовом измерении. Это еще около миллиона человек.

Кроме Беларуси, чернобыльцы живут в Украине, России и других странах. Но здесь актуальность чернобыльской проблематики ниже, чем в РБ. Тем не менее нельзя забывать, что взрыв на ЧАЭС создал особую общность людей, уникальную по происхождению, трагичную по сути и миссионерскую по потенциалу. Уникальность чернобыльской общности заключается в том, что она возникла в предельно короткие сроки в результате крупнейшей в истории человечества техногенной катастрофы.

Все чернобыльцы хорошо знают, что радиация опасна для жизни, и большинство их уверены, что из-за аварии ухудшилось их здоровье. В любой загрязненной деревне могут рассказать, что больше всего радионуклидов в грибах и ягодах, много в молоке, что весной и летом вместе с пылью в организм их попадает больше, чем зимой. Другое дело, что не все одинаково воспринимают эту угрозу. Кто-то недооценивает ее в силу недостатка образования или преклонного возраста, кто-то демонстративно игнорирует, как иные жители Буда-Кошелевского района, где каждый день люди говорят о радиации, носят продукты на дозиметрический контроль, отправляют детей на оздоровление, при встречах сообщают друг другу о болезни или смерти общего знакомого и добавляют: «от радиации». А рядом находятся отселенные деревни...

Социологи отмечают так называемый комплекс чернобыльца. Чувство неуверенности, покинутости, состояние противостояния другим членам общества наблюдается у очень многих людей из загрязненной зоны. Человек, решивший не обращать внимания на радиацию и жить так, как раньше, от этого не перестает быть чернобыльцем. Он может сколько угодно обманывать себя, но природу не обмануть.

Однако среди чернобыльцев много и таких, кто предпочитает не ходить по солнечной стороне улицы. Переселившись в «чистые» районы, они внимательно читают этикетки на продуктовых упаковках и спрашивают у продавца, какая фабрика является производителем. Детей заставляют по многу раз в день мыть руки и принимать душ, запрещают играть в песочнице, ходить без головного убора... Почти каждый человек, которого коснулась авария, расскажет, какие продукты предпочтительнее и как, по его мнению, нужно «выводить радиацию».

Коллективный опыт чернобыльцев – это уже реальный признак субкультурной группы, который можно фиксировать в этнографических экспедициях. У чернобыльцев уже сложился собственный фольклор. Во многих деревнях люди рассказывают о том, что в дни аварии видели желтые облака, в которых раздавался треск и гром, что лужи после дождя были разноцветными, а над полями плыл желтый туман. Это и была радиация... Часто можно услышать рассказы о стаях волков, которые хозяйничают зимой в деревнях, и о том, как местные жители сражаются с ними. О диких кабанах, которые расплодились повсеместно и совсем не боятся людей. Рассказывают об иностранцах и журналистах, которые приезжают посмотреть, «что такое чернобыльская зона», и поглазеть на «сталкеров». Об этом часто говорят с обидой, так как журналисты зачастую стараются снять на пленку все самое неприглядное – ветхую крышу, сломанный забор...

Много рассказывают об эвакуации, о переселении, которое происходило на глазах многих людей. Сюжеты в разных местностях перекликаются, дополняют друг друга, создавая единый страшный эпос. Это рассказы о председателях колхозов, о местном начальстве, милиционерах. Появились и песни на чернобыльскую тему, сочиняет их в основном молодежь. Есть и стихи. О чернобыльцах существует уже множество публикаций самого различного характера, а «Чернобыльская молитва» С. Алексиевич – это летопись судеб многих из них.

Конечно же, чернобыльская группа в культурном плане не является монолитной. Самоселы – это одно, ликвидаторы – другое, переселенцы – третье. Они придерживаются разных политических взглядов. Есть сторонники Лукашенко, БНФ, а есть вообще никого не поддерживающие и никому не верящие. Разные политические силы пытаются заручиться поддержкой чернобыльцев, а те зачастую не могут понять, кто лишь использует их для укрепления собственных позиций, а кто действительно собирается помочь. И даже то, что государственная помощь в последние годы существенно сократилась, многими воспринимается с пониманием. Политическое поведение некой особой культурной группы вовсе не обязательно адекватно ее реальным потребностям. В истории это не редкость.

Однако в любом случае чернобыльцы – это чей-то электорат, и завоевать их поддержку можно в том случае, если подходить к ним как к особой группе населения со специфическими проблемами, которые дополняют общие, характерные для всего общества.

Факт существования этой субкультурной группы может вызывать сочувствие, неприязнь, раздражение или прагматическое желание использовать ее в своих целях. Но игнорировать или обходить ее вниманием нельзя. Проживая вдали от радиоактивных зон, мы часто забываем об этом особом факторе белорусской провинциальной жизни.

О чернобыльской катастрофе пишется много. Еще несколько лет назад каждая уважающая себя газета даже где-нибудь в ЮАР и Аргентине помещала материалы о двухголовых собаках и восьминогих телятах, якобы родившихся в загрязненной зоне. Однако практически никто из пишущих не пытался анализировать изменения в общественном поведении людей, оказавшихся под ударом радиации. Это особенно странно в Беларуси, где к чернобыльцам можно смело относить 30–40 % населения. Еще более странно, что, анализируя феномен белорусского президента, мы часто забываем, что наибольшей поддержкой А. Лукашенко пользуется именно в чернобыльских регионах, откуда он родом. Наконец, самое странное и самое страшное в этой ситуации – это сегодняшнее поведение жителей загрязненных регионов: экономический рост нашего государства в последние полтора года достигнут в значительной мере за счет того, что были свернуты широкомасштабные программы ликвидации последствий аварии на ЧАЭС.

Чернобыльцев породила авария на ЧАЭС. Выбросы из взорвавшегося реактора продолжались несколько месяцев, пока построили саркофаг. Однако социальные проявления последствий аварии происходили медленнее, лишь постепенно захватывая в свою сферу все новые сотни тысяч и миллионы людей.

Первыми чернобыльцами стали работники АЭС, пожарные, жители ближайших населенных пунктов. Бойцы трех пожарных караулов тушили пламя, рисковали здоровьем и жизнью, понимая суть происходящего кошмара. Они получили громадные дозы общего облучения (до 500 м/Зв) и в основном ныне умерли или находятся при смерти. В силу того что сама ЧАЭС расположена в Украине, мы в Минске обычно об этой трагедии не знаем.

Люди, которые проживали на территории, позже названной тридцатикилометровой зоной, получили примерно такие же дозы, еще не осознав фактически ничего. Ученые, прибывшие на АЭС руководить ликвидацией аварии, бригады «Скорой помощи» и все, кто по причине своей работы или в силу сложившихся обстоятельств оказался в роковой близости от места катастрофы, объективно стали субъектами новой общности людей. Они получили высокие дозы радиоактивного облучения, оказались принудительно выселены из своих домов – то есть вольно или невольно были вынуждены начать новую жизнь в новом культурном качестве. Они стали «чернобыльцами».

Выбросы из взорвавшегося реактора продолжались несколько месяцев. Загрязненные осадки и пыль накрывали все новые и новые районы, а значит, новые сотни тысяч людей превращались из просто русских, белорусов, украинцев в чернобыльцев. Они долгое время не знали об этом, их никто не эвакуировал, а меры, предпринятые в местах их проживания, не обеспечивали никакой безопасности. Жители Могилевщины получили радиационный удар зачастую больший, нежели быстро эвакуированное население тридцатикилометровой зоны.

Кто знает, сколько еще людей стали бы чернобыльцами, если бы радиоактивные облака, двигавшиеся на восток, не «посадили» на границе Беларуси и России, расстреляв из градобойных ракет? Именно поэтому ряд населенных пунктов восточных районов Беларуси (Ветковского, Добрушского, Чечерского, Чериковского, Краснопольского, Костюковичского, Славгородского, Кормянского), не находящихся в непосредственной близости от ЧАЭС, не уступают, а в ряде мест превосходят по плотности загрязнения Наровлянский, Хойникский и Брагинский районы, которые подверглись наиболее мощному радиационному удару.

В первые же дни после аварии число чернобыльцев увеличилось за счет людей, присланных на ликвидацию аварии. Это были армейские части, отряды милиции, мобилизованные военкоматами «на учебные сборы» шоферы, строители, люди других специальностей. В Беларуси насчитывается более 110 тыс. ликвидаторов, хотя точную численность их определить достаточно сложно, так как не все из работавших в то время в зоне загрязнения официально признаны участниками ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, тогда как удостоверения ликвидаторов получило определенное число людей, побывавших в зоне 1–2 раза или имеющих лишь косвенное отношение к ликвидации. Формирование чернобыльского социума проходило в условиях отсутствия достоверной информации, поэтому восприятие населением (особенно в деревнях) аварии и ее последствий не соответствовало страшной реальности. В то же время многие жители городов и поселков, правильно оценив обстановку, стремились как можно скорее уехать подальше от АЭС. В основном люди ехали к родственникам, брали отпуска и уезжали к морю, и, конечно же, все рассчитывали вернуться если не через месяц-другой, то к началу учебного года. В большинстве случаев так и произошло, но часть чернобыльцев смогла оставить хотя бы детей в чистых районах. Увы, потом выяснилось, что многие такие районы были загрязнены так же, а иногда даже сильнее. Самостоятельных переселенцев в этот период было еще мало, в основном из числа медиков и педагогов.

Подавляющее большинство ожидало каких-то действий от государства, не решаясь бросить работу, жилье и уехать в неизвестность, тем более что представители власти и органов здравоохранения делали успокаивающие заявления, уговаривали не поддаваться панике и заверяли, что скоро все будет в порядке: нужно лишь соблюдать гигиену, поменьше бывать на улице и отправить детей в лагеря. 2 мая 1986 года было принято решение об эвакуации населения из белорусской части тридцатикилометровой зоны ЧАЭС. В мае было эвакуировано 11,4 тыс. жителей 50 населенных пунктов Наровлянского, Хойникского и Брагинского районов. Всего на протяжении 1986 года было переселено 24,7 тыс. человек.

Первых чернобыльцев, тех, чью жизнь авария кардинально изменила сразу, было до миллиона. Остальные, уже облученные и продолжавшие облучаться, жили в основном в неведении. Возможно, государственные мужи, которые знали все о последствиях катастрофы, просто экономили средства. Возможно, боялись народного возмущения. Но пока массовые антикоммунистические движения в Беларуси, на Украине, в России не стали в своих интересах раскручивать эту тему, никто не обращал внимания ни на заявления академика Сахарова о масштабе происшедшего, ни на демонстративное жертвенное самоубийство академика Легасова. Того Легасова, который возглавлял научные исследования по определению воздействия последствий аварии на природу и население загрязненных территорий.

Началом второго периода формирования чернобыльцев как особой группы стало завершение строительства саркофага. Непосредственный удар радиоактивными частицами из реактора прекратился. Теперь на людей воздействовали только остаточные последствия аварии. Значение ликвидаторов внутри социума упало. Чем больше проходило времени, тем более масштабными становились последствия от воздействия малых доз радиации на массы населения, которых никто не собирался переселять с загрязненных территорий. К тому же на грязных землях по-прежнему массово производили сельскохозяйственные продукты, которые ели жители чистых зон. Молчание о масштабе аварии и время очень скромных мер по ликвидации последствий катастрофы длилось вплоть до конца 80-х годов, когда начались массовые выступления протеста.

Вспомним: первая послечернобыльская весна не разморозила правду о чернобыльской катастрофе. Это была закрытая тема для прессы. Исследования и рекомендации ученых часто не принимались во внимание государственной властью. Интересы различных ведомств, коррупция также не способствовали оценке проблем во всех аспектах. Между тем, чернобыльцы жили жизнью, диктуемой посткатастрофной реальностью. Уже появились умершие непосредственно от последствий аварии, более 200 человек заболели лучевой болезнью, более 2 тыс. человек получили различные формы лучевого поражения, появились радиационные патологии, и возрос общий уровень всех заболеваний.

В 1988 году Минздрав СССР ввел временно допустимые уровни радиационного загрязнения основных продуктов питания по цезию-137, но эти уровни в 10-100 (!) раз превышали доаварийные значения. Предел индивидуальной общей дозы облучения на 1986 год был определен в 10 бэр, на 1987-й – 3 бэра, на 1988-й – 2,5 бэра, а предел дозы облучения за жизнь был установлен на уровне 35 бэр. Все эти нормы были крайне несовершенны и во много раз превышали международные нормы радиационной безопасности (не более 0,1 бэра в год и 7 бэр за жизнь). С июля 1990 года для Беларуси были введены республиканские контрольные уровни с ограничением содержания радионуклидов в молоке и мясе в два раза и впервые введены контрольные уровни по стронцию-90 (годовая доза внутреннего облучения устанавливалась не более 0,17 бэра).

В это время идентификация жителей загрязненных территорий как чернобыльцев уже повсеместно укоренилась. Для окружающих не имело значения конкретное место проживания человека, приехавшего на оздоровление или переселившегося в «чистый» район. Этот человек для всех был чернобыльцем, не таким, как они. Постепенно и сами чернобыльцы ощутили себя особой, специфической группой. Свое отличие от других, пожалуй, раньше всех почувствовали чернобыльские дети, которых забирали на время каникул родственники из разных районов СССР. Стали уже печально известными, можно сказать, хрестоматийными слова «чернобыльские ежики», «светлячки», «травленые», которыми награждали чернобыльских детей их сверстники, чьи родители не разрешали им играть вместе. Конечно, дети, отдыхавшие в пионерских лагерях и санаториях целыми классами, не слышали этих слов от взрослых воспитателей, к тому же очень часто воспитателями были их учителя-чернобыльцы. Но и эти дети, не испытавшие прямого отторжения «чистыми» сверстниками, осознавали свою непохожесть на других иначе – хотя бы потому, что их целыми поездами, независимо от желания, вывозили на оздоровление. А когда начались больницы... все от мала до велика поняли, что Чернобыль объединил их в одно целое. Радиационные факторы вызывали все большее беспокойство у населения, об этом свидетельствуют материалы множества социологических опросов. Радиофобия стала едва ли не самой распространенной формой психического расстройства в чернобыльских районах. Мы уже забыли, как не покупали молоко годами и бегали проверять щитовидку к знакомым врачам.

Вплоть до конца 80-х годов государство не ставило чернобыльские проблемы во главу угла. Не было даже программы действий в посткатастрофных условиях, и по-прежнему никто не спешил сообщить людям о реальных масштабах и последствиях аварии. Начало широких программ по ликвидации последствий аварии было вырвано у государства людьми силой. В Беларуси с весны 1989 года задачу давления на власть ради спасения людей взял на себя комитет «Дети Чернобыля» Белорусского Народного Фронта. Он стал инициатором и организатором акций «Чернобыльский шлях» 30 сентября 1989 года, «Чернобыльская Ассамблея народов» в ноябре 1989 года, переселения Славгородской школы-интерната для детей-сирот, оздоровительного отдыха 6 тыс. детей в пяти странах, гуманитарной помощи больницам, школам, детским домам и семьям в 12 районах чернобыльской зоны. Этот момент можно назвать переломным в истории чернобыльского социума, так как впервые внимание широкой общественности в СССР и других странах было обращено на реальные проблемы чернобыльцев, и началось формирование международного общественного движения солидарности и гуманитарной помощи жертвам чернобыльской катастрофы.

Во многих загрязненных городах прошли экологические митинги.

Лишь осенью 1989 года Верховный Совет БССР принял Государственную программу по ликвидации в Белорусской ССР последствий аварии на ЧАЭС на 1990–1995 годы.

В декабре 1989 года было решено отселять семьи с детьми до 14 лет, беременных женщин и больных из населенных пунктов с плотностью загрязнения 15–40 Ки/км2, но отселение растянулось на несколько лет. Сейчас там проживают около 35 тыс. человек, в основном не захотевших переселяться, и к ним добавились «возвращенцы».

Как бы ни относились к БНФ ныне, но в конце 80-х годов БНФ практически один говорил в Беларуси о Чернобыле и стоял у истоков экологического движения. Лишь немногие чернобыльские активисты того времени стояли в стороне от БНФ. Вероятно, наиболее известным из них является академик В. Б. Нестеренко. Увеличился поток «экологических беженцев». В 1990 году их было в 2,5–3 раза больше, чем организованных отселенцев. Это был период высокой активности населения пострадавших районов, когда радиационный фактор занимал первое место по значимости среди всех остальных.

Первая половина 90-х годов стала временем расцвета чернобыльского движения. После прорыва информационной блокады вокруг последствий чернобыльской катастрофы начался и новый период в формировании чернобыльцев как особой культурной группы. Чернобыльцы стали быстро создавать свои собственные общественные организации. Говоря научно, социум создал свои формы самоорганизации. В 1990–1991 годах в Беларуси были созданы около 20 общественных организаций и фондов, которые ставили своей целью защиту прав пострадавшего от аварии населения, благотворительную помощь различным категориям чернобыльцев. Затем количество организаций стало быстро расти. Деятельность этих фондов далеко не однозначна. Скажем, одним из таких фондов – «Спадчына Чарнобыля» – руководил в свое время Иван Иванович Титенков, то близкий к президенту А. Лукашенко бизнесмен, то отдаляющийся от него в глубины российского бизнеса.

Стали возникать конфликты между чернобыльским движением и теми силами, которые сочувствовали чернобыльцам, но по большому счету преследовали свои собственные цели. Вероятно, наиболее крупным конфликтом такого рода можно считать ситуацию вокруг Геннадия Грушевого. Он был обвинен в выводе чернобыльских структур из-под контроля руководства Фронта и во многих других смертных грехах. Однако характерно то, что чернобыльские структуры после этого конфликта не исчезли и не растворились в БНФ, а быстро выросли. Вероятно, чернобыльское движение становилось самостоятельным и менее политизированным, чем иные. Чернобыльские организации стремились уклониться от прямого политического противостояния, концентрировались на благотворительной деятельности. Их задачей было не взятие власти, а выживание после катастрофы.

Однако и при такой направленности чернобыльские организации совершили в начале 90-х годов своего рода подвиг. К моменту прихода к власти в РБ А. Лукашенко на оздоровление (в основном на Запад) через общественные организации уезжало больше детей, чем через государственные структуры (примерно по 30 тысяч в год отправлял только фонд Грушевого). Свыше половины, во многих случаях до 80 % всех лекарств в больницах на территориях с уровнем радиации от 15 кюри поставлялись бесплатно через эти общественные организации. Только в Германии, только с одним лишь фондом «Детям Чернобыля» Г. Грушевого сотрудничало в 1994 году свыше 100 специально созданных немецкими гражданами «чернобыльских инициатив».

С возникновением чернобыльских движений и инициатив определенное число людей оказалось причастно к решению проблем чернобыльцев, больше других знали их беды, пытались формировать адекватное общественное восприятие постчернобыльских процессов. Наиболее активная часть чернобыльцев оказалась вовлеченной в деятельность этих инициатив. Тех, кто сам непосредственно не подвергся радиационному удару, но активно действует в интересах чернобыльцев, можно условно выделить в своеобразную категорию людей, ближе других находящихся к чернобыльцам. В их числе множество иностранных граждан из разных стран мира, которые организуют детский оздоровительный отдых и лечение, гуманитарную помощь жителям загрязненных территорий и больницам, лечащим чернобыльцев.

К этой же особой категории людей и по такому же критерию можно отнести медиков, которые лечат чернобыльцев на «чистых» территориях, чиновников, причастных к чернобыльским проблемам, писателей, журналистов, ученых, занимающихся чернобыльской тематикой. То есть по прошествии времени группа людей, в жизни которых Чернобыль занимает очень важное место, имеет тенденцию к увеличению, расширению по идеологическому признаку, по факту вовлеченности в сферу чернобыльских проблем, в то время как численность людей, непосредственно пострадавших от катастрофы, будет постепенно сокращаться.

Увлеченные политическими победами А. Лукашенко, мы сейчас забываем, что еще несколько лет назад лидеры общественных чернобыльских инициатив были очень популярны среди чернобыльцев и всего населения республики (и остаются таковыми до сих пор). На выборах 1990 года в Верховный Совет БССР депутатами было избрано много кандидатов от чернобыльцев, и в Верховном Совете часто рассматривались вопросы, связанные с Чернобылем. С марта 1991 года начала выходить социально-экологическая газета «Набат», создан журнал международного гуманитарного сотрудничества Demos, в 1992 и 1994 годах фонд «Детям Чернобыля» провел международные конгрессы «Мир после Чернобыля». Экологические митинги, ежегодные акции «Чернобыльский шлях», массовое создание различных общественных организаций, первые художественные произведения о Чернобыле, конкурс детских сочинений «Чернобыль в моей судьбе», наконец, начало массового выезда детей на оздоровление за границу – слагаемые чернобыльского движения в этот период.

На фоне бурной деятельности общественных организаций государство было вынуждено развернуть программу по решению проблем, порожденных катастрофой. Лишь в июле 1990 года Верховный Совет БССР объявил Беларусь зоной экологического бедствия. Земли с плотностью загрязнения более 40 Ки/км2были исключены из землепользования. Началось массовое отселение людей с территорий с плотностью загрязнения выше 40 кюри и от 15 до 40 кюри. В 1991 году был установлен предел общего облучения в 0,1 бэра.

Горбачевская гласность привела к тому, что о Чернобыле заговорили политики, медики, ученые, в прессе появилось множество материалов о подлинных масштабах аварии и о ее последствиях. Чернобыльцы к этому времени уже осознавали, что их постигла огромная необратимая беда, но то, что они узнали, превзошло все представления.

В декабре 1991 года в Беларуси был принят закон «О социальной защите граждан, пострадавших от катастрофы на ЧАЭС», он определял комплекс определенных льгот для чернобыльцев: бесплатное питание в школах, ПТУ, техникумах загрязненных районов, бесплатное пребывание дошкольников в детских садах, дополнительный отпуск, выплата ежемесячного денежного пособия на каждого члена семьи – «гробовых», предоставление бесплатных путевок на оздоровление или денежная компенсация за путевку, двойное пособие по уходу за ребенком до трех лет. Люди могли пользоваться этими льготами в соответствии с полученным статусом: ликвидатор, житель зоны первоочередного или последующего отселения, зоны с правом на отселение, зоны проживания с периодическим радиационным контролем. Предоставление определенных льгот послужило для части чернобыльцев фактором, сдерживающим переселение в чистые районы, где к тому же еще возникала проблема трудоустройства.

С этого времени поток самостоятельных переселенцев значительно сократился, уступив место организованному отселению. Так, в 1991–1992 годах по схеме обязательного отселения выехало в 8,5 раза больше людей, чем по свободному выбору.

Этот бурный период осложнялся тем, что совпал с резким падением уровня жизни. В условиях возникшего товарного дефицита и высоких цен далеко не все чернобыльцы могли обеспечить себе необходимое усиленное, витаминизированное питание, стали обращать меньше внимания на загрязненность продуктов радионуклидами, тем более что дозиметрический контроль в это время осуществлялся далеко не во всех населенных пунктах.

В конце 1991 года развалился Советский Союз. Социально-экономический кризис углубился. Общество политизировалось. Чернобыльские организации не только бурно развивались, но и не менее бурно конфликтовали друг с другом. Все это способствовало тому, что проблема ликвидации последствий аварии в сознании большинства чернобыльцев передвинулась на второй план, а наибольшее беспокойство стали вызывать высокие цены, дефицит товаров и преступность.

Во второй половине 90-х годов ситуация изменилась. Возможно, дело здесь не в исходе президентских выборов 1994 года. Возможно, обнищавшее общество было не в состоянии более выдерживать тяжесть ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Возможно, общество устало от чернобыльских проблем. Но для чернобыльцев настали сложные времена. На государственном уровне стали высказываться мнения о том, что на загрязненных территориях с уровнем 1–5 кюри люди уже не получают доз облучения, опасных для здоровья, а следовательно, там можно жить и работать. С многих грязных районов сняты прежние ограничения. Чистыми признаны даже города вроде Чечерска, где отселено полрайона и отселенные деревни находятся в 10 км от города. Пока не завершен процесс «реабилитации» грязных территорий, сложно сказать, сколько земель потеряют статус «грязных» в глазах нашего государства. Иными словами – сколько людей перестанут получать прямую и косвенную поддержку страны для выживания. Однако можно смело говорить, что речь идет не менее чем о половине всех грязных земель.

С лета 1996 года все новые территории признаются безопасными и правительство сворачивает мероприятия радиационной защиты населения, уменьшено финансирование на оздоровление детей, прекращается выплата денежных пособий. Практически прекратилось отселение людей из сильно загрязненных районов. Сворачивается и освещение положения дел в чернобыльской зоне государственными СМИ. Оказывается сильное давление на общественные организации, в том числе и на чернобыльские инициативы.

Именно в ходе развернутого государством контрнаступления на чернобыльцев руководитель фонда «Детям Чернобыля» Г. Грушевой с семьей был вынужден уехать из Беларуси. Перед этим он, несмотря на сильное противодействие со стороны государственной власти, победил на выборах в депутаты ВС Беларуси в избирательном округе в Минске, где компактно проживают более 10 тыс. переселенцев из чернобыльской зоны. В Беларуси введены новые правила на пропуск благотворительных грузов через границу, что резко ударило по уже налаженным связям. В рамках общего подавления самодеятельных структур в РБ происходит падение активности и чернобыльских организаций. Детей хотят оздоровлять либо в Беларуси, либо в России и в Украине, дабы загрузить местные санаторные учреждения и уменьшить прямые контакты чернобыльцев с Западом.

Нельзя сказать, что государство является античернобыльской силой и что политика государства направлена на замалчивание последствий катастрофы, на усугубление этих последствий. Просто на ликвидацию последствий аварии нет средств.

Надо выбирать: или развивается экономика, и потом находятся средства на преодоление последствий аварии, или ныне скудные средства тратятся на чернобыльские программы сейчас.

Внешняя помощь Беларуси на ликвидацию последствий аварии мизерна по сравнению с тем, что необходимо. На ликвидации последствий аварии экономят, а тех, кто может сопротивляться такой экономии, подавляют силой. Ситуация драматична, в ней действуют как понимающие люди, так и ограниченные бюрократы, преступники и идеалисты, политические авантюристы, и политики, и идеологи.

Впрочем, для предмета нашего анализа важно иное – ныне происходит качественно новое явление в жизни чернобыльцев. Государство пытается отнять у них то, что с трудом было ими отвоевано в конце 80-х годов. Вряд ли опыт общественной самоорганизации у чернобыльцев начала 90-х канул в Лету. Не исключено, что мы стоим в начале процесса новой консолидации этого социума вокруг идеи выживания. Консолидации в условиях, когда уже накоплен большой массив особой субкультуры.

История отселения людей с загрязненных радионуклидами земель – это как раз тот случай, когда масштабы и сроки переселений неадекватны реальной опасности, которой подвергалось и подвергается население после аварии на ЧАЭС. Затягивая переселение людей, государство только усугубляет проблему, навешивает на все белорусское общество дополнительный груз дорогостоящих программ, которые все равно придется решать позднее.

Кого можно считать чернобыльскими переселенцами и сколько их ныне? Чернобыльскими переселенцами можно считать, строго говоря, всех людей, которые покинули территории, зараженные в результате катастрофы. Точно подсчитать население, покинувшее зараженные местности под воздействием именно радиации, почти невозможно. Мотивы поведения людей, в том числе мотивы отъезда за пределы «зоны», нередко не связаны напрямую со страхом перед болезнями. К тому же страх перед радиацией – это величина подвижная, почти рейтинговая. Сегодня люди боятся, а завтра президент скажет, что «здесь жить можно» – и им уже ничто не страшно. Тем не менее в целом страх перед радиацией среди населения зараженных территорий достаточно высок. Согласно данным Института социологии АН РБ, в 1995 году 74,6 % опрошенного населения загрязненных районов поставили радиационную опасность в числе первых четырех угроз, с которыми они сталкиваются в своей жизни.

Всех переселенцев можно разделить на две группы: организованные и свободные. К организованным относятся люди, эвакуированные или отселенные с территорий с плотностью загрязнения 15 Ки/км2и выше в специально построенные для них квартиры и дома. Часть самостоятельных переселенцев учитывается официальной статистикой и обычно добавляется к числу организованных. Это те, кто получил жилье в выбранном для жительства населенном пункте на правах пострадавших от Чернобыля. В первые три-четыре года после аварии наиболее динамично вели себя самостоятельные переселенцы. Не получив от государства правдивой информации об аварии, но составив представление о ее масштабах и последствиях по сообщениям «вражеских» радиостанций, по поведению местных чиновников и медиков, люди стали уезжать подальше от беды. Сделать это было непросто, потому что официальная установка «спокойствие и только спокойствие» была серьезным препятствием для очень многих, особенно для членов КПСС.

Тем не менее «исход» начался, и вплоть до 1991 года самостоятельные переселенцы были основными мигрантами с загрязненных территорий. В 1990 году поток таких переселений превышал организованное отселение в 2,5–3 раза и составил около 50 тыс. человек.

В основном опасные районы самостоятельно покидала наиболее трудоспособная и образованная часть населения – те, кто был в состоянии найти жилье и работу в чистых районах и кого охотно принимали вербовщики из разных хозяйств и организаций с нехваткой рабочей силы.

Эти люди уже не надеялись на то, что государство решит их проблемы, ведь после отселения в 1986 году 24,7 тыс. человек заметных отселений не велось вплоть до 1990 года, когда наконец-то отселили деревни Чудяны Чериковского района с плотностью загрязнения цезием-137 146 Ки/км2, Шепетовичи Чечерского района (61,39 Ки/км2) и ряд других деревень с уровнем загрязнения выше 40 кюри и началось медленное отселение жителей из зоны загрязнения выше 15 Ки/км2. Только в 1990–1992 годах было отселено около 54 тыс. человек. На эти и два последующих года и пришелся основной пик организованных (или обязательных) переселений.

Началом организованного отселения можно считать эвакуацию города Припять 27 апреля 1986 года и детей и беременных женщин из десятикилометровой зоны 1 мая 1986 года. 2 мая 1986 года зона была расширена до 30 километров, и из нее вывезли детей. Реальная эвакуация всего населения из этой зоны началась 3–4 мая 1986 года.

Переселение было объявлено временной мерой. Людей размещали первоначально даже в школах поблизости от их деревень. Из украинской части тридцатикилометровой зоны эвакуировали около 90 тыс. человек, в их числе 49 тыс. человек (по другим данным, 44,6 тыс. человек) из города энергетиков Припяти, из российской -186 (!) человек.

В 1990–1992 годах проходило отселение людей из 17 загрязненных районов Беларуси. В России в то же время было отселено около 30 тыс. человек. В целом же за 11 лет, прошедших после чернобыльской катастрофы, численность организованных и свободных учтенных переселенцев в Беларуси достигла 131,2 тыс. человек, на Украине около 100 тысяч, в России 50 тыс. человек. Значительное число переселенцев, самостоятельно покинувших зоны с высокой радиацией, нигде не учтено. Даже по тридцатикилометровой зоне при расчетах «теряется» около 20 тыс. человек, бежавших от аварии куда глаза глядят сразу после взрыва совершенно самостоятельно.

В ряде регионов Беларуси чернобыльские переселенцы проживают компактно, и их проблемы являются определяющими для целых территорий. Заметные компактные поселения чернобыльских переселенцев есть в Минске (Малиновка, Шабаны), Могилеве, Гомеле и некоторых других городах Беларуси, а также в Киеве, Житомире и в Славутиче на Украине, в Брянске в России. Однако особенно важно, что переселенцы компактно осели в ряде сельских районов Беларуси. Традиционная культура у сельских жителей сохраняется в большей степени, чем в городе. Так, в Мстиславском и Шкловском районах есть целые колхозы, организованно переселившиеся из чернобыльских районов.

29 декабря 1989 года Президиум Верховного Совета БССР принял Указ об образовании особого Дрибинского района Могилевской области, на территорию которого было переселено особенно много населения из загрязненных зон. Сейчас в Дрибинском районе проживают до 7 тыс. переселенцев, в основном из Краснопольского и Славгородского районов. Жилье для переселенцев строится в сельской местности в 11 районах Могилевской области, в 10 – Гомельской области. В остальных областях чернобыльцы осели в основном в городах, из них примерно 31 тысяча – в Минске. Переселенцы, по крайней мере их значительная часть, не растворяются в общей массе населения чистых зон, а консолидируются в устойчивые особые культурные группы.

На территории, где уровень загрязнения превышает 15 Ки/км2, то есть там, откуда даже по официальным белорусским правилам необходимо население отселить, ныне проживают 30–35 тыс. человек (с учетом беженцев из горячих точек бывшего СССР и самоселов). Значительная часть из них, вероятно, вскоре эти земли оставит.

При сохранении наметившихся тенденций среди самостоятельных переселенцев на территориях, где радиация относительно невысока (свыше 1 Ки/км2), в течение ближайших 10–15 лет место жительства сменят 150–200 тыс. человек. Значит, только в Беларуси к 2010 году число людей, которые с 1986 года покинули и еще покинут места постоянного жительства под тем или иным влиянием чернобыльской аварии, достигнет полумиллиона человек. Ситуация для общества не катастрофичная, но сложная. Столь масштабный исход населения ставит перед небольшой Беларусью ряд острых проблем. Среди них особое значение имеют социальные противоречия, порождаемые переселениями.

Это в первую очередь проблема адаптации все большего числа организованных и неорганизованных переселенцев в чистых зонах. Помимо психологического комплекса «беженцев», переселенцы несут с собою потенциально высокий уровень заболеваемости и связанный с высокой заболеваемостью комплекс субкультуры. Их дети (теоретически) ездят на оздоровление, взрослые получают льготные путевки в санатории и т. п. Растворить переселенцев в общей массе населения чистых территорий уже не удалось. С учетом продолжающегося переселения – не удастся тем более. Слишком их много и слишком сильна у переселенцев тяга друг к другу.

Вместе с переселенцами в жизнь людей в чистых зонах дополнительно зримо приходит Авария. Чтобы общество сохранило в таких условиях духовное единство, государство и вся политическая система Беларуси должны создать соответствующую духовно-идеологическую атмосферу. Нравится это кому-то или нет, но единство общества вокруг идеи ликвидации последствий аварии должно обеспечиваться всей мощью государственной машины и общественного мнения РБ. Иначе успешная адаптация чернобыльцев в чистых зонах невозможна.

Другой крупной проблемой, связанной с переселенцами, является судьба людей в местностях, откуда идет переселение. Тем более что заметная часть жителей грязных районов отказывается признавать факт вредного влияния радиации на их организм, а то и вообще задумываться на эти темы и уезжать оттуда не собирается. С точки зрения сиюминутных интересов бюрократии и населения чистых зон предпочтительнее, чтобы население в грязных зонах оставалось и продолжало жить по-прежнему. В экономическом плане Беларусь теряет из-за исхода населения из грязных районов многое. Безвозвратно потеряно примерно 3 % обрабатываемых плодородных земель, 485 тыс. населенных пунктов остались без жителей, закрылись более 600 школ и детских садов, около 300 объектов народного хозяйства, 95 больниц, 550 предприятий торговли, общественного питания и бытового обслуживания, прекратили работу 54 крупных сельскохозяйственных объединения. Только организованное переселение людей в Беларуси за прошедшие 11 лет «съело» около 5 млрд. долларов.

По неоднократным заявлениям А. Лукашенко, в 90-х годах около 25 % бюджета уходило на ликвидацию последствий аварии. «Президентская» цифра циркулирует и по иностранным отчетам о положении дел в странах, подвергнувшихся радиационному удару. Обычно считается, что Россия тратит на ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС около 1 % бюджета, Украина – 12 %, Беларусь – 25 %. Цифра для Беларуси громадная. Такими долями в бюджете финансируются тяжелые войны. Афганская война из бюджета СССР изымала куда меньший процент. Вероятно, таким образом учитываются косвенные бюджетные затраты, ибо прямые цифры чернобыльских затрат меньше.

При бесплатной белорусской государственной медицине и социальных программах населению чистых зон все равно придется оплачивать глупость тех, кто остался в грязных зонах, и преступление перед человечностью тех государственных чиновников, кто убедил население остаться в грязных зонах. Что будет происходить с людьми на грязных территориях, зависит от государственной политики. Вариантов немного:

› дальнейшая деградация социума, который остается без людей разумных, переселившихся самостоятельно, рост культуры болезней, падение гигиенической культуры, распространение асоциальных явлений, преступности, наркомании. Иррациональное поведение этого населения при выборе политических вариантов развития страны. Рано или поздно произойдет и взаимоотталкивание чернобыльских и чистых регионов и региональных культур;

› исход населения из сельской местности, быстрое вымирание оставшихся стариков, отток населения из грязных в чистые зоны и крупные города. Распространение вместе с переселенцами на чистые зоны специфичной чернобыльской субкультуры, сложившейся в грязных зонах.

Для стабильности государства и общества Беларуси и моральней и дешевле стимулировать переселение из грязных зон, спасать своих соотечественников, а не реабилитировать территории, которые восстановить нельзя.

Чернобыль настолько глубоко вошел в нашу жизнь, что мы уже часто не обращаем внимания на то, что в Беларуси нормой является работа в грязных зонах, исполнение функциональных, должностных обязанностей там, где находиться опасно для здоровья. Ни оплата труда должностных лиц в грязных зонах, ни иные формы компенсации урона их здоровью даже близко не восполняют утерянного здоровья. Когда в Гомельскую или Могилевскую область приезжают иностранцы, они часто стараются «незаметно» не пить и не есть ничего местного, не выходить из машин, дабы не дышать местным воздухом и не попадать под местный дождь. Наши люди работают, как будто ничего не произошло, хотя здоровье свое при этом теряют.

Сколько же у нас тех, кого можно по сути считать ликвидаторами, кто стал чернобыльцем, не обязательно проживая в чернобыльской зоне?

Сразу учтем тех, кто обладает официальным статусом ликвидатора аварии на ЧАЭС. Этот статус и соответствующие льготы получили в основном те, кто принимал участие в ликвидации последствий аварии в 1986–1989 годах в тридцатикилометровой зоне и на территории ЧАЭС, а также проводил работы по дезактивации, строительству жилья и жизнеобеспечению населения в зонах первоочередного и последующего отселения в 1986–1987 годах. В чернобыльские регистры постсоветских государств занесены несколько менее 800 тыс. человек. Удостоверения ликвидаторов из них имеют около 100 тысяч в Беларуси, 152 тыс. человек в России (хотя участвовали в ликвидации последствий аварии 200–350 тыс. россиян). 200–300 тыс. ликвидаторов проживают на Украине.

Особое положение в этой группе занимают инвалиды-чернобыльцы. Это не только собственно ликвидаторы, но и все те, чья инвалидность имеет причинную связь с чернобыльской катастрофой. В Беларуси их около 4 тыс. человек.

Другая группа признанных ликвидаторами официально – военнослужащие и сотрудники военизированных структур, исполнявших свой долг на ликвидации последствий аварии. Через сутки после взрыва в зону аварии прибыли части Киевского ВО, химических войск и Гражданской обороны. В дальнейшем в зону прибыли и постоянно работали воинские контингенты из других военных округов. В начале мая по решению ЦК КПСС Министерство обороны СССР начало призыв «на военные сборы» здоровых молодых мужчин («партизаны»).

Общая численность личного состава находившихся в зоне войск (вместе с призванными военкоматами на «сборы») в 1986–1987 годах составляла около 150 тыс. человек. Военнослужащие выполняли наружную и внутреннюю дезактивацию АЭС, промплощадки прилегающей территории, дезактивацию и ремонт техники и транспорта, выезжающего из зоны. Делалось это почти вручную, с простейшими механизмами. К работам по ликвидации аварии были также привлечены сотрудники МВД и ВВ. В Беларуси таковых около 14 тыс. человек.

Сотрудники силовых структур и «партизаны», как правило, ассоциируются в массовом сознании с понятием «ликвидаторы». Это несомненно так. Но наряду с этими людьми в этот период в зоне эвакуации, а также в зонах первоочередного и последующего отселения выполняли свои обязанности руководители отселяемых хозяйств и предприятий. Номенклатурные работники должны были руководить эвакуацией своих хозяйств, а также – зачастую – хозяйственной деятельностью своих организаций в условиях катастрофы. Председатель колхоза, ездивший по полям на своем газике, ловил столько же горячих частиц, сколько и его шофер, и лишь немногим меньше, чем его механизаторы.

В зонах первоочередного и последующего отселения, куда, как правило, вначале эвакуировали людей из тридцатикилометровой зоны, хозяйственники должны были обеспечивать размещение, во многих случаях руководить строительством жилья для переселенцев. При этом они получали дозу радиации, вполне сопоставимую с той, которую получали люди на строительстве жилья.

Стали уже привычными обвинения местных чиновников в сокрытии информации об аварии и бегстве из опасной зоны. Это бывало, как были препятствия со стороны вышестоящих органов вывозу детей и выезду людей до официальной эвакуации. Но если посмотреть на номенклатуру трезвее, то можно сказать, что местная государственная и хозяйственная номенклатура, столь нелюбимая многими за дело, в данной ситуации выполнила свои должностные обязанности. Структуры управления в Гомельской и Могилевской областях не рухнули, как в 1941 году после удара немцев. Госаппарат сохранил управляемость, хотя чиновники в отличие от простых людей знали, что происходит и чем облучение угрожает им. Свою дозу облучения они получили. Многим бросается в глаза, что смертность от рака у руководящих работников Гомельской и Могилевской областей сегодня гораздо выше среднего показателя по этим областям. И темпы прироста онкологических заболеваний в их среде выше, чем в среднем по вверенной их руководству территории. Сотрудников государственных учреждений, силовых структур и хозяйственных руководителей на загрязненных территориях порядка 200–300 тыс. человек.

Самую большую группу людей, облученных в ходе аварии, составляют простые люди, проживающие на этих территориях до сих пор.

Колхозники, жители небольших городков, местная интеллигенция, включая молодых специалистов, каждый день уже двадцать лет получают свои смертельные дозы. Никто из них не умрет спокойно. Все перед смертью будут долго мучиться, как ныне ликвидаторы. И те, кто считает, что жить в зоне неопасно, и те, кто так не считает. И те, кто голосует за президента и его программу реабилитации грязных земель, и те, кого увольняют с работы за участие в чернобыльских общественных организациях. И те, кто грабит отселенные деревни, и те, кто эти деревни охраняет. Никто не получит от государства компенсации, адекватной ущербу их здоровью, хотя практически все они работают на государство, а руководство страны поддерживают и одобряют.

Далеко не все, кто обладает правом на официальный статус ликвидатора, этот статус получили. Через зону эвакуации, первоочередного и последующего отселения в 1986–1989 годах прошло гораздо больше людей, чем признано ликвидаторами официально.

Можно только предположить, что непризнанных ликвидаторов, вероятно, не меньше, чем тех, кто заветные «корочки» получил. По крайней мере на Украине и в России статус ликвидаторов имеют не больше половины тех, кто там был. Вряд ли у нас ситуация в этом плане лучше.

А ведь есть еще и те, кто формально не является ни жителем грязных территорий, ни участником тушения пожара на ЧАЭС, а свои дозы уверенно набирают. Это жители чистых территорий, расположенных поблизости от грязных пятен.

Многие районы на карте выглядят как лоскутное одеяло – там соседствуют чистые участки и участки с разным уровнем загрязнения. Во многих районах есть отселенные деревни. В таких районах какая-то часть населения проживает на чистой территории, но в силу своей работы часто находится на загрязненной. Множество людей проводит в радиоактивной зоне все свое рабочее время.

Например, в Чечерском районе в зоне отселения построен европейского значения завод по переработке вредных отходов. Рабочих привозят из чистой зоны (в основном из Гомеля), и они работают на объекте, получая свои дозы облучения. Практически во всех загрязненных районах не хватает многих категорий специалистов для жизнеобеспечения населения, и многие вынуждены приезжать из чистых районов в силу своих должностных обязанностей. Медики работают вахтовым методом. Сотрудники ОМОН, МВД, патрулирующие и охраняющие отселенные территории, тоже во многих случаях живут в чистой зоне, но в рабочее время проезжают многие километры по радиоактивным дорогам, через леса с горячими частицами.

Многие хозяйства занимают часть загрязненных земель, и работники колхозов и совхозов выезжают на зараженные земли для ведения хозяйственной деятельности, хотя сами могут жить в чистых деревнях.

Такими являются почти все жители территорий с загрязнением свыше 1 кюри и около полумиллиона жителей чистых пятен, расположенных между загрязненными деревнями или в непосредственной близости от них, – до 3 млн. человек или около 1,5 млн. занятых.

Шоссе Петербург – Гомель – Одесса проходит через пятно отселенных деревень в Буда-Кошелевском районе. На съезде с шоссе в сторону бетонная подушка. На ней вагончик. В вагончике – два молодых милиционера. Вагончик и бетонная подушка стоят на месте захороненной деревни, откуда родом один из этих милиционеров. В вагончике фон нормальный – 14 миллирентген в час. А возле шлагбаума, закрывающего проезд в «зону», – уже 60 миллирентген, а на траве у шлагбаума и вагончика – 120.

По сути, есть суровая проблема существования лиц, исполняющих функциональные обязанности на зараженной территории. Все они в той или иной степени ликвидаторы. А многие к тому же еще и постоянные жители грязных территорий.

В целом порядка 2 млн. человек, проживающих ныне на территории РБ, в течение последних 11 лет исполняли или продолжают исполнять свои функциональные обязанности на загрязненной радионуклидами территории. Из них государство обеспечивает более-менее сносное существование только тем, кто обладает официальным статусом ликвидатора (примерно 100 тыс. человек). Чернобыльский социум охватывает все новые группы населения чистых территорий.

В различных отраслях науки накопилась информация, позволяющая более обоснованно говорить об отдаленных последствиях крупнейшего в истории человечества радиационно-экологического бедствия. Результаты исследований не оставляют места щадящим, успокаивающим прогнозам. По данным Министерства статистики и анализа РБ, сейчас в зоне радиоактивного загрязнения выше 1 Ки/км2насчитывается 1 млн. 840 тыс. 951 человек. Среди них более 483 тыс. детей.

Существовавшие до чернобыльской аварии традиционный уклад жизни, шкала ценностей, культурные ориентиры и мировоззрение всех социальных групп ныне Чернобыльского региона претерпели существенные изменения (самосознания, половозрастной и квалификационной структуры населения). В итоге загрязненную территорию и отдельные относительно чистые пятна внутри нее можно охарактеризовать как регион исключительно глубокого социокультурного бедствия.

Анализируя демографическую ситуацию в чернобыльской зоне и в Беларуси в целом, академик НАН РБ Е. М. Бабосов отмечает: «Вызванные чернобыльской катастрофой негативные изменения... поставили нашу республику на грань демографической катастрофы». Растущая естественная убыль населения сопровождается ухудшением физического и психического здоровья населения, что в результате приводит к потерям в генофонде. Такое положение фиксируется с 1994 года. От больных детей Чернобыля родятся больные внуки Чернобыля, а потом правнуки и т. д. Доктор биологических наук Р. И. Гончарова (НИИ генетики и цитологии НАН РБ) отмечает, что «частота врожденных пороков развития будет возрастать в последующих поколениях, пока не достигнет равновесного состояния». «Все население Беларуси живет на территории повышенного генетического риска. Нам необходим постоянный мониторинг заболеваемости всего населения». Такой вывод на фоне крайне недостаточных медицинских и социальных мер защиты населения приводит к мысли о том, что рубеж, отделяющий общество от демографической катастрофы, может быть перейден в самом ближайшем будущем.

В результате экологической миграции на загрязненных территориях деформировалась квалификационная структура населения. Часть вакансий заполняется за счет мигрантов из различных регионов бывшего СССР (беженцы составляют до 20 % населения чернобыльской зоны). Для восполнения кадровых потерь открыт мединститут в Гомеле, пединститут в Рогачеве. Набранные туда по целевому направлению студенты должны вернуться в свои районы, которые массово покинула местная элита. А ведь элита занимала свои традиционные ниши в общей субкультуре региона. С ее оттоком культурная среда беднеет, становится однобокой, теряет традиционные варианты духовного развития, альтернатив которым еще не имеет. Эти духовные ниши сейчас пытаются заполнить религия и криминальный мир.

Медицинские данные свидетельствуют, что физическое и психическое здоровье детей чернобыльской зоны ухудшается. По сведениям НИИ санитарии и гигиены, в экологически загрязненных районах среди дошкольников высок процент детей с отставанием биологического развития от паспортного возраста (39,1 %), часто и длительно болеющих (20,5 %). Школьники, подвергшиеся радиационному облучению, отличаются повышенным уровнем ситуативной и личностной тревожности, которая коррелируется с уровнем загрязненности. Школьные же нагрузки рассчитаны на здорового во всех отношениях ребенка. Мнения, что чернобыльские дети, ослабленные воздействием радиации, часто не в состоянии их вынести, придерживаются все большее число медиков, психологов, педагогов.

Институтом «Белрад» разработана программа по обучению населения загрязненных районов основам радиационной грамотности и созданию на базе местных школ центров, владеющих необходимой информацией о радиационной ситуации, литературой о радиационной защите (сейчас такой литературы в зоне нет) и внедряющих в сознание жителей элементов нового экологического сознания. Около 20 % опрошенных школьников хорошо осведомлены о правилах жизни в зоне, но уровень радиационной грамотности населения в целом низок. Большая часть жителей не владеет информацией о допустимых уровнях загрязнения продуктов, о методах ведения хозяйства в условиях радиации, нерегулярно носит продукты на пункт дозиметрического контроля (если таковой вообще имеется). По данным того же института, в деревне Ольманы Столинского района в семьях учителей, медработников, колхозных специалистов уровень внутренних накоплений радионуклидов в 10–20 раз ниже, чем у остальных жителей деревни.

В большинстве чернобыльских районов после аварии распространилось убеждение, что радионуклиды из организма можно вывести с помощью водки.

Это мнение плюс сильный психологический стресс на фоне падающего уровня жизни привели к тому, что алкоголизация стала одной из характерных черт жизни в чернобыльской зоне. И именно на периферии чернобыльской зоны (Светлогорск) зарегистрирована вспышка наркомании.

Несмотря на то что радиационная культура населения в чернобыльской зоне низка, все же традиционное отношение к окружающей среде и образу жизни изменилось. Даже те, кто живет на загрязненных землях по «дочернобыльским» правилам, осознает, что этого делать нельзя и что радиация по-прежнему угрожает их здоровью. Но годы, прошедшие после аварии, невозможность или нежелание изменить традиционный жизненный уклад сформировали привычку жить в условиях риска. Академик Бабосов даже отмечает, что адаптивный тип реагирования людей на условия проживания в зоне загрязнения имеет медленную, но неуклонную тенденцию к расширению.

Одновременно присутствуют два несовместимых явления – чувство опасности и пренебрежение ею. Болезни или их ожидание, чувство страха и вины перед детьми сформировали у населения комплекс жертвы, когда все вокруг виноваты во всех бедах, а ответственность за свою судьбу перекладывается на кого угодно – на государство, фонды, медицину – и жизнь превращается в ожидание гуманитарной помощи. Помощь эта воспринимается уже как спецпаек и не унижает человеческое достоинство. «Мы пострадали – нам должны» – такой принцип доминирует в чернобыльской зоне. Стремительно стареющая и болеющая чернобыльская деревня так и не смогла полностью понять и принять правила смертельной игры.

Улучшение бытовых условий в зоне загрязнения создаст у населения иллюзию благополучия, заставит закрепиться в ней тех, кто еще планирует уехать, и даже привлечет в зону новых людей. Этому как нельзя лучше поспособствуют и официальные заявления, что в зоне можно нормально жить и работать. Уже сняты ограничения на прописку, уже возвращаются назад переселенцы, не прижившиеся в новых местах, уже направляются в зону по распределению молодые специалисты. Уже вводятся в оборот ранее оставленные земли. Согласно заявлению Александра Лукашенко, в 1997 году возвращено в оборот 5 тыс. гектаров земель, ранее выведенных из хозяйственного использования. Позднее в оборот возвращались все новые зараженные площади. Такая политика в отношении загрязненных территорий приведет к расширению чернобыльского социума, к увеличению групп риска, к росту заболеваемости и как следствие – к потерям в генофонде. Вот тогда уж точно грянет демографическая катастрофа с необратимыми последствиями[8] .

Наибольшей по площади и числу людей, оказавшихся под постоянным воздействием радиации, является северная группа пятен между Гомелем и Могилевом. Именно северная группа пятен является источником наиболее масштабных социально-политических последствий от чернобыльской аварии для всей республики.

В числе социальных групп, покинувших чернобыльские регионы, особое значение имеют молодежь, интеллигенция и квалифицированные специалисты. Представители этих социальных групп наиболее интенсивно уезжали и уезжают из радиоактивных зон. В результате усугубляются социальные последствия деградации восточнобелорусской деревни под воздействием процесса урбанизации. В пораженных радиацией сельских местностях Беларуси остается в массе своей социально деградированный социум. Именно чернобыльские районы Беларуси стали местом особенно высокой преступности, которая примерно в два раза выше, чем в Гродненской и Брестской областях. Для чернобыльских областей характерны тяжелые преступления – убийства и спонтанная преступность.

В чернобыльских областях гораздо быстрее, чем в других регионах Беларуси, идет распространение наркомании и связанных с наркоманией болезней. Эпицентром заболеваемости СПИДом в РБ является расположенный на окраине зараженной зоны город Светлогорск.

В ряде административных районов, особенно пораженных радиацией, доля лиц пенсионного возраста уже приблизилась к 70 % от численности населения (в целом в РБ они составляют около 26 % населения). Искаженная демографическая структура порождает комплекс социальных проблем, связанных с уходом за стариками.

В числе социальных последствий аварии можно назвать рост в чернобыльской зоне и специфической чернобыльской организованной преступности.

Вероятно, не будет преувеличением утверждать, что практически все отселенные деревни ныне разграблены, хотя формально находятся под охраной государства. На территории РБ отселено 485 деревень. Разграбление этих населенных пунктов не могло быть совершено без широкого участия в этом государственных структур и без теснейшей смычки государственных структур с криминальными элементами.

Из охраняемых зон вывезены и проданы на черном рынке (преимущественно за пределы Беларуси) десятки тысяч домов и иных построек, строительных материалов, техники, имущества граждан и хозяйственных структур. Можно представить, какие средства прошли через руки чернобыльской организованной преступности и куда эти средства ушли. Оказавшиеся в теневой сфере накопления мафиозных структур и сами структуры не имеют себе равных по мощи на территории РБ и уже сами по себе являются источником потенциальной угрозы для безопасности Беларуси. Особенно быстрый рост криминалитета характерен для крупных городов: Могилева, Гомеля, Бобруйска, Светлогорска. Ныне чернобыльская преступность ограничена сильной государственной властью. Однако неизбежное в какой-то момент ослабление центральной власти в Беларуси обязательно приведет вновь к прямому выходу на политическую поверхность структур чернобыльской преступности, например, в виде наркопроизводства и наркоторговли в чернобыльских зонах.

Своеобразное положение традиционных региональных элит приднепровских областей, превратившихся в просителей внешней помощи для своих территорий из и так нищих иных регионов Беларуси, также способствует в перспективе смычке интересов преступного мира и этих элит.

Политический контроль над ситуацией в чернобыльской местности находится ныне в руках традиционных постсоветских элит. Однако поддержание стабильности в этом регионе требует приспособления этих элит к сугубо местному социуму. Именно для чернобыльских местностей РБ характерны наиболее глубокие ностальгические настроения о временах бывшего СССР и наиболее жесткое неприятие рыночных реформ. Это вполне естественно для общества оставшихся здесь стариков, нуждающихся в социальной опеке, и тяжко пьющих колхозников.

Чернобыльская зона в стабильном положении еще длительное время будет генератором антиреформистских, конфликтных по отношению к окружающему миру настроений и политических движений, а в нестабильном состоянии – может превратиться в опору мощных мафиозных структур. Нормальное, неконфликтное по отношению к Западу и ко всему окружающему миру развитие Беларуси невозможно без интенсивной помощи извне для ликвидации последствий аварии с тем, чтобы остановить консолидацию деградированного асоциального социума на трети своей территории.

Одно из последствий появления внутри чернобыльского ареала политически самостоятельных благотворительных организаций – быстрое формирование из числа детей особой культурной группы, чей духовный опыт, образовательный уровень и связи могут привести в будущем к острому конфликту поколений. Свыше десяти лет ежегодно за пределы Беларуси на оздоровление сроком до двух месяцев отправлялось только по линии благотворительных организаций до 60 тыс. детей. Как правило, дети отдыхали на Западе. Чаще всего в Германии и Италии. Нередко непосредственно в семьях. В зонах с высоким уровнем радиации (от 15 Ки/км2и выше) практически все дети школьного возраста хотя бы по одному разу побывали на Западе. Нередко в течение года около половины школьников из той или иной школы отправлялись на Запад. Нормой стали прямые связи между детьми и семьями, принимающими их на Западе. Проконтролировать эти связи достаточно сложно.

На Западе дети оказывались в семьях с высоким уровнем образования, дохода и социального положения. Уже сам контраст между жизнью на Западе и в родной деревне влиял на внутренний мир детей в сторону иного, чем у их родителей, восприятия действительности. Контраст между деградированным социумом в чернобыльской зоне и возможностями, имеющимися у детей, при определенных обстоятельствах может обернуться сложной политической проблемой. Причем не только для Беларуси, но и для Западной Европы. Чернобыльская молодежь уже сегодня пополняет ряды «зеленых» организаций. Нельзя исключать пополнения за счет некоторых представителей этой социальной группы радикальных течений в «зеленом» движении. Прецеденты подобного рода уже есть.

Чернобыльский социум в любой его форме является источником нестабильности для окружающего мира. Большая часть этого социума находится на территории Беларуси.

Поэтому именно те процессы, которые проистекают в белорусском Поднепровье, определяют качественные характеристики внутри этой общественной группы. Вес чернобыльцев в рамках Беларуси столь велик, а их проблемы настолько неразрешимы силами одной лишь Беларуси, что можно говорить о возможности медленной трансформации всей Беларуси в «чернобыльское» общество. Безусловно, подобная тенденция будет вызывать сопротивление тех социальных групп и регионов, которые оказались не затронуты непосредственно последствиями аварии. Интересы чернобыльцев далеко не всегда стыкуются с интересами иных групп населения Беларуси и иных региональных элит.

Эти противоречия сегодня проявляются, в частности, в проблеме адаптации беженцев и вынужденных переселенцев из чернобыльской зоны на чистых территориях, а также в отношении общества к ликвидаторам. Опыт переселения людей небольшими группами в сельскую местность и небольшие города оказался практически полностью неудачным. Местное население встречает переселенцев отчужденно. Часто озлобленно. Воспринимает их виновниками своих материальных трудностей, винит за полученные льготы и особенно жилье. Также важно и то, что чернобыльцы в массе своей до аварии относились к специфичным региональным культурам.

Региональные культуры населения чистых зон практически всегда очень отличны от Поднепровья и Восточного Полесья. В чистой зоне остались католические аграрные районы северо-западной Беларуси, очень религиозные, близкие по диалекту к украинскому языку районы Брестской области с заметной традицией неприятия русских и восточных белорусов. Адаптация же чернобыльских беженцев в относительно близкой им по культуре восточной части Витебской области затруднена общим относительно низким уровнем развития сельского хозяйства в этом регионе и его небольшими размерами.

Усиление миграции чернобыльцев в западно-белорусскую деревню и Западную Беларусь ведет к появлению здесь особой устойчивой социальной группы изгоев, находящихся в сложных отношениях с местным населением. С другой стороны, эта социальная группа может выполнить функцию опоры республиканских властей относительно местных элит. Особенно важно последнее обстоятельство относительно потенциально несколько «антиминской» по политической ориентации северо-западной части Беларуси с заметной долей католического населения. Концентрация чернобыльских мигрантов в ряде городов этого региона – в Молодечно, Лиде, Гродно прежде всего – способна выступить эффективным противовесом потенциальному местному католическому движению. В этом направлении логично ожидать и действий белорусского руководства в случае реанимации внимания со стороны государства к чернобыльским проблемам и новой волны санкционированных государством миграций чернобыльцев в чистые зоны.

Пока же чернобыльская миграция оказывается более-менее устойчивой и массовой только в крупных городах, где чернобыльцы могут растворяться в общей массе городского населения. В некоторых случаях массированное жилищное строительство жилья для чернобыльцев привело к возникновению своеобразных «чернобыльских гетто» – районов, населенных в основном переселенцами. В этих районах уже заметно серьезное политическое влияние именно чернобыльских общественных организаций.

Адаптация ликвидаторов в чистых зонах менее болезненна, чем переселенцев, но комплекс проблем, с которыми ликвидаторы сталкиваются на местах, примерно тот же: проблема льгот, лечения, жилья для них входит в острое противоречие с интересами местного населения и местных элит. Подобно чернобыльским переселенцам, среди ликвидаторов заметна тенденция к созданию собственных общественных организаций, выполняющих функции профсоюзных и даже политических. Часть организаций ликвидаторов действует совместно с общественными структурами чернобыльцев. Особенно хорошо это заметно на примере фонда «Дети Чернобыля».

Также заметна тенденция к солидарным действиям относительно органов власти вместе с чернобыльцами и ликвидаторами организаций, защищающих интересы инвалидов. Конечно, многие из них действуют и самостоятельно, однако в целом уже выделилось ведущее ядро общественных структур всех трех направлений, которые действуют вместе. Ведущая роль в этом совместном движении принадлежит именно чернобыльцам. При определенных обстоятельствах это движение может быстро превратиться в массовое движение обездоленной и больной части населения за выживание. Любые попытки в Беларуси начать реформы либерального типа за счет действительного сокращения программ помощи чернобыльцам и инвалидам, любая попытка распространить в Беларуси идеологию самовыживания, идеологию последовательного индивидуализма, идею своеобразного «хуторянства» по типу того, как сделано в странах Балтии, обязательно спровоцирует быстрый рост общественных организаций в поддержку больных людей. Эти организации смогут так же быстро превратиться в широкое политическое движение.

Последствия чернобыльской катастрофы в Беларуси привели к коренной трансформации белорусской политической и идеологической сцены. Чернобыльцы своим движением не позволят никакой власти культивировать в Беларуси тип слабого государства. При определенных предпосылках эта чернобыльская энергия может быть использована и ради оправдания агрессивной внешней политики на некоторых направлениях.

Чернобыльцы сегодня – одна из наиболее подвижных групп белорусского населения. Миграция чернобыльцев в те или иные местности может быть спровоцирована распоряжением республиканского руководства выделить средства из чернобыльских фондов на строительство жилья концентрированно в том или ином месте. Так или иначе, население покидает и будет покидать Чернобыльский регион. Отсюда одна из важнейших проблем для безопасности Беларуси – куда направить эти, еще поддающиеся регулированию потоки чернобыльской миграции. Если точнее: в какие города отправить чернобыльцев. Создается впечатление, что любая попытка местных элит в Беларуси использовать автономистские лозунги уже в начальной стадии может быть осложнена концентрацией миграции чернобыльцев именно в этот регион.

За счет чернобыльского фактора Беларусь еще значительное время сможет поддерживать свою внутреннюю стабильность, ибо нет сейчас в РБ социальной группы, более заинтересованной в существовании единого унитарного государства, чем эти обездоленные люди. В любой форме самоорганизации чернобыльцы противостоят всем без исключения иным регионам и субкультурным группам Беларуси. А потому являются идеальной группой для пополнения государственных структур. Государство в РБ под влиянием чернобыльского фактора все больше трансформируется из института общенационального значения в орган по перераспределению богатства страны в интересах одной культурной группы. А потому стоит ожидать постоянной напряженности между силами, которые отражают интересы облученного населения, и силами, ориентированными на интересы иных групп белорусов.

Любая последовательная демократия в Беларуси в силу специфики и значения чернобыльцев как социальной группы будет закреплять именно за ними доминирование над другими группами белорусов. Вероятно, интересы иных групп населения РБ будут также склоняться к самовыражению в конечном счете не через демократические институции.

Авария на Чернобыльской АЭС создала для Беларуси новую международную реальность. Беларусь нуждается во внешней помощи для ликвидации последствий аварии. Но эта помощь должна быть столь масштабна, чтобы быть заметной для РБ, что всерьез ожидать ее не приходится. Отсюда Беларусь вынуждена под давлением неразрешимого комплекса чернобыльских проблем торговать своим суверенитетом и в целом вести очень активную внешнюю политику для того, чтобы взамен получить хоть какие-то крохи.

В этом плане совершенно логично поведение белорусского руководства относительно Москвы. Не только чернобыльским фактором объясняется нежелание Беларуси отрываться от России, но фактор аварии позволяет рационально объяснить некоторые моменты в российской политике Беларуси. Любому большому целому, частью которого на волне идеологического «единения» стала бы Беларусь, придется тратить средства на ликвидацию последствий катастрофы. Пока «принять» чернобыльскую Беларусь в свой состав готова только российская патриотическая оппозиция. Российское же государство вряд ли готово взять на себя ношу решения белорусских чернобыльских проблем даже в рамках Союзного государства РБ и РФ, даже на территории собственной Брянской области и своих ликвидаторов.

Однако по мере расширения Европейского союза и усиления Запада как такового чернобыльская проблематика может начать «играть» в западном направлении. Чернобыльские элиты и вся чернобыльская культура вполне могут превратиться в носителей не «панроссийской», как сейчас, идеологии, а паневропейской и прозападной. Силы этих элит вкупе с силами потенциально прозападных иных элит вполне может хватить на то, чтобы поворот Беларуси на Запад не сопровождался внутренним расколом в белорусском обществе. Ключ к внутренней стабильности Беларуси в условиях усиления Запада и процесса европейской интеграции – в позиции чернобыльских элит и в готовности Запада взвалить на себя решение части чернобыльских проблем РБ. Пока такой готовности всерьез не будет, Беларусь, скорее всего, будет проводить примерно столь же парадоксальную внешнюю политику, которую она проводит ныне.

Сегодняшняя духовная самоизоляция Беларуси от всей Европы в значительной степени объясняется чернобыльским фактором.

Фактор этот долговременный, и потому, пока не будет найдено приемлемого решения чернобыльской проблемы через процесс европейской интеграции, Беларусь может сохранять нынешнюю внешнеполитическую линию и не будет при этом сотрясаться глубоким внутренним кризисом. Более того, внутренняя потребность РБ в активной внешней политике только по чернобыльским причинам может действительно надолго превратить Минск в устойчивого и активного противника Запада и демократических сил России, в прочную базу антидемократической оппозиции в масштабе всего постсоветского пространства. В этом смысле чернобыльская проблема является угрозой для безопасности Беларуси прежде всего потому, что программирует напряженные отношения между нею и Западом до тех пор, пока Запад не пойдет на очень значительные траты по ликвидации предпосылок существования чернобыльского общества в центре Европы и на глубокую интеграцию с этим обществом. То есть пока на Западе не будет доминировать некая идеология, значительным компонентом которой будет экологическое сознание. Чернобыльский фактор еще очень долгое время будет главным подспудным фактором, осложняющим безопасность не только Беларуси, но и всей объединяющейся Европы.

Последствия чернобыльской аварии имеют особое значение для межрегиональных отношений в Беларуси. В чернобыльской зоне в ее широком понимании оказались второй и третий по величине промышленные центры республики – Гомель и Могилев. Области, которые ранее выступали в качестве наиболее мощного промышленного центра Беларуси, ныне часто оказываются в положении просителей. В положении регионов, которые без внешней помощи не в состоянии справиться ни с одной из порожденных чернобыльской аварией проблем. На уровне межрегиональных отношений это обстоятельство создало сложную коллизию. Большая часть Западной Беларуси, особенно регионы с заметным католическим (польским) населением, непосредственно не пострадала от аварии. На промышленно отсталую часть Беларуси легла нагрузка по дотированию чернобыльских программ в условиях приостановки индустриализации на западе РБ.

Чернобыльские регионы порождают мощные региональные элиты, организованные вокруг администраций Гомельской и Могилевской областей. Естественный, хотя и болезненный процесс усиления западно-белорусских региональных элит по мере изменения в пользу западных белорусов демографического соотношения в данной ситуации дополняется стремительным падением реального веса Поднепровского региона в системе всех межрегиональных отношений. Это обстоятельство стимулирует поднепровские элиты к более активным действиям на внутриполитической сцене Беларуси, ибо иначе они могут быть быстро потеснены другими элитными группами.

В целом чернобыльская авария в ее региональном аспекте может рассматриваться как экстремальное проявление деиндустриализации, развернувшейся в Восточной Беларуси после начала затяжного социально-экономического кризиса в бывшем СССР.

В свою очередь поднепровские элиты под воздействием происшедшей катастрофы превратились в практически единый регион, который вынужден организованно действовать на внутри-белорусской политической сцене. За счет своей массы и территориального веса внутри Беларуси чернобыльская зона имеет значительные шансы некоторое время удерживать политическое доминирование внутри республики. В свою очередь трансформация поднепровских элит в чернобыльские может угрожать Беларуси дополнительным ростом межрегиональных противоречий. Прекращение дотирования чернобыльской зоны за счет промышленности и других регионов способно взорвать межрегиональную стабильность. Важно и то, что интересы чернобыльских элит ныне серьезно расходятся с интересами других частей Восточной Беларуси. Прежнее относительное единство восточнобелорусских индустриальных регионов и Западной Беларуси сегодня растворяется в новых проблемах.

В числе факторов, которые стали влиять на систему межрегиональных отношений в Беларуси в последние 10–15 лет, принципиальное значение имеют еще два: процесс европейской интеграции и сокращение возможности к миграции населения северо-западной Беларуси в страны Балтии (в Ригу и Вильнюс прежде всего).