Фактически перед распадом СССР в Беларуси свершился не только процесс индустриализации западной части республики, но и внутренний культурный переворот, когда в обществе стали преобладать выходцы из тех регионов, которые достаточно поздно вошли в состав СССР и сохранили высокую степень культурного отличия от населения Восточной Беларуси. Безусловно, что изменение демографического соотношения культурных групп белорусов влекло и влечет за собою постепенную утерю былого влияния представителей восточнобелорусских региональных элит и рост влияния «западников». Этот общий фоновый показатель позволяет оценить степень потенциальной разрушительности межрегиональных отношений в Беларуси как достаточно высокий. К тому же межрегиональная или, иначе говоря, внутренняя культурная трансформация белорусского общества пришлась как раз на время экономического кризиса, связанного с распадом СССР, когда заметно ослабела консолидирующая роль Восточной Беларуси в силу сокращения промышленного производства. А также в силу нового специфичного фактора межрегиональных взаимоотношений – последствий аварии на Чернобыльской АЭС 26 апреля 1986 года.

По мере быстрого развития транспортных коммуникаций Восточная Беларусь оказалась в очень благоприятной ситуации для развития именно крупного промышленного производства:

› Восточная Беларусь располагалась на важнейших, все более нарастающих по мощи коммуникациях между Москвой, центральными районами СССР и самыми развитыми в экономическом отношении восточноевропейскими союзниками СССР: Польшей, ГДР, Чехословакией;

› через Восточную Беларусь проходила основная коммуникационная линия между Ленинградом и Украиной;

› меньшее, но все же заметное значение имело расположение Восточной Беларуси на коммуникационных линиях между Ригой и другими балтийскими портами и Украиной, украинскими портами;

› Восточная Беларусь оказалась близко расположена к Московской агломерации, чтобы развиваться в значительной мере в ее контексте и под ее влиянием, но в то же время не истощаться, подобно окружающим Москву русским областям, население которых стремилось уехать в Москву.

По сути, можно сказать, что после ликвидации Восточной Пруссии и переориентации экономических связей внутри Восточной Европы на континентальные магистрали Беларусь стала играть для региона между Полесьем и Балтийским морем примерно ту же роль, которую ранее играла Восточная Пруссия. Именно Беларусь, прежде всего Восточная Беларусь, стала естественным транспортным, промышленным, в некотором смысле культурным и политическим ядром региона. Новое экономическое районирование Восточной Европы было следствием развития СССР и связанной с ним экономической и политической систем. Беларусь, став «советской Восточной Пруссией», зависит от существования огромного единого пространства на востоке не меньше, чем Восточная Пруссия зависела от западноевропейского тыла.

Вся система региональных процессов в Восточной Европе, сделавшая возможным и стабильным послевоенный взлет БССР из пепелища, связана с существованием крупного, интегрированного социально-экономического, культурного, политического пространства на востоке. Это пространство было заинтересовано во взлете БССР и сделало возможным этот взлет. Крах этого пространства рискует повлечь за собою крах всей системы внутрирегиональных взаимоотношений и изменение роли разных регионов, падение роли Беларуси в частности.

Беларусь – та страна региона между Полесьем и Балтийским морем, которая более всего получила от эпохи существования СССР и потому более всех остальных стран заинтересована и в сохранении крупного социально-экономического образования с центром в Москве, и в глубокой интеграции всего региона, где расположена Беларусь, с этим москвоцентричным пространством.

Ограничимся констатацией: основные инвестиции были направлены на восстановление разрушенного войною народного хозяйства Беларуси. Это означало в первую очередь восстановление восточной части БССР. Западно-белорусские области в первые послевоенные десятилетия заведомо оставались второстепенным регионом БССР, индустриальное развитие которого откладывалось на более поздний период.

Аналогично были определены тенденции развития Украины: основные инвестиции после войны были сконцентрированы на востоке и в центре Украины. Восточная часть Украины и прилегающие области России к концу 80-х годов ХХ столетия превратились в регион беспрецедентной концентрации крупной промышленности. Около половины промышленного производства СССР к моменту его распада сосредоточилось в этом регионе. Западная Украина развивалась гораздо более медленными темпами. К моменту распада СССР в Западной Украине на те же 10 млн. населения, что проживали в Беларуси, приходился лишь один город с численностью населения в 800 тыс. человек – Львов и три города с населением примерно в 300 тыс. человек: Ровно, Луцк, Черновцы. Около половины населения Западной Украины проживало к концу 80-х годов в деревне, что примерно соответствует уровню урбанизации в тот момент экономически отсталой Западной Беларуси. Причем в отличие от Западной Беларуси в Западной Украине сельское хозяйство не было ни высоконцентрированным, ни высокоразвитым.

Образовалась важная для понимания послевоенных белорусско-укранских культурных процессов ситуация на западной границе двух республик: с белорусской стороны к границе примыкали мелиорированные регионы с самым высоким в БССР уровнем жизни на селе, и там после войны произошел мощный демографический взрыв. С украинской стороны к белорусской границе подходила территория с самым низким уровнем жизни в Украине, с высоким уровнем скрытой безработицы, с гораздо большими массивами неосушенных болот и худшими коммуникациями. Массы западных украинцев из полесских районов искали и ищут работы в белорусских колхозах и широко переселяются в западно-белорусскую деревню, как, впрочем, и в города.

Однако тот факт, что естественной границей Беларуси и Украины выступает Полесская низменность, влечет за собою в целом небольшое взаимное притяжение между прилегающими к границе районами Украины и Беларуси. Со стороны Украины к Беларуси прилегают относительно редконаселенные территории, которые не могут дать слишком большого миграционного притока в белорусские города. Со стороны Беларуси на западе расположены небольшие города, самым крупным из которых является Брест, лишь недавно достигший 300-тысячного населения. Местные белорусские города не могут выступить слишком значительными центрами притяжения украинского сельского населения. На восточной части белорусско-украинской границы расположены более крупные белорусские города, но здесь же находятся и крупные украинские центры, включая Киев. Украинские города естественно оттянули в первые послевоенные годы основную часть восточно-полесского сельского миграционного потенциала к себе.

Регион севернее Полесья и регионы Украины южнее Полесья развивались в послевоенные годы, мало пересекаясь. Взаимодействие с Украиной играло и играет для Беларуси меньшее значение, чем взаимодействие с Прибалтийскими странами, Польшей и особенно регионами Московской и Ленинградской агломераций.

Уже в первые послевоенные десятилетия Польша включила в себя примерно 40 % освобожденных от населения и частично разрушенных бывших немецких территорий, которые полякам было необходимо заселить и освоить. Восточные районы Польши в своем развитии затормозились. Преимущественно на запад Польши ушла миграция этнических поляков из Западной Беларуси, Западной Украины, Литвы и Латвии, которую допустил Советский Союз в середине 40-х годов (свыше одного миллиона человек). На запад же были переселены украинцы с восточных приграничных территорий Польши. Заселение поляками освободившихся от украинцев земель вдоль границы с СССР проходило медленно, в основном за счет естественного прироста. Таким образом, освоение западных польских земель сопровождалось оттоком не менее двух миллионов человек из разрушенных в ходе войны территорий по обе стороны советско-польской границы.

Белорусско-польская граница делится слабо населенной обширной Беловежской пущей на два массива: в районе Бреста и в районе Гродно – Белостока. Выселение украинцев обезлюдило с польской стороны южный участок приграничных земель. Развитие северного участка в значительной мере определялось характером освоения Польшей и Советским Союзом бывшей Восточной Пруссии. После выселения немцев из Восточной Пруссии ни Советский Союз, ни Польша не стали восстанавливать Восточную Пруссию в качестве важного социально-экономического региона. Из примерно 900 тыс. человек, составляющих население Калининградской области России, ныне около половины сосредоточены в городе Калининграде и близком к нему Балтийске. В деревне в Калининградской области проживает около 20 % населения. Основные порты области имели закрытый военный характер и мало использовались в интересах развития экономики. По сути, Калининградская область РСФСР представляла собой систему обеспечения крупной воинской группировки и нескольких баз Балтийского флота СССР.

Примерно такой была и послевоенная политика Польши относительно западной части Восточной Пруссии. Польша развивала свою часть Восточной Пруссии медленно, сосредоточившись на развитии прилегающих к ГДР бывших немецких земель. С юга к польской части Восточной Пруссии прилегает традиционно слабо развитая болотистая и лесистая зона Мазурских болот. Этот регион Польша после войны использовала в основном как зону притока мигрантов для освоения бывших немецких территорий и крупных городов. Заметных инвестиций «на Мазурах» также не было.

В течение первых послевоенных десятилетий обширная полоса польских и советских территорий от бывшей Восточной Пруссии до Карпат превратилась в зону замедленного экономического развития, в источник миграционных ресурсов для более развитых и динамичных регионов Польши, БССР, УССР.

Прибалтийские республики бывшего СССР развивались неравномерно и также заметно медленнее Восточной Беларуси, Восточной Украины, Западной Польши. К моменту распада СССР вся советская Прибалтика, включая Калининградскую область РСФСР, представляла собой регион, примерно равный по площади БССР и примерно с таким же числом жителей, как в Беларуси – около 10 млн. человек. При этом в Прибалтике имелся лишь один город с численностью населения около 800 тыс. человек – Рига, четыре города насчитывали 300–500 тыс. жителей: Таллин, Вильнюс, Каунас, Калининград. В деревне в целом проживало около трети жителей Прибалтики. Степень урбанизации и экономического развития Прибалтики резко уступала показателям БССР и лишь немного превосходила показатели Западной Украины, сопоставимой с Прибалтикой по территории и населению.

К моменту распада СССР западная часть Беларуси по уровню своего социально-экономического развития примерно соответствовала Прибалтике, но превосходила Прибалтику по степени индустриализации сельского хозяйства.

Внутри советской Прибалтики, так же, как в БССР, выделялись территории с разным характером и уровнем развития. В Латвии и Эстонии уже с 50-х годов концентрировались инвестиции из союзного центра, развивались крупные заводы и города. При этом значительная часть рабочей силы для работы на крупных промышленных предприятиях привлекалась из прилегающих к этим республикам районов Беларуси и России.

Латвия и Эстония обладали важными балтийскими портами, которые использовались в нуждах советской экономики как северные морские выходы для предприятий белорусской, украинской и российской промышленности. Эти республики располагались относительно близко от Московской и Ленинградской агломераций и развивались в значительной степени в контексте этих агломераций. По характеру своего социально-экономического развития Латвия с Эстонией напоминали Беларусь, однако степень их индустриализации была ниже, чем в восточной Беларуси. И в Латвии, и в Эстонии столицы превратились в центры, подавляющие остальные населенные пункты.

Литва развивалась по иному пути, нежели Латвия и Эстония. По площади территории и населению Литва составляла почти половину территории и населения советской Прибалтики и около 40 % территории и населения БССР. Численность литовцев превышает численность латышей и эстонцев вместе взятых. Однако в Литве крупные промышленные производства не развивались в такой степени, как в Латвии и Эстонии, степень концентрации промышленности была относительно невысока, столица не довлела над всей республикой. В столице Литвы проживало к моменту распада СССР около 500 тыс. человек. В Каунасе – около 400 тысяч. Третий по величине город Литвы Клайпеда – около 200 тысяч. Сельские жители составляли в Литве около трети населения. Остальные жители проживали в основном в небольших городах. Небольшие города Литвы, как правило, имели своим ядром градообразующее экспортное промышленное предприятие: Мажейкяйский НПЗ, Алитусские химические производства, Игналинская АЭС и т. д. Однако доля экспортной продукции промышленности Литвы уступала аналогичным показателям БССР.

Сельское хозяйство Литвы было высоко индустриализовано. Основные показатели сельского хозяйства Литвы примерно совпадали с показателями Западной Беларуси. Однако в Литве не было аналога мелиоративных систем Полесья. Мелиорация, которая широко применялась в Литовской ССР, носила менее глубокий характер, чем в БССР, не сопровождалась коренным изменением характера природного ландшафта обширных регионов. Если искать аналогию Литве, ближе всего к ней по основным показателям была примерно равная ей по территории и численности населения Западная Беларусь. Степень урбанизации Литвы была немного выше Западной Беларуси, но степень концентрации производства в сельском хозяйстве за счет белорусских мелиоративных систем – ниже.

Другое важное отличие Литвы от Западной Беларуси – ее невысокое транзитное значение. Транзит на Калининградские порты имел скромное значение. Клайпедский порт также не разворачивал экономику страны к морю. По сути, Клайпеда была портом для каботажного плавания по Балтийскому морю. Примыкавшая к замороженной в своем развитии бывшей Восточной Пруссии Литва оказалась медвежьим углом Восточной Европы, единственной республикой или страной Восточной Европы, которая к моменту распада СССР обладала относительно равномерной системой расселения. Небольшие литовские города не могли выступить притягательными центрами для широкомасштабной миграции из Беларуси и России. Серьезным отличием Литвы от остальных частей региона по обе стороны советско-польской границы являлась невысокая миграция литовских крестьян за пределы республики.

В послевоенные десятилетия регион между Балтийским и Черным морями прошел два крупных периода в своем развитии. Первый период, с 1944 по 60-е годы, – восстановление хозяйства, разрушенного в ходе Второй мировой войны. В этот период сложилась неравномерная система расселения в странах региона и выделилось несколько микрорегионов с высоким уровнем развития промышленности и городов: Восточная Украина, Восточная Беларусь, Западная Польша. В 60-х годах параллельно с ростом индустриальных регионов развернулась быстрая индустриализация и развитие городов в Западной Украине, Западной Беларуси, Прибалтике, Восточной Польше. В ходе этого периода БССР, УССР, Польша, в меньшей степени Прибалтийские республики начали переход к равномерной системе расселения.

Завершение этого периода должно было состояться в рамках программы «Основные направления экономического и социального развития СССР на 1981–1985 годы и на период до 1990 года», принятой XXVI съездом КПСС, и ее новой редакции, принятой XXVII съездом на 1986–1990 годы и на период до 2000 года.

Экономический рывок региона между Черным и Балтийским морями в 60-80-х годах был следствием в основном внешних факторов. Регион попал в благоприятные стратегические условия, вызванные ростом цен на углеводородное сырье и началом широкомасштабного экспорта западносибирских нефти и газа в Европу. На этот момент надо обратить особое внимание. Широкомасштабное использование Европой российской нефти и газа повлекло за собою радикальное изменение характера экономического районирования всей Евразии. Центр нефте– и газодобычи Советского Союза сместился из Закавказья – Поволжья в Западную Сибирь. Экспорт нефти и газа составил очень важную компоненту внешней торговли СССР. Регионы, оказавшиеся на пути экспортных трубопроводов, получили дополнительный мощный стимул развития.

Фактически в 60-х годах, параллельно с освоением западносибирских месторождений нефти и газа, закончилось развитие Советского Союза как самостоятельной и самодостаточной экономической системы. На смену автаркии сталинского СССР пришла интеграция советской экономики в мировую экономику посредством, в первую очередь, поставок на мировой рынок углеводородного сырья.

Основным потребителем советского сырья стала Европа. Экономическая система Евразии, по мере наращивания советского углеводородного экспорта, приобретала все более именно европоцентричный характер. Прежнее советское экономическое районирование меняло характер, значение традиционных советских индустриальных регионов и агломераций падало. Увеличивалась технологическая зависимость СССР от европейских стран. Польша, Чехословакия, ГДР превратились в интегрированный индустриально-технологический комплекс, во многом альтернативный восточноукраинскому индустриальному ядру и традиционным советским индустриальным регионам.

Именно в Восточную Европу осуществлялось быстрое перемещение заметной части индустриально-технологического ядра всей огромной экономической системы СЭВ. Разумеется, наукограды и объекты, наиболее важные для обороны СССР и СЭВ, по-прежнему находились в основном в России. Но рядом с традиционным индустриально-технологическим ядром уже возникло новое явление – восточноевропейский комплекс научно-индустриальных структур, важных для всего СЭВ. Не существовало некой целенаправленной политики по формированию в Польше или Чехословакии нового ядра всего «социалистического содружества» вместо, скажем, восточно-украинского индустриального очага. Имело место прагматичное использование новых возможностей для экономического роста, образовавшихся вследствие освоения Западной Сибири.

Все восточноевропейские страны в 60-80-х годах развивались однотипно. Советский Союз наращивал поставки им углеводородного и иного сырья, а западноевропейские государства широко кредитовали восточно-европейцев, инвестируя в основном в развитие перерабатывающей промышленности.

В течение 70-х годов восточно-европейцы получили кредитов и инвестиций примерно в одной пропорции: около 1 млрд. долларов на 1 млн. населения. Фактически происходила быстрая внутренняя производственно-технологическая интеграция стран ЕЭС и европейских участников СЭВ. Геополитическое значение этой внутренней европейской интеграции было важнее интеграции внутри СЭВ. Восточноевропейские социалистические страны, сближаясь с западноевропейскими странами, становились элементами более мощного индустриально-технологического организма, нежели тот, который поддерживал существование СССР. Транзитные трубопроводы, проходившие по территории восточноевропейских стран, дополнительно стягивали в единое целое эти страны и страны Европейского экономического содружества. Внутри всей Евразии складывалась новая система неэквивалентного обмена, где индустриальным ядром выступала интегрированная Европа, а сырьевой частью – пространство СССР.

Однако в целом индустриальный комплекс Украины и глубинных районов СССР развивался, работая на поддержание самостоятельной экономической системы СССР. В Москве, Донбассе или Кривом Роге развивалась в основном уже сложившаяся там технологическая культура. Существующая много десятилетий инфраструктура вокруг традиционных индустриальных центров также поддерживала устойчивое независимое экономическое пространство государства с центром в Москве.

Для БССР также важна географическая близость к Московской агломерации. Развитие коммуникаций между Россией и Европой автоматически усиливало, и усиливает ныне вовлеченность Беларуси в контекст развития Московской агломерации. Обычно свыше 30 % торговли РБ и РФ приходится на Москву.

Парадоксальная, конечно, ситуация: усиление интеграции России и Европы влекло и влечет за собою усиление европейских стимулов для развития белорусской экономики, особенно экспортной промышленности: новые коммуникации через Беларусь, все большие объемы углеводородного сырья, проходящего через белорусскую территорию. Одновременно те же факторы втягивают Беларусь в производственную кооперацию и экономическую интеграцию в основном на востоке прежде всего в Москве. Глядя на индустриальный, а не сырьевой характер белорусской экономики, кажется логичной интеграция Беларуси прежде всего в Европу. И все же, в силу одного только притяжения Московской агломерации, Беларусь может сохранить индустриальный облик своей экономики и далее, не втягиваясь слишком глубоко в производственную кооперацию на западе.

Интеграция России и Европы усиливает заинтересованность белорусской экономики в российском экономическом пространстве. Европейская интеграция превращает белорусскую промышленность в элемент неэквивалентных отношений внутри России, где Беларусь выступает в роли части того полюса, который нависает над внутренней российской «Африкой» сырьевых регионов. Усиление белорусско-российского экономического сотрудничества по мере европейской интеграции – естественный процесс субрегиональной европейской интеграции, а не попытка выстроить противостоящую Большой Европе геополитическую целостность со столицей в Москве. Альтернативная Большой Европе конфигурация на востоке – это только такая конфигурация, в составе которой находятся Россия и Восточная Украина.

Конфигурация Беларусь – Россия не имеет антиевропейской потенции. Белорусско-российское сближение в ходе европейской интеграции – всего лишь местная особенность формирования Большой Европы.

При всей неожиданности этого уникального обстоятельства надо принять его как элемент белорусского феномена, как одно из локальных правил, по которым развивается Беларусь.

К середине 90-х годов ХХ столетия социально-экономическая система региона между Балтийским и Черным морями должна была перейти в качественно новое состояние. Этот переход не состоялся в силу ряда причин, но его параметры мы хорошо видим на основании уже упоминавшихся программных документов КПСС. В случае выполнения этой программы и сопутствующих процессов в Польше почти исчезала слаборазвитая полоса, состоявшая из Прибалтики, бывшей Восточной Пруссии, Западных Беларуси и Украины. Вместе с исчезновением этой полосы истощался местный демографический ресурс индустриального развития и, по сути, завершалась послевоенная урбанизация и индустриализация региона.

Попробуем вообразить себе, что Польша, ГДР, Чехословакия, Беларусь, Украина, Прибалтика не потеряли, а нарастили свою промышленность в 90-х годах. Это бы потребовало обязательного быстрого освоения Ямальских и туркменских месторождений газа, северных месторождений нефти, проведения новых трубопроводов из России и региона Каспия в Европу. Вероятно, потребление основных энергоресурсов в регионе выросло бы не менее чем наполовину, как и их транзит через Украину и Беларусь. Новые АЭС дополнительно усиливали бы местную экономику и придавали ей устойчивость. Калининград, Клайпеда, Вентспилс стали бы крупными гражданскими портами, стимулирующими развитие припортовых регионов и связи между странами, расположенными у берегов Балтийского и Черного морей.

Регион выглядел бы совсем неплохо и при сравнении с развитыми странами Западной Европы. Интеграционные процессы между западноевропейскими развитыми государствами и достаточно развитыми восточноевропейскими соседями влекли за собою очень быстрое появление сообщества европейским стран, обладающего общими социально-экономическими структурами. Эта новая европейская общность имела потенциал очень быстро стать ведущим экономическим пространством, естественным центром и для экономической системы Советского Союза.

К середине 90-х годов предстояло выработать новые большие проекты уровня мелиорации Полесья, которые бы усилили внутренние производственные связи между разными частями региона и позволили использовать его потенциал более эффективно. Некоторые из этих новых проектов просматривались уже в начале 80-х годов: развитие портов на Балтийском море, завершение мелиорации Полесья, что позволяло полностью убрать географическую полосу, разделяющую инфраструктуру региона на две части, превращение радиоэлектронной промышленности в одну из основных для базовых отраслей региона, что позволяло именно посредством этой отрасли выйти на глобальный уровень в начинавшейся информационной революции. Производство мобильных АЭС как одной из основ местной атомной промышленности.

Именно на этой стадии в регионе произошел ряд событий, которые прервали его плавное развитие: чернобыльская катастрофа, коллапс Советского Союза, создание Европейского союза. Каждое из этих событий сохраняет свое влияние на регион и на Беларусь. Это влияние долгосрочное и глубокое.

Чернобыльская катастрофа привела к образованию обширного региона экологического бедствия на стыке границ Беларуси, Украины и России. На ликвидацию последствий аварии были брошены громадные средства, которые в иной ситуации были бы инвестированы в развитие производственных проектов. В обществах трех стран распространились антиядерные, даже антииндустриальные настроения и страхи, что затормозило развитие многих важных производственных проектов. Прежде всего стало невозможно строительство новых атомных электростанций, объективно необходимых региону.

Распад Советского Союза привел к появлению устойчивых границ, препятствующих миграции сельского населения Беларуси в другие бывшие республики СССР, прежде всего в города Литвы и Латвии.

Традиционно избыточное сельское население приграничных районов ориентировалось на миграцию в близкие крупные города – Вильнюс и Даугавпилс. Ныне эта возможность отсечена, а миграционный потенциал северо-западных сельских районов Беларуси сохранился. Отсюда повышенное миграционное давление на белорусские города из сельских регионов вдоль границы с Литвой и Латвией. Эта проблема имеет немалую культурно-политическую специфику: население вдоль границы с Литвой и Латвией – преимущественно католики, которые обычно считают себя поляками, и поляки. При каких-то обстоятельствах приход значительных масс сельских мигрантов-поляков в Минск или, например, в Гродно способен привести к осложнению отношений между поляками и иными культурными группами городского населения Беларуси, к трансформации культурно-конфессиональных групп в клановые группировки, культурные общины и к их уже организованному противостоянию.

Каждая страна бывшего СЭВ, каждая республика бывшего СССР подошла к распаду СССР с собственным, специфическим советским наследством. Беларусь получила от Советского Союза уникальную, беспрецедентную для бывшего Советского Союза и Восточного блока социально-экономическую структуру. Уникальность советского наследства является одним из ключевых факторов, определяющих политику Беларуси до сих пор.

Этой уникальной особенностью являются в первую очередь структура и значение белорусской промышленности для небольшой страны (см. табл. 5).

Подобно большинству остальных союзных республик бывшего СССР, максимальный уровень производства был достигнут Беларусью в 1990 году. К этому году республика обладала промышленностью, которая отправляла за пределы БССР примерно 80 % всей производимой продукции. Ни в одной стране бывшего Восточного блока доля экспорта в промышленном производстве не была столь высока – в Чехословакии за пределы страны уходило около 60 % продукции промышленного производства, что считалось очень высоким уровнем.

Среди республик бывшего СССР по этому показателю с Беларусью могла сравниться лишь Армения, у которой столь высокий уровень экспортного производства образовался в силу расположения на ее территории лишь нескольких крупных производств, определивших лицо промышленности, – Армянской АЭС прежде всего.

Среди союзных республик Беларусь занимала по промышленному производству третье место после РСФСР и УССР, постепенно уступая почетное третье место Казахской ССР, обладающей большими населением, природными ресурсами и территорией.

Белорусская промышленность отличалась очень высокой концентрацией производства: около половины всех занятых здесь приходилось на предприятия, где насчитывалось свыше 500 человек персонала. Всего в промышленности было сосредоточено около половины всех занятых в народном хозяйстве Беларуси. Это очень значительный показатель. В развитых странах Европы, прошедших через структурную перестройку своих экономик в ходе перехода к постиндустриальному развитию, доля занятых в секторе услуг поднялась примерно до 60 % населения, в то время как доля занятых в промышленности составляет до 15 % занятых.

Белорусская промышленность, по сути, была представлена несколькими десятками крупных объединений вокруг головного предприятия, определявшего основные характеристики всей отрасли. Среди них:

› Минский тракторный завод (самый крупный тракторный завод в СССР, в 1990 году произвел около 100 тыс. тракторов). В производство тракторов были так или иначе вовлечены до 100 тыс. человек;

› Минский автомобильный завод (в 1990 году произвел около 40 тыс. грузовых автомобилей). Свыше 10 тысяч занятых;

› Белорусский металлургический комбинат в г. Жодино. Свыше 10 тысяч занятых;

› ПО «Интеграл», производитель элементов и микросхем. Свыше 10 тысяч занятых;

› Белорусский автомобильный завод, БелАЗ. Один из крупнейших в мире производителей большегрузных грузовых автомобилей.

Белорусские экспортные предприятия были мало заинтересованы в экономическом пространстве БССР. Их выживание, их развитие зависело от успеха на экономических пространствах, расположенных вне Беларуси.

Белорусская промышленность отличалась очень высокой долей промышленной кооперации с предприятиями, расположенными вне Беларуси – в основном в России. Около 80 % комплектующих для промышленных гигантов завозилось в БССР извне.

Гиганты возникли в БССР не вследствие перехода на более высокий уровень развития местных промышленных производств, они были размещены на территории республики по соображениям союзного центра. Их интеграция в экономическое пространство самой БССР была минимальна. Так, БССР не нуждалась в продукции БелАЗа, т. к. почти не имела карьеров, где могли бы быть применены огромные самосвалы.

Стоит также отметить, что белорусские промышленные гиганты, согласно принятой в Советском Союзе системе подчинения, относились к предприятиям союзного подчинения. Их функционирование напрямую зависело от решений, принимаемых в Москве. Влияние собственно белорусского республиканского руководства на этот промышленный комплекс зависело от степени политического веса этого руководства в Москве.

Белорусские гиганты, как правило, являлись головными предприятиями для тех технологических цепочек, в которые они были вовлечены в масштабе СССР. Поэтому они развивали технологию производства продукции, на которой специализировались, и осуществляли сборку конечного продукта из комплектующих, поступающих из разных регионов СССР. В каком-то смысле эти промышленные гиганты можно сравнить с транснациональными корпорациями, для которых БССР выступала «страной базирования».

Конечно, в некоторых секторах белорусские предприятия сами являлись лишь поставщиками комплектующих для головных предприятий, расположенных вне БССР. Прежде всего это касается военно-промышленного комплекса – на территории республики практически не производилось оружие. Предприятия белорусского ВПК в основном были специализированы на поставках электроники, оптики, отдельных комплектующих для крупных заводов, расположенных в основном на территории РСФСР и УССР. При этом доля занятых в белорусском ВПК была значительна и составляла свыше 10 % всех занятых в промышленности.

Однако в целом белорусская экспортная промышленность была представлена именно головными предприятиями, и ее промышленность имела в основном гражданский характер. От их развития зависело продвижение всей экономики Беларуси, тогда как прочая часть экономики БССР в основном представляла собой систему обслуживания нужд этих промышленных гигантов.

Система среднего, среднего специального и высшего образования БССР была приспособлена к подготовке кадров прежде всего для крупной промышленности. С 60-х годов БССР в целом отказалась от привлечения специалистов и квалифицированных рабочих из России и Украины и основную часть специалистов готовила собственными силами. Это хорошо заметно по этнической структуре населения БССР: согласно Всеобщей переписи 1989 года примерно 78 % населения БССР составляли белорусы, еще около 4 % – поляки. Свыше 80 % населения БССР в 1989 году – однозначно местные по происхождению люди. Русские в БССР в 1989 году составляли около 13 % населения и в основном попали на территорию БССР после окончания войны с нацистами в ходе восстановления народного хозяйства Беларуси, разрушенного войной, и были заняты в основном в крупном промышленном производстве в городах (см. табл. 6).

После создания современной системы образования в 60-х годах Беларусь готовила кадры для своей промышленности в основном из числа выходцев из деревни, и темпы притока населения в БССР из других республик бывшего СССР резко замедлились. Надо заметить, что по доле титульной нации в составе населения союзной республики БССР уступала лишь Армении (96 % в Армянской ССР составляли армяне) и Литве (литовцы – около 80 % населения Литовской ССР).

Крупная промышленность БССР не только обладала экстраординарным значением для экономики Беларуси. Она резко изменила всю экономическую географию Беларуси. Предприятия крупной экспортной промышленности являлись основной экономики многих белорусских регионов. Промышленность в Беларуси концентрировалась и концентрируется неравномерно. Страна четко делится на две части по линии межвоенной советско-польской границы.

Восточная Беларусь занимает примерно 60 % национальной территории. Здесь проживает около 6 млн. человек из примерно 10 млн. жителей Беларуси. На территории Восточной Беларуси расположены наиболее крупные города: Минск (1,8 млн. жителей), Гомель (около 500 тыс. жителей), Могилев (около 400 тыс. жителей), Витебск (340 тыс. человек). Здесь же большое количество небольших городов: Бобруйск, Орша, Мозырь, Полоцк, Новополоцк... В момент распада СССР почти три четверти населения Восточной Беларуси проживало в городах, и примерно столько же проживает в этом регионе в городах сейчас.

Почти все города в Восточной Беларуси имеют в своей основе крупное градообразующее экспортное предприятие.

По сути восточно-белорусские города к моменту распада СССР представляли собой огромные рабочие поселки вокруг одного или нескольких крупных заводов. Остановка производства на градообразующем предприятии любого из этих городов влекла за собою социальный кризис, неразрешимый местными силами.

В деревне Восточной Беларуси проживало и проживает около четверти населения. Из них свыше половины – пенсионеры. Их доля в числе деревенских жителей региона растет, тогда как доля сельского населения продолжает сокращаться. Депопуляция этого региона началась в 70-х годах, и восточно-белорусская деревня по социально-экономическим и демографическим показателям лишь незначительно лучше сохранена, нежели деревня в прилегающих к Беларуси областях России – Смоленской, Псковской, Брянской.

Степень индустриализации Восточной Беларуси и ее урбанизации была лишь несколько ниже этих же показателей для Урала и Восточной Украины. Однако в отличие от Восточной Украины и Урала Восточная Беларусь наряду с крупной промышленностью обладала развитым сельским хозяйством, способным обеспечить ее нужды, а население восточно-белорусских городов в основном составляли и составляют выходцы из окрестных деревень. Здесь практически не добывалось сырье, были слабо развиты тяжелая промышленность и металлургия, преобладали машиностроительные, нефтехимические, радиоэлектронные производства.

Сверхиндустриализация, проведенная в восточной Беларуси, не позволяла провести в Беларуси экономические реформы по тому типу, по которому они прошли в большинстве постсоветских стран. В Польше, Украине, Прибалтике – во всех странах бывшего СССР и СЭВ в ходе реформ было закрыто большинство крупных промышленных предприятий, а высвободившаяся рабочая сила перетекла в иные сектора хозяйства, образовавшиеся в основном в ходе массовой, малой приватизации. Часть избыточной рабочей силы отправилась на заработки за пределы своих стран. Часть социальных программ по адаптации населения к закрытию крупных предприятий была проведена за счет западных кредитов или иной помощи.

В Восточной Беларуси такой вариант развития был невозможен: социальные издержки от массового валового закрытия крупных предприятий невозможно было бы покрыть за счет традиционных средств. Ни малая приватизация, ни внешняя помощь, ни трудовая миграция не могли разрешить проблему. Избежать социального взрыва в этом регионе в случае массового закрытия крупных заводов было практически невозможно. Слишком велико было значение в регионе крупных экспортных предприятий, которые было невозможно переориентировать на внутренний рынок, ибо их производственная специализация и мощность были чрезмерны для 10-миллионой страны.

Комплекс восточно-белорусских по преимуществу крупных промышленных предприятий стал социально-экономической основой для политического поведения Беларуси, совершенно иного, чем у остальных постсоветских стран, непривычного и неожиданного. А также для совершенно иной политики экономического реформирования в Беларуси, основанной на предотвращении деиндустриализации страны, на сохранении крупного экспортного производства за счет отказа от шоковой терапии и относительно медленных темпов рыночных реформ.

Аналогией Восточной Беларуси можно счесть Приднестровье, где также социально-экономической основой самопровозглашенной государственности выступил комплекс крупных для этого региона экспортных промышленных предприятий, которые могли остановиться в ходе радикальных рыночных реформ, начинавшихся перед вспышкой гражданской войны в Молдове.

Западная Беларусь качественно отличается социально-экономической структурой от восточной. Запад Беларуси составляет около 40 % национальной территории, здесь проживает около 4 млн. человек. В Западной Беларуси лишь два города имеют численность 300 тыс. жителей – Брест и Гродно. Здесь всего лишь несколько средних городов с численностью населения 150–200 тыс. человек, а доля сельского населения в 1989 году составляла около половины. Широкомасштабная послевоенная урбанизация в Западной Беларуси началась на поколение позже, чем в дотла разрушенной войной Восточной Беларуси, а депопуляция докатилась до Западной Беларуси также на поколение позже, чем в восточной части страны, – лишь в 80-х годах.

На социально-экономическую структуру Западной Беларуси оказала принципиальное влияние иная инвестиционная политика, нежели на востоке. Брестская и Гродненская области БССР на протяжении нескольких десятилетий развивались как регионы с высоким уровнем индустриального сельскохозяйственного производства. Эти области традиционно занимали первые места в СССР во «всесоюзном социалистическом соревновании» по показателям сельского хозяйства. Качественный рывок в промышленном развитии Западной Беларуси разворачивался лишь перед самым распадом Советского Союза.

Основные параметры этого рывка видны из материалов двух документов, принятых XVI и XVII съездами КПСС: «Основные направления экономического и социального развития СССР на 1981–1985 годы и на период до 1990 года» (XXVI съезд) и «Основные направления экономического и социального развития СССР на 1986–1990 годы и на период до 2000 года» (XXVII съезд). Брест и Гродно должны были превратиться в центры радиоэлектронной и химической промышленности. Численность населения каждого из этих городов могла превысить 400 тыс. человек. Помимо того, вырастали несколько районных центров: Барановичи, Пинск, Лида... и социально-экономическая структура Западной Беларуси должна была потерять свой полуаграрный характер. Обе части Беларуси должны были приобрести примерно одинаково высокий уровень индустриализации, а вся Беларусь должна было перейти к новой – равномерной системе расселения.

Переход к равномерной системе расселения вместо послевоенного деления на индустриальную Восточную Беларусь и аграрную Западную был генеральной целью программы развития городов и населенных пунктов БССР начиная с 60-х годов. В рамках перехода к новой системе расселения внутри каждой области выделялись по три территориально-производственных комплекса вокруг крупных городов. Прежде всего эти ТПК вбирали в себя миграцию из деревень. Небольшие города – центры ТПК, вырастая, разгружали областные центры. Минск сохранялся как город с примерно двухмиллионным населением, областные центры должны были бы иметь в середине 90-х годов примерно по 500 тыс. жителей, а другие центры ТПК – примерно по 300 тыс. человек. Перед распадом СССР новая система расселения была близка к реализации. Была подготовлена транспортная и энергетическая инфраструктура для рывка в Западной Беларуси, построены новые заводы, усилены системы образования и здравоохранения. Однако после катастрофы на ЧАЭС и распада СССР это развитие прекратилось, и окончательный переход Беларуси к равномерной системе расселения не состоялся. Мы еще несколько раз вернемся к социально-экономической структуре Западной и Восточной Беларуси, когда будем говорить о белорусском сельском хозяйстве и развитии Беларуси после краха СССР. Пока же подчеркнем: к моменту распада СССР разница в уровнях и типе социально-экономического развития западной и восточной частей Беларуси была очень зрима и велика.

Специфика белорусской промышленности – не только в ее высокой концентрации и экспортной направленности. Важна и ее отраслевая структура. Беларусь обладает очень устойчивой к самым разным вызовам, диверсифицированной и относительно высокотехнологичной промышленностью. Ее основу составляют три отрасли: машиностроение (в основном производство грузовых автомобилей и сельскохозяйственной техники), нефтехимическая и радиоэлектронная промышленность.

Наиболее крупные предприятия машиностроительного комплекса: МТЗ, МАЗ, Могилевский автомобильный завод (МоАЗ), Гомельский завод сельскохозяйственной техники (Гомсельмаш), Минский завод колесных тягачей (МЗКТ), БелАЗ.

Каждый из этих заводов производит уникальную технику и является ключевым или одним ведущих в масштабе всего бывшего СССР. Почти все эти заводы также заметны на мировом уровне. МЗКТ образовался из военного производства МАЗа и изначально был ориентирован на производство всепроходимых тягачей межконтинентальных баллистических ракет. Завод сохранил эту уникальную технологию. Заводы очень тесно переплетаются технологическими и производственными связями внутри Беларуси, составляя мощную сбалансированную отрасль.

Белорусская нефтехимия опирается на нефтеперерабатывающие заводы в Новополоцке и Мозыре. НПЗ в Новополоцке являлся самым мощным подобным заводом в Европе и бывшем СССР, способным перерабатывать свыше 20 млн. тонн нефти в год. Мозырьский НПЗ – стандартный, рассчитанный на 10–12 млн. тонн нефти в год.

Эти заводы расположены на разных «трубах», пересекающих Беларусь с востока на запад: Новополоцкий НПЗ связан трубопроводами через территорию Литвы с нефтяным портом Вентспилса, самым крупным советским нефтяным портом, и таким образом изначально ориентирован на экспорт готовых нефтепродуктов в Европу. Мозырьский НПЗ расположен на «трубе», которая идет в Беларусь из Украины и позволяет Мозырьскому НПЗ вести экспорт готовых нефтепродуктов в страны Центральной Европы.

Белорусские НПЗ занимают уникальное положение в Восточной Европе, превращая Беларусь в ключевую страну региона по переработке нефти.

Для сравнения: в гораздо большей Украине к моменту распада СССР существовало пять крупных НПЗ совокупной мощностью всего 50–60 млн. тонн нефти в год. В Польше все НПЗ позволяли перерабатывать около 30 млн. тонн нефти в год. В советской Прибалтике имелся лишь один НПЗ – в Мажейкяе, равный по мощности Мозырьскому НПЗ, то есть мощностью 10–12 млн. тонн нефти в год.

Потребность Беларуси в нефти составляла в конце 80-х годов (и составляет сейчас) около 10 млн. тонн в год. Мощности белорусских НПЗ в три раза превышают потребности страны в нефти и изначально ориентированы на поставку нефтепродуктов на экспорт. Экономический эффект для Беларуси от ее нефтехимии сопоставим с эффектом от машиностроения. Таким образом, повышение мировых цен на нефть влечет за собою рост доходности белорусской нефтепереработки и позволяет Беларуси компенсировать за счет этих доходов потери машиностроения, неизбежные от роста цен на нефть. В случае низких цен на нефть некоторые трудности испытывают нефтепереработчики, но процветают машиностроители.

Химическая промышленность Беларуси концентрируется в основном близ обоих НПЗ – в Новополоцке, Полоцке, Мозыре, а также в Могилеве и Гродно. Процветание химической промышленности в целом привязано к ценам на нефть.

Надо подчеркнуть: Беларусь практически не осуществляет реэкспорта российских нефти и газа. Колебания цен на нефть отражаются на рентабельности нефтехимической промышленности, поскольку готовая продукция отрасли идет на экспорт.

Белорусская радиоэлектронная промышленность концентрировалась в Минске, Гомеле, Витебске, Бресте, будучи представлена несколькими десятками крупных промышленных объединений. В этой отрасли были заняты свыше 100 тыс. человек. Вероятно, около трети радиоэлектронной промышленности СССР концентрировалось в БССР. В структуре отрасли в Беларуси выделялось производство элементов и микросхем на производственном объединении «Интеграл», сопоставимом с аналогичными производствами в Зеленограде под Москвой, и это производство обеспечивало оригинальной элементной базой едва ли не все основные потребности остальных крупных радиоэлектронных производств. После распада СССР ПО «Интеграл» сумело выжить и продолжает оставаться основой радиоэлектронной промышленности РБ. Аналогичные предприятия в России и Украине, других республиках бывшего СССР и СЭВ в целом рухнули. Бывали годы, когда «Интеграл» производил свыше 90 % всех элементов и микросхем, производившихся в бывшем СССР.

Важной особенностью белорусской радиоэлектронной промышленности является наличие на территории страны всего замкнутого цикла производства компьютера: от элементов до программного обеспечения. Лишь несколько стран в Европе обладают таким замкнутым циклом и способны при благоприятных обстоятельствах быстро произвести компьютер на базе собственной «архитектуры». После возникновения единого экономического пространства ЕС и необратимой сырьевой трансформации экономики России это свойство белорусской промышленности уже не имеет стратегического значения. Очевидно, что политических и финансовых условий, достаточных для создания альтернативы персональным компьютерам, основанным на американских стандартах, уже не возникнет. Но пока европейская интеграция была неустойчива, а Россия еще не устоялась в качестве сырьевого государства, Беларусь стремилась сохранить свою радиоэлектронную промышленность, в том числе исходя из соображений необходимости достижения постсоветским пространством стратегической независимости от американских стандартов в этой области.

В гражданской части белорусской радиоэлектронной промышленности ярко выделяется производство телевизоров. Оно сконцентрировано на двух заводах: «Горизонт» в Минске (массовый телевизор), «Витязь» в Витебске (элитный телевизор). Ныне в РБ производится лишь немногим меньше телевизоров, чем в РФ. Примерно столько, сколько производилось в 1990 году. Проблема белорусских производителей – отсутствие собственного производства кинескопов. Перед распадом СССР был завод «Коралл» в Гомеле, который поставлял относительно современные для того времени кинескопы, однако после распада СССР этот завод модернизировать и сохранить не удалось, производство кинескопов и мониторов на территории Беларуси утрачено (см. табл. 7, 8, рис. 1).

Текстильная промышленность в Беларуси также была развита исходя из потребностей всего СССР. Ныне экспорт текстильных изделий составляет свыше 5 % внешней торговли РБ, он особенно важен в торговле Беларуси со странами ЕС (см. табл. 9, 10, 11).

Добывается и экспортируется прежде всего калийная соль. Основные добывающие шахты расположены в районе города Солигорска Минской области. Лишь несколько стран на планете могут предложить мировому рынку калийные удобрения в таком крупном объеме. Торговля калийными удобрениями является устойчивым источником поступлений доходов и составляет около 20 % белорусского экспорта. Остальные предприятия добывающей промышленности заметного значения в экономике Беларуси не имеют.

Особняком в Беларуси стоит уникальное и мощное предприятие – Белорусский металлургический завод в Жодино. Завод был построен незадолго до распада СССР и производит в основном металлокорд, потребность рынков в котором весьма велика. Завод временами дает до 10 % валютных поступлений РБ от внешней торговли (см. табл. 12, 13, рис. 2).

Существует распространенная метафора: «Беларусь была сборочным цехом СССР». В чем-то это так. Но в принципе эта метафора неверно описывает сущность белорусской промышленности. Рядом с крупными белорусскими заводами была развита система подготовки кадров для этих производств, КБ, прикладных и фундаментальных исследований. Белорусские гиганты в большинстве случаев являлись не только сборочными цехами, но и центрами производства технологии и технического обслуживания своих сложных изделий. Правильнее говорить о Беларуси как стране базирования тех технологических цепочек, которые зацикливались на гиганты.

Интересы этих гигантов полностью определяли основные параметры экономического развития БССР. В свою очередь, именно благодаря развитию этих гигантов БССР получила ту политическую и административную силу, которая сделала возможным превращение разрушенной войною аграрной республики в третью по экономической мощи союзную республику.

Отношения между политическими структурами БССР и органами управления промышленными гигантами также напоминали отношения между крупными корпорациями и руководством страны их базирования. Директорат крупных промышленных предприятий, нуждаясь в поддержке и конструктивном сотрудничестве с республиканскими и местными органами власти, обладал собственными позициями в Москве и иных союзных республиках и интересами, которые временами расходились с интересами республиканского руководства БССР. Тем более так, что их директорат относился к хозяйственной номенклатуре союзного уровня.

Отсюда и те проблемы, которые встали перед БССР в ходе распада Советского Союза. Беларусь не могла пойти на деиндустриализацию, но угроза закрытия крупных заводов была велика: в странах Балтии, Украине, России большинство заводов, однотипных тем, на которых покоилась индустриальная мощь Беларуси, в целом рухнули.

В Беларуси имелась и другая сторона той же проблемы: крупные заводы обладали политической мощью, способной обеспечивать их интересы перед республиканским руководством и тем более перед местными органами власти в случае, если бы республиканское руководство приняло курс на их сворачивание. Можно сказать и резче: в условиях, когда руководство СССР начало политику шоковых реформ, политику, которая влекла за собою крах крупных производств, директорат крупных белорусских заводов, социальные группы, связанные с этими заводами, руководство местных органов власти там, где были расположены эти заводы (а это практически вся Восточная Беларусь и значительная часть Западной Беларуси) – все эти структуры не могли не обратить свое внимание на Минск, на республиканский уровень управления.

Реформирование крупного промышленного комплекса Беларуси не могло быть осуществлено по стандартной схеме постсоветского реформирования: закрыть крупные заводы, оставить в основном сырьевой экспорт и те отрасли экономики, которые ориентированы на внутренний рынок, развернув массовую, малую и среднюю приватизацию этих отраслей. Белорусский путь реформ, с сохранением крупных производств, требовал иной политической формы и иных приоритетов реформирования:

Крупные заводы должны были адаптироваться на реформируемых экономических пространствах вне Беларуси, где они присутствовали традиционно, научиться работать в условиях рыночных реформ в России, Украине, странах Балтии и т. д.

Внутри страны рыночные реформы требовалось подчинить интересам сохранения крупного экспортного производства. Крупные заводы должны были реально перейти в собственность и подчинение республиканским органам власти из прежнего союзного подчинения. Республиканская власть должна была обеспечить эффективную внутреннюю и особенно внешнюю политику в интересах обеспечения потребностей крупных экспортеров на своих традиционных рынках, в идеале завоевать новые рынки. Традиционным рынком белорусских гигантов была Россия, в меньшей степени – другие союзные республики. Отсюда внешняя политика Беларуси в интересах крупных производителей обязательно должна была включать в себя сближение с Россией и желательно с Украиной при обеспечении защиты крупных предприятий от тех форм реформирования хозяйства, которые инициировались в то время из Москвы, Киева и международных финансовых организаций, стимулировавших реформы в бывшем СССР.

Также внутри страны должна была бы проводиться политика мобилизации всех ресурсов нации в интересах сохранения крупного экспортного производства: малая приватизация замедлена, внутренняя инфляция повышена, приватизация крупных предприятий – только под контролем государства, роль государства усилена в целях перераспределения всех имеющихся даже у самих крупных экспортеров ресурсов в интересах всего крупного производства.

Заинтересованность в высокой степени консолидации вокруг государства была естественной для крупных предприятий. Советский Союз рухнул, и иного способа сохранить себя в условиях постсоветского коллапса у этих заводов не было. Во многих регионах бывшего СССР крупные предприятия и связанные с ними группы хозяйственников, политиков, населения были социальной базой противников радикальных реформ, но именно в Беларуси им удалось победить. Крупные промышленные предприятия стали социально-экономической основой совершенно неожиданного для постсоветских реалий пути реформ. Предприятия по сути потеряли даже ту самостоятельность, которую имели во времена существования СССР и превратились в единый производственный комплекс, управляемый из республиканского центра.

Разумеется, защита интересов крупных производителей повлекла за собою усиление политической централизации в Беларуси. Политическая централизация, пока она обеспечивает устойчивость крупных заводов, не может не быть поддержана всеми социальными группами, связанными с крупными производствами. Однако обязательно надо иметь в виду, что поддержка сильной центральной власти социальными группами, связанными с крупным производством, не обусловлена какими-либо идеологическими соображениями. Поддержка рабочими крупных заводов сильного государства, местными органами власти, директоратом заводов, руководством отраслей обусловлена прежде всего прагматическими соображениями.

Отсюда изначально невысокое значение собственно идеологической борьбы в постсоветской Беларуси. Государство должно обеспечивать интересы крупного производства, но эти интересы не включают в себя духовных ценностей. Это обычные интересы предприятий, которые могут рухнуть. Промышленному комплексу Беларуси в принципе не очень важно, под какими лозунгами будут обеспечены его интересы. Идеология в данной ситуации была вторична, и стабильность власти вполне могла и может опираться в Беларуси на не слишком идеологизированную власть. Достаточно одного рационально понятого и рационально одобренного социальными группами, связанными с крупным производством, политического курса республиканского руководства, чтобы власть была устойчивой и стабильной.

Белорусская власть не нуждалась в «приводном ремне» сильной политической партии для того, чтобы иметь прочную поддержку на местах. Достаточно было набора административных мер, осуществляемых властью и понятных массам городского населения, близкого к крупным заводам, доверия к способности власти последовательно эти меры осуществлять.

Сверхиндустриализированная Восточная Беларусь просто экстраполировала на все государство ту систему власти, которая существует на крупном заводе в момент его кризиса. И эта система власти оказалась устойчивой в основном в силу сверхиндустриализации Беларуси, где оказалось невозможно выдвинуть никакую политику, противостоящую интересам крупного производства. В тех республиках бывшего СССР, где значение крупного производства было меньшим, реформирование пошло иным путем. Беларусь – это объяснимое исключение из правила.

Беларусь – это прежде всего собравшийся в кулак крупный промышленный комплекс, который сумел сплотиться с органами республиканской власти в единый иерархически выстроенный организм, вокруг которого мобилизовалось все общество.

Однако всякая мобилизационная система не может существовать постоянно. У белорусской мобилизации есть рациональное объяснение: крупная промышленность должна была пережить крах СССР и найти себя на рыночных пространствах, формирующихся на месте советской централизованной экономики. Белорусский путь не был путем противостояния рыночным реформам. Это был иной, исключительный путь, но объяснимый путь именно рыночных реформ. Просто к рынку адаптировались в Беларуси не через малые предприятия и шоковую терапию, а через адаптацию крупных заводов к реформируемым внешним рынкам. Если бы крупные заводы и действующая в их интересах Беларусь могли остановить рыночные реформы в бывшем СССР, они бы, разумеется, это сделали. Но политической мощи Беларуси изначально не было достаточно для того, чтобы реанимировать СССР, а потому и суть белорусского пути – не противостояние рыночным реформам, а специфичная форма адаптации к ним, особая исключительная форма реформирования.

Белорусский путь оказался успешным (см. табл. 14, 15, 16, 17). Промышленность РБ в 2004 году на 40 % превзошла уровень 1990 года.

В середине 1994 года большинство крупных заводов работало один – два – три дня в неделю, темпы падения промышленного производства составляли примерно по 10 % в год. Угроза потери крупного производства становилась очевидной обществу. Всплеск поддержки мобилизационной программы, предложенной А. Лукашенко, со стороны тех социальных структур, которые хотели сохранения заводов, кажется абсолютно объяснимым.

Часто мы можем встретить заявления, что А. Лукашенко опирался и опирается на деревню. Это не может быть верно, ибо основой экономики Беларуси являются именно крупные заводы, и только тот политик может быть в Беларуси успешен, кто отражает интересы крупного промышленного производства и непосредственно связанных с ним социальных групп. Акценты в идеологии в пользу крестьян, в имидже первого лица, в апелляции к крестьянской логике и мотивации электората связаны скорее с полит-технологическими соображениями. Они не должны затенять главного: политическая система Беларуси обслуживает в первую очередь интересы высококонцентрированного и высокотехнологичного крупного экспортного промышленного производства и горожан.

Советское наследство в сельском хозяйстве даже более парадоксально и неожиданно воздействует на Беларусь, чем советское наследство в промышленности.

К концу 80-х годов БССР обладала очень высокоразвитым по советским меркам сельским хозяйством. Уровень его развития в некоторых случаях приближался к уровню наиболее развитых стран мира (см. табл. 18, 19, 20, рис. 3).

Сельское хозяйство БССР отличали две принципиальные особенности: оно базировалось на грандиозной мелиоративной программе и в ряде регионов отличалось очень высокой степенью индустриализации.

На территории Беларуси выделяется обширный, очень своеобразный географический регион – Полесская низменность. Полесье тянется вдоль всей границы Беларуси и Украины, уходя на север и юг от нее примерно на 200 км. За пределами белорусско-украинской границы Полесье уходит на территории Польши и России, теряясь там в иных ландшафтах. Много сотен лет Полесье представляло собой сплошную болотистую полосу, фактически особую страну, прорезанную реками и насыщенную озерами. Население неравномерно заселяло Полесье, концентрируясь в больших деревнях с высокоразвитыми промыслами, немногочисленных небольших городах либо на своего рода островах между болотами, относительно небольших пространствах, пригодных для земледелия.

Два раза в год здесь происходили крупные наводнения, вызванные приходом воды, выпадавшей в верховьях крупных рек, впадающих в Припять или сразу в Днепр, в ходе весенних и осенних дождей севернее, а чаще южнее Полесья. Если посмотреть на карту Полесского воеводства Польши конца 30-х годов, то бросится в глаза неравномерность заселения Полесья. Не меньше половины населения этого обширного воеводства проживало в районе Бреста в радиусе 70 км от него, словно островитяне, окруженные тогда еще почти непроходимыми болотами и лесами.

Болотистая Полесская низменность составляет около 40 % территории Беларуси.

В послевоенное время, в основном начиная с 60-х годов, в Беларуси была проведена беспрецедентно масштабная программа мелиорации. В основном на Полесье, но немного затронула и север Беларуси, где также существуют болотистые регионы. В результате к моменту распада СССР примерно 40 % обрабатываемых земель Беларуси разместилось на мелиорированных территориях. В целом обширном европейском регионе был полностью изменен характер ландшафта. Болота сохранились в ограниченном количестве в основном близ заповедников или иных охранных зон.

Мелиорация Полесья была очень дорогой программой. Нередко она приводила к отрицательным результатам, но в целом дала положительный результат: новые посевные площади, качественная социальная и экономическая инфраструктура, высокий уровень медицинского обслуживания и уровень жизни крестьян.

Мелиорация стала важнейшим фактором изменения демографической структуры населения Полесья и системы расселения в этом регионе. Здесь резко выросло население, особенно в Брестской области, которая долгое время после войны развивалась как область, специализированная на сельскохозяйственном производстве. Здесь в 50-60-х годах фактически произошел демографический взрыв, и именно мелиорированные территории Пинского Полесья стали наиболее населенной частью области. Деревни с численностью населения в 3–5 тыс. человек стали для этого региона нормой.

В соседних областях украинского Полесья подобной по масштабу мелиоративной программы не проводилось, и там не произошло подобного демографического взрыва и изменения традиционной системы расселения. Украинское Полесье было очевидно регионом с наиболее низким уровнем жизни сельского населения в Украине, в то время как сельские районы Брестской области являлись в Беларуси регионом с наиболее высоким уровнем жизни. Началась заметная миграция украинцев из полесских регионов, прилегающих к границе с Беларусью, в белорусские колхозы, в основном в Брестскую область. Эта миграция продолжается и сейчас.

Однако мелиорация не отменила паводков. Поддержание земель в приемлемом для обработки состоянии требует весьма значительных средств для предотвращения наводнений, поддержания в порядке систем каналов и дамб. Местные органы власти, тем более колхозы не в состоянии собственными силами полностью решить проблему предупреждения нового заболачивания. Обязательно необходима координация этих усилий на республиканском уровне.

Мелиорированное Полесье напоминает Древний Египет, существование которого зависело от качества ирригационных систем и их управляемости из единого центра.

Основной угрозой осушенным землям в случае недостаточности работ по противостоянию паводкам и вообще по поддержанию в порядке мелиоративных систем является угроза разрушения паводками социально-экономической инфраструктуры на мелиорированных землях: дорог, линий электропередачи, мостов и т. д.

Паводки бывают разными по силе. В случае мощного паводка разрушение инфраструктуры может быть валовым, накрывающим собою самые населенные регионы Полесья. Сокращение внимания государства к поддержанию мелиорированных земель в порядке непременно влечет за собою усиление миграционной активности местных крестьян. Белорусское Полесье, прежде всего Пинское Полесье, и так обладает избыточным сельским населением. Продолжение экономического роста Беларуси в любом случае будет сопровождаться оттоком населения из этих районов. Разрушение мелиоративных систем может резко усилить исход молодежи из деревень, где вновь придется ездить два раза в год от деревни к деревне на лодках, если не на челнах.

Полесский фактор, безусловно, является экзотическим. Огромный Советский Союз мог позволить себе дорогостоящую программу изменения характера ландшафта целого обширного региона. Небольшая Беларусь не может поддерживать в прежнем порядке мелиорированные территории и должна стремиться к сокращению мелиорированных земель, к оттягиванию населения из этих регионов в другие регионы и города. Но Беларусь не может это сделать быстро, ибо потенциальный поток беженцев и вынужденных переселенцев в случае резкого разрушения социально-экономической структуры в полесских регионах может быть очень значительным.

В течение нескольких лет полесские регионы могут дать и полмиллиона таких потенциальных переселенцев. Для Беларуси – колоссальная величина. Дополнительная очень тяжелая политическая и экономическая нагрузка на государство, и так ослабленное проблемами восточно-белорусской промышленности. Потому поддержание мелиоративных систем в порядке – один из факторов поддержки населением Полесья сильной центральной власти. Разумеется, в той степени, в которой центральная власть занимается проблемами сельского хозяйства Полесья и Полесьем вообще. Учитывая, что Полесье – это почти половина территории Беларуси, очевидно, что белорусское государство вряд ли может быть слабым только в силу одного лишь полесского фактора.

В восточной части Полесья полесский фактор накладывается на заинтересованность крупного промышленного производства в существовании сильного государства. Уже в силу такого наложения двух факторов в пользу сильного государства понятно, почему юго-восточная Беларусь близ Гомеля, Могилева и Слуцка стала регионом особой поддержки центральной власти. А ведь есть и иные факторы в пользу поддержки населением именно этого региона сильной центральной власти. Их мы еще рассмотрим ниже.

Проблема поддержания мелиорированных земель и проблема сохранения крупной экспортной промышленности – это долгосрочные факторы, влияющие на белорусскую политику. Эти факторы не связаны с пиар-компаниями или идеологией вообще. Они касаются обычного, рационального, даже технократического горизонтов политического мышления населения и будут действовать в Беларуси в любом случае, находится ли у власти нынешний президент или его сменит иной лидер.

Другой важной особенностью белорусского сельского хозяйства была высокая степень его индустриализации и концентрации производства. Особенно в западных полуаграрных Гродненской и Брестской областях. В сельское хозяйство этих областей были осуществлены очень масштабные инвестиции. Среди инвестиционных проектов особенно важное значение имели крупные животноводческие комплексы. В обеих западно-белорусских областях незадолго до распада СССР были построены 16 животноводческих комплексов, рассчитанных более чем на 50 тыс. голов скота каждый. Самый крупный из этих комплексов – Беловежский в Каменецком районе Брестской области – имел свыше 100 тыс. голов и был одним из самых крупных в СССР и Европе.

Каждый крупный животноводческий комплекс был вписан в экономику местности. Окрестные колхозы в значительной степени стали специализироваться на обслуживании потребностей «своего комплекса»: выращивании кормов. По сути, крупные животноводческие комплексы стали превращаться в аналоги восточно-белорусских градообразующих экспортных промышленных предприятий, полностью изменяя под свои потребности структуру и характер сельскохозяйственного производства в Западной Беларуси. Появление крупных животноводческих комплексов влекло за собою резкий рост производства и экспорта мяса, повышение уровня и качества жизни сельского населения. При каждом комплексе возник свой городок для обслуживающего персонала, к комплексу подводились современные дороги и иные коммуникации от окружающих колхозов и к близлежащим транспортным узлам. Условия работы занятых в обслуживании комплекса работников напоминали ритмичную работу на промышленном производстве, а не сезонную работу в обычном колхозе.

Резко повышался научный уровень сельскохозяйственного производства в колхозах, окружающих комплексы: технологическая дисциплина на огромных фабриках по производству мяса требовала гораздо более тщательного соблюдения всего комплекса агротехнологий, технологий хранения и переработки продуктов. Качественно повышался уровень животноводческой культуры в колхозах, которые теперь могли пользоваться услугами более опытных ветеринаров, нежели ранее, а также могли закупать на комплексах более качественный скот для выращивания у себя.

Внутренняя технологическая культура в западно-белорусских колхозах стала сложной, получаемые в результате доходы крестьян, условия труда и качество жизни крестьян были столь высоки, что образовался обширный слой сельского населения и местных органов власти, ориентированный именно на крупное сельскохозяйственное производство. Эта часть населения доминировала на селе и в целом противилась демонтажу колхозов и переходу к фермерскому хозяйству. Фермерское хозяйство в той форме, в которой оно пропагандировалось, могло повлечь за собою распад технологической культуры высококонцентрированных крупных и доходных сельскохозяйственных производств.

Для западно-белорусского Полесья характерна аграрная перенаселенность. Избыточные рабочие руки уходили в основном в высокоразвитое приусадебное хозяйство, ориентированное на рынок. Огромные села специализировались на выращивании овощей и ягод. Это обостряло проблему нехватки обрабатываемой земли и поддержания в порядке социально-экономической инфраструктуры региона перед угрозой паводков.

В восточной части Беларуси крупных животноводческих комплексов было немного, сельское население гораздо старее, а на мелиорированных землях плотность населения была в несколько раз меньшей, чем в южной части Западной Беларуси. Уровень развития сельского хозяйства в Восточной Беларуси был гораздо ниже, чем в западно-белорусских областях. И позднее фермерство развивалось быстрее именно на востоке, а не на западе, хотя именно на западе культура индивидуального крестьянского труда сохранилась в большей степени, чем на востоке, пережившем коллективизацию еще в 30-х годах.

На востоке Беларуси колхозы в гораздо большей степени, чем на западе, выполняли функцию социального опекуна стариков и немощных. Среди жителей восточно-белорусской деревни в начале 90-х годов около 70 % были пенсионерами. В то время как в Западной Беларуси доля пенсионеров была и сохраняется значительно более низкой и в социальных симпатиях к крупному производству преобладали не столько соображения о социальной опеке со стороны колхозов, сколько рационально понимаемое преимущество высококонцентрированного производства над малоформатным.

Эта особенность белорусского села хорошо проявила себя в ходе президентских выборов 1994 года: деревня и на востоке, и особенно в южной, Полесской части Западной Беларуси массово проголосовала за А. Лукашенко с его программой спасения крупного производства на селе и крупной промышленности в городах. Полуаграрная западнобелорусская Брестская область стала второй среди всех областей по доле населения, проголосовавшего за А. Лукашенко, чуть-чуть уступив лишь его родной Могилевской области.

Тенденция электоральной поддержки политики А. Лукашенко крестьянством южной и центральной частей Западной Беларуси сохранилась до сих пор. Любому лидеру, который хотел бы претендовать на симпатии этой части белорусского электората, необходимо считаться с ориентацией белорусского крестьянства, особенно западно-белорусского крестьянства, на сохранение колхозов и крупного высококонцентрированного, желательно экспортного производства на селе. Политические симпатии белорусских крестьян, особенно западно-белорусских крестьян, по своей мотивации и целям принципиально не отличаются от симпатий промышленных рабочих, особенно восточно-белорусских. По сути, крестьяне являются такими же сторонниками крупного экспортного производства и действующего в его интересах сильного государства, как и рабочие.

Никакого особого, слишком специфичного подхода к горожанам и крестьянами в Беларуси вырабатывать не надо. Белорусское крестьянство в конечном счете являлось и является специфичным рабочим классом со всеми сопутствующими ему мотивациями и интересами. Обычная ситуация для относительно высокоразвитой индустриальной европейской страны, каковой была БССР в конце 80-х – начале 90-х годов прошлого столетия и каковой является в целом ныне.