2.2. Либерализм: потуги к новому пришествию

Теперь обратимся к выдержкам из этого обширного (113 страниц А4 в формате Word 12-м размером шрифта) интервью и прокомментируем в них кое-что (комментарии в сносках - наши, фрагменты интервью приводятся по указанным выше интернет-публикациям в порядке их следования в тексте).

«- Вклад Егора Гайдара в современную жизнь России огромен. Он сделал две главные вещи: легализовал рыночные отношения в стране и минимум на поколение уничтожил политическую и общественную поддержку либералов и демократов. Повторю ещё раз: для дискредитации либерализма никто не сделал больше, чем Егор Гайдар вместе со своим коллегой, товарищем и другом Анатолием Чубайсом [36].

Мне не очень просто говорить о них обоих, поскольку в течение многих лет мы были близкими коллегами, товарищами, друзьями. В то же время в течение долгих лет по многим вопросам у нас шла порой очень жёсткая непубличная дискуссия. Многократно обращался я к ним с просьбами, предложениями, призывами не делать, с моей точки зрения, ошибочных, недопустимых шагов. Многократно обращался я к ним с призывами признать сделанные ошибки - чтобы и с себя грех снять, и других предупредить, и самим не повторять содеянного. Но, увы, ни тот, ни другой не оказались в состоянии ни отказаться от неверных действий, ни провести честный разговор со своими сторонниками, коллегами, с самими собой. [37]

Более того, против меня, как и против очень многих приличных людей, некоторых из которых сегодня уже нет - Галины Старовойтовой, Сергея Юшенкова [38], - неоднократно развёртывались грязные кампании. Может быть, я слишком долго, недопустимо долго молчал. Сохранять публичное молчание и сегодня означало бы покрывать ошибки, приведшие, как мы теперь видим, к преступлениям. И против отдельных людей, и против сторонников либерализма и демократии в нашей стране, и против всей страны. Люди должны знать, как мы пришли к сегодняшнему дню и кто какой вклад внёс в наше «сегодня». [39]

Как далее показывает А.Н.Илларионов, В.В.Геращенко целенаправленно работал на свержение режима Б.Н.Ельцина и правительства прозападных либерал-реформаторов:

«В июле 1993-го случилась денежная реформа, организованная руководителем Центрального банка В.В.Геращенко.

Денежная реформа июля 1993 года по обмену старых купюр на купюры нового образца стала одним из мощных экономических и политических ударов по новой власти [40]. Естественно, она не была согласована ни с министром финансов Фёдоровым, ни с премьером Черномырдиным, ни с президентом Ельциным. Она и не могла быть с ними согласована, поскольку во многом была против них и направлена. Геращенко готовил свою диверсию втайне и совершил её самостоятельно, прекрасно понимая её возможные последствия. Это был своего рода «их» ответ на победу Ельцина на апрельском референдуме.

Кроме чисто политических, у Геращенко были и иные резоны для срочного проведения денежной реформы. Дело в том, что, когда в 1993 году Центробанк приступил к постепенной замене старых банкнот на новые, анализ данных по эмиссии новых купюр и изъятию старых показал, что количество официально изъятых из оборота купюр превысило количество официально эмитированных денег на сумму, эквивалентную по господствовавшему тогда валютному курсу сумме примерно в два миллиарда долларов.

Представьте себе: начиная с 1 января 61-го года, т.е. с начала эмиссии денежных купюр предшествующего образца, ежедневно фиксируется статистика эмиссии наличности - за все 1960-е, 1970-е, 1980-е годы… - повторяю: ежедневно, вплоть до 25 июля 1993 года. Выпускаются новые купюры, изымаются ветхие - всё аккуратно подсчитывается. И вот, когда начинается изъятие из оборота всех купюр, выпущенных за 32 года, вдруг выясняется, что их уже изъято на два миллиарда долларов больше, чем их было официально эмитировано! И при этом далеко ещё не все купюры изъяты, их ещё немало в обороте и в России и в странах рублёвой зоны.

То есть это означает, что происходила теневая эмиссия банкнот, не зафиксированная официальной статистикой Центрального банка. Как они были распределены, кому переданы - об этом можно только догадываться. Ещё раз говорю: это чистые деньги, тут даже приватизации нефтяного или газового фонтанов не надо! Это самые настоящие, не фальшивые, реальные деньги, и на эти деньги можно купить всё, что угодно, - дачи, землю, предприятия, заводы, ту же самую нефть, золото. Их можно вложить во что угодно, можно обменять на доллары, можно положить в банки здесь и за рубежом. Их можно инвестировать в политику. Два миллиарда долларов… По уровню тех цен - это огромные деньги: весь российский ВВП в предшествовавшем 1992 году составлял около девяноста миллиардов долларов. Два процента от национального ВВП - это лишь только то, что успели оценить. А сколько ещё не успели, так и осталось неизвестным…

Когда в июне 1993 года Геращенко был приглашён в Верховный Совет для отчёта, второй, кажется, вопрос, заданный ему кем-то из депутатов, так и прозвучал: «Как это у вас получается, что из наличного оборота изъято купюр больше, чем официально было эмитировано Центробанком?» Геращенко то ли закашлялся, то ли засморкался, то ли пот со лба платочком стал вытирать. Обсуждение его выступления только начиналось, и ожидалось, что депутаты зададут Геращенко десятка два или три вопросов. Но Руслан Имранович Хасбулатов, умнейший, надо сказать, человек, тут же всё понял и немедленно заявил: «Спасибо большое, Виктор Владимирович, садитесь на место, мы заканчиваем обсуждение».

- И что - никто и не пикнул?…

– Да нет - обсуждение, понятно, не состоялось. А Центральный банк совершенно случайно, конечно, с этого момента статистику о банкнотах, изъятых из оборота, перестал публиковать. С тех пор ЦБ больше уже никогда не публиковал этих данных.

Центробанк под руководством Геращенко активно участвовал в финансировании рублёвой зоны, то есть в безвозмездной передаче средств дружественным режимам за пределами России. Размеры субсидирования в наличной и безналичной форме Узбекистану, Таджикистану, Туркменистану, Казахстану, Азербайджану составляли совершенно фантастические цифры - до 20 - 30 % ВВП этих стран [41]. Нельзя исключить, что часть этих средств, возможно даже б?льшая, возвратилась в Россию. Правда, уже как частные средства и уже «правильным» людям. Масштаб операций, осуществлявшихся тогда, по-видимому, не имеет аналогов даже в фантастической истории нашей страны. (…)

Моя попытка объяснить Черномырдину, к каким катастрофическим последствиям ведёт денежная реформа для страны и лично для него, успехом не увенчалась. Пообещав мне «решить проблему» Геращенко, Черномырдин ничего делать не стал. У него были свои соображения… [42]».

Однако вопрос о том, как может Россия существовать и развиваться, имея платёжной единицей советский рубль, которым пользовались в 1993 г. и другие постсоветские государства и их центробанки (некоторые источники утверждают, что они начали эмитировать рубли ещё в бытность СССР), А.Илларионов оставил без ответа. Но объективно развитие страны-цивилизации, какой является Россия, требует создания собственной кредитно-финансовой системы и собственной платёжной единицы.

«Денежную реформу Виктор Владимирович Геращенко сделал не по неведению. Высококлассный сотрудник спецслужб с более чем сорокалетним стажем, он сыграл исключительную роль в истории нашей страны. После начала карьеры в Госбанке СССР и Внешторгбанке СССР в течение трёх лет он был руководителем Московского народного банка в Лондоне. Затем пять лет - руководителем Московского народного банка в Бейруте. После двухлетнего перерыва в Москве он был отправлен на Дальний Восток - руководителем управления Московского народного банка в Сингапуре. Можно представить, чем занимались и что финансировали совзагранбанки в то время…

По возвращении в Москву Геращенко быстро поднялся по ступенькам руководства Внешэкономбанка СССР, а затем возглавил Госбанк СССР. На этом посту он стал организатором и исполнителем денежной реформы 1991 года, лишь по традиции (и явной ошибке) именуемой «павловской» [43]. Просто В.С.Павлов [44], будучи, очевидно, менее опытным, чем Геращенко, слишком много говорил о ней, в то время как истинный организатор крупнейшей позднесоветской экономической аферы остался в тени. Наконец, исчезновение в 1991 году валютных резервов Госбанка СССР тоже вряд ли могло произойти без участия его руководителя [45]. Вместе с ликвидацией СССР был ликвидирован и Госбанк СССР, а Геращенко ушёл в негосударственный сектор. Однако оставался он там недолго.

В июне 1992 года встал вопрос о замене руководителя Банка России Матюхина, который, как считал тогда Гайдар, не соответствовал новым требованиям. Казалось, кадровое решение было предрешено. Очевидным кандидатом выглядел Борис Фёдоров - молодой, грамотный, энергичный экономист, имевший, несмотря на свой возраст, серьёзный практический и политический опыт. Он рано стал союзником Б.Ельцина, в первом Российском правительстве 1990 года был министром финансов, а затем, в 1991 - 1992 годах, работал российским представителем в Европейском банке реконструкции и развития. Фёдоров не скрывал своей заинтересованности в том, чтобы стать руководителем Центробанка.

Описать масштабы шока от указа Ельцина, тем не менее назначившего председателем Центробанка России Виктора Геращенко, я не берусь. Это примерно то же самое, как если бы руководителем бундесбанка в 1946 году был бы назначен Яльмар Шахт, бывший президентом рейхсбанка при Гитлере. Как выяснилось, Ельцин инициативы по назначению Геращенко не проявлял (что в общем-то было вполне ожидаемо), все полномочия по кадровым вопросам в экономической сфере он отдал Гайдару. Именно по рекомендации Гайдара на ключевой пост по осуществлению денежной и финансовой политики - руководителя национального банка - был назначен не Борис Федоров, а Виктор Геращенко - убеждённый коммунист [46], сотрудник спецслужб с солидным стажем, организатор денежной реформы 1991 года, один из ключевых авторов советской экономической катастрофы 91-го - начала 92-го года, один из авторов банкротства СССР, Внешэкономбанка СССР, исчезновения советских валютных резервов.

На новом старом посту Виктор Геращенко не стал терять времени. Получив вновь в руки такой мощный и эффективный ресурс, как Центральный банк, он сделал всё возможное для того, чтобы поддержать развязанную правительством Гайдара инфляцию. В отличие от Гайдара, он, очевидно, лучше помнил слова Дж.М.Кейнса о том, что инфляция - самое эффективное средство по свержению правительства. И пользовался он этим инструментом, надо сказать, весьма умело [47].

Темпы прироста денежной массы, достигшие в июне 1992 года 25 % в месяц, в течение четырех последующих месяцев уже не опускались ниже этого уровня. Но темпы инфляции были ещё относительно невысокими - в июле они составили около 8 %. Тогда в августе 1992 года Геращенко произвел долговой взаимозачёт, неожиданно поддержанный Чубайсом, в результате которого в экономику влилась огромная сумма денег. [48] Вследствие всего этого с сентября 1992 года ежемесячные темпы инфляции вышли на уровень 25 % в месяц и в последующие восемь месяцев уже не опускались ниже 20 %. Развязанная правительством Гайдара и поддержанная Геращенко инфляционная волна смела и самого Гайдара, и его правительство. [49] (…)

Поддерживая инфляцию и подрывая политический ресурс гайдаровского правительства, Геращенко работал все же ради достижения своей главной цели - свержения Ельцина. Для Геращенко, его друзей и коллег Ельцин был абсолютным врагом. Они ненавидели Ельцина за все, что тот успел сделать, - за победу над КПСС, за «развал» СССР, за отлучение от власти спецслужб. Этой своей искренней, глубокой, всеохватывающей ненависти Геращенко никогда не скрывал, работая против Ельцина тщательно, неустанно и вдохновенно. (Должен сказать, забегая вперед, что после смерти Ельцина в апреле 2007 года Геращенко, как мне кажется, как-то потерял кураж.)

А потом наступил октябрь 93-го года. Ельцин выпустил указ 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации», прекращающий деятельность Верховного Совета и Съезда народных депутатов. Но Геращенко успел всё же поучаствовать в финансировании оппозиции: свежеотпечатанная наличность на нескольких грузовиках успела доехать до Белого дома и была роздана белодомовским формированиям.

Когда Геращенко проводил денежную реформу, министром финансов был Борис Григорьевич Фёдоров. Финансовая стабилизация - борьба за снижение инфляции была одной из главных тем 1993 года. Роль Фёдорова в приближении финансовой стабилизации в стране трудно переоценить. За первые полгода 1993 года он смог сделать невероятно много - сокращение государственных расходов, снижение субсидий, уменьшение масштабов коррупции, повышение процентной ставки [50]. И тут - денежная реформа! Это был такой удар по всему, что им делалось! Причём с практически нескрываемым расчётом на соответствующие политические последствия.

В день объявления денежной реформы Фёдорова не было в Москве - он был в отпуске. Узнав о реформе, он гнал машину несколько сот миль до ближайшего аэропорта, чтобы первым же самолетом прилететь в Москву. Прилетев, он тут же созвал пресс-конференцию, которую при небывалом стечении журналистов начал с простой и емкой фразы: «Виновным в денежной реформе является только и исключительно Виктор Владимирович Геращенко! - Потом подождал немного и продолжил: - Для тех, кто не услышал, повторяю ещё раз: Виктор Владимирович Геращенко! - Выждал паузу и ещё раз: - Для тех, кто не расслышал или не понял, повторяю ещё раз: Виктор Владимирович Геращенко!»

За тот год, что Борис Федоров был министром финансов, против него работали практически все - Геращенко, отраслевые министры, Черномырдин, Верховный Совет; фактически не было большой поддержки и со стороны Ельцина. С возвращением в правительство на пост первого вице-премьера в сентябре 1993 года против Фёдорова начал работать и Гайдар. То, что Фёдорову [51] удалось сделать, вообще-то немыслимо не только для одного человека, но и для правительства, пользующегося значительной политической поддержкой. Но он смог это сделать практически в одиночку.

После октябрьских событий - штурма и расстрела Белого дома - политическая ситуация значительно изменилась. Борис Фёдоров смог использовать её, и в октябре - декабре 1993 года ему удалось продолжить радикальное сокращение бюджетных субсидий и ликвидацию излишних государственных расходов. За 1993 год Федоров сделал совершенно невероятную вещь: сократив государственные расходы на 22 % ВВП за один год, он практически полностью ликвидировал чудовищный развал государственных финансов, спровоцированный крахом СССР в 1991 году и усугублённый Гайдаром в 1992 году. Бюджетный дефицит был сокращён до 10 % ВВП, выйдя, таким образом, на догайдаровский и даже допавловский уровень. [52]

Темпы денежной эмиссии стали медленно снижаться, а за ними - с постепенно увеличивавшимся лагом - и темпы инфляции. В декабре 1993 года инфляция упала до 13 %. После январского скачка в 18 % в феврале 1994 года она опустилась до 11 % в месяц. В течение почти всего следующего года она уже не выходили за десятипроцентную отметку. Но для Фёдорова это было уже поздно - он смог увидеть плоды трудов своих только со стороны - 20 января 1994 года он был вынужден уйти в отставку.

Дело в том, что в декабре 1993-го прошли выборы в Государственную думу, на которых с огромным перевесом победила ЛДПР Жириновского. На «встрече нового политического года», транслировавшегося по телевидению, прозвучали ставшие знаменитыми слова: «Россия, ты одурела». Воспользовавшись новой политической ситуацией, Черномырдин развернул полномасштабное бюрократическое наступление: 5 января 1994 года в отставку ушёл Гайдар, 20 января - Фёдоров, 8 февраля в отставку ушёл и я.

Геращенко остался в Центробанке ещё на 9 месяцев - чтобы успеть нанести ещё один удар по Ельцину, организовав не без помощи А. Чубайса «чёрный вторник» 11 октября 1994 года - падение за одну торговую сессию курса рубля более чем на 30 %. Однако, похоже, запас терпения Ельцина к тому времени иссяк, защищать Геращенко в правительстве было больше некому, и Геращенко был уволен из Центробанка. Однако, как показали дальнейшие события, история его борьбы против Ельцина на этом не закончилась.

(…)

До 10 часов утра 17 августа 1998 года, когда на экранах российских телевизоров со словами «об изменении границ валютного коридора» появились премьер-министр Сергей Кириенко и глава Центрального банка Сергей Дубинин, слова «девальвация» официальные комментаторы старались избегать. Но поскольку страна была тогда ещё достаточно демократической, некоторые граждане всё же позволяли себе такую смелость.

То, что Россия не избежит финансового кризиса, стало ясно осенью 1997 года [53]. Развитие валютных кризисов в азиатских странах показало, что в России есть похожие условия, но, кроме того, есть и кое-что ещё, чего в азиатских странах не было. За зиму 1997 - 1998 года ситуация заметно ухудшилась. Процентные ставки по обслуживанию государственного долга постоянно росли, достигая совершенно невероятных величин - 50 - 60 % годовых при 10 % инфляции. Реальная ставка в 40 % годовых - может ли быть аргумент, более убедительно свидетельствующий о тяжёлом нездоровье финансов? Однако для тех, кто занимался инсайдерской игрой с государственными облигациями с гарантированной ставкой получения дохода, такая ситуация была просто сказочной.

Двадцать третьего марта 1998 года Б.Ельцин отправил в отставку правительство Черномырдина и предложил на пост премьера Сергея Кириенко. Ему рекомендовали меня в качестве кандидата в экономические советники, и в тот же день мы встретились в Белом доме.

В качестве первого шага на посту премьера я предложил Кириенко девальвировать рубль. «Рубль будет девальвирован, - говорил ему я, - рано или поздно. И это бесспорно. Что подлежит обсуждению - сроки, когда он будет девальвирован. И масштабы. Если девальвацию отложить, то она всё равно состоится. Но только глубина её будет больше. А политические последствия - серьёзнее. Сергей Владиленович, - убеждал я, - у вас сейчас есть исторический шанс. Если вы девальвируете рубль сразу, как станете премьером, аккуратно и без паники, то вы не только спасёте страну, но и не несёте политической ответственности за это. Все же понимают, что в создании нынешней экономической ситуации, при которой девальвация стала неизбежной, виноваты не вы, а политика предыдущего кабинета. Девальвация никоим образом не бросает тени лично на вас - вы лишь разгребаете завалы, оставленные вашим предшественником. Но если вы не проведёте девальвацию немедленно и отложите её, если вы её проведёте хотя бы через полгода, то это несомненно будет уже ваша вина, и в качестве платы за неё в отставку уйдёте и вы, и ваше правительство. Если вы не хотите быть сметены грядущим кризисом, делайте девальвацию немедленно». Мы разговаривали с Кириенко примерно час, и, казалось, он явно стал проникаться пониманием ситуации.

Тут приехали Гайдар с Чубайсом и, прямо скажем, сильно не обрадовались, увидав меня. Они потребовали разговора с Кириенко наедине. Цель их разговора была очевидной, да и подтверждения долго ждать не пришлось: Кириенко так и не решился на контролируемую девальвацию. Его советником я тоже не стал [54].

- Что же такое наговорили они премьеру?

– Не знаю, но думаю, они объясняли Кириенко, что никакой девальвации проводить не надо, что её не будет, что необходимые средства для стабилизации финансовой ситуации будут получены в МВФ. Как известно, многое потом так и получилось. Правда, не всё. После утверждения Кириенко премьером и в результате олигархического лоббирования Чубайс был назначен специальным полномочным представителем Российского правительства по переговорам с международными организациями. В конце июня 1998 года он действительно договорился со Стенли Фишером, первым заместителем МВФ, о получении кредитного пакета размером в 24 млрд долларов.

Первые 4,8 млрд долларов поступили в Россию в начале июля 1998 года. Как выяснилось, впервые за всю историю взаимоотношений МВФ с Россией (да и, кажется, с большинством других стран-реципиентов) эти средства были переданы не в Минфин, а в Центральный банк. Спросите - какая разница?

- Спросим…

– Большая. Партнёрами МВФ являются правительства, представителями которых являются министерства финансов. Центральные банки не являются представителями национальных правительств, они имеют специальный статус, по закону независимы от национальных правительств, не обязаны выполнять правительственные поручения и не несут ответственности по правительственным обязательствам [55]. Таким образом, представитель Российского правительства договорился о передаче со стороны МВФ средств Центробанку, строго говоря, перед Российским правительством не отвечающему. Причём это было сделано в разгар финансового кризиса, когда у Российского правительства не хватало средств для обслуживания своего собственного долга [56]! Спрашивается: для кого и на кого работал этот полномочный представитель Российского правительства?

Ситуация становится ещё более невероятной, когда выясняется, что полученные средства Центробанк под руководством Дубинина не использовал для интервенций на валютном рынке, чтобы сдерживать атаки на рубль. Спрашивается: а на что же пошли средства? Оказывается, государственные средства (средства МВФ, полученные путём увеличения российского государственного долга) были розданы некоторым крупным российским банкам для того, чтобы закрыть провалы в их балансах. Иными словами, за счёт средств российского государства Чубайс с Дубининым просубсидировали самых «слабых» и «нищих» в России - своих друзей-олигархов [57].

Из первого транша в 4,8 млрд долларов именно такой оказалась судьба 3,8 млрд. В конечном счёте попал в Минфин лишь один, последний, миллиард долларов - да и то только в августе. И произошло это вовсе не потому, что спохватилось Российское правительство. Нет, спохватился Стенли Фишер, сорванный из своего отпуска где-то на Карибах, прилетевший в начале августа в пустую Москву и буквально в ультимативном порядке потребовавший передачи этого миллиарда от Центробанка в Минфин. Спохватился Джордж Сорос, опубликовавший в «Файненшел Таймс» статью, в которой только что не кричал, что Россия летит в тартарары и её надо спасать, формируя дополнительный кредитный пакет, на первых порах хотя бы в размере еще 15 млрд долларов. О России в том августе беспокоились лишь Джордж Сорос и Стенли Фишер [58]. Именно они бросились разыскивать российское руководство в августе 1998 года.

Но это было непросто. Чубайс в это время отдыхал, кажется, в Ирландии, Гайдара в Москве не было, министра финансов Задорнова к решениям не допускали. Дубинин сопротивлялся изо всех сил, пытаясь не отдавать Минфину МВФовский миллиард.

Мои призывы к Кириенко провести контролируемую девальвацию были связаны прежде всего с тем, чтобы минимизировать её неизбежный экономический ущерб для людей. Но не только с этим. Кроме этого, я имел в виду и минимизацию ожидавшегося политического ущерба. В том числе путём спасения правительства. Надо прямо сказать, правительство Кириенко было малокомпетентным. Однако последствия смены этого правительства в результате девальвации могли быть неприятными не только для членов правительства.

Что в принципе могло произойти в условиях неконтролируемой девальвации национальной валюты, только что продемонстрировал пример Индонезии, в которой обвал рупии сопровождался падением в мае 1998 года правительства и свержением президента Сухарто. В Джакарте начались нападения на предпринимателей, банки, магазины, рестораны; пошли грабежи, поджоги и, наконец, резня, в которой погибло более трех тысяч человек. О том, что могло произойти в России в случае повторения в какой-либо степени индонезийского сценария, не хотелось даже думать. То, что судьба правительства и руководства Центробанка предрешена, было совершенно ясно. Честно говоря, и большого сочувствия они не вызывали. Серьёзные опасения вызывали последствия возможного свержения Ельцина.

(…)

В начале июля я оказался на встрече Чубайса с «его командой». Там собралось человек тридцать-сорок, относившихся к его группе, обсуждали текущую экономическую и политическую ситуацию. Дошла очередь до меня, я говорю Чубайсу: «Слушай, какие бы ни были отношения лично между нами, но кризис, который предстоит, сметёт всех. Он сметёт всех - и тебя тоже. И если кого вешать будут, то тебя не забудут. Если о стране не хочешь позаботиться, о себе подумай». Он выслушал и ответил мне примерно вот так: «Сейчас мы («команда». - А. И.) как никогда сильны. У нас - более половины правительства. Мы полностью держим страну в своих руках. И те, кто говорит о всяких кризисах и девальвациях, несут полную чушь». Я тогда сказал что-то примерно такое: «Гляжу я на вас и изумляюсь: пройдёт всего лишь несколько недель или несколько месяцев, и ни вас здесь, ни вашей половины правительства не будет - ни в правительстве, а, возможно, и нигде». Ну, они там посмеялись, похихикали и разошлись…

(…)

А в октябре 1998 года, сразу же после девальвации рубля, в России началось именно то, что было хорошо известно экономистам, то, что было детально описано в учебниках, и то, что предсказывалось в наших бюллетенях. Девальвация рубля произошла, а массированной денежной эмиссии не случилось. За это надо отдать должное правительству Евгения Примакова и новому (старому) председателю Центрального банка Виктору Геращенко.

- Как - Геращенко?!.

– Да, Геращенко. С ним произошло удивительное превращение. Из активного сторонника и организатора денежной эмиссии и инфляции образца 1992 - 1994 годов в 1998 - 1999 годах он превратился в некое подобие монетаристского ястреба. Никакой излишней денежной эмиссии, умеренность, аккуратность, сдержанность - вот ведущие принципы политики, проводившейся им теперь.

Причину невероятной метаморфозы, случившейся с Геращенко, следует, видимо, искать в изменении политической обстановки в стране. Одно дело - работать председателем ЦБ при враждебном для него правительстве Гайдара, при президенте Ельцине, бывшем для него воплощением абсолютного зла. И совсем другое дело - работать председателем ЦБ бок о бок с Примаковым, своим многолетним коллегой по спецслужбам. В 1998 году было ясно, что Ельцину [59] на своём посту оставалось уже немного времени и, следовательно, сообществу спецслужб необходимо было после его ухода обеспечить передачу высшей государственной власти в правильные руки. Примаков тогда рассматривался в качестве наиболее успешной кандидатуры Корпорации с высокими шансами быть избранным президентом России. Следовательно, экономическая и политическая поддержка правительства Евгения Примакова для Виктора Геращенко становилась делом чести, доблести и геройства.

Как бы то ни было, новое (старое) руководство ЦБ в лице Геращенко в этот раз отличалось удивительной приверженностью монетаристским принципам, а правительство Примакова - проведением адекватной экономической политики. Контраст в поведении Геращенко в 1998 - 1999 годах по сравнению с его же действиями в 1992 - 1994 годах был таким, что провалились все прогнозы, сделанные Гайдаром, Чубайсом, Улюкаевым сразу же после назначения Примакова и Геращенко в сентябре 1998 года [60]. Тогда они предсказывали к концу 1998 года и гиперинфляцию и падение валютного курса до 50 рублей за доллар. Ничего подобного в стране, как известно, не произошло. [61]

Массированной денежной эмиссии Геращенко осуществлять не стал, и инфляция после вспышки в августе - сентябре достаточно быстро пошла вниз. Не случилось и падения курса рубля. После падения его до 20 рублей за доллар к декабрю 1998 года и 24 рублей к лету 1999-го - то есть примерно до того уровня, что наш институт предсказывал летом 1998 года, изменения валютного курса стали незначительными. Курс доллара преодолел 30-рублевую отметку лишь в декабре 2001 года и приблизился к 32 рублям за доллар год спустя. После этого под натиском растущих валютных поступлений он двинулся в обратном направлении, что и продолжает делать вплоть до сего дня.

В силу значительной девальвации рубля с октября 1998 года в России начался экономический рост. Причем следует обратить внимание на то, что наилучшие показатели экономического роста в России отмечались в течение года - с ноября 1998 года по август 1999 года. Тогда темпы роста ВВП оказались самыми высокими как минимум за последнюю треть века. Темпы прироста промышленного производства в среднегодовом исчислении тогда устойчиво держались выше 12 %, в течение одного зимнего квартала - с декабря 1998 года по февраль 1999 года - они превысили даже 20 %. Темпы прироста продукции обрабатывающих отраслей в течение полугода составляли 25 %, машиностроения - 30 - 40 %, лёгкой промышленности в течение года - 40 - 50 %, производства электрооборудования - 50 - 60 %. Это был по-настоящему экономический бум. Реальный бум. Бум на уровне азиатских «тигров» (Гонконга, Сингапура, Кореи, Тайваня). Бум, происходивший в условиях отчасти сходной с проводившейся в них экономической политики - бюджетной, денежной, валютной. [62]

Подчёркиваю, блестящий экономический рост в России начался ещё до моего прихода в администрацию. И до избрания президентом Владимира Путина. Более того, любопытно, что именно с августа 1999 года, с того времени, когда Путин был назначен премьер-министром России, темпы экономического роста заметно пошли на спад. Понятно, что само такое назначение вряд ли могло иметь столь оперативное воздействие на темпы экономического роста. Но факт остаётся фактом [63].

Если кто-то и что-то заслуживает признания за эти впечатляющие результаты, то это политика, проводившаяся, мягко говоря, розовым, если не сказать красным, правительством Е.Примакова с Ю.Маслюковым [64] в качестве первого вице-премьера, М.Задорновым в качестве министра финансов, а также с В.Геращенко в качестве руководителя Центрального банка. Конечно, можно сказать, что они оказались счастливыми баловнями судьбы, не вполне понимавшими ни того, что происходит в экономике, ни того, что надо делать [65]. Но, мне кажется, это не вполне справедливо. По крайней мере испортить, остановить, прекратить можно было какой угодно экономический бум. И советчиков, как это сделать, было немало. Да, в общем, и взгляды самих руководителей больших надежд не оставляли. Но - не остановили, не прекратили и не испортили! (…)

Одним из наиболее важных наблюдений для меня тогда стало осознание того, что грамотная экономическая политика в принципе может проводиться и в нашей стране. Причём она может проводиться и коммунистами, и представителями спецслужб, - если, конечно, им это будет надо. И де-факто именно такая политика проводилась в течение девяти месяцев - с сентября 1998-го по май 1999 года. Именно она способствовала получению наилучших, наиболее впечатляющих экономических результатов. Во многом именно потому я говорил, что по качеству экономической политики правительство Примакова оказалось гораздо более либеральным, чем правительства Гайдара, Черномырдина с Чубайсом, Кириенко. Насколько можно было видеть, самому Примакову лично слышать это было неприятно, он как будто ёжился каждый раз, когда это слышал. Конечно, в части либерала, не в части похвалы. Сам он никогда такого термина не использовал, свою политику такой не признавал. Но и возражать - тоже, кажется, никогда не возражал. (…)»

Но когда государственный аппарат стал подконтролен корпорации представителей спецслужб, начался второй акт борьбы за ту же самую государственную власть: попытка реванша со стороны «плохих» либералов. Правительство М.Касьянова сделало вид, что оно борется за списание долгов России Парижскому клубу кредиторов и другим странам Запада. На Западе сложилось мнение, что эта позиция - консолидированная позиция руководства России и потому новый президент России В.В.Путин огласит её на встрече с тогда ещё «большой семёркой» на Окинаве в 2000 г. Лидеры «семёрки» считали эту позицию России категорически для себя неприемлемой и готовились поставить В.В.Путина и в его лице Россию на место. Однако этого не произошло. Как сообщает А.Н.Илларионов:

«Когда на саммите на Окинаве Путину было предоставлено слово, он спокойно и довольно подробно рассказал о том, что его администрация уже сделала и что собирается сделать в экономической сфере, какие реформы уже проведены, какие намечены. Слушатели ждали, когда Путин станет говорить про внешний долг. Мне показалось даже, что у некоторых участников встречи как будто бы даже начали сжиматься кулаки и они даже как-то немного подались вперёд, принимая что-то вроде боевой стойки и готовясь к словесному удару. Путин закончил своё выступление, про внешний долг не проронив ни слова. Как будто эта тема его совершенно не интересовала. Как будто внешнего долга у России вообще не было.

Когда он закончил, в зале повисла тишина. Через некоторое время председательствовавший на встрече премьер-министр Японии Е.Мори недоумённо спросил: «И это всё?» Путин пожал плечами. Опять воцарилась тишина. Лидеры «семёрки» недоумённо и как-то даже немного разочарованно стали рассматривать Путина. Через несколько секунд Мори снова спрашивает: «Вы закончили ваше выступление?» Путин говорит: «Да». Опять пауза. Лидеры «семёрки» смотрят на Путина, переглядываются, явно не понимая, что происходит. Наконец, в третий раз: «Я вас правильно понимаю, что вы завершили ваше выступление и вы ничего больше не хотите сообщить нам дополнительно?» - говорит Мори с ударением на «больше» и «дополнительно» и так пристально-пристально всматривается в Путина. Надо сказать, что и все остальные прямо впились глазами в Путина. А тот сидит совершенно невозмутимо и снова плечами пожимает: «Да нет, говорит, ничего». После этого Мори помолчал, медленно повернулся и так раздумчиво говорит: «Ну что ж, давайте переходить к следующему вопросу».

Т.е. те силы, ставленником которых был М.Касьянов, предприняли попытку подставить В.В.Путина, которая однако не состоялась. И она не была единственной:

«Осенью 2000-го - зимой 2000/01 года ситуация заметно обострилась. Касьянов, не добившийся успехов на переговорах с Парижским клубом, пошёл на весьма рискованную игру - на фактический шантаж кредиторов с односторонним - со стороны России - прекращением платежей. Это привело к эскалации угроз и обвинений с обеих сторон. С 1 января 2001 года Российская Федерация официально отказалась от обслуживания и выплаты внешнего долга. Касьянов официально заявил, что РФ сделать этого сейчас не может, потому что - цитирую близко к тексту: в нескольких регионах страны случились большие морозы, где-то полопались трубы. Поэтому Россия не может позволить себе в таких условиях роскоши выплаты долга и прекращает платежи по Парижскому клубу.

Шантаж со стороны Российского правительства был не только грубым и бездарным по форме, но и безосновательным по сути и, конечно, совершенно бесперспективным. В западных правительствах тоже экономические сводки читали, причем неплохо читали. Оснований для списания долга в той макроэкономической ситуации не было никаких. Кроме того, по правилам Парижского клуба списание долга вообще юридически невозможно. (…)

Тем не менее заявление о прекращении платежей в начале января 2001 года премьером Касьяновым было сделано. Министр финансов Кудрин также подтвердил, что Россия платить не будет. И 1 января Россия прекратила платежи. На Западе начались интенсивные консультации по поводу того, что делать с Россией. В начале января прошло несколько совещаний, в том числе на уровне финансовых шерп «семерки». Было принято решение: если по истечении нескольких недель Россия не возобновит платежи по внешнему долгу, то она превращает себя в изгоя международного финансового сообщества и исключается из работы клуба даже в формате «семёрка плюс один». Если будет недостаточно, последуют и другие санкции.

Оснований полагать, что «семёрка» блефует, не было. Опять я пытался убедить моих коллег пересмотреть свою позицию, чтобы не доводить дело до внешнеполитической катастрофы. Увы, мои усилия не увенчались успехом - правительство решило самостоятельно и в инициативном порядке затопить свой «Титаник». 17 января финансовый сушерпа Германии и первый заместитель министра финансов Германии Кох-Везер по поручению своих коллег выступил на страницах «Файненшел Таймс Дойчланд» с публичным предупреждением о готовящихся санкциях в отношении России».

Спустя несколько дней В.В.Путин собрал совещание по вопросу о выплате долга. А.Н.Илларионов в это время был уже советником В.В.Путина по экономическим вопросам.

«На совещании первое слово было предоставлено Касьянову. Он начал споро - обвинил меня в предательстве, в измене, в работе на западные спецслужбы, в разоблачении секретных правительственных планов, в нанесении удара в спину правительству, напомнил присутствовавшим о гражданстве моей жены [66], продемонстрировал знакомство с весьма специальной информацией о допуске к секретным материалам. В конце он потребовал от всех и прежде всего от Путина прекратить предоставление мне каких-либо официальных документов: предоставлять информацию изменнику недопустимо!

Совещание шло примерно два часа, и выступавшие в разной, но уже более мягкой, форме поддержали Касьянова. Изменнические шаги советника президента были дружно осуждены. Чуть позже я узнал, что накануне Путин разговаривал с Гайдаром и Гайдар якобы сказал, что в общем и целом моё поведение недопустимо: надо выдерживать единую политику власти. Когда очередь дошла до меня и я попытался начать говорить, Путин меня прервал: «Андрей Николаевич, а вам говорить уже не надо. Вы уже всё сказали» [67]…

Совещание продолжалось. Президент внимательно слушал. Когда все выступили, Путин сказал: «Хорошо. Всё понятно. Теперь я объявляю решение: Россия возобновляет выплаты по внешнему долгу». Никакой аргументации ни «за», ни «против» он не привёл, просто сказал: «Решение принято, выполняйте». Касьянов стал малиновым, для него это было как гром среди ясного неба, он не мог такого даже представить и попытался возражать. Но Путин обрезал: «Дискуссия закончена. Решение принято» [68].

Официальных публичных заявлений по итогам совещания никто не сделал. Лишь через несколько дней было выпущено специальное заявление Министерства финансов о том, что Россия возобновляет выплаты по внешнему долгу».

Темы стабилизационного фонда, удвоения ВВП и госрасходов мы опустим за очевидностью:

· Стабфонд необходим, но вопросы о том, каким должен быть его объём, где должны быть размещены его средства, можно ли их использовать и как? - это вопросы конкретной политики и её теоретического, организационно-институционного и юридического обеспечения [69]. Что осуществимо с пользой для общества на основе одних теорий и организационно-институционного и юридического обеспечения, - то неосуществимо на основе другого обеспечения. При этом не надо забывать, что есть и вредоносные теории.

· Образ жизни общества для того, чтобы люди в нём были здоровы физиологически и нравственно-психологически, должен быть кардинально изменён. Эта задача требует экономического обеспечения, и роста ВВП - возможно более, чем двукратного. Но вопрос не только в количественных показателях, а прежде всего - в содержании спектров производства и распределении спектров потребления по группам населения, чтобы не было так, что ВВП растёт, но по-прежнему большинство сетует на то, что «суп жидок», а паразитирующее меньшинство - на то, что «жемчуг мелок».

· Налогово-дотационный механизм должен быть признан как объективная необходимость в деле экономического обеспечения благоденствия всего населения, создан и настроен на удовлетворение потребностей общественного развития.

Теперь обратимся к теме нравственной обусловленности экономической политики в понимании А.Н.Илларионова. Речь зашла о 122-м законе от 22 августа 2004 г. («монетизация льгот») и распределении им ответственности между Федеральным и региональным уровнями власти в деле обеспечения льготников.

«- Андрей Николаевич, но здесь, если мы правильно Вас понимаем, Вы выдвигаете на первый план критерии уже не столько собственно экономического, сколько нравственного порядка, не так ли?

– А почему, собственно, экономическая политика, да и политика вообще, не должна быть нравственной? [70] Можно ли применить критерий нравственности, например, к накоплению и использованию средств Стабилизационного фонда? В течение нескольких лет дополнительные средства, накапливаемые в результате благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры, из Стабфонда не расходовались. Благодаря этому темпы инфляции пусть медленно, но снижались. В 2006 году они опустились до 9 % годовых. В 2007 году, увы, не без участия Е.Гайдара, были приняты решения о вскрытии Стабилизационного фонда. Львиная доля этих средств была отдана госкомпаниям. Результат не заставил себя ждать: темпы инфляции к маю 2008 года подскочили до 15 % годовых, по продовольственным товарам - до 20 %, а по стоимости минимального потребительского набора - до 30 %. И что является более нравственным по отношению к большинству российских граждан: сохранять Стабфонд и снижать темпы роста цен или отдавать десятки миллиардов долларов государственным олигархам и разжигать инфляцию? [71] (…)

Временами проливается некоторый свет на масштабы изменения благосостояния Чубайса и членов его «команды». Совсем недавно, в ноябре 2007 года, один из верных его соратников и один из главных функционеров СПС Леонид Гозман был обвинён в числе прочего в предоставлении искажённой информации в Центральную избирательную комиссию относительно владения им недвижимостью, а также в получении полумиллиарда рублей незадекларированных доходов. Комментарии сторонников Гозмана поначалу сводились к политической подоплеке нападок со стороны ЦИК и низкой компетенции её сотрудников. Однако все сомнения рассеял сам Леонид Яковлевич, публично подтвердивший, что его месячный доход в РАО ЕЭС составляет не меньше одного миллиона рублей, и решительно заявивший, что, будучи членом команды Чубайса, «не стыдится того, что зарабатывает эти деньги».

Я не только не возражаю ни против больших зарплат, получаемых в частном секторе, ни против владения российскими гражданами недвижимостью, заработанной собственным трудом на свободном рынке. Я - обеими руками «за». Но, признаюсь, у меня нет аргументов для защиты немыслимых для подавляющего большинства населения России зарплат, получаемых в государственных компаниях за счёт устанавливаемых государством тарифов. Я считаю это грабежом. Мне трудно объяснить миллионам российских пенсионеров, получающих в среднем пенсию в четыре тысячи рублей (в 250 раз меньшую, чем зарплата Гозмана), да и любому гражданину страны, оплачивающему ежемесячно электроэнергию по государственным тарифам, предпринимателям, вынужденным платить за подключение к сети тысячи долларов за киловатт, почему они из своих пенсий и заработков должны финансировать такого размера зарплаты, а также всякие иные бонусы, премии, опционы, акции, земельные участки и прочие маленькие радости этих членов команды Чубайса».

Но на наш взгляд «плохие» либералы Чубайс и Гозман более последовательны именно как либералы, нежели «хороший» либерал А.Н.Илларионов: общественно политическая конъюнктура позволяет назначать себе такие “зарплаты”? - надо назначать - дураки даны для того, чтобы их стричь, а где это позволяет общественная конъюнктура - в государственном секторе либо в частном - это несущественные детали…

И далее представления А.Н.Илларионова о соотношении экономики и демократии.

«Бюджетная политика последних лет, 2000 - 2008 годов, является, несомненно, более ответственной и более профессиональной, чем безответственная финансовая политика 1990-х. Но сегодняшний политический режим несравним с политическим режимом 1990-х. Б.Ельцину можно предъявить немало претензий. Многие и предъявлялись, в том числе и несправедливые. Но за всё время его президентства за нападки на Ельцина ни один журналист федеральной властью не преследовался… [72]

Для многих людей гипотетический выбор между провальной экономической политикой в условиях несовершенной демократии и приличной экономической политикой в условиях политической диктатуры совершается против первого и в пользу второго варианта - выбор так называемой колбасы против свободы [73]. Это объяснимый, но ошибочный выбор. Такой выбор находит оправдание ровно до того момента, когда собственные дети «любителя колбасы» не оказываются в бесланской школе, его близкие - на представлении Норд-Оста, а сам гражданин, сторонник «колбасы» и политической «стабильности» и противник «несистемной» оппозиции не окажется ночью в своей постели в доме на какой-нибудь условной улице Гурьянова или во время учений ФСБ с гексогеном в какой-нибудь условной Рязани [74]. (…)

Анализом поведения государств и общественных групп в государстве занимается наука political science, название которой на русский язык пока крайне неудачно переводится как «политология». Применение политического анализа и соответствующего терминологического аппарата к нынешнему российскому феномену привело к появлению работ, посвященных анализу корпоративистского государства. Нынешнему российскому государству далеко до критериев современного государства демократического типа, примеры которого есть в странах Европы и Северной Америки и зародыш которого возник в России в 1990-е годы. Нынешнее корпоративистское государство отчасти напоминает корпоративные государства Германии, Италии, Португалии, Испании середины ХХ века.

Приемлемость термина «корпоративистское государство», не являющегося синонимом понятия «корпоративное государство», активно обсуждалась несколько лет назад. Сейчас термин «корпоративистское государство», кажется, уже вошёл в русский общественно-политический язык.

Однако для анализа нынешнего российского режима инструментария political science тоже недостаточно, тут уже необходим социологический анализ, а он неизбежно приводит к рассмотрению не только партийных структур, но и силовых структур, общественных групп, специализирующихся на применении насилия, среди которых государство является лишь одним из примеров - наряду с армией, частными охранными предприятиями, организованными преступными группировками разного типа. Одни имеют большую полноту власти на подконтрольной территории, другие - меньшую, одни более конкурентны, другие - более монопольны. Сложившийся в России силовой политический режим по свое природе и методам своих действий занимает промежуточное положение между ЧОПом и ОПГ [75].

- Иными словами современный политический режим в России напоминает мафию?

– Да, группировка мафиозного типа может служить своего рода образцом. Классический пример для таких режимов - мафиозные организации в Италии, в том числе в Сицилии. [76] Видимо, не случайно некоторые итальянские политики оказались весьма близкими по духу, а сардинские поместья - одними из наиболее посещаемых мест. Правда, деинституциализация в России приводит к такому уровню разложения институтов, который не вполне характерен даже для мафии. Похожими на нынешний режим являются группировки уличной шпаны - менее стабильные, менее устойчивые, менее институциализированные. (…)

То, что происходит в последние годы в России, - это то, чего не было в ельцинские годы, это то, чего не было, по крайней мере, в таких масштабах, в последние годы советской власти. Тогда не было такого демонстративного, циничного, масштабного применения силы против граждан страны. Не было и такого тотального разрушения основ правового порядка [77]. Естественно, возникает закономерный вопрос: когда и почему произошёл этот перелом? Какие события можно назвать переломными?

Для меня переломным событием, сделавшим невозможным работу с этой властью, стало уничтожение силовыми подразделениями бесланских заложников 3 сентября 2004 года. Если задаться вопросом, как именно российская власть пришла к Беслану, необходимо признать, что Беслан стал неизбежным следствием Норд-Оста, Чернокозова, похищения Андрея Бабицкого, второй чеченской войны, взрывов домов осенью 1999 года. [78] (…)

Спецслужбы стали одной из немногих российских организаций, довольно быстро и весьма успешно адаптировавшейся к новым условиям. А уж захватив политическую власть в стране, они сами стали приспосабливать к своим интересам и нуждам другие организации и институты, российскую государственную машину, государственный и частный бизнес, масс-медиа, религиозные, неправительственные организации. Несогласных же и сопротивляющихся - в СМИ, в бизнесе, среди губернаторов, политических партий, общественных организаций, отдельных личностей - практически немедленно начали выдавливать, разрушать, уничтожать, на уголовном жаргоне О.Шварцмана, «нагибать и мучить». Сейчас у них нет проблем с определением своей стратегии, отданием приказов, созданием инструкций. А в последнее время вырабатывается, уточняется и совершенствуется новая идеология [79].

Восемь лет назад они получили страну. Сейчас они хотят сделать, чтобы так осталось навсегда [80].

- Как не выразить сожаления, что наша страна оказалась в положении столь специфической девиации в мире… Грустно, что наш разговор приходится заканчивать на такой ноте.

– Наиболее серьёзный долгосрочный вызов нашей стране заключается не только в природе нынешнего политического режима, и даже не в цене, какую нашему народу, увы, очевидно, придётся заплатить за освобождение от него. А то, что режим уйдёт - раньше или позже, никаких сомнений не вызывает.

Наиболее серьёзный вызов нашей стране заключается в преодолении политической культуры, характерной для гражданской войны, длящейся в нашем обществе последнее столетие. Практически все крупнейшие события в российской истории последнего века - три революции, гражданская война, коллективизация, индустриализация, уничтожение кулаков, духовенства, белого офицерства, купцов, голод, террор, ГУЛАГ, Вторая мировая война, борьба с вредителями [81], космополитами [82], врачами-отравителями, стилягами, художниками-абстракционистами, диссидентами, за Союз, против самостоятельности народов, за независимость республик, за создание рыночной экономики, против сепаратистов, «террористов», «олигархов», «оранжевых», «шпионов» - происходили в формате большой непрекращающейся гражданской войны. Весьма часто оказывавшейся «горячей», лишь изредка «холодной». Но всегда - войны.

Нам, гражданам нашей страны, неравнодушным к её судьбе, публицистам, общественным активистам, политическим деятелям, патриотам нашей Родины и своего собственного народа надо найти, выработать, укрепить взаимопригодные способы выявления в нашем обществе разных точек зрения, мирного их обсуждения, ненасильственного выяснения отношений друг с другом. Только на пути преодоления неограниченного насилия, применявшегося и по-прежнему применяемого по отношению к своим гражданам различными группами, оказывавшимися и находящимися во власти - большевиками, правыми реформаторами, силовиками, - наша страна сможет вырваться из порочного круга и всё-таки завершить нашу долгую бесконечную столетнюю гражданскую войну».

Этими словами интервью А.Н.Илларионова завершается. Но это возможно только на основе выявления в обнажённом виде взаимоисключающих друг друга концепций организации жизни обществ и развития человечества. Однако от этой проблематики гуманисты-абстракционисты - «хорошие» либералы уходят точно так же, как от неё уходят «плохие» либералы, и политические противники их всех: «коммунисты», фашисты, антиглобалисты, «экстремисты» и прочие… А без этого гражданская война, длящаяся по всему миру всю историю осуществления рабовладния, неизбежно будет переходить из фазы «холодной» в фазу «горячей» - как государственно организованной, так и партизанско-инициативной…

В рассмотрении интервью А.Н.Илларионова мы опустили одну важную тему, чтобы показать её понимание «хорошими» либералами отдельно, поскольку её понимание во многом определяет и понимание ими тех вопросов, о которых речь шла ранее. Эта тема - будущие судьбы России:

«- Мне кажется, важно правильно осознавать место сегодняшней России на отрезке исторической эволюции. Мы переживаем третий этап распада Российской империи. Острая фаза первого этапа пришлась на 1917 - 1922 годы, когда произошла вначале дезинтеграция Российской империи, а затем её частичная реинтеграция, правда под другой «шапкой», другой идеологией и с потерей двух крупных территорий - Финляндии и Польши.

Второй этап распада империи, приведший к формированию на территории бывшего СССР более полутора десятков самостоятельных национально-территориальных образований, произошел в 1988 - 1993 годах.

Процесс этот ещё не завершился. Совершенно ясно, что он будет продолжаться и далее. Это общемировая закономерность, и нам от неё никуда не деться. На территории нынешней России наиболее заметно этот процесс происходит в Чечне. В 1995 году вместе с Борисом Львиным мы написали статью «Россия должна признать независимость Чечни». В ней мы применили к чеченскому случаю более десяти критериев, традиционно используемых для определения возможности того или иного народа получить независимость от метрополии. Оказалось, что по всем возможным критериям существования независимых наций чеченцы имеют не меньшее право на отделение и формирование самостоятельного государства, чем, например, Эстония, Латвия или Литва. Поскольку независимость балтийских государств ответственными людьми сейчас не оспаривается, то при применении тех же самых критериев любой серьёзный человек должен признать неизбежность, приемлемость и нормальность государственной независимости Чечни [83].

Очевидно, что в положении, подобном Чечне, находится ещё ряд народов. Сам по себе вопрос, хотят ли народы жить совместно, в рамках одной страны, или предпочитают жить индивидуально, должен решаться не имперскими властями, а сами народами. С точки зрения опыта, накопленного как нашей страной, так и другими странами, с точки зрения долгосрочных интересов развития России и народов, ее населяющих, было бы гораздо лучше, чтобы завершение этого третьего этапа распада Российской империи произошло бы с наименьшими издержками, потерями и жертвами. Завершение распада империи произойдёт в любом случае. Но для всех нас, российских граждан, исключительно важно, как пройдёт развод - кроваво, по югославско-милошевичевскому варианту, или «бархатно», по чехословацко-гавеловскому. (…)

- Печальная перспектива для русских имперских умов, да, пожалуй, и для некоторых национальных окраин…

– Для имперских умов - возможно, печальная, для русских умов, - возможно, оптимистическая. Но и для тех и для других - неизбежная».

Т.е. отдать государственную власть единомышленникам А.Н.Илларионова - значит открыть ворота потоку бедствий, поскольку в силу концептуального безвластия, методологически-познавательной и управленческой безграмотности конкретной политике порабощения они не смогут противопоставить ничего кроме своего абстрактного гуманизма, что уже и было в 1990-е годы.

Таковы следствия того, что библейский проект порабощения человечества не воспринимается «хорошими» и «плохими» либералами, а также и «настоящими патриотами» как концепция управления глобализацией, реально проводимая в жизнь, адаптацией которой к конкретике середины ХХ века стала Директива СНБ США 20/1 от 18 августа 1948 г.

Причём, если «хорошие» либералы типа А.Н.Илларионова трепыхаются и пытаются что-то сделать для укрепления России вопреки этому проекту, то «плохие» либералы типа Е.Т.Гайдара и А.Б.Чубайса - более последовательны и, не трепыхаясь, целенаправленно работают на этот проект.