Н.Н.Петрунина Романы И.И.Лажечникова 1 20-30-е годы XIX века были ...

Н.Н.Петрунина

Романы И.И.Лажечникова

1

20-30-е годы XIX века были временем, когда жанры исторического романа и повести выдвигаются во всех европейских литературах на центральное место. Более того, в историческом романе и повести этой эпохи впервые закладываются основы того художественного историзма, который, начиная с 1830-х годов, становится одним из необходимых элементов любого повествования, рассказа не только об историческом прошлом, но и о современности.

На Западе это была эпоха наивысшего успеха исторических романов Вальтера Скотта, вызвавших волну подражаний. Плодотворно развивают традицию Скотта американец Ф.Купер, итальянец А.Мандзони, позднее, во Франции молодой Бальзак. Но в середине 1820-х годов французские романтики в лице В.Гюго заговорили и о том, что после живописного, но прозаического романа В.Скотта остается создать другой, более прекрасный и совершенный, - роман "поэтический" и "идеальный". Вышедший в 1826 году "Сен-Мар" А.де Виньи был первым опытом реализации эстетической программы французских романтиков в жанре исторического романа, существенно новой интерпретацией этого жанра.

В России исторический роман тоже оказывается в 1820-1830-е годы в центре внимания и читателей, и участников литературного процесса, будь то писатели или критики. Не случайно в 1827 году Пушкин берется за "Арапа Петра Великого", а в 1832-1836 годах работает над "Капитанской дочкой". С исторического романа из эпохи пугачевщины начинает свои путь в прозе Лермонтов. В 1834 году Гоголь создает "Тараса Бульбу". С конца 1820-х годов в России выступает плеяда исторических романистов второго ряда, из которых особый успех, наряду с Лажечниковым, выпал на долю M.H.Загоскина, несмотря на откровенный консерватизм автора "Юрия Милославского" (1829).

Исторические жанры оказались ведущими в литературе этой поры не случайно. Великая французская революция, годы наполеоновской империи, национально-освободительных войн против наполеоновского господства, а в России - Отечественная война 1812 года, европейские походы, восстание на Сенатской площади принесли с собой ускорение темпа исторической жизни. Исторические перемены следовали одна за другой, совершаясь с быстротой, которая была неизвестна прежним, менее бурным эпохам. Люди, вовлеченные в ход потрясавших Европу событий как свидетели их и участники, на собственном опыте почувствовали вторжение истории в повседневность, пересечение и взаимодействие мира "большой" и мира "малой" жизни, которые дотоле представлялись разделенными непереходимой чертой.

Связь между особым характером эпохи и преобладающим направлением в развитии словесности прекрасно сознавали современники. "Мы живем в веке историческом [...] по превосходству, - подчеркивал писатель-декабрист А.А.Бестужев-Марлинский. - История была всегда, свершалась всегда. Но она ходила сперва неслышно, будто кошка, подкрадывалась невзначай, как тать. Она буянила и прежде, разбивала царства, ничтожила народы, бросала героев в прах, выводила в князи из грязи; но народы после тяжкого похмелья забывали вчерашние кровавые попойки, и скоро история оборачивалась сказкою. Теперь иное. Теперь история не в одном деле, но и в памяти, в уме, на сердце у народов. Мы ее видим, слышим, осязаем ежеминутно; она проницает в нас всеми чувствами. Она [...] весь народ, она история, наша история, созданная нами, для нас живущая. Мы обвенчались с ней волей и неволею, и нет развода. История - половина наша, во всей тяжести этого слова"*.

______________

* Литературно-критические работы декабристов. М., 1978, с.

Волна исторического чувства, пробужденного бурными временами, способствовала и рождению исторического романа, и его популярности. Знаменательно, что первые проблески исторического миропонимания родились у офицера-писателя Лажечникова в ходе Отечественной войны 1812 года, а к работе над первым своим историческим романом он обратился вскоре после декабрьского восстания.

В эпоху классицизма и просвещения исторические лица выступали на подмостках трагического театра. Роман же XVIII века достиг наибольших успехов, изображая сферу частной жизни. Исторический роман начала XIX столетия впервые объединил рассказ об известных исторических деятелях с рассказом о судьбах безвестных их современников, а факты исторической жизни включил в рамки вымышленного сюжета.

Сочетание в историческом романе истории и вымысла делало этот жанр беззаконным в глазах таких его противников, как О.И.Сенковский. Напротив, Белинский в полемике, развернувшейся вокруг русского исторического романа 1830-х годов, отстаивал вымысел как необходимое условие художественного воссоздания прошлого. Но в разных типах тогдашнего исторического повествования история и вымысел сплетаются неодинаково. А поэтическая нагрузка, выпадающая на долю вымышленных персонажей в общем движении сюжета, определяется эстетическими установками романиста.

Для В.Скотта было существенно показать, что история в движении своем, наряду с известными историкам деятелями, вовлекает в круговорот событий множество рядовых, безвестных людей. Крупные исторические столкновения и перемены вторгаются в частную жизнь частного человека. И напротив, конкретные, неповторимые черты давнего времени В.Скотт доносит до читателя как раз через преломление их в судьбах, нравах, быте, психологии своих вымышленных героев. Именно вымышленному герою В.Скотта дано на собственном опыте изведать столкновение борющихся исторических сил, увидеть истинное лицо каждой из них, понять их могущество и их слабость. По тому же пути познания и воспроизведения прошлого пошел Пушкин.

В отличие от В.Скотта, А.де Виньи ставит в центр повествования не вымышленное, а историческое лицо. Истинные масштабы и мотивы выступления Сен-Мара против Ришелье он трансформирует в соответствии со своей исторической "идеей", модернизируя при этом нравственно-психологический облик героя. Другой французский романтик, В.Гюго, в "Соборе Парижской богоматери" (1831) сближает жанр исторического романа с романтической поэмой и драмой. Своих вымышленных героев он высоко поднимает над прозой быта, сообщая им символическую масштабность и глубокую поэтическую выразительность. Сложная драма любви и ревности ведет читателей Гюго к постижению общих противоречий бытия, воспринятых сквозь призму романтической философии истории.

Лажечников-романист типологически ближе к французским романтикам, нежели к В.Скотту. Средоточием рассказа он делает не типичного для В.Скотта "среднего" человека, а лицо - вымышленное или историческое, но наделенное исключительной судьбой, сложным нравственным и психологическим обликом, который писатель переосмысляет в духе гражданских, патриотических, просветительских идей начала XIX века.

2

Иван Иванович Лажечников (1792-1869) родился в богатой купеческой семье. Его отца отличала тяга к просвещению, усиленная и направленная случаем, который свел молодого купца с крупнейшим деятелем русской культуры XVIII века, просветителем Н.И.Новиковым. Новикову будущий романист обязан был прекрасным воспитанием, полученным им в отчем доме. Рано пристрастившись к чтению, Лажечников знакомится сначала с русской, затем с французской и немецкой литературой, а вскоре - и пробует собственные силы на поприще словесности. С 1807 года его сочинения появляются то в "Вестнике Европы" М.Т.Каченовского, то в "Русском вестнике" С.Н.Глинки, то в "Аглае" П.И.Шаликова. Уже в первых опытах Лажечникова, при всей их подражательности и художественном несовершенстве, можно уловить отзвуки антидеспотических и патриотических настроений, которые впоследствии оказались определяющим признаком идейного строя его исторических романов.

Бурные годы наполеоновских войн, когда складывалось и крепло русское национальное самосознание, а с ним - идеология социального протеста, завершили формирование личности Лажечникова. Увлеченный патриотическим порывом, юноша в 1812 году тайно бежал из родительского дома и вступил в русскую армию. Участник последнего этапа Отечественной войны и европейских походов 1813-1814 и 1815 годов, молодой писатель наблюдал "деяния соотечественников", "возвышающие имя и дух русского"*, быт и нравы Польши, Германии, Франции, сопоставлял свои впечатления с картинами русской жизни. Изданные им в 1817-1818 годах "Походные записки русского офицера" примечательны во многих отношениях. Если прежде Лажечников испытывал себя в малых прозаических жанрах философских фрагментов, медитаций или в сентиментальной повести, подчинявшихся строгим литературным канонам, то теперь он выступил в большой повествовательной форме "путешествия", открытой для живых впечатлений и веяний умственной жизни эпохи. В "Походных записках" впервые определился интерес Лажечникова к истории, стремление по сходству и контрасту поставить ее в связь с современностью, его причастность к той волне идеологического движения, которая на гребне своем вынесла декабристов.

______________

* Лажечников И.И. Походные записки русского офицера. М., 1836, с. 34.

В конце 1819 года Лажечникову, восторженному поклоннику молодого Пушкина, довелось встретиться с поэтом и предотвратить дуэль его с майором Денисевичем. Случай этот оставил глубокий след в памяти писателя, а впоследствии послужил поводом для начала переписки между Пушкиным и Лажечниковым, хотя свидеться в пору этого позднего знакомства им не было суждено. В том же, 1819 году Лажечников вышел в отставку, а через год начал службу по министерству народного просвещения, которую продолжал с перерывами до 1837 года, сначала в Пензе, Саратове, Казани, затем в Твери. В бытность свою директором училищ Пензенской губернии, во время объезда подведомственных ему учреждений, он обратил внимание на двенадцатилетнего ученика Чембарского училища, который привлек его необычайной живостью и уверенной точностью ответов. Этот ученик был Виссарион Белинский, связь с которым, перешедшую позднее в дружбу, Лажечников сохранил до последних дней жизни великого критика.

В 1826 году писатель задумал первый свой исторический роман "Последний новик", который выходил в свет частями в 1831-1833 годах. Роман имел в публике шумный успех и сразу выдвинул имя автора в число первых русских романистов. Воодушевленный удачей, Лажечников вслед за первым романом выпускает два других - "Ледяной дом" (1835) и "Басурман" (1838). Однако "Басурман" оказался последним завершенным историческим романом Лажечникова. После публикации в 1840 году начальных глав посвященного послепетровской эпохе "Колдуна на Сухаревой башне" писатель отказался от его продолжения. Время первого взлета русского исторического повествования, с которым связана по преимуществу деятельность Лажечникова-романиста, было позади.

С 1842 года Лажечников снова служит. На этот раз сначала тверским, затем витебским вице-губернатором, а в 1856-1858 годах цензором петербургского цензурного комитета. Он пробует силы на поприще драматурга, пишет трагедии и комедии. Из драматических произведений Лажечникова наиболее известна стихотворная трагедия "Опричник" (1843). Задержанная цензурой, она увидела свет только в 1859 году и впоследствии послужила основой для либретто одноименной оперы П.И.Чайковского. Значительный историко-культурный интерес представляют также автобиографические и мемуарные очерки Лажечникова "Мое знакомство с Пушкиным", "Заметки для биографии В.Белинского" и др. Два последние романа писателя - "Немного лет назад" (1862) и "Внучка панцирного боярина" (1868), где от исторической тематики он обратился к современной, свидетельствовали о закате его таланта и о консервативности, которую приобрела общественная позиция Лажечникова в новых исторических условиях. Временем наивысшего творческого его подъема навсегда остались 1830-е годы, а лучшими его произведениями - "Последний новик", "Ледяной дом" и "Басурман".

3

В годы, когда Лажечников вступал на путь исторического романиста, русская повествовательная проза накапливала силы для стремительного становления и развития. Только лишь закончил свое земное поприще В.Т.Нарежный - романист предшествовавшего литературного периода, творчество которого современники воспринимали как боковую ветвь словесности и (справедливо или нет) сближали с бытовым романом конца XVIII - начала XIX века, рассчитанным на вкусы "низового" читателя. Постепенно набирала силу повесть. В начале 1820-х годов появилась, быстро сложилась в своеобразный канон и обнаружила границы своих возможностей воскрешающая прошлое прибалтийских земель "ливонская" повесть - детище литераторов декабристского направления А. и H. Бестужевых, Кюхельбекера и их последователей. В 1825 году почти одновременно выступил ряд повествователей - В.Одоевский, А.Погорельский, О.Сомов, М.П.Погодин, обновивший свою повествовательную манеру А.Бестужев, сочинения которых, непохожие одно на другое, оказались провозвестием разных направлений в развитии русской повести. Но это было делом будущего. На фоне расцвета в европейских литературах вальтер-скоттовского исторического романа симптоматично появление исторических очерков Корниловича, насыщенных яркими приметами быта и нравов эпохи Петра I. Во второй половине 1820-х годов, когда Лажечников уже вынашивал замысел "Последнего новика", наряду с повестями в журналах и альманахах замелькали отрывки из романов. Одни из них были завершены много лет спустя, другие так и не пошли далее отрывков. В конце 1820-х годов явились главы из "Арапа Петра Великого" - блистательный приступ к созданию русского исторического романа. Но главы - это еще не роман, а эпоха требовала именно романа, полного, с развитым сюжетом и характерами, с живым воспроизведением нравов и событий отечественного прошлого. С 1829 года стали появляться и романы - произведения M.H.Загоскина, Ф.В.Булгарина, Н.А.Полевого, К.П.Масальского. Это были, однако, в лучшем случае полуудачи, и с выходом "Последнего новика" он был провозглашен "лучшим из русских исторических романов, доныне появившихся"*.

______________

* Северная пчела, 1833, № 15, 19 января (рецензия О.Сомова).

На характере первого романа Лажечникова не могло не сказаться то, что за годы работы над ним существенно изменился облик, расширились возможности русской прозы, вступавшей в полосу ускоренного развития. Но этого мало. Возникали новые течения в европейском историческом романе. Являлись новые и новые литературные факторы, под воздействием которых замысел уточнялся, расширялась художественная палитра, а главное - определялась собственная позиция Лажечникова в столкновении разнородных художественных течений.

В выборе темы и места действия "Последнего новика" отозвалось внимательное изучение романов В.Скотта, действие которых зачастую происходит на границе Англии и Шотландии, причем последующий ход истории дает в руки романисту надежные ориентиры и критерии для художественного изучения правды-неправды и жизнеспособности борющихся сторон. "На случай вопроса, почему избрал я сценой для русского исторического романа Лифляндию, которой одно имя звучит уже иноземным, - писал сам Лажечников, - скажу, что [...] в живописных горах и долинах Лифляндии, на развалинах ее рыцарских замков, на берегах ее озер и Бельта русский напечатлел неизгладимые следы своего могущества. Здесь колыбель нашей воинской славы, нашей торговли и силы..." (ч. 1, гл. I, Вместо введения). Обосновав важность избранного им исторического момента, упомянув о художественно-поэтических возможностях, которые открывала перед романистом природа и исторические памятники края, Лажечников приоткрыл завесу над романтическими своими устремлениями, а самым упоминанием о рыцарских замках отослал читателя к русской литературной традиции описания Ливонии - к декабристской "ливонской" повести.

Началу работы над романом предшествовала полоса исторических изучений."... Чего не перечитал я для своего "Новика". Могу прибавить, я был столько счастлив, что мне попадались под руку весьма редкие источники. Самую местность, нравы и обычаи страны списывал я во время моего двухмесячного путешествия, которое сделал, проехав Лифляндию вдоль и поперек, большею частью по проселочным дорогам"*.

______________

* Лажечников И.И. Полн. собр. соч., т. 1. СПб., изд. М.О.Вольфа, 1899, с. 217-218.

Позднейшие эстетические декларации Лажечникова отводили, однако, подобным штудиям скромное, вспомогательное место в писательской его работе. В прологе к "Басурману" Лажечников так сформулировал свое понимание задач исторического романиста: "Он должен следовать более поэзии истории, нежели хронологии ее. Его дело не быть рабом чисел: он должен быть только верен характеру эпохи и двигателя ее, которых взялся изобразить. Не его дело перебирать всю меледу, пересчитывать труженически все звенья в цепи этой эпохи и жизни этого двигателя: на то есть историки и биографы. Миссия исторического романиста - выбрать из них самые блестящие, самые занимательные события, которые вяжутся с главным лицом его рассказа, и совокупить их в один поэтический момент своего романа. Нужно ли говорить, что этот момент должен быть проникнут идеей?.." Программа, очерченная в этих словах, - программа романиста-романтика.

Задумывая роман, Лажечников прежде всего вырабатывал "идею" исторической эпохи в целом, отдельных характеров и эпизодов. В соответствии с "идеей" он отбирал и группировал исторические реалии, строил образы и картины, стремясь сообщить им символическую емкость и высокую поэтическую выразительность. На этом пути романист Лажечников делает основные свои находки.

Центральная "идея" "Последнего новика", как понимал ее автор, - "любовь к народной славе". "Чувство, господствующее в моем романе, - писал он, есть любовь к отчизне. В краю чужом оно отсвечивается сильнее; между иностранцами, в толпе их, под сильным влиянием немецких обычаев, виднее русская народная физиономия. Даже главнейшие лица из иностранцев, выведенные в моем романе, сердцем или судьбой влекутся необоримо к России. Везде родное имя торжествует; нигде не унижено оно - без унижения, однако ж, неприятелей наших того времени, которое описываю" (ч. 1, гл. I, Вместо введения).

Избранная Лажечниковым эпоха как нельзя более способствовала развитию этой "идеи". Действие романа происходит в первые годы восемнадцатого столетия, во время Северной войны, которую вела молодая петровская Россия за выход к Балтийскому морю. После разгрома необстрелянных русских войск под Нарвой (ноябрь 1700 г.), пока Петр усиливал армию и строил флот, численно превосходящий силы противника корпус Шереметева достиг в Лифляндии тактических успехов, победив шведов у Эрестфера и Гаммельсгофа. Это подняло дух русской армии накануне решающих действий в Ингрии, направленных на овладение линией реки Невы.

Расстановку сил в "Последнем новике" определило то, что борьба русских за выход к морю совпала исторически со стремлением Ливонии, страдавшей под властью Швеции, обрести свободу от экономического и национального гнета. Тема любви к отчизне получает у Лажечникова сложную разработку, вступает во взаимодействие с темой исторических судеб России и Ливонии. Просветительский пафос петровских преобразований влечет к России сердца ливонских подданных Карла XII. Военный гений шведского короля способен увлечь за собой пылкое юношество, но зрелому государственному уму Паткуля открыто, что его истерзанная отчизна обретет мир и покой, лишь соединившись с новой Россией. В изображении Лажечникова одно эгоистическое своекорыстие баронессы Зегевольд - "патриотки" и "дипломатки", чуждой интересам своей страны, превращает ее и ей подобных в противников русских.

Для замысла Лажечникова характерно, что в своей антирусской политике баронесса Зегевольд опирается на врагов петровских преобразований: бежавшие из России раскольники и глава их Андрей Денисов играют при ней роль лазутчиков. Хотя действие романа происходит почти исключительно в Лифляндии, тема старой и новой России отзывается в судьбах ряда персонажей и направляет вымышленное действие романа.

В повествовательной структуре "Последнего новика" картина исторических событий играет, однако, лишь роль фона, на котором развертывается вымышленное романическое действие. "Последний новик" - роман многогеройный, повествование в нем складывается из нескольких сюжетных линий, связанных между собой по принципу динамического параллелизма. Эти сюжетные линии оспаривают одна у другой право на преимущественное внимание читателя; первые критики романа не зря упрекали автора, говоря, что его созданию недостает внутренней цельности и единства интереса.

Исторические экскурсы автора, предыстории героев и их последующие судьбы широко раздвигают границы романа во времени и пространстве. Перед читателем раскрываются многострадальные судьбы Ливонии, которая веками служила ареной столкновения интересов ее могущественных соседей. Лифляндское дворянство от баронессы Зегевольд и преступного скряги барона Фюренгофа до ревностного патриота своей страдающей отчизны Иоганна Паткуля, многоликая челядь знатных бар, забитый и нищенствующий "черный" народ - таков диапазон лиц и типов, выведенных в романе Лажечникова. Особое место среди героев "Последнего новика" занимают те, кто затронут просветительскими идеалами и уже в силу этого способен оценить великие начинания Петра, - пастор Глик и его воспитанница Кете Рабе (будущая Екатерина I), медик Блументрост, Адам Бир и др. С мирных лугов и долин, хорошо знакомых Лажечникову и любовно им описанных, действие переносится на мызу Блументроста, из имения баронессы Зегевольд - на поле боя, из русского военного лагеря - в раскольничьи скиты, а под конец - на место, избранное для строительства будущего Петербурга, и в подмосковный Симонов монастырь, где проводит остаток жизни главный герой романа - последний новик Владимир.

Владимир - лицо вымышленное, наделенное исключительной, трагической судьбой. Незаконный сын царевны Софьи и князя Василия Голицына, он от рождения обречен на роль антагониста Петра. После покушения на жизнь молодого царя Владимир бежит на чужбину. С годами он сознает историческое значение петровских реформ и полагает целью жизни искупить свою вину перед отчизной и отомстить тем, кто воспитал в нем ненависть к новым порядкам.

Канва вымышленной истории Владимира позволяет Лажечникову связать "лифляндские" события романа с общерусскими, историю Северной войны с предшествующими и последующими событиями жизни Петра - от его борьбы с Софьей и вступления на престол до победы над шведами и основания столицы на Неве. Сопричастные судьбе последнего новика, на сцене романа появляются и сам Петр, и его ближайший соратник "Алексаша", ставший из безвестного плебея всемогущим князем Меншиковым, и упорный враг дела Петра бывший князь Мышитский, потом - глава раскольников Андрей Денисов...

Чтобы соединить в общем сюжете историческую и романическую линии действия, Лажечников совместил в своем повествовании разные литературные традиции. В "Последнем новике" отозвались исторические романы В.Скотта и роман его американского последователя Ф.Купера "Шпион"; многие сцены и фабульные ситуации вызывают в памяти "черный" роман ужасов; в любви Луизы Зегевольд к брату ее суженого слышится тема повести В.Ирвинга "Жених-призрак"; не раз отзываются у Лажечникова излюбленные мотивы, приемы и образы романтической поэзии и новеллистики.

В романе не следует искать точного воспроизведения истории и ее деятелей. Если Петр "Последнего новика" - это оживший Петр исторического предания и анекдота, то исторический облик таких героев, как Паткуль или Кете Рабе, деформирован идеализирующей и романтизирующей авторской "идеей". Но есть у Лажечникова персонажи (воплощающие к тому же важнейшие стороны его творческого замысла), связь которых с "грубой" земной реальностью чисто условна, существом своим их образы принадлежат миру поэзии. Таков Конрад из Торнео - слепой музыкант, спутник скитальца Владимира. Душа поэта-провидца живет в нем своей особой жизнью, не связанной временной, земной оболочкой. Или Елисавета Трейман - маркитантка Ильза, без остатка предавшаяся идее мщения своему обольстителю Фюренгофу. В образе этой "чухонской девки" Лажечников создал свой вариант романтической девы-мстительницы. Олицетворение порока - сын Ильзы, унаследовавший от своего отца Фюренгофа низменную страсть к накопительству.

Уже в "Последнем новике" излюбленный прием Лажечникова-художника поэтика контрастов. Его герои либо влекутся сознательно или бессознательно к свету и добродетели, либо служат вместилищем низменных пороков (как Элиас Никласзон), злобного изуверства (как лажечниковский Андрей Денисов, далеко ушедший от своего исторического прототипа). Когда же Лажечников стремится сообщить человеческую объемность образам своих любимых героев и найти объяснение трагическому исходу их жизни, страдальческой и героической, он отдает дань просветительской идее противоположности между страстью и долгом. Два героя "Последнего новика" возвышены над повседневностью силой своего патриотического чувства - это Рейнгольд Паткуль и Владимир, последний новик. Первый из них внушил страсть швейцарке Розе. Дитя природы, она жертвует возлюбленному всем, вплоть до юной своей жизни. И чувство неискупимой вины перед нею Паткуль уносит в могилу. Другой вариант этой коллизии - в судьбе Владимира. Всепоглощающая жажда мести Андрею Денисову, который не только воспитал в мальчике-новике ненависть к Петру, но всеми силами препятствует возрождению юноши к новой жизни, доводит отчаявшегося Владимира до самосудного убийства. И в тот момент, когда его тайная служба родной стране принесла русским победы в Ливонии, а ему - прощение Петра, своим преступлением он лишает себя достигнутого, обрекает себя на покаянное заключение в стенах монастыря.

"Ливонский" роман Лажечникова усвоил существенные грани проблематики "ливонской" повести декабристов - ноты протеста против деспотического угнетения или веру в готовность коренного населения края объединиться с русскими для победы над общим врагом. Эпиграфы из стихов казненного Рылеева (ч. 3, гл. X и ч. 4, гл. XII) - еще одно свидетельство духовной связи писателя с деятелями 14 декабря. Романтическая история Владимира, который в молодости готов был посягнуть на жизнь юного Петра и на нелегком жизненном своем пути выстрадал сознание исторической правоты его дела, не только является мощным символом величия царя-преобразователя. История изгнанника-новика, который беззаветным служением отвергнувшей его отчизне доказал право на имя русского, искупил свою вину и заслужил прощение Петра, по ассоциации влечет за собой тему сосланных декабристов, указывает им путь общественного служения как путь к искуплению, напоминает, что в ссыльном страдальце может жить высокий дух патриота и гражданина.

4

"Ледяной дом" родился, что называется, в сорочке. Успех книги у читающей публики превзошел все ожидания, в хоре похвал утонули и трезвые суждения критиков, и ироническое глумление литературных конкурентов. Сам Пушкин, приветствуя крепнущий талант Лажечникова, предсказывал, что со временем, когда будут обнародованы важные исторические источники, слава его создания потускнеет. И что же? Исторические источники постепенно проникали в печать, отклонения "Ледяного дома" от истины становились все очевиднее, младший друг Лажечникова и поклонник его дарования - Белинский обратил к нему горькие слова заслуженной укоризны, но читатель оставался верен "Ледяному дому". Интерес к нему пережил свои приливы и отливы, но вот уже полтора века одно поколение сменяется другим, а роман жив и сохраняет свою притягательную силу. В чем же секрет его жизнеспособности?

Тот, кто однажды в юности (а юность особенно восприимчива к романтическому пафосу и патриотической героике Лажечникова) прочел "Ледяной дом", навсегда сохранит в памяти гнетущую атмосферу, физически ощутимый холод мрачной, ушедшей в прошлое эпохи и бьющуюся в силках безвременья пылкую страсть Мариорицы и Волынского, страсть, которую пересиливает в душе Волынского еще более властное чувство - любовь к страждущей отчизне. С первых страниц романа картины зимней стужи переплетаются с другими - с описаниями нравственного оцепенения, мертвящего страха и скованности, в которых пребывает молодой Петербург, еще недавно, при Петре, полный жизни и веселья, теперь же, в царствование чужой стране и народу Анны Иоанновны, преданный на волю ее приспешникам - клике ненавистных иноземцев. Человек осмелился помыслить о протесте - и нет человека: его схватили клевреты Бирона, всесильного фаворита императрицы, пытали, заморозили заживо. Нет больше правдоискателя, он стал безобразной ледяной статуей. И, как бы в насмешку над трагедией человеческой судьбы, вид этой статуи рождает у русской императрицы мысль о постройке потешного ледяного дворца, о празднике шутовской свадьбы. Образ ледяного дома проходит через весь роман, вплетается в перипетии романической интриги, перерастает в олицетворение мрачного и бесчеловечного царствования, над которым вершит свой исторический суд автор.

Как и другие романы Лажечникова, "Ледяной дом" основан на серьезном изучении исторических источников, быта и нравов эпохи. Действие романа происходит в последний год царствования Анны Иоанновны (1730-1740). Дочь старшего брата Петра I, Иоанна Алексеевича, Анна вступила на русский престол при обстоятельствах, которые не могли не сказаться на характере ее царствования. Ее - вдовствующую герцогиню Курляндскую - призвали на трон так называемые "верховники", члены Верховного тайного совета, который приобрел исключительную полноту власти при несовершеннолетнем императоре Петре II. Желая закрепить могущество аристократической олигархии и ограничить крепнущий абсолютизм, "верховники" связали Анну Иоанновну стеснительными "условиями". Поддержка средних кругов дворянства и гвардии позволила императрице вернуть себе бразды самодержавного правления, и все же Анна Иоанновна навсегда затаила недоверие к беспокойной и независимой русской знати и окружила себя покорными наемниками-иноземцами, в руках которых сосредоточилось большинство важных государственных должностей. Среди всех этих "немцев", как без разбора именовали иностранных пришлецов отодвинутые от трона и управления русские, особую ненависть снискал вывезенный императрицей из Курляндии фаворит. Хотя Бирон не занимал никакой определенной государственной должности, он незримо влиял на ход всех сколько-нибудь серьезных дел. С фигурой временщика, вставшего между слабой государыней и страной, в народной памяти связались все ужасы мрачного десятилетия, и самое время это получило прозвание бироновщины.

Еще в последние годы царствования Петра I, который изыскивал средства для ведения войн и строительства путем учреждения все новых и новых налогов, в истощенной эпохой бурных преобразований державе нарастал финансовый кризис. Во второй четверти XVIII века, по мере увеличения роскоши придворной жизни, усиления института временщиков, расходы все более превышали приход, а государственная недоимка продолжала расти. Анна Иоанновна учредила Доимочный приказ, который военными мерами взыскивал с обнищавших крестьян "слезные и кровавые подати". Год за годом страну терзали неурожаи и голод, целые деревни бежали за границу, спасаясь от бесчинств доимочных команд и голодной смерти.

Картину довершали неудачи и полуудачи бездарной внешней политики. Чем более очевидной становилась непопулярность царствования, тем более жестко преследовались всякое "слово" и "дело", противопоставлявшие себя существующему порядку. Анна Иоанновна восстановила Тайную канцелярию, ведавшую сыском и вершившую дела посредством заплечного розыска. Ссылки и казни стали заурядным бытовым явлением. Ими не только сопровождалось завершение любого акта политической борьбы; достаточно было пустого наговора, чтобы безвозвратно погубить человека, будь он даже особа вельможная, со связями и высоким родством. Нравы двора, круто расправлявшегося и с тенью оппозиции, отзывались во всех слоях общества шпионством, доносами, а то и самочинной расправой с настоящими или мнимыми противниками.

Ко времени, когда начинается действие романа Лажечникова, - зима 1739-1740 годов, - болезнь императрицы, неясность при отсутствии прямых наследников вопроса о том, кто сменит ее на русском престоле, до крайности обострили обстановку в придворных и правительственных кругах. Бирон, привыкший играть роль первого человека в государстве, почувствовал угрозу своей власти и своему будущему, исходящую от многочисленных противников временщика. Среди них по положению, уму, особенностям позиции наиболее опасным представлялся кабинет-министр Артемий Петрович Волынский. Бирону в союзе с вице-канцлером Остерманом удалось добиться суда над Волынским и его осуждения. Но успех их оказался недолговечным. Победа над Волынским лишь отсрочила падение Бирона: после кратковременного регентства при младенце-императоре Иоанне Антоновиче он был отстранен от власти и сослан в Березов.

Такова историческая эпоха, образ которой встает со страниц "Ледяного дома". "...Система доносов и шпионства, утонченная до того, что взгляд и движения имеют своих ученых толмачей, сделавшая из каждого дома Тайную канцелярию, из каждого человека - движущийся гроб, где заколочены его чувства, его помыслы; расторгнутые узы приязни, родства, до того, что брат видит в брате подслушника, отец боится встретить в сыне оговорителя; народность, каждый день поруганная; Россия Петрова, широкая, державная, могучая - Россия, о боже мой! угнетенная ныне выходцем" (ч. I, гл. V) - вот каким с патриотической горечью и негодованием видит свое отечество герой Лажечникова.

Среди персонажей "Ледяного дома" немало исторических лиц и реальных событий, хотя и сложно преображенных авторской фантазией. Кроме императрицы Анны, Бирона, Волынского, на страницах "Ледяного дома" появляются вице-канцлер и фактический глава Кабинета министров Остерман, фельдмаршал Миних, поэт Тредьяковский. Имена некогда живших людей носят лица из окружения временщика и его антагониста - такие, как Липман или Эйхлер. Исторические прототипы были и у "конфидентов" Волынского, а причудливые "прозвания", данные им Лажечниковым, образованы от действительных их имен: де ла Суда стал в романе Зудой, Еропкин - Перокиным, Хрущов - Щурховым, Мусин-Пушкин - Суминым-Купшиным.

Существовал в действительности и "ледяной дом" - центральный, сквозной образ романа, образ стержневой и для его сюжета, и для поэтической его системы. Зимой 1740 года при дворе был устроен потешный праздник: императрица надумала женить своего шута - потомка древнего вельможного рода, князя М.А.Голицына, - на калмычке Бужениновой. Надо полагать, что и шутовская должность, и эта последняя царская "милость" выпали на долю Рюриковича по родству его с ненавистными царице "верховниками". Между Адмиралтейством и Зимним дворцом было выстроено дивившее современников чудо - дворец изо льда. Петербургский академик Г.В.Крафт оставил точное описание этого архитектурного курьеза, его скульптурной отделки и внутреннего убранства. Лажечников знал и использовал книжку Крафта. Чтобы сообщить празднеству особый размах и пышность, в столицу выписали по паре представителей всех народов, обитавших в России. Этнографическая пестрота костюмов, национальные песни и пляски должны были не только украсить и разнообразить забаву: они призваны были продемонстрировать императрице и ее иностранным гостям огромность могущественной империи и процветание всех разноплеменных ее жителей. Устройство праздника поручено было кабинет-министру Волынскому.

Ледяной дом - олицетворенный контраст. Дом, по самому имени своему предназначенный быть хранилищем очага, человеческого тепла, он встречает холодом, убивает все живое, что соприкасается с ним. И это главный, но не единственный символ в поэтике романа. Художник-романтик, Лажечников раскрывает противоречия эпохи в разветвленной системе символических контрастов: жизнь - смерть, любовь - ненависть, пленяющая красота отталкивающее безобразие, барские забавы - народные слезы, блистательная княжна - нищая цыганка, дворец - нечистая конурка, пламенные страсти юга северная стужа.

Система символов, пронизывающих "Ледяной дом", связывающих на свой лад исторические описания с романическим действием, способствует созданию в романе тягостной атмосферы безвременья. Эта атмосфера сгущается, охватывает самые несходные моменты повествования благодаря интенсивности лирической окраски, которая входит в роман вместе с личностью автора. Активный, прогрессивно мыслящий человек, современник декабристов (хотя и не разделявший их революционных устремлений), вдохновенный романтик и просветитель, он произносит свой суд над "неразумной" и бесчеловечной эпохой. От авторской активности не ускользает ни один, даже самый скромный, элемент рассказа: Лажечников либо клеймит презрением, осуждает и порицает, либо сочувствует, восхищается и вселяет восторг в читателя. Эта лирическая экспансия заполняет "Ледяной дом", не оставляя места для спокойной, эпической картины вещей и событий.

Исторический Волынский был фигурой сложной и противоречивой. Лажечникову, без сомнения, были известны источники, по-разному оценивавшие личность кабинет-министра, его достоинства и недостатки как государственного деятеля. Но из письменных свидетельств и из устного предания автор "Ледяного дома" выбрал лишь то, что соответствовало его общественному и эстетическому идеалу. При этом особое значение приобрела для Лажечникова трактовка образа Волынского, которая содержалась в "Думах" Рылеева.

В изображении поэта-декабриста Волынский предстает как "отчизны верный сын", а борьба его с "пришлецом иноплеменным", виновником "народных бедствий" Бироном - как "пламенный порыв // Души прекрасной и свободной"*. К словам Рылеева - устойчивой формуле декабристской идейности непосредственно восходит у Лажечникова выражение "истинный сын отечества".

______________

* Рылеев К.Ф. Стихотворения. Статьи. Очерки. Докладные записки. Письма. М., 1956, с. 141-143, 145.

Характерная коллизия декабристской поэзии и прозы - противоречие между долгом гражданина-патриота, требующим от героя полного самоотречения, вплоть до отказа от личного счастья, и естественными влечениями души и сердца. Эта коллизия присутствует и в "Ледяном доме". Не один Волынский, но и императрица Анна, и Мариорица, и Перокин рано или поздно должны выбрать между верностью долгу (как понимает его каждый из этих столь несходных персонажей) и человеческими, земными привязанностями своими. Однако наиболее сюжетно действенным и разветвленным предстает этот мотив в рассказе о Волынском, контрапунктически связывая обе сюжетные линии "Ледяного дома" любовную и политическую. "Беззаконная" страсть к молдаванской княжне не только отвлекает душевные силы героя от дела гражданского служения и обезоруживает его перед лицом холодного, расчетливого врага. Страсть эта делает Волынского жертвой внутреннего разлада. Душа его трагически смятена сознанием вины перед прекрасной, любящей женой. Мучительна для него и мысль о том, что он губит преданную ему, обольстительную Мариорицу. И вместе с тем борьба чувств гражданина, любящего мужа и отца и страстного любовника сообщает образу Волынского особую привлекательность, а его роковой судьбе жизненную объемность.

В Волынском есть нечто от романтического поэта-творца. Пусть человеческая его натура несовершенна, пусть в повседневности он подвержен неуемным страстям, вовлекающим героя в роковые заблуждения; все это - "Пока не требует поэта // К священной жертве Аполлон". Стоит Волынскому услышать зов отчизны - и он превращается в героя-борца, который, отряхнув с плеч своих все земные привязанности, не взвешивает и не расчисляет ни собственных сил, ни возможностей Бирона и его сторонников, со свойственной ему прямотой и горячностью идет в борьбе за благо народное до конца, непокоренный всходит на эшафот, чтобы стать в потомстве нетленным образцом гражданского служения. А страсть его к Мариорице! Беззаконная любовь Волынского - тоже акт борьбы, борьбы за свободу человеческого чувства, стремящегося сквозь все преграды и становящегося жертвой холодного механического расчета тех, для кого и самая страсть - всего лишь средство политической интриги.

В любви к Мариорице раскрывается широта русской натуры Волынского, ее удаль и размах, в ней звучит та поэтическая струна, которая роднит Волынского-любовника с Волынским-патриотом. Лажечников приобщает своего любимого героя к русской национальной стихии, и недаром в одном из самых поэтических и освященных русской литературной традицией эпизодов романа - в сцене святочного гаданья - Волынский предстает удалым русским молодцем, кучером с лирической и разгульной песней на устах. "Это природа чисто русская, это русский барин, русский вельможа старых времен"*, - восторгался Белинский.

______________

* Белинский В.Г. Полн. собр. соч., т. III. M., 1953, с. 13/

Пламенный романтик и в любви и в политике, Волынский - прямой антипод трезвого и бездушного прагматика Бирона. По тем же, уже знакомым нам, законам романтической поэтики контрастов в "Ледяном доме" противостоят друг другу немощная, "тучная и мрачная" Анна Иоанновна и "настоящая русская дева, кровь с молоком, и взгляд и привет царицы [...] дочь Петра Великого, Елисавета" (ч. IV, гл. V), "писачка" педант Тредьяковский и вдохновенный певец взятия Хотина Ломоносов. Ни Елизавета Петровна, ни Ломоносов не действуют в романе, они лишь всплывают в размышлениях автора и его персонажей как своеобразная "точка отсчета" - знак, указывающий на существование здоровых национальных сил, которым суждено рассеять мрак "неразумной" эпохи, теснящей и убивающей все живое и человеческое.

Романтическая поэтика требовала соединения в романе высокой поэтической стихии со стихией гротеска и карикатуры. Изображение Тредьяковского - дань этому программному требованию романтиков. Некритически опираясь на пристрастные анекдоты о Тредьяковском, донесенные до него устным преданием, Лажечников наделил своего героя традиционными комическими чертами педанта и прихлебателя, равно отталкивающего духовно и физически. Между тем Тредьяковский сыграл выдающуюся роль в истории русской культуры и русского стихосложения. Не случайно Пушкин, который в 1830-х годах не раз возвращался к оценке деятельности Тредьяковского, горячо протестовал против искажения его истинного облика в романе Лажечникова: "За Василия Тредьяковского, признаюсь, я готов с вами поспорить, - писал поэт автору "Ледяного дома". Вы оскорбляете человека, достойного во многих отношениях уважения и благодарности нашей. В деле же Волынского играет он лице мученика. Его донесение Академии трогательно чрезвычайно. Нельзя его читать без негодования на его мучителя"*.

______________

* Пушкин. Полн. собр. соч., т. 16. Изд-во АН СССР, 1949, с. 62.

Образы княжны Лелемико, Мариулы и ее спутника - цыгана Василия, старушки-лекарки и ее внучки уводят роман в сторону от политической интриги, образуют особую, "надысторическую" линию сюжета. Но они же сообщают "Ледяному дому" дополнительную занимательность, сближают его с романом тайн, со старым авантюрным романом. Особый эффект извлекает Лажечников из традиционного мотива двух соперниц - любящих героя и любимых им женщин. Красавица севера и гурия юга, неколебимая супружеская преданность и свободная, обретающая оправдание в своей глубине и бескорыстии страсть склоняют то в одну, то в другую сторону пылкую и непостоянную душу Волынского. Просветительская коллизия борьбы между страстью и долгом распространяется, захватывает обе сферы действия романа - и политическую и любовную. Гибель Волынского представлена в "Ледяном доме" как искупительная жертва в двойной борьбе: за свободу отечества и за личное нравственное очищение.

"Ледяной дом" появился в момент, когда близился к концу десятый год царствования Николая I, истекало десятилетие со дня декабрьского восстания. В обществе ждали этой даты, надеялись на "милость к падшим", на облегчение участи ссыльных. Роман Лажечникова по-своему отразил и воплотил эти настроения. Идеологическая атмосфера, подготовившая события 14 декабря, самое выступление декабристов, трагически неизбежное поражение их и казнь отозвались в "Ледяном доме" целым рядом примет. Среди них и цепь вызывающих неизбежные аллюзии сентенций, и связь центрального образа романа - образа героя-гражданина - с традицией декабристской литературы и публицистики, и эпиграф (ч. IV, гл. XIII) из думы Рылеева, которая звучала в 1830-х годах как вещее предсказание собственной судьбы поэта-декабриста. Но, быть может, самым ярким доказательством того, что, создавая "Ледяной дом", Лажечников созидал памятник героическим устремлениям своего поколения, явилась та трактовка, которую получил на страницах романа эпизод реальной русской истории. Автор "Ледяного дома" отыскивает в недавнем прошлом страны случай, который он воспринимает как исторический прецедент декабрьского восстания, как возмущение горстки борцов за народное благо против деспотизма. Характерно и другое. Казнь героев обернулась их посмертным торжеством. История повергла в прах их казавшегося неодолимым противника, а сами они обрели в глазах потомков ореол невинных страдальцев за истину и стали образцом "святой ревности гражданина". Таковы истоки чувства исторического оптимизма, которым веет от эпилога "Ледяного дома".

5

Если в "Последнем новике" художественная система Лажечникова предстает в становлении, если в "Ледяном доме" осознавший свой путь и свои силы автор совершенствует мастерство и достигает расцвета своего дарования, то "Басурман" написан твердой рукой художника, готового отстаивать свои эстетические принципы, проникнутого идеями глубокого, действенного патриотизма и гуманизма, противостоящего официальной формуле "православия, самодержавия и народности".

От XVIII века автор уходит здесь в глубь отечественной истории, в пятнадцатое столетие. Лажечников-романист впервые вступил в ту эпоху русского прошлого, которая была, говоря словами Пушкина, уже "открыта" Карамзиным-историком. Одновременно, обратившись к допетровской эпохе нашей истории, он необычайно усложнил свою задачу. "Изобразить в романе Россию при Иоанне III совсем не то, что изобразить ее в истории, - писал Белинский, долг романиста - заглянуть в частную, домашнюю жизнь народа [...] А какие у нас для этого факты... Где литература, где мемуары того времени?.. Остаются летописи - но с ними далеко не уедешь, потому что они факты для истории, а не для романа"*. Сочетать историческое действие с действием романическим здесь было много сложнее, нежели в романе о ледяном доме, но романтик Лажечников, как мы уже знаем, не очень дорожил деталями исторического быта, культуры, психологии. Его сила была в другом.

______________

* Белинский В.Г. Полн. собр. соч., т. III, с. 18-19.

Время княжения Ивана III Лажечников рисует в "Басурмане" как суровую и сложную, переломную по своему культурно-историческому содержанию эпоху жизни Руси. Как и прежние романы Лажечникова, "Басурман" основан на тщательном изучении исторических источников. Кроме летописей - литературных и юридических памятников эпохи, - писатель внимательно изучил исторические труды Карамзина, Полевого, Погодина, "Записки" о путешествии в Московию С.Герберштейна, собранные И.П.Сахаровым фольклорные и этнографические материалы, исторические романы и повести Загоскина и Полевого. Из летописи извлек Лажечников и факт, положенный им в основание богато расцвеченной воображением фабулы романа, - рассказ о судьбе княжеского лекаря-"немчина" Антона, которого Иван III "в велице чести держал", но после смерти татарского князя Каракачи, изведенного зельем, отдал во власть татарам. "Они же сведше его на реку на Москву под мост зиме, зарезаша его ножом, как овцу"*.

______________

* Полн. собр. русских летописей, т. XX. СПб., 1910, с. 349.

В споре с представителями зарождавшегося славянофильства Лажечников отвергает представление о допетровской московской Руси как о царстве идиллического патриархального "благообразия". Столь же горячо противостоит он и предшественникам либерального западничества, историкам-"скептикам", которые видели в русском средневековье лишь застой, мракобесие, историческую неподвижность.

Главная примета Московии эпохи Ивана III, как представлена она на страницах "Басурмана", - постоянная, ни на минуту не затухающая борьба противоположных общественно-исторических сил. Это внутреннее брожение несут с собой то разноликие басурмане с их религиозными ересями, с романтическим томлением об идеале, с их "любовью к человечеству, к науке, к славе" (ч. I, гл. IX); то "сильная, непобедимая воля" "правителя народа" (ч. II, гл. II); то странник Афанасий Никитин; то "родное молодечество". "...Тогдашняя жизнь Европы, хотя и под формами грубыми, доходила и до нас. Не мое дело объяснять здесь, - говорит Лажечников, - почему эта жизнь после Иоанна III не получила у нас такого отчетистого, последовательного развития" (ч. II, гл. VI). Символом упорного стремления Руси к историческому движению, к обновлению является проходящая через весь роман и образующая один из двух главных его символических лейтмотивов тема деятельности Ивана III по преобразованию Московского Кремля - разрушение ветхих "домишек и часовен" и созидание на месте их каменных храмов и палат. Симптоматичны и сопровождающие эту деятельность ропот народа, которому дороги "все избы, все церкви извечные и палаты", сетования художника, чья мечта о дивном храме отодвигается, теснимая "торжеством вещественности" - пушками и колоколами, которых требует Иван III от своего "розмысла".

Эпоха Ивана III в изображении Лажечникова - эпоха сильных характеров и страстей, время непримиримого столкновения зарождающихся на Руси высоких и гуманных, родственных западному Возрождению стремлений с фанатической нетерпимостью, с жестокостью, коварством и произволом. Они могут быть завещаны новому миру западноевропейским или русским средневековьем, их могут порождать противоречия эпохи Возрождения на Западе или Предвозрождения в Московии, но любимым героям Лажечникова - романтикам и творцам - в этом мире дисгармонии приходится трудно.

Еще Белинский справедливо заметил: "Самая лучшая сторона в романе историческая, а самое лучшее лицо - Иоанн III"*. Это проницательный и умный монарх, всецело преданный идее строительства нового государства. Одно за другим падают старые удельные княжества. Хитростью, силой и лаской стремится великий князь довершить начатое Дмитрием Донским - уничтожить и тень былого могущества восточных соседей Руси. Отвергая попытки Священной Римской империи "пожаловать" Московию вассальной зависимостью от Рима, Иван III хочет явить Европе могущественную державу, достойную преемницу Восточной Римской империи.

______________

* Белинский В.Г. Полн. собр. соч., т. III, с. 21.

Но, осторожный и дальновидный политик, неутомимый собиратель и строитель земли русской, он и деспот, презирающий народ. "Народ?.. Где он? [...] Есть на свете русское государство, и все оно, божьею милостью, во мне одном" (ч. I, гл. VI). Чтобы доказать эту "истину", он готов сгноить в заточении родного брата, а потом - и любимого внука. Из-за мрачной подозрительности князя его любовь в любую минуту может обернуться "нелюбьем". И недаром самые отталкивающие из героев "Басурмана" - злобные, коварные, мстительные, не брезгующие никакими средствами бояре Мамон и Русалка - в большой чести при княжем дворе, а в случае удачи - и направляют действия своего государя. Героя романа, лекаря Антона, Москва не случайно встречает зрелищем смертной казни. Образ темницы, где влачат существование лишенные свободы, света и воздуха враги князя, а то и просто те, кого Иоанну удобнее держать не у дел, - таков второй сквозной лейтмотив романа. В прологе "Басурмана", в день, когда Иоанн лежит на смертном одре, писатель рисует панораму Москвы, которая за годы его княжения стала из большого села прекрасным городом. В темнице же, где лекарь-басурман застал по приезде в Московию Марфу, посадницу Новгородскую, откуда сам он ушел на лютую казнь, по-прежнему заточен узник - ни в чем не повинный внук Иоанна. Самая гибель Антона Эренштейна в далекой Московии, в обетованной земле его юношеской мечты, - лишь одна из многих невинных жизней, заложенных в фундамент государственного строительства самим строителем и его присными.

Просветитель и гуманист, Лажечников противопоставляет жестокости "непросвещенного" века целую вереницу лиц, в которых живут, по мысли создателя, здоровые силы нации. Это носитель всех предрассудков своего времени и вместе наделенный патриархальной нравственной чистотой старый воевода Образец: его сын - удалой русский добрый молодец, открытый и мужественный Хабар-Симский; сестра Хабара - овеянная авторским лиризмом красавица Анастасия. Это смелый и прямой князь Холмский, которому лучше принять княжье нелюбье, чем идти войной на родную Тверь.

Особое место в образной системе "Басурмана" занимают заглавный герой романа лекарь Антон Эренштейн - сын имперского барона и чешки из рода царя Подибрада, и итальянский зодчий, строитель Успенского собора и пушечных дел мастер Ивана III Аристотель Фиоравенти. Оба они покинули родные края и приехали в Московию по зову сердца, в надежде найти приложение кипящим творческим силам, способствовать просвещению юной, полной жизненных сил страны. Темнота и религиозная нетерпимость народа, которую подогревают злобные происки врагов благородного и честного Антона, мешают ему осуществить свое призвание. Другого рода трагедию переживает Аристотель Фиоравенти. Лажечников наделил его даром великого художника-творца. Аристотель способен стать рядом с Леонардо да Винчи и другими титанами Возрождения. Но вместо дивных храмов и башен, которые живут в его воображении, художник обречен строить пушки - орудия разрушения, свой великий замысел грандиозного храма, символизирующего победу света над тьмой, он вынужден принести в жертву политическим расчетам князя.

Однако в ответ на гуманистические порывы "басурман" из глубин русской жизни рождается встречное движение. Их помощниками и союзниками в борьбе с косностью и коварством становятся русский "странник" Афанасий Никитин, автор знаменитого "Хождения за три моря", побывавший в далекой Индии, где в его время еще не ступала нога европейца, и умный, борющийся против национальной розни и религиозного фанатизма дьяк Курицын. Этих своих героев автор окружает ореолом высокой поэзии, вносит в рассказ о них струю горячего лирического сочувствия и сопереживания.

Финал романа трагичен. Но уже то, что Анастасии и Антону удалось привлечь на свою сторону всех добрых и светлых духом - Афанасия Никитина, князя Холмского, Федора Курицына, великую княгиню Софью Фоминишну, Хабара-Симского; что их любовь благословил отец Анастасии, старый воевода Образец, для кого немчин хуже нечистого, что даже сам князь хоть и поздно, отменил казнь Антона (впрочем, в этом случае Лажечников пошел против летописного предания) - все служит в глазах романтика-автора залогом грядущей победы идеалов дружбы, добра и справедливости, их торжества над мрачными силами деспотизма, политического коварства, межнациональной вражды и злобы.

Завоевавшие любовь многих поколений русских читателей исторические романы Лажечникова и сегодня привлекают нас не только живыми картинами отечественного прошлого, но и теми непреходящими гражданскими и нравственными ценностями, во имя которых живут и погибают его герои.

H.Петрунина