1. Да, он был труженик – поэт, Он сам себя воздвигнул на Парнасе: Поэт и образ в редкой ипостаси ,- Он сам чеканил много лет.
Он мишурою критик изъязвлялся И слабостям по жизни предавался. Служил правительству – тельцу, Считая Власть Труда к лицу.
Но классик полки золотой в словарной мишуре наречий пылал в поэзии он печи, и слова яркий звук литой в душе историй умывал, и все , что мог, он предсказал. 2. "Я жажду книг, чтоб сделать груду слов " В. Брюсов. "Терцины к поискам книг",1901г.
Ты жаждешь книг, чтоб "сделать груду слов". Но этот метод для меня не нов, Труднее вычленить их измы,
услышать их рычащий стон в боренье фоазео –логизмов и ими литеро – ворон метлой
гонять в искусстве и науке, и в жизни с удовольствием седеть от ощущенья радости – не скуки.
Как хорошо в просторе песни петь, где от души строка порой ложится и в ритме бюрократов не боится.
Пускай их рев, пускай их вой мои глаголы поедает, – их тварность в этом лишь скисает,
Но оборотов давит строй, и жизнь рефлексией в нас рвет, о слово словом фразы трет
И парадигмы порождает.
3.ДАНТЕ Равновеликий божеству он прозревал и в душах одолел у тьмы звериное смятенье, Он был как молния мгновенья,
В воображении резца из мрамора он стал, когда в звероподобным жили люди, и, полагая, мир им всем подсуден,
Плели свой век из серых паутин , и глупостей в них вал был в сущности един и озарялся пеплом, дымом от костров,
В них плоть терзалась не от снов, а превращалась в прах и тьму страданий, Тот ветер из воспоминаний
До нас донес поэзию мечты, и в ней живем мы снова – я и ты. Проходит время бесконечной чередой,
Оно как в комнате пустой аукается гулко в переходах кругов, где не было свободы, –
Там Данте в нас встречается с мечтой.
4.НАПОЛЕОН Когда из пушек Ватерлоо вас положили в пух и прах, не дрогнул лик его суровый, Ему неведом жизни страх.
Лишь на скале в унылом лике Переживал он Мир опять, Душа его в зверином рыке Желала мир кромсать и рвать.
Он новый дал миропорядок В тяжелом пламени свободы, И в жерлах пушек встали годы Из мертвых тел людской породы.
Историки в елей речений его эпоху превратив и светом славы озарив, кровавых рек людских мучений
при Ватерлоо пьедестал воздвигли ложному кумиру, коротконогому сатиру в ком зверь лесной извечно спал.
5. В исчезновении нет смысла и надежды, Но дышит тут сама безбрежность, Там нет цепей, там нет оков И череды без смысла снов.
Там нет, там нет воображенья, Бессмысленно само стремленье Проникнуть в таинства удел, – Исчезновенье есть предел
и обращение в ничто. Там нет предметности на "Что?" Но там глаголами сверкают процессы действия опять, – необратимость не унять, Там на Надежду уповают.
6. Ах, Дурбан, жемчуга огней! Пылающее море светобликов И чаек розовых в своих гортанных криках, И шепот ночи в шелесте теней.
Унылые гудки от лайнеров седых, пекущихся о собственном уюте, и жизнь, живущих в чистых и простых круизах , в замкнутой каюте.
Ах, Дурбан! Я тебя люблю: Твои коттеджи, и бассейны, виллы, и бедность наготы, когда я крепко сплю, и предсказаний смысл праматери Сивиллы. И только здесь я чувствую опять как сладко мне в постели дома спать.
7. Как шелестит индийский океан, – Один единый в многих лицах, И бремя золота румян На небеса от них ложится.
А дальше Дурбан голосистый вплетенный в сети рас и наций, яхтклубов рева и оваций тотализаторов рысистых, пекущих денежный улов из глупостей надежды – снов.
Волнуется Индийский океан как сине-розовый всемирный сарафан, И, вдруг, в победном цвете суеты приоткрывает ОН мечты.
8. Позолоченное море, апельсиновый песок, Ветер с пеной крепко спорит и кудрявится Восток.
Кипарисы и платаны шлют привет седой волне, Чья душа там тихо стонет и поет сейчас во мне.
Далеко от побережья Там, где светлые туманы по низинам в беге странном лишь верхушки сосен нежат, распускаются цветы, где живем и я, и ты.
9. Когда эпоха времени хазаров уже давно, как степи, отцветала, Славяне думали, – эпоха их настала, Но неожиданность их мужество ждала.
С Востока кровь природу окропила в туманах бешеных монголов, И Русь святая возопила в предсмертных ужасах и стонах.
Ковыль – трава, – забвение историй творится памятью души, Беспечный Запад время дальше гонит, И жизнь своей историей спешит.
В славянах рабство – Дух свободы в мятежном трепете, как меч, на Калке принимает роды, желая свет Души стеречь.
10. Какие испытания, Ты, время Судьбой по жизни дало мне узнать, И натянул ли я так туго дело – стремя, что удалось везенье взять и обуздать.
Я не могу на время обижаться, Мне память сохранила милые черты, стяжая Дух, сумел я возрождаться, лелея счастья теплые мечты.
У счастья есть и смысл, и содержанье, У счастья есть любовь и идеал, что вдохновение мне в искреннем давал, Когда шагал я сквозь страданья, – Ведь счастье действие в мышленье И мыслей мир в соединеньи.
11. Как сорок лет не то, что быстротечны, Но как спрессованы они! Вот почему и точка – вечность И бесконечность сами наши дни.
Опять поток из новых суесловий, Опять повсюду длится болтовня, И бюрократов глаз коровий, И воровской обман чиновничьего пня…
Сквозь образ твой себя я продолжаю, И в памяти молекул я живу, В их бесконечной, разноцветной стае Иду сквозь мир к небытию, – не сну. В нем открываю новое мгновенье Как буквы в мир стихотворенья.
12. Не возвращаясь, все проходит, а впереди клубится темнота, но голубь Духа в нас нисходит и мир в душе пространстве – естества.
И в алой теплоте цветущего восхода, в лимонной лихорадке у морской воды, когда прошедший день встал у черты исхода, – аллеи кипарисов видят сны.
Их сны не наша тьма воображений, где страсти говорят, а чувственность молчит, где мир страданий крючьями торчит, а язвы тел – печать переживаний. Нет, сны кипарисов чувственно просты, Как вязи ткань зеленой их листвы.
13. ОСТРОВ ПАСХИ
Никто не скажет, кто они, – Впередсмотрящие из камня, В их грозных ликах валуны живут историей столь давней,
что Вегенерова Земля еще являла Мир единый, и в той Землей миг время для , плыл в океане коркой дынной. Но вздыбилась земная твердь, и плиты рассекли твердыню, и в океане начал петь лишь ветер в красках темно-синих, теряя память в простоте, как великаны в немоте.
14. Ни мечты, ни любви, ни сознанья За планетным явлением Земля Мы не встретим. И упованья бесполезны и поиски зря.
Мы с живой оболочкой планеты, осознали себя в ноосфере в равновесии теплого света Дух, и Разум, и Бога воспели.
Мы явили творение Духа и любовь как среду обитанья, и мечты – наши образы слуха превратили в пучины страданья, посылая людей на костер, – тех, чей разум наш в вечность простер.
15. В аромате душистых ромашек Я лежал в траве забвения И душевного томления, Слышал пенье звонких пташек.
Знаю я, что на планетах не найти твой запах чистый, Свод небесный, свет кометы не заменят взгляд лучистый
и опаловую зелень мне твоих раскосых глаз, В мирозданье черном темень Свет души твоей не даст. На Земле люблю, страдаю и в твоих объятьях таю. 16. Магическое море порождает В нем изгибы белой пены, Душу в тройку запрягает, Что пробьет любую стену.
Месяц острым ятаганом в сердце чертит вязь Судьбы, И страданья спозаранок в нас готовят ритм борьбы.
Месяц в море плеск волшебный задает из часа в час и колеблется целебной, светлой ртутью каждый раз, отгоняя в нас сомненье и рождая озаренье.
