Петр Великий и Людовик XIV скрытое противопоставление в России XVIII века

Владимир Берелович

1. Франсуа Жирардон (1628-1715) Конная статуя Людовика XIV. 1699 Гравюра. 1744

Сравнивая в «Письмах русского путешественника» Петра Великого и Людовика XIV, Карамзин, хотя и отзывается о Короле-Солнце с должным пиететом, пожалуй, отдает, предпочтение русскому монарху По-видимому, этот текст стал первым прямым сопоставлением двух государей, проведенным русским автором; сравнение это было тем более неожиданным, что в политическом отношении французская монархия на первый взгляд ни в малейшей степени не служила образцом ни Петру Первому, ни его преемникам. Тем не менее кажется, что здесь, как и во многих других случаях, Карамзин обнажил скрытый топос XVIII века и придал законченную, ясную форму сопоставлению, которое прежде приходилось прочитывать между строк.

Нет сомнения, что русских аристократов интересовала фигура Короля-Солнца. Интерес их не был случайным и объяснялся как культурными, так и политическими причинами.Что касается культуры, то в XVIII столетии русский двор и русская знать, приобщаясь к европейской цивилизации, обращали к чужим краям взгляд заинтересованный; Европа виделась русским людям хранилищем, откуда они намеревались, ни в чем себя не стесняя, черпать предметы, идеи и образцы, считая, что новую культуру они строят на пустом месте или вступая в противоборство с собственными традициями; с тем же ощущением во второй половине XVIII века они начали создавать и свою национальную культуру.

Повлияла на русских и политика французов, насаждавших небывалый культ Людовика XIV не только во Франции, но с конца XVII века и за ее пределами. Во Франции Короля-Солнца прославляли специальные институции, а прибывшие в нее европейцы получали самые точные указания насчет того, как и за что следует его воспевать; для путешественников учредили целую систему напоминаний о памятниках, учреждениях и свершениях царствования Людовика XIV. Впрочем, приобщиться к культу короля можно было и через печатную продукцию (книги и гравюры), которая стала поступать в Россию с начала XVIII века. Примером ее – показательным, поскольку путеводитель, о котором пойдет речь, был хорошо известен русским путешественникам – являлась книга Франсуа-Савиньена д'Алькье «Услады Франции», вышедшая впервые в 1670 году и неоднократно переиздававшаяся. Д'Алькье начинает с восхваления Франции как «истинной королевы и законной государыни всего мира, ибо таковой является она для Европы», а затем переходит к описанию двора и приглашает читателей полюбоваться французским монархом: «Взгляните на сего непобедимого государя посреди двора его […] или же когда принимает он послов чужестранных…». Французский король – «Солнце мира и Царь Царей земных» 1* . С четкостью, присущей хорошо структурированным культурным моделям, д'Алькье отождествляет Европу и весь мир с Францией, Францию с Великим веком, а Великий век – с Людовиком XIV, замещая его космическим символом Солнца.

Позиция французов была откровенна и однозначна,тогда как восприятие ее в России – мы постараемся проследить историю этого топоса – было гораздо более сложным и двусмысленным.

В царствование Людовика XIV русские посольства прибывали во Францию трижды: в 1668, 1681 и 1687 годах. Хотя жизнь французского двора или, например, версальские фонтаны произвели, по-видимому, впечатление на участников двух первых посольств (третье окончилось полным крахом), донесения этих дипломатов («статейные списки») не содержали никаких личных оценок, несмотря на то, что в России ничего не знали о жизни Франции. О самом короле Людовике XIV донесения упоминали лишь в сугубо официальном, церемониальном плане: дипломатический этикет и, в еще большей степени, отношение русских людей к монархии запрещали, по-видимому (хотя запрет этот оставался неписаным), любые описания личности государя и тем более свободные суждения на его счет.

Положение изменилось во второй половине жизни Петра Великого. В 1705 году царь послал во Францию Андрея Артамоновича Матвеева, своего посла в Гааге; поскольку Россия и Франция находились в ту пору в противоположных лагерях, миссия, возложенная на Матвеева, была крайне деликатной. В Париже он прожил более года. Так же, как и Петр Постников, русский агент, находившийся в Париже с 1703 года, Матвеев был крайне разочарован политической позицией версальского двора, о чем неоднократно сообщал в своих донесениях 2* .

2. Карло-Бартоломео Растрелли (1675-1744) Проект памятника Петру I. 1716 Бумага, карандаш Российский государственный архив древних актов, Москва

Впрочем, Матвеев оставил два текста, свидетельствующих об интересе к Франции, который можно назвать «социокультурным». Первый из них, по всей вероятности, более поздний, – начало статейного списка, где, нарушая все правила жанра, Матвеев, быстро покончив с собственно дипломатической частью, самым подробнейшим образом и с нескрываемым восхищением описывает версальский дворец и парки 3* . Из других источников 4* известно, что он весьма настойчиво добивался приглашения в Версаль, так что его любознательность не подлежит сомнению, восторг же, в который привело его посещение дворца Людовика XIV, был, по-видимому, вполне искренним. Второй текст – смесь статейного списка, путевых заметок и описания чужого государства 5* . В нем Матвеев временами дает волю своим чувствам и высказывает несколько оценочных суждений о Франции и Людовике XIV. Суждения эти носят крайне хвалебный характер: Матвеев восхищен безопасностью, в которой, по его мнению, пребывают во Франции подданные и их собственность; его поражают учтивость и любезность, которые царят при дворе и в свете.

Матвеев готов взять модель придворной учтивости за образец. Его взгляд на французское общество откровенно «королецентричен». Описывая Париж, он особенно подробно останавливается на посещении площади Людовика Великого (ныне Вандомской) и площади Побед; более того, он полностью переводит с латинского на русский надписи, украшавшие в то время пьедесталы памятников королю, установленных на этих площадях. Начинает он свой рассказ с описания внешности Людовика XIV (случай для России небывалый), явно преувеличивая его рост (на наш взгляд, он поступил так по причинам как символическим, так и политическим) и восхваляя его живость и крепкое здоровье. О комплиментах, расточаемых Матвеевым Людовику, мы знаем также из донесения французского дипломата д'Ибервиля: «Он беспрестанно превозносит величие, щедрость, кротость – одним словом, все несравненные достоинства Его Величества. К тем речам, полным восторга и почтения, какие ведет он о Его Величестве, добавить нечего» 6* . Разумеется, подобные восторги в устах дипломата мало что значат и мы не вправе утверждать, что они в полной мере отвечали истинным чувствам Матвеева. Они доказывают другое: русский посол был хорошо знаком с французской пропагандой и мог – по крайней мере на словах – точно соответствовать французской модели, переживавшей тогда период расцвета.

Карло-Бартоломео Растрелли (1675~ 1744) Бюст Петра I. 1723 Бронза Государственный Эрмитаж

Посланник царя Петра, его родственник и единомышленник, Матвеев выступал официальным представителем русского монарха и всей русской нации; он был первым, кто связал невидимой нитью двух государей и, следовательно, две страны.

«Царь, – пишет французский собеседник Матвеева, – не только не питает ненависти к Королю и французской нации, как о том полагают во Франции, но восхищается добродетелями, набожностью, величием и гением Его Величества и видит в нем совершеннейший образец истинного правителя, с коего и всем прочим государям пример брать следует» 7* .

Разумеется, и это комплименты дипломата. Однако следует отметить, что тогдашняя молва приписывала Петру особое почтение к особе Людовика XIV, говоря, что такие же сильные чувства у него вызывал еще только один монарх – Карл XII. Как известно, помимо многочисленных анекдотов, исходящих, как правило, из одного и того же источника, причем сомнительного, мы не располагаем никакими письменными свидетельствами об отношении Петра к Людовику XIV; единственное исключение – письмо 1716 года к сыну, где Петр ссылается на Короля-Солнц 8* .

Впрочем, один из анекдотов достоин более подробного рассмотрения, поскольку был не только письменно зафиксирован, но и имел довольно любопытную историю. В 1711 году Ричард Стил опубликовал в журнале «Зритель» очерк, в котором, – по всей видимости, впервые в Европе – Петр Великий сравнивался с Людовиком XIV 9* , причем сравнение делалось отнюдь не в пользу французского короля. Сравнение, проведено по целому ряду оппозиций, которые привели бы в восторг любого структуралиста: с одной, французской, стороны – роскошь, изнеженность, безнравственность, преступные завоевательные войны, покровительство наукам и искусствам исключительно с целью добиться от ученых и художников прославления собственной персоны, о чем ярче всего свидетельствует обилие статуй, и, наконец, подверженность «суевериям» (католическое ханжество) в конце царствования. С другой, русской стороны – завоевания полезные и с умом использованные, скромность, смирение, заставившее царя путешествовать инкогнито, любовь к механическим ремеслам, последовательное стремление приобщить Россию к просвещению. Наконец, английский текст открыто утверждает, что Петр, в отличие от представителей других наций, не стал брать пример с Франции.

Очерк этот был опубликован вторично в 1714 году во французском издании «Зрителя» (том 2-й), напечатанном в Амстердаме, а затем неоднократно пере- печатывался под названием «Параллель между Людовиком XIV и Алексеевичем, царем Московии, касательно Славы». Вильбуа, французский офицер на русской службе, сообщает в своих записках, что Петру «поднесли» эту параллель и он ее якобы опроверг: «Параллель несправедлива. Людовик XIV более во многих случаях выказывал величия; превзошел я его лишь в одном: я своих попов заставил пойти на мировую и к послушанию принудил, а он своим во всем покорился» 10* .

Текст из «Зрителя» неоднократно переводился и на русский язык. Два перевода, сохранившиеся в архиве Академии Наук, остались неопубликованными и были впервые напечатаны историком литературы Ю.Д.Левиным лишь в 1967 году 11* ; первый перевод, датирующийся серединой или концом 1720-х годов, анонимен, второй принадлежит В.К.Тредиаковско- му и сделан в конце 1730-х годов. Иначе говоря, оба они выполнены уже после смерти Петра. В РГАДА нам удалось обнаружить третий перевод; судя по его языку, чуть более архаическому, чем у двух первых, можно предположить, что он сделан еще при жизни царя, а это отчасти подтверждает достоверность анекдота, сообщенного Вильбуа 12* .

В очерке из «Зрителя» особенно важен топос, который позже будет взят па вооружение и неоднократно использован Вольтером, в частности, при сочинении «Анекдотов о царе Петре Великом», а затем «Истории Российской империи при Петре Великом» 13* , с той лишь разницей, что Вольтер, даже признавая за Петром религиозную терпимость, которой он, разумеется, не мог приписать Людовику, все же ставил Короля-Солнце выше русского царя. В начале XVIII века оба эти государя представлялись самыми великими по той причине, что подвигами на военном и мирном поприщах они способствовали созданию своих наций. Однако Людовик XIV, особенно в силу своей религиозной политики, провоцировал двойственное восприятие. Постников, живо интересовавшийся судьбой гугенотов, писал в 1704 году канцлеру Головину, что протестанты во Франции «яко огнь, под пеплом таящийся» 14* . Чуть позже, в 1716 году, Конон Зотов, другой русский агент во Франции, на сей раз оценивающий французское монархическое устройство с восхищением, воспевает меркантилизм и утверждает, что при Людовике XIV благодаря флоту и торговле Франция разбогатела. Его описание королевской политики (король пожелал «приобщить» своих подданных к торговле и мореплаванию) неминуемо заставляет вспомнить о Петре Великом, иначе говоря, налицо очевидная ориентация одного «портрета» на другой 15* .

Итак, не подлежит сомнению, что сравнение между русским императором и французским королем было проделано совершенно явно еще в конце царствования Петра Великого. В XVII веке сочинение «параллелей», которому отдали большую дань античные авторы, прежде всего Плутарх, сделалось во Франции способом прославления монархии; панегирики в «параллелях» смешивались с историческим повествованием и жизнеописаниями королей 16* ; при Петре льстецы точно так же не скупились на сравнения русского царя не только с Давидом и Соломоном, но и с Александром Великим и Августом. Однако на сей раз сравнение производилось не по традиционным риторическим лекалам: сравнивались достоинства и недостатки двух современных монархов. Такое сопоставление, прежде в России немыслимое, сделалось, как мы видели, возможным благодаря иностранным посредникам: французским дипломатам либо переводам из «Зрителя».

Во время своего пребывания в Париже в мае – июне 1717 года, в период Регентства, царь проявил немалый интерес к веку Людовика XIV. Разумеется, он несколько раз упомянул о своем почтении к покойному королю, «которым при жизни весь мир восхищался» 17* . Осмотр площадей, носящих имя короля, и статуй, воздвигнутых в его честь, восхищение Версалем и Марли, медалями, академиями, Домом Инвалидов, мануфактурами – одним словом, всеми наиболее заметными созданиями Великого века в полной мере укладывалось в рамки того канона, о котором шла речь выше. «Меркантилистская» модель монархии, дающая толчок экономике, наукам, градостроительству гармонически сочеталась в представлениях Петра с другой, не менее влиятельной моделью – придворной, версальской.

Пьер Пюже (1620-1694) Бюст Людовика XIV. До 1685 Мрамор Музеи Версаля

3. Фонтаны Версаля Разрез Лист из альбома Jardins de la mode. Vol. 1. Paris. 1784 Гравюра, раскрашенная акварелью Экземпляр из библиотеки Валерия Брюсова Собрание А.Кусакина, Москва

4. Никола Микетти Большой каскад в Нижнем саду Петергофа Перспектива. Проект. 1720 Государственный Эрмитаж

5. Денис Брокет Сад в Екатерингофе Аксонометрический план. 1720-е Государственный Эрмитаж

6. Версаль. Канал и каскад План и разрез Лист из альбома Jardins de la mode. Vol. 1. Paris. 1784 Гравюра, раскрашенная акварелью Экземпляр из библиотеки Валерия Брюсова Собрание А.Кусакина, Москва

В тогдашней Европе подобные представления о Франции Людовика XIV отнюдь не выглядели оригинальными; напротив, их можно назвать запоздалыми, отставшими от времени. Глядя из России, легко было подумать, что французская модель чересчур далека от русских реалий, что заимствовать что бы то ни было у Франции куда менее плодотворно, чем у стран более близких к России – прежде всего, у протестантских Швеции и Пруссии, но также у Англии и Голландии. Однако в России представления о монархии, воплощающейся в одной- единственной персоне – персоне монарха, обретали особую силу и особенно хорошо «переводились» на язык местных реалий; ведь и сама империя царей была создана прежде всего волею одного-един- ственного человека – Петра Великого.

Подобные представления, хоть и в ослабленной форме, дают о себе знать в течение всего XVIII столетия. Из своих поездок в Париж и Версаль русские дипломаты и агенты, равно как и сам Петр, привезли немало книг и собраний гравюр, прославляющих Короля-Солнце. Среди них – портреты короля, изображения Версаля, королевские гобелены Лебрена в гравюрах Себастьена Леклерка, сочинение Андре Фелибьена, описывающее королевские деяния, исторические сочинения Пелиссона-Фонтанье, «История царствования Людовика Великого» Антуана Ле Жандра 18* , знаменитая «История царствования Людовика Великого в медалях» (Париж, 1704), книга, которую часто вручали в подарок гостям, посещавшим Версаль 19* , и, наконец, общие истории французской монархии – книги Жана де Серра 20* или Мезере 21* , завершающиеся прославлением царствования Людовика XIV.

Здесь не место давать полный перечень ни этих – весьма многочисленных – сочинений, ни русских библиотек, в которых они имелись (тем более что наши сведения об их составе крайне отрывочны). Достаточно сказать, что сочинения эти присутствовали в некоторых библиотеках петровской эпохи и что позже в круг чтения русских дворян по-преж- нему входили сочинения, связанные с именем Людовика XIV. Татищев называет Францию вместе с Англией первыми среди наций в отношении искусств и наук и, разумеется, превозносит Людовика XIV (а равно и Генриха IV), чьими стараниями Франция достигла расцвета 22* . Михаил Илларионо вич Воронцов приобрел в 1746 году «Описание конной статуи Людовика XIV» 23* . В 1758 году в Москве 24* продавалась книга Морелли «Письма Людовика XIV европейским государям» 25* . Позже (в 1768 году) молодой Николай Голицын, племянник вице- канцлера Александра Михайловича Голицына, с гордостью сообщал дяде из Страсбурга о том, что приобрел полное собрание копий писем Людовика XIV 1661-1678 годов и тут же предлагал преподнести их Екатерине II 26* . «Век Людовика XIV» Вольтера, оказавший столь существенное влияние на замысел вольтеровской «Р1стории Петра Великого», попал в Россию уже в год его публикации (1752), а вскоре сюда же поступило и «Дополнение» к этому сочинению, вышедшее в 1753 году. Немало исторических сочинений, посвященных Людовику XIV, содержало богатое книжное собрание историка Михаила Михайловича Щербатова 27* . Что касается путешественников, они продолжали посещать все предписанные ритуалом места «поклонения» Людовику Великому и, как правило, охотно восхваляли его творения. Назовем, например, капитана Николая Ивановича Корсакова, который в 1777 году был отправлен во Францию для изучения устройства каналов и системы налогообложения; в своем путевом дневнике 1777-1778 годов он превозносит Дом Инвалидов, который «один более славе Людовика XIV споспешествует, нежели все победы, сим королем одержанные» 28* . Несколькими годами позже за рассказ о своем путешествии по Франции взялся Александр Борисович Куракин; избрав философическую точку зрения, он, по примеру путешественников, посещающих Рим, обращает преимущественное внимание па остатки былого величия. Вид статуи Короля-Солнца на площади Бель- кур в Лионе вдохновляет его на следующее размышление: «В сем месте вспоминаешь в поминутном восторге великий век Людовика XIV. Восхищаешься сим веком, восхищаешься теми, кои величию сему споспешествовали, однако ж все сие чувства ныне одна тщета…» 29* .

Именно лионскую конную статую Людовика Карамзин в конце века сравнил с петербургским памятником Петру Великому 30 . Если прежде, описывая французские достопримечательности, «русский путешественник» платил обычную дань восхищения Королю-Солнцу и неизменно напоминал читателям об августейшем заказчике дворцов, академий, больниц и прочих великих творений, а равно о его министре Кольбере и его садоводе Ленотре, то теперь он противопоставляет французскому государю государя русского и отдает предпочтение этому последнему: Людовик лишь «отчасти способствовал успехам просвещения», Петр же первым «осветил глубокую тьму вокруг»; Людовик посеял рознь внутри своей державы и изгнал из ее пределов «тысячи трудолюбивых французов», Петр же, напротив, привлек в свои владения гугенотов и других чужеземцев.

Мы не можем утверждать, что Карамзину были известны все те разнообразные, как безусловно хвалебные, так и менее однозначные и даже (в случае «Зрителя») явно критические отзывы о Людовике, которые стали предметом нашей статьи; вдобавок Карамзин в своем описании Франции вообще старался не ориентироваться на традиционные политические и культурные модели. Однако трудно не увидеть в процитированном пассаже из «Писем русского путешественника» своего рода завершение дискуссии, открытой «Зрителем». Созерцая, вслед за многими другими русскими путешествен никами, статую Людовика XIV, Карамзин делает революционный шаг и первым в России осмеливается на прямое сравнение двух монархов, начатое некогда Ричардом Стилом. Сделать это Карамзину было тем легче, что все его путешествие по Европе представляло собою постоянное сопоставление России и Западной Европы… Случайно ли, что для того, чтобы оставить на несколько мгновений позицию ученика и провозгласить превосходство России, Карамзин избрал самого прославленного европейского государя, своего рода воплощение идеологии абсолютной монархии, и противопоставил ему русского царя-строителя?

Перевод с французского Веры Мгигьчиной Перевод авторизирован

1* Цит. по изд.: Alquie F.-S. Les delices de la France, Amsterdam, 1699. Т. 1, p. 4, 12, 13.

2* Донесения Матвеева, которые пространно ци тирует С.М. Соловьев в своей «Истории России с древнейших времен» (М., 1965. Т. 8, с. 56~59), хранятся в РГАДА (Ф. 93 [Сношения. России с Францией]. On. 1. 1705. № 1 и 2; 1706. № 2 и 3).

3* РГАДА. Ф. 50. 1700. № 2, л. 101-129 об. Этот документ датирован 1722 годом.

4* См. <<Дневник» Виллера, штатного секретаря короля, ведавшего приемом иностранцев (Виллер служил помощником Сенто, ведавшего доступом иностранцев к королю) за. 12 и 23 ноября 1703 года (Bibliotheque Nationale. N.A.F. 3127. Fol. 298~299, 305-306). См, нашу публикацию этого текста на русском и французском, языках: Берелович В. Посланец Петра Великого А.А.Матвеев в Париже // Исторический архив: Специальный номер «Россия-Франция», 1996. № 1, с. 203-214.

5* Опубликован И.С.Шарковой и А.Д.Люблинской в кн,: Матвеев А. Русский дипломат во Франции (Записки Андрея Матвеева). Л., 1972. См. нашу статью: Aux sources d'un modele а сопstruire: la France de 1705 vue par un Russe .// De Russie et d'ailleurs: Melanges Marc Ferro. Paris, 1995, p. 389-403.

6* Письмо д'Ибервиля маркизу де Торси от 22 ноября 1705 // Archives des Affaires Etrangeres en France. Correspondance politique. Russie. T. 3. Fol, 30-30 v.

7* Ibid, Fol, 52 v. (письмо от 14 ноября 1705).

8* Цит. в кн.: Wittram R. Peter I. Tsar und Kaiser, zur Geschichte Peters des Grossen in seiner Zeit. Gottingen, 1964. В. 2, S. 363.

9* The Spectator. № 139 (9 августа 1711).

10* ViUebois F.-G. de. Memoire secret pour seruir a I'histoire de la cour de Russie. Paris, 1853, p. 35 (благодарю ФрансинуДоминик Лиш- тенан, указавшую мне этот фрагмент).

11* См.: Левин К). Английская просветительская журналистика в русской литературе XVIII века // Эпоха просвещения, Из истории международных связей русской литературы. Л., 1967, с. 12-17, 80-83.

12* См.: РГАДА. Ф. 17. № 206, л. 1-2 об.

13* См. издание Мишеля. Мерво: Les Oeuvres completes de Voltaire. Т. 46~47. Oxford., 1999. О сопоставлениях между Петром. Великим и Людовиком XIV см.: Т. 46, р. 20-21, 214; Т. 47, р. 899 (здесь Вольтер, сославшись на «офицера, Петром Великим, горячо любимого», пересказывает анекдот Вилъбуа). Мерво показывает, что Вольтер начал сопоставлять двух монархов еще в 1740-е годы; впрочем, выражение «общее место», которое он. употребляет применительно к этому сопоставлению, кажется, сильным преувеличением, ибо оно не подтверждается никакими фактами. См.: Mervaud М. Les «Anecdotes sur le czar Pierre le Grand» de Voltaire: genese, source, forme litteraire // Studies on Voltaire and the eighteentch century. 1996. T. 341, p. 102-103.

14* Цит. no: Шмурло E. П. Постников. Несколько данных для его биографии // Ученые записки Императорского Юрьевского университета, 1894, № 1, с. 214.

15* Пекарский П. Наука и литература в России при Петре Великом. Спб., 1862. Т. 1, с. 158. Кстати, Зотову Петр поручил перевод Королевского морского устава (опубликованный в 1715 году, за пять лет до напечатания устава русского флота), которым располагал еще Матвеев.

16* См. об этом: Ranu rn О. Artisans of glory. Writers and Historical Thought in Seventeenth-Century France. Chapel Hill, 1980.

17* Buvat. J. Journal de regence, 1715-1723. Paris, 1865. Т. 1, p. 266. n Матвеев приобрел ее 5-е издание (Le Gendre A. Histoire du regne de Louis le Grand, Paris, 1701).

18* См, каталог его книжного собрания: Библиотека А.А.Матвеева: Каталог. М., 1986.

19* В 1715 году она. была, послана Петру Великому; см.: РГАДА. Ф. 93 [Сношения между Россией и Францией]. 1715. № 2, л. 30 об.

20* Serres J. de. Inventaire general de I'histoire de France depuis Pharamond jusqu'a present… Paris, 1618.

21* Mezeray F.-E. de. Histoire de France depuis Pharamond jusqu'a maintenanl. le ed, 1643-1651 (книга неоднократно переиздавалась ).

22* Татищев В. Разговор двух приятелей о пользе науки и училищах [написан, вероятно, в 1733-1736] // Татищев В. Избранные произведения. Л., 1979, с. 84 и особенно 112.

23* Копанев Н. Французская книга и русская культура, в середине XVIII века. Л., 1988, с. 69.

24* Копанев И. Распространение французской книги в Москве в середине XVIII века // Французская книга в России в XVIII веке. Л., 1986, с. 147.

25* Morelly. Lettres de Louis XFV aux princes d'Europe. le ed, Paris, 1755.

26* РГАДА. Ф. 1263. On. 1. № 7342, л. 4~4 об.; см. также заметку по поводу этих писем., составленную Кохом, страсбург- ским профессором, у которого учился Николай. Голицын: Там же, л, 6-7.

27* См,: Реестр библиотеки покойного князя. М.М.Щербатова // ОР РНБ. Эрмитажное собрание № 586.

28* РГАДА. Ф. 442. On. 1. № 205, л. 5; ориг. по-фр.

29* Архив князя Куракина, Саратов, 1894. Т. 5, с. 355; ориг. по-фр. Карамзин Н. Письма русского путешественника. Л., 1984, с. 198~200 (Литературные памятники).