Интервью с Архипом Ахмелеевым.

группа "Долина патиссонов"

г. Москва 07.03.99 (Кафешка в районе злачных мест Арбата)

Ольга: Когда и при каких условиях образовалась ваша группа?

Архип: Группа образовалась в 1987 году. Взяли с Шаром в руки по гитаре. Я сочинил песню, и там были слова типа "нужно перелезать через преграду". В общем, какая-то лажа.

Не, что-то я не могу так разговаривать… Дай я вспомню сам. Короче так. Про Шара мы забыли. Временно.

Шел 1987 год. Разгар неформальных тусовок в Москве. Поездки по разным городам. У меня были такие друзья — Дима Детский и Кот, играли в разных городах всякую музыку, рок-н-ролл, в основном. И здесь, на Арбате, я сочинял какие-то вещи с Димой Детским, который потом со мной в «Инфекции» играл вместе с Найком.

Состав наш назывался "Долина патиссонов" по одноименному названию моей пьесы. Про что эта пьесы была, сказать не могу, но забавная была. Потом название забылось. Мы стали играть с Найком в группе "Инфекция".

В это время я как раз познакомился с Сучком, который никогда хорошим музыкантом не был, но был хорошим парнем. Сучок, Шар и еще какие-то люди играли в МАДИ в группе "Сладкая боль" — "Sweet Pain". А я тогда познакомился с Шаром. Что-то мы начали там вместе репетировать в МАДИ, и группа стала называться "Долина патиссонов". Почему-то. Я не знаю, кто предложил. Не я.

И когда в 1997 году группа возродилась, и это опять предложил не я. Я хотел назвать группу «Зонт», но Шар настоял, чтобы группа называлась "Долина патиссонов". И тем не менее, я сделал проект «Зонд», параллельный "Долине патиссонов", с Глобусом и Шуриком Усачевым, и они настояли, чтобы было не «Зонт», а «Зонд». Мы отыграли 3 концерта, и группа распалась. Очень жалко. Но я ее с Рубаном буду возрождать сейчас, мы договорились уже.

Это предыстория все. Дальше у "Долины патиссонов" песни были разные — на «птичьем» английском и на русском — в большинстве своем.

О: На «птичьем» английском, это как?

А: Я английского в то время не знал вообще, а текстов не было. На мои-то песни у меня были на русском тексты, а на шаровские — текстов не было, и мне было лень выдумывать, мы брали из разных англоязычных групп какие-то фразы, которые нам нравились, как-то их перерабатывали. Был еще такой человек — Мамай — более-менее языком владел. Он нам времена строил правильные. В общем, на «птичьем» английском и акцента у меня не было, как такового, а по-русски были мои все. Панк-рок. В общем, "Sweet Pain" развалился. С "Долиной патиссонов" мы начали играть Панк-рок, с Найком я продолжал играть в «Инфекции». С «Инфекцией» мы, по-моему, 3 раза выступали. Тогда было такое время, когда на сцене достаточно было сказать слово «хуй», и куча молодых панков кричали: "Уау!". Одно слово «хуй» на сцене очень круто было. Группа на этом и держалась, потому что играть мало кто умел (смеется).

О: А какой был состав?

А: В "ДОЛИНЕ ПАТИССОНОВ" был такой состав: Дима «Детский» — на барабанах, Макс «Шар» — на гитаре. Я пел, и Сучок — на басу. В «Инфекции»: Я — на басу, Дима «Детский» — на барабанах, Найк Борзов пел и на гитаре играл. Я тоже пел в «Инфекции». У нас 2 голоса было. Потом.… А про что я говорю?

О: Можешь рассказать более подробно, что представляла по музыке "ДОЛИНА ПАТИССОНОВ"?

А: Могу. Макс сочинял какие-то гитарные рифы на гитаре. Жесткая, но мелодичная музыка. Было всего несколько концертов. Всего не больше 15 — за ту эпоху 1987-90 год.

Был концерт в Севастополе, на который я не приехал — квасил в Таллине где-то. И они играли без меня. Дима «Детский» из группы к тому времени ушел, и на барабанах играл Егор из группы «Betrayed» (хорошо играл, с двумя бочками). В общем, получилось, что пел Сучок вместо меня. Шар говорил, что там только выйдешь, по струнам ударишь — все: «Уау». Плевать было — кто приехал, кто играет. Сучок половину текстов не знал, но как-то они выкрутились.

А в Москве были такие концерты: на сцене все стоят… Где Архип? Я в это время из пивной какой-то иду — смотрю — все на сцене стоят. Выхожу. Одну песню отыграли. Звук — говно. Я говорю всем: "Звук — говно". Бутылку разобью обо что-то. Концерт запретят. Все группы, которые после нас должны играть, на меня обижаются. А с другой стороны, сейчас я бы не допустил никогда такого. А в то время, наоборот, казалось — круто. Не то, что концерт сорвал, а что дал дуракам понять, что звук надо хороший делать. Не то, чтобы звук настроить не могли, а просто аппарат — говно.

В общем, я мало что могу рассказать о группе "ДОЛИНА ПАТИССОНОВ" 80-х годов. Ее как таковой не было. Собирались люди иногда. Лабали. Но серьезно ничего не было. Казалось нам, что мы музыканты, и музыку играем, но, на самом деле, это было больше стилем какого-то распиздяйства.

О: А о чем песни пели?

А: Ну, не знаю. Слова были всякие. Такие там: "По морде дали" (смеется). Настроение какое-то. Идешь по улице — сидит сука за окном, смотрит на меня. Камнем стекло вышибешь. Настроение у меня в то время было очень агрессивное. Я ходил по улицам, и не то чтобы мечтал кому-то рожу набить, а ждал, пока меня кто-то спровоцирует. Или про девок. Тематика была самая простая.

О: А где вы играли? Клубов же тогда не было.

А: Были кафе разные. Были концерты в разных ПТУ, Домах Культуры.

О: С какими группами вы играли?

А: С "Young Guns" (смеется). Половина групп, с которыми мы играли, не существует давно уже.

О: Расскажи о духе группы.

А: Время было легендарное. Я с моей подружкой снимал квартиру на Ленинском проспекте. На кухне было не пройти — бутылки стояли в 3 этажа. Постоянно тусовались какие-то люди. Например, приезжает ко мне мой друг Сучок, вместе с которым мы играем, и делает какую-то гадость. Начинается не то, чтобы избиение Сучка, а какая-нибудь бутылка летит в голову. Сучок убегает по лестнице от меня. Все держат меня. Я вырываюсь. Босые ноги режу об осколки, бегу за ними по лестнице. Вся лестница в крови вокруг…

О: Какие люди ходили на концерты?

А: В большинстве своем, друзья. И друзья друзей. В Севастополе висели афиши — там, вообще, незнакомые люди ходили. В подмосковных городах — им лишь бы электрогитары привезли — кто угодно пойдет на концерты.

О: Почему в тот момент вам Панк-рок был ближе других стилей?

А: Не то, что ничего другого не умели. Я, когда, музыку начал сочинять, в основном, это были мелодичные рок-н-рольные вещи. Не знаю… Хотелось Панк-рок играть. Трудно сказать, почему.

Я мотался по стране по всей. И когда происходили разные фестивали, я пристраивался ко всяким группам, вместе джемы играли в то время — и с Андрюшей Пановым в Питере замутили в рок-клубе на Рубинштрассе, не говорю уже про разные Крымские вечеринки (фестивали).

О: Расскажи о Гурзуфском фестивале.

А: Это был первый официально объявленный Панк-рок Фестиваль. Мы там были. Приехала куча музыкантов. Приготовились — не было ограничений, кто будет играть. Там все могли играть. У тебя есть группа — приходи, играй. И, естественно, куча панков со всего Союза слетевшихся в курортный городок… Я удивляюсь, что в то время эта история не нашумела. Это было просто массовое убийство. Люди (хипии, панки), собравшиеся вместе, устроили лагерь на скалах. Естественно, куча панков по всему городу — всем намозолили глаза. Кто деньги аскает, кто пьяный ходит. Везде ирокезы, мат, портвейн. И крымские власти решили это дело, мне кажется, прикрыть, вызвали подмогу. Как потом оказалось, это был Запорожский ОМОН в полном составе — куча подготовленных убийц профессиональных. У ребят никаких шансов, вообще, не было ни на что. Хотя они очень бодро себя вели — такая дружба, поддержка. "Ребята, давайте, арматуру выламывайте…" Люди по городу попадаются уже с перекошенными мордами, в крови все. В общем, паника какая-то ощущается, и люди вместе начинают собираться. Народу было меньше, чем 1000, но больше, чем 200 (Я в цифрах смутно ориентируюсь). Может, 500 человек было, я не знаю. Куча. И все как-то объединились и решили хотя бы защищать лагерь, а там уже отбиться и отстоять это дело. Даже закоренелые пацифисты взяли колы в руки. В общем, старались это дело отстоять, потом началось средневековое какое-то побоище. Гул стоит, лязг, арматура бьется, и кастеты, визг. А — а — а. Бж — бж — бж. Из толпы какие-то люди выскакивают. Люди какие-то падают с обрывов. Крики — визги. С палками каким-то, с арматурой люди в гущу вбиваются, потом из этой каши какой-то выбежит, смотрит: "Жубы цэлы". Смотрит — каша во рту уже. Дальше туда бежит. Даже беременная девушка, хиппушка, камушки собирает. Я говорю: "Бросай скорее свои жалкие камушки. Вот там виднеется пансиона, беги скорее туда". Потому что я понял, это все — пиздец. Полное убийство. И в итоге, все так и поступили, но слишком поздно было. Потому что там — подготовленная армия. В общем, лагерь весь разрушили. Со мной был человек, который как раз пришел из армии, из Афганистана, воевал на танке. Он говорил "Я, вообще, в своей жизни не видел ничего страшнее, потому что в Афганистане понятно: враги, душманы — понятно, убиваешь. А здесь не понятно, что. Какое-то убийство".

Угол там тоже был со мной, кстати. Метался с палкой. Я тоже героического духа преисполнился, но думал, метнуться, может, кому-нибудь переебать по черепу. Люди лежали трупами, скатывались со скал. Парень, который пришел из армии, говорил мне: "Туда побежал заяц. Это мне какой-то знак свыше. Он побежал по виноградникам — надо бежать туда". Мы побежали, и за нами побежало человек 20 туда. Люди, которые поняли: "Это все". Мы побежали, и с высоты уже смотрели, как остальные убегают в сторону того пансионата, который я свое время девочке посоветовал. Надо было видеть — солнце, жара. Нестройной толпой бегут все эти панки — хиппи. Бегут, спотыкаются, друг на друга налетают, валятся. А сзади — отряд подготовленный бежит — спортивным шагом, добивают тех, кто упал.

И от этих солдат отделяется группа человек 15 и бежит за нами вверх по виноградникам. В общем, я ворвался в какой-то дом… Я перепрыгнул через калитку, стал барабанить в дверь. Открывает человек: "Если узнают, что я вас впустил, мне будет… плохо". Потому что все было уговорено. Местные не должны были никому помогать, держали нейтралитет. Я говорю: «Молчи». Выпихнул — отпихнул. А что нам делать? Нас бы убили, вообще. И мы сидели в этом доме. Отсиживались. Потом вроде все притихло. Вернулись в лагерь — все разрушено, валяются паспорта смятые, вместо лагеря — горы мусора. Все уничтожено, растоптано. Кровь какая-то вокруг, куски кожи.

Мы по горным дорогам уходим в Ялту. Я иду первым. Выхожу из-за поворота и вижу их. Они: "Вон еще один с зелеными волосами". Бегут за мной. Я скорей бегу, ору всем: "Атас, скорее! Они там! Они там!" Они тоже все, конечно, побежали. Но я-то их видел, мне страшнее. Я побежал просто через какие-то высокие заборы, перепрыгивал, подавил там все помидоры-персики (смеется). Засел под какое-то персиковое дерево.

В итоге, опять мы переждали. Опять пошли. И вот, приезжают власти какие-то. Куча ментовских машин. Какой-то генерал идет: "Ребята, а что, что-то случись, что ли?". Я говорю: "Пошли вы к черту, как будто вы не знали, что случилось. Сами все подстроили, а спрашиваете, как будто случайно все вышло. Кто-то что-то подрался". На самом деле все было заранее спланировано. Может, никто последствий таких не ожидал…

На удивление, приезжаешь в Москву — никто ничего не знает. В течение многих лет никто ничего не знал.

Ник Рок-н-ролл афишировал это дело. Он там тоже был, но в военных действиях не участвовал. А среди моих близких знакомых погиб один человек, и пострадало конкретно двое. А сколько было покалеченных, вообще!

О: А как выглядели панки в конце 80-х?

А: Тогда были люди более идейные, потому что сейчас, в основном, если нечего делать, если ты ни на что не способен, в основной своей массе — я, блядь, панк буду. Даже не рассуждают вообще ни о чем. А тогда были у людей протест, мысль, конкретное отделение от общества, от этого было актуально это. А сейчас это уже не настолько актуально.

О: Тогда же нельзя было достать каких-то западных штук?

А: Ведь можно из чего угодно сделать себе имидж, если ты захочешь. В школе ходил с ирокезом, Что так трудно сделать ирокез, что ли?

О: Ну, как люди воспринимали?

А: Били все время.

В 1990 году я уехал из России, и лишь в 97-м приехал. Шар с Сучком создали "Арр1е Core".

О: А что было в Европе?

А: Играл в разных составах. Выступал везде. Создал свою собственную группу. Во Франции моя собственная группа называлась "Five Days". Состав был прост. У меня была полуакустика, Жан-Пьер играл на басу, когда нужно, а когда на гитаре, а на барабанах — Пьер-Жан (ведущий барабан, тарелка, и вместо бочки был бубен). И нам было очень легко. везде передвигаться — погрузили все в машину и вперед. Ездили по всей стране, выступали даже в женской тюрьме один раз. Потом была конкретно моя очень неплохая группа. Называлась она "Two owls jet". Родилась она в Амстердаме. А потом в Антверпене мы играли. Там был как раз Улдис, который играет в "Долине патиссонов" на клавишных. Потом так сложились обстоятельства, что я оказался в России, а Улдис — в Латвии. И Улдис приехал в Москву, чтобы продолжать музыкальное дело. И появилась "Долина патиссонов". На роль барабанщика я планировал Рубана изначально, но потом на каком-то концерте мы случайно встретились с Углом, ему сказал, что собираюсь группу мутить. А он говорит: "Давай Максу и «Шару» позвоним. У него репетировать можно". И так получилось в группу попали Шар и Угол вместо Рубана. А на басу должен был изначально играть Денис Петухов. Но Пит потом стал слишком занят в "Маша и медведи" своих и из группы ушел. Улдис не видел никаких перспектив дальнейшего существования здесь и уехал в Латвию. Сейчас он ждет меня в Европе. Сначала он в Латвии ждал, когда я присоединюсь, но я не могу покинуть. Я здесь начал что-то делам. У нас вторая и третья пластинка на подходе. Куча материала. И мы прекрасно справляемся без клавиш его.

О: А как Антон появился в группе?

А: С Антоном я познакомился в Копенгагене в 1995 году. А потом я, когда ехал в Питер, встретился в поезде с Антошиным другом, с которым я познакомился тоже в Копенгагене. Мы разговорились, оказалось, что у Миши и Антоши есть песни, и они очень хорошо поют и играют. И я хотел с ними играть вместе в группе, в новом проекте. Но когда я привез Антошу и Мишу к Шару, что бы прорепетировать, Шар сказал: "Давайте объединимся, ребята. Улдиса все равно нет". Так Антоша попал в группу… Он там поет и играет на скрипке.

Продолжение 16.03.99. Дома у Шара.

Ольга: Какая сейчас ситуация в "ДОЛИНЕ ПАТИССОНОВ"? Чем занимаетесь? Какие планы на будущее?

Архип: Первого Мая я уезжаю отсюда в Европу и планы сейчас — выпустить вторую пластинку, потом я приеду и заняться третьей. Уезжаю я месяца на три и планирую вернуться. В противном случае, позову ребят туда. Вторая и третья пластинки целиком по-русски будут.

О: А чем ты занимаешься по жизни?

А: Я принципиально не работаю и не делаю ничего никогда всю жизнь свою. Если я буду чем-то заниматься, то исключительно музыкой или, может, книжку напишу. Какого черта я должен вставать рано поутру и ходить делать то, что мне не нравится. Не, я пробовал переводчиком… Не то что работал, а переводил какие-то вещи… Но переводы попадаются, в основном, такие — подоходный налог или оптовая распродажа какая-то… Совершенно не интересно.

О: Чем Панк-рок, на твой взгляд, отличается от других стилей?

А: Музыкой отличается. Ну, тут, по-моему, понятно. Достаточно послушан, панк — группу и любую не панк — группу. Чем отличается? Шумнее все, энергичнее, злее.

Во-первых, или должна быть какая-то конкретная идея, или какое-то чувство негативизма, или совсем уже ни о чем — такая нарочитая тупость, проявление того, что: "А, вот вам, нате". Или слишком громко и откровенно просто идея кого чему-то научить или показать точку зрения. Или просто — а вот плевать нам. Просто выплеск своих эмоций. Именно эмоций, бьющих через край. В литературе ведь тоже можно найти панк. Пелевин, например, не панк. А Достоевскии мне кажется, что-то типа "No Means No"

Шар сел на диван (играет на балалайке).

О: Что касается панка как музыкального стиля, то какие тут критерии, отличающие его от, допустим, металла, попсы?

А: А ты сама не знаешь, как будто?

О:(прикалывается) Не-е-ет.

А: Тебе хочется мое мнение услышать? Нужно играть искренне и честно. Вонзать, главное, чтобы в кайф было тебе и, соответственно, по возможности тем людям, которые тебя слушают. Чтобы ты не играл, о чем бы ты не пел, все должно идти от души. Кроме того, панк — изначально некоммерческая вещь. Все группы типа "Green Day", которые превратили Панк-рок… конфетки какие-то вылепили из направления. Вот это не Панк-рок, это голимая коммерция, причем я совершенно не против, чтобы нормальные достойные панк — группы выпускались большими тиражами, но не на таких лейблах.

О: Насколько в Панк-роке важен элемент эпатажа?

А: Как мне ответить — в процентах?

О: Да. И желательно не ошибиться ни на долю.

А: На 80 %, мне кажется. Панк-рок — это все-таки какой-то вызов, изначально. Соответственно, если ты будешь стоять как мумия на сцене, то как бы хорошо ты ни играл…

О: О чем вы поете?

А: Тексты для меня второстепенная вещь, потому что я упор, в основном, на музыку делаю. Если мне приятно слушать, то я буду слушать и над текстом задумаюсь. А если мне неприятно, то мне плевать, о чем они поют. Я слушать не стану.

О: А, вообще, в Панк-роке что более важно: текст, музыка или подача?

А: Подача, конечно.

О: А что ты можешь сказать по поводу анархии?

А: Ну, я не знаю даже, что сказать, потому что я специально всем этим не занимался. Что для меня анархия? Я живу в полной анархии. Для меня не существует ни общества, ни государства, ничего. Ни границ никаких. Здесь в России приходится мириться с границей, но я делаю все возможное, чтобы не замечать ее.

О: Тебя государство напрягает наше?

А: Да я живу от него настолько обособленно, то есть я от него не завишу никак. Единственное, что я хожу, может, в магазины, покупаю себе напитки и по барам всяким там… Но максимально стараюсь не зависеть, и ничего ему не давать, и не брать ничего от него. Даже в других государствах у меня были возможности получить social money (социальные деньги какие-то), но я не получал. На фиг? Зачем мне от кого-то зависеть. Они мне работу будут искать тогда. Мне это не надо. И школу я бросил после 6 класса. И на этом закончилось образование. И не считаю себя некультурным человеком: то, что мне интересно, всегда могу узнать или почерпнуть откуда-нибудь. То, что мне нужно, я знаю. Достаточно читаю, музыку слушаю и путешествую, езжу.

О: Что касается западных панков, у меня создалось такое впечатление, что на Западе у панков три основные проблемы — фашизм, права животных и третье — секс-меньшинства.

А: Естественно. А чего им быть против? У них все есть. В той же Голландии против чего они могут быть? Фашизма там нет как такового. Не запрещает ни кто ничего. Государство их обеспечивает. Они получают пособие больше, чем какой-нибудь суперхирург, который работает в Москве. Против чего ты можешь быть там? Против государства, которое тебе дает все? Ты хочешь дом? Пожалуйста, занимай дом. Живи в нем, твое право. Такой закон есть. Против чего-то надо быть, раз уж ты панк…

О: Против системы.

А: Как ты можешь быть против системы, когда система хорошая. Хочешь марихуану — пожалуйста, тебе, хочешь гашиш — на тебе. Хочешь метадону — на, возьми, пойди на любой мост. Что угодно. (Я про Голландию говорю). Против чего ты можешь быть? Конечно, выдвигаются: "Я против фашизма" — его нет как такового. "Я против расизма" — тоже нет как такового. Вот такие проблемы у людей. Еще панки в Европе делают множество полезных вещей. Например, создаются в тех же сквотах бесплатные рестораны для людей, у которых денег нет. И любой человек, даже не панк, может прийти и получить бесплатную еду — без мяса, без сыра, без молока — макароны под соусом, зелень, овощи.

О: Такое ощущение, что не деструктивные люди, а тимуровские отряды. Где Панк-рок?

А: Все благородно. Все очень благородно. Люди в беде всегда тебе помогут. Впишут, накормят — в основном, приезжих люди или совсем сторчавшихся субъектов, или просто бомжей каких-то.

О: Что ты можешь пожелать читателям этой книги?

Шар: Что я могу им пожелать? Слушайте Панк-рока побольше, причем, хорошего Панк-рока. Пусть не зацикливаются на какой-то одной панк — группе, а слушают разностороннюю музыку.

А: Старайтесь быть культурными, умными людьми. Повышайте свой духовный потенциал…

ДИСКОГРАФИЯ:

1998 "Линия поведения"

1999 "Ипонский язык"