…Мы – граждане вселенной, Всем близкие, всем чуждые; мы – дети России, обновленной сокровенно. По всем путям, по бездорожьям многим Идем с Востока, видим запад солнца И говорим на многих языках. В гонении, в рассеяньи, в смущеньи Умов и в нищете усталой плоти Не гневный страх, но звездное терпенье Таим в сердцах, где нет давно надежды На торжество земных великолепий. Пускай вокруг, хуля людей и Бога, Случайные попутчики толпятся, Взывая о возмездьи, о величьи Былого, и влачат с собой повсюду – От стен Парижа до манджурских сопок И храмов потрясенного Китая – Тоску утробную по растегаям, Воспоминанья о садах вишневых, Туфлях обломовских, и самоварах, И табелях о рангах, и скрижалях Незыблемых, и о столпе закона, – Они не мы. Их поглощает время. И мемуарным отсветом мерцают Их призрачные хищные обличья. А мы таим в себе непостижимый, Единый лик Архангела России. Мы огненною скорбью крещены, Живой и мертвою водой омыты; Пройдя врата отчаянья и смерти, Мы поняли величие и силу Сопротивление в духе. Наступили Те времена, когда опять поэты Ведут народ в пустыню, иссекая Потоки вод из скал невозмутимых, Чтоб из сердец текла живая влага. Мы восстаем магическою силой Над злобою египетской и болью Склонившихся к земному тленью дней, Над хаосом российских днепростроев, Над рудами сибирскими, над сонмом Левиафанов, торжищ и колхозов, И видим, что ушли в земные недра Благие духи. Мать-земля сырая Лежит без чувств. Лишь ангелы успенья, Как странники, являются бездомным На перекрестках, рубежах, распутьях России…
Да, я знаю: из крови и мук, Из позора и смрада, Из сведенных отчаяньем рук, Из привычного ада, Из чумных и расстрелянных лет, Что зияют как рана, Из жерла пожирающих бед, Непосильного срама, Из трущоб, и песков, и пурги Всероссийского горя, От варягов до желтой Урги И от моря до моря – Восстает от последнего дна Обессиленной бездны И грядет океана волна! – Многолика, безвестна, Всё мощней, всё слышней, всё ясней, И сердца потрясает глухие В озареньи очищенных дней Молодая Россия.
Опять кричат досужие витии, И режет воздух громкоговоритель, И делят ризы алые России, И каждый мнит, что он ее спаситель. Но мне ль судить измученную землю? Не соблазнюсь ни правдой, ни химерой: Какая есть, о родина, – приемлю С терпением, надеждою и верой.
Испания, нет нам роднее И нет обреченней страны. Из бездны столетий, рдея, Из пламенной глубины Встают твои скалы, твердыни, Дороги, соборы, сады Под пенье загробной латыни, Под звон медно-красной руды.
Твоя золотая армада Плывет к берегам Ципанго. Но слышится тихое «Nada» – Понятное нам «ничего». И там, над толпой, воспаленной Миражами долгих сиест, Колеблется – вижу – зеленый Святой инквизиции крест.
И скорбью – упорнее зонда – Пронзает сердца и звенит Пустыни мираж, canto hondo, И вдаль заключенных манит.
И в карцере тихой Севильи, В оковах меж гордых колонн Поруганный нищий в бессильи, Безумной мечтой уязвлен, Провидит сквозь полдня дремоту В кристальном и звездном огне Печальную тень Дон Кихота На тощем, как вечность, коне, –
Чтоб смехом, и болью, и смехом Звучали, пьянели века И чтоб несмолкаемым эхом Сердца отзывались, пока Не встанет из бездны падений, Играя с превратной судьбой, Народный и солнечный гений Над древней испанской землей.
Всем в родимом краю незнакомый, После стольких дорог и чужбин Буду, странник, сидеть на соломе, Блудный родины сын. Верно, кто-нибудь мне улыбнется, Смысл пойму мной утраченных слов. Тихой родины ветер коснется Поседевших висков. И в ответ этой ласке, ликуя, И сильнее земного конца Песнь польется, волнуя, связуя Тайной силой сердца.
Огромное небо наполнилось ветром восточным. И августа дрему нарушил крылатый пришлец. И было всё странно в то утро и зыбко, неточно – Порывистей волны Дуная и резче биенье сердец. Степей черноморских дыша раскаленною силой, Пять трупов повешенных ветер в лазури качал. И небо казалось огромною братской могилой. Но, гнев затаивши в груди, я стоял и молчал. Кто были они, молодые, за дело святое Отдавшие жизнь, завершившие краткий свой путь? Не знаю. Но, верно, славянское имя простое Наполнит волненьем потомков стесненную грудь. И там, где сливаются югославянские реки, Свой путь направляя к великой советской стране, На перекрестке эпох они опочили навеки, Но тень их висит надо мною, но голос их слышен во мне. И, глядя спокойным и судящим взором поэта, Сдержав возмущенье в груди и отчаянья стон, Свидетелем стал для еще не рожденного света. И живы во мне мертвецы, чтоб ожить для грядущих времен. И видел над площадью рабской, где гнется покорная шея, Где сердце оковано страхом и торжествует тевтон: Грядущие ветры с востока несут, пламенея, Полотнища алых и непобедимых знамен.
Ты видел ли тот мертвый дом? Скажи, в какой стране? Не всё ль равно, и пусть на слом Он обречен – во мне Он отразился, чтоб потом Столетия стоять И тесным памяти кольцом Сердца людей сжимать.
Висел лохмотьями бетон, Ободранный скелет Чуть прикрывая. Сотни тонн Смесили мрак и свет. Там провалился потолок, Там грузно пол осел. Повеял легкий ветерок В подвале сколько тел?
Как будто запах тубероз Исходит из щелей. – Молчи. Напрасен твой вопрос. Тот запах всё сильней. Смотри наверх – на лоскуты С цветочками обой, На небывалые кусты Над скрюченной трубой,
Там застеклили небеса Лазурью пропасть рам: Сияет древняя краса И слышен птичий гам. Не вспоминай. И в день-деньской, Спасая свой паек, Уйди скорее с головой. Тебе и невдомек, Как там живой жилец могил, Когда пронесся шквал, До пояса закопан был, Пять суток умирал, Пока стеклом тот человек На кисти вены не пресек, Чтоб на сознанье снизошла Спасительная мгла.
– К чему вопить и проклинать! Настанет тишь да гладь. И будут много, много губ, Победу празднуя опять, Трубить в миллионы труб. Должны мы есть и пить, любить, Трудиться, веровать и жить… Не надо траурных венцов. Оставим мертвым хоронить Ненужных мертвецов. Забудем плач, стенанья, вой, – Живым понятен лишь живой. Но он – Европы мертвый сын, Из тысячи руин Восстанет призрак роковой, Безвестный гражданин. Безумен, полупогребен, Поднимет руку он, И хлынет кровь, и потечет Над арками побед. И будет праздник ваш смущен, И в ликованьях слышен стон Неутоленных лет.
Кто не сидел в подвалах, не дрожал, Прижавшися к дверной неверной створке, Кто не мечтал впотьмах о черствой корке, Не ощутил уколов сотен жал В своем усталом сердце, кто не ждал Погибели от торжества лазури, От случая, судьбы иль просто дури Незримых сил, и кто не проклинал И день, и час, и жизни гнет бетонный, Когда обвалы заглушали стоны И кровь мешалась с гарью и песком, – Еще не сын Европы обновленной: В его душе, еще не потрясенной, Не прозвучал богов урочный гром.
Над победителем и побежденным Зажжется та же алая звезда, И канут в бездну быстрые года, И мир предстанет снова обновленным, Умолкнут звуки боевых фанфар, И в обмороки превратятся взрывы. И там, где дикий бушевал пожар, Пройдут стада и всколосятся нивы. И только стих суровый сохранит Проклятья и стенанья той эпохи, Когда в сердцах взорвался динамит И жизнь распалась на сухие крохи.
Годов живых порвалась нить. И всё мрачней в ночи личина века. И как нам в этом мире сохранить Простой и гордый облик человека? Окровавленная всё выше груда тел, А жизнь и смерть уж не играют в прятки. С такою мукой, верно, не глядел Эдип в лицо мучительной загадки, Как я гляжу в лицо твое, о год Надежды, страха и пресуществленья. Иль духа нового я обрету оплот, Иль унесет меня круговращенье Времен грядущих? Каждый день и час К нам приближает роковые сроки. Но океан войной взметенных масс Не обуздают прошлого пророки. О Родина, твоих просторов власть Сковала ярость европейской лавы, И если суждено нам в битвах пасть, В сиянии твоей падем мы славы. Страх за тебя исчез в душе моей: Подземные я слышу содроганья. В тебе шумит пожар великих дней, К тебе летит святое упованье. Ты новый миру принесла завет, Ты ниспровергла древние кумиры. И знают все: в тебе вселенский свет. Твоя судьба слилась с судьбою мира.
– Забудь. Покорствуй, иль навек усни. К чему душа ослепшая пророчит Тебя гнетут расстрелянные дни, Сиренами пронизанные ночи. – Нет, я не сломан страшною судьбой. Я вижу путь достоинный и правый. Из памяти возникнут предо мной Руины Новгорода и Варшавы, В снегах кровавых гордый Ленинград, И городов трагические хоры Упорной Англии, Берлина ад, Где времена разверзлись и просторы. Пусть разрушенья громкие дела Колеблют волны и сосут антенны. Не только камни, дерево, тела Распались в вихрях дикой перемены – Взорвались души. Лабиринты дум, Нерукотворные колонны чувств напевных В провалы рухнули. И созерцает ум Миры разъятых атомов душевных. О Зодчие, над хаосом руин Горит звезда в разреженном эфире, Строители неведомых глубин, Таитесь вы в опустошенном мире, Чтоб Человечества воздвигнуть новый храм На ясных высях юных поколений, Когда свои миры откроет нам Столетия освобожденный гений.
А не пора ль, товарищ, в партизаны? Туда, где в чащах борется народ, Где чист и ясен грозный небосвод, Осмыслены страдания и раны. Не снится ль и тебе простор полей, Отроги гор, лесов могучих шумы? Твой час пришел, о прошлом не жалей. Решительный, спокойный и угрюмый, Уйди туда, где жизни бьют ключи И где сильней, чем смерть, святое мщенье. Как моря гул для путника в ночи, Ты Родины услышишь приближенье.
О ты, в порфиру облаченный Багрянородный мой народ, Лавиной рушащий препоны, Подобен гулу мощных вод, – Ты одолел все испытанья, Ты исчерпал до дна страданья И, вечной славой осенен, В себе самом нашел ты силу, Чтоб нового изгнать Аттилу Германских варварских племен.
II
Он шел – и содрогались степи, Испепелялись города. Неся огонь, и меч, и цепи, Столетья рабского труда. Пылая яростью Валгаллы, Он осквернил Кавказа скалы, Эльбруса запятнал снега, Увидел мать всех рек российских И встал в преддверье стран азийских У Каспия солончака.
III
Судьба тирану изменила: Пред градом с именем стальным Его губительная сила Истаяла, как волжский дым. Там пали русские перуны. И вспять пошли Европы гунны. И Дон великий, и Донец, И древний Днепр средь новых строев Узрели торжество героев И как назад потек пришлец.
IV
Да, он покинул наши горы, Украйны золотой поля, Новороссийские просторы, Святые подступы Кремля, И Севастополя руины, И Крыма светлые долины, Озера, веси, города, И Новгород неопалимый, И Ленинград несокрушимый, Врагом не взятый никогда!
V
И у границ, где русских славой Полны и Плевна, и Сулин, Где предки шли стезей кровавой, Достигли мы тебя, Хотин. За нами – мир освобожденный, Пред нами – мир порабощенный. Стоим у прикарпатских врат Державы старой Осмомысла; Туда, где немцев ночь повисла, Наш проникает зоркий взгляд.
VI
Над Польшей, Балтикой, Балканом Зари пылает алый стяг, Вещая подъярмленным странам, Что кровью истекает враг, Что, трупами покрыв дорогу, Бежит назад в свою берлогу, Готовясь дать последний бой. Он осужден. Смертельна рана. Всё ближе гибели тирана Час беспощадно роковой.
VII
Отцов великие деянья Мы наверху несем знамен. Не громче ль новые названья, Чем подвиги былых времен. Кутузов, мы Москву отбили, Суворов, мы не посрамили Ни Рымник твой, ни Измаил! Великий Петр, пройдя Полтаву, Уже за Прут несем мы славу Вскипающих народных сил.
VIII
За жертв невинных миллионы Казним, за кражи, грабежи, За оскверненные законы И попранные рубежи, За голод, рабство, избиенье, Разврат, насилье и презренье, За то, что мирные черты Народа ярость исказила, Что пепелища и могила – Повсюду варваров следы.
IX
И вот из уст стомиллионных, Из недр и тайников глухих, Из бездн сердец испепеленных Рождается возмездья стих. Пусть ямб, любимец муз российских В громах рожденный мусикийских, В тысячелетиях гремит, И над веками торжествует, И в ритмах радостных ликует, И памятники озарит!
X
Пусть для грядущих поколений. Не зная гробового сна. Поэзии российской гений Несет святые имена Героев и вождей победы. Которыми гордились деды, Которыми гордится внук, Перековав мечи в орала И славя мирные начала В рабочем ритме мощных рук.
(1944, август Воеводина, село Прхово Партизанская территория)
За новой жизни золотую зарю Какую звезду тебе подарю? Любимая, выбирай! Она отвечала: «Мне подари Вон ту, незаметную, что горит В недоступной синей дали. Она далека, она глубока, Легчайшие кроют ее облака От печальной нашей земли. Но сильнее и ярче близких планет Той звезды зачарованный свет, Трепещущий тихий зов. Это любви моей звезда, Страсти, не меркнущей никогда В безмерной глуби миров».
