Слово составляет важнейшее орудие, посредством которого человек содействует счастию ближнего.

((И. И. Давыдов. Чтения о словесности))

Слово есть воплощенная мысль: посему объясняя, украшая, усовершая выражения, придаем чрез то самое и мыслям ясность, красоту и совершенство. Следовательно, наука словесности непосредственно содействует образованию всех душевных способностей, особливо ума, воображения и чувствования.

((Я. В. Толмачев. Правила словесности))

Алексей Федорович Мерзляков (1778–1830) профессор Московского университета, занимавший кафедру российского красноречия и поэзии с 1804 по 1830 г., литературный критик, поэт. Его «Краткая риторика» выдержала 4 стереотипных издания с 1809 по 1828 г. Влиятельность «Риторики» Мерзлякова обусловлена его мастерской стилистикой, образностью и выразительностью языка. В основу своей теории Мерзляков положил учение о слоге или стиле, отказавшись от изобретения и полагая найти в стилистических характеристиках речи общие правила для всех родов сочинений. Его частнориторические описания наиболее интересны точным нахождением содержательно-стилистических качеств каждого рода и вида словесности. Именно Мерзляков первым представил роды и виды словесности в таком разнообразии: 1. письма; 2. диалоги; 3. учебные сочинения; 4. история (характеры, биография, романы, подлинная история); 5. речи (духовные, политические, судебные, похвальные, академические).

А. Ф. Мерзляков был блестящим литературным критиком и неплохим поэтом. С 1803 по 1810 г. он создал цикл песен, пользовавшихся большим успехом у современников. Ценился и педагогический талант А. Ф. Мерзлякова: среди его учеников были М. Ю. Лермонтов, А. И. Полежаев, Ф. И. Тютчев.

Для нынешней публикации избраны основные отрывки из его «Краткой риторики» – и прежде всего из «Введения», начальные суждения о сущности словесных наук, цели и пользе красноречия, о красноречии истинном и мнимом (чрезвычайно популярное рассуждение для теоретиков XIX в.); затем – отрывки из всех шести глав:

I. Всеобщая теория прозаических сочинений (учение о слоге или стиле); II. Правила о сочинении писем; III. О диалогах или разговорах; IV. Учебные сочинения; V. История (с разными жанрами); VI. Речи ораторские.

Публикуется по изданию: Мерзляков А. Ф. Краткая риторика или правила, относящиеся ко всем родам сочинений прозаических. – М., 1828 C. 16–21, 23, 26–27, 45–48, 54, 58–60, 68–70, 72–75, 78, 86–87, 95–98, 103–104, 106–111.

§ 1. Под словом речи вообще разумеется всякое словесное выражение наших мыслей и чувствований, расположенное в некотором определенном порядке и связи. Порядок и связь отличают искусственную речь от языка. Под словом языка, в пространном смысле, понимать надобно все правила речи, составляющие теперь три особенные науки: логику или диалектику, которая учит думать, рассуждать и выводить заключения правильно, связно и основательно; – грамматику, которая показывает значение, употребление и связь слов и речей, – и риторику, которая подает правила к последовательному и точному изложению мыслей, к изящному и пленительному расположению частей речи, сообразно с видами каждого особенного рода прозаических сочинений.

§ 2. Итак, риторика, принятая во всем ея пространстве, включает в себе полную теорию красноречия. Красноречие, как обыкновенно понимаем, есть способность выражать свои мысли и чувствования на письме или на словах правильно, ясно и сообразно с целию говорящего или пишущего. Древние под именем красноречия разумели единственно искусство оратора; а под именем риторики – правила, служащие к образованию ораторов. Теория прочих прозаических сочинений была предметом их диалектики и грамматики.

§ 3. Цель риторики как теории всех прозаических сочинений не ограничивается убеждением и доказательствами. В противность древним и некоторым новейшим учителям, мы понимаем под сим словом науку научить наш разум и занимать воображение, или трогать сердце и действовать на волю. Итак, искусство научать, занимать, трогать, доказывать составляет предмет всякого прозаического писателя.

§ 4. Смысл или чувство и выражение оных составляют сущность речи и должны быть в надлежащей связи точно так, как душа и тело. То и другое, как материя и форма, служит предметом риторики, которая, впрочем, не простирает своих исследований до мыслей и до слов, представляя это логике и грамматике. Она более смотрит на красоту и стройность сочинения, т. е. она учит мысли, правильно обдуманные и по правилам грамматики выраженные, представлять в виде изящном и соответственном каждому роду красноречия.

§ 5. Некоторые под именем красноречия разумеют стихи и прозу, а другие одну прозу, разделяя таким образом всю науку словесности на два рода, на искусство прозаическое и на искусство стихотворное. Сие разделение основано не на одной наружной форме того и другого рода; оно зависит от существенного различия предметов и цели, которые предполагают себе оратор и стихотворец: одного намерения научить, а другой имеет в виду особенно – удовольствие.

§ 6. Есть люди, которые отличаются каким?то природным красноречием; они никогда не учились правилам риторики, но, имея здравый рассудок, живое чувство, вкус и легкость в языке, выражают свои мысли ясно и в таком порядке, который совершенно соответствует их цели. Сия, частию от природы получаемая, частию воспитанием, обращением и чтением образованная способность обеспечивать успехи предлагаемого нами искусства и сама приобретает посредством правил новый блеск, силу и совершенство. От всякого писателя требуется, чтоб он со всех сторон осмотрел предмет своей речи, чтоб он каждую минуту обладал самим собою, чтоб сам был уверен в причинах и доказательствах, которые предлагает другим, и чтоб, наконец, сам был живо проникнут чувствованиями и страстью, которую намерен возбудить в сердце читателя.

§ 7. Польза красноречия очевидна для каждого, кто обращает внимание на его существо и цель. Ни одна наука не имеет столь великого влияния на душевные наши силы. Как изящное искусство, красноречие пленяет наши сердца и воспламеняет воображение; этого мало: будучи рассматриваемо в собственных своих правилах, оно способствует к распространению познаний, к открытию новых истин и всем вообще наукам доставляет новые достоинства и прелести. Посредством его не только мысли и познания, но и самые чувства, склонности и страсти людей, нам неизвестных, отдаленных от нас веками, становятся нашими собственными, современными. Оно научает нас избирать предметы, разбирать их и описывать прилично, порядочно и связно; оно дает самой истине большую силу убедительности и самим страстям больше выражения и трогательности; оно образует наши нравы.

§ 8. Красноречие обращается в искусство безнужное и вредное, когда оставляет благородную цель свою, т. е. когда оно устремлено будет не к выгодам истины и добродетели, но к распространению заблуждения и пороков; когда оно решится защищать правила и мнения, противные чистой нравственности, или будет одевать предметы, сами по себе пагубные и соблазнительные, в одежду приятную и благовидную, чтобы заманить в свои сети неопытный и ослепленный ум читателя или слушателя. Итак, не красноречие, но его употребление навлекло на себя справедливые укоризны в древности и в новейшие времена; злоупотребление всегда будет порицаемо, между тем как наука беспрестанно приводится к совершенству, беспрестанно сияет в новом немерцающем свете.

§ 9. Для образования истинного оратора и для приобретения надл ежащего успеха во всех прозаических сочинениях не довольно одних правил риторики. Для сего необходимо нужно познакомиться с лучшими образцами искусства, как между древними, так и новейшими произведениями. Молодой благоразумный питомец Муз, занимаясь чтением лучших авторов, видит, каким образом доставили они бессмертным своим сочинениям истинную красоту, совершенство и подлинную классическую важность. Внимательное изучение писателей подает нам случай узнать нам собственный их характер и возбуждает в нас благородное стремление к подражанию. Таким образом, чрез непрерывные упражнения в красноречии и чрез образование своих способностей, приобретаем мы большие силы, вернейшее чувство изящного и доброго и быстрейший взор для отличия погрешностей.<… >

§ 16. Риторические наставления в пространном смысле состоят частию из правил, которые относятся к хорошему слогу вообще, частию из особенных рассуждений и о каждом особенном роде сочинений. Сии роды суть: а) письма, b) разговоры, с) рассуждения или учебные книги, d) история истинная или вымышленная и, наконец, e) собственно так называемые речи. Сообразно сему порядку мы расположим наши риторические наставления.

§ 1. Слогом, или стилем во всех родах письменных сочинений называем мы словесную одежду мыслей и чувствований, какого бы они содержания ни были. Всякий слог имеет совой собственный характер. Различие в слогах происходит: 1. от характера писателя; 2. от сущности материи, которую он избрал; 3. от цели, которую он себе предположил, и, наконец, 4. от расположения, в котором он пишет.

§ 2. Мы прежде видели, что цель каждого прозаического сочинения должна быть или нравоучение, или удовольствие, или возбуждение страсти. Цель сия одна и та же для всех родов сочинения, но намерение писателя может действовать на ход и силу его творения, и слог изменяется. Сии изменения могут быть бесчисленны. Не входя в подробность, мы полагаем здесь главные три рода слога: 1. Народный, или простой, 2. Средний, или умеренный и 3. Высокий. Кроме сих, может быть слог простой, блестящий, трогательный, цветущий, живописный и проч. Всякий из них более или менее относится к вышеупомянутым трем родам.

§ 3. Простонародному слогу более свойственны: ясность, легкость, чистота, краткость и точность. Он удаляется всех пышных украшений, всего, что воспламеняет украшение и страсти: цель его – спокойное научение разума. Допуская иногда даже некоторую видимую небрежность, он имеет свою красоту и приятность; его правильное употребление предполагает в писателе здравый и основательный рассудок, тщательное рассматривание мыслей и чувствований. Таким слогом пишутся особенно учебные книги и письма, и потому?то его называют догматическим и письменным. Он иногда имеет место во всех других сочинениях и даже в самых речах.

§ 4. Средний, или умеренный слог, отличается полнотою и богатством выражений. Возвышаясь весьма приметно над низким, или народным, слогом, он удерживается от сильных и смелых порывов высокого слога.<… >

§ 5. Высокий слог принадлежит к собственно так называемому красноречию, или речам, и в таком только случае, когда требуют сего слога или величие предмета, или отменно живое чувство и возвышенность духа.<… >

§ 7. Всеобщие или существенные свойства хорошего слога во всех родах прозаических сочинений суть следующие: правильность, точность, пристойность, благородство, живость, красота и благозвучие. Первое из сих свойств, т. е. правильность, или исправность, принадлежит более к грамматике, нежели к риторике. Она состоит в совершенном согласии между выражением и мыслию, для которой выражение служит отпечатком или одеждой. Правильность заключает в себе чистоту выражений, которая требует, чтобы мы, изображая нашу мысль, остерегались от всех слов и оборотов, чуждых нашему языку. Оба сии свойства хотя не могут быть главною целью автора, но они необходимы для хорошего слога.<… >

§ 11. Самое существенное свойство стиля есть ясность. С каким бы намерением автор ни писал, какие бы ни были виды его сочинения, всегда он должен так выражаться, чтобы его понимали; в противном случае все труды его потеряны. Здесь писателю одна грамматическая исправность не поможет; чтобы доставить сочинению надлежащую степень ясности, надобно избегать всех погрешностей, для нее вредных. Они суть: темнота, двоесмыслие, сбивчивость.<… >

§ 15. Соответственность стиля заключается в соблюдении отношений между словами и оборотами и между тоном целого сочинения. Все сие при том должно быть приспособлено к особенному намерению того, кто говорит или пишет. Итак, всегда наблюдать должно: а) одно только то, что употребительно в обществе или свойственно языку; b) что прилично предмету и цели; с) натуральное и простое; d) надлежащую определительность выражений, относительно к ним самим и к мыслям, которые автор посредством их объясняет. Сохранение всех сих свойств можно назвать одним словом точностию. Она избегает всего излишнего и растянутого, наблюдая везде благоразумную краткость.

§ 16. Ко всеобщим качествам хорошего слога принадлежит также его достоинство, или благородство. Надобно стараться присвоить себе навсегда мысли и чувствования людей образованных, имеющих здравый вкус. Все неблагопристойное, низкое, неприличное так, как и пустая напыщенность и высокопарность, оскорбляет нежность читателя.

§ 17. Живость слога зависит частию от его ясности и точности, частию от живости воображения и чувствований. Она происходит от совершенного согласия между означающим и означаемым, между словами и идеями. Итак, выбор слов их расположение и их благозвучность наиболее производят сию живость. Лучшие авторы не только смотрят на слова, которые они употребляют, но и на звуки, из которых сии слова состоят. Они стараются самым тоном слогов выражать предмет, особливо если сей предмет подвержен чувству слуха.<… >

§ 1. Письмо есть не что иное, как письменная речь одного лица к другому отсутствующему; оно заменяет недостаток словесной речи, которую можно было бы обратить к сему лицу, когда бы оно было в присутствии. Итак, переписка есть письменный разговор между отсутствующими лицами. Все правила для писем основываются на языке и тоне словесного обращения в различных обстоятельствах и случаях жизни.

§ 2. Существенное свойство хорошего письма есть легкое, простое, благородное и безыскусственное изъяснение наших мыслей. Итак, письма вообще более, нежели другой какой род прозаических сочинений, принадлежат к простому народному языку. Способность писать хорошо письма приобретается рачительным наблюдением и точным подражанием языка общественного, употребляемого в образованном обращении. Письма изменяют свой тон сообразно намерению и содержанию оных, сообразно состоянию наших чувствований, характеру и званию тех лиц, к которым мы пишем, и отношению, какое между ними находится. Все это производит бесчисленное множество различий в языке и в расположении письменном.

§ 3. Поелику письменное изъяснение наших мыслей предполагает более труда, более размышлений, нежели словесное, то письма не во всем должны следовать совершенно языку разговорному. Оне избегают слишком обыкновенного, небрежного, от частого употребления состаревшегося образа выражаться. В простых разговорах простительны такие обороты, но в письмах, которые читаются с большим вниманием, нежели речь, в минуту родящаяся и исчезающая, терпеть их не можно. Мы сказали, что письма должны быть писаны легким и естественным слогом; следовательно, ясность и точность составляют их главное достоинство.

§ 4. Этого требует цель их, которая состоит в том, чтоб сообщать другим свои мысли и чувствования в надлежащей связи и порядке. Наши мысли и представления должны соответствовать предметам, о которых идет дело; наши слова и образ выражения должны быть согласны с нашими мыслями и чувствованиями. Один тонкий вкус, образованный в лучших обществах, может сохранить все сии приличия.<… >

§ 6. Сколь многоразлично содержание писем, столь многоразличны и правила писать их. Заключают ли они простой рассказ, тогда требуют точности, порядка, краткости и полноты; состоят ли они в просьбе, в убеждении, в оправдании, тогда образ выражения нашего и способ доказательств должен быть силен и трогателен; заключают ли они учтивость, тогда должны они отличаться, соответственно нашему званию и отношениям, благородству, скромностию и выразительностию. В письмах, относящихся к должности нашей, требуется особенная основательность в мыслях, верность и исправность в выражениях. Изъяснение друзей дышит взаимною доверенностию, простотою и сладкими чувствованиями сердец, преданных друг другу. В письмах ученых должно удаляться, сколько возможно, сухости и единообразия.<… >

§ 1. Диалог или разговор есть взаимное изъяснение между двумя или многими лицами; он есть письменное подражание разговора словесного о предметах важных или занимательных. Цель сего рода сочинений состоит в том, чтобы живее показать образ мыслей разговаривающих лиц; в хорошем разговоре вы видите их своими глазами и характер их сам собою живописуется. Речь разговорная всегда имеет более живости и убеждения, нежели повествование.

§ 2. Разговор бывает или драматический – и заключает в себе действие, которое имеет начало, средину и конец (об нем мы скажем в нашей пиитике); или философский, которого предмет – истина; или просто занимательный и живописующий, имеющий своею целию прелести остроумия, любопытные картины природы и изображение чрезвычайных характеров.<… >

§ 1. Догматическими или учебными сочинениями называем мы те, в которых предлагаются или доказываются истины общеполезные, служащие к научению ума или образованию нашего сердца. Сей род сочинений можно разделить на два разряда: на рассуждения и на учебные книги. Первые занимаются обыкновенно отдельною истиною; другие представляют нам многие истины в связи и порядке.

§ 2. Отличительные свойства слога сих сочинений суть те же, которые приписали мы прежде слогу низкому, или народному. Если писатель имеет главною своею целию научение и убеждение рассудка, следовательно, ясность и точность в мыслях и слоге должны быть необходимым условием догматического творения. Все ораторские украшения, служащие к воспламенению страстей и воображения, не имеют здесь места. Впрочем, для того, чтоб сей слог не был слишком сух, однообразен и утомителен, позволяется автору употреблять исторические отступления, примеры и описания характеров.

§ 3. Под рассуждением разумеем мы связное, стройное сочинение, в котором писатель объясняет или доказывает теоретическую или практическую истину. Сия истина должна иметь собственную важность и может относиться или к наукам, или к исследованиям историческим так, как предмет защищения или опровержения. Содержание рассуждений может быть столько же многоразлично, коль бесчисленны предметы в природе и науках. Самый способ сочинять их изменяется беспрестанно, по существу материи, по намерению автора – и, смотря по тому, требует более или менее остроумия, точности и строгости в исследованиях. Рассуждение, взятое в тесном смысле, означает ту часть сочинения, которая находится в середине его, между началом и концом.<… >

§ 1. Философ и историк отличаются друг от друга тем, что один имеет в виду своем общую истину, а другой, напротив того, занимается отдельными случаями и происшествиями жизни. Итак, историческое повествование разнится от догматического, или от ученых рассуждений тем, что сии последние имеют предметом своим умствования и предположения, а первое?деяния и приключения людей. История почти не обязана изыскивать и открывать причины происшествий, но она должна рассказать их в том самом порядке и связи, в какой они друг за другом следовали.

§ 2. Прежде, нежели рассмотрим мы различные роды исторического повествования, представим теперь некоторые всеобщие правила, которые непосредственно проистекают из его существа и цели. Первое и необходимое свойство всякого рассказа есть ясность, которая состоит в том, чтобы все обстоятельства происшествия, сами по себе и по взаимному их отношению, представлены были в надлежащем свете; чтобы они продолжались и раскрывались в порядке натуральном и в свое время. Историк должен определить их точно и основательно и не пропустить ничего, что служит к утверждению подлинности происшествия, или что может показать их с лучшей стороны, дабы возбудить и удовлетворить любопытство читателя. Итак, под историческою ясностью разуметь должно и порядок, и полноту.

§ 3. Не менее похвальна в хорошем повествовании краткость в мыслях и выражениях. Она зависит от правильного понятия о вещах и от некоторой мудрой скромности в образе объяснения. Сюда принадлежит благоразумный выбор обстоятельств, принадлежащих к главному предмету. Историк избирает из них важнейшие, отпускает незанимательные и не мучит читателя малозначащими эпизодами и отступлениями. Самый слог исторический не терпит ничего бесполезного и излишнего; приличная краткость доставляет ему живость и выразительность. При сем остерегаться должно, чтобы неумеренное старание сделать слог свой кратким, сильным и ясным, не сделало его темным.<… >

I. Характеры

§ 7. Под именем характера разумеем мы всякое отличие всякой вещи, посредством которого получает она свою видимую отдельность и разнится от всех других предметов. Итак, характер человека составляют ему только принадлежащие нравственные и физические свойства, а особливо первые, то есть врожденные и приобретенные способности чувствования, склонности и привычки, образ мыслей и поведения. Главная основа характеров весьма многоразлична; она изменяется по народам, по временам, по состоянию, по возрасту, образу жизни и воспитания, по духу народа, по темпераментам и привычкам.<… >

§ 9. Изображение характеров требует верности и правильности как в целом, так и в самых малейших изменениях и оттенках, точности и живости в образе разговора и действиях, так чтоб ничего не оставалось сомнительного и обоюдного. Они должны сохранить от начала до конца ревность и согласие в поступках и в ходе мыслей, вероятность и природу, особливо когда они вымышлены. Чтобы придать им более живости и силы, писатель представляет их в известной противоположности один с другим. Разительность, краткость и какая?то особенность составляют пленительную красоту таковой живописи.<… >

II. Биография

§ 11. Биография или жизнеописание есть повествование о судьбе, поступках и свойствах какой?нибудь знаменитой особы. Сей род сочинений требует тех же самых правил, которые упомянуты нами, когда мы говорили о рассказе и характерах. Прибавим несколько слов. Биограф должен избирать такие лица, которых жизнь сама по себе занимательна и богата происшествиями, которые или саном своим, или отменными заслугами, или странным стечением обстоятельств и перемен счастья обратили на себя всеобщее внимание. Цель биографа и цель историка в некоторых отношениях различны друг от друга. Последний описывает происшествия в связи и порядке; первый более всего смотрит на действующую особу и старается со всею возможною подробностию отличить разительно ее характер.<… >

III. Романы

§ 17. Роман бывает по большой части повествование вымышленное, но правила в разсуждении расположения и слога суть те же самые, которые относятся и к истинным повествованиям. Впрочем сей род принадлежит более к стихотворным, нежели к прозаическим родам; и потому писатель романа должен знать еще некоторые наставления пиитики. Счастливое изобретение главного содержания и подробностей, новость и занимательность как в самых происшествиях, так и в образе рассказа, искусство описывать характеры некоторых особ, красота и приятность слога – вот необходимые свойства романического повествования.<… >

VI. Речи oраторские

§ 1. Слово речь в тесном смысле означает рассуждение, составленное по правилам искусства и назначенное к изустному произношению. Сие рассуждение заключает в себе одну какую?нибудь главную мысль, которая объясняется или доказывается для убеждения слушателей. Слушатель может быть убежден очевидностью предлагаемых истин, исчислением вероятных причин и силою доводов или доказательств. Завидный талант составлять такого рода сочинения, соединенный с способностью произносить их приятно и убедительно, называется вообще красноречием; обладающий всеми дарованиями, для того потребными, именуется оратором.

§ 2. Речи по их содержанию и намерению бывают различных родов. Главное содержание речи может быть или общее или частное; общее бывает теоретическое или практическое, частное имеет еще многие виды. По сим отношениям есть речи духовные, в которых предлагаются истины и обязанности религии; есть речи политические, в которых оратор рассуждает о выгодах в отношениях и потребностях общества; судебные, где защищается невинно притесненный или обличается преступник; похвальные, заключающие в себе похвалу заслуг умерших или живых знаменитых особ; академические речи, касающиеся до ученых предметов из природы или наук. У древних все речи разделялись на три рода: на похвальные, советовательные и судебные.<… >

§ 5. В слове или речи заключаются три намерения оратора: научение, убеждение и искусство тронуть слушателя. Все сии намерения должны быть соединены в одно и служить друг другу взаимным пособием. Представляя предмет со всею ясностию и подробностию, мы научаем и в то же время убеждаем разум справедливостию или, по крайней мере, вероятностию наших доводов. Сие научение и убеждение действуют в то же время на нашу волю, заставляют нас принять участие в предмете, представленном оратором, управляют нашими склонностями и производят в нас или привязанность, или отвращение.<… >

§ 13. Оратор должен действовать не на один только разум человека, но и на все его душевные силы. Он старается особенно воспламенить воображение слушателя, дабы таким образом привязать к себе все его внимание. Новость, красота, важность и возвышенность мыслей так, как и одежда их, служат самым действительным к тому средством. Живые, разительные картины много способствуют к самому убеждению ума человеческого. Подобным образом действует писатель на память: чем подробнее, полнее и, так сказать, существеннее изображение предмета, тем легче можно понять его и долее удерживать в памяти. К тому же способствует соблюдение порядка легкого, свободного, естественного во всех частях сочинения.

§ 14. Самое важное дело оратора, желающего обладать сердцами своих слушателей, есть возбуждение страстей. Они оживляют все наши мысли и воображение. Цель автора делается целью самих слушателей; его склонность и желание становятся общими склонностями и желаниями. Мы не только одобряем его советы, но с великою охотою готовы стремиться, куда он нас призывает; готовы действовать вместе с ним, а особливо когда он умеет, с одной стороны, убедить нас в выгодах предлагаемого им мнения, а, с другой стороны, представляет легчайшее средство к достижению конца.<… >

§ 17. Для успешного управления страстей оратору необходимо нужно глубокое познание сердца человеческого, познание каждой страсти особливо, ее тайных побудительных причин, ее хода, действия в многоразличных порывах и изменениях. Кроме того, он должен быть живо проникнут теми самыми чувствами, которые хочет возбудить в других; он должен быть уверен в той истине, в которой хочет уверять своих слушателей; он не выпускает из виду и собственных своих к ним отношений, измеряя их уважение к себе, их доверенность, их благорасположение. Подозрение или предупреждение против оратора может сделать недействительным самые величайшие усилия блистательного красноречия.<… >

§ 19. Когда речи определены к изустному произнесению, то оратор должен не забыть об искусстве провозглашения. Оно требует громкости и светлости в голосе, приятных изменений при повышении и понижении оного, его скорости или протяжности и, наконец, возможного согласия тонов с содержанием речи и со страстями, в ней царствующими. Для достижения сего искусства много способствуют природная гибкость и заблаговременное образование органов голоса, частое упражнение, внимательное наблюдение природы и внутреннее живое чувство.

§ 20. Сверх того, к искусству оратора принадлежат телодвижения или наружные действия. Приличный вид, положение, выразительность и перемены лица, обращение рук и движение всего тела должны соответствовать содержанию речи и оживлять каждое слово. В сем случае изучение природы и изучение собственных чувств гораздо более помогут, нежели теоретические правила. Телодвижение оратора должно некоторым образом не только обрисовывать характер его, но и всякую мысль и чувство. Он избегает всего излишнего и безобразного, всего того, что могло бы сделать его смешным.

§ 21. Теперь уже видно, какие главные качества и дарования требуются от оратора, если он хочет достигнуть своей цели. Между дарами врожденными должны отличать его: гений, наблюдательный взор, быстрое остроумие, вкус, высокость духа, воображение, память, сила чувствований и, наконец, сила, приятность и гибкость органа. Между способностями приобретаемыми: познание человеческой природы, здравая философия, сведения истории и всеобщей литературы, опытность в риторических правилах и частое упражнение в сочинении речей и в изустном их произнесении.

§ 22. До сих пор предложенные правила касаются вообще речей и могут быть приноровлены к каждому роду, но есть так же правила, которые относятся к одному какому?нибудь роду; мы скажем об них несколько слов. Политическое красноречие, которого употребление ныне не столь обширно, как было в древние времена, требует от оратора точного и подробного сведения о правах и выгодах своего отечества. Он должен иметь основательное познание обо всем, что служит к его пользе и вреду. Он предвидит все спасительные средства к общему благу. Он всегда богат в твердых доказательствах на все свои предложения, в надежных планах к исполнению оных; его отличают мужество и решительность к преодолению всех препятствий и затруднений. Он должен быть свободен от своекорыстия, от всех страстей и от частных привязанностей.

§ 23. Судебное красноречие предполагает основательное познание естественного и гражданского права; сверх того, полное и ясное понятие о том деле, которое составляет предмет речи. Оратор должен знать отношения и нравственность характеров, состояние и обстоятельства обвиняемого и защищаемого. Законы совести требуют, чтобы он представил весь процесс без всякой перемены, опущений или прикрытий. Он может употребить в свою пользу все благородные средства, дабы убедить разум судей и тронуть их сердца.

§ 24. Если главное намерение духовного красноречия состоит в утверждении христианских истин посреде церкви, в показании благодеяний и обязанностей религии, в воспламенении благодарных чувствований к ее начальнику и в распространении чистой, святой нравственности, то духовный оратор особенно должен стараться избирать такие предложения, которые соответствовали бы совершенно сему намерению. Не занимая слушателя пустыми умозрениями и спорными догматами, он показывает только то, что клонится к истинному нашему благу, к счастливой и честной жизни. Он наблюдает всегда такой порядок и ясность, чтобы быть понятым для каждого состояния людей, не унижая, однако, достоинства своего предмета слогом низким или народным. Наконец, он должен возбуждать не простые, скоропреходящие чувствования, не суетные желания, но постоянные, непоколебимые страсти к добру, подкрепляющие странствующего человека по скользкому пути сей жизни.<… >

1. Прочитайте внимательно толкования А. Ф. Мерзляковым слов речь и язык? Насколько разнятся эти объяснения от современных толкований (§ 1)?

2. Какие науки занимаются правилами речи (§ 1, 2)? Как понимаются риторика и красноречие? В чем состоит польза красноречия (§ 7)? Почему красноречие навлекло на себя «справедливые укоризны»? В чем состоит «злоупотребление» красноречием?

3. Объяснение прозы и поэзии А. Ф. Мерзляковым существенно отличается от современных толкований. В чем состоит эта разница?

4. Как объясняется автором природное красноречие?

5. Что нужно для образования оратора?

6. Что такое слог? Каковы требования к хорошему слогу? В чем состоят правильность, ясность, соответственность, точность, достоинство, живость?

7. Прочитайте внимательно раздел о написании писем. Насколько универсальны советы А. Ф. Мерзлякова к написанию писем?

8. Какие виды словесности называет А. Ф. Мерзляков?

9. Каким типам современной словесности соответствуют описания «учебных или догматических» сочинений у А. Ф. Мерзлякова?

10. Какие советы к написанию исторической прозы кажутся вам наиболее полезными?

11. Какие виды ораторских речей называет А. Ф. Мерзляков? Каковы цели каждого вида красноречия? Что из советов автора представляется вам наиболее полезным для формирования современного ритора?

Людвиг Генрих (Людвиг Генрихович) Якоб (1759–1827) – немецкий философ, филолог, социолог, правовед, деятель Просвещения.

Молодость и становление Якоба как ученого и педагога связаны с г. Галле, где он закончил гимназию и университет, защитил диссертацию «Аллегории в творчестве Гомера» (1785 г.), стал профессором, а затем и проректором Галльского университета. В 1806 г. в связи с закрытием университета после прихода наполеоновских войск Якоб получил приглашение приехать на работу в Россию. С 1807 г. он читал лекции по разным дисциплинам в только что открытом Харьковском университете, в 1809 г. переехал в Петербург, где был назначен членом законодательной комиссии в Министерстве финансов и временным членом коллегии по подготовке русского уголовного кодекса. В 1826 г. вернулся в Галле, где получил дворянский титул, звание государственного советника и должность ординарного профессора политических наук в университете. В 1820 г. он снова стал проректором университета.

Деятельность Л. Г. Якоба в России ознаменована выходом энциклопедического «Курса философии для гимназий Российской империи (1811–1817 гг.) в 8-ми частях, содержащего «начертание» всеобщей логики, всеобщей грамматики, психологии, нравоучительной философии, эстетики, словесных наук, естественного и народного права, народного хозяйства.

Печатается по книге: Курс философий для гимназий Российской империи, сочиненный Лудвигом Гейнрихом Якобом, коллежским советником и кавалером, издан от Главного правления училищ. Часть шестая, содержащая умозрение словесных наук. – СПб., Имп. ак. наук. 1813. – 103 с.

§ 5. При употреблении слова мы имеем в виду или токмо простое в общежитии случающееся, или торжественное, нарочно обдуманное сообщение наших мыслей, либо действительное убеждение в какой?либо важной цели, или, наконец, сколько можно прекраснейшее изложение мыслей. Первое можно назвать просторечием, не требующим и не терпящим большой степени изящности; другой род слова составляют нарочно делаемые изустные или письменные речи и требуют уже большей степени изящного, именуемого сладкоглаголанием; третий род состоит из собственно так называемых торжественных речей, в которых истощается вся эстетическая сила, совместная однако ж с целию убеждения – все красноречие; последний род метит на изящность выражения и избирает токмо такие мысли, которые допускают прекрасное изложение; он составляет поэзию.

§ 6. И для того умозрение словесных искусств обыкновенно разделяют на риторику и пиитику. Под первою разумеют умозрение изящного выражения для связных и торжественных речей, следственно для сладкоглаголания и красноречия, а под последнею умозрение стихотворства, или поэзии; просторечие не требует никакого особенного умозрения изящности.

§ 7. Сего?то умозрения мы будем держаться, предложив однако ж наперед всеобщее умозрение изящных словесных искусств. За сим последует: 1) умозрение вообще изящного слова, 2) риторика, 3) пиитика.

§ 8. В произведениях изящного словесного искусства многое может быть прекрасным в одно и то же время:

1) могут быть прекрасны самые мыслимые предметы, 2) мысли их представляющие, 3) язык, служащий к изображению мыслей.<…>

§ 10. Для того в следующем подотделении надобно будет рассуждать: 1) об эстетическом механизме языка; 2) об этическом совершенстве выражений мыслей; 3) о декламации.

ПЕРВОЕ ПОДОТДЕЛЕНИЕ

Об этическом совершенстве мыслей

§ 11. От логического совершенства мыслей требуется удовлетворение рассудка и разума, следственно, повсемственность, ясность, предлежательная истина и достоверность. Эстетическое совершенство имеет в виду вкус. Оно требует, чтобы мысли некоторым легким образом занимали равномерное воображение и рассудок.

Сие достигается:

I. Богатством и силою;

II. Ясностию и живостию;

III. Эстетическою истиною;

IV. Эстетическою достоверностью мыслей.

§ 13. Богатство мыслей состоит в том, когда в душе находится много мыслей, занимающих воображение и рассудок; к тому же когда многие мысли связаны между собою по законам познавательной силы, или когда во многоразличии царствует единство.

§ 14. Начало сего обилия может скрываться или в мыслящем подлежащем, т. е. когда гений его при малейшем поводе родит тысячу представлений, находящихся в связи с предметом, внушившим оные, или в предмете, когда в нем самом таится уже обильная материя для прекрасных представлений.<… >

§ 36. Эстетическая ясность состоит в том, что мыслимое представляется и узнается в чувственных картинах. Следственно, она совсем различна от логической ясности.<… >

§ 37. Ясность облегчает игру познавательных сил и потому нравится; напротив, мрачность препятствует оной и потому не нравится.<… >

§ 39. Для пояснения мыслей можно употреблять другие, а именно:

1) параллели, или сравнение;

2) антитезы, или противоположности;

3) сравнение;

4) исчисление частей целого, или нижших, либо неделимых представлений под высшими;

5) разрисовка мысли;

6) вообще все то, что короче определяет и делает мысль ощутительнее.<… >

§ 56. Эстетическая достоверность мыслей состоит в том, когда мы с полным уверением принимаем предметы за такие, какими их представляют нам мысли наши.

§ 57. Она достигается:

1) Приведением многих подобных случаев или примеров;

2) Возбуждением таких душевных движений, которые заставляют желать, чтобы мысли были истинны, или иначе сообщают доводам такой вес, какового они сами по себе не имеют;

3) Свидетельствами, или знаменитостию других, почитавших мысли сии за истинные.<… >

I

Об эстетическом совершенстве языка по отношению к звуку

§ 62. Один язык уже вообще приятнее для слуха, нежели другой, и в сем уважении имеет перед сим последним более эстетической цены. Но при всем том каждый еще заключает в себе некоторые слоги, слова и речения, для слуха приятнейшие пред другими. Поелику же сие удовольствие от звука слов проистекает из той легкости, с каковою тон во всей чистоте перенимается слухом, то оно бывает эстетическое, и красота, сим языком доставляемая, называется благозвучием и составляет эстетическое совершенство языка, эвфониею именуемое; противное тому качество называется какофониею (дурнозвучие).

§ 63. Благозвучие может быть достигаемо отчасти одними слогами и словами, отчасти соединением слов в целые такты (размеры), отчасти некоторою мерою слогов.

§ 64. Слова 1) назначены для выговора. Первая красота состоит в том, чтоб они произносились легко и без всякого принуждения. И для того легкие, плавные слова и речения эстетически совершеннее, нежели тяжелые и такие, которые произнесть можно разве с трудом и заикаясь (отрывочно).

§ 65. Далее при произношении мы задерживаемся дыханием. Сие требует, чтоб части речи, которые должно произносить одну за другою одним духом, не слишком были велики и не затрудняли бы произношения.

§ 66. Но 2) и в качестве самих звуков и их соединений находится некоторая приятность. Следственно, к совершенству языка принадлежит и то, чтоб отчасти выбирать тоны, для слуха не приятные, для чего особливо требуется чистый тон, отчасти разнообразие и изменение слогов и слов, приятно слух занимающие.

§ 67. Наконец 3) различные тоны соответствуют различным чувствованиям, так что они могут возбуждать сии чувствования и чрез игру представлений. И потому язык можно почесть некоторою музыкою и он может уже производить эстетическое удовольствие, не принимая в рассуждение значимости слов, когда сии выговариваются прекрасным голосом.

§ 68. Благозвучие целых предложений и периодов называется numerus. Можно было бы его назвать стройным благозвучием. Оно бывает тогда, когда каждое предположение и каждый период со всеми их частями легко произносятся и приятно в слух ударяют, так что из словоизменения образуется некоторая ораторская музыка. Поколику сей numerus повторяется некоторым правильным образом, то именуется рифмом.<… >

II

Об эстетическом совершенстве языка, рассматриваемого в качестве знаков мыслей вообще

§ 71. Слова должны означать и возбуждать мысли.<…>

§ 76. Наиважнейшую цель языка составляет выражение мыслей. Поелику язык изобретается по нужде, несмотря ни на какие эстетические правила, то словесность употребляет оный так, как есть. Но словесность должна описывать эстетические преимущества языка, пользоваться и собирать оные в своих произведениях.

§ 77. К совершенству эстетического выражения требуется: 1) исправность, 2) ясность и определенность, 3) живость, 4) пристойность.<… >

§ 80. Исправность объемлет правильность и чистоту языка. Язык бывает правильным тогда, когда соображается с правилами словопроизводства и синтаксиса. Чистым, когда он не наполнен чужеобразными словами и словосочинениями.<… >

§ 82. Для ясности выражения требуется избирать токмо такие слова и словосочинения, коих знаменование уже всем известно и под коими всякий разумеет то же самое. Выражения, коих значение неизвестно, бывают темны, двусмысленны и непрочны, коль скоро почти каждый что?либо другое при сем думает и, следственно, опровергает цель оратора.

§ 83. Определенность есть совершенство выражения. Где есть определенность, там только то и разумеется, что должно означать выражение. Некоторый вид определенности означает сокращенность (praecisio), не терпящая в выражении ничего излишнего. Многоглаголание есть порок, противоположный краткости и ослабляющий внимание лишними словами.

§ 84. Живость языка состоит в том, чтоб мысли выразить (возможно, пропущено слово. – А. В.) и крепко. Сие бывает когда слова подстрекают внимание, представляют мысли картинами и возбуждают какую?то страсть, действием которой мы воображаем себе мысль живее.

§ 85. Главнейшие средства к достижению живости языка:

1) так называемые ораторские фигуры, состоящие в некотором особенном способе произносить, ставить и соединять слова и речения, дабы чрез то возбудить внимание и оживить мысли;

2) тропы, или цветные выражения, т. е. слова и речения, две мысли выражающие, из которых одна имеет собственное, а другая несобственное значение.<… >

IV

Об изустном произношении

§ 104. Слова получают свою полную силу и значение от голоса, оные выговаривающего, и от взглядов и телодвижений, коими они сопровождаются. Искусство прилично выражать речь голосом, тоном, телодвижениями составляет телесное красноречие.

§ 105. Тут надобно различать произношение от сопровождающих оное взглядов и телодвижений. Изменение, сообщаемое речи произношением, называется декламациею. Взгляды и телодвижения оные сопровождающие, будучи взяты вместе, составляют мимику.

§ 106. К прекрасной декламации вообще принадлежит: 1) хороший голос, который может производить чистые, приятные, многообразные (высокие и низкие, сильные и слабые) тоны; 2) острый музыкальный слух и искусство изменять тоны по произволу;

3) ясное произношение, каждый слог раздельно выговаривающее и ни одного ни поглощающее; 4) живой выговор, т. е. такой, который, как видно, родится от мыслей и чувствований; 5) выговор должен быть естествен, следственно, не принужден; 6) голос должен с мыслями переменяться, однако ж так, чтобы переходы от одного тона к другому были легки и плавны.<… >

ВТОРОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

О риторике в особенности

§ 123. Риторика должна научить, каким образом можем мы сообщать речам нашим всевозможную красоту, с их природою совместною.<… >

§ 126. Речь (слова) разделяется на прозу и стихи. Последние суть слова, правильно расположенные по стопосложению; проза есть речь без стихов.<… >

§ 127. Прозаические речи имеют целию отчасти наставление, отчасти побуждение воли. Нередко обе сии цели в речи соединяются. Все сие может произойти частию письменно, частию изустно.

§ 128. К наставительным (поучительным) речам принадлежат:

1) умозрительные сочинения или преподавания, которые сообщают всеобщие истины отдельно или в связи;

2) описания;

3) исторические повествования;

4) большая часть должностных или государственных сношений.<…>§ 129. Побудительные речи суть собственно так называемые

торжественные речи, которых цель побуждать слушателей на что?либо решиться, смотря по намерению оратора. Они допускают высочайшую степень эстетического совершенства и могут разделиться на нравственные, политические и судебные. С поучительными речьми может более или менее соединиться трогательное произношение.<… >

I

Об умозрительных письменных или изустных речах

§ 130. Главная цель таковых речей есть поучение; следственно, ясность, точность и определенность понятий, изложение доказательств во всей силе, убеждение и пр. Следственно, надо избегать всего того, что противно сей цели и даже жертвовать красотою, коль скоро она тому препятствует.

§ 131. При сем том они все допускают некоторую красоту не потому только, что все требуют исправности, ясности, вразумительности и надлежащей краткости, составляющих токмо отрицательные условия красоты, но многие из них способны даже к принятию эстетического изложения так, что цель поучения чрез то выигрывает.

§ 132. И потому всеобщие правила вкуса в рассуждении сих речей или сочинений состоят 1) в том, чтобы с отвлеченными мыслями, сколько то может быть, без вреда главной цели соединились чувственные соприкосновенные понятия; 2) чтобы язык и декламация имели совместную с содержанием красоту.

§ 133. Если речь имеет целию представить какую?либо науку всю кратко и в связи, то она именуется руководством (compendium); подробное же изложение всей науки или части оной называется рассуждением (Abhandlung).

§ 134. Руководство требует логического совершенства изложения и всякое эстетическое изукрашение вредит цели оного. Для того изложение руководства бывает сухо. Красноречие может украсить таковое изложение токмо исправностию, чистотою и краткостию.

§ 135. Рассуждения бывают учеными, когда излагают сведения одним ученым людям свойственные, понятные; всенародными (populaire), когда они требуют токмо обыкновенных сведений и сил разума. Следственно, есть ученое и всенародное слово.

§ 136. Ученое слово преимущественно занимает разум и потому столько лишь терпит эстетического совершенства, сколько может быть совместно с наивеличайшим логическим совершенством слова.

§ 137. Всенародное (простое) слово старается посредством воображения действовать на разум; следовательно, требует уже больших прикрас в слоге. Но сии прикрасы, по крайней мере, не должны вредить истине, хотя несколько основательность и нарушают; величайшее эстетическое искусство состоит в соединении логического с эстетическим совершенством в ученых сочинениях так, чтобы при том не потерпело логическое совершенство.<… >

1. Восстановите классификацию наук у Л. Г. Якоба. Каково значение слова «умозрение»? Найдите контексты употребления данного слова. Какое содержание вкладывает Л. Г. Якоб в термины умозрение вообще, риторика, поэтика!

2. Какие три типа употребления называет Л. Г. Якоб? Каким видам речи или сферам общения они соответствуют?

3. В чем состоит логическое и эстетическое совершенство мыслей?

4. В чем состоит эстетическое совершенство языка?

5. Поясните категории эстетического совершенства языка: правильность, чистоту, ясность, определенность, живость.

6. Какие требования предъявляет Л. Г. Якоб к изустному произношению?

Николай Иванович Греч (1787–1867) – русский пи сатель, журналист, издатель, филолог и педагог. Предки Греча – выходцы из Богемии: дед – прусский дворянин, переселившийся в Россию в середине XVIII в., отец – обер-секретарь Сената. Греч учился в Юнкерской школе при Сенате и Педагогическом институте. С 1804 г. преподавал в частных школах, Петропавловском училище, Пажеском корпусе, будучи одновременно членом цензурного кабинета. Греч стал рано известен как издатель: с 1812 г. он издавал вместе с Ф. Булгариным журнал «Сын Отечества», с 1825 г. – газету «Северная пчела», в 1829–1831 гг. редактировал «Журнал Министерства народного просвещения». В 20—30-х годах «известность Н. И. Греча не только литературная, но и просто личная, была почти всеобщей» (М. В. Лонгинов). В доме Греча на знаменитых «четвергах» собирались художники и литераторы (К. П. Брюллов, А. С. Пушкин, П. А. Плетнев и др.).

Греч был широко известен и как беллетрист: романы «Поездка в Германию» (1831) и «Черная женщина» (1834), «литературные путешествия» с идеей защиты российского социально-политического строя.

Как филолог Н. И. Греч знаменит своими грамматическими трудами: Практическая русская грамматика. – СПб., 1827; изд. 2-е, 1834; Пространная русская грамматика. – СПб., 1827. – Т. 1; изд. 2-е, 1830; Чтения о русском языке. – СПб., 1840. Ч. 1, 2 и др. В. В. Виноградов, отмечая богатство описаний и характеристик конкретного речевого употребления, в то же время называл его более «коллекционистом и формалистом-систематизатором», заимствовавшим готовые построения зарубежных и отечественных грамматиков.

Труды по теории и истории словесности – более ранние: Учебная книга российской словесности, или избранные места из русских сочинений и пер. в стихах и прозе с присовокуплением кратких правил риторики и пиитики и истории российской словесности. Ч. 1–4 (СПб., 1819–1822). Сочинение Греча имело большое влияние на современников: так, в 1849 г. К. П. Зеленецкий заимствовал из его «Опыта краткой истории русской литературы» (отд. издание 1822) большинство писательских биографий и характеристик, а И. И. Давыдов включил эти характеристики в «Историю русской словесности», которая переиздавалась до 1860 г. О влиятельности «Учебной книги словесности»

H. И. Греча говорят ее неоднократные переиздания. Греч был блистательным педагогом и методистом, умевшим отобрать, систематизировать и кратко описать литературный и грамматический материал. Этот талант вполне проявился в «Учебной книге словесности», где краткие и точные определения богато проиллюстрированы множеством литературных примеров. В части 1 даны «общие правила риторики» (главы:

I. О предмете или содержании сочинения. 2. О форме сочинения); в части 2 описаны «разные роды произведений прозаических»: 1) письма, 2) разговоры, 3) описания, 4) исторические сочинения, 5) деловые бумаги, 6) учебные сочинения, 7) речи.

Печатается по изданию: Греч Н. И. Учебная книга русской словесности, или избранные места из русских сочинений и переводов в стихах и прозе с присовокуплением кратких правил риторики и пиитики и истории русской литературы: Отделение первое. Проза. Часть 1-я. Краткие правила риторики. – СПб., 1820. – С. 1–6, 11–13, 28–44, 48–50, 52–53.

§ 1. Человек, употребляя дар слова, может иметь одну из следующих целей:

1) сообщать другим свои мысли,

2) управлять их волею или деяниями и

3) действовать на их чувство и воображение.

В первых двух случаях язык его есть проза, в последнем поэзия.

§ 2. Предметами существенными, истинными занимается проза; поэзия присовокупляет к тому вымыслы и картины воображения. Основанием прозе служат преимущественно мысли, а поэзия имеет надобность и в чувствованиях.

§ 3. Правила писать прозою заключаются в риторике. В пиитике излагаются правила поэзии или стихотворства. Риторика и пиитика разделяются каждая на две части: в первой части предлагаются общие правила сочинять прозою и стихами, а в последней рассматриваются свойства разных родов прозаических и пиитических произведений, с приложением к оным вышеприведенных общих правил.

Предварительные понятия

§ 4. Риторика заключает в себе правила излагать изустно или на письме мысли свои, сообразно с предположенною целию. Цель сия, как видно из § 1, может быть двоякая, теоретическая и практическая: в первом случае имеем намерение действовать только на ум человека, в последнем и на волю его. От сего происходит разделение прозы на низшую и высшую. Первая служит только для сообщения другим наших мыслей; последняя, называемая иначе языком красноречия, составляет переход от собственной прозы к поэзии; ибо употребляет, для достижения цели своей, все средства, действуя на мысли, волю и воображение. В каком случае употребляется каждая, показано будет впоследствии.

§ 5. Во всяком сочинении должно различать предмет и форму, или наружный вид. Первая часть риторики разделяется по сей причине следующим образом:

I. О предмете сочинения, то есть:

1) об изобретении или выборе предмета и приискании для оного материалов и

2) о расположении материалов.

II. О форме, или наружном виде сочинения, то есть:

1) о выражении мыслей на бумаге или о слове, и

2) о выражении мыслей речью, или о декламации и мимике.

Глава первая О предмете или содержании сочинения

I. Об изобретении или выборе

§ 6. Предмет сочинения избирается самим пишущим или предлагается ему другим: в обоих случаях для приискания приличных к изображению его материалов потребно собственное размышление.

§ 7. Для успешного размышления о предложенном предмете полезно наблюдать следующие правила:

1) представить в уме своем предмет, о котором идет дело, сколь можно яснее и очевиднее;

2) заниматься сим предметом исключительно и обдумывать оный с терпением, всячески преодолевая слабость или упрямство своих способностей; впрочем, должно предаваться влечению мыслей своих с некоторою смелостию и не пугаться при первой неудаче;

3) приготовиться к размышлению чтением, но с осторожностию, чтоб рабски не повторять чужих мыслей.

§ 8. Дальнейшие правила размышлять предлагаются в логике, но вообще в приискивании материалов надлежит сообразоваться с предметом и целию сочинения. При сочинении прозою цель наша может быть четырех родов:

1) Мы рассказываем какое?либо происшествие: повествование.

2) Изображаем существующий предмет: описание.

3) Наставляем других, т. е. проясняем теоретическую истину или внушаем практическую: поучение.

4) Побуждаем других к деятельности: убеждение.

Посему и предметы размышления (или темы) бывают: повествовательные, описательные, поучительные и убедительные.

1. Повествовательные предметы

§ 9. Главною целию повествования есть сообщение читателю или слушателю сведения о происшествии, случившемся в физическом или нравственном мире. Происшествие сие может быть простое или сложное, т. е. состоящее из двух или более происшествий. В последнем случае нужно ясное разделение оных.

§ 10. Для успешного описания какого?либо происшествия, должно к тому приготовиться собранием об оном сведений из достовернейших или ближайших источников, т. е. из показаний очевидных свидетелей (если нельзя увериться в том собственным наблюдением), из творений современных, беспристрастных и сведущих писателей и др. В случае недостатка очевидных свидетелей можно заимствовать сведения у тех, которые могли получить оные от свидетелей, из суждений позднейших, но беспристрастных писателей и пр. Пояснению источников учит историческая критика.

§ 11. При собственном размышлении о простом или сложном происшествии в нравственном мире, должно принимать с суждение следующее:

1) Происхождение и повод. Время, место, лица (главные лица, посторонние, взаимные их сношения).

2) Причины и побудительные силы – истинные и ложные, внутренние и наружные.

3) Цель и намерение действующих лиц. Средства, употребленные ими. Препятствия и затруднения.

4) Достоинство и важность происшествия. Впечатление, произведенное оным вообще.

5) Суждение современников и потомства.

6) Самое совершение происшествия.

7) Последствия оного и влияние на действовавших и на посторонних, на современников и потомство – ложные и истинные.<… >

2. Описательные предметы

§ 13. Цель описания есть изображение предстоящей вещи, для сообщения другим ясного о ней понятия или для отличения оной от подобных. Описывать предмет значит изображать его вид и сношения с другими предметами.

§ 14. Предметы описания могут быть внешние и внутренние. К первым принадлежат произведения природы, искусства или того и другого вместе, к последним различные состояния души человеческой.<… >

3. Поучительные предметы

§ 16. Цель наставления, или поучения, есть пояснение истины теоретической или внушение истины практической. Истина теоретическая относится к уму, практическая – к воле человека.

§ 17. К замышлению для пояснения какой?либо истины должно приготовиться воспоминанием о происшествиях и опытах, имеющих с нею сношение, приисканием предметов подобных, повторением того, что успели мы заметить при преподавании или чтении, рассмотрением запаса собственных мыслей и живым представлением сей истины в воображении нашем.

§ 18. При размышлении надлежит принимать в рассуждение различную цель поучений, ибо в каждой, теоретической и практической, есть особенные средства для приискания материалов.

Глава вторая О форме сочинения

§ 55. Приискав и расположив материалы сочинения, приступаем к изложению оных, которое есть двоякое: изложение на бумаге и изустное произношение.

А. О выражении мыслей на бумаге

§ 56. Образ выражения мыслей на бумаге называется слогом или стилем.

§ 57. Цель каждого сочинения состоит в том, чтоб оно было понимаемо читателями. Из сего следует, что оно должно быть написано правильно, ясно, определенно, в порядке и связи, и притом приятно.

1. Правильность слога

§ 58. Правильность состоит в наблюдении общепринятых законов употребляемого нами языка. Для сего надлежит знать грамматику и наблюдать господствующее употребление в сочинениях лучших писателей. Правильность бывает:

1) собственная правильность, или наблюдение правил грамматики и употребления и

2) чистота языка.

А. Собственная правильность

§ 59. Собственная правильность требует наблюдения законов языка, в отношении к отдельным словам и к соединению оных в речениях и периодах. Должно, по сей причине:

1) употреблять слова правильно составленные и

2) соединять оные между собою по правилам и употреблению языка.

Ошибки против первого из сих правил называются барбаризмами, а против второго солецизмами.

§ 60. Барбаризм есть употребление новосоставленных или и старых слов, которые образованы вопреки правилам словопроизводства; напр. ихной, сожалетельно.

К сему же относятся ошибки против изменения слов, напр. созаждил, сочинениев, держут, он едит.

§ 61. Солецизм есть ошибка против словосочинения, или синтаксиса; напр. вошедши в комнату, мне захотелось сесть; взяв в руки перо, у меня ноги подкосились; мне сказали, что будто он нездоров; если б вы решились бы ехать; сцена сия долго продолжалась; я возвратился назад и т. п.

Б. Чистота языка

§ 62. Чистота требует, чтоб в язык не было вмешано ничего чуждого, из областных ли наречий или из иностранных языков. К сему принадлежат выражения обветшалые, провинциальные, и слова и обороты чужестранные.

§ 63. Выражения обветшалые (архаизмы) суть слова и обороты живого языка, которые при возрастающем его обогащении устарели и не употребляются хорошими писателями, хотя иногда встречаются в языке простонародном. Они суть:

a) выражения, означающие низкие, телесные действия человека; напр. жрать, рыгать.

b) слова испорченные: оченно, некрут, гать.

c) слова низкие и подлые: треснуть, вм. ударить, сварганить, буркалы, бахвалить, тарантить.

d) вышедшие из употребления: напр. звычайный, коноб, говяда.

Примечание. Некоторые из простонародных слов употребляются в сочинениях шуточных. Из числа обветшалых должно исключить сильные и выразительные слова языка славянского, употребляемые хорошими нашими писателями. § 64. Провинциальныя слова суть те, которые употребляются в некоторых только областях России; напр. понос, т. е. попутный ветер; чаевать, вм. чай пить; нишни, вм. молчи; квочка, вм. наседка. Некоторые из них могут быть введены в общий язык, когда означают предмет, собственно в той области принадлежащий и не имеющий выражений в языке книжном, напр. тундра; или выразительностию своею достойны повсеместного употребления: рекостав.

§ 65. Чужестранные слова вошли в язык при введении в общее употребление вещей и понятий, заимствованных у иностранцев.

Из сих слов позволено употреблять в хорошем слоге слова технические, или относящиеся к наукам и искусствам; напр. история, грамматика, эпопея, магнетизм и т. п., также названия чинов: генерал-майор, комиссар, асессор. Некоторые из технических слов переведены на русский язык весьма удачно и потому должны быть заменяемы русскими, напр. география – землеописание, стиль – слог, пункт?точка. В сем случае должно руководствоваться примером хороших писателей. Вообще слова технические иностранные имеют от повсеместного своего употребления то преимущество пред русскими, что выражают предмет точнее и определеннее и способны принимать формы прилагательных. По сей причине должны они употребляться в простом, разговорном и поучительном языке, в котором преимущественно требуются ясность и определенность. Русские же слова превосходнее иностранных своим благородством и важностию (напр. полководец, вм. генерал), и потому предпочитаются в слоге высоком и величественном. Впрочем, все иностранные слова, кроме помянутых технических, особенно те, которым есть равносильные русские (напр. пандам, фантом, руины и т. п.), должны быть изгнаны из языка.

§ 66. Чужестранные обороты суть те, которые противны русскому сочинению и порядку слов. По языкам, из которых они вкрались, называются они латинизмами (в острове), германизмами (я весь ухо), галлицизмами (он слышал меня петь) и т. п.

2. Ясность и определенность слога

§ 67. Ясность слога требует, чтоб смысл речи нашей был удобопонятен, а определенность состоит в том, чтобы речь наша выражала именно ту мысль, которую мы в виду имеем. Для удовлетворения сим двум важным требованиям, надлежит приучать себя ясно и определенно мыслить и выбирать приличные, исключительно нашей мысли соответствующие выражения. Впрочем, есть и другие причины темноты и сбивчивости, заключающиеся в языке или в самых мыслях.

§ 68. Темнота слога происходит:

1) От сбивчивости мыслей, т. е. когда не знаем с точностию, что хотим сказать.

2) От нравственных причин: когда не хотим прямо сказать, что истинно думаем.

3) От беспорядочного размещения знаков препинания и от ошибок против синтаксиса, особенно в расположении слов.

4) От ошибочного выражения, то есть

a) когда употребляем малоизвестные слова;

b) когда употребляем слова известные, но не в обыкновенном их смысле; напр.: он нарочито пришел.

c) когда употребляем слова, имеющие двоякое значение, не определив сначала их смысла: напр.: переводить книгу, переводить мышей.<… >

3. Порядок мыслей

§ 70. Кроме вышеупомянутого логического порядка (§ 41 и след.) есть другой, внутренний порядок, которым иногда, сообразно с особенною целию сочинения, нарушается порядок логический. Дело состоит в том, чтобы отделения главной мысли состояли там, где они удачнее всего могут произвесть общее впечатление. В сем случае чувство решит лучше всяких правил.

§ 71. Вообще можно преподать для сего следующие правила:

1) Должно размыслить, что именно хотим сказать, и с каким намерением.

2) Не переходить от одной мысли к другой, не сказав о первой всего, чего требует цель сочинения.

3) Не пропускать мыслей необходимых для связи целого, т. е. не делать скачков.

4) Располагать мысли в некотором порядке: сначала помещать самые сильные и общие, а за ними слабейшие и частные.

5) Предложения приводить в надлежащую связь и стараться, чтоб переход от одной части к другой не был приметен.

4. Единство

§ 72. Сочинение имеет единство, когда в нем нет ничего чуждого или такого, что могло бы ослабить действие, которое мы имеем в виду. Мысли и выражения должны соответствовать предмету сочинения и намерению сочинителя. Три главные цели всякой речи суть: убедить, тронуть, возбудить страсть. Каждая из оных требует особых средств в отношении к выражению; так, напр., если имеем целию тронуть, то не должны употреблять выражений и оборотов, производящих смех. Каждое сочинение имеет особенный свой тон.

5. Красота слога

§ 73. Можно с удовольствием читать сочинение, в котором соблюдены все вышеприведенные правила хорошего слога, между тем есть другие средства усугубить сие удовольствие, особенно когда сочинение наше не есть сухое, учебное и может быть написано со вкусом и приятностью воображения. Свойство слога, имеющее целию удовольствие читателей, называется красотою.

§ 74. Средства, для доставления слогу красоты, суть внешние и внутренние. К внешним принадлежит: благозвучие; к внутренним: благородство, краткость, живость и естественность или непринужденность.

1) Благозвучие

§ 75. Благозвучие требует, во-первых, чтоб при составлении слов в предложениях и периодах гласные и согласные буквы размещены были так, чтоб не производили дикого трудного выговора и чтоб течение речи вообще было легко и непринужденно.

§ 76. Для соблюдения благозвучия, должно помнить следующие правила:

1) Избегать стечения одних согласных букв; напр.: из жерл стремится.

2) Также и гласных, напр.: она и я и у ея.

3) Не ставить сряду многих односложных слов; напр.: я был здесь, ты там, а он стал тут.

4) Избегать стечения многосложных слов; напр.: Французы назвали его миродарователем и свободовосстановителем.

5) Избегать стечения сходных звуков в словах, следующих одно за другим; напр.: иго горести; женщина на нас глядит; или он надо мною насмехается, забавляется и издевается.

6) Не повторять слишком часто одного и того же слова.

7) Не начинать многих периодов тем же словом.

8) Обращать внимание на окончание периода: не оканчивать оного односложным или оторванным словом; напр.: я давно уже о том и настоятельно говорил ей; нет сомнения, что все пороки, происходящие от неосторожности и поспешности человека, вредны.

§ 77. Для соблюдения легкого и непринужденного течения речи должно избегать сбивчивого и кудрявого словорасположения. Самый лучший и выразительный период есть тот, в котором господствуют свобода и непринужденность. Вообще трудно преподать правила для соблюдения благозвучия, круглости и непринужденности. Лучший в том наставник есть опытный слух, а средство – чтение хороших писателей. Из русских прозаиков советуем читать в сем отношении Карамзина, Муравьева, Жуковского и Батюшкова.

§ 78. Иногда изображается самыми звуками и движением речи ее содержание. Полные и круглые периоды Ломоносова возбуждают чувство торжественности и спокойного величия; язык разысканий, дружеской беседы, равно как и сильной страсти, требует слога свободного, легкого, отрывистого.

§ 79. Словами может изображаться следующее:

1) Звуки в природе, напр.: трещать, свистать, храпеть.

2) Движение и медленность, напр.: скок в лодку; протягивается.

3) Ощущения: и в прозе гнев говорит скоро и кратко, веселость легко, уныние протяжно.

2) Благородство слога

§ 80. Под именем благородства, или достоинства слога разумеется то, чтоб слог не был противен благопристойности и добрым правам. На письме никогда не должно употреблять выражений, которых мы не смели бы произнести пред почтенными особами.

§ 81. Впрочем благородство есть понятие относительное: выражение, само по себе не подлое, может в связи с другими нарушить благородство; напр., слово пожурить не заключает в себе никакого низкого смысла, но в следующей связи оно вовсе не у места: он стал в ужасе на колена; уже готовился к смерти; уже засверкал меч над его главою; но вдруг раздалось слово: милость! и его только что – пожурили.

3) Краткость

§ 82. Под словом краткость разумеется не то, чтоб сочинение вообще было коротко: ибо оно может занимать несколько страниц и быть кратким и, напротив, быть длинным, занимая одну страницу. Краткость есть понятие относительное. Все, что не нужно для изображения или пояснения предмета, есть излишне и противно правилам краткости.

§ 83. Ошибки против краткости суть следующие:

1) Излишняя длиннота слов, напр.: усовершенствывается вм. усовершается.

2) Частое повторение одной мысли или выражения, напр.: весна прошла, отцвела, протекла.

3) Лишние, для ясности не нужные слова, напр.: Главнокомандующий перешел чрез реку с находящеюся под его главным начальством армиею, вм. с своею армиею.

4) Остановка на любимой мысли.

5) Длинные вносные предложения.

6) Обременение главной мысли посторонними.

7) Ненужное употребление околичностей там, где собственное слово уже выразительно.

§ 84. Правила, для соблюдения краткости, суть следующие:

1) Не нужно стараться о соблюдении краткости насчет ясности.

2) Должно представлять себе каждую мысль как можно определительнее и соразмерять отношение оной к целому сочинению.

3) Надлежит избирать, смотря по цели (научить, позабавить или тронуть) и по читателям, для которых пишем, самый приличный способ выражения и опускать все, что не соответствует намерению нашему, и, не поясняя предмета, только его затмевает.

4) Должно стараться о выражении мыслей сильных и богатых немногими словами.

4) Живость

§ 85. Живость слога есть свойство, посредством которого он действует на воображение и чувство читателя и занимает таким образом все душевные его силы.

§ 86. Хотя на чувство и воображение должна собственно действовать поэзия, но красноречие в случаях важных, когда дело идет об убеждении читателя или о возбуждении страсти, должно употребить все могущие служить к тому средства, с надлежащею притом разборчивостью, не выпуская из виду главной цели и свойства прозы.

§ 87. Живость придается слогу преимущественно так называемыми тропами или фигурами.

§ 88. Троп есть перемена слога на другое, столь же понятное, но более выразительное. Тропов считается пять: 1) Метафора основана на подобии: в ней одно слово заменяется другим, живейшим и приятнейшим. Напр.: весна жизни, подошва горы, свет наук, глава Церкви и т. п. Несколько метафор, следующих одна за другою, составляют аллегорию; напр.: меч брани пожинает лавры, посеянные во время мира. В аллегории должно соблюдать единство. Напр. следующая аллегория неправильна: не терзай пламенем страсти краткого течения твоей жизни. Смягчи огонь гнева. К аллегории принадлежат загадки и многие пословицы.

2) Синекдоха есть троп, в котором полагается:

a) род вместо вида и напротив (напр.: смертный вм. человек);

b) целое вместо части и напротив (напр.: Французы сожалели о смерти своего короля);

c) нарицательное имя вместо собственного и напротив (напр.: Российский Геркулес);

d) множественное число вместо единственного и напротив (напр.: Русский вошел в Париж; Нероны имеют льстецов);

e) число известное вместо неизвестного (напр.: миллионы вопиют о пощаде).

3) Метонимия есть троп, в котором полагается:

a) причина вместо действия (напр.: вино говорит в нем; любит Виргилия);

b) вещество вместо самой вещи (напр.: мрамор Фидиаса);

c) действие вместо причины (напр.: потей над работою);

d) содержание вместо содержимого (напр.: выпей стакан);

e) владетель вместо вещи, которою владеет (напр.: мой брат прогорел);

f) признак вместо самой вещи (напр.: приобресть лавры);

g) время вместо того, что бывает в оном и напротив (напр.: ученый век; во время жатвы);

h) свойства вместо лиц, которым они принадлежат (напр.: старость недоверчива, добродетель любезна).

4) Ипербола есть непомерное увеличение или уменьшение предмета (напр.: ему море по колена, меньше нежели ничто).

5) Ирония есть троп, в котором слова принимаются совершенно в противном смысле; напр.: радуйся, злодей, своим делом! К Иронии принадлежат:

a) сарказм, или язвительная, оскорбительная насмешка;

b) хариентизм – насмешка забавная и веселая.

§ 89. Фигуры суть особенные обороты языка, которыми придаются слогу живость и выразительность. Фигуры разделяются на фигуры речений и на фигуры предложений.

§ 90. Фигуры речений состоят в особенном расположении слов и изменяются перестановкою оных. Они суть следующие:

1) Удержание есть опущение одного или многих слов, которые должны быть доразумеваемы, напр.: «я Бог, я червь, я царь, я раб».

2) Бессоюзие есть опущение соединительных или условных союзов, напр.: «старцы, дети, жены – все гибли от меча»; «Когда скажу, явися».

3) Многосоюзие есть повторение союзов, напр.: «мы спасали и колыбели детей, и прах отцов, и троны, и алтари, и память минувших, и славу грядущих лет».

4) Повторение есть употребление одного слова несколько раз, для придания большей силы той мысли, которая им выражается, напр.: «бежит, бежит враг твой, Россия!» Если несколько предложений начинаются одним и тем же словом, то фигура сия называется единоначатием; когда же они оканчиваются оным, тогда именуются единозаключением. Возвращение есть фигура, в которой последующее предложение начинается тем словом, которым кончилось предыдущее.

5) Восхождение есть повторение подобозначащих слов и выражений, из коих последующее всегда должно быть сильнее предыдущего, напр.: «идет, бежит, летит».

6) Околичнословие есть выражение во многих словах того, что можно было бы назвать одним словом. Сия фигура употребляется для придания речи живости и красоты, и для избежания выражений низких и неблагородных; напр.: неумеренность в употреблении крепких напитков, вместо пьянство.

§ 91. Фигуры предложений, или фигуры мыслей, суть те, которые заключаются в особенном выражении самых мыслей. Вот они:

1) Вопрошение: когда сочинитель предлагает себе или другим вопрос, и сам на оный отвечает: «Что се есть? До чего мы дожили россияне! что видим? что делаем? Петра Великого погребаем!»

2) Уступление: в сей фигуре признается справедливость какой?нибудь противной мысли, чтоб тем сильнее доказать справедливость другой, важнейшей, напр.: «Неоспоримо, что человек получил от Бога естественные силы отклонять всякое насилие и вред, а разум изобрел и пособствующие тому средства во всех случаях. Богу самому даже угодно, дабы человек не пренебрегал сих данных ему способов и не оставался в бездействии во время напастей. Сам он предписывал народу своему брани и осторожности в оных, сам ободрял к мужеству и храбрости; сам заповедовал иногда не щадить упорных врагов и миловать покорных; но от него же бывает на людей и на целые народы попущение таких напастей, под которыми изнемогает вся храбрость, все мужество и все искусство человеческое».<…. >5)Естественность

§ 92. Естественность довершает цену хорошего слога, ибо все то, что неестественно, изысканно, принужденно, не может возбудить удовольствия. Красоты должны быть сообразны с целию, для которой мы пишем, и сколько бы сочинение хорошо ни было, но оно не понравится человеку с чистым вкусом, когда не будет естественно и непринужденно. Особенно нужно избегать старания блистать новостию, необыкновенностью и набором мыслей, не относящихся к нашему предмету.

§ 93. Вообще нельзя научить человека хорошо писать: дело сие зависит от того, как он мыслит. Для сего надлежит образовать вкус наблюдением выражений тех писателей, которые, по общему мнению, правильнее других мыслят, а потому и пишут; но сие наблюдение не должно превращаться в слепое подражание, которое живет чужим добром. Кто научится правильно размышлять, приводить мысли свои в порядок, избирать выражения и обращать внимание на слог, тому выражения сии будут представляться сами собою и рождаться в одно время с мыслями.<… >

Предварительные понятия

§ 101. Письменное изображение мыслей, составляющих одно связное целое, имеющее целию изображать предметы существенные и истинные и действовать на разум человека, называется прозаическим сочинением.

§ 102. Выше всего (§ 8) сказано, что предметы, изображаемые прозою, могут быть повествовательные, описательные, поучительные, убедительные. По сему разделяются и сочинения; но того недовольно: сочинения прозаические бывают различны не только по предмету своему, но и по цели, сочинителем предположенной, и по другим отношениям.

§ 103. Вообще можно разделить прозаические сочинения на следующие семь классов:

1) Письма.

2) Разговоры.

3) Описания.

4) Исторические сочинения.

5) Деловые бумаги.

6) Учебные сочинения.

7) Речи.

Каждый из сих родов имеет свои особенные виды.

Примечание 1. Сии семь родов прозаических сочинений отличаются не столько в рассуждении содержания, которое в разных может быть одинаково, сколько в рассуждении расположения и выражения.

Примечание 2. Романы, или вымышленные повести, и писание прозою драматические сочинения по вымыслу и расположению принадлежит к поэзии, а по выражению – к прозе.

§ 104. Во второй части риторики преподаются правила располагать и писать сочинения прозаические сообразно с предположенную целию.

§ 105. Во всех прозаических сочинениях вообще должно наблюдать следующие правила, явствующие отчасти из первой части риторики:

1) правильность грамматическую,

2) правильность логическую,

3) красоту риторическую,

4) единство слога: для каждого сочинения должен быть избираем приличный ему слог, который может иногда изменяться по цели сочинителя, но вообще должен быть сохраняем с начала до конца.<… >

1. Что такое проза и поэзия, согласно теории Н. И. Греча? К каким наукам относятся правила прозы и поэзии?

2. Какие цели «дара слова» называет Н. И. Греч? Как они соотносятся с риторикой и поэзией?

3. Прочитайте советы к изобретению мыслей в учебнике Н. И. Греча. Какие из них представляются вам наиболее эффективными и полезными?

4. Какие требования к «изложению мыслей» на бумаге выдвигает автор? Что такое в его толковании правильность, чистота, ясность, живость? Сопоставьте эти термины с соответствующими терминами у предыдущих авторов.

5. Какие роды прозаических произведений выделяет Н. И. Греч? Чем они отличаются от соответствующей классификации А. Ф. Мерзлякова?

6. Есть ли своеобразие в классификации тропов и фигур Н. И. Греча? Что такое фигуры речений (слов) и фигуры предложений (мыслей)! Почему они так названы?

Яков Васильевич Толмачев (1779–1873) – профессор Санкт-Петербургского университета, теоретик словесности. Будучи сыном священника Харьковской губернии, первоначальное образование получил в Харьковском коллегиуме. В воспоминаниях Толмачев рассказывал, что ученики бурсы ходили зимой и летом в одном одеянии, на обед получали всегда «постные щи, ржаной хлеб и сухари», в коллегиуме не было печей и чернила замерзали от холода. Как лучший ученик, в 1799 г. он был направлен в Киевскую академию, где был поражен благородством обхождения и образованностью наставников, учившихся в Московском университете и за границей. Здесь он много читал философские сочинения, «основанные на естественном здравом смысле», занимался древними языками. По окончании курса в академии в 1803 г. был определен в Харьковский коллегиум преподавателем самых разных предметов: пиитики, математики, греческого, латинского и французского языков.

В январе 1809 г. Толмачев был вызван в Санкт-Петербург и назначен преподавателем русского языка в семинарии, а затем – академии, помещавшейся в Александро-Невском монастыре. Перейдя на службу в Министерство народного просвещения (1814 г.), Я. В. Толмачев впоследствии был назначен ординарным профессором Главного педагогического института, а по преобразовании в 1819 г. института в Петербургский университет сохранил за собой кафедру; в 1826 г. он был выбран деканом историко-филологического факультета. Как профессор института Я. В. Толмачев пользовался успехом; его вечерние лекции на дому посещались слушателями, среди которых были «многие даровитейшие и образованнейшие офицеры гвардии».

В университете Я. В. Толмачев читал курсы «Критической истории произведений русской словесности», «Теорию слога и разных родов прозаических сочинений», «Об изящном», а в 1830 г. – «Науку языковедения». В 1823–1829 гг. состоял преподавателем военного слога в школе гвардейских прапорщиков – для этой школы он составил учебник «Военное красноречие» (1825). Впрочем, в основу первой части учебника легло предыдущее сочинение «Правила словесности, руководствующие от первых начал до высших совершенств красноречия» (1815; 2-е изд. – 1822). При преобразовании университета министром Уваровым в 1832 г. Толмачев был уволен в числе нескольких профессоров, которых посчитали «отсталыми».

Для нашей публикации извлечены с сокращениями следующие отрывки: из «Правил словесности» – часть 4-я – О причинах, побудивших заниматься словесностью; из «Военного красноречия» – часть 1, глава I «Определение словесности в разных отношениях и риторики», глава II «Предмет риторики и науки, необходимые для занимающихся красноречием»; часть 2, содержащая «частные правила» военного красноречия: введение, глава I «О разделении правил, содержащихся в сей части»; глава II «О качествах военного витии»; глава III «Нравственные качества подвластных воинов»; глава IV «Качества военного слога».

Публикуется по изданиям: Толмачев Я. В. Правила словесности, руководствующие от первых начал до высших совершенств красноречия, в четырех частях. – СПб. – Ч. 4. – С. 1–3; Толмачев Я. В. Военное красноречие, основанное на общих началах словесности, с присовокуплением примеров в разных родах оного. СПб, 1825. – Ч. 1. – С. 1–4; Ч. 2. С. 1–5, 9—11, 13–22, 26, 43–45.

О ПРИЧИНАХ, ПОБУЖДАЮЩИХ ЗАНИМАТЬСЯ СЛОВЕСНОСТИЮ

Одно из существенных отличий человека есть дар слова. Самый разум приобретает силы и совершенство единственно помощию оного.

Сие доказывает, что наука словесности необходима человеку. Гордиться словом – сим отличием, одному разумному существу дарованным природою, употреблять сей дар в течение всей своей жизни орудием душевных действий, но не знать ни свойств оного, ни совершенств, ни недостатков есть весьма предосудительное невежество. Благовоспитанный человек должен, по крайней мере, приобресть такое познание в словесности, чтобы мог надлежащим образом судить о том, что он говорит, и то ли говорит, что мыслит.

Но кроме сего побуждения, внушаемого достоинством самой природы нашей, многие еще другие причины убеждают нас особенно посвящать труды свои сей науке. Некоторые из сих причин здесь показать я намерен.

a. Действия души нашей, принимая чувственный и осязаемый, так сказать, образ в звуках слова, претворяясь из духовного в нечто телесное, нигде столько не могут быть примечены, как в слове: следовательно все недостатки и совершенства душевных способностей нигде не могут быть столько видимы, как в слове, нигде не могут лучше и удобнее быть исправлены и усовершенствованы, как в слове и чрез слово. Слово есть воплощенная мысль: по сему объясняя, украшая, усовершая выражения придаем чрез то самое и мыслям ясность, красоту и совершенство. Следовательно, наука словесности непосредственно содействует образованию всех душевных способностей, особливо ума, воображения и чувствований.

b. Круг слова объемлет своею обширностию все познания человеческие. Все, что разум постигает в природе или творит собственною силою, человек старается изобразить с помощию слова. По сей причине занимающиеся словесностью удобнее, нежели посвятившие себя другим наукам, могут приобресть разные познания о вещах, касающихся до бытия нашего. Словесность отличается еще и тем совершенством, что излагает все истины ясно и приятно, между тем как другие науки представляют оные по большей части сухо, кратко и отвлеченно. Наука словесности, занимая ум, никогда не утомляет оного. Путь ее можно уподобить проложенной между цветами тропинке, которая, непрестанно завлекая идущего своею приятностию далее и далее, не дает ему заметить собственной усталости.

с. Сия?то приятность, соединенная с пользою, и польза с приятностию, влекут попеременно любителя словесности во время трудов как к некоторому душевному отдыху, во время отдыха?как к честному и приятному занятию к упражнению оной. В сей науке может и утомленный трудами найти самое приятное прибежище для своего отдохновения и скукою обремененный удобно обретет полезное и невинное удовольствие занимаясь чтением.<… >

ЧАСТЬ 1

ОБЩИЕ НАЧАЛА СЛОВЕСНОСТИ

Глава I

Определения словесности в разных отношениях и риторики

Природная способность человека изъяснять мысли и чувствования голосом членораздельным называется словесностию.

Человек, изъясняя мысли и чувствования, или подчиняет речь свою единообразным законам музыкального лада, или, выражая оные, следует свободному и разнообразному звукотечению слова: по сим двум свойствам некоторые писатели разделяют произведения словесности на стихотворные и прозаические.

Обыкновенная способность, не имеющая никаких отличительных качеств, выражать свободною речью мысли и чувствования может называться в обширном смысле словесностию; но способность, показывающая отличительное искусство выражать оные ясно и красиво, именуется красноречием; выражать сильно и убедительно – витийством.

Способность изъяснять просто и обыкновенно мысли и чувствования получается человеком от природы; но искусство выражать оные с отличною ясностию и красотою, с силою и убедительностью, приобретается наукою: сию науку называют риторикою. Итак, риторика есть наука, которая содержит правила, руководствующие к красноречию и витийству; есть та наука, помощию которой можно приобресть искусство выражаться ясно и красиво, сильно и убедительно. Но естьли под именем красоты будем понимать все совершенства слова, то можем кратче определить риторику наукою красноречия.

Глава II

Предмет риторики и науки, необходимые для занимающихся красноречием

Каждая наука имеет содержанием своим определенный круг предметов естественных или умозрительных. Предметом риторики можно почесть систему правил, касающихся до красноречия.

Красноречие проистекает от совершенства ума и сердца, от обилия чувствований и познаний: следовательно, тот только может быть красноречивым, кто добродетелен и сведущ в разных науках. Все науки, обогащающие ум познаниями, особливо науки умозрительные, полезны для занимающихся словесностию, но существенно необходима для них наука слова. Главные предметы, составляющие сию науку, суть: мысли, слова и соглашение одних с другими, соответственное с целию и другими обстоятельствами речи. Правильному действию мыслей учит логика; правильному употреблению слов грамматика; правильному соглашению мыслей со словами, показывающему известную степень искусства в употреблении речи, научает риторика. Следовательно, логика и грамматика могут почесться предварительными науками в отношении к риторике, существенно необходимыми для учащихся красноречию.<… >

ЧАСТЬ 2

ВОЕННОЕ КРАСНОРЕЧИЕ

Введение

Благоустроенное войско составляет защиту государств, ограду священных алтарей и царских престолов, составляет главную силу народа, охраняющую его от внешних врагов и внутреннее благосостояние его утверждающую. Но сия сила страшна для врагов, надежна для правительства и граждан только тогда, когда нравственный дух оживляет воинов и соединяет их чувствованием любви к отечественной стране, к ее вере и законам. Войско, неодушевленное сею нравственною силою, есть слабая опора государств, есть чуждая и самая тягостная часть в общественном здании; оно, как видим из истории, лишась сей внутренней жизни, превращается в буйную толпу преторианцев, янычар и стрельцов.

Нравственный дух, оживлявший войска всех благоустроенных государств, различался по различию причин, воспламенявших оный. Страна, вера, правительство, законы – вот обыкновенные и общие причины чувствований и деяний всякого народа, движимого нравственными побуждениями! Сие?то различие стран, вер, законов, правительств было причиной различия нравственных чувствований, одушевлявших сердца воинов. Спартанцы умирают под тучею стрел персидских, повинуясь строгим законам Спарты; римляне жертвуют жизнию, упоенные мечтой народного величия и всемирного владычества. В наше время французы-революционисты, увлеченные ложными понятиями равенства, явили удивительный пример мужества и доказали свыше сколь опасна нравственная сила народа, когда она не основана на вечных законах того, кем цари царствуют и сильные пишут правду. Нравственное чувствование, всегда одушевлявшее россиян, была пламенная любовь к Отечественной стране и ее государям. «Не посрамим земли Русской! – говорит Святослав своим малочисленным воинам пред сражением с многочисленными воинами пред сражением с многочисленными греками. – Ляжем здесь костьми, ибо для мертвых нет срама, естьли ж побежим, посрамим себя. Станем крепко, а я пойду пред вами. Когда глава моя ляжет, тогда делайте, что хотите». Воины отвечают ему: «Где слава твоя ляжет, там и мы головы свои положим». Вот истинный язык любви к отечеству и государю, одушевлявший сердца русских воинов еще во времена возникающего Отечества нашего, во времена языческой России!

С распространением христианской веры в Отечестве нашем и с ускорением спасительных ее правил новое чувство одушевило сердца русских воинов. Ревность к вере слилась с любовию к Отечеству и Государю и увеличила нравственную силу русского героизма. Бедствия, постигшие Россию, служили новою пищею благочестивой ревности к вере. Притеснения врагов: печенегов, половцев, татар, немцев, поляков, шведов, возбудив ненависть, отдалили сердца Россиян от всего иноземного и сосредоточили, так сказать, чувствования их в отечественной вере. Ревность к благочестию особенно возрастает и укрепляется гонениями и бедами; подобно как высокий кедр простирает тем далее в глубину корни, чем сильнее колеблется и потрясается бурями.

Счастливые успехи оружия, непрерывные победы в течение двухсот лет возродили в сердцах россиян новое, или лучше сказать, прежнее чувство, чувство народного достоинства. Оно воодушевляло российских воинов еще в первые счастливые времена монархии, когда они, победив окрестные народы, простерли страх своего оружия в недра греческой империи, но сие чувство скоро было подавлено тягостию бедствий Отечества нашего. Междоусобие князей распространило всеобщее уныние, а иго татар унизило дух народа. С зарею славы возродилось, говорю, вновь чувство народного достоинства, и последняя брань, доказавшая свету доблести россиян, оставила бессмертные воспоминания, услаждающие сердце и возвышающие душу. Вот четыре нравственные свойства, отличающие русских воинов: ревность к вере, любовь к Отечеству, преданность к государям и высокое чувство народного достоинства!

Знаменитые полководцы, постигая всю важность нравственных сил человека, старались узнать наклонности войска, предводительствуемого ими, дабы в нужных случаях, пользуясь сими сердечными пружинами, побудить его к исполнению своих предприятий. Они всегда старались говорить со своими воинами языком сердца. От героев Гомера до витязей последней брани народов, все полководцы воспламеняли своих сподвижников убеждениями, основанными на их нравственных склонностях. Голос военного красноречия всегда потрясал те струны сердца, которые самою природою были, так сказать, напряжены для ударения.

По различию времени военное красноречие было различно. Оно имело особливо три отличительные свойства в древние времена, средние и новые.

Отличительными и постоянными чувствованиями российских воинов всегда были ревность к вере, любовь к государю, привязанность к отечеству и народное честолюбие[13]. Сии чувствования возбудить желал российский герой Петр Великий пред Полтавским сражением в предводительствуемом от него войске; он говорил: «Воины! се пришел час, который должен решить судьбу Отечества; и вы не должны помышлять, что сражаетесь за Петра, но за Отечество, за православную нашу веру и церковь! Не должна вас также смущать слава неприятеля, яко непобедимого, которую ложну быти вы сами победами своими над ним неоднократно доказали. Имейте в сражении пред очами вашими правду и Бога, поборающего по вас; на того единого, яко всесильного во бранях, уповайте, а о Петре ведайте, что ему жизнь его недорога: только бы жила Россия, благочестие, слава и благосостояние ея».<… >

Глава I

О разделении правил, содержащихся в сей части

Человек помощию слова объясняет другим внутренние действия души своей: понятия и чувствования; объясняет предметы вещественные или умозрительные. Следовательно, речь есть собеседование одного лица с другим о чем?либо третьем. Итак, правила, касающиеся до сочинений, употребляемых в общежитии, могут относиться или к писателю как лицу говорящему; или к слушателю как лицу, составляющему цель речи; или к самому слову, рассматриваемому по сущности его содержания. На сем разделении основан порядок следующих правил военного красноречия.

Глава II О качествах военного витии

Речь можно назвать выражением внутренних совершенств говорящего или пишущего, отголоском его ума и сердца. Чем совершеннее душевные способности писателя, тем речь его может быть красивее.

Душевные совершенства суть двоякие: врожденные и приобретенные.

Врожденные совершенства суть те способности, коими природа одарила некоторых людей преимущественно перед другими. Люди получают от природы различные дарования и в различной степени, отсель одни бывают способнее к одному званию, другие к другому. Рожденные к военному званию должны преимущественно перед другими отличаться многими душевными доблестями. Особливо необходимы для военного человека основательность и быстрота ума, твердость и благородство духа.

Природная основательность ума нужна военному человеку, во-первых, для приобретения сведений в науках, необходимых его званию и требующих глубокого размышления; во-вторых, для благоразумного устройства и управления тех частей, которые вверяются ему высшею властию во время войны или мира.<… >

Быстрота ума особливо нужна в решительные минуты военных действий. Основательность ума требует времени для размышления; быстрота не терпит медления. Нужен один взгляд, нужна одна минута, дабы человеку с быстрым умом решить действие и увенчаться успехом. Истории великих полководцев исполнены подобными примерами. Иногда одно их острое слово, остроумный и нечаянный оборот решали судьбу сражений.<… >

Твердость духа есть внутренняя сила человека, противоборствующая великим и по-видимому непреодолимым препятствиям. Она часто возрастает с невозможностию победить трудности и к удивлению нашему нередко побеждает оные. Трудное поприще воина, исполненное опасных подвигов, требует, так сказать, на каждом шаге сей доблести душевной; и в ком нет твердости духа, тот по форме только, а не по душе воин.

Одно из отличительных свойств твердого духа есть постоянное терпение. Сие качество нужно воину не только во время трудных походов, во время продолжительных осад и в других несчастных случаях, но и в мирное время. Войско, теряющее навык терпения, теряет постепенно и другие воинские доблести: примером сему может служить войско Аннибала, вкусившее сладости покоя в Капуе. Девизом военного человека должно быть самоотвержение.

Второе отличие твердости военного духа есть безусловное повиновение. Великодушный воин возвышается свободою доброй воли своей выше всякого принуждения, коего рабами делаются одни только малодушные и строптивые.<… >

Благородные чувствования возвышают истинного воина над людьми других состояний. Люди прочих состояний, по свойству и кругу действий своих, имеют более или менее случаев предаваться себялюбию. Сей порок, сосредоточивающий нравственные деяния человека в круге личности, обыкновенно стесняет мысли и чувствования наши: напротив того, истинный воин, решившийся жертвовать жизнию Отечеству, расширяет свое сердце любовию ко всему отечественному, переносится мыслию бессмертия в поздое (так у автора. – А. В.) потомство; и, таким образом, с пространством и наличием предмета возвышается и мыслям и чувствованиями.

Благородное и высокое чувствование, которым многие военные люди особенно отличаются, есть храбрость. Сия доблесть, без которой воин должен стыдится своего имени, часто не привлекает к себе должного уважения и удивления. Причиною сего равнодушия может быть, во-первых, то, что храбрость есть общая добродетель всех честных воинов; во-вторых, то, что она проистекает иногда не от нравственных побуждений, но от физической пылкости характера; в-третьих, то, что она бывает нередко нуждою.

Мужество почитается доблестию, высшею храбрости. Храбрость бывает иногда, как сказано, действием воспламенения; но мужество требует основательности ума, твердости духа и высокости чувствований. Храбрость похвальна в подчиненном воине, но мужество необходимо для полководца. Храбрость пользуется настоящею минутою для победы, но мужество часто прибегает к терпению, ожидает удобного и верного времени для успеха.

К благородным чувствованиям, отличающим истинного воина, можно отнести прямодушие и бескорыстие.

Прямодушием воина я называю ту откровенность сердца, которая ничего не таит, не имея никакой постыдной причины скрывать мысли и чувствования. Кто решается жертвовать отечеству жизнию, благом, превышающим всю цену благ земных, тот не должен и не может желать другой награды за сию великую жертву, кроме бессмертной славы.<… >

Корыстолюбие совершенно противно нравственному назначению воина. Не собирать добычи, не обогащаться цель его. Защищать отечество, охранять личную безопасность и собственность граждан, блюсти права человечества, ополчаясь против нарушающих оные, быть совершенно бескорыстным исполнителем своего долга – вот обязанности воина! Но естьли, пользуясь правом победы или силою оружия, он нарушает святость личности или собственности, то он унижается до хищника и грабителя. Военное звание святится одною чистотою намерений.

К приобретенным совершенствам, украшающим воина, можно отнести науки и опытность.

Словесность, способствующая более других наук к образованию ума и сердца, необходима для военного человека. Она доставит ему многие сведения, полезные в разных обстоятельствах жизни, откроет многие пути к употреблению своих познаний на общую пользу, облегчит средства действовать на умы подчиненных благоразумным советом слова. Но должно признаться, что словесность нужна воину не в таком обширном круге, в каком она необходима для ученого человека или для гражданского оратора. Правильность, ясность, краткость, сила – вот качества слога, удовлетворяющие цели военных сочинений.<… >

Глава III

Нравственные качества подвластных воинов

Военачальник действует на подчиненных силою власти и силою слова. В сем отношении подчиненные, как цель его действий, соответствуют иногда более, иногда менее намерениям его, смотря по свойству душевных побуждений: так, художник действует с большим или меньшим успехом, смотря по доброте вещества и совершенству своих орудий.

Нравственный дух войска есть та могущественная сила, коею полководец совершает неимоверные подвиги. Одно слово, сказанное им соответственно сему духу, воспламеняет сердце воинов, как искра порох. Силою сего слова полководец собирает войско, приводит его в движение, преодолевает трудности, делает простых воинов чудо-богатырями, изумляет врагов и торжествует над ними.<… >

Глава IV Качества военного слога

Военачальник более действует, нежели говорит; речь его есть, так сказать, только дополнение действия. Но каким образом быстрота и сила составляют существенные качества военного действия; так и слог всех речей военных отличается сими совершенствами.

Быстрота в речи происходит от пламенного стремления страсти. Чувствование, одушевляющее военачальника, переносит воображение его с неизъяснимою быстротою от предмета к предмету и часто, где хладнокровный оратор составляет несколько периодов, он употребляет одно выражение, и чего не договорил дополняет действием. Переходя от одной мысли к другой, он не соблюдает строгой связи между ними; но, не успев объяснить предмета, нечаянно обращается к другому; от угроз вдруг переходит к ласкам, от наказаний к награждениям; обещая спокойствие, в то же время убеждает к трудным подвигам.<…>

Второе качество военного слога, проистекающее от быстроты мыслей, есть краткость. Пламенное воображение в своем стремлении касается обыкновенно только главных предметов, опуская маловажные обстоятельства, которые подразумевать можно. Военный писатель иногда одним взглядом обнимает множество предметов, довольствуется немногими словами для выражений самых богатых мыслей; объясняет кратко действия, решившие судьбу государств; выражается с быстротою, подобною быстроте победы: таким образом Цезарь, донеся Римскому Сенату о победе над Фарнаком, употребил только три слова: (я) пришел, увидел, победил (veni, vidi, vici).

Третье качество военного слога есть живость. Военачальник, увлекаемый сильным желанием передать свои мысли и чувствования подчиненным, пламенеет нетерпением убедить и склонить их на свое мнение. Он вопрошает их и, не дожидая ответа, спешит сам отвечать вместо них.<… >

1. В чем, по мысли Я. В. Толмачева, назначение словесности?

2. Какое значение принимают в теории Я. В. Толмачева термины словесность, риторика, красноречие, витийство!

3. Как риторика соотносится с логикой и грамматикой?

4. От чего «проистекает» красноречие?

5. Какие нравственные качества русских воинов называет Я. В. Толмачев? На чем основываются их нравственные побуждения?

6. Выпишите качества военного витии (оратора). Дайте собственные определения этим качествам в развитие мысли автора.

7. Прокомментируйте качества военного слога, которые называет Я. В. Толмачев. Какие качества вы могли бы добавить от себя? Как качества, названные Я. В. Толмачевым, проецируются на других профессиональных ораторов?

Николай Федорович Кошанский (1784 или 1785–1831) – филолог, педагог, литератор, переводчик. Учился одновременно с В. А. Жуковским в Московском университетском пансионе, окончил Московский университет в 1802 г. по двум факультетам: философскому (с золотой медалью) и юридическому. Затем преподавал латинский и греческий языки в университетской гимназии, российскую риторику в Московском университетском пансионе, с января 1805 г. – магистр философии и свободных наук; в 1807 г. защитил диссертацию «Изображение мифа о Пандоре в античных произведениях искусства» (на лат. яз.), получив степень доктора философии.

С 1811 по 1828 г. Кошанский – профессор русской и латинской словесности Царскосельского лицея. Его лекцией «О преимуществах российского слова» открылись занятия в лицее; как педагог он поощрял поэтические занятия лицеистов, приобщая их к античной поэзии. Правда, литературная позиция Кошанского представлялась Пушкину и другим лицеистам несколько архаичной.

Кошанский был известен как литератор и как переводчик множества романов и эстетических трактатов. Наибольшую славу и влиятельность принесли ему, несомненно, педагогические труды – школьные учебники, по которым обучались многие поколения российских учащихся. Учебник латинской грамматики выдержал 11 изданий (СПб., 1811–1844), русской грамматики – 9 изданий (СПб., 1807–1843). Образцами учебной книги являются «реторики» Кошанского: «Общая реторика» (10 изданий: 1829–1849) и «Частная реторика» (7 изданий: 1832–1849).

По этим учебникам учились несколько поколений российских учащихся. Живость изложения, множество дополнительных сведений по логике и эстетике, иллюстрация риторических указаний многочисленными примерами из древней и новой литературы снискали Кошанскому славу замечательного писателя-педагога. Если общая риторика излагала общие правила составления сочинений, то частная риторика предлагала правила к отдельным видам: как писать письма, как вести разговоры, как строить учебные и ученые сочинения, каковы разновидности ораторского красноречия, наконец, как пишется художественная (или изящная) проза.

Для публикации избраны следующие отрывки: 1) из «Общей реторики» – отделение I с описанием словесных наук (грамматика, риторика, поэзия), цели и содержания разделов общей риторики; полностью воспроизведена глава об изобретении с разработкой источников мысли – 24 общих места; 2) из «Частной реторики» – берутся отрывки с описанием основной терминологии: словесность и литература, поэзия и проза, частная риторика и пиитика, истинное красноречие и мнимое, виды словесности (письмо, разговоры, повествование, описание, ораторство, ученость). В конце «Частной реторики» Кошанский делал примечания к начальным статьям книги. Эти примечания настолько ценны, что мы публикуем их в тексте сочинения как непосредственно относящиеся к объяснению основных терминов. Чтобы выделить эти примечания, публикуем их в квадратных скобках. Сохраняем также в публикуемом тексте авторские разрядку и курсив.

Н. Ф. Кошанский сделал правку 1-го издания «Общей реторики» для 2-го издания 1830 г. (с 1830 г. – издания стереотипные). Издания «Частной реторики» выходили уже по смерти автора. Наша публикация осуществляется по кн.: Общая реторика Н. Ф. Кошанского. – Изд. 3-е. – СПб., 1834. – С. 1–9; Частная реторика. – СПб., 1832. – С. 1–3, 10–13, 18–21, 26–27, 38–39, 52–54, 76–79, 92–95, 125–128, I?IV.

I

ИЗОБРЕТЕНИЕ

Отделение I

Источники изобретения

I

Вступление. – Словесные науки. – Реторика

1) Ничто столько не отличает человека от прочих животных, как сила ума и дар слова. Сии две способности неразлучны; они образуются вместе, взаимно и общими силами ведут человека к совершенству, к великой небом ему указанной цели.

2) Сила ума открывается в понятиях, суждениях и умозаключениях: вот предмет логики. Дар слова заключается в прекраснейшей способности выражать чувствования и мысли: вот предмет словесности.

3) Словесные науки (studia literarum) делятся на три главные части: грамматику, реторику, поэзию и граничат с эстетикой. Все они рассматривают дар слова, силы его и действия, но каждая имеет свой предмет, свою цель, свои пределы. Каждая, как наука, имеет свою теорию, и, как искусство, свою практику.

Теория необходима для успехов практики, а практика еще нужнее теории. Учащийся непременно должен соединять одно с другим, т. е. правила с чтением образцов и собственными упражнениями.

4) Грамматика занимается только словами; реторика преимущественно мыслями; поэзия преимущественно чувствованиями; в эстетике хранятся начала не только словесных наук, но и всех искусств изящных.

Грамматика, занимаясь словами, рассматривает их: 1. порознь (этимология); 2. в связи (синтаксис); 3. в начертании (орфография); 4. в произношении (просодия). Поэзия, как преимущественный орган чувствований, выражает их: 1. в лице самого поэта (лирическая);

2. в других лицах, поэтом созданных (драматическая). Реторика, имея предметом мысли, показывает: 1. откуда они почерпаются (изобретение); 2. как приводятся в порядок (расположение);

3. как излагаются (выражениемыслей). Итак…

5) Реторика (вообще) есть наука изобретать, располагать и выражать мысли, и (в особенности) руководство к познанию всех прозаических сочинений. В первом случае называется общею, во втором частною.

6) Общая реторика содержит начальные, главные, общие правила всех прозаических сочинений. Частная реторика, основываясь на правилах общей, рассматривает каждое прозаическое сочинение порознь, показывая содержание его, цель, удобнейшее расположение, главнейшие достоинства и недостатки.

Прежде, нежели приступить к реторике, должно увериться, твердо ли мы знаем правила грамматики, ибо правильность реторическая основывается на правильности грамматической.

7) Общая реторика заключается в трех частях и в шести отделениях. Первая часть говорит о изобретении (de Inventione) и в первом отделении показывает источники изобретения, во втором – первое соединение мыслей (периоды, начала прозы). Она дает способы думать, и, думая, соединять одну мысль с другой.

8) Вторая часть рассуждает о расположении (de Dispositione). Она показывает здравый, основательный и правильный ход мыслей, сперва в описаниях, потом в рассуждениях. То есть образует рассудок и нравственное чувство.

9) Третья часть реторики предлагает о выражении мыслей (de Elocutione), и в первом отделении рассматривает слог и его достоинства, во втором – все роды украшений. Она учит любить и выражать изящное.

Вот все шесть отделений реторики! Отнимите одно из них – и вы нарушите полноту науки; переставьте их – расстроится связь, постепенность и внутреннее согласие. (Прошу вспомнить, что наука бесконечна, но преподавание ее должно иметь приличные пределы).

10) И мне кажется, что цель общей реторики состоит в том, чтобы, раскрывая источники изобретения, раскрыть все способности ума; – чтобы, показывая здравое расположение мыслей, дать рассудку и нравственному чувству надлежащее направление; – чтобы, уча выражать изящное, возбудить и усилить в душе учащихся живую любовь ко всему благородному, великому и прекрасному. Но для достижения сей цели еще нужны три средства: 1. чтение, 2. размышление, 3. собственные упражнения.

Чтение образцов должно быть согласно с каждой частью реторики. Изобретение требует чтения аналитического, т. е. с замечанием лучших слов, идей, выражений, прекрасных мыслей, подобий, примеров, контрастов и пр. Потом с показанием распространения периодов, разных частей и разных родов их. Расположение требует чтения наблюдательного, с рассматриванием плана, хода, расположения и всех частей сперва описаний, потом рассуждений. Выражение мыслей требует чтения эстетического, т. е. с показанием разных родов слога, разных его достоинств, разных реторических украшений, и с изъяснением, почему что хорошо, изящно, прекрасно; почему благородно, велико, высоко; почему ново, необыкновенно, оригинально; почему приятно, пленительно, очаровательно; или сильно, трогательно, разительно и пр. и пр.

2. Размышление полезно не потому только, что, прибавляя к читанному свое, присваивает себе чужое – ибо и свои и чужие мысли могут быть забыты – но потому что образует способность рассуждать, которая при первой нужде, знакомым уже путем, находит не только все прежнее, свое и чужое, но часто новое и даже оригинальное…

3. Собственные упражнения необходимы. Кто не упражнялся постоянно в составлении периодов и учебных сочинений, тот всегда будет не тверд в слоге, можно знать лучшим образом правила и не уметь написать десять строк связно. Правила и образцы нечувствительно влекут к собственным опытам – и это так легко!.. Особенно, когда сии опыты не охлаждаются порицанием, но согреваются участием друга-наставника, который всегда говорит прежде, что хорошо и почему, а после показывает то, что должно быть иначе и каким образом. Уныние от неудачи есть малодушие. Должно вооружиться терпением, твердостию, постоянством… Должно любить труд, любить занятия. Где нет любви, там нет успеха.

II

Главный источник мыслей

Любезные друзья! Первый и главный источник всякого сочинения есть предмет, или предложение. Предметом сочинения называют одно понятие, идею, одно слово. Например: Провидение – Весна – Буря. Сия идея рождает новые понятия, соединенные с нею, и производит какое?нибудь чувствование. Например:

Провидение дает понятия: о Боге, о благости его, о природе, о человеке, и рождает в сердце благоговение и благодарность. Весна представляет вам: цветы, ручьи, запах розы, пение птиц, и вы чувствуете радость. Буря напоминает: ветер, гром, дождь, град, опустошение, и приводит в уныние…

2) Предложение заключает в себе краткую, полную мысль, которая говорит что?либо ясно уму и тайно сердцу, (т. е. содержит мысль и чувствование) и на которой основывается все сочинение. Например:

Провидение руководствует человека. Весна дышит радостью. Буря влечет опустошение.

3) Когда дано или избранно предложение, то прежде всего старайтесь хорошо понять его и, понимая, покажите, что можете сами сказать ту же мысль несколько раз, другими оборотами, другими выражениями, и – если можно – лучше, красивее, сильнее…

Например, предложение: Провидение руководствует человека. Другие обороты грамматические: Человек руководствуется провидением. – Провидение служит вождем человеку. – Человек идет по пути провидения. Другие выражения реторические: Перст Божий указует путь человеку. – Благость вечного заботится о смертном. – Отец Небесный печется о бренных чадах земли. (Это делается изустно, и для начинающих?как игра – приятно и полезно: ибо всякому хочется сказать лучше… а между тем действует и ум, и воображение, и чувство – раскрываются способности.)

4) Предложение всегда заключается в немногих словах и требует приличного распространения. Распространять предложение – значит находить другие приличные слова и выражения или новые мысли, новые предложения или открывать доказательства и опровержения.

Сие действие ума называется в реторике изобретением, а указания, откуда почерпаются новые слова – мысли – и доказательства, источниками изобретения.

5) Есть три рода источников изобретения: первый дает способы распространять одно только предложение. Другой род их учит из одного предложения выводить другие. Третий род источников показывает, откуда почерпаются доказательства, согласные с целью писателя.

Первые два принадлежат общей реторике, последний – частной; первые два необходимы для начинающих, последним пользуется писатель или оратор, согласно с предложенной целью.

6) Всякое предложение распространяется до известных только пределов, назначаемых умом и вкусом. И вот способы к его распространению: первый род источников изобретения – азбука реторики. Их десять.

Первые три: синонимы, эпитеты и противные служат к приисканию слов; последние семь известных вопросов — к прибавлению выражений и кратких обстоятельств.

I. Синонимы. Так называются слова подобнозначащие; они прибавляются к существительным и глаголам, и отделяются запятыми. Например (предложение тоже) к существительному провидение синонимы: промышление, промысл, попечение; или двумя словами: хранитель человека, небесный вождь, блюститель его и пр. – К глаголу руководствует: ведет, служит вождем, указует путь, хранит, блюдет и пр. – к слову человек синонимы: смертного, создание бренное, существо слабое и пр.

II. Эпитеты. Так называются приличные прилагательные к существительным, наречия к глаголам и даже наречия к прилагательным. Например, к слову провидение эпитеты: дивное, непостижимое, тайное, небесное, святое и пр. К глаголу руководствует: невидимо, нечувствительно, неприметно и пр. Наречия к прилагательным: непостижимо тайное, неизъяснимо благое провидение и пр.

III. Противные. Так называются слова, значащие противное именам и глаголам. Например: Не случай, не собственные силы, не слабый разум, но провидение. К глаголу: не оставляет, не забывает, но руководствует. И пр.

7) Вот семь известных вопросов: Кто? Что? Где? При чей помощи? Для чего? Каким образом? Когда? На вопрос кто? всегда ответствуют подлежащим; На вопрос что? всегда сказуемым; а на прочие вопросы приискиваются приличные, краткие ответы. Например:

Кто? Провидение. Что? Руководствует человека. Где?… На пути жизни – в минуты счастия и бедствий – наверху славы и в униженной доле. При чьей помощи? При твердом уповании – По благости Всевышнего. Для чего? Для достижения предназначенной цели. Каким образом? Тайными, непостижимыми для нас путями. Когда? Во все течение жизни. (Не должно скучать или пренебрегать сими началами: они раскрывают ум и полагают твердое основание мыслям и слогу.)

8) Видите, сколько слов, сколько выражений для одного предложения. Где ж остановиться? Какие из них выбрать?… Выбрать те, какие вам больше нравятся. Остановиться там, где кончится мысль предложения удовлетворительным образом, сохранив ясность, приличие, соразмерность. Например:

Можно выбрать следующие: «Небесное провидение, сей тайный вождь на пути жизни, сей незримый блюститель в минуты счастья и бедствий, наверху славы и в униженной доле, невидимо руководствует человека к предназначенной ему цели тайными, непостижимыми для нас путями».

9) Таким образом, распространенное предложение называется периодом простым: простой период есть полное гармоническое соединение приличных слов, выражений и кратких обстоятельств в одном только предложении.

Период простой есть первое реторическое упражнение, первый шаг к искусству писать, первая чистая жертва красноречию.

10) Но «что в знаниях, – говорит М. Н. Муравьев, – когда не приводит их в действие чувствительность сердца?» Вы знаете, как составляется простой период? этого мало – покажите на самом деле ваше знание; сделайте два-три опыта. Вот предложения:

Солнце освещает землю. Весна живит природу. Человек искушается бедствиями. Труд полезен. Праздность вредна. Время невозвратно. Лучший наставник есть опыт. Верный путь к счастию добродетель. Первый друг на земле – вера в провидение.

Примечание. Скажут: гению правил не нужно: «Он, не учась, учен, как придет в восхищение». Дмитр. – Не спорю… Но – сочтите гениев… И при том не забудьте, что и кедр сначала растет наравне с травою, и греется тем же солнушком, и питается той же росою.

III

Причина. Сравнение. Подобие. Пример. Свидетельство

1) Всякая мысль рождает другую. В каждом предложении таится другое, в другом третье и так далее…

Например, мысль: «Все изменяет на земле» невольно напоминает другую: «А небо неизменно». Или в предложении: Умереть за Отечество прекрасно, таится другое: Отечество падшим героям обязано благодарностью; в другом третье: Россия благословляет память: Багратионов, Кульневых, Милорадовичей. В третьем четвертое: Могила храброго Отечеству священна. Озер…

2) Открывать в одной мысли другие, искать в данном предложении новых, значить мыслить. Нельзя тому сочинять, кто не умеет и не хочет учиться думать: хорошо писать, значит хорошо думать. Для сего?то общая реторика начинается источниками изобретения, ибо в них заключается для вас, любезные друзья, начальная практическая логика.

Примечание. Не спешите писать… Научитесь прежде мыслить и чувствовать – полнота мыслей и чувствований найдет способ выражаться, и, может быть, – лучше, нежели вы думаете…

3) Источники изобретения раскрывают ум, развивают мысли. Они укажут вам, с какой точки зрения должно смотреть на предмет или на мысль; вы взглянете, и в юном уме вашем пробудятся новые мысли, согласные с вашей, близкие к ней, соединенные, знакомые, дружественные, родные…

4) Не в каждом источнике вы найдете новые мысли для вашего предложения, но в разных источниках вы найдете непременно для вашей мысли что?либо новое, изящное, прекрасное. Вот сии источники: реторика полагает их двадцать четыре.

5) I. Причина. Чтобы найти причину, стоит спросить самого себя, почему предложение справедливо? Ибо ничто без причины не бывает; и ответ доставит вам другую мысль, соединенную с вашей. Например:

Учащийся не должен резвиться. Почему?.. потому что резвость мешает учиться. – Прилежание полезно. Почему? потому что служит средством к приобретению успехов. – Вера утешает человека. Почему? потому что обещает жизнь лучшую, беспечальную, небесную. – Должно почитать родителей. Почему? (скажите сами). – Чтение книг полезно. Почему?<… >

(Далее перечисляем общие места. – А. В.)

II. Сравнение

III. Подобие

IV. Пример

V. Свидетельство

VI. Обстоятельства

VII. Уступление

VIII. Условие

IX. Противное

X. Время

XI. Место

XII. Признаки

XIII. Качества

XIV. Принадлежности

XV. Свойства лиц

XVI. Свойства бездушного предмета

XVII. Действие и страдание

XVIII. Имя

XIX. Целое

XX. Части

XXI. Род

XXII. Вид

XXIII. Определение XIV. Следствие

Отделение I

Словесность

I

Словесность и ее отрасли

1. Язык, или дар слова (vox articulata), есть дар свыше, которым Творец отличил любимое создание свое от всех бессловесных, и благоволил, чтобы человек сам образовал сию способность, руководствуясь нуждами, разумом, природой.

[Примеч. Язык, сей чудесный дар Неба, соединяясь и никогда не разлучаясь с другим божественным даром разума, созвал людей в общества, основал грады, составил науки и служит орудием чистейших, благороднейших, высших наслаждений ума и сердца. «Словесность есть главный орган гения и чувствительности». Карамз.]

2) Словесность, или литература вообще (literae), есть наука, объемлющая полное знание одного или многих языков и все письменные произведения писателей.

[<…>В наше время язык и литература заключают два разныя понятия. Язык – значит ныне изустное употребление дара слова или хотя и письменное, но писанное для удовлетворения первой нужды человека сообщать мысли и чувствования другому.

Область языка ограничивают ныне знанием грамоты и, может быть, грамматики и употреблением безыскусственной прозы – первым, необходимым образованием человека. Литература – значит ныне произведения языка, утвержденные письменами и, может быть, печатанием, как для современников, так и для потомства; и притом произведения, удовлетворяющие второй потребности человека – просвещению ума, наслаждению вкуса.

Литература обнимает все словесные науки с их произведением и писателей с отличительными их достоинствами.] (Историю писателей называют иногда особенно историею литературы, а литературою какой?либо науки или искусства называют собрание сочинений и писателей по той части.) Народы дикие имеют язык, но не имеют литературы, а просвещенные по успехам литературы заключают о степени образования народа.

3) Словесность разделяют на разные отрасли – по странам: на восточную, северную европейскую, азиатскую, американскую; – по народам: на еврейскую, греческую, римскую, российскую и пр.; – по временам: на древнюю, среднюю, новую и текущую.

4) И люди, и народы в юности больше действуют воображением, говорят чувствами, движутся удовольствием – в зрелом возрасте больше убеждаются опытом, следуют разуму, ищут пользы; от сего словесность разделяется на две главные существенные отрасли: на поэзию и прозу.

Поэзия в некотором смысле есть юность словесности, а ораторское красноречие, особенно изящная проза, – зрелый ее возраст.

5) Пределы сих двух отраслей словесности так темны и слиты между собою, что часто поэзия входит в прозу, проза в поэзию; но их разность состоит в цели, характере, в средствах и действии на читателя.

Цель поэзии – удовольствие: пленить, очаровать, возвысить душу ко всему великому и прекрасному, рождая в ней идеи о бесконечности. Цель прозы – польза: научить, убедить и понравиться. – Характер поэзии: вымыслы, идеальные создания фантазии. Характер прозы: истинное, полезное, благородное. – Средства поэзии: гармония, известные меры, в наше время рифмы, и язык новый, живописный, необыкновенный. Средства прозы: убедительность, жар, сила и приятное течение речи. – Поэзия действует на воображение и чувства, прозаическое красноречие на разум и волю.

6) Поэзия больше дар, нежели искусство. Дар вымышляет свое, идеальное по законам природы или стремлению духа, согласно с здравым умом и вкусом. Искусство оживлять вымысл гармониею слова. Она всегда составляет первую и младшую отрасль словесности.

Не должно полагать поэзии в мере, в рифмах, в отборных и смелых выражениях, в жару чувств и языке страстей: сии качеств служат ей только украшением и не всегда для истинной поэзии необходимы. Часто в прозе бывает поэзия, а в стихах еще чаще проза. Теория поэзии имеет свои правила, которые увидим после.

7) Изящная проза больше искусство, нежели дар. Искусство силою образованного ума и даром опытного слова действовать на разум, волю и страсти людей. Дар собственным чувством воспламеняет страсти и увлекает других за собою. Проза составляет собою вторую важнейшую и полезнейшую отрасль словесности.

Теория прозы содержится в частной реторике.

8) Частная реторика (видели в общей) есть руководство к познанию всех родов и видов прозы. Она изъясняет содержание, цель, удобнейшее расположение, главнейшие достоинства и недостатки каждого сочинения, показывая притом лучшие, образцовые творения важнейших писателей в каждом роде.

Частная реторика основывается на правилах общей и обнимает словесность одного или многих народов. Как общая, так и частная реторика составляют науку, постоянную для всех языков, но каждый народ имеет свои особые произведения, своих писателей.<…>

IV

Истинное красноречие и мнимое

29) Будущий писатель должен иметь верное понятие о красноречии; следственно, должен знать, что красноречие бывает истинное и мнимое.

Скажут: быть красноречивым – значит уметь доказывать, уметь действовать на разум, волю и страсти, уметь достигать своей цели. Согласимся на время, но спросим: что значит уметь?.. и достаточно ли для истинного красноречия достигать только цели? какова бы впрочем она ни была?..

30) Есть люди, кои полагают красноречие в громких словах и выражениях и думают, что быть красноречивым – значит блистать реторическими украшениями и чем высокопарнее, тем, кажется им, красноречивее. Они мало заботятся о мыслях и их расположении и хотят действовать на разум, волю и страсти тропами и фигурами. Они ошибаются.

Это называется декламация. Она не заслуживает имени красноречия, ибо холодна для слушателей и тягостна для самого декламатора; но часто поддерживается мыслию будущих успехов, а иногда мечтою жалкого самолюбия.

31) Иные думают: быть красноречивым – значит уметь выражать мысли необыкновенным образом, и чем темнее, тем, кажется им, глубокомысленнее и, следственно, красноречивее. – Они мучат себя – жаль видеть! – усиливаясь сказать так, как никто не говорит, то, что почти все знают.

Ничто столько не унижает писателя, как сие заблуждение. Оно показывает ложный вкус и превратное понятие о красноречии и случается с немногими мнимофилософствующими писателями. Но ни декламация, ни сей странный способ писать не достигают цели и не могут называться красноречием.

32)<…>Красноречие всегда имеет три признака: силу чувств, убедительность и желание общего блага. Первые два могут быть и в красноречии мнимом, последний существенно отличает истинное красноречие.

С каждым из сих признаков красноречие больше или меньше достигает цели. Сила чувств и убедительность предполагают и все достоинства слога, но желание общего блага должно быть всегда их целию. Если ж не оно движет пером писателя,… а под видом его страсти… ужасно!.. «Отвергайте обманчивую прелесть, столь часто заражающую дар слова». Бессмертные слова Александра I в речи 15 марта 1818 г.

33) Сила чувств – красноречие сердца – есть такое живое ощущение истины, такое сильное участие оратора в предлагаемом деле, что он, сам увлекаясь, увлекает и слушателей за собою.

Феофан, после первых слов над гробом Петра, не мог удержать слез – и все в храме зарыдало. Цесарь слушает Цицерона и роняет из рук смертный приговор Лигария. Антоний, требуя мщения, открывает окровавленную одежду Цесаря, и римляне содрогаются. Марфа (в повести Карамзина), возбуждая ужас к рабству, бросает цепи, и народ терзает их… Сила чувств всегда производит ораторские движения.

34) Убедительность – красноречие ума – есть такая неотразимая сила и приятность убеждений, что мы против чаяний, против воли, совсем неожиданно соглашаемся с мыслями автора. Если красноречие ума соединится с красноречием сердца, то нет почти сил им противиться.

Древние софисты и философы XVIII в. вводили в заблуждение силою чувств и убедительностию и, может быть, никто столько не соединил красноречие ума с красноречием сердца, как Ж. Ж. Руссо. Были ли они красноречивы? без сомнения. Но их красноречие есть мнимое, а не истинное, и тем опаснейшее, чем труднее видеть землю под цветами. Желание общего блага – красноречие добродетели – есть тот существенный признак, по которому узнается истинное красноречие и отличается от мнимого. Пламенное желание добра, стремление к сей цели – вот благородный предмет истинного красноречия, достойный добродетели!

Красноречие ума и сердца могут заблуждаться, но красноречие добродетели?как самая добродетель, как прекрасное (само по себе), остается истинным, неизменным для всех веков и народов. Кто умножил хотя одною полезною истиною счастие людей, приблизил их хотя на один шаг к добродетели, тот истинно красноречив. Заметим, что мнимое красноречие желает казаться истинным, и, представляя вредное, хочет доказать, будто оно полезно. Так порок иногда принимает на себя вид добродетели. 35) Истинное красноречие равно может быть в прозе и в стихах. Демосфен в разительных речах против Филиппа, Жуковский в незабвенном Певце в стане русских воинов, равно красноречивы, равно достигают цели, спасительной для Отечества.

Мы еще помним Москву в плену и в пламени, помним как юные защитники, рыдая при виде горящей столицы, взывали с певцом: «Внимай нам, вечный мститель! За гибель – гибель, брань за брань и казнь тебе губитель!..» Кричали: «И жизнь и смерть, все пополам!» и утешались приветами: «О други! смерть не все возьмет. Есть жизнь и за могилой!..» Вот истинное красноречие, оживлявшее воинов в 1812 г. Можно ли назвать истинным красноречием то, которое предлагает мысли, полезные для блага людей, но не имеет ни силы чувств, ни убедительности? Не знаю… но чувствую, что в нем есть основание истинного красноречия.

Много есть сочинений, уважаемых современниками и потомством единственно за добрую цель их, за прекрасное желание блага Отечеству или всем людям. Истинно красноречивым может назваться тот, кто соединил красноречие ума и сердца с красноречием добродетели.

V

Вкус. Гений. Талант. Способности писателя

36) «Вкус (sensus recti pulchrique, Quint.) неизъясним для ума», – сказал Карамзин. «Есть знание приличий», – говорит Лагарп. Есть какое?то легкое, эфирное, неприкосновенное для нас чувство приятности или неприятности, при виде красот или безобразий в натуре и в искусствах.<… >

37) Не определяя вкуса, взглянем на его свойства и действия: 1) Вкус врожден всем людям, хотя в разных степенях. 2) Он различен до бесконечности, как самые физиогномии. 3) Здравый вкус, как здравый разум, один у всех людей. 4) Он беспрестанно стремится к совершенству и требует пищи. 5) Вкус раскрывается прежде разума, еще в детстве и 6) Имеет сильное влияние на образ мыслей, жизни и поступков.<… >

38) Вкус должен быть освещаем разумом, как природа лучами солнца. В союзе с разумом вкус становится верным, здравым и достигает утончения и разборчивости.

Утончение вкуса состоит в легкости замечать такие красоты и недостатки, которые для обыкновенных глаз не приметны, и зависит от утончения способности чувствовать. (Но излишнее утончение здравому вкусу противно.) Разборчивость есть счастливое соединение разума со вкусом. Разборчивый вкус не обманывается мнимыми красотами, определяет истинную цену каждой, различает их степени свойства, действия – показывает, откуда каждая заимствует свою волшебную силу, и сам чувствует впечатление сих красот живо, сильно, но не больше и не меньше надлежащего.

39) Гений. Под сим словом разумеют счастливое соединение всех способностей и сил души в возможном совершенстве. Гений заметен по необыкновенному воображению, проницательности ума, твердости рассудка и непреодолимому стремлению к деятельности. Все силы его сосредотачиваются к изобретательности, которою отличается он от умов обыкновенных. Вкус без гения бывает, но гений без вкуса быть не может – или будет чудовище. Бывают гении наук, искусства, войны и проч., но всеобъемлющий гений чрезвычайно редок, напр. Петр I.

40) Талантом, дарованием, даром называют сильное и счастливое воображение, соединенное с здравым умом и вкусом. – «Прекрасный союз дарования с искусством заключен в колыбели человечества; они братья, хотя и не близнецы». Кар.<…>

ОТДЕЛЕНИЕ II

Письма

VII

О письмах вообще

55) Письмо (Literae datae) есть сообщение мыслей одного отсутствующего другому. Переписка есть разговор двух лиц, разделенных пространством и лишенных способа видеть и слышать друг друга.

Самый употребительный и обыкновенный род прозы – письма. Может быть, сотая часть их пишется для публики: прочие остаются собственностию, а некоторые даже тайною частных лиц. Письмо и разговор имеют ту разность между собою, что разговор живее от выражений голоса и телодвижений, но он исчезает; а письмо прочнее, ибо остается и всегда может быть перечитываемо с новым удовольствием.

56) Писем два главнейшие рода: письма по предметам общежития, кои пишутся не для печати; и письма литературные, коих цель – быть известными публике.

Письма по предметам общежития, удовлетворяя первой потребности человека, допускают и безыскусственною прозу. (Напр. письма между низшим классом народа); следственно, не всегда составляют изящное; но литературные письма, стремясь удовлетворять второй потребности – просвещению ума и наслаждению вкуса – всегда относятся к произведениям изящной словесности.<…>

X

Деловые письма и бумаги

84) Деловые письма заключают в себе не изъяснение чувств, но изложение дел и разные сношения по делам собственным, гражданским и государственным.

Таковые сношения бывают между присутственными местами, начальниками областей, заведения и вообще между чиновниками по делам службы и между частными людьми по делам собственным.

85) Содержанием таковых писем бывает изложение, изъяснение дела. Цель их – исполнение обязанности собственной или по службе. Расположение деловых писем, по свойству дел, бывает различно. Большею частию располагаются так: а) изложение дела; б) следствие, мнение, желание, прошение; в) краткое заключение.

Таковые письма часто бывают без приступа с самым кратким и обыкновенным заключением. Но человек с умом и вкусом может и в малой записке показать ум и чувство. 86) Главное достоинство деловых писем – простота, естественность и краткость. Слог их почти всегда средний. В деловых письмах всякое излишество слов, выражений и учтивостей почитается недостатком.<… >

Отделение III

Разговоры

XIII

Диалектика и разговоры

114) Разговор, диалог в натуре – взаимное изъяснение разумных существ – необходимость в обществах. В подражании разговор есть такое прозаическое сочинение, в коем собеседуют вводимые лица.

Разговор имеет то преимущество пред обыкновенною прозою, что в нем больше живости, убеждений и разнообразия, нежели в повествовании или рассуждении.<… >

XIV

Философские разговоры

123) Философский разговор есть исследование истины, в котором участвуют два или многие лица.<… >

126) Содержанием философского разговора бывает истина, большею частию новая, подверженная сомнению, требующая раскрытия – объяснения: сия истина может быть философская, богословская, историческая, литературная и вообще всякая ученая, которой исследование может принесть пользу уму, сердцу или науке.

Предмет и цель сих разговоров одинаковы с учеными сочинениями. Разность в одной форме.<…>

XV

Драматические разговоры

130) Драматический разговор представляет в действии происшествия и лица. Он получил бытие и название от драматической поэзии.

131) Содержанием драматического разговора бывает не истина, а происшествие занимательное само по себе или по лицам.

132) Цель драматического разговора двоякая: а) Если действие занимательно, то оживить его и сделать еще занимательнее; б) Если занимательны лица, то привесть их в такое положение, чтобы каждое слово их возбуждало интерес и любопытство.<… >

Отделение IV

Повествование

XIX

Повествования и описания

165) Повествование говорит о том, что было. Оно не есть рассуждение, ибо не почерпается не из заключений ума, а из событий.

166) Описание представляет то, что есть. Оно также почерпается не из умствований, а из натуры, но не есть повествование, хотя очень легко с ним соединяется и украшает его.

167) Повествование прилично воспоминанию прошедшего, описание чувствованию настоящего. Первое, кажется, издает звуки вдали, второе рисует предмет пред очами…

168) Философы утверждают: «Повествование изображает происшествия во времени (собственно, в прошедшем), а описание представляет перемены в пространстве, которые оно, по противоположности повествованию, являет в настоящем виде».

174) Повествование с описанием есть род. Виды их: 1) характеры, 2) некрологи, 3) анекдоты, 4) летописи, 5) жизнеописания, 6) повести, 7) романы, 8) и, наконец, история и все ее отрасли.<… >

Отделение V

Ораторство

XXV

Ораторство у древних и новых

225) Ораторство, витийство (ars oratoria) есть искусство даром живого слова действовать на разум, страсти и волю других.

226) Ораторство в кругу всех родов прозы занимает высшее место; оно составляет особое изящное искусство и не довольствуется изобретением, расположением и выражением мыслей, как все роды прозы, но требует еще произношения – языка действий.

227) Оратор действует на разум красноречием ума, силою доказательств, убеждений, движет страсти красноречием сердца, жаром чувств, стремлением души.

Все древние реторики и реторы от Аристотеля до Квинтилиана силятся создать оратора. У римлян и греков оратор был вместе и государственный человек.

228) Содержание ораторства – ораторская речь, в которой предлагаются: похвалы героям, монархам, любви к отечеству, к добродетели, ко благу людей; или высокие истины нравственные, политические, ученые, или обвинения и оправдания.

Ораторская речь почти столько же подобна рассуждению, сколько описание повествованию – предметы речи и рассуждения почти равны. Но диссертатор не является сам, не говорит, а пишет и хладнокровно убеждает разум, не заботясь ни о воле, ни о страстях. Оратор сам действует, и не только на разум, но и на страсти и на волю других, и не довольствуется одним словам, но заимствует и язык действий.

229) Цель ораторства – благотворная для людей – состоит в том, чтоб согласить различные мнения в одну мысль, различные страсти в одно направление, различные желания в единую волю.

У древних ораторство составляло некоторым образом правительственную науку. Ибо в мятежных народных державах достижение столь важной цели есть необходимость. Оно сливалось у них со всеми родами знаний и достигало такой высокой энергии, какой едва ли достигает ныне.<… >

XXVI

Ораторское изобретение

235) Оратор имеет тему или предмет речи, о коем должен говорить, и цель, коей должен достигнуть. Тема есть повод к ораторству, а цель?то, к чему ведет оратор, в чем хочет убедить разум, какие хочет возбудить чувства, или к чему хочет подвигнуть нашу волю.

236) Прежде всего оратор соображает тему с целью: а) Достаточна ли тема его к достижению желаемой цели? b) Достаточны ли силы его к раскрытию темы для достижения цели? с) Кто слушатели и прилична ли им тема и цель его? d) Наконец, может спросить сам себя тайно, во глубине души, уверен ли он сам в предлагаемой истине или только хочет уверить других? – Это важная тайна, которая невидимо будет иметь влияние на действие его речи.<… >

Отделение VI

Ученость

XXXI

Понятие об ученых сочинениях

285) Словесность, расширяя круг свой, неприметно сближается со всеми родами учености. Она срывает плоды наук и искусств и щедрою рукою сыплет их в народе.

Все открытия наук и искусств распространяются посредством словесности и становятся приобретением целого народа. «Науки, – говорит Карамзин, – составляют собственность немногочисленного класса людей, а словесность бывает достоянием всякого, кто имеет душу».

286) Ученость (doctrina, ars) заключает в понятии своем все ученые сочинения. Частная реторика рассматривает их столько, сколько они относятся к словесности, т. е. к способу расположения и выражения мыслей.

287) Содержание ученых сочинений: науки и искусства. Ученость составляет обширный род прозы и обнимает все древо человеческих знаний.

Примеч. Все знания наши имеют одно общее основание. Утверждаясь на опытах и наблюдениях, как на бесчисленных корнях, Древо знаний (его начертить можно) едва возвысилось и разделилось на две части: на науки – нишу ума, и искусства – пищу воображения и сердца. Искусства разрослись на две главные ветви: на механические, удовлетворяющие нуждам, и на изящные, пленяющие сердце. От изящных вновь идут три ветви: искусства образовательные, представительные и тонические (оставим искусства до другого случая). Науки – по трем способностям души – разделились на три главные отрасли: на науки ума – догматические; науки рассудка?точные; и науки памяти – исторические. От догматических выходят ветви: науки богословские, философские, юридические (или нравственные) и медицинские. От точных родятся ветви наук: математических и физических. От исторических происходят: географические, статистические, хронологические и собственно исторические. Каждая ветвь наук имеет свои отпрыски, или особые науки… и все многочисленные ветви сего дерева, растут… и дают содержание ученым сочинениям. 288) Цель ученых сочинений, благотворная для людей: распространение знаний – возвышение нравственности – усовершение способностей – показание полезных истин, опытов, наблюдений, открытий и пр., и пр.

293) Все ученые сочинения – в отношении к словесности?делятся на два главные рода: на систематические и отдельные. Систематическое сочинение объемлет науку или искусство во всей полноте или связи частей ее между собою. Отдельное берет один только предмет из науки и рассматривает его с большим вниманием или с новой точки зрения.

294) К систематическим сочинениям относятся книги, как ученые, так и учебные; – к отдельным: 1. Рассуждения. 2. Диссертации. 3. Мнения. 4. Голоса и смесь ученых сочинений. 5. Энциклопедические сочинения. 6. Записки Академий и частных людей. 7. Акты университетов. 8. Труды разных обществ. 9. Повременные издания и 10. Критика.

XXXII

Систематические ученые сочинения

295) Цель систематических сочинений двоякая: одни пишутся для чтения знающих науку и в ней усовершающихся; – другая для преподавания науки незнающим. Первые называются учеными, вторые – учебными.

Ученые книги называются полными именами наук. Напр. история, физика, математика. Учебные чаще ограничиваются условиями. Напр. Руководство к истории, Сокращение истории, Физика для детей и пр.

296) Достоинство ученой систематической книги состоит в основательности начал, в постепенной связи и полноте частей – словом, в системе ее и в ясном, приличном слоге.

Системою называют связь и полноту всех частей, относящихся к одному целому, все, что необходимо для составления полного целого, полной науки.

297) Достоинство учебной книги, удерживая систему науки, требует еще известной методы, а для больших успехов ищет симметрии и пропорции. Слог учебной книги, сверх ясности и приличия, предполагает краткость.

1. Как Н. Ф. Кошанский определяет природу человека в соответствии с его словесным даром?

2. Какие словесные науки входят в систему наук Н. Ф. Кошанского? Какова динамика толкования словесных наук у основных риторов конца XVIII – начала XIX в. (А. С. Никольский, И. С. Рижский, А. Ф. Мерзляков, Н. И. Греч, Н. Ф. Кошанский)?

3. Что такое общая и частная риторика?

4. Каковы, по Н. Ф. Кошанскому, средства достижения цели «общей реторики»?

5. Назовите три основных способа изобретения мыслей. Как вы думаете, может ли современный человек воспользоваться источниками мыслей, описанными Кошанским? Что при этом надо учитывать?

6. Каково отношение различных риторов к проблеме изобретения мыслей? Кто из них настаивает на введении и обучении общим местам, а кто отказывается от раздела «Изобретение мыслей»?

7. Как объясняются Н. Ф. Кошанским понятия язык, словесность, литература, поэзия, проза! Насколько эволюционировали значения этих терминов в наше время?

8. Что такое красноречие истинное и мнимое! Каковы три признака истинного красноречия по Н. Ф. Кошанскому?

9. Что такое вкус, гений, талант! Насколько вы согласны с рассуждениями автора? Могут ли они быть проецированы на современную реальность?

10. Прочитайте внимательно интересующие вас профессионально разделы частной риторики. Выберите те советы, которые могут быть полезны и сейчас, например описания деловых писем и бумаг. Кажутся ли они вам устаревшими и в чем этими советами можно воспользоваться?

11. Как Н. Ф. Кошанский оценивает назначение ораторства и оратора?

12. Прочитайте главу об ученых сочинениях. Рассмотрите жанры ученых сочинений, указанных Н. Ф. Кошанским. Каким современным жанрам соответствуют жанры, указанные Н. Ф. Кошанским?

Александр Иванович Галич (1783–1848) – преподаватель Императорского Царскосельского лицея, один из первых представителей философской кафедры в Петербургском университете. В 1818–1819 гг. издал в двух томах «Историю философских систем», за что был обвинен в безбожии и революционных замыслах. В 1837 г., лишившись оклада профессора и казенной квартиры, Галич получил место начальника архива при провиантском департаменте. Несмотря на постигшие его невзгоды, Галич продолжал работать и издал несколько книг. Больше всего его занимали два труда: «Всеобщее право» и «Философия истории человечества», но едва он успел закончить их, как в его отсутствие пожар бесследно уничтожил рукописи.

«Теория красноречия» Галича, хотя и не пользовалась такой популярностью, как сочинения Мерзлякова или Кошанского, представляет фундаментальный труд. При несколько тяжеловатом стиле изложения А. И. Галич философичен и включает в рассмотрение риторики психологические, логические и эстетические начала.

Для настоящей публикации отобраны главы: Введение (определение «науки красноречия» и сущности последнего); Глава первая. Об ораторском языке или выражении. I. Об общих свойствах ораторского языка; IV. О свойстве и родах слога.

Публикуется по изданию: Галич А. И. Теория красноречия для всех родов прозаических сочинений. – СПб., 1830. – С. 1—14, 55–64, 73–75.

ВВЕДЕНИЕ

§ 1. Теория красноречия, риторика научает систематически обработывать сочинения на письме и предлагать изустно так, чтобы они и со стороны материи и со стороны формы, т. е. и по содержанию, и по отделке нравились читателю или слушателю, производя в его душе убеждение, растроганность и решимость удачным выбором и размещением мыслей, и равно и приличным выражением мыслей с помощью слов и движений телесных.

§ 2. Почему наука красноречия основывается на четырех главных пунктах:

a) На счастливом изобретении мыслей, приличных предмету. Это – задача собственно гения.

b) На благоразумном расположении мыслей занимательных и на умении переливать их в душу слушателя или читателя так, чтобы сей без дальнего труда мог обнимать воображением идею целого сочинения и отдельные части оного. Здесь решит эстетический ум, т. е. вкус.

c) На изложении или выражении мыслей словами, речениями, оборотами, долженствующими иметь столько чувственного совершенства для приятной игры воображения, сколько то может быть совместно с легким и ясным обозрением.

d) На провозглашении, действующем весьма сильно при изустном предложении собственно речи ораторской. Сия часть витийства, равно как и предыдущая, заведывается в особенности чувством изящного.

§ 3. Итак, красноречие есть искусство мыслить и говорить, в котором должно столько же прилагать старания о выражении, сколько и об умственном запасе. Но поелику для сообщения мыслей оратор имеет с одной стороны слова, с другой телодвижения, то и витийство мы разделим на словесное и телесное.

§ 4. Рассмотрение первых трех пунктов составит чистую или общую часть словесного витийства, а приложение правил ее к разным родам прозаического слога – особенную или прикладную; в состав же красноречия телесного войдут декламация и мимика.

§ 5. Грамматик, оратор и стихотворец – три разные лица. Первый передает – в разговоре – свои мысли и чувствования, так как они продолжаемы бывают в его душе, с одной стороны, случаем, с другой, потребностью быть только понятным. Второй имеет определенною целью убеждать других в важной истине непосредственно рассудком; а третий?только нравиться чувству и воображению приятными вымыслами.

§ 6. В ораторе предполагаются: а) со стороны умственной или теоретической; a) проницательный ум, дабы не руководствоваться темным чувством, а правильно познавать истинное и важное во всем том, что человека наиболее занимает; b) богатая, живая и смелая фантазия, которая не только чувственные предметы представляла бы пред глаза, но и отвлеченные мысли облекала в светлые образы; с) обширные сведения в науках, особенно в истории, политике, философии, снабжающих опытами, примерами, доказательствами); d) образование со стороны искусств, преимущественно же опытность и навык в своем собственном; e) изучение языков, грамматическое и философическое, которые должны быть тесно связаны между собой, дабы правильные и ясные мысли находили для всех своих оттенков приличное выражение;

b) со стороны нравственной или практической – живое чувство священного сана человеческого, пламенная ревность к честному, особенно же к общему благу и крепкая, непоколебимая воля.

c) со стороны физической – приличная наружность, звучный орган голоса, крепкая грудь.

§ 7. Что красноречие не прихоть, это доказывается:

a) естественной склонностью человека облагораживать, совершенствовать и украшать все свои произведения, а тем более произведения слова, в котором изливается все богатство души;

b) потребностью ясных и живых созерцаний, которым преимущественно и способствуют все риторические украшения, разительные картины, приятные обороты, оригинальные сравнения, хитрые намеки, а не менее и самые доводы;

c) необходимостью вразумлять человека в сомнительных и запутанных положениях жизни;

d) властью победительного слова над движениями страстей, которые содержат нашу душу в неослабной деятельности и влекут к новым идеям, к смелым предприятиям.

§ 8. Область сего искусства самая обширная. Оно исходит от престола самодержца к подданным – в воззваниях и манифестах; оно торжествует в устах дипломата, который словом производит в действо то, чего нельзя достигнуть принуждением; господствует на поле брани, одушевляя воинов мужеством; господствует в народных собраниях, на которых происходят совещания о выгодах Отечества; пред судилищами, где защищает права граждан; в нравоучительных речах, обличая порок и оживляя благородные помыслы; наконец, во всех тех случаях, где требуется наставление.

§ 9. Но, хотя главная цель витийства есть убеждение, однако ж оно может соединять с нею и другие подчиненные, близкие, а именно: оно может пояснять – в предложениях определяющих; может трогать, возбуждать или утешать страсти – предложениями повелевающими или увещевающими; раскрывать – в восклицаниях – собственные ощущения оратора и тем побуждать подобные же чувствования в других. Наконец, оно может иметь целью только доставить приятное занятие или забаву образованному слушателю или читателю новыми взглядами на ход явлений.

СЛОВЕСНОЕ ВИТИЙСТВО

ЧАСТЬ ОБЩАЯ ИЛИ ЧИСТАЯ

Глава первая Об ораторском языке или выражении

§ 10. Составные части всякой речи суть слова, из связи которых между собою, по значению подлежащих и сказуемых, образуются предложения, а из сочетания этих последних – периоды. Почему слова, предложения и периоды, соответствующие понятиям, суждениям и умствованиям в логике составляют начальный запас языка, обрабатываемый витией для высших его целей.

I

Об общих свойствах ораторского языка

§ 11. Общие свойства совершенного или, что все одно, ораторского языка, суть его: a) чистота, b) правильность, c) ясность, d) определительность и точность, e) единство, f) сила и выразительность и g) благозвучие.

§ 12. Чистота – употребление слов и речений, только сообразных со свойством нашего, для всех понятного языка или таких, которые до получения в нем прав гражданства, очищены от всякой примеси чуждых ему форм и звуков, то есть, барбаризмов. <… >

§ 14. Правильность – соблюдение форм, допущенных: а) употреблением, т. е. тайным согласием лучших писателей по нынешнему ходу образующегося языка, b) аналогией, предписывающей во всех сходных случаях поступать одинаково, как при образовании отдельных слов, так и при размещении и соединении нескольких частей речи, с) особенным свойством языка, идиотизмом, как отблеском духа национального, не доступным ни иноземцу, ни переводчику.<… >

§ 18. Ясность – выбор вразумительнейших слов и речений в таком порядке, чтобы значение предмета само собою представлялось слушателю или читателю, всегда почти сторонними мыслями развлекаемому, и не могло не быть им схвачено (видение без дальнего напряжения глаз). Она a) требует слов определенного и принятого значения, а не переносных или технических, b) не переставляет слов слишком часто, c) соблюдает в периодах известную меру и тем поддерживает внимание до конца речи, d) не загромождает главного предложения придаточными, разрывающими смысл, а тем менее разнородными, e) избегает слишком многословных описаний, произвола в составлении новых слов, принужденной краткости, которая отнимает у речи необходимейшую связь и при которой писатель понимает только сам себя; избегает грамматических ошибок и излишних украшений; наконец, она?то облегчает обозрение целого заметным обозначением отличительных признаков в отдельных частях сочинения так, что мы видим, где оканчивается одна и начинается другая. Противоположная ей темнота не оправдывается ничем, не даже трудностью предмета. Ибо чего не понимаешь, того и не можешь выразить ясно, а чего не можешь выразить, о том и писать не следует. Впрочем, извиняем темноту там, где она происходит от технических, нововведенных и новосоставленных слов для выражения новых понятий.

§ 19. Точность – устранение всего излишнего или предложение только того, что нужно для обозначения мысли, следовательно, состоит: a) в определительности и b) краткости. Первая, бережливая, выбирает самые правильные или приличные слова и выражения для оттенения мыслей, чувствований и предметов; вторая, отчетливая, действующая по закону достаточных причин, для обозначения вещи употребляет выражения только существенные, которые не могут отсутствовать, не причиняя темноты. Точность языка зависит от точности мыслей. Мы погрешаем против нее, когда слова наши или не выражают того, что имеем в мыслях (а нечто похожее) или выражают более либо вдвойне то, что сказать хотели. Точности противно многословие, или велеречие, – обыкновенная погрешность слабоумных писателей, которые несовершенно овладев своим предметом и потому не находя для него приличных выражений, думают изворотиться разными другими гадательными фразами и двусмысленными описаниями.

§ 20. Единство – гармоническая связь предложения в одно целое a) не переменяет слишком часто точки зрения и тона речи, b) не скопляет в предложении и в простых периодах таких вещей, которые принадлежат нескольким, с) связывает предыдущее и последующее в одном понятии, d) избегает, сколько можно, скобок.

§ 21. Сила выражения – достигается тогда, когда: a) не порабощаем своей речи периодическим формам, b) избегаем всех в каком?либо отношении излишних слов и одинаковых речений, частого повторения союза и (разве в особенной фигуре), с) когда члены предложения ставим постепенно один за другим в возвышающейся важности, d) когда заключаем всякое предложение словами значащими и притом удовлетворительно, не допуская в конце периода фраз запоздалых.<… >

IV

О свойстве и родах слога

§ 92. Во всяком литературном произведении мы различаем:

1) Материю, мысли писателя и

2) Способ изображать мысли свои на письме, или собственно слог, изменяющийся по национальному духу писателей. Так, слог восточный высокопарен, греческий правилен и мил, слог немцев важен и глубокомыслен, слог англичан необыкновенно прост и стремится к нравственной цели, слог французов жив и имеет целью удовольствие. Но сии две части также трудно отделить друг от друга, как и в живописи трудно отделить рисунок и колорит от вымысла.

§ 93. Стиль состоит из двух главных родов: из чистого и прикладного.

Первый основывается на соблюдении общих всем сочинениям правил, второй изменяет сии общие начала по требованиям каждого рода сочинений в особенности.

§ 94. Общие начала стиля суть:

a) грамматические, основывающиеся на выборе, размещении и связи слов (о чем уже было говорено);

b) психологические, происходящие от влияния духовных сил человека на его слог;

c) логические, основывающиеся на общих законах мышления;

d) эстетические, имеющие в виду красоту формы.

А. Психологические начала

§ 95. Духовные способности, имеющие влияние на способ изложения, суть; память, фантазия, смысл, рассудок, разум, остроумие, способность ощущений и способность хотения или воля.

§ 96. Память сберегает для нас сокровища впечатлений, опытов, понятий, образов или картин. Она отнюдь необходима для историка, нарочито участвует при соображениях и параллелях, даже в деловом слоге, там, где сей нуждается в опытах или событиях и переходит в историческое изложение или приводит доказательства. Математика и умозрительная философия подлежат тем менее влиянию памяти, чем более они суть дело смысла и занимаются отвлеченностями. Но дееписатель при недостатке или слабости памяти идет прямым путем к плоскостям и заблуждениям. По беспамятству также писатели часто дозволяют себе повторения или выдают чужие мысли за свои.

§ 97. Фантазия, способность вымыслов, конечно, не касается деловых и поучительных сочинений, но тем с большею силою обращается к историческим – к роману и повести, к речи ораторской и нравственной, к чувствительному письму, оживляя своими картинами выражение и посыпая цветы на предметы самые сухие, неблагодарные.

§ 98. Смысл возвышает впечатления до понятий и приводит последние в порядок, соединяя и разлучая оные. От смысла собственно зависит определительность, порядок и ясность не только поучительных и деловых сочинений, но и всех прочих.

§ 99. Рассудок сравнивает понятия между собою, обсуживает и оценивает их относительно к цели, для которой они назначены и действует тремя способами: образуя чувство истины, когда в связи со смыслом определяет отношение понятий; образуя чувство красоты, когда в связи с разумом и фантазией, определяет отношение формы посредством вкуса; образуя нравственное чувство, когда в соединении со внутренним ощущением и совестью определяет отношение свободных поступков к закону; – рассудок логический, эстетический и практический, из которых первый, преимущественно, действует в поучительных и деловых сочинениях, а два последние в повествовательных и описательных.

§ 100. Разум постановляет верховные и необходимые начала для действий ума, сердца и воли. Писатель, одушевляемый идеями, для науки, искусства и жизни решительными, будет обнимать и представлять свой предмет в полноте его отношений.

§ 101. Остроумие сближает между собою такие вещи, которые ускользают от обыкновенного наблюдателя и находит в них известные точки соприкосновения. Потому оно предполагает богатство сведений и опытов, и либо со стороны материи снабжает ученого новыми мыслями, а художника новыми образами, либо стороною формы или выражения замысловато резвится и шутит. Избирайте любое.

§ 102. Способность ощущений, или жизнь сердца, относит не представления к предметам (как бывает то в производстве познания), а предметы к своему лицу, причиняя в нем приятные, либо грустные, либо смешанные движения. Сию?то сторону жизни, до которой не досягает интерес ума и его произведений, преимущественно возбуждает и потрясает писатель, в себе и других – повествованиями, чувствительными письмами, нравственными картинами.

§ 103. Литературное влияние способности хотений или воли, наклоняющей нас естественными побуждениями или здравыми мыслями к поступкам, явствует уже из того, что слог писателя всегда принимает физиономию души его.

B. Логические начала

§ 104. Чтобы правильно писать, надобно наперед правильно мыслить. Последнему научает логика, которую, по сей причине. Древние и соединяли с наставлениями в ораторском искусстве; ибо всякое литературное произведение имеет своим основанием логическую мысль, которую можно отделить везде от покровов.

C. Начала эстетические

§ 105. Цель сих начал есть изящество формы, основывающейся не на отдельных словах и фразах, а на целом способе изображения; ибо эстетические законы научают отливать в приятную форму то, что есть правильного и в мыслях, и в языке. Сии свойства стиля основываются либо a) на способности представлений, либо b) на способности ощущений, либо c) на способности воли.

§ 106. Первые сливаются с вышеозначенными уже общими свойствами языка и мышления и суть единство в характере и тоне, логическая и грамматическая исправность, определительность и ясность, соответствие и полнота, наконец, натуральность, противоположенная всему принужденному. Разница в том только, что здесь мы непосредственно метим на красоту выражения, невозможную без чистоты и правильности языка. Соблюдение сих свойств доставляет читателю удовольствие легкого обзора и ясного разумения.

§ 107. Ко вторым принадлежат:

a) прелесть или грация. Она нравится уже сама по себе, исключает все умышленное, все очевидно производимое по правилам и состоит в непосредственной связи с легкостью форм и движений;

b) разнообразие. Одни и те же слова, одни и те же картины утомительны. Разнообразие отнюдь не уничтожает единства, требуемого мыслящей силой, и не противоречит ему по той причине, что единство, исчезающее в частности, тем прекраснее восстановляется гармонической связью частей и в целом впечатлении. Следовательно, оно и там, где употребляет даже контрасты, может нарушать единство в характере и тоне изображения разве тогда, когда не наблюдает гармонии, когда не умеет благоразумно размещать свет и тени, – обыкновенный недостаток слога, обремененного неровностями;

c) живость, противоположенная всем вялым выражениям, всякому скучному многословию и поддерживающая интерес в беспрерывном напряжении;

d) благородная простота. Как простое сердечное пение наиболее пленяет слух, так и незатейливая речь сильно действует на сердце читателя. От того все движения детей природы имеют неизъяснимую прелесть. Простосердечие, худо понимаемое или искажаемое, есть жалкое скудоумие, грубость и жеманство;

e) плавность оказывается в расстановке предложений, в строении и в связи периодов; она ведет читателя, так сказать, по гладкой дороге;

f) сила и полнота предохраняют всякое сочинение от вялого и тощего тона и на высшей степени обнаруживаются в смелых картинах и выражениях;

g) соответствие. Цель литературного произведения может быть или убеждение, или растроганность, или забава. В первом случае сочинитель преимущественно действует на ум, во втором – на сердце, в третьем – на фантазию и остроумие. Сообразуйте свой слог с этими целями;

h) оригинальность, радующая читателя особенным, новым взглядом на предметы.

§ 108. Третье свойство есть нравственно-эстетическое, а именно приличие или нравственная грация слога, употребляющая только такие речения или картины, которые щадят слух и девственное чувство.<… >

§ 122. Средства для образования себя в хорошем слоге суть:

1) чтение, 2) участие собственной своей деятельности при чтении, и 3) упражнение в письме.

§ 123. Касательно выбора, порядка и пользы чтения наблюдаются следующие правила: a) читайте сперва авторов, которые особенно пишут чистою прозою (и при том во всех трех главных родах слога), потом уже и стихотворцев; b) подчиняйте чтение приятное назидательному; с) остерегайтесь чтения чопорных или принужденных писателей; d) читайте мало, но внимательно, с размышлением и испытанием; e) наблюдая постепенный ход от легкого к трудному и f) остерегаясь непонятного; g) старайтесь всегда отличать выражение от самой мысли; h) принимайтесь за писателей с блестящими недостатками и обольстительными красотами только тогда, когда созрел уже ваш рассудок; i) замечайте тщательно особенные свойства каждого писателя и начертывайте себе литературный его характер.

§ 124. Собственная деятельность при чтении есть: 1) разбор и толкование отдельных выражений, мест, небольших сочинений относительно к языку, мыслям и способу изложения; 2) выписка отдельных фраз, исторических достопамятностей или же целого плана и главных мыслей книги в логическом их порядке, для доставления ясного обзора.

§ 125. Собственная попытка в сочинении. Здесь требуется от начинающего, чтобы он:

a) вразумляя наперед в том, о чем писать хочет; чтобы

b) рассматривал свой предмет со всех сторон; чтобы

c) не пренебрегал мыслями, гоняясь за красотой выражений; чтобы

d) везде понимал сам себя и мог дать отчет в правильности каждого слова; чтобы

e) всегда имел перед глазами цель, для которой пишет; чтобы

f) избирал достойный, важный предмет для сочинения; чтобы

g) пытал себя во всех слогах, пока не найдет того, который наиболее соответствует его склонностям; чтобы

h) беспрерывно упражнял себя;

i) не пугаясь трудностей, на первом шаге встречающихся, ибо с каждым днем приобретается более навыка; чтобы

k) не спешил отделкою; чтобы

l) был в подражании осторожен.<… >

1. Расскажите о творческих и педагогических биографиях Н. Ф. Кошанского и Н. И. Галича, учителей А. С. Пушкина.

2. Различает ли А. И. Галич понятиякрасноречиеириторика!На чем основывается красноречие?

3. Какие требования к оратору выдвигает А. И. Галич?

4. Для чего требуется красноречие? Насколько своеобразен автор в доказывании традиционных для его времени положений? Где используется красноречие? В чем его главная цель?

5. Каковы общие свойства ораторского языка? Что такое чистота, ясность, правильность, определительность, единство, сила, выражения? Добавляет ли А. И. Галич новое содержание в «старые» термины?

6. Современные ученые описывают среди качеств речи примерно этот же состав терминов. Насколько новые учения о речи развили идеи «старушки» риторики?

7. Что такое стиль? Каковы общие начала хорошего стиля (по А. И. Галичу)?

8. Какие психологические начала влияют на формирование оратора?

9. Каковы средства для формирования в ораторе или писателе хорошего слога (стиля)?

10. Прочитайте внимательно советы А. И. Галича к написанию сочинений. Насколько они полезны современному ритору?

Андрей Гаврилович Глаголев (? – 1844) – доктор словесности, писатель. В 1814 г. поступил на словесное отделение Московского университета, который окончил в 1816 г. Затем приобрел ученые степени магистра в 1821 г. за «Рассуждение о греческой трагедии» и доктора словесности в 1823 г. за риторическое сочинение «De methodo inveniendi, disponendi et enuntiandi» («О способе нахождения, расположения и выражения»). Затем отправился за границу и результатом поездки по землям Германии, Швейцарии, Италии, Франции, Англии стал большой труд «Записки русского путешественника с 1823 по 1827 г.» в 4-х частях. Горячий приверженец всего русского, Глаголев указывал на множество недостатков и неудобств европейской общественной жизни по сравнению с Россией. Вернувшись в Россию, служил в Департаменте иностранных исповеданий, где ему пришлось пройти «через мытарства», а в 1830–1833 гг. занимал должность начальника отделения по делам римско?католического и армянского исповеданий.

Глаголев был избран в члены-сотрудники (1818 г.), а затем в действительные члены (1821 г.) Общества любителей российской словесности при Московском университете. Когда в 1831 г. Московский университет обнародовал программу конкурса для занятия кафедры красноречия, стихотворства и языка русского, освободившейся после смерти А. Ф. Мерзлякова, А. Г. Глаголев принялся за систематический учебник «Умозрительные и опытные основания словесности» (СПб., 1834, в 4-х частях). Несмотря на то что кафедра была предложена С. П. Шевереву, труд А. Г. Глаголева был отмечен Демидовской премией.

Курс словесности А. Г. Глаголева интересен своей психологической концепцией. Рассматривая словесность как «выражение тайн души», А. Г. Глаголев сопрягает душевные способности с истиной (познаниями), изяществом (чувствами) и добром (нравственностью, волей), исследует природу искусства, эстетические категории. Его исследование словесности не содержит принципиально новых идей, тем не менее интересен подход автора «выводящего» общие понятия о словесности из психологии. Для публикации избраны начальные главы учебника А. Г. Глаголева, где прокомментированы основные термины психологии, красноречия, словесности.

Публикуется по изданию: Глаголев А. Г. Умозрительные и опытные основания словесности. – СПб., 1834. – С. 1–7, 57–62, 71–74.

ВСТУПЛЕНИЕ

ОБЩИЕ ПОНЯТИЯ О СЛОВЕСНОСТИ, ВЫВОДИМЫЕ ИЗ ПСИХОЛОГИИ

§ 1. Словесность может быть рассматриваема в двух отношениях: или как дар выражать свои мысли в постепенном и последовательном порядке слов или самое произведение сего дара, выражение различных действий души в формах языка. В сем смысле она объемлет собою целый мир понятий, ощущений и желаний; его сферы суть разные роды сочинений.

Чтобы постигнуть тайные явления сего мира, прежде всего надлежит раскрыть законы, по которым действует его художник и распорядитель – душа человека.

§ 2. Разнообразные способности души, полученные ею от природы, в сущности своей не что иное суть, как различные образы, под которыми является одна и та же сила мышления (ума), равно как и все беспрерывные изменения ее действий суть беспрестанное повторение одного лишь первоначального действия, называемого в психологии самопознанием. Сие самопознание начинается только с того мгновения, когда душа, покоряясь влечению собственной природы, стремится в беспредельное, встречает первый внешний предмет и вещественную его форму соединяет в себе с своим внутреннем или умственным оного представлением.

§ 3. Самая первая способность, посредством которой наша душа входит в сообщение с предметами внешними и, так сказать, переносит оные внутрь себя, называется силою впечатления; за нею следуют внутреннее воззрение и воображение. В строгом смысле сии три силы суть только три мгновения одного и того же действия. Ибо посредством впечатления ум обозревает отдельно и порознь каждую часть встретившегося ему предмета; посредством внутреннего воззрения он избирает только части однородные или имеющие взаимное между собою соотношение; а посредством воображения сии избранные части приводит к единству или определенному образу, называемому идеей или вообще понятием. Впечатление формы предмета, по свойству самой души, всегда сопровождается представлением его качества и принадлежностей. Способ выражать словами соединение сих внутренних понятий с внешними именуется языком.

§ 4. Если душа в дальнейших своих действиях обращается преимущественно к стороне внешней и занимается в особенности созерцанием тех предметов, которые поражают чувства совершенством форм и добротою качеств, то три силы первого ее действия заменяются соответствующими им тремя высшими талантами: воображением живым, вкусом и фантазиею. Ибо живое воображение, переходя от одних предметов к другим, представляет оные без цели и плана; вкус из сей области представлений выбирает только черты прекрасные и совершенные, а фантазия сии избранные части приводит к одному целому, известному под именем идеала. В идеале отражаются число, мера и гармония частей в высшей степени. Искусство выражать оные соответствующим им языком называется поэзиею.

§ 5. Если, напротив, душа стремится перенести чувственное внутрь себя для того, чтобы представления вещей преходящих и изменяемых упрочить понятиями отвлеченными и общими, то в ней открывается действие высшей ее силы ума (ratio). В нем сосредоточиваются и воображение, и смысл (intellectus); ибо ум по своему естеству или от понятия особого восходит посредством частного к общему или от рода нисходит посредством вида к неделимому (individuum). Сие восхождение и нисхождение есть то же, что и умозаключение логическое. Если верховная сила души, ум, восходя и проявляясь постепенно в действии, сопровождается в то же время полным раскрытием подчиненных ему способностей воображения и разума, то искусство приводить сии разнообразные его движения в одно целое стройное и облекать оные в соответствующем им формы слова (фигуры, периоды, силлогизмы) называется красноречием.

§ 6. Итак, наука о словесности, в обширном смысле принятая, заключает в себе правила 1) языка, 2) поэзии и 3) красноречия. В науке о языке или рассматриваются общие законы, по коим он составился и был употребляем людьми первобытными, или излагаются происхождение и постепенный ход языка у одного известного народа. Поэзия и красноречие также могут быть предметом или общих исследований, или частных. В первом случае общие законы сих искусств, по началам фантазии и ума, составляют теорию общей словесности; в последнем проявление и их и изменение законов, служащих им основанием, определяются нравами, внешнею жизнию и судьбами одного какого?либо народа.

§ 7. На сем основании в состав предлагаемого здесь начертания теории словесности войдут: 1) учение о языке вообще, или философская грамматика, 2) учение о языке отечественном, или система русского языка, 3) психологические основания теории словесности и 4) план истории русской литературы.<… >

Глава VII

О различных степенях словесности

§ 77. Душа наша вмещает в себе весь мир видимый, то есть представляет все предметы, их формы, качества и отношения. Способ выражать сии представления словами называется языком. Сей способ есть один из самых важных даров, ниспосланных человеку премудрым провидением. Язык есть сокровище сведений целого народа и многих веков, стяжание предков, наследство и достояние потомства; хранилища его – словарь, памятники литературы.

§ 78. Разные способности души были основанием различных родов литературы. Писатель, который руководствуется преимущественно чувственными органами, есть историк; согласие его представлений или идей с самыми предметами составляет истину историческую. Гений стихотворца занимается не действительным, а возможным; полет его устремлен к изящному, а посему и истина пиитическая состоит в согласии идеала с правдоподобием и вероятностию.

§ 79. Что касается до точных наук, они все основываются на действии разума. Обращая предметы особые в понятия отвлеченные и общие, разум стремится, так сказать, соединить непостоянное с прочным, ибо вещи преходят и изменяются, между тем как их виды и роды остаются вечно неизменяемыми. Отсюда произошли науки умозрительные, в которых человек ищет всегда истин прочных. Но тот же разум, разлагая общие понятия на частные и особые, заключает умственное развитие в границы вещественные и поверяет отвлеченное опытами – отсюда получили начало науки опытные.

§ 80. Отвлечение общих качеств от особых предметов и разложение общих понятий на особые послужили основанием методы синтетической и методы аналитической, употребляемых в науках, доказательств умозрительных (a priori) и опытных (a prosteriori), и, наконец, самих определений, составляющих существенную часть наук. Ибо в определении предмета мы восходим от вида к роду и нисходим от рода к качествам отличительным.

§ 81. Три главные действия души, облеченные в форму словесного выражения, называются: идея словом, суждение предложением, умозаключение периодом. Посему правила о различных родах слов, предложений и периодов должны быть основаны на логике.

§ 82. Действия ума скрываются во всех действиях души, следовательно, и имеют место во всех родах литературы, но в собственном смысле на умозаключениях основываются только философские рассуждения, имеющие предметом раскрыть и доказать какую?нибудь истину отдельно взятую.

§ 83. Мы заметили выше, что каждая созерцательная или мыслящая сила души сопровождается чувствительностью и волею. Несмотря на тесную связь тех трех способностей, есть случаи, в которых чувства остаются совсем неприметными. Сие бывает особенно в то время, когда мы встречаем предметы обыкновенные или когда смотрим на высокие или изящные предметы с хладнокровием и равнодушием, словом, когда душа занимается одними представлениями и умозрением; вот границы литературы вообще рассматриваемой.

§ 84. В обширном смысле под литературою разумеются все вообще сочинения, рассматриваемые в отношении одного языка, и притом в отношении только тех свойств, кои он получил от природы: напротив того, все качества и совершенства, заимствованные им от вкуса и образованности, принадлежат собственно словесности как искусству или дару, приобретаемому учением и опытом выражать мысли словами.

§ 85. Занимаясь искусным выражением, а вместе и распространением мыслей, словесность не простирает далее своих требований. Если же нравственность, красота или совершенство предметов пробуждают в сочинителе чувствительность, и если в его слоге видна вся душа, объемлющая мысли и чувства, то словесность называется изящною. Ибо во всем случае словесность, подобно всем изящным искусствам, соединяет в себе вещественное с умственным или представления внешних предметов с ощущениями.

§ 86. Из сего следует, что в словесности, вообще рассматриваемой, заключаются одни только силы эстетические, неизменяемые?как главные условия действия разума или как способы искусного выражения, состоящие в ясности, порядке, единстве, точности и проч. Напротив того, изящной словесности принадлежат ровно и неизменяемые, и случайные силы, ибо она занимается не одною изящностию языка, но вместе и выбором предметов высоких, прекрасных, трогательных и пр.<… >

Глава X

Об основании ораторского искусства

§ 97. Из предыдущих замечаний явствует, что различные роды и степени словесности проистекают от различных действий души. Красноречие есть высший талант, объемлющий все тоны слова, начиная от простой прозы до поэзии: следовательно, и источником своим должно иметь высшую способность умственную, в которой сосредоточиваются все дары душевные. Так думали Аристотель, Цицерон и прочие древние риторы, приписывая всю силу убеждения ораторского одним умозаключениям.<… >

§ 98. Самый план и ход мыслей оратора в те минуты, когда он готовится говорить пред судиями и народом, служат доказательством, на чем основывается будущее торжество его. Сперва произносит он втайне свое мнение, потом требует отчета от самого себя, почему он так думает. Если первые ответы его неудовлетворительны, он, согласно учению Цицерона, приводит их к вопросам постоянным и вечным, т. е. к истинам общим. Таким образом, оратор, отвечая на собственные вопросы и разрешая самим им предложенные возражения, неприметно из простого предложения составляет полный трехчленный силлогизм, из силлогизма пятичленный довод (quinque?partita argumentatio), о котором предлагали правила Аристотель и Феофраст и который вообще был весьма уважаем древними. Цицерон также употреблял его не без цели, ибо он сам доказывал его важность в своем сочинении об изобретении. Сей отзыв его повторен и в приписываемой ему Риторике к Гереннию.

§ 99. Выше замечено, что суждение или предложение в собственном смысле не что иное есть, как скрытое умозаключение или следствие скрытого силлогизма; следовательно, при рассматривании частей пятичленного довода могут возникнуть новые вопросы, из решения коих должны составиться новые умозаключения. Таков ход мыслей оратора: он не прежде останавливается, как по открытии доводов очевидных, кои не требуют уже никаких новых пояснений.

§ 100. Но все сии подчиненные доводы суть лишь одного главного умозаключения или различные способы проявления одного и того же ума; следовательно, и самая ораторская речь (oratio) не что иное есть, как ум в действии, – ум, постепенно раскрывающийся и облекаемый в слово (ore expressa ratio). Вот из каких стихий составлялись грозные тучи Периклова красноречия, разражавшиеся над Грецию молнией и громами! Ими Демосфен разрушал замыслы Филипповы и вития римский торжествовал столь долгое время на торжищах, в сонмах народных и в Сенате.<… >

1. На каком основании А. Г. Глаголев выводит представление о словесности из психологии?

2. А. Г. Глаголев последовательно определяет термины язык, поэзия, красноречие. С какими внутренними понятиями соединяет их автор? Какую роль играют сила впечатления, воображение, вкус, фантазия, сила ума в формировании словесного дара?

3. Что включает в себя наука словесности! Какие законы рассматривают наука о языке, поэзия и красноречие? Какие учения входят в теорию словесности?

4. Как А. Г. Глаголев определяет язык!

5. Как определяются основания ораторского искусства? Как вы понимаете выражение «ум в действии»?

Иван Иванович Давыдов (1794–1863) – филолог, iA./философ, логик, математик, деятель просвещения, заслуженный профессор русской словесности в Московском университете, директор главного педагогического института в Санкт-Петербурге (1847–1858). Первоначальное образование получил в Тверском дворянском училище, с 1808 по 1812 г. – на философском факультете Московского университета. В 1810 г. написал диссертацию на латинском языке «О различии греческого и римского образования», за которую получил Золотую медаль; в 1814 г. удостоен степени магистра за рассуждение «О критике в древней филологии», а в следующем году – степени доктора словесности за диссертацию «О преобразовании в науках, произведенном Беконом».

Всю жизнь Давыдов соединял напряженную педагогическую, ученую и административную деятельность. В 1814 г. Давыдов поступил преподавателем русской словесности, а потом и чистой математики в Университетский благородный пансион, а со следующего года стал инспектором классов. Некоторое время был секретарем университетской библиотеки, чтобы познакомиться с библиографией. В ранний период деятельности издал ряд учебников по греческой и русской грамматике, логике, «учебные книги» русского и латинского языков, перевод математических трудов. В 1826 г. при занятии кафедры философии прочел вступительную лекцию «О возможности философии как науки по Шеллингу», показав себя сторонником математической точности и чисто немецкой систематизации. Несмотря на влияние идей то Бекона, то Локка, то Кондильяка, то Шеллинга, Давыдов как представитель крайней официальной народности писал в 1841 г.: «Германская философия невозможна у нас по противоречию ее нашей народной жизни… Святая вера наша, мудрые законы, из исторической жизни нашей развившиеся в органическую систему, прекрасный язык, дивная история славы нашей – вот из чего должна развиваться наша философия».

За свои многочисленные труды Давыдов неоднократно удостаивался монаршего благоволения, получал чины и ордена. В 1831 г. занял кафедру русской словесности, освободившуюся после кончины А. Ф. Мерзлякова, на которой оставался до 1847 г. В 1841 г. по учреждении при Академии наук отделения русского языка и словесности был удостоен звания ординарного академика, избран в почетные члены Московского (1847), Казанского (1849), Дерптского (1852) университетов. В 1847 г. был назначен директором Главного педагогического института в Санкт-Петербурге, а в 1851 г. председательствующим ОРЯС Академии наук.

Противоречивы сведения о Давыдове как о человеке и о педагоге: с одной стороны, отмечают его талант педагога, когда он вел литературные собрания воспитанников университетского пансиона, его блистательное красноречие на лекциях, которые читаны были наизусть, с другой стороны, «недобрую память» как о человеке, у которого личные счеты были всегда на первом месте, а лекторское красноречие – «обо всем и ни о чем» (историк С. М. Соловьев).

И. И. Давыдов необыкновенно плодовит как филолог-писатель: исправляя должность директора Главного педагогического института и председательствующего в ОРЯС Академии наук, он написал два больших труда: «Грамматика русского языка» (СПб., 1849) и «Опыт общесравнительной грамматики русского языка» (СПб., 1852; 2-е изд. – 1853; 3-е изд. – 1854). В них впервые после Ломоносова дано довольно полное описание грамматических форм русского литературного языка. Опираясь на господствовавшие тогда воззрения в филологии Беккера, В. Гумбольдта, Я. Гримма, Давыдов впервые заговорил об общесравнительном изучении языков. Очевидны были и недостатки теории автора, стремившегося подогнать факты русского языка под принципы всеобщей, универсальной грамматики.

Впрочем, языковые воззрения Давыдова вполне проявились уже в главном его труде «Чтения о словесности» в 4-х частях (М., 1837–1838), представлявшем собой запись лекций профессора, осуществленную его учениками (среди них, кстати, были Ф. И. Буслаев, М. Н. Катков и другие известные в будущем ученые и педагоги). Словесность, понимаемая как наука («постижение») и искусство («творчество»), делится на объективную («общие законы слова») и субъективную («словесность данного народа»). Объективная словесность, или философия словесности, включала 3 раздела: язык (теория происхождения языка, универсальная грамматика с частями речи); речь (принципы изящного построения речи в предложении и периоде, украшение языка через тропы и фигуры); слог (качества и разновидности изящного слога). Субъективная словесность состояла в разборе разных видов красноречия (= прозы) и поэзии.

Из «Чтений о словесности» И. И. Давыдова выбраны для публикации следующие отрывки: 1) Введение – о значении словесности как науки и искусства, о философии словесности, истории словесности и критике, о поэзии и красноречии; 2) Чтение 1 – о даре слова, предмете и цели философии словесности; 3) Чтение 2 – о слове как основной «стихии» красноречия»; 4) Чтение 21 – о совещательном красноречии.

Публикуется по изданию: Давыдов И. И. Чтения о словесности. – М., 1837. – С. XIII?XXV, 1–8, 14–15, 86–92, 96–98.

Значение словесности. Предмет и разделение философии словесности. Вспомогательные науки словесности. Приступая к изучению словесности, почитаю необходимым посвятить первую беседу обозрению всех частей и вспомогательных наук словесности. Такое обозрение покажет нам, какое место занимает каждая часть науки, назначение каждой части и способы изучения.<…>

Умственная деятельность человека проявляется в двух видах: в постижении Творца и его творения, или духа, человека и природы, и в его творчестве, посредством которого невидимый мир мыслей и чувствований, сокрытый в человеке, переходит в мир явлений. Постижение рождает науку, произведение творчества есть искусство. Наука, или постижение, открывает в природе идею истины, в человеке – идею блага. В искусстве, или в создании нового, особого мира, является идея изящного.<… >

Наука, следствие постижения, образует мысли из явлений действительных, а искусство, наоборот, претворяет мысли в явления действительные. Там все выводы постижения приближают нас к идеям истины и блага, здесь все творения искусства суть приблизительные выражения идеи изящного. Поэтому всякое словесное изображение изящного есть творчество, а словесность, врожденный дар человечества, народов и человека, дар претворять идеи в словесные образы есть искусство.

Но всякое искусство, или лучше сказать, все творения искусства, переходя в мир явлений, из идей преобразовавшись в действительность, становятся предметом постижения наравне с прочими предметами мира видимого. Постижение законов творящего духа, подобно постижению законов других явлений в себе самих и явлений природы, также сводит явления в идеи, действительное превращает в возможное и образует науку. Следовательно, к наукам об идеях блага присоединяется наука об идее изящного. В этом значении рассматриваемая словесность как постижение законов изящного в слове есть наука.

Явствует, что словесность может быть рассматриваема только в двояком значении: искусства и науки. В первом смысле это творчество в изящном слове; во втором – постижение изящного в слове. Что ж значит учиться словесности? Словесность как наука может показать постигнутые законы творящего духа в искусстве и все формы, в которых этот творящий дух является посредством слова; но сила творящая не дается наукою – она дар врожденный.<… >

Словесность, в значении науки рассматриваемая, имеет свою философию и историю. Там, где ум остается только зрителем, нет философии; но где, желая открыть причины явлений, он спрашивает, почему это возможно – тут рождается философия. И в словесности цель философии – усмотреть творящий дух в его производимости, как бы застигнуть его в творчестве словесных созданий. История словесности показывает явления изящного в творческих созданиях словесных того или другого народа. Одна, т. е. история словесности, представляет действительное в мире словесного искусства; другая, т. е. философия словесности, излагает возможность творческих словесных произведений при известных условиях изящного. Одна, аналитически объясняя творения писателей, доводит до идеи изящного; другая, синтетически начиная исследования свои с идеи изящного, доходит до его явления в творениях писателей.<… >

Из совокупных исследований философических и исторических образуется критика, или развитие или облагородствование чувства изящного, преобразование его в способность наблюдать степень приближения образцовых словесных творений к своим идеалам. Критика не есть особая наука: это приложение философии и истории словесности к изящным произведениям.<… >

Значение и цель философии словесности, как прикладной эстетики, или науки об изящном как части теории изящных искусств, определяют содержание ее и форму. Искусство, становясь предметом постижения, или науки, представляет наблюдателю две стороны, как природа и самый человек: внешнюю, или материальную, и внутреннюю, или идеальную. Словесность как наука также представляет рассмотрению нашему две стороны, а потому в ее философии явственно отделяются две части: объективная и субъективная.

При воззрении на творческое словесное произведение со стороны внешней мы изучаем слово как вещество мысли, в нем таящейся: сперва мы знакомимся с буквою, чтоб потом понять ее смысл. Здесь вы видите первое торжество человека над природою, развитие мысли его в членораздельных звуках и запечатление сил, явлений и произведений природы этими звуками. Наименовать предмет – значит уже познать его столько, чтоб отличить от других. Таким образом, самопознание человека выразилось первобытным языком, которого разветвление ныне составляет более пяти тысяч языков производных и наречий, при всем внешнем разнообразии представляющих дивное и поразительное единство и сродство. Как из понятий ум образует суждения, так из речений, составляющих язык, образуется речь. В речи, как в первом выражении мысли, заключаются начала всех явлений духа в слове. Тут повторяется прежде замеченное нами двойственное действие ума: анализис и синтезис. Далее полный акт мышления совершается в умозаключении, и полное выражение мысли со всеми отливами чувства и воображения отражается в слоге. Следовательно, объективная часть философии словесности состоит из теории языка, изящной речи и слога. Но как всякое явление в человеке, природе и искусстве есть повторение общего в частном и особом, или состав этих двух элементов, то и эта часть словесности представляет общую теорию и частную, или особую: общие законы языка, речи и слова повторяются в языке, речи и слоге отечественном.<… >

А как человек, главный предмет поэзии, есть представитель двух миров – духовного и вещественного, то словесное искусство, как выражение идеального и действительного, разлагается на поэзию, собственно называемую, и красноречие. Это две полярные противоположности: одна касается мира возможности, свободная и неопределенная, другая касается мира действительного, ограниченная и определенная. Тут, как и в объективной части словесности, общее повторяется в частном или особенном: общие законы творящего духа в поэзии и красноречии отечественном.

Мир идеальный и действительный, изображаемый в поэзии и красноречии, также представляет преимущественное выражение или внешней стороны, или внутренней, или слияние той и другой в действии. Отсюда в поэзии и красноречии происходят соответственные роды творческих словесных созданий: эпос и история, лира и философия, драма и ораторская речь, или витийство. Таким образом, предмет субъективной части философии словесности заключается в теории поэзии и красноречия.<… >

ЧТЕНИЕ ПЕРВОЕ

Необходимость дара слова для развития ума и его совершенствования. Врожденное стремление человека к раскрытию идеи изящного в слове. Предмет и цель философии словесности. Содержание ее и форма. Польза словесности в отношении к уму, воле и чувству изящного. Дар словесного сообщения другим своих мыслей есть один из тех высоких даров, которыми провидение наградило человека. Ум без этой дивной способности не проливался бы благотворным светом. Слово составляет важнейшее орудие, посредством которого человек содействует счастию ближнего. Успехи мышления зависят от выражения и сообщения мысли в слове. Усилия одного человека, без помощи других, недостаточны для совершенствования способностей. То, что мы называем разумом человеческим, не есть достояние или плод деятельности и врожденных дарований человека, но разум человечества, сокровище знаний, взаимно от одного другому передаваемых в слове и письме.

Поэтому слово и письмо требуют глубокого изучения. Предположим ли мы целию словесности ораторское убеждение или только занимательность чтения, пользу или одно удовольствие, в том и другом случае изучение искусства выражать мысли, красноречиво производить в слушателе или читателе желаемое действие составляет один из важнейших предметов образования. Все народы, выразив на языке своем нужнейшие понятия, стремятся к совершенствованию речи. Посмотрите на простолюдинов: и в них заметно старание выражаться сильно и приятно, когда они хотят убедить или тронуть. Человек начал еще тогда украшать речь свою, придавать ей свойственное изящество по врожденной идее красоты, когда не существовала наука о изящном. Но у народов просвещенных более всех искусств изучается искусство слова. Внимание, какое обращают на этот предмет, всегда служит свидетельством успехов образованности. Лишь только получают благоустройство общества, являются умы, которые могущественным словом превосходят других, с распространением и усилением влияния своего; они убеждаются в потребности возвышать дар слова, искусство красноречия. Так в наше время изучение искусства словесности почитается необходимым в воспитании юношества.

Многие предубеждены против искусства красноречиво говорить и писать; называют его суетным средством преклонять других на свою сторону и ослеплять; видят в нем только мелочное изучение слов, изысканной речи, витийственных оборотов, украшения, вместо сущности дела. Такие обвинения можно слышать даже от людей мыслящих – и они восстают против красноречия и поэзии. Действительно, риторика и пиитика иногда вредили успехам слова и вкуса, нимало не содействуя их совершенствованию. Несмотря, однако, на злоупотребление, нельзя не согласиться, что искусство словесное, как и всякое другое, имеет основанием законы разума и чувства изящного. Приложить эти законы к словесности, показать отличие истинного красноречия от ложных украшений, объяснить, что от сущности сочинения зависит его форма, и мысль служит основанием всякому художественному произведению, простота составляет все украшение – вот предмет и цель науки о словесности.

Словесность, рассматриваемая как особый предмет ведения человеческого, имеет свою философию и историю. Цель философии словесности – открыть непреложные законы мысли в слове. В этом отношении законы словесности тожественны с законами логики и эстетики. История словесности показывает явления этих законов в творческих созданиях словесных того или другого народа. Эти явления, как выражения умственной жизни, согласны с историею религии, нравов и всего быта общественного. Философия и история словесности взаимно одна другой помогают; одна указывает единство начал в разнообразии явлений другой. Из совокупных исследований философических и исторических образуется критика, развитие и облагородствование вкуса, или чувства изящного, до способности наблюдать степень приближения образцовых словесных творений к своим идеалам.

Предмет и цель философии словесности определяют содержание ее и форму. Словесность в этом отношении представляет две стороны: внешнюю, или материальную, и внутреннюю, или идеальную. С одной стороны, она изображает мир понятий в слове как веществе мысли со всеми его формами; с другой, она показывает творчество духа человеческого, проникнутого идеей изящного, как выражение мира действительного и возможного. Из этого естественно следует разделение философии словесности на две части: материальную, или объективную, и идеальную, или субъективную. В первой содержатся основные законы слова, во второй – законы красноречия и поэзии.

Предпринимая изложение законов словесности, почитаем нужным исследовать важность и необходимость ее изучения. Мы не намерены превозносить одного предмета за счет других; напротив, думаем, что изучение словесности предполагает, даже требует познания прочих наук и изящных искусств; оно объемлет их в себе и всем им придает новое достоинство. Кто желает преуспевать в искусстве красноречиво говорить и писать, тот должен обогатить себя разнообразными и полезными знаниями, приобрести запас мыслей о предметах, какие могут встретиться в жизни. Древние почитали необходимым условием для витии иметь полное понятие о всех науках и не быть чуждым ни одного знания. Невозможно и бесполезно украшать выражениями сочинения, скудные мыслями, блестящие по наружности и ничтожные по содержанию. Эти самые попытки вредили иногда красноречию и унижали его достоинство. Многие стараются заменить мысли приятностию изложения, предпочитают скоропреходящие рукоплескания необразованной и непостоянной толпы прочному одобрению людей образованных и рассудительных. Такое заблуждение непродолжительно. Истинно изящное сочинение должно быть проникнуто ученостью и познаниями – они составляют его сущность; наука о красноречии придает ему только изящество, но кому неизвестно, что одни твердые тела способны принимать изящные формы?

Иные, может быть, должны будут писать или произносить речи, другие пожелают только образовать вкус к изящному в слове, узнать его законы, быть в состоянии судить о словесных произведениях. Что касается до тех, которые обязаны произносить речи, самое призвание их требует глубокого изучения словесности. Говорить и писать ясно и приятно, правильно и благородно, изящно и сильно – этот талант имеет нужду в образовании; неопытный в слове не в состоянии выразить мыслей своих с сохранением их достоинства. Сколько бы кто ни был богат приобретенными знаниями, сколь ни основательны были бы суждения, тот не успеет в убеждении наравне с другим, кто при меньших преимуществах во всем этом, владеет даром слова. Не должно однако думать, что для красноречия достаточно иметь врожденные способности. Правда, природа более иным благоприятствует, но в развитии этого таланта, равно как и в других искусствах, природа представляет науке усовершенствование и возвышение своих даров трудом и упражнением. Никто не сомневается в том, что только дарования, развитые и усовершенствованные учением, раскрываются в слове ораторов и других отличных писателей.

В рассуждении способа изучения искусства для достижения известной степени превосходства существуют различные мнения. Не станем утверждать, что одних правил, как бы они хороши ни были, достаточно для образования оратора: врожденные способности собственным упражнением более успевают, нежели одни упражнения и наставления в искусстве слова без дарований. Но если одни правила и учения недостаточны для успехов в красноречии, то не должно заключать об их бесполезности: они не могут заменить гения, но способствуют к его развитию; они не во состоянии восполнить скудности дарования, но предупреждают погрешности дарований врожденных, руководствуют в подражании образцам, открывают красоты, достойные нашего изучения, и ошибки, которых должны мы избегать; споспешествуют очищению вкуса, выводят гения на истинный путь, когда он уклоняется, и указывают должное направление; наконец, если они не могут произвести блистательных качеств, по крайней мере, предостерегают нас от опаснейших погрешностей. Сверх того, изучение словесности имеет влияние на образование ума, и в этом?то отношении заслуживает особенное внимание. Образовать дар слова – значит образовать разум. Логика и риторика взаимно соприкасаются: учиться точности в выражении – значит учиться правильно мыслить. Облекая в слово мысли наши, мы приводим их в ясность. Каждый, сколько?нибудь упражнявшийся в словесности, знает, что неточность выражения, вялость слога – все эти недостатки происходят от сбивчивости в мыслях. Столь тесна связь между словом и мыслию!

Изучение словесности, во все века столь уважаемое, в наше время представляет еще более важности и необходимости. Мы живем в таком веке, когда с необыкновенным усилием обрабатываются все науки, когда вполне предаются изучению изящного слова во всех родах сочинений. Писатель, не соединяющий изящества в выражении с достоинством мыслей, не может ожидать долговечности своим сочинениям. Может быть, мы стали слишком разборчивыми в этом отношении, может быть, мы преувеличиваем требования касательно изящества и украшений слога; даже иные впадают в крайность, занимаясь более словом, нежели мыслию: но это самое заставляет нас тем более заниматься искусством писать. Если необходимо уметь выражаться изящно и это уменье в наше время столько уважается, то еще более необходимо образовать вкус, для отличения ложных прикрас от красот истинных.<… >

ЧТЕНИЕ ВТОРОЕ

Первым предметом исследований наших будет слово как основная стихия красноречия. Мы войдем в некоторые подробности этой основной стихии: в области словесности мало предметов, заслуживающих более внимательного исследования.

Сознание бытия нашего собственного и существование предметов посторонних, нас окружающих, заключает в себе всю систему выражения мысли или слова. Поэтому при воззрении на слово как на вещество мысли представляются рассмотрению нашему два предмета: возможность образования и развития словесной стихии и проявления ее в различных формах. С одной стороны, мы должны показать стихии слова и законы их соединения. Сверх того, представление мыслей письменами есть особая способность – память человечества, а потому исследовать должно различные системы знаков, соответствующие, равно как и слово, развитию разумения. С другой стороны, рассматриваемое слово со стороны форм, какие принимает оно от проявления в нем мысли, как совокупность образов и звуков, представляет изобразительность речи и ее благозвучность. В этих общих условиях совершенной речи открываются особенные свойства творящей мысли – слог, или различные способы выражения. Все эти исследования составляют предмет собственно философии слова, или объективной части словесности.

Слово вообще есть выражение мыслей наших посредством членораздельных звуков наших. Под членораздельными звуками мы разумеем изменения голоса или простой, исходящий из груди звук, ограничиваемый различными органами, каковы: зубы, язык, губы, поднебье, нос, гортань. В наше время этот способ сообщения мыслей находится в высочайшей степени совершенства. Посредством слова мы быстро объясняем друг другу тончайшие оттенки мысли и нежнейшие ощущения сердца. Не только окружающие нас чувственные предметы имеют свои названия, указывающие нам на самые предметы, но все их взаимные отношения и малейшие отличия обозначены в слове со всею точностию; внутренние чувствования также выражены особыми знаками; понятия отвлеченные, все идеи, составляющие богатство наук, и все создания воображения, облекаясь в слово, переходят в явления, для нас осязательные. Слово, разделившееся на разные ветви, образовало разные языки, собственность того или другого народа. Этот способ выражения мысли нашей, по удовлетворении первых потребностей общественной жизни, обращается в орудие художественной роскоши. Недовольные простою ясностию выражений, мы требуем от них известного убранства. Для нас недостаточно, чтобы другие просто сообщали нам мысли свои; мы хотим, чтобы это сообщение было изящно. В этом состоянии за несколько тысячелетий уже находим мы слово у многих народов. Привычка до того сроднила нас с этим явлением, что мы взираем на него без удивления, равно как взираем на твердь небесную и на другие величественные предметы природы, к которым привыкло наше зрение. Мы любуемся различными произведениями искусств, гордимся новейшими открытиями в науках, способствующими удобству и приятностям жизни, поставляем в них славу человечества, но что более слова имеет право на наше удивление?<… >

ЧТЕНИЕ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ

<…>Древние разделяли речи на три рода: на повествовательный, совещательный и судебный. Цель повествовательного рода – похвала или порицание; совещательного – убеждение или просветление разума, а судебного – обвинение или защищение. Главные предметы первого рода речей: панегирики, надгробные и поздравительные слова; речи совещательные занимались прениями и общественными делами в сенате или в народных собраниях; судебное витийство относилось к судиям, когда требовалось прощение или обвинение какого?либо лица. Такое разделение служит основанием всем древним сочинениям риторическим; новые писатели подражали в этом древним. В этих родах содержится почти все, что только может быть предметом ораторской речи. Но согласно с настоящим состоянием красноречия приличнее принять разделение речей на совещательные, или народные, судебные и духовные. Каждый из этих родов речей имеет отличительный и свойственный ему характер. Разделение это не вполне согласуется с разделением древних. Судебное наше красноречие совершенно соответствует красноречию судебному древних. Красноречие народное хотя и принадлежит более к речам совещательным, однако отчасти оно относится и к роду повествовательному. Красноречие духовное имеет совершенно особый характер, по тону же оно одинаково с родом повествовательным древних.

Правила, относящиеся к изящному построению речи ораторской, принадлежат вообще ко всем родам красноречия: духовному, судебному и совещательному. Но каждый из трех родов имеет отличительный характер, свойственный ему дух и тон: знание этих особенностей необходимо нужно для вывода частных правил об изящном в каждом роде. Красноречие судебного оратора, без сомнения, отлично от красноречия проповедника, и верное знание характера каждого рода речей служит основанием изящному вкусу при разборе таких произведений и правилом для творящего гения. Начнем с того рода, который может прояснить и другие, именно с красноречия народного, или совещательного. Оно может развиваться во всех тех случаях, когда совещаются о пользах общественных под различными формами, каковы всенародные объявления и другие бумаги государственные.

Цель этого рода речей – убеждение. Они должны иметь предметом раскрытие какого?либо мнения, относящегося ко мнению общественному и в пользу которого оратор желает склонить своих слушателей. В убеждении надобно действовать на разум, от того речи народные допускают слог сильный и витиеватый; но главная сущность их – основательное суждение. Без твердого основания в отношении к мышлению речи могут блистать всеми красотами внешними и при всем том не производить желаемого действия. Блеск этот прельстит слушателей поверхностных, но люди рассудительные скоро скучают пустым витийством. К какому бы званию ни принадлежали слушатели, оратор никогда не должен думать, что язык напыщенный, но без мыслей и строгого суждения, может на них действовать или его прославить. Опасно испытывать подобное средство: такое витийство торжествует случайно, но в сущности оно ничтожно. Общее мнение – лучший судия в отношению к здравому смыслу и верности суждения. Простой повествователь в суждениях своих прямо идущий к цели дела, всегда берет верх над оратором, исполненным искусственности и учености, но заменяющим здравый смысл цветами риторическими. Тем более требуется осторожности, когда оратор говорит в собрании людей просвещенных.

Не забудем, что основанием всякого рода красноречия служит основательность мысли. Несмотря на то, что Демосфен говорил толпе афинских граждан, речи его построены на строгих умствованиях. Он почитал необходимым убеждение ума слушателей, чтобы после преклонить волю и располагать всеми качествами душевными. В этом заключалась сила и могущество речей его для слушателей; в этом тайна и удивление, какое они доселе возбуждают в читателях. Вот образцы, которыми должны бы руководствоваться ораторы, а не следовать тщеславным декламаторам, унижающим красноречие. Кто готовится к речам советовательным, тот должен прежде всего овладеть предметом, о котором намерен говорить, приобресть все относящиеся к этому предмету сведения, убедительность доказательств – это главное основание речи. От такого приготовления речь становится сильною и мужественною; украшения явятся сами собою, и они не должны озабочивать оратора: «cura sit verborum, sollicitudo rerum» – о словах надобно стараться, о мыслях заботиться. Изучающие искусство красноречия должны помнить эти слова Квинтилиана.

Но может ли слово того быть могущественно, кто сам не убежден, в чем хочет убедить других? Истинный оратор никогда не будет основываться на таких доказательствах или мнениях, справедливостью которых сам не проникнут. Никто не бывает красноречивым, говоря противно мыслям своим, выражая не собственные свои чувствования. Одна только речь откровенная, один язык сердца нас убеждают. Высокое красноречие должно быть словом страсти или чувства самого живого. В них источники убеждения; они сообщают гению человека силу, которой не имеет он во всякое другое время. Напротив, сколь затруднительно положение оратора, когда он не чувствует того, что выражается словами, когда он высказывает чувства, которых не имеет.

Занимающиеся красноречием для приобретения навыка говорить, при рассматривании какого?либо предмета, иногда с намерением поддерживают сторону менее основательную; они испытывают силы свои в преодолении трудностей. Но подобное упражнение не послужит к усовершенствованию оратора; можно даже опасаться, что оно приучит к пустым и ничтожным противоречиям. Это еще допускается в обществе, где не говорится ни о каком важном предмете и где обращают внимание на блестящий разговор. Гораздо лучше защищать мнение, в котором мы сами убеждены, и для доказательства справедливости его употреблять доводы истинные, которыми мы сами проникнуты. Таким только способом можно привыкнуть к размышлению основательному, к сильному и пламенному изложению мыслей. Там, где рассуждают о делах государственных, навык говорить не по убеждению может подать невыгодное понятие о характере; иногда игра ума покажет совершенное его отсутствие.

Предмет речей совещательных редко позволяет оратору заранее изготовлять их со всею подробностию; большею частию доказательства должны родиться во время состязаний. Невозможно предугадать направление стороны противной, и тот, кто надеется на речь, прежде обдуманную, нередко отвлекается от избранных им положений. Главные мысли часто изменяются, а вместе с тем уничтожаются и доводы. Не без основания все предубеждены против обыкновения приносить в совещательные собрания наперед заготовленные речи. Они бывают полезны при наличии прения, потому что оратор вправе избирать и ограничивать свой предмет. Но по мере усиления прений и опровержений с противной стороны подобные речи теряют силу, обращаются в декламацию, имеющую целию блистать внешними красотами, а не сущностью дела; и могут ли они убеждать наравне с речами, изливающимися прямо из уст оратора, хотя и несовершенно обработанными?

Из этого, однако, не следует, что не нужно обдумывать предмет и приготовлять то, о чем надобно говорить перед собранием. Напротив, кто пренебрегает этою предосторожностью или полагается на свою готовность, тот непременно привыкает говорить слабо и не в порядке. Размышление или приготовление полезно, когда объемлет целый предмет, а не какую?либо часть предмета. Что касается до основания самого предмета, то надобно совершенно им овладеть и знать все, что к нему относится. Излишняя заботливость о словах и выражениях придает речи изысканность и искусственность. Оратор, неуверенный в присутствии духа, еще не повелевающий своим словом, что приобретается одним только навыком, пусть выучивает наизусть всю речь, которую произнести желает. С большею уверенностью в слове он придет в состояние говорить без приготовления. Тогда пусть письменно изготовляет вступление, чтобы начинать без замешательства; для остального исследования может довольствоваться главными положениями, на которых намерен останавливаться, не заботясь о словах – они родятся в пылу произношения. Такие указания, содержащие все основание речи в малом объеме, полезны для начинающих и в том отношении, что приучают к точности, которую оратор скоро утрачивает, будучи обязан говорить часто; они заставляют внимательнее рассматривать предмет и располагать мысли методически, в строгом порядке.

Во всех родах совещательного красноречия всего важнее ясный метод, соответствующий предмету. Под методом мы не разумеем правильных подразделений, как то бывает в проповеди: в совещательном собрании излишняя дробность разделения тягостна для слушающих, разве только в том случае, когда оратор пользуется особенною доверенностью или когда предмет, по своей важности, этого требует. Одно исчисление главных и подчиненных предложений пугает слушателей, предвещая длинную речь. Притом главное разделение не должно быть обнаружено, но ему необходимо следовать в развитии речи. Оратору нужно наперед распределить свои мысли и усвоить их прежде произношения; это вспомоществование памяти дает возможность говорить последовательно и без замешательства, которого не избегнет тот, кто не составил себе никакого начертания. Порядок необходим и в отношении к самым слушателям, если только хотим произвести на них желаемое впечатление. Он придает словам нашим силу и ясность, способствует нам следить ход речи и вполне обнимать доказательства оратора. Самое изящество речи требует порядка в ней, как и во всяком художественном произведении; без него оратор не достигает цели своей, и часто самое блистательное красноречие нимало не убеждает.<… >

Что касается до слога, то он должен быть обилен и естествен; здесь изысканность неуместна – она препятствует убеждению. Этому роду красноречия приличествует слог сильный и мужественный, украшенный язык – все это производит поразительные впечатления. В метафорах блестящих, одушевленных, изобразительных слушатели оставляют без внимания некоторые неправильности, заметные в других сочинениях. В быстром разговоре блеск украшений поражает нас – тут не замечается и самая неточность.

Прилична ли совещательному красноречию более сжатость или обилие? В этом трудно определить границы. Обыкновенно предпочитают развитие предмета обильное. Но крайность и тут опасна: оратор часто теряет более в силе речи, нежели сколько выигрывает в ясности. Без сомнения, обращаясь к собранию, не говорят отрывистыми предложениями и краткими изречениями; необходимо развивать свои мысли, чтобы передать их другим. Часто это намерение употребляют во зло. Не забудем, что как бы приятно мы не передавали другим мысли свои, внимание слушателей утомляется, а как скоро слушатели почувствовали утомление, тогда бессильно красноречие. Речь слабая и многословная не может нравиться: лучше недосказать, нежели говорить слишком много; лучше мысль свою показать с одной какой?либо стороны в самом ярком свете и при этом оставить слушателей, нежели представить ее во всех возможных видах, обилием слов утомить внимание слушателей и оставить их тогда, как они уже пресыщены и утомлены. Произношению пред собранием людей различного звания и различных характеров речь твердая и смелая наиболее приличествует. Надменность и самонадеянность отвращают от себя; не должно подавать даже мысли о подобных чувствованиях. Но убеждение имеет свой особенный тон, свойственный человеку самому скромному, уверенному в излагаемом деле: это более всего действует на убеждение других. Напротив, кто произносит слабо и с сомнением, обнаруживая, что и сам не вполне убежден в своем мнении, тот в состоянии ли передать его другим?

Вот условия изящества совещательного красноречия, основанные на началах психологических и наблюдениями над произведениями ораторов. Цель этого рода ораторской деятельности – убеждение, рождающееся от познания истины. Доказательства и развитие дела служат здесь основанием. Надобно быть проникнуту справедливостью мнения своего, выражать истинные чувствования, а не притворные. Философский элемент речи, или рассуждение, должно основываться на деле, а не на словах. Порядок и ясное расположение необходимы. Выражение требуется сильное и одушевленное, однако среди самого пламени речи не надобно забывать приличий в отношении к слушателям. Слог пусть будет лучше свободный и легкий, сильный и изобразительный, нежели слишком обильный; в произношении нужна твердость и определительность. Наконец, оратор должен помнить, что впечатление, производимое речью щеголеватою и искусственною, кратковременно; напротив, действие ума точного и основательного сильно продолжительно.<… >

1. Что такое словесность как наука? Как понимает И. И. Давыдов разницу между наукой и искусством?

2. Философия словесности состоит из теории языка, изящной речи и слога. Что является предметом каждой науки?

3. Как понимаются И. И. Давыдовым поэзия и красноречие?

4. Что требуется, по мысли автора, для «преуспеяния» в искусстве красноречия?

5. Как объясняет И. И. Давыдов терминслово(см. чтение второе)?

6. Какие советы дает И. И. Давыдов к построению убедительной речи? Можно ли после этих советов предполагать, что он был «напыщенным» человеком?

7. Как И. И. Давыдов рекомендует готовить ораторскую речь? Каким должен бытьслогоратора?

Василий Тимофеевич Плаксин (1795–1869) – преподаватель и теоретик, писатель. Сын сельского священника, окончил Рязанскую духовную семинарию в 1816 г., затем поступил в Главный педагогический институт в Санкт-Петербурге (1819 г.), откуда в 1822 г. был уволен «по неблагонадежности к учительскому званию». На следующий год Плаксин был принят в Департамент народного просвещения канцеляристом. Начав педагогическую деятельность в 1827 г. в Морском кадетском корпусе по приглашению И. Ф. Крузенштерна, Плаксин продолжал оставаться преподавателем русской словесности более 40 лет. Он «получил лекции» русской словесности и истории русской литературы в Артиллерийском училище (1828–1847), во 2-м Кадетском корпусе (1829–1832), в Технологическом институте (1829–1838), в Академии художеств (1830–1839), в Школе гвардейских прапорщиков и кавалерийских юнкеров (1830–1839, 1855–1860), в 1-м Кадетском корпусе (1835–1864 – «наставник-наблюдатель русской словесности») и в разных пансионах и частных домах.

Сохранились многочисленные отклики о Плаксине как о преподавателе, умевшем заинтересовать учеников своим предметом, строго преследовавшим «долбню», обращавшем особое внимание на сочинения, по поводу которых он часто устраивал в классе диспуты учеников. Плаксин был интересным собеседником; на вечерах у него собирались многочисленные ученики и ученые, например И. И. Срезневский, М. П. Погодин и др.

В. Т. Плаксин известен рядом трудов по словесности: «Краткий курс словесности, приспособленный к прозаическим сочинениям» (СПб., 1832; 2-е изд. 1835); «Руководство к познанию истории литературы» (СПб., 1833; 2-е изд. 1846). В 1843–1844 гг. вышли два тома его «Учебного курса словесности». Для публикации из этого курса избраны: Вступление; Введение в риторику; Глава V. Ораторские сочинения и несколько примеров ораторских речей. Названия отдельных параграфов вынесены у В. В. Плаксина на поля, фиксируя основное содержание текста.

Печатается по изданию: Плаксин В. Т. Учебный курс словесности, с присовокуплением предварительных понятий о человеке вообще, о его познавательных силах, о свойствах и связи мыслей; краткой теории изящных искусств и примеров во всех родах прозаических и поэтических сочинений. Книга первая. СПб., 1843. – С. 1–2, 64–69, 222–224, 228–233, 235–238, 252–255.

Определение словесности в разных значениях

§ 1. Для чего человеку даны любовь, сострадание, соревнование? Почему он от детства и до старости не может преодолеть влечения узнавать то, что другие думают, и передавать то, что сам думает? Потому что Творец для отличия от других животных дал ему стремление к общежитию, желание быть в связи, в сношениях с подобными существами. Но сия потребность духа человеческого была бы нам в тягость, если бы природа не снабдила нас средствами для удовлетворения оной. Вот для чего мы имеем простое, но чудное преимущество пред другими животными: способность вполне выражать внутренние движения души звукоразделъным голосом. Эта способность называется словесностию, даром слова.

§ 2. Другое, столь же существенное, отличие человека состоит в стремлении к совершенствованию самого себя, к улучшению своих способностей и действий, к распространению познаний, посредством которых он употребляет в свою пользу и силы самой природы. Следуя этой наклонности духа, человек с помощью наблюдательности собирает общие правила и, связывая их в непрерывный последовательный порядок, составляет науки, из коих каждая определяет известный род истин. Таким образом составилась наука словесностъ, которая, объясняя законы дара слова, имеет целию усовершение дара сего или учит выражать внутренние движения души его словами, согласно желанию. Вот два разные значения словесности; но есть еще третие, – совокупность словесных произведений, в которых соблюдены правила науки, или, лучше сказать, которые могут быть образцами для правил науки – литература.

Предмет и разделение науки

§ 3. Хотя разность этих значений очень велика, однако в них есть много и общего, а именно: выражение мыслей и чувствований словами сообразно с целию. Следовательно, наука словесность должна говорить о мыслях и чувствованиях, о слове и сообразности речи с целию. Но как мысли и чувствования входят в состав других наук: логики и психологии, то здесь мы будем говорить об них в качестве предварительных познаний столько, сколько нужно для понимания нашей науки. Грамматика, излагая законы языка и употребления слов, должна составлять низший курс словесности; и потому здесь будут изложены только начала ее. Собственно высший курс словесности составляют риторика и пиитика: первая излагает законы применять речь к житейским целям и соображать ее с свойствами знаний; вторая определяет свойства и условия изящной речи, следовательно, она входит в курс другой науки: теории изящного, или эстетики.

Цель и предмет сей науки

§ 4. Словесность, как наука, имеет целию усовершенствование речи, то есть: устроять речь так, чтобы она имела в душе читателя или слушателя то же самое, что думает и чувствует сам говорящий или пишущий. А как сие действие на душу другого совершается посредством слова, т. е. сочетания мыслей с звуками, то предварительно нужно знать происхождение мыслей, те силы, которые производят оную, свойства слов, сочетание их в речи, потом уже силу или власть слова над человеком и превосходство оного пред прочими способностями выражения мыслей. – Ибо человек, кроме слова, употребляет для сего и другие средства: телодвижение, живопись и проч.<… >

Сила слова

§ 131. Таким образом, дар слова, будучи выражением внутренних движений души и связию общежития, составляет почти единственное средство нравственного и умственного усовершенствования человечества, ибо посредством слова мудрец сообщает нам свои глубокие размышления; в слове доходят до нас действия и знания веков минувших, и слово сохранит нашу жизнь, усилия наших умов в памяти позднейшего потомства. Оно вливает в душу возвышенные, смелые помыслы, воспламеняет и укрощает бурные порывы сердца, рождает нежные и благородные чувствования и склоняет к отважным подвигам.

§ 132. Итак, дар слова, разливая просвещение, умудряет человека и, облагораживая чувствования, образует его. Первое в особенности есть дело науки, которая облекает в слово вековые опыты и наблюдения, в систематический порядок приведенные. Впрочем, и отдельное отрывчатое выражение знаний нередко достигает той же цели, как и наука, как мы увидим это после, при рассматривании каждого рода сочинений, проистекающих как из различных свойств знаний, так и из потребности общества. А второе выполняется произведениями так называемой изящной словесности, законы которой будут объяснены на своем месте.

Различие прозы и поэзии

§ 133. Дар слова имеет два назначения: необходимое удовлетворение общежитию, житейским надобностям и свободное, бескорыстное удовлетворение чувству изящного; отсюда происходят две отрасли словесности: проза и поэзия, коих различие состоит в том, что первая, проистекая из рассудка и разума, говорит сим мыслящим способностям о мире действительном, о мыслях существенных, для пользы житейской или нравственной; а вторая, происходя из фантазии и чувств, действует на воображение и чувства посредством вымыслов, облеченных в изящные формы. Прозаик, понимая природу, списывает ее; поэт, находя мир непонятным или несоответствующим его идеям, творит из него идеальный, чувственно-совершенный. Следовательно, проза есть выражение познаний; поэзия – выражение идей, спор с природою, творчество и свободное, изящное искусство.

§ 134. Каждую из сих отраслей словесности можно рассматривать как простое действие врожденной способности и как искусство: первое бывает безотчетно, неопределенно; а второе есть плод наблюдений, соображений, поправок и выводов, сличаемых и повторяемых с удачными действиями людей гениальных и талантливых. Систематический свод таких наблюдений и выводов, подведенных под одно общее начало, называется наукою. Следовательно, всякое искусство требует особенной теории – науки; посему высшая словесность, как наука, разделяется на риторику и пиитику. Первая показывает способы излагать и располагать речь прозаическую, сообразно намерению писателя; а вторая – облекать вымыслы в прекрасные формы.

§ 135. Хотя сущность речи как выражения мыслей и чувствований была одинакова во всех веках и у всех народов, но значение ее относительно общественной деятельности повременно изменялось не только у различных народов, но даже у одного и того же народа в различные периоды его жизни; и эти разности и изменения происходили и зависели от характеров обществ. А по мере изменения значения речи как средства общественной деятельности изменялось и понятие о словесном искусстве, потому что многие законы этого искусства изменялись. Оттого не должно удивляться, что определения риторики в разные времена были столь разнообразны, что нередко одно другому сильно противоречили.

Изменение понятия о риторике

§ 136. Греки, называя грамматикою все части нашей словесности, подчиняли ей знания всех свойств и видоизменений языка, всех форм речи; она излагала общие начала нравственной философии и психологии, подробные наставления красноречия и определяла формы поэзии. Риторика составляла важнейшую часть ее; она определяла и преподавала правила красноречия. Греки имели только две отрасли словесного искусства: ораторство и поэзию; первое было средством политики и общественной деятельности; вторая?делом религии; потому ораторство и поэзия, а следовательно, риторика и пиитика, почитались у них чрезмерно высоко. Но самая эта важность риторики давала ей много условного и частного; так что она не могла иметь общего начала и характера науки; отсюда входили в нее то частные или случайные, то произвольные толкования, а это в свою очередь дало возможность софистам превратить риторику в особое искусство составлять хитросплетенные речи, которые, запутывая слушателя, играли вниманием его и волею.

§ 137. Римляне учились всему у греков в то время, когда риторика их смешалась с софистикой, потому они никогда не имели истинной риторики; так что величайший оратор и учитель красноречия Цицерон, живший в цветущее время ораторства, определял риторику, по нашим понятиям, очень странно, говоря, что «риторика есть искусство говорить хорошо, красиво (украшенно), обильно и мудро». Так как у римлян ораторство составляло единственную отрасль прозаического искусства и так как Цицерон увлекал своими речами гениально-софистическими, то учение его о красноречии или риторические правила остались неизменны и перешли к народам нового мира.

§ 138. Новоевропейские народы заимствовали свое учение от римлян и греков, то и риторика древняя оставалась во всей своей силе дотоле, пока она составляла достояние школ. Но когда ученость слилась с народною жизнею, когда ее сделали средством общественных и общежитных удобств, тогда между прочим стали думать и об изменении риторики; только, с одной стороны, по общему закону всех преобразований, с другой, по недостатку определенного направления ума, одни совсем отвергают ее существование, другие, допуская пользу и необходимость ее, не хотят признать ее наукой; третьи думают, что риторика есть особого рода сочетание логики с психологиею; иные почитают ее приложением эстетики к прозаическому искусству и т. п. Сообразно этим мнениям дают риторике различные определения, называя ее то наукою, то искусством.

Обилие речи или многословие в наше время только тот почитает достоинством речи, у кого душа пуста. В XVIII столетии, когда мы едва только научились говорить связно, когда только образовался чистый и выразительный язык, щегольство многословием и обширным блестящим выражением было весьма естественно.

Отличие риторики от других наук

§ 139. Ежели допустим, что риторика учит выражать мысли ясно, правильно, красиво, приятно, хорошо, то смешаем сию науку с логикой, грамматикой и эстетикой. Сверх того, красота и приятность суть следствия согласия и других свойств речи; да и может ли проза иметь эти свойства конечною причиною? Это только средства, в некоторых случаях ведущие к цели, предполагаемой сочинителем. Конечно, риторика имеет много общего с логикой, грамматикой, пиитикой и эстетикой; но от всех сих наук отличается тем, что или касаясь их предмета, или употребляя одинаковые с ними средства, или приводя к той же цели, она всегда и везде говорит только о том и для того, чтоб изложение и расположение речи совершенно соответствовало намерению говорящего, о чем ни одна из сих наук не говорит непосредственно. Слово же хорошо не имеет определенного значения, следовательно, не может ничего определять.

Красноречие

§ 140. Нельзя также допустить и того мнения, что риторика учит только красноречию. Нет сомнения, что красноречие, принимаемое в значении искусства, составляет предмет ее; однако же можно писать как должно, выполнять все требования речи относительно назначения оной, и вместе с тем некрасноречиво, ибо это не всегда нужно писать; и притом для красноречия недостаточно только одной науки – для этого нужно иметь дар природы, который достается в удел немногим. Следовательно, красноречие относится к риторике как отрасль искусства к общей науке и отличается от словесности вообще как часть от целого; оно посредством слова управляет волею читателя или слушателя. Красноречию можно противоположить просторечие, которое состоит в простом выражении мыслей или знаний, не только не имеющем, да и не предполагающем никакого отношения к воле и решимости читателя. Оно, сообщая мысль, не хочет ни увлекать, ни убеждать.

Разделение риторики

§ 141. Всякая наука имеет две главных части: теоретическую и практическую; следовательно, и риторика, ежели примем ее за отдельную науку, также разделяется на две части: первая – теоретическая или общая риторика – по общему закону всякой теории излагает общие свойства и законы речи прозаической, отношения составных ее стихий, т. е. мысли и слова, главные роды ее, проистекающие из разности самых значений, выражаемых прозою; впрочем, это рассмотрение речи и законов ее во многом может быть приложено и к самой поэзии. Практическая риторика, или частная, рассматривает употребление речи прозаической, приложения ее к общественным потребностям и житейским отношениям и частные видоизменения каждого рода ее.<… >

ГЛАВА V

ОРАТОРСКИЕ СОЧИНЕНИЯ, ИЛИ РЕЧИ

Определение речи

§ 252. Ораторская речь всегда пишется для убеждения, следовательно, в ней соблюдаются все правила убеждательной прозы. Убеждение тогда только может быть совершенно и решительно, когда все способности души согласно увлекают волю; посему речь есть такое сочинение, которое при изустном произношении, научая ум, возбуждая чувства, воспламеняя воображение и фантазию, склоняет волю слушателя согласно с желанием сочинителя. Следовательно успех убеждения зависит от применения речи к образу мыслей, вкусу, наклонностям, страстям, характеру и образованности слушателя. От того ораторское искусство подчинено многим условиям временным и местным: каждая страна давала ему свой характер, потому что ораторство не составляет особенной потребности духа человеческого или естественного стремления его наружу и не изображает неизменной внешней природы; оно всегда было и будет средством общественных видов и почерпает материал из того же нравственно-гражданского мира, а этот мир бесконечно изменчив. Вот почему ораторство имеет два рода законов: одни – в природе человека, другие – в характере общества; первые всегда одинаковы, вторые зависят от духа времени и от общества.

Разность древнего и нового ораторства

§ 253. В древнейших государствах Азии, по духу организации их, нельзя искать ораторского искусства; оно там принадлежало лицам, а не обществу; общественное ораторство родилось в Греции и в Афинах взошло на высочайшую степень. Там ораторство было главною причиною общественной деятельности; все правительственные должности достигались и поддерживались красноречием, даже полководцы управляли войсками посредством красноречия, и потому оно имело у них характер чисто политический. Это политическое направление послужило причиною изобретения нового ложного искусства софистики, которую часто употребляли вместо истинного красноречия люди, не имевшие высокого ума и сильной воли, необходимых для оратора; они многословным хитросплетением обольщали слушателей. Такое злоупотребление высокого, благороднейшего искусства послужило поводом положить началом ораторского учения правило нравственно прекрасное, но в искусстве ложное: только муж испытанной добродетели может быть красноречив. То же самое повторилось в Риме. По понятиям древних народов о добродетели у них это правило имело вид истины, потому что сила характера и мужество составляли главнейшую их добродетель (virtus). Без чего, конечно нельзя быть оратором, особенно народным. С падением древнего мира, все изменилось, изменилось и ораторство. И мы можем сказать: только добродетельных людей надобно допускать до ораторства.

§ 254. Софистика была источником и другого правила: Поэтом надобно родиться, а оратором можно сделаться (poetae nascuntur, oratores vero fiunt). Первая половина этого правила, безусловно, справедлива; а вторая более нежели сомнительна. Конечно, где можно было невежественную толпу взволновать и увлечь хитросплетенным многословием, там можно было научиться ораторству. Но истинное ораторство – искусство владеть и располагать умом, волею и страстями слушателей – требует столько же даров, сколько и учения. В самом деле, что может сделать словом своим человек холодный, вялый, нерешительный, равнодушный, без творческого ума, без страстей и воображения, неспособный приходить в поэтический восторг, при защите истины и добродетели?

Свойства речи и оратора

§ 255. В речи точно так же, как и рассуждении, сначала истина объясняется и доказывается, но рассуждение, объясняя и доказывая истину, выводит из мрака неведения и утверждает известность ее; оно, не ограничиваясь ни лицом, ни временем, говорит для всех и навсегда, а речь соглашает разум с чувствами известных слушателей, в определенное время, для решительного склонения воли их, не столько ясностию доводов, сколько силою красноречия, т. е. верным приспособлением речи как вообще к свойствам сердца человеческого, так в особенности к духу и наклонностям слушателей, показывая им предмет убеждения тою стороной, которая им нравится. От философа и вообще рассуждающего требуется только совершенное знание предмета и спокойствие в размышлениях, строгая связность и благородство в выражении мыслей. Оратор, сверх знания предмета, должен быть сам убежден в истине, или по крайней мере, казаться таким и чувствовать всю необходимость и важность убеждения; сверх быстроты и важности ума, должен иметь сильные и высокие чувствования, пламенное воображение; сверх телесных совершенств: наружного благородства, живости, гибкого и выразительного голоса и проч. – должен иметь сильный, решительный характер, непоколебимую волю; должен иметь свободу и силу располагать направлением чувствований, должен владеть даром слова как орудием своего дела.<… >

Разность речей

§ 264. Некоторые писатели находят существенное различие красноречий духовного или церковного, военного, академического и судебного, но, допустив отдельное существование сих родов красноречия мы должны будем по необходимости допустить многие нелепые заключения о подразделениях и науках этих красноречий. Посему мы удовольствуемся допущением только некоторой разности речей, как например: речи духовные, политические, академические, воинские, судебные, похвальные, приветственные и т. д. Все они разделяются между собою частию по целям, частию по слогу и по некоторым условным и случайным свойствам, которые наука не может определить.

Духовное ораторство

§ 265. Духовное ораторство есть принадлежность собственно мира нового, христианского. Религиозность древнего мира обнаруживалась в поэзии; область христианского благочестия несравненно обширнее: она разливается на всю жизнь и потому объемлет все роды выражения словесного и вещественного, но ораторство как высшее развитие слова есть преимущественное средство распространения веры нашей, ибо источник и предмет ее – высочайшая истина, источник вселенной. Потому целый мир проповедует нам сию высокую веру в Высочайшее Существо: бури, громы и разрушительные землетрясения внятно говорят нам о Его грозном могуществе; стройный ход планет и тончайшая организация малейших насекомых ясно говорят нам о бесконечной и всеблагой премудрости Его: Небеса поведуют славу Божию.

Оратору остается только раскрыть пред нами и объяснить эту книгу, которую человечество читает в продолжении многих веков и будет вечно читать. Первое толкование этой книги и первая проповедь веры – непосредственное откровение Творца человеку; потом Он говорил устами пророков избранному народу – это учение было грозно, оно относилось к юному человечеству. Настало время благодати: люди, примиренные с разгневанным Божеством, услышали слово небесной любви и благости сначала от самого Богочеловека, а потом из уст его учеников и апостолов и, наконец, от Боговдохновенных учителей церкви.

Обязанности проповедника

§ 266. Итак, духовный оратор, кроме общих свойств, средств и пособий, имеет много частных и особенных, которые, с одной стороны, облегчают его дело и призвание, а с другой, затрудняют его. Проповедуя славу и благость Божию, он в каждом явлении, в каждом действии и произведении природы находит истинные доказательства, незыблемые основания своих мыслей, и все это подкрепляется силою слова Христа Спасителя и Его апостолов. Ежели он имеет хотя слабую способность воодушевляться и приходить в восторг, то один взгляд на прекрасную, стройную природу приведет его в благоговейнейший восторг; но для этого он должен изучить внешнюю, физическую природу и внутреннюю природу человека, изучить взаимное их соотношение и систематически изучить не только книги Св. Писания и догматы веры, но и сказания и правила св. отцов. Главное искусство его состоит в том, чтоб словом своим действовать на разум, сердце и воображение человека, гражданина и христианина.

Предмет духовных речений

§ 267. Круг деятельности духовного оратора чрезвычайно обширен. Хотя главная и прямая обязанность его есть борьба с маловерием и утверждение истинного благочестия, однако, как блюститель духовного достоинства человеческого, он нередко должен бывает сражаться и с другими пороками своего общества; требования веры не только не возбраняют, но даже обязывают его возбуждать любовь к Отечеству, стремление к чести, к правосудию, прямодушию, мужеству, миролюбию и к другим гражданским нравственным добродетелям. Каждая из этих целей требует особых частных средств, которые предполагают знания природы, человека физического, нравственного и гражданского и умение владеть и пользоваться сими знаниями и обстоятельствами; так, например, хотя природа человека всегда и везде одинакова, но развитие его и образование различно; потому?то проповедь или поучение для простолюдина и для образованного человека должны далеко между собою различаться. Притом, ежели проповедник имеет дело с человеком сильно верующим, то он прямо говорит ему именем оскорбленной или торжествующей церкви; а ежели слушатели проповедника слабы в вере, то прежде всего нужно действовать на смысл и сердце для утверждения веры, для воспламенения сего божественного чувствования; потом уже силою веры, сего источника всех благ он возбуждает любовь к той или другой добродетели. Итак, духовные речи и проповеди пишутся по большей части слогом сильным и высоким; ибо предмет и цель оных суть: высокие понятия о вере, о делах Бога и его святой церкви; часто слова и выражения заимствуются из языка богослужебного. Впрочем, если проповедник поучает паству свою делам общежитейским, исправляя их нравы, то может и обязан доходить до языка простого, но никогда до грубого и низкого; он должен быть образцом всего благородного и высокого.<…>

Светские речи

§ 269. Слог речей светских вообще должен соответствовать предмету и цели: политические речи излагают дела управления государственного; посему слог оных должен быть краток, силен, благороден. В речах академических или ученых, ежели в них излагается определенная какая?либо истина, употребляется слог и вообще способ изложения тот же самый, как и в рассуждениях, кроме приступа и заключения, в которых требуется та же сила и возвышенность слога, как и вообще в речах; а ежели речь касается общих каких?либо истин, то слог ее бывает возвышеннее, нежели в частных случаях.

Похвальное слово

§ 270. Панегирики или похвальные речи и слова требуют самого возвышенного, самого торжественного красноречия. Но возвышенность выражений есть слишком бедная дань для великих душ, которая заслуживает похвальное слово; ибо только тот достоин панегирика, кто жизнею и делами может возбудить в нас высокие помыслы. Средство изображать величие героя заимствуются не из одного размышления, но и преимущественно из истории; подвиги и труды, подъятые им на пользу человечества, изображаются живо и сильно; здесь является сила красноречия во всем своем могуществе, дабы расположить в пользу героя не только слушателей, но и отдаленное потомство. Панегирик сходствует с биографиею и с характеристикой, и тем только отличается от них, что имеет цель определительнее, теснее – возбудить удивление, уважение, а иногда и умиление к герою; а посему он изображает только одни заслуги, добродетели. И притом предметом характеристики может быть человек с великим духом, хотя бы он ничего особенного не сделал; а похвальное слово требует от лица, изображаемого в нем, не только обыкновенных заслуг, которыми довольствуется жизнеописание, но дел великих, оставляющих по себе глубокие следы улучшения человечества в каком?либо отношении.

Судебные речи

§ 271. Речи судебные в изложении требуют точности и ясности, а в заключении – живописного изложения картин, потрясающих сердца слушателей или чувством негодования, или чувством сожаления к подсудимому.

Воинские речи

§ 272. Речи воинские более всего нуждаются в быстроте воображения, в силе, отважности мыслей и чувствований; слог в них должен быть жив, быстр, краток и силен. Оратор-воин должен пользоваться всеми обстоятельствами и случаем так, чтобы слова только указывали на предметы, которые близки к сердцам воинов и которые говорят красноречивее всякого ораторства, воспламеняя дух. Предметы речей воинских: отечество, вера и церковь, прах предков и слава их, счастие и радость или ужас семейств, доверенность к полководцу, прежние победы, слава победителей, стыд быть побежденным и многие частные обстоятельства, для памятования которых необходимо присутствие духа; для успешного действия нужны простота и внезапность, а личный пример храбрости есть лучшее заключение. Впрочем, иногда воинский оратор убеждает иметь великодушие к побежденным?тогда напоминает он о любви христианской, о сладости прощать. Все прочие краткие речи во многом сходствуют с сими, кроме того, что уступают им в быстроте живости; в обращениях к воину часто бывает нужно в одну минуту ему напомнить в сильных словах все, что может довести его до самоотверждения. Краткая речь вообще, а следовательно, и воинская, всегда состоит из двух частей: в первой излагается причина речи, т. е. то, что заставляет говорить; а во второй – желание оратора.<…>

ДУХОВНЫЕ РЕЧИ

1. Слово при совершении годичного поминовения по воинах, на брани Бородинской живот свой положивших

Смерть есть общий всех человеков жребий. Но умереть за веру и царя, за отечество есть подвиг, исполненный бессмертия и славы. Герой, вооружающийся для защищения святыни, им почитаемой, ради спасения соплеменных своих, любезен и велик пред очами Божиими и человеческими, и память его во благословениих.

Какая брань может сравниться с тою ужасною бранию, которая в сей день российских воинов покрыла славою на полях Бородинских? Гордый и ненасытный завоеватель кровавый меч свой внес уже во внутренность отечества нашего, уже разрушил древнюю твердыню, уже достиг пределов той счастливой области, где возносит златые верхи свои первопрестольная, величественная, священная столица Российской державы. Восхищенный успехами, он воскликнул: «Еще шаг – и Москва падет к ногам нашим». Но что ж? Поседевший во бранях вождь противопоставляет ему твердыню крепче меди и мрамора; противопоставляет ему собственную опытность, благоразумие и мужество; противопоставляет верность и храбрость воинов, им предводительствуемых. Засверкали мечи, загремели громы, восколебался воздух, потряслися сердца гор, крепкая Моавля приять трепет. Самый враг, который заставлял все трепетать пред собою, вострепетал, и неустрашимый устрашился, и непобедимый отчаялся в победе. Вселенная, взирая на сие кровавое позорище, познало могущество и храбрость россов; гадая, она рекла в сердце своем: рано ли, поздно ли кроткий Давид победит гордого Голиафа. Поля Бородинские! Откуда бесчисленные холмы сии, которые досель не покрывали вас? Не могилы ли избиенных врагов, стремившихся разрушить Российское царство и под развалинами оных погребсти блаженство наше? Чем наполнены пространные недра ваши? Не костями ли злодеев нечестивых, хотевших истребить веру отцов наших? Тьмы тем падоша иноплеменных и сокрушишася оружия бранныя.

Но ах! В сем, толь славном для воинства нашего сражении, сколь великие потери претерпели мы сами? Сколько погибло опытных и мощных воинов? Сколько благородного дворянства еще в цвете юности, подобно нежной розе, увяло от громов сея кровопролитной брани? Сколько пало или уязвлено искусных и мужественных вождей? Храбрый Багратион! и твои геройские подвиги кончились на полях Бородинских!

Православные воины, положившие живот свой за веру, за царя, за отечество! киими похвальными венцы увязем вас? Какие почести воздадим бессмертным подвигам вашим? какую жертву благодарения и признательности принесем? Защитники церкви и отечества, возлюбленные и прекрасные, неразлучны в вере и верности, благолепны в животе своем, и в смерти не разлучистеся паче орлов легцы, и паче львов крепцы. Так, пали они от ударов врага, по глас крови их, яко глас крови Авелевой, возопиял от земли, умаляя Господа сил о отомщении. Так, их пламенное рвение и мужество не увенчались желанным успехом, и сын нечестия пленил столицу; с мечом и пламенником вошел в достояние Господне и осквернил храм святый Его; но силы его уже были ослаблены, лук преломлен, щит сокрушен. Пораженные врагом положили начало того ужасного поражения, которое ожидало его самого. Среди пламени, пожиравшего град сей, смущаемый страхом, терзаемый злобою, он, яко Каин, трясся и трепетал. Наконец, гонимый свыше, предался постыдному бегству, – и, воя его, колесницы, тристаты его, погрязли в пучинах снежных. Кто Бог велий яко Бог наш? Ты еси Бог творяй чудеса!

Итак, много потеряло отечество во брани сей, но можно ли ценить то, что оно приобрело? Сею жестокою битвою спасена целость государства, сохранены величие и слава народа, возвращены безопасность и тишина, и гордый фараон познал, что россияне суть язык избранный, людие Божии, и Россия есть страна, покровительствуемая Небом.

Сколь убо ни велики потери наши, утешимся, прекратим стенания, отрем слезы! Но ах, нежная супруга! где отец милых детей твоих? Он не возвращался еще с полей Бородинских. Он там – и дети твои сироты. Прижми, прижми их к сердцу своему, ороси слезами. Он там – да почиет с миром почтенный прах его! Ты разлучилась с ним навеки, но любовь его к тебе и к детям прешла с ним в вечность. Небесный Отец будет отцом сирот твоих и утешителем тебе самой. Отец отечества, помазанник Господень, призрит на вас оком своей всеобъемлющей благости и милостями своими усладить горести ваши. Сердобольные родители! и ваш сын пал среди кровавой брани; оплачьте его, но вместе и утешьтесь тою верою, в которой вы сами наставляли и утверждали его и словом, и примером. Он убит еще в цвете юности, но он довольно жил для отечества, довольно для чести своей и вашей. Он не достиг высших и знаменитых почестей, но венец страдальческий уготован ему в небеси. Он не наследует достояния вашего, но получит наследие Иисус Христово. Святая церковь не перестанет молить Господа как о нем, так и о всех сподвижниках его; да воздаст им за временные труды и язвы живот вечный и блага вечные; да пролиет им источники блаженства небесного, и увенчает славою у себя самого.

Земля отечественная! храни в недрах своих любезные останки поборников и спасителей отечества; не отяготи собою праха их; вместо росы и дождя, окропят тебя благодарные слезы сынов Российских. Зеленей и цвети до того великого и просвещенного дня, когда воссияет заря вечности, когда солнце правды оживотворит вся сущая во гробах. Аминь.

СВЕТСКИЕ РЕЧИ

2. Высочайший манифест императора Александра I по случаю окончания войны с Наполеоном

Буря брани, врагом общего спокойствия, врагом России непримиримым подъятая, недавно свирепствовавшая в сердце отечества нашего, ныне в страну неприятелей перенесшаяся, на ней отяготилась. Исполнилась мера терпения Бога, защитника правых! Всемогущий ополчил Россию, да ею возвратит свободу народам и царствам, да воздвигнет падшие!

Тысяча восемьсот двенадцатый год, тяжкий ранами, приятыми в грудь Отечества нашего для низложения коварных замыслов властолюбивого врага, вознес Россию на верх славы, явил пред лицом вселенной величие ее, положил основание свободы народов. С прискорбием души и истощив все средства к отвращению беззаконной войны, прибегли мы к средствам силы. Горестная необходимость извлекла меч наш. Достоинство народа, промыслом Всевышнего, попечению нашему вверенного, воспретило опустить его во влагалище, доколе неприятель на земле нашей. Торжественно дали мы сие обещание. Дали его не обольщенные блеском славы, не упоенные властолюбием, не во времена счастия. С сердцем чистым излияв у алтаря превечного моления наши, в твердом уповании на правосудие его, исполнены чувств правоты нашей, призвали его на помощь. Мы предприяли дело великое. Во благости Божией снискали конец его. Единодушие любезных нам верноподданных, известная любовь их к Отечеству утвердила надежды наши. Российское дворянство, сильная надежда престола, на коей всегда возлежало величие его, служители алтарей всесильного Бога, их же благочестием утверждаемое на пути веры, знаменитое заслугами купечество и граждане не щадили никаких пожертвований. Кроткий поселянин, незнакомый дотоль со звуком оружия, оружием защищал веру, отечество и государя, жизнь казалась ему малою жертвою. Чувство рабства незнаемо сердцу россиянина. Никогда не преклонял он главы пред властию чуждою. Дерзал ли кто налагать иго? Не коснело наказание! Вносил ли кто оружие в отечество его? Указует он гробы их! Тако возносит Бог уповающего на него! Враги побегли от лица нашего. Не многие остались, да возвестят о гибели. Тако гордого наказует Бог! Новые между тем преуготовлялись врагов ополчения. Еще противоборствующие России народы поставляли безопасность в соединении сил. Дабы оградить отечество от вторжения неприятелей, надлежало вынести войну вне пределов его, и победоносные воинства наши явились на Висле. Настал тысяча восемьсот тринадцатый год! Народы склонили слух свой к внушению истины. Утомленная бедствиями бодрость воспрянула. Души их слились во единую. Ополчения составили единое ополчение. Противящиеся покорены оружием. Быстрое прехождение от торжества к торжеству привело на берега Рейна. Неприятель пребыл непреклонным к миру. Но едва протек год, узрел он нас при вратах Парижа! Французский народ, никогда не возбуждавший в нас чувств враждебных, удержал гром наш, готовый низринуться. Франция открыла глаза на окружающую бездну, расторгла узы обольщения, устыдилась быть орудием властолюбца. Глас отечества пробудился в душе народа. Возник новый вещей порядок: призван на престол законный государь. Франция возжелала мира. Ей дарован он, великодушный и прочный. Мир, сей залог частной каждого народа безопасности, всеобщего и продолжительного спокойствия, ограждающий независимость, утверждающий свободу, обещевает благоденствие Европы, приуготовляет возмездие, достойное принесенных трудов и преодоленных опасностей. Всемогущий положил предел бедствиям, прославил любезное наше Отечество в роде родов, воздал нам по сердцу и желаниям. Мы, благоговея пред Господом, подателем всех благ, воссылая благодарственное моление из души нашей, повелеваем, да во всем пространстве империи нашей принесется торжественное молебствие милосердному Богу. Уверены мы, что Россия падет на колена и прольет слезы радости у престола Всещедрого.

1. Какие значения имеет термин словесность! Какую цель имеет словесность? Как она соотносится с грамматикой, риторикой и пиитикой?

2. Как В. В. Плаксин объясняет дар слова: его действие, роль в жизни общества?

3. В чем состоит различие двух отраслей словесности: поэзии и прозы?

4. Как риторика соотносится с логикой, грамматикой, эстетикой? Каково отношение риторики к красноречию? В чем состоят теоретическая и практическая стороны риторики?

5. Что такое ораторская речь и когда она достигает успеха? Каковы свойства речи оратора и чем оратор отличается от философа?

6. Какие виды ораторства выделяет В. В. Плаксин и в чем своеобразие каждого из них?

7. В чем состоит духовное ораторство и каковы требования к речи проповедника?

8. Проанализируйте примеры ораторских речей, приводимых В. В. Плаксиным.

(If³ онстантин Петрович Зеленецкий (1812–1857) – профессор Ришельевского лицея в Одессе, автор книг по риторике, теории словесности, общей филологии. Выпускник Ришельевского лицея, в 1833 г. был отправлен за счет лицея в Московский университет, где через год выдержал экзамен на кандидата словесных наук, а спустя два года получил степень магистра. Вернувшись в Одессу, Зеленецкий писал своему наставнику, историку М. П. Погодину о своем «сильнейшем желании» «когда?либо поселиться жить в виду Кремлевских башен» (Риторика. – 1996, № 3). В Москве же были опубликованы первые ученые труды Зеленецкого «Опыт исследования некоторых теоретических вопросов» (4 кн. – М., 1835–1836), «Исследование значения, построения и развития слова человеческого» (М., 1837).

Став профессором Одесского Ришельевского лицея, Зеленецкий сформировался в своеобразного, самостоятельно мыслящего ученого, что, как кажется, не вполне было оценено его современниками. Ко второй половине 40-х годов XIX в. относятся фундаментальные работы Зеленецкого, ставшие одновременно серьезными учебными руководствами для гимназий и университетов: «Исследование о реторике…» (1846), а затем «I. Общая риторика», «II. Частная риторика», «III. Пиитика» и «История русской литературы для учащихся» (все опубликованы в 1849 г.). Кроме фундаментального разбора истории риторики, Зеленецкий представил новую классификацию филологических дисциплин; именно риторическое исследование давало систематику всех наук в целом, формировавшую будущую классификацию академической науки в России. В начале 50-х годов по заказу Министерства народного просвещения председательствующий Отделения языка и словесности Императорской Академии наук И. И. Давыдов отредактировал четыре курса словесности К. П. Зеленецкого, и они в анонимном издании «Теории словесности» (1851–1860) стали основным «курсом гимназическим» для учебных заведений России. (Риторика. – 1996, № 3. – С. 107–122).

В 1853 г. в Одессе было издано «Введение в общую филологию» К. П. Зеленецкого. Неоднократными были выступления Зеленецкого с речами на торжественных актах Ришельевского лицея, статьи по вопросам церковно-славянского языка, русского и «его отношении к языкам западно-европейским», собственные литературные опыты и теоретические статьи о литературе в столичных и одесских журналах.

Для представления риторической концепции Зеленецкого избраны следующие тематические отрывки из сочинений: обоснование «новой» науки о слове, предмет риторики; введение в общую риторику, логические основания мышления, роды прозаических сочинений; предмет частной риторики, описательная проза, повествовательная проза, ораторское красноречие. Заметим, что в публикации воспроизводится точное написание вариантов «реторика» и «риторика».

Печатается по изданиям: Исследование о реторике в ее наукообразном содержании и в отношениях, какие имеет она к общей теории слова и к логике. – Одесса, 1846. – С. 53–55, 77–81; Общая риторика. – Одесса, 1849. – С. 3—13, 58–61, 128–132; Частная риторика. – Одесса, 1849. – С. 3–8, 43–45, 88–96.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

НАУКА О СЛОВЕ, А С НЕЮ И РЕТОРИКА, В СВОИХ ОСНОВАНИЯХ И ОБЩИХ ОТНОШЕНИЯХ К ЛОГИКЕ

Под отношением между двумя науками мы разумеем их соглашение и сближение в некоторых частях, их различие и взаимное отдаление в других, или, говоря вообще, их связь между собою. Для настоящей цели нам необходимо прежде показать значение и части как науки о слове, так и логики. Начнем с первой из них.

1. Части науки о слове и между ними реторика

Заметим предварительно, что реторику будем мы рассматривать здесь, как часть науки о слове. В возможности и даже необходимости этого рода рассматривания сомневаться нельзя. Реторика всегда предметом своим имела расположение и выражение мыслей, именно с целию их письменного изложения. Следовательно, речь, как полное выражение мысли со всех ее сторон, составляла постоянный, исконный предмет нашей науки. Этого пока для нас очень довольно, чтоб, со всею справедливостью, признать реторику частию одной обширной науки, и именно науки о слове, которая в своем самостоятельном виде возникла только в недавнее время и которая не имеет своего технического названия. Одни называют ее филологией, другие – философской грамматикой, третьи – словесностию и т. д.

Сколько же форм представляет нам собою слово человеческое? представляя другому случаю логический вывод числа и построения сих форм, мы удовольствуемся теперь простым их исчислением, тем более, что по своей общеизвестности число это несомненно. Необходимые формы слова суть: речение, предложение, период и речь, сия последняя – в смысле полного, устного или письменного изложения. Само собою разумеется, что сии формы находятся в органической зависимости между собою и составляют одно здание науки о слове. Таким образом из частей сей последней лексикология объемлет собою значение, образование и свойства речений; грамматика – значение, состав и изменения предложений; синтаксис – периоды, в их значении, составе, разделении и проч.; наконец реторика имеет предметом своим речь в ее грамматическом построении предложений, в логическом расположении ее частей, словом, в ее образовании и составе и, наконец, в ее особых чисто-реторических условиях и свойствах.<…>

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ПРЕДМЕТ РЕТОРИКИ, ИЗ НЕГО ВЫВЕДЕННЫЙ, НАУКООБРАЗНЫЙ СОСТАВ ЕЕ И БЛИЖАЙШЕЕ ОТНОШЕНИЕ ЕЕ К ЛОГИКЕ

В предыдущей статье мы показали то место, которое реторика занимает в общей системе науки о слове. Заметим теперь предварительно, что как речь может быть рассматриваема или в своих общих условиях и свойствах, приличным разным родам ее в частности так и реторика в общем смысле, разделяется на общую, частную и пиитику. Первая из них излагает условия, общие всякой прозаической и стихотворной речи, вторая – частные условия различных родов прозы в отдельности; третья условия речи стихотворной в разных родах поэзии. Теперь ближайшим образом следует нам рассмотреть предмет этих частей реторики, логическим выводом определить их систему и содержание и проследить связь общей и частной реторики и пиитики с теорией дальнейшего развития нашей духовной деятельности, в ее направлениях к изящному, истинному и благому. Припомним еще, что полное для себя соответствие логика находит во всей науке о слове, а не в одной какой?либо из частей ее, как например в реторике. Сей последней, следовательно, достается в удел только одна из частей логики.

1. Предмет и система общей реторики

Общая реторика, как показано было выше, имеет один исключительный и самостоятельный предмет. Это – исследование построения, свойств и условий речи вообще как окончательной, органической формы слова человеческого. Спрашивается, сколько сторон являет собою речь для ее наукообразно-педагогического изложения?

Заметим предварительно, что речь по сущности своей призвана к тому, чтобы служить полной и окончательной формой для выражения всех сторон и всех оборотов нашей мысли. Заметим еще, что в этом отношении она превосходит и предложение и период, которые или только определяют, обозначают главную мысль в ее общем содержании и в этом отношении существуют самостоятельно или же, содержа в себе понятия и мысли второстепенные, подчиненные главной идее и объясняющие ее, входят в состав речи, сплавливают ее. Предложение выражает одно какое?либо суждение и ничего более. Форма периода устанавливается тем или другим силлогическим оборотом мысли и определяется им вполне. В образовании речи, напротив, гораздо более произвола: здесь, при многостороннем развитии и изложении мысли, можно дать течению сей последней тот или другой оборот, другими словами, так или иначе разместить частные отделы речи, относящиеся к главной идее. Следовательно, разнообразие состава и сторон гораздо очевиднее в речи, нежели в предложении и периоде, где тесный предел и развития, и выражения не позволяет ни мысли, ни слову проявиться во всей полноте своих разнообразных особенностей.

Рассматривая общее устройство речи, мы находим в ней, во-первых, сторону ее внутреннего образования, т. е. чисто логическое развитие основной мысли и распределение частей изложения в отношении к этой главной идее; во-вторых, сторону внешнего ее образования, т. е. логические ее условия и грамматическое сплетение из периодов и предложений; в-третьих, в каждой речи находим мы новые условия, проистекающие от того, что мысль и ее выражение в этой окончательной форме слова представляются в своем полном и всестороннем развитии и, следовательно, обнаруживают такие свойства, которые в сжатой форме периода и предложения, взятых отдельно, хотя и заметны, но не обнаруживаются во всей полноте своей. Таковы именно условия изящества и особой убедительности, которые проявляются в предложениях и периодах преимущественно вследствие того, что сии последние сливаются в одну ткань речи или же, в противном случае (т. е. не в речи, а в самостоятельном виде сих предложений и периодов), неполно и только отдельными лучами. Вот почему грамматика и синтаксис не упоминают ни о тропах, ни о фигурах, ни о других эстетических свойствах слова. Это дело реторики.

Из вышесказанного естественным образом проистекают следующие главные отделы общей реторики. В первом из них содержится теория логического построения речи, определение ее основных начал, с их сторонами и условиями, и вывод и определение разных родов речи, служащей основанием частной реторике. Тут должны быть показаны и те общие точки зрения, с которых предметы мира физического и нравственного могут быть рассматриваемы и которые суть те же старинные двадцать четыре источника изобретения, но приведенные в необходимую и очевидную связь с логическими формами мышления. Во втором отделе общей ре?торики заключается теория лексико-грамматического образования речи. Сюда?то относятся, во-первых, учения о синонимике речений, о ясности и чистоте языка, о его эвфонических условиях, и т. д., а во-вторых, – о составе речи в грамматическом отношении, об идиотизмах или особенностях языка, ему одному свойственных и так далее. В третьей части общей реторики излагаются высшие, собственно-реторические условия речи, в отношении к ее изяществу, одушевленности и силе и другим свойствам, условливаемым участием высших деятелей духа нашего в речи. Наконец, к этим трем частям присоединяется еще четвертая. В сей части нашей науки рассматривается речь в своем общем составе, как нечто полное. Здесь мы определим наиболее естественную норму для распределения ее частей, причем укажем истинное значение и место, так называемой, хрии, покажем различный характер речи по способу ее изложения и, наконец, изложим учения о составе речи из предложений и периодов, о слоге по его отношению к языку собственно, к сплетению речи из периодов и предложений и к другим условиям. Первую из сих частей общей реторики мы назовем теорией логического построения речи; вторую – теорией лексико-грамматического ее образования; третью – теорией полного состава речи. Таким образом, система общей реторики выведена нами из существенных сторон самой речи.<… >

ВВЕДЕНИЕ

Предмет риторики составляет вообще речь. Речь есть полное, устное или письменное, прозаическое или стихотворное, выражение наших мыслей. Общая реторика показывает те условия и правила, которые приличны всем родам письменной речи. Частная реторика имеет предметом особенные, частные условия отдельных родов речи прозаической; Пиитика же – показание условий и правил речи стихотворной.

В составе каждой речи мы находим три главные стороны. На этом основании и общая реторика разделяется на три отделения.

Первую, внутреннюю сторону речи составляют законы мышления, которые утверждают логическую основу каждой речи. Они будут изложены нами в первом отделении общей риторики, в учении о логических основаниях мышления. Здесь рассмотрим мы главнейшие законы, формы и действия мысли нашей и укажем на формы ее словесного выражения. Заметим, что полное учение о законах, формах и действиях мышления излагается в науке, называемой логикой.

Вторую, внешнюю сторону каждой речи составляют состав и построение сей последней, во многом зависящие, как легко понять, от внутренних, логических ее условий. Это собственно ре?торическая сторона нашего предмета. Ее изложим мы в учении о реторическом образовании речи. Здесь покажем мы, во-первых, условия, по которым речь строится и которые прямо зависят от законов мышления, рассматриваемых в первой части, а во-вторых, различный состав речи.

В-третьих, в каждой речи находим мы условия языка, на котором она излагается. Условия эти могут быть названы лингвистическими и предполагают ближайшее ознакомление со словарем языка и духом его грамматики. Мы изложим их в приложении к языку русскому. Потому третье отделение нашей Общей риторики составят лингвистические условия речи в приложении к языку русскому. Здесь сперва будем мы говорить об отношении языка русского к церковно-славянскому, затем рассмотрим лексическую сторону языка нашего и его главнейшие особенности и, наконец, в главе о грамматической его чистоте покажем погрешности, которые от небрежности или незнания вкрадываются в него и вредят этой чистоте.

ОТДЕЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

ЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ МЫШЛЕНИЯ

Предварительные понятия о мышлении

1. Первое действие разума нашего состоит в сознании, т. е. в том, что мы отличаем не только самих себя, но и мысль свою от предметов внешних, к которым она относится. Эта сознательная деятельность духа нашего называется мышлением. Посредством ее он представляет себе предметы мира внешнего, отдает себе отчет в них и постигает их значение.

2. Основной силой мышления служит разум. Это есть способность духа нашего, посредством которой он наблюдает явления мира внешнего и, отдавая себе отчет в них, понимать их. Ум и рассудок – не что иное, как различные стороны того же разума. Ум есть высшая сторона, с помощью которой он познает законы природы и жизни человеческой; рассудок есть тот же разум, но обращающийся к обстоятельствам обыкновенной жизни. Верховную цель ума составляет истина.<… >

О понятиях

1. Мысль наша объемлет явления природы с большей или меньшей раздельностью, т. е. отличает в них более или менее признаков. На этом основании происходят различные формы мысли. Этих форм три: понятие, суждение и умозаключение.

2. Когда разум наш, сознавая какой?либо предмет, обнимает мыслью своей все признаки его в одном цельном представлении, тогда происходит понятие. Таким образом, обнимая мыслью признаки: разумный дух, животное тело, дар слова, мы составляем понятие о человеке. Таковы далее понятия о звере, дубе, трости, камне, железе и проч. Понятие по сему есть совокупность признаков какого?либо предмета, обнятая мыслью нашей в одном представлении. Понятия выражаются речениями.

3. Каждое понятие, как мы видим, состоит из известного числа признаков. Совокупность этих признаков называется его содержанием. Таким образом, признаки: корень, ствол, ветви и листья составляют содержание понятия о растении. С другой стороны, видим мы, что каждое понятие наше относится к известному кругу предметов мира внешнего. Таким образом, понятие дерева относится ко всем деревьям, существующим на земле. В уме нашем, однако, обретаются только представления предметов, а не сами они. Поэтому мы можем сказать, что каждое понятие ума нашего относится к известному числу представлений о предметах внешних и как бы объемлет их собою. Эта совокупность представлений, подходящих под какое?либо понятие и как бы объемлемых им, называется его объемом. В объем понятия персиянин входят представления обо всех иранцах, кабулистанцах, афганистанцах и ширванцах, составляющих персидский народ.

4. Объем и содержание находятся между собою в обратном отношении, т. е. чем больше какое?либо понятие объемлет под собою представлений, тем меньше в нем признаков, и наоборот: чем больше в известном понятии признаков, тем к меньшему числу представлений оно относится. Возьмем для примера два понятия: человек и москвитянин. Объем первого из них велик, потому что содержит в себе около 1 000 000 000 людей, живущих на свете. Содержание же его состоит из немногих признаков, отличающих человека от бессловесных животных и показанных выше. Напротив, в объеме понятия москвитянин заключаются только представления о коренных жителях Москвы. Содержание же сего понятия гораздо больше, нежели содержание понятия человек, ибо в москвитянине, кроме общих признаков человека, есть еще признаки христианина, европейца, русского, великороссиянина и, наконец, свои особенные признаки московского наречия, места жительства и пр. Если далее от понятия человек мы отделим несколько признаков и оставим только органическое тело и произвольное движение, то понятие это будет уже относиться не к одним людям, а ко всем животным. Объем его, следовательно, увеличится, содержание же уменьшится, потому что, с одной стороны, оно сделалось прилично большему кругу предметов, а, с другой, число его признаков уменьшилось. Если, напротив того, к признакам понятия москвитянин мы прибавим новый признак, например жительство в Кремле, Китай-городе, Белгороде или Земляном городе (части, на которые делится Москва), то содержание нашего понятия увеличится, а объем уменьшится, ибо по большему числу признаков оно сделается прилично только некоторым москвитянам. Итак, чем больше объем понятия, тем содержание его меньше и чем содержание больше, тем меньше объем. Заметим, что объем понятия показывает его количественную сторону, а содержание качественную.

5. На большем или меньшем объеме понятий основывается различие общих, или родовых, частных, или видовых; и единичных, или неделимых понятий. Понятие о предмете особном, единичном, например о знаменитом полководце Александре Васильевиче Суворове, имеет в объеме своем одно только представление, а поэтому не может быть разложено ни на какие другие отделы. Потому мы называем его понятием неделимым, или индивидуальным. При этом не должно смешивать неделимости логической с неделимостью вещественной. Таким образом, дерево можно разрубить на части, но понятие о нем останется неделимо в уме нашем. Если, сличив какие?либо неделимые понятия и найдя в них несколько признаков общих, мы совокупим эти признаки в одно целое, новое понятие, то последнее будет, очевидно, относиться ко всем этим предметам и сделается общим в отношении к ним. Это понятие видовое, или просто вид. Так, например, представление о жителях Китай-города, вместе взятых, составляет нечто общее в отношении к каждому из них. Это новое понятие будет видовое, или вид. Если затем сличим мы несколько видов и, найдя в них признаки общие, совокупим последние опять в целое понятие, то оно, лишившись признаков, отличающих эти виды один от другого, упростится в своем составе, обобщится и будет обнимать в своей целостности все виды, из которых оно составилось. Это понятие родовое, или род. Таким образом, из видовых понятий о жителях Кремля, Китай-города, Белгорода и других частей Москвы, мы составим одно родовое понятие о москвитянине.

6. Этим, однако, мы не ограничиваемся: понятия родовые мысль наша совокупляет в новые роды, в отношении к которым первые делаются уже видами; эти новые роды, в свою очередь, совокупляясь между собой, образуют дальнейшие роды, а сами становятся в отношении к последним опять видами, и так далее. Таким образом, от понятия москвитянин мы постепенно возвышаемся к понятиям великороссиянина, русского, европейца, человека и т. д., причем каждое из этих понятий служит вместе и видом, и родом, смотря потому, как мы рассматриваем его: в отношении ли к высшему, под которым оно находится, или к низшему, которое заключено в его объеме. Восходя таким образом по этой лестнице видов и родов, мы достигаем до понятия обо всем сотворенном, которое есть высший род, ибо не может служить видом никакому другому понятию. Напротив, тот вид, под которым непосредственно находятся понятия неделимые, называется низшим видом. Все прочие, между ними находящиеся, роды и виды чередуются между собою. Понятие европеец будет род в отношении к понятиям: англичанин, француз, немец, русский, и вид в отношении к понятию человек.<…>

Различные роды речи по способу ее изложения

1. Есть три главных способа излагать последовательный ход мыслей наших в письменной речи. Первый из этих способов состоит в непрерывном изложении их и притом без обращения сочинителя к какому?либо отдельному лицу. Этот способ изложения мыслей называется монологическим. Второй способ этого изложения состоит в том, что сочинитель собственные свои мысли влагает в уста двух или более выводимых им перед читателем лиц, причем они как бы беседуют между собою. Способ этот называется диалогическим. Наконец, в-третьих, может быть еще тот случай, когда сочинитель, излагая мысли свои, хотя имеет в виду публику, но обращается к какому?либо отдельному лицу и как будто пишет для него, так что сочинение его принимает вид письма. Это эпистолярный способ изложения мыслей. Каждый из них имеет свои особенности и выгоды.

2. Монологический способ проще двух остальных. В нем сочинитель прямо приступает к изложению своей темы и руководствуется весьма часто тем общим, нормальным видом речи, который мы изложили в предыдущей главе. Способ этот приличен всему, о чем бы мы ни писали, а потому употребляется с равным удобством для сочинений всякого рода, т. е. для описания различных предметов, каковы характеры людей, местности и т. д., для повествований о событиях того или другого рода, и, наконец, для рассуждений, имеющих целью изыскание истины. Изложение в этом случае отличается, по большей части, непрерывной продолженностью, потому что сочинитель редко имеет повод уклоняться сколько?нибудь от своего предмета и обращаться к тем или другим случайностям и лицам. Этот способ изложения наиболее распространен в наше время. Он употребляется и в ораторских речах, когда сочинитель, обращаясь к слушателям, непрерывно излагает ткань своих мыслей.

3. Диалогический способ изложения мыслей, содержащихся в сочинении, почти совсем не приличен повествованиям и описаниям. В них самый предмет требует непрерывной последовательности изображаемых картин или действий. Напротив, способ этот употребляется наиболее в рассуждениях о каких?либо истинах и положениях или отвлеченных, или практических и житейских. В этом случае главная выгода этого способа заключается в том, что сочинитель, имея в виду рассмотреть предмет свой с различных точек зрения, может каждую из них отнести к особым лицам своего диалога и говорить как бы их устами. Эти обособленные точки зрения производят то, что мысль одного рождает возражения другого. Таким образом, стороны излагаемого предмета и разности мнений о нем выставляются в ощутительной противоположности между собою, а от этого сам он мало-помалу проясняется. Заметим, что участвующие в диалоге лица начинают обыкновенно беседу свою какими?либо случайными обстоятельствами и потом незаметно переходят к главному предмету. Это сообщает некоторую живость изложению, особенно, если обстоятельства эти находятся в связи с главным предметом. Захождение солнца, например, аналогически близко к мысли о смерти. Диалогический способ развития основной темы употребителен был в особенности у философов и реторов древности. Платон, величайший философ древней Греции, изложил им почти все свое учение. Чем диалог проще, безыскусственнее и естественнее, с одной стороны, и чем более соответствия и соразмеренности в его частях, тем выше его достоинство. Притом он оживляется и получает более занимательности, если мнения и слова беседующих лиц обрисовывают их нравственный характер.

4. Эпистолярный способ изложения мыслей состоит, как мы сказали, в том, что сочинитель, излагая свои мысли об избранном предмете, обращается к какому?либо действительному или вымышленному лицу, хотя назначает сочинение свое для публики. От этого обращения, предполагающего некоторую искренность сочинителя, через посредство лица, к которому он обращается – и к самой публике, для которой собственно назначается его сочинение, зависит характер этого способа. Характер этот предполагает два условия, суть которых, во-первых, простота и некоторая свобода в размещении мыслей, а во-вторых, легкость изложения, которое должно быть доступно каждому. Потому?то предметами писем, назначенных для публики, кроме описаний и рассказов о событиях и случаях жизни, каковы например путешествия, бывают еще рассуждения о разных предметах из области науки и знаний, но таких, преимущественно, которые должны познакомить с предметами этого рода и людей, не посвященных в тайны науки. Некоторого рода искренность, в которую сочинитель подобного письма входит с читателем, позволяет ему упрощать строгие истины науки до очевидности и употреблять для этого не только доказательства, примеры и сравнения, но и обороты речи, вообще позволительные в кругу близких между собою образованных людей. Общие правила этого способа изложения суть следующие. Сочинитель должен ясно и живо представить себе – кому, о чем и в каком положении он пишет. При всей легкости изложения, он не должен упускать ничего существенного. Течение его мыслей должно быть естественно, увлекательно и оставлять в читателе предположенное впечатление. Сближаясь с читателем, сочинитель должен помнить, что это все?таки не отдельное, частное лицо, а публика. Остальные свойства письма, и всего более тон и язык его, зависят от того класса народа, для которого оно назначено.<… >

О практических занятиях языком русским

1. Главнейшая цель практического упражнения учащихся в письменных трудах состоит, во-первых, в развитии в них самодеятельного и притом правильного и основательного мышления, а во-вторых, в приучении их владеть пером, т. е. непринужденно и легко переносить свои мысли на бумагу. Для достижения обеих этих целей надежнейшими средствами служат сначала строгое последование указаниям наставника, а потом внимательное изучение образцовых писателей и руководство их примерами.

2. Практические упражнения могут состоять в следующем. Во-первых, к ним относятся переложения, т. е. заменение одних оборотов речи другими. Переложения делаются или из стихов в прозу, или из прозы в прозу. Упражнения этого рода полагают начало к искусству писать легко и выражать мысли без затруднений. Вот пример: «Вчерашний день поутру, сидя у окна моего с Винкельманом (писатель, знаменитый своими сочинениями по предмету истории искусства) в руке, я предался сладостному мечтанию, в котором тебе не могу дать совершенного отчета; книга и читанное мною было совершенно забыто. Помню только, что, взглянув на Неву, покрытую судами, взглянув на великолепную набережную, на которую, благодаря привычке, жители Петербургские смотрят холодным оком, любуясь бесчисленным народом, который волновался под моими окнами, сим чудесным смешением всех наций, в котором отличал англичан и азиатцев, французов и калмыков, русских и финнов, я сделал себе следующий вопрос: что было на этом месте до построения Петербурга?» Батюшков.

«Вчера поутру я сидел у окна и читал Винкельмана. Незаметно погрузился я в мечтания. Не могу дать тебе полного отчета в них, но они были сладостны. Я забыл и книгу, и все, что читал. Помню только, что пред глазами моими была Нева со множеством судов, тянулась гранитная набережная, к которой, несмотря на ее великолепие, жители Петербурга привыкли так, что равнодушно смотрят на нее, и – двигались толпы народа, волновавшегося предо мной и пестревшего чудною смесью наций. Тут были англичане и азиатцы, французы и калмыки, русские и финны. Все это привело меня к вопросу: что было на этом месте до того времени, когда построен был Петербург?»

3. Второй род практических упражнений состоит в определении содержания сочинения, т. е. в показании логического развития, которое принимают в нем мысли сочинителя. Для этого учащийся прочитывает какое?либо сочинение, сначала небольшого, а потом более значительного объема, не только замечает в нем главное и существенное, но и следит за ходом всех его мыслей и усваивает, таким образом, все содержание прочитанного. Тут, устраняя от себя книгу, излагает все, что осталось в его памяти. Сочинения: Муравьева, Карамзина, Батюшкова, Жуковского представляют многочисленные для этого материалы. С этой целью можно взять одну из басен Крылова и, руководствуясь указанием наставника, стараться показать каким образом под иносказательным покровом высказывается в ней та или другая истина.

4. В связи с этим родом практических упражнений находятся сокращения и извлечения. Прочитав какое?либо сочинение значительного объема, учащийся усваивает одно только существенное, не обращая внимания на подробности, и переносит на бумагу одни только основные мысли сочинения, как бы его остов. Извлечения можно делать из разных сочинений с целью совокупить все прочитанное в них в одно целое и привести к своей собственной идее.

5. Наконец, уже следуют сочинения на заданные и на произвольно выбранные темы. Тут пишущий углубляется в собственную свою мысль, обдумывает ее основательно и со всех сторон, а затем приступает к ее изложению, памятуя все то, чего требуют от него необходимые условия каждого сочинения, которые прежде преподаны были ему теоретически. На этой степени, пишущий, обогащенный, с одной стороны, сознанием логических законов и риторических правил, а с другой, начитанностью и наблюдательностью, пытается сочинять по внушениям собственного ума, фантазии и чувства. Разумеется, самостоятельное действие этих способностей приходит только со временем, с большей их зрелостью. Учащийся обращает строгое внимание на разборы своих сочинений и на замечания, делаемые по поводу их наставником.

6. Переводы разных и преимущественно образцовых сочинений с одного языка на другой предполагают достаточное ознакомление с грамматическими формами и оборотами обоих языков. Потому этого рода практические упражнения должны иметь место не ранее того, как это условие будет соблюдено. От переводов вообще требуется возможно большая близость к подлиннику, но под одним условием: формы языка, на который мы переводим, не должны нисколько терпеть от этой близости. Поэтому в переводах необходимо следовать ближайшим образом следующим правилам. Где формы обоих языков совершенно согласны, там просто можно переводить слово в слово, хотя и переставлять слова эти в том порядке, который наиболее свойственен течению речи того языка, на который переводим. В местах, где грамматические формы и обороты разнятся в двух языках и где, следовательно, перевод слово в слово изменил бы достоинству и чистоте самого перевода, там необходимо приискивать обороты соответственные, близкие к подлинным выражениям переводимого сочинения. Наконец, высшее искусство переводов, каковы у нас переводы В. А. Жуковского и М. П. Вронченко, состоит в том, чтобы передать все особенности и как бы колорит самого стиля переводимого автора. Для этого необходимо усвоить взгляд сего последнего на жизнь и природу, слиться духовно с его мыслью и как бы воспроизвести в себе и повторить его творческую деятельность. Очевидно, подобные переводы требуют особого дарования.

7. Середину между собственным сочинением, с одной стороны, и переводов из иностранного языка или приведением текста отечественного писателя, с другой, занимают, так называемые изложения. В них автор имеет в виду сообщить читателю в сокращенном виде полное понятие о каком?либо произведении, отличающемся оригинальностью стиля. В этом случае он усваивает ход и характер мыслей и точку зрения сочинителя, его наиболее резкие и отличительные выражения, и то собственными, то заимствованными от него словами излагает ткань его сочинения. Изложения эти встречаются всего чаще в критических разборах и рецензиях произведений известнейших писателей и требуют особенного искусства. Для учащихся упражнения этого рода могут быть назначаемы только тогда, когда они достаточно приучатся владеть пером. Тогда подобные упражнения могут не только познакомить с избранным писателем, но и образовать собственную мысль и письменный дар слова. Они приучают к критицизму.

Введение

Предмет частной реторики

Общее обозрение различных видов прозы

1. Частная реторика содержит в себе теорию отдельных родов прозы. Поэтому предмет ее составляет показание правил и условий, приличных особенным, частным родам прозаических сочинений. Общие их условия изложены в общей реторике. Понятно, что между общей и частной реторикой существует тесная связь и что положения второй из них суть только дальнейшее развитие начал и правил, содержащихся в первой.

2. Спрашивается, на чем основываются различные роды прозаических сочинений? В прозе вообще выражается наблюдательная и размышляющая деятельность ума, подобно тому, как в поэзии творческая деятельность изящного чувства и фантазии. Наблюдение и размышление тесно связаны между собою, потому что, размышляя о явлениях внешних, т. е. углубляясь в их внутреннее значение, мы необходимо прежде наблюдаем их. Очевидно, наблюдение предшествует размышлению и служит в известной мере его основанием.

3. С этой точки отправления деятельность ума нашего имеет следующие главные направления и на основании их выражается в следующих родах прозаических сочинений. Во-первых, мы можем обращаться к явлениям природы и жизни человеческой, наблюдать их и излагать свои наблюдения, не переходя к размышлению. Здесь начало описаний. Заметим, мы можем обращаться к последовательному ходу или к развитию жизни и действий человеческих и таким же образом ограничиваться простым их наблюдением и изложением. В этом случае получают начало повествования. В-третьих, сознав какую?нибудь истину, мы можем стремиться мыслью и словом к тому, чтобы убедить других в этой истине. Здесь начало ораторства. В-четвертых, ум наш может углубляться во внутреннее значение явлений природы и жизни, изыскивать это значение и размышлять о нем. Здесь начало догматической прозы. Слово «догматика» обширнее по значению и потому предпочтительнее в этом случае, нежели слово «рассуждение», которое не выражает всей полноты умственной деятельности нашей в этой сфере и особенно в отношении к слововыражению, не может заменить его собою. Жизнь гражданская и частная, которых основанием служит также умственная деятельность наша, дает начало двум новым родам прозаических сочинений: деловым бумагам и частной переписке. Таковы главные роды прозаических сочинений.

Прибавим, что слова описание, повествование, догматика и ораторство принимаем мы в обширном смысле и как главные отделы более новых, частных родов прозы. Они?то составляют ближайший предмет частной реторики. Для основательного изучения их недостаточно одних правил. Напротив, только обширное чтение образцовых писателей может познакомить с условиями разных родов прозы и сообщить навык и умение писать в них.

Отделение первое

Описательная проза

Внутренние и внешние условия описаний и разные роды сих последних

1. Внутренние условия описаний. Описание, говоря вообще, есть изложение одного какого?либо момента из нравственной жизни человека или из бытия природы вещественной. Из числа различных искусств изящных в наибольшем согласии с описаниями находится живопись. Как и сия последняя, описание должно оставлять в уме читателя одно господствующее впечатление, согласное с избранным моментом жизни или бытия, от которых и живопись заимствует все свои образы и цвета. Потому?то лучшими наставниками в изложении описаний служат жизнь и природа. Подобно им описание должно представлять каждый предмет в отдельности, несложности и всегда производить одно ясное и полное впечатление. От этого каждое описание должно отличаться единством предмета, простотою или несложностью частей и вообще содержания, и, наконец, живой изобразительностью. Прибавим, что единство и простота, приведенные в общей реторике как необходимые условия всякого сочинения, получают здесь особое применение.

2. Единство описания требует, чтобы мы ни в какой мере не смешивали главного, изображаемого нами предмета, с другими, к нему близкими, а в переходах от одних частей к другим соблюдали надлежащую последовательность. Того и другого требует начало ума, наблюдающего природу и жизнь и излагающего свои наблюдения в письменной речи. Заметим, что несоблюдение единства главного предмета приводит к запутанности.

3. Простота содержания требует, чтобы мы не вдавались в исчисление излишних подробностей, не останавливались на мелочах, не заслуживающих внимания, и особенно не придавали бы им важности. Этого требует чистый, образованный или, как обыкновенно говорят, изящный вкус. От несоблюдения этого условия происходит вычурность, вследствие чего описание испещряется и ослабляет силу своего впечатления. Сюда же относятся изысканность и принужденность выражения. Чем описание проще, тем оно разительнее.

4. Наконец, полная, живая изобразительность описания бывает в то время, когда оно передает читателю то же впечатление, какое самый предмет со своими резкими особенностями и свежестью оставляет в наблюдателе. Поэтому утонченная наблюдательность и умение уловить характеристические черты предмета или явления суть в этом случае главные оружия писателя. Изобразительность, сохраняющая полный отпечаток жизни, условливает собою высшую занимательность описания.

Отделение второе

Повествовательная проза

Общие свойства, условия и разные роды повествования

1. Свойства повествований. Повествование вообще есть изложение какого?либо ряда действий и событий из жизни человеческой, в их начале, последовательном продолжении и окончании. Этим последовательным изложением разных периодов развивающейся жизни, т. е. рассказом, оно существенно отличается от описания, которое обрисовывает один только ее момент. Всякое повествование должно иметь те же три свойства, как и описание, т. е. единство в выборе действия или события, простоту в составе частей и в изложении и, наконец, верную изобразительность. Свойства эти имеют в этом случае, как и в описаниях, свой частный характер. Таким образом, единство действия требует, чтобы одно главное действие не было смешиваемо с другими побочными, в кругу которых оно совершается. Простота изложения состоит в отсутствии всего излишнего, испещряющего и обременяющего речь, в ясности, естественности и непрерывной последовательности рассказа. Изобразительность состоит в живом и увлекательном представлении выводимых лиц, их действий, поступков и положений. Все это сообщает повествованию высшую занимательность.

2. Способ изложения повествований.

a. Повествования, подобно описаниям, начинаются иногда обстоятельствами времени, места или разными случайностями. Иногда повествователь схватывает один момент той жизни, которую намерен изложить, и с него начинает повествование, предоставляя себе впоследствии рассказать повод и начало ее событий и происшествий. Начинать повествования нравственной мыслью или какой?либо общей истиной ныне вышло из употребления. Это нравоучение и общая истина должны заключаться в самом повествовании и сами собою истекать из него, как истекают они из самой жизни.

b. В изложении самого хода событий сочинитель должен следовать порядку времени, т. е. естественному ходу происшествия.

c. Эпизоды в повествовании должны находиться в тесной связи с главным событием и быть приведены как можно более у места.

d. Занимательность повествования, т. е. сплетение событий и действий, увлекающих внимание читателя, должна быть поддержана с начала, приведена к концу и здесь сосредоточена в одном поступке.

e. Нравственные мысли, практические истины и излияния чувств, если непременно хотят их внести, более уместны в конце повествований, из которых они истекают, нежели в начале, где ничто еще не предполагает их собою.

3. Слог и характер изложения повествований должен быть в такой же мере, как и в описаниях, далек от принужденности, неестественности и вычурности. Близость к жизни и деятельности во всех подробностях, очертаниях и эпитетах – вот главное условие повествовательного слога. Само собою разумеется, что в рассказах о событиях ежедневной, и тем более уличной, жизни должен быть соблюдаем благородный тон и склонность более к эстетической, нежели к грубой и материальной стороне этой жизни.

4. Главным родом повествования, как бы его органом, служит история. Она так же, как и естествоописание, имеет наукообразное значение, но, представляя свои изложения в параллели с развитием жизни человечества, не имеет, как оно, той систематической членораздельности, того теоретического состава и, что не менее важно, отличается своими собственными особенностями слововыражения. Потому в частной реторике история занимает отдельное место и прямым образом служит главным органом всей повествовательной прозы. Далее, к сей последней относятся жизнеописания, биографии, некрологи, летописи, исторические записки и анекдоты. Заметим еще, что к этого же рода прозе относятся романы, повести и сказки. В основе своей они имеют повествование, соединенное с описанием, и пишутся прозой, но по сущности своей они относятся к изящным произведениям духа, выражаемым в слове, т. е. к поэзии, а потому и говорить о них будем мы в теории сей последней.<… >

Отделение третье

Ораторское красноречие

Глава первая Определение ораторства. Условия и общий состав ораторской речи

1. Ораторское красноречие состоит в искусстве действовать даром слова на разум и волю других и побуждать их к известным, но всегда высоким и нравственным целям. Оратор достигает этого двумя средствами: силою и очевидностью доказательств он склоняет на свою сторону умы слушателей, а жаром чувства и красноречием, исходящим от душевного убеждения, побуждает их сочувствовать себе. Задача оратора состоит в том, чтобы согласить различные мнения в одну мысль и различные желания в одну волю.

2. Настоящей основой ораторского красноречия может служить только стремление ко благу человечества. Это единственный источник всякого одушевления со стороны оратора. Цели корыстные, порочные не могут иметь такого нравственного основания и потому лишают оратора глубины собственных убеждений, а это не позволяет слушателям сочувствовать его основным мыслям и чувствам. Бывают случаи, когда оратор потворствует страстям и тем или другим неправым видам слушателей, или когда он увлекает их софистическими оборотами доказательств. В это время оратор изменяет своему призванию и красноречие в устах его бывает мнимое. Справедливо сказал Цицерон, что оратором может быть только человек, желающий добра. Nemo potest esse orator, nisi vir bonus.

3. Ораторская речь (oratio, т. е. по выражению древних, ore expressa ratio, устами высказанный разум) в основании своем имеет всегда силлогизм и служит не чем иным, как только его полнейшим развитием. Причина этому в том, что только эта форма мысли нашей, излагая последовательный ход умозаключения, приводит в сознание все данные, на которых основывается убеждение. Поэтому весь состав и части ораторской речи условливаются составом и частями силлогизма. Меньшая посылка дает начало изложению обстоятельств главного предмета, т. е. как разделению их, так и описанию их или повествованию о них; большая посылка – общей, философской части речи, в которой находятся истины несомненные и очевидные. Здесь приводятся основанные на них доказательства в пользу предлагаемой истины и опровержения того, что ей противно. Наконец, заключению силлогизма соответствует конец ораторской речи, в котором главная истина, приведенная в сознание предшествовавшими доводами, повторяется и поставляется как бы на вид и благоусмотрение слушателей. Конец речи называется также заключением. К этим частям ораторской речи, непосредственно проистекающим из силлогизма, присоединяются еще две. Они условливаются отношением, в котором оратор находится к своим слушателям. Он должен, во-первых, предуведомить и предуготовить их к предмету своей речи, а во-вторых, представить этот предмет так, как он всегда имеет отношение к жизни, со стороны, близкой к их нравственному чувству. Это приступ ораторской речи, помещаемый в ее начале, и часть патетическая, находящаяся перед заключением, в том месте, где оратором уже истощены все доказательства ума. Таким образом, речь ораторская состоит из пяти частей, суть которых приступ и предложение, разделение и изложение обстоятельств предмета, доводы и опровержения, часть патетическая и заключение.

4. Этот основной вид ораторской речи в различных родах ораторства, в различных случаях и у различных ораторов имеет множество видоизменений. Потому не всякая ораторская речь содержит все вышеозначенные пять частей или не в том же порядке. Иногда оратор начинает прямо с объяснения предмета, без приступа; иногда, оставив разделение, т. е. не предупредив слушателя о различных видах обстоятельств, прямо повествует и излагает эти обстоятельства; иногда, наконец, он оставляет без полного развития общие истины, на которых основываются его доказательства, как мысли всем известные и не подлежащие сомнению. Вообще форма речи изменяется по свойствам главной мысли, которая числом своих сторон определяет и число частей самой речи. Вышеозначенные части ораторской речи, по общности своего значения и потому, что основанием своим имеют процесс умственного убеждения, могут, однако, быть названы нормальными. Рассмотрим их в большей подробности.

5. Приступ целью своею имеет, во-первых, объяснить причину, по которой оратор начинает говорить об известном предмете, равно как и обстоятельства, в которых он находится, во-вторых – расположить слушателей к убеждению и привлечь внимание и благосклонность их к себе. Древние выражали это словами reddere auditores benevoles, attentos et dolices (сделать слушателей благосклонными, внимательными и послушными). Они различали два рода приступа: естественный и искусственный. В приступе естественном (principium) оратор прямо, без всяких околичностей, начинает свой предмет и объясняет дело. В искусственном (insinuatio), как бы не доверяя самому себе и не надеясь на успех речи, мало-помалу склоняет слушателей на свою сторону, побуждает внимание и приготавливает их к убеждению. В примере этого рода приступа можно привести приступ во второй речи Цицерона против Рулла, народного трибуна, предложившего закон о разделении полей (lex agraria). Наконец, третий род приступа бывает в тех случаях, когда самый предмет живо трогает оратора и слушателей. Это приступ внезапный (ex abrupto). Таков известный приступ Цицерона в речи против Катилины, в присутствии которого оратор как бы вышел из себя: «Доколе, наконец, Катилина, будешь ты злоупотреблять терпением нашим?..» Непосредственно за приступом следует главное предложение, как бы примыкающее к нему. В предложении кратко, но ясно излагается главное содержание речи: это зерно, из которого развивается вся она. При всей полноте предложение должно быть возможно кратко и понятно.

6. Изложив главный предмет свой, оратор разделяет на части его содержание. Тут начинается вторая часть речи – разделение ее содержания. В речах небольшого объема, в которых легко обнять умом последовательность всех частей, разделение опускается. Условия и правила ораторского разделения заключаются в общих законах логического деления понятий. Заметим только, что речь должна сама собою разлагаться на составные части, а не разрываться. Divisa, non fracta debet esse oratio. (Речь должна быть разделена, а не разорвана.) Из разделения прямым образом проистекает изложение обстоятельств предмета, к которым по сущности разделение это и относится. Изложение обстоятельств, смотря по свойству предмета, принимает характер повествования или описания. Условия хорошего ораторского изложения заключаются в очевидной ясности и краткости так, чтобы слушатель легко мог удержать в памяти все излагаемое, и в правдивости, чтобы он впоследствии не уверился в противном и не переменил решения, к которому побудил его оратор. Образцы ораторского изложения находим мы, между прочим, в речах Цицерона, в похвальном слове Карамзина Императрице Екатерине II и пр.

7. В теории доказательств или доводов представляются обыкновенно два главные предмета: их изобретение и расположение. Древние риторы, учители красноречия, думали, что с помощью искусства можно доставить оратору возможность находить доказательства на все предметы и на все случаи. Отсюда произошли так называемые топики или общие места (loci topici, loci communes, sedes argumentorum). Эти топики состояли в известных, общих мыслях, которые можно было приложить почти ко всем случаям и на которых оратор, основывал свои доказательства. Притом одни из этих топиков относились ко всем родам речей, другие – к одному только отдельному, какому?либо роду. Кроме того, в этих топиках различали «места лиц» и «места предметов» (loci personarum et loci rerum). Такое учение производило, однако, только блестящих декламаторов, которых и в Греции, и в Риме было такое множество. Напротив, все изобретение доказательств или доводов состоит в развитии понятий, служащих основанием тому умозаключению, на котором зиждется целая речь. Если оратор хочет словом своим побудить слушателей к известной цели, он должен для этого углубиться в предмет свой и одушевиться им. Тогда только достигнет он желаемого. Вот в чем истинный источник ораторского изобретения.

8. Условия, которым должно следовать в расположении доводов, отчасти показаны были выше. Они заключаются в общих правилах развития основной мысли сочинения, правилах, которые показаны были в общей реторике. Но следует применить их к настоящему случаю.

a. Не должно смешивать доводов разнородных.

b. В последовательном порядке своем они должны возрастать и усиливаться (ut augeatur semper et increscat oratio – чтобы речь усиливалась и возрастала).

c. Доводы более убедительные и сильные могут быть излагаемы в виде особых рассуждений.

d. Не должно слишком распространяться в доказательствах и увеличивать их число. В противном случае они теряют силу и убедительность.

e. Вместо прямых доказательств можно употреблять и косвенные или опровержения, особенно в тех случаях, когда противное мнение слишком укоренено в умах слушателей.

9. Часть патетическая имеет целью по изложении всего предмета речи и всех доказательств в его пользу тронуть сердце, возбудить и воспламенить страсти. В этой части окончательное торжество оратора. Древние и эту часть речи старались привести в правильную систему. Они подробно исследовали характер каждой страсти, проникали в ее причины и наблюдали действия и обстоятельства, при которых страсти особенно раскрываются. Отсюда правила о возбуждении и утолении страстей, правила, которые Аристотель, а за ним римские теоретики изложили глубокомысленно и в подробности. Общие правила патетической части состоят в следующем:

a. Часть эта не должна переступать за пределы, приличные предмету речи.

b. Она должна основываться на истинном убеждении и не иметь принужденности.

c. Она должна быть чужда всех излишних распространений и риторических украшений. Все это ослабляет впечатление речи на слушателей.

10. Наконец, в заключении (peroratio) своей речи оратор или выводит следствия из доказанной истины, или вкратце приводит основные мысли всего доказанного, или возбуждает сочувствие слушателей к истине, которую старался раскрыть. Христианские витии почти всегда оканчивают речи свои молитвою. Заметим, что многие из речей Демосфена, Эсхина и Цицерона служат прекрасными образцами в расположении вышеозначенных частей речи.

11. Кроме знания, как сочинять речи, оратор должен быть сведущ и опытен в искусстве произношения и декламации. Ораторская декламация требует, чтобы каждое слово в устах оратора было одушевлено, чтобы одушевление это выражалось во взгляде и в движениях тела, которые, при всей скромности и приличии своем, должны соответствовать тону речи и различным его изменениям. Много содействует в этом отношении гибкий и приятный орган голоса, выразительность и одушевление взгляда, благородство движений и приемов и, наконец, достоинство в осанке.

12. Что касается ораторского слововыражения, то первым условием речи служит совершенная стройность его. Она состоит не только в чистоте языка, но и в его благозвучии (numerus oratorius, rithmus), в округленности периодов и в строгой разборчивости выражений, сравнений и уподоблений. Ораторское красноречие принадлежит поэтому к высшим родам прозаического изложения и имеет, хотя чисто практическую, но тем не менее высокую цель – вселить убеждение, тронуть сердце и побудить волю. Поэтому сила и теплота чувства для оратора столь же необходимы, как и совершенное углубление всеми умственными силами в предмет своей речи. Притом он должен знать людей и общество, чтобы согласовать свою речь с положением, отношениями и личными особенностями слушателей. Все это требует с его стороны высокого искусства в равновесном построении составных частей речи и не позволяет ему ограничиваться в ее тоне одними поучениями и назиданиями.

13. В старину ораторское искусство ставили в близкой связи с поэзией, но они существенно различны между собою. Основанием поэзии служит чувство, зарождающее фантастические помыслы. Основанием ораторского красноречия служит ум, управляющий всеми движениями чувства и далекий от вымыслов фантазии, прелестных и очаровательных в поэзии, но нисколько не согласных с практической целью оратора.<… >

1. К. П. Зеленецкий произвел реформу в нашей филологии. Что такое наука о слове, каковы ее синонимические названия? Какие другие части (науки) входят в науку о слове?

2. В каких формах выражается слово человеческое? Дайте определения терминам: речение, предложение, период, речь.

3. Каков предмет риторики? Какие отделы составляют общую риторику?

4. В чем отличие системы К. П. Зеленецкого от всех предыдущих построений? Почему он заменяет логикой учение об изобретении? На каком основании он отказывается от системы общих мест?

5. Какие роды речей имеются в классификации К. П. Зеленецкого?

6. Какие приемы советует применять К. П. Зеленецкий к занятиям практическим русским языком?

7. Какими видами прозы заменяет К. П. Зеленецкий классификацию родов и видов словесности?

8. Каковы основные цели ораторского красноречия? Что является его основой? Каковы требования к композиции ораторского выступления?

9. Как создается изобретение доказательств? Против каких ошибок в построении доводов и доказательств предупреждает К. П. Зеленецкий?