«СЛОВА-ТО ВСЕ КАКИЕ…»

Русский язык — один из богатейших языков мира по своим словарным запасам. Его словарь составляют сотни тысяч самых разнообразных слов.

Среди громадного количества русских слов, которые употребляются повсюду, где звучит русская речь, и имеют общерусский характер, оказывается немало и таких, которые известны и используются не повсеместно, а лишь на той или иной территории, в той или иной местности. В отличие от общерусских такие слова языковеды выделяют в особый разряд, называя их местными или диалектными.

Местных слов в русском языке очень и очень много. При внимательном и умелом наблюдении в каждой местности их можно выявить десятки и даже сотни. А в общей сложности в русском языке их тысячи. Здесь можно указать, в частности, что только в издающемся в настоящее время многотомном «Словаре русских народных говоров» предполагается объяснить около ста пятидесяти тысяч диалектных слов.

Как известно, слова очень часто имеют не одно, а несколько разных значений, т. е. обладают многозначностью. Многозначность слов широко представлена в русском языке. При этом она интересна не только сама по себе, но и тем, что отдельные значения многозначных слов также могут иметь местный, диалектный характер.

Так, на первой странице этой книги упоминались слова селезень, стрелка, струна. Общерусские их значения хорошо известны. Но писатель Виктор Астафьев использовал эти слова в особом и очень своеобразном значении — «середина, стрежень реки, стремнина». Это значение указанных слов писатель не придумал, а подметил в народной речи. Оно является местным, диалектным, а потому и не отмечено в словарях русского литературного языка. Ведь такие словари предназначены прежде всего для объяснения общерусских, а не местных слов и значений.

Здесь естественно возникают вопросы о том, почему существуют местные слова и местные значения общерусских слов. Следует сказать, что ответить на такие вопросы не просто. Хотя бы уже потому, что местные различия в языке, в том числе и словарные, обусловлены не одной, а, как правило, многими причинами.

Но все же рассмотрим здесь некоторые из возможных причин возникновения местных слов.

Определенная часть таких слов появляется в связи с необходимостью называния тех или иных «местных» предметов. Дело в том, что во многих местностях имеются характерные только для них предметы, явления, виды деятельности. Но раз местным является называемое, то, естественно, нередко местным оказывается и называющее — слово.

В стихотворении Сергея Есенина «Письмо матери читаем:

Пишут мне, что ты, тая тревогу, Загрустила шибко обо мне, Что ты часто ходишь на дорогу В старомодном ветхом шушуне…

Слово шушун здесь означает «особого покроя женское платье, обычно из грубого белого холста». Во времена С. Есенина, в начале нашего века, такие платья обычно носили пожилые женщины в деревнях и селах к югу от Москвы, в том числе и в Рязанской области, откуда был родом поэт. Такое платье не имело повсеместного распространения. Местным оказалось и слово, его называющее.

У современной поэтессы Ольги Фокиной в стихотворении «Печное» есть такие строчки:

Здравствуй, печка-матушка… В прежнем, не новом Опечке бордовом, С ласковой Муркой В беленькой печурке… С голбцем-лежанкой, Мягкой, нежаркой…

Что это за опечек бордовый и голбец-лежанка?

Большую русскую печь в избе обычно ставят на высоком деревянном срубе, который нередко красят темно-красной (бордовой) краской. Такое печное основание-фундамент на севере и называют опечком.

Там же, в северных областях, часто устраивают дощатый пристрой к одной из боковых сторон печи. Верхний настил такого пристроя используют как место для отдыха и обогрева. А под настилом обычно находится вход в подполье. Это и есть голбец. Для севера характерны опечки и голбцы. Там распространены и слова, их обозначающие.

Местных слов, служащих для именования местных предметов, в русском языке много.

Но еще больше таких, которые, будучи местными, называют широко распространенные и известные предметы, явления, действия.

Почему возможны местные названия одного и того же предмета, действия в одном и том же языке? Часто потому, что люди, проживающие в разных местах, выделяют

в называемом разные признаки и по ним именуют предметы или действия в целом.

Многим известен гриб подосиновик. Это название его обусловлено тем, что гриб хоть и не всегда, но часто растет под осинами, вблизи осин. По месту произрастания в данном случае он и был поименован.

В некоторых местах подосиновик называют красным грибом, красноголовиком, толстокоренником. Основой двух первых названий здесь послужил красный цвет шляпки подосиновика. А в последнем случае — относительно толстая ножка — «корень» гриба.

Возможность называть одни и те же предметы по разным признакам — одна из причин существования местных названий.

Иногда местные различия в назывании одного и того же предмета обусловлены использованием разных словообразующих приставок и суффиксов. Так, в качестве наименований того же гриба подосиновика в некоторых местах используются слова красик, красовик, красяк. Нетрудно заметить, что возникли все эти названия на основе одного и того же признака. Но это разные слова, так как строение их различно: крас-ик, крас-овик, крас-як.

Наблюдаются и такие случаи, когда в какой-то местности сохраняется древнее название предмета (явления, действия). А в других получает распространение новое его наименование.

В одних русских говорах используется исконно русское слово-название. А в других закрепляется слово-название, перенятое из иного языка, который бытовал или бытует в этой же местности.

Эти и некоторые другие причины и создали то многообразие местных названий, которое является одной из ярких особенностей русского языка.

Местные слова в русском языке не только многочисленны, но и разнообразны по своему содержанию. Среди них, в частности, можно выделить:

названия различных природно-географических объектов и явлений;

названия жилых и хозяйственных построек, их разновидностей и частей;

названия некоторых предметов домашнего обихода и домашней утвари;

названия продуктов питания и кушаний;

названия старинной одежды и обуви;

названия домашних и диких животных и птиц;

названия, связанные с различными ремеслами;

названия, характеризующие человека по его деятельности, особенностям характера, поведения, отношения к другим людям;

названия, обозначающие различные признаки и действия;

местные устойчивые выражения типа пословиц и поговорок и т. д.

Диалектные слова, как и слова литературного языка, могут быть многозначными. Так, например, в некоторых северных говорах словом остжьё называют: 1. Огороженное место, где стоит стог сена. 2. Изгородь из жердей вокруг стога сена. А вот слово кухта в ряде верхнекамских русских говоров имеет не менее трех значений: 1. Снег на ветвях деревьев. 2. Нарост в виде мха на стволах и ветвях хвойных деревьев. 3. Слой пыли, выделившейся при трепании льна.

Еще более разнообразные, а иногда и прямо противоположные значения может иметь одно и то же диалектное

слово, употребляющееся в разных говорах. Упоминавшееся уже слово кислица в ряде русских говоров, как отмечалось, обозначает красную смородину. Вместе с тем имеется немало и таких русских говоров, в которых этим словом называется широко известное растение щавель. Употребляемое в русском литературном языке слово боровик «белый гриб» известно и во многих говорах. Но в разных местах носители разных говоров боровиками могут называть не белые грибы, а или подосиновики, или подберезовики, или даже рыжики, растущие в бору.

Познакомимся несколько подробнее с некоторыми группами соотносительных по значению слов. Часть рассматриваемых словарных групп состоит только из диалектных слов. Часть — из литературных и диалектных. При этом по отношению к строго литературной речи сопоставляемые литературные и диалектные слова не являются синонимами. Но в некоторых речевых условиях, например в художественных произведениях, они иногда синонимизируются.

Ознакомление с такими рядами слов, бесспорно, расширяет представление о словарных богатствах русского языка, русской народной речи.

К числу наиболее употребительных и частотных слов русского языка относятся слова, обозначающие процесс говорения. В русском литературном языке такими словами являются прежде всего глаголы говорить, сказать, разговаривать. Достаточно указать здесь, что по частотности использования в речи слова сказать и говорить занимают соответственно третье и четвертое место среди всех глаголов русского языка.

Несмотря на исключительно большую употребительность слов говорить и сказать в русской речи, в местных русских говорах имеется немало и других глаголов с тем же значением. Среди них довольно широко распространены такие, как баять, гутарить, балакать, бахорить, калякать.

При этом слова баять, бахорить характерны преимущественно для русских говоров северных территорий, а гутарить, балакать — для южных. В то же время глагол калякать обычен для многих поволжских говоров.

«Уж я редко гутарю, да метко, — замечает о себе дед Щукарь в книге М. А. Шолохова «Поднятая целина». — Мое слово, небось, мимо не пройдет». Лишь по одной такой фразе со словом гутарю «говорю» можно достаточно определенно утверждать, что известный персонаж этот является южанином, но никак не северянином.

Сравните также использование слова гутарить в следующих строчках стихотворения Геннадия Сухорученко «Поле Шолохова»:

У нас на Дону, где под ветром
пшеница
колышется морем, —
гутарь не гутарь! —
а в хуторе каждом
и в каждой станице живет свой Давыдов,
живет свой Щукарь.

Сочетание слов гутарь не гутарь здесь полностью соответствует распространенному выражению говори не говори. Но если последнее имеет общерусский характер, то

первое является типично, южнорусским. О территориальном распространении некоторых диалектных слов со значением «говорить», «разговаривать» смотрите карту на с. 22.

Наличие жилища — необходимое условие человеческой жизни. По-разному строили и строят люди свое жилье. Это зависит и от природно-климатических условий, где они живут, и от исторически сложившихся традиций, от эпохи, от экономических возможностей и других причин.

Так, в северных и центральных областях нашей страны, где много лесов и более суров климат, с древнейших времен строились жилища и хозяйственные помещения бревенчатого типа. В южных степных районах, где климат мягче и лесов меньше, издревле сооружались более легкие строения. В дореволюционное время они нередко имели стены из плетня или нетолстых бревен-жердей, обмазанных глиной.

Неодинаково в русском языке назывались жилища. В настоящее время с этой целью привычно и повсеместно используется слово дом. Со значением «строение» оно известно во многих языках, родственных русскому, что и является одним из доказательств его древности.

К северу и к востоку от Москвы, во многих центральных областях для именования жилого строения в сельской местности обычным оказывается слово изба. В «Словаре русского языка» С. И. Ожегова (14-е изд. М., 1983) об этом слове так и написано: «Изба. Деревянный крестьянский дом». Используется это слово и для обозначения внутреннего помещения, жилой части крестьянского дома. С этим вторым значением употребляет, в частности, слово изба писатель Федор Абрамов в повести «Деревянные кони»:

Ах, какой это был дом! Одних только жилых помещений в нем было четыре: изба-зимовка, изба-летница, вышка с резным балкончиком, горница боковая…

Большие, просторные, нередко двухэтажные деревянные дома на севере, в Архангельской и Вологодской областях, и до сих пор иногда называют хоромами, хороминами.

Дом Степана Андреяновича, большая двухэтажная хоромина с малой боковой избой, выходит на улицу взвозом — широким бревенчатым настилом с перилами, по которому в прежнее время гужом завозили сено да солому на сенник.

((Ф. Абрамов. Братья и сестры.))

К югу и особенно к юго-западу от Москвы жилища в сельской местности нередко называют словом хата. А на Дону и на Кубани, наряду со словом хата, в этом же значении нередко употребляется слово курень. Так, в книге М. А. Шолохова «Поднятая целина» читаем:

И на другой день он, Макар Нагульнов, атаманец Любишкин, Тит Бородин и еще восемь человек фронтовых казаков с утра собрались возле Андреевой хаты.

А в другом месте этой же книги вместо слова хата писатель употребляет слово курень:

Жизнь в Гремячем Логу стала на дыбы, как норовистый конь перед трудным препятствием. Казаки днем собирались на проулках и в куренях, спорили, толковали…

Кроме Дона и Кубани, слово курень раньше встречалось и во многих других русских говорах. При этом в разных говорах значения его были довольно различны. Оно могло означать «помещение для скота», «место, где жгли уголь» и др. Однако в настоящее время такие значения этого слова в большинстве своем устарели и вышли из употребления.

Предполагают, что по происхождению слово курень связано с тюркскими языками (к ним относятся, в част ности, татарский, башкирский, казахский, туркменский и другие языки) и первоначально, в древности, могло означать «место укрытия; стан, лагерь».

По своему устройству сельский дом представляет собой достаточно сложное сооружение. Кроме жилой части, в нем имеются помещения самого разнообразного назначения. Многие из таких помещений в разных русских говорах и называются по-разному.

Так, в северных и центральных областях, как правило, оборудуется особое помещение под полом. Обычно оно используется для хранения различных продуктов, картофеля, овощей. На севере это помещение называют словом голбец, в средней полосе — где подызбица, где подпол (подполье). Последние слова легко объяснимы в своем происхождении. Более сложно в этом отношении слово голбец. По мнению некоторых языковедов, в древности оно могло употребляться со значением «отделение; то, что отделено». И лишь позднее у него могли возникнуть те Значения, которые указаны здесь, «подполье; вход в подполье».

И в северных избах, и в южных хатах имеется помещение, пространство между крышей и потолком. В разных северных говорах это или вышка, или голубница. А в южных — горище, гора, потолок, подловка и даже подволока.

Основа большинства из этих названий достаточно очевидна. Вышка — «высокая, верхняя часть дома, избы, строения». Голубница — «место, где могут водиться голуби». Признак высоты содержится и в названиях гора, горище. Потолок — в данном случае «место над потолком». Сложнее объяснить происхождение слова подловка. Не исключено, что оно связано со словом лоб, которое в русской народной речи употреблялось и со значением «передняя часть крыши». Отсюда возможным было подлобка — «пространство, место под крышей» — с более поздним превращением в подловка. Но это предположение нуждается в дополнительной проверке.

В русском литературном языке в указанном значении употребляется слово чердак. Пришло оно к нам из тюркских языков, в которых у него имеются и такие значения, как «балкон», «верхняя комната». И то и другое из этих значений указывает на помещение в верхней части дома. На этой основе у слова и развилось значение, свойственное ему в русском языке.

В числе построек на крестьянском дворе обязательно были такие, которые предназначались для хранения сельскохозяйственного инвентаря, сена, соломы.

На юге и в центральных областях с этой целью использовалось отдельное строение или навес во дворе. На севере таким хозяйственным помещением служил второй этаж скотного двора, вплотную примыкающего к дому.

Общерусским словом для называния таких построек является слово сарай. В северных и центральных облас-

тях в этом значении обычно используется слово поветь, в западных и в южных — пуня.

В настоящее время на поветях нередко хранят различный домашний скарб. Севернорусскую поветь довольно подробно описал в повести «Деревянные кони» писатель-северянин Федор Абрамов.

С поветью меня познакомил Максим в первую очередь, и, помнится, я просто ахнул, когда увидел, что там было. Целый крестьянский музей!

Рогатое мотовило, кросна — домашний ткацкий станок, расписная прялка-мезеха (с Мезени), трепала, всевозможные коробья и корзины, плетеные, из сосновой дранки, из бересты и корья, берестяные хлебницы, туеса, деревянные некрашеные чашки, с какими раньше ездили в лес и на дальние сенокосы, светильник для лучины, солонки-уточки и еще много всякой посуды, утвари и орудий труда…

С тех пор я редко не заглядывал на поветь. И не потому, что эта ожившая старина для меня внове. Я сам вышел из этого деревянного и берестяного царства. Внове была для меня красота точеного дерева и бересты. Вот чего я не замечал раньше.

И поветь, и пуня — древние слова. А потому и непросто определить, когда и как они появились в русском языке. Высказывалось мнение, что они могли возникнуть из ранее существовавших слов, в древности употреблявшихся со значением «веять, провеивать». Поэтому первоначально оба эти слова могли указывать «место, где веют зерно; постройку для провеивания зерна». И лишь позднее получили тот более широкий смысл, с которым используются в настоящее время.

В сельских дворах, как правило, имеются различные постройки для содержания домашнего скота, нередко — особые для коров, овец, свиней, птицы. Общим и наиболее распространенным названием помещения для скота в русском языке является слово хлев (в местных говорах часто — клев). На многих территориях, преимущественно северных, в этом значении используется слово стая (стайка): Не загнал я куриц в стайку, пробегал, завтра гляди да гляди — в огород заберутся, яйца в жалице снесут. В. Астафьев. Последний поклон.)

К югу и юго-западу от Москвы помещения для скота часто называют словами закут, закута, катух. А на Дону с близким значением употребляется еще и слово баз: В катухе, внутри заваленном обрушившимся прикладом кизяка, стоял на табурете зажженный фонарь, возле него на корточках сидела жена Л у кашки… За нею в самом углу на чистой соломе, как видно только постланной, топтался сытый боров. (М. Шолохов. Поднятая целина.) Дома Кондрат зашел на баз к быкам, подложил им в ясли (в кормушки. — В. Б.) охапку сена; вспомнив, что завтра вести их на общий баз, набрал огромное беремя сена… (Там же).

Севернорусское стая {стайка), как считают некоторые языковеды, исторически связано с глаголами стать, стоять. Не исключено, что первичным значением слова стая было «место стояния, стоянка». Но уже в древнерусском языке ему было свойственно и значение «хлев».

Южнорусское баз (базок) соотносится с калмыцким словом баз «скотный двор» и, вполне вероятно, имеет нерусское происхождение.

В сельской местности издревле строились и строятся различные изгороди, ограждения. Они необходимы, чтобы отделить дворы от улицы, предохранить от скотины овощные и картофельные огороды, сады, поля, покосы, участки леса. В зависимости от местоположения и назначения изгороди, ограждения делаются из разных материалов, строятся по-разному. По-разному и называются.

«Изгородь в лесу, — замечает Василий Белов в книге «Лад»,— называлась осеком, в поле — огородом или пряслом, около дома — палисадом, тыном, частоколом, забором». Добавим к этому, что забор возле дома на севере часто называют заплотом.

Осек в лесу обычно делают из подрубленных и заломленных на высоких пнях деревьев. Очевидно, что наименование такой лесной изгороди связано с глаголами сечь, осекать («рубить, подрубать»). В северных лесах осеки нередко тянутся на большом протяжении и иногда оказываются своеобразными путеводителями для заблудившихся. Об этом пишет в стихотворении «Осеннее» вологодская поэтесса Ольга Фокина:

Красно солнышко ушло — Осень.
Будь мне верным посошком, Осек.
Нет от солнышка теперь Толку.
Вся надия (надежда. — В. Б.) на тебя Только.
Хоть и старец ты — беда — Хилый.
Заблудиться мне не дай, Милый.
Возле правой будь руки Сбоку.
Воротиться помоги К сроку.

Огороды, или прясла, состоят из жердей, которые закрепляются горизонтально между кольями с помощью гибких прутьев. Вполне возможно, что само слово прясло по происхождению связано с глаголами прясть, пряду в их древнем значении «натягивать, обтягивать».

Для южных, степных территорий раньше были более характерные заборы — плетни из горизонтально заплетенных между кольями прутьев. Нередки там и ограждения из вертикально закрепленных прутьев — палок, называемые тыном.

Заслуживают внимания и слова, обозначающие место, на котором находится сельский дом со всеми дворовыми постройками и огородом.

В русском литературном языке таким словом является слово усадьба. В широко известном «Словаре русского языка» С. И. Ожегова (14-е изд. М., 1983) это слово так и объясняется: «отдельный дом со всеми примыкающими строениями, угодьями».

Но усадьба — не единственное слово в русском языке с таким значением. В разных русских говорах по смыслу к нему близок и целый ряд других слов. В говорах Среднего Поволжья, например, это усад и пазьмо. В Вологодской, Кировской, Пермской и других областях севера и востока — одворица. А вот к югу от Москвы, в частности в некоторых говорах Рязанской области, таким словом оказывается слово место.

Широко распространяется в таком значении, попадая даже на страницы газет, журналов и книг, слово подворье: Сергей внес предложение — наделить приусадебными участками тех фронтовиков, у кого своего подворья не имелось… (С. Бабаевский. Кавалер Золотой Звезды.)

Среди местных слов, различающих русские говоры, многие относились к домашнему быту сельских жителей. Сближение условий жизни в городе и селе содействовало тему, что немало таких слов вышло из активного употребления, так как ушли в прошлое предметы и понятия, с ними связанные. Но часть относящихся к сельскому быту местных слов сохраняется и теперь.

Для хранения продуктов, приготовления пищи используется самая разнообразная посуда. В том числе гончарная, которую делали из глины, а затем обжигали. Особенно широкое распространение гончарные изделия получили в сельской местности. Они имели разное назначение, разные размеры и формы. Василий Белов в книге «Лад» пишет:

Большие, наподобие кувшинов, с узкими горлами сосуды назывались корчагами. В них хранили зерно и другие сыпучие продукты. Кринка, глазурью облитая по краям, вмещала ведро воды и служила для выпечки пирогов. Горшки всяких размеров, мелкие ставцы, поставцы или кашники использовались для варки пищи и разлива молока, оставленного на сметану и простоквашу… В рыльниках сбивали сметану на масло, в ладках — широких и глубоких глиняных тарелках — жарили-парили еду для будней и праздников.

Здесь следует отметить, что указанные писателем названия глиняной посуды характерны прежде всего для тех мест Вологодской области, где он проводил наблюдения.

В других русских говорах только что перечисленные виды посуды нередко называются по-другому. А отмеченные слова-названия могут иметь другие значения.

Так, например, в разных местностях для хранения молока употребляются высокие глиняные горшки с несколь-

ко суженной верхней частью объемом до двух литров. Во многих северных областях такой горшок называют кринкой, в южных — горлачём и глечиком. А в Поволжье в этом же значении распространено слово балакирь.

В то же время нельзя не указать, что если вологжане (как у Василия Белова) словом кринка именуют большие гончарные сосуды объемом до ведра воды, то в других местах этим словом называется сосуд и меньшего объема, и иной формы, и иного назначения (горшок для молока).

У вологжан ладка — это «широкая и глубокая глиняная тарелка» (точнее — «миска»). А на Урале ладкой называют также и «глиняную посуду с расширяющимся верхом для замешивания теста», т. е. то, что вологжане именуют кринкой.

Эти примеры достаточно наглядно показывают и разнообразие местных слов для обозначения посуды, и возможное несовпадение их значений даже на не очень удаленных территориях.

Происхождение части «посудных» названий достаточно очевидно и не нуждается в особых объяснениях. Так, слово кожник «горшок для каши» образовано от слова каша; горлач «узкогорлый горшок для молока»— от горло и т. д.

Однако среди многих названий этой группы немало и таких, происхождение которых не столь очевидно. В ряде случаев даже языковеды объясняют их лишь предположительно.

Так, слово корчага «большой глиняный горшок» довольно широко распространено в русских говорах. Но единого объяснения его происхождения нет. По одному из предположений, исторически оно связано с древним славянским словом корк «шея» и первоначально означало «сосуд с узким горлом» (как и горлач).

Непростым для объяснения происхождения оказывается и слово кринка «высокий с несколько суженным верхом горшок для молока». Не исключена историческая связь его с южнорусским криница «родник, ключ, источник». Но какое из двух значений — «источник» или «сосуд» — является первичным, пока не установлено.

Распространенное на юге слово глечик по возникновению более определенно связывают с южнорусским же словом глей «глина, глинистая почва». Отсюда глечик в его первичном, исходном значении и можно истолковать как «сделанный из глины, глиняный».

А вот поволжское балакирь «горшок для молока», видимо, относится к числу слов, усвоенных этими говорами из других, возможно тюркских, языков.

Теперь сельские жители, как и горожане, обычно пользуются покупным хлебом. А еще сравнительно недавно многие в деревнях пекли хлеб дома. Для приготовления хлебного теста в домашних условиях использовались деревянные кадушки. В русском литературном языке и в северных говорах их называют квашней, а в южных — дежой.

Касьян задержался в дверях, глядя, как мать, засучив рукава под самые подмышки, обнажив иссохшие, сквозившие синевой руки, низко повязанная платком, тискала кулаками тесто… Время от времени она заморенно выпрямлялась, но так до конца и не выпрямившись согбенной спиной, поочередно снимала с кистей, как рукавицы, белые шматы теста, шлепала ими в дежу, соскребала о край ладони…

((Е. Носов. Усвятские шлемоносцы.))

И квашня, и дежа относятся к числу древних слов русского языка. При этом слово квашня по происхождению связано с такими словами, как квас, квасить, квашеный, т. е. «кислый». В исходной основе квашня и означает: «посуда для квашения (брожения, окисления) теста».

Слово дежа исторически, видимо, возникло на основе встречающихся лишь в родственных языках слов со значением «смазывать, замазывать; месить».

При отсутствии водопровода в доме воду для повседневных нужд носят ведрами из колодца, из реки или родника, а теперь и из колонок.

Из ведер воду часто черпали и черпают ковшом. Одно из объяснений связывает это слово с древнерусским ковец, «род сосуда». Последнее же возводят к глаголу ковать: ковш — значит «кованый, сделанный ковкой». Ведь и в современном русском языке ковать — «придавать раскаленному металлу нужную форму ударами молота или пресса».

Слово ковш используется не только в русском литературном языке, но и во многих русских говорах. Однако на юге в этом значении чаще употребляется слово корец, которое, как считают, по происхождению связано со словом кора. Отсюда — исходное, первичное значение слова корец — «сделанный из коры».

Приспособление, с помощью которого ставят сковороду в печь или на плиту, несложно по устройству. Конструкция его хорошо известна и повсюду примерно одинакова. А названия и у этого нехитрого приспособления в разных местах различны. В русском литературном языке это сковородник. В говорах же, преимущественно южных и западных, это и цапка, и цапля, и чепела, и чапельник. Местные названия сковородника, по всей вероятности, связаны с глаголом цапать чапать «хватать». Поэтому чапельник — это «то, чем хватают, держат», т. е, «сковородник».

Здесь уместно заметить, что и ухват, которым ставят в печь и вынимают из печи горшки и чугуны, в южных говорах называется где рогачом, где рогушамщ где вилками, где емкими. Последнее из этих названий образовано от корня — ем-\ — им- со значением «брать, взять». Отсюда емки — «то, чем берут (горшок, чугун)». Ну а рогач, рогу ша, вилки, как нетрудно определить, соотносятся соответственно со словами рог и вилка.

Во все времена значительная часть человеческого труда была направлена на добывание и хранение продуктов питания, на приготовление пищи.

Неудивительно, что и в словарном составе языка большое количество слов представляет собой наименования продуктов питания, многочисленных разновидностей пищи, способов и действий, связанных с ее приготовлением.

Наряду с общерусскими, литературными, в русском языке среди таких слов немало и местных, диалектных. Рассмотрим здесь лишь некоторые из слов этой группы

С древнейших времен хлеб занимает едва ли не главное место в питании человека. Об этом говорят десятки пословиц, созданных о нем. Среди них: Без хлеба нет обе-

да. Без соли не вкусно, а без хлеба не сытно. Рыба — вода, ягода — трава, а хлеб — всему голова. Хлеба ни куска, так и в тереме тоска, а хлеба край, так и под елью рай. Всегда помни: хлебну кроху уронить да не поднять — в жизни удачи не видать.

Древен продукт, именуемый хлебом, — древним является и само слово, называющее этот продукт. Языковеды считают, что слово это исконно для славянских языков. Однако общепризнанного ответа на вопрос, как произошло слово хлеб, пока нет.

В русских говорах многочисленны слова для называния разнообразных хлебных изделий. Вот некоторые из них.

Ситник, папушник, битень, вздымник, пшеничник… — названия хлеба из пшеничной муки.

Опалыш, палиха, окурень, преснец, корж… — так называют лепешки из кислого или пресного теста, которые обычно пекутся на жару во время топки печи.

Блинцы, тоньцы, табанй, олябыши… — этими словами в разных говорах именуют блины, оладьи.

Сгибень, защипок, курник, рыбник, губник… — названия разновидностей пирогов.

Жемки, орехи, жаворонки, пряженики, медовики, жмульки, козули…— пряники и разные печеные изделия из теста.

Олег Ларин в книге «Мезенские сюжеты» (М., 1980) так писал о северных козулях из теста:

Что такое козуля? Съедобная скульптура, ржаное печенье. А точнее — козел, петух, корова, гусь, баран, олень, выпеченные из жидкого теста и приправленные черной патокой из сахара, гвоздикой и корицей… В настоящее время обычай выпекать козули почти повсеместно вышел из употребления и встретить его можно разве что здесь, на Мезени…

Шаньга, калитка, калитовка, кулик, куженька, мандрыка, наливка…— так в разных местах называют ватрушки и их разновидности. Шаньги — это в Предуралье, на Урале и в Сибири; калитки — в Заонежье; мандрыки — на юге…

Анатолий Онегов, описывая в книге «Вода, настоянная на чернике» (М., 1983) природу и людей Заонежья, так рассказывает о заонежских калитках:

Пожалуй, нет в северных лесных поселениях ни одного стола, где бы ни подавались калитки. Если вы знакомы с уральскими шаньгами, то дополнительных объяснений, что такое калитки, почти что не требуется. Тот же кружок кислого, круто замешанного теста из ржаной муки, те же загнутые сковородочкой края и так же, как уральские шаньги, заполняются эти ржаные сковородочки начинкой. А потом противень, хорошо вытопленная печь, и через пятнадцать — двадцать минут появляется на столе ароматное печенье…

Как и уральские шаньги, калитки начиняются и картошкой, но здесь, в Заонежье, традицией, пожалуй, считается все-таки пшенная каша — этим, собственно говоря, и отличаются калитки от уральских шанег.

В свою очередь, уроженец Урала поэт Анатолий Азовский в стихотворении «Шаньга», посвященном сестре, пи шет:

Я приеду к тебе, приеду, Всем делам своим вопреки. Ты, как мама когда-то, к обеду Шанег с творогом напеки… Напеки, сестра, поусердствуй, Как у нас в Полевском пекут. Их и тут испекут соседки, Да ватрушками назовут.

Названия многих изделий из теста, встречающиеся в русских говорах, достаточно прозрачны и очевидны по своему происхождению. А поэтому и не нуждаются в сколько-нибудь пространных объяснениях. Сравните: опалыш от опалить, окурень от окурить (дымом), преснец от пресный, тоньцы от тонкий, сгибень от сгибать, защипок от защипать и т.д.

Но среди хлебных названий, в том числе и местных, немало и таких, происхождение которых с трудом поддается объяснению.

Ватрушка. Надежного объяснения происхождения слова пока нет. По одному из предположений, его основой могло быть слово ватра «огонь», которое встречается в украинском, чешском и в других славянских языках, В этом случае название могло быть связано с признаком «испеченная на огне». Высказывались, правда, и другие мнения о происхождении этого слова. Но только что указанное представляется наиболее убедительным.

Калитка. Как полагают, слово могло быть связано в своем происхождении с глаголом калить «нагревать, разогревать на огне». При таком объяснении слово калитка по исходному значению оказывается близким слову ватрушка в том объяснении его происхождения, которое только что было указано.

Шаньга. Происхождение слова не совсем ясно. Предполагается, однако, что оно попало в северные русские говоры из соседних нерусских языков. С таким же значением, как и в русских говорах, распространено оно, в частности, в языке коми.

В лесных местах у нас издавна изготовляли всякие поделки из лесных материалов. Распространенными, в частности, были разные изделия для сбора и переноски «даров

леса» — ягод, грибов, трав; для переноски и хранения различных продуктов и вещей.

Изготовлялись такие предметы из гибких прутьев, из обработанной коры — луба, из тонкой щепы — дранки, из бересты и других материалов. Это корзины и кузова, туеса и пестеря, крошни и лукошки. Были такие изделия разной формы и устройства: продолговатые и круглые, большие и маленькие, с открытым верхом и с крышками, с ручками-перевяслами и с лямками для ношения в руке или за спиной…

Различаясь назначением и материалом, из которого изготовлялись, формами и размерами, способами переноски, такого рода изделия и в одном говоре, естественно, назывались по-разному. А в разных говорах даже однотипные предметы нередко имели разные названия. В результате в русском языке оказался не один десяток слов для именования подобных предметов.

Так, наряду с литературным корзина в говорах известны и многие другие слова с таким же или близким значением. Это зобня и мостина, набируха и плетеница, плетюха и плетюшка, грибовня и верюга, беркун и др.

В некоторых из этих названий нетрудно выявить признак, на основе которого они возникли. Грибовня — это

«для грибов», набируха — «для сбора чего-либо», плетеница — «плетеная» и т. д. В то же время в словах беркун, верюга, зобня доказательно выявить «называющий» признак пока затруднительно. Хотя не исключено, что слово зобня связано со словом зоб «часть пищевода у птиц». А оба эти слова соотносятся с севернорусскими зобь «еда, пища, корм» и зобать «есть, кормиться; клевать (о птицах)». Отсюда зобня — это «корзина для корма, то, во что кладут корм».

А вот верюга, видимо, восходит к употреблявшемуся в некоторых говорах глаголу верать «совать, вкладывать, прятать». Если это так, то верюга в своем исходном значении— «то, во что суют, складывают какую-либо поклажу».

Словами туес, бурак, боровок, порочка называют берестяные сосуды круглой формы с крышкой и ручкой. Олег Ларин в книге «Мезенские сюжеты» спрашивает:

Что такое туес? Берестяное ведро, если хотите. Или баклага, бурачок, порочка. В разных местностях, где растет береза, его называют по-разному. В туесах грибы солят и капусту на зиму квасят… Посуда прочная, стерильная, непромокаемая — ничего не гниет, не киснет и не преет…

Наконец, кузовки, пестеря, крошни, лукошки — это разновидности коробов и сумок с лямками. В них раньше носили небольшую дорожную поклажу, ходили с ними за грибами и ягодами. Все они характерны прежде всего для лесных северных и восточных областей.

Из слов последней группы лукошко относится к числу исконно русских по происхождению. Оно родственно слову лук в значении «приспособление для метания стрел в виде гибкой дуги, стянутой тетивой». Дело в том, что оба они связаны с древним корнем лук-, имевшим некогда значение «кривой, согнутый». Ведь лукошко, по объяснению в «Толковом словаре живого великорусского языка» В. И. Даля, — «гнутый коробок, кузовок… из дранки, лубка, бересты…». Таким образом, и лукошко, и лук как предметы обладают тем признаком кривизны, гнутости, по которому и были поименованы.

Севернорусское крошни «заплечная корзина», видимо, представляет вторичное, переносное, производное значение слова крошни «плечи, заплечья, спина». Сравните встречающееся в говорах словосочетание носить на за-крошках «носить на плечах, за спиной».

Пока не все ясно в происхождении слов бурак, пестерь. А вот слово туес, как считают языковеды, перешло в севернорусские говоры из языка коми, в котором оно имеет такое же значение.

Древнейший вид человеческого труда — сельскохозяйственный. Он обеспечивает людей продуктами питания и многим из того, без чего невозможна повседневная жизнь.

Неудивительно поэтому, что в словарном составе русского языка множество слов связано с сельскохозяйственным трудом. Значительная часть их входит в словарный состав русского литературного языка, является общерусской. Но среди слов этой группы немало и таких, которые употребляются в той или иной местности, на той или иной относительно ограниченной территории.

За годы Советской власти в нашей стране коренным образом изменились основы сельскохозяйственного производства. В результате многие местные слова, связанные с сельским хозяйством, вышли из употребления. Но некоторая часть их сохраняется в русских говорах и до сих пор. Познакомимся несколько подробнее с отдельными из них.

Земледельцы различают и оценивают землю по разным признакам, в том числе и по тому, обрабатывалась земля или нет. А если обрабатывалась, то когда и как. Та земля, которая совсем не пахалась, в русском литературном языке называется целиной. В названии этом как бы особо выделяется признак целостности, нетронутости земли обработкой. Землю, которую длительное время не пахали, называют залежь.

Распаханные целина и залежь дают высокие урожаи. Поэтому в пятидесятые годы по решению партии и правительства была проделана громадная работа по освоению целинных и залежных земель в Казахстане, в Сибири, на Алтае.

Наряду со словами целина, залежь в южных говорах нередко используются слова облог (облога), перелог «запущенная, заросшая травой пашня». Однокоренные слова

эти тоже указывают на признак «облежалости, перележалости, залежалости» земли.

В северных говорах вновь распаханную землю, как и расчищенную из-под леса и впервые подготовленную к распашке, нередко называют новиной. Федор Абрамов в книге «Братья и сестры» пишет:

Целые поколения пекашинцев ни зимой, ни летом не расставались с топором, вырубали, выжигали леса, делали расчистки, заводили скудные, песчаные да каменистые пашни. И хоть эти пашни давно уже считаются освоенными, а их и поныне называют новинами или навинами. Таких навин, разделенных перелесками и ручьями, в Пекашине великое множество. И каждая из них сохраняет свое изначальное название. То по имени хозяина — Оськина навина, то по фамилии целого рода, или печища по-местному, некогда трудившегося сообща,— Иняхинские навины…

На севере же в этом значении использовались раньше слова чищоба «расчищенная из-под леса земля для пашни» и подсека «земля для пашни, на которой лес был подсечен (срублен), выкорчеван и сожжен».

Сено для домашних животных с древнейших времен заготавливают на лугах. Правда, теперь с этой целью используют также и специально сеянные на полях травы.

Под луга обычно оставляют безлесные травянистые части земли, преимущественно низинные, в заливаемых во время половодья долинах рек.

В северных говорах, наряду со словом луг, известны и другие слова с близким значением. Среди них — пожня «луг, покос, сенокос, травное место», бережина «прибрежный луг, пожня», наволок «прибрежный луг, наносный, заволакиваемый во время половодья наносом».

В рассказе Федора Абрамова «Последняя отрада» есть эпизод, в котором председатель колхоза уговаривает старого колхозника не продавать корову.

«Ты же с тоски помрешь без своей скотины! — говорит председатель. — Чем жить-то будешь? О чем заботиться? А что касаемо сена, то вот тебе за труды твои колхозные — бережина ниже перевоза, как раз напротив твоего дома. Правда, пожня малость подзаросла кустом, но это уж твоя забота — при желании за одну весну расчистить можно».

Синонимичность слов бережина и пожня, употребляемых здесь в значении «прибрежный луг», не вызывает сомнений. Достаточно прозрачны эти слова и по происхождению, по заключенному в них называющему признаку. Так, пожня связано со словами жать, жну «срезать, срезаю» (например, косой-горбушей). Бережина — это, как уже говорилось, «участок прибрежного луга, луг по берегу». А наволок — «заволакиваемый наносом во время половодья участок прибрежного луга».

Во многих южных говорах, в том числе на Дону и на Кубани, известно слово левада в значении «луг, покос, пастбище». Там же оно используется и в значении «огород при доме, сад». Именно в этом, последнем значении употребляет его М. А. Шолохов в рассказе «Алешкино сердце»:

Ни роду у Алешки, ни племени. Именья — одни каменья, а хату и подворье еще до смерти мать пораспродала соседям: хату — за девять пригоршней муки, базы — за пшено, леваду Макарчиха купила за корчажку молока.

Слово левада по происхождению связано с греческим языком, в котором и теперь используется в значении «луг, равнина».

И. С. Тургенев в авторском примечании к одному из рассказов в «Записках охотника» писал:… при жесточайших морозах до самого конца декабря не выпало снегу; зеленя все вымерзли, и много прекрасных дубовых лесов погубила эта безжалостная зима.

Речь в этом примечании к рассказу идет о вымерзании всходов озимых (осенних) посевов. Но вместо литературного озимь писатель, уроженец бывшей Орловской губернии, хорошо знавший орловские говоры, употребил местное слово зеленя. Оно и теперь нет-нет да и встретится на страницах художественных произведений. Поэт Владимир Михалев, живущий в Белгородской области, написал стихотворение, которое так и назвал — «Зеленя». В нем есть такие строчки:

Проедусь поздними полями, Весь обойду озимый клин, Любуясь вдоволь зеленями, Покуда снег не завалил.

Оба эти слова означают «поле, на котором сжат хлеб», а также «солому, нижние (корневые)остатки стеблей после жатвы». Но если жнивьё по происхождению связано с северными говорами, то стерня — с южными. Оба слова относятся к числу древних в русском языке. Жнивьё восходит, как нетрудно определить, к глаголам жать, жну «срезать, срезаю» и буквально означает «срезанное». А стерня, по мнению языковедов, связано с древним корнем стер- в значении «твердый, грубый, торчащий». Все эти признаки достаточно ярко проявляются у остатков сжатых хлебных стеблей в поле.

В настоящее время и жнивьё, и стерня используются не только в местных говорах, но и в русском литературном языке. Правда, второе — стерня — более характерно для речи специалистов-полеводов.

Сено, солому, сжатый, но не обмолоченный хлеб обычно складывают для хранения в кучи — клади разной формы и размеров. В русском литературном языке их называют словами стог, омёт, скирд. В северных говорах — за род, озород. В южных — одонок, одонье.

Стог — это высокая круглая кладь сена. В стог сено укладывается вокруг крепко вбитого в землю шеста, необходимого для устойчивости стога. На севере такие шесты называют стожарами. Стог — древнее слово. Языковеды сопоставляют его с греческим словом stego «покрываю», с литовским slogas «крыша, кровля» и другими подобными словами родственных языков. Вполне вероятно, что первоначально в древности слово стог могло означать нечто «покрытое» (сравните, например, покрытый сеном (травой) островерхий конусообразный шалаш).

Скирд и скирда. Так называют большую продолговатую кладь соломы, сена, необмолоченного хлеба. В русский язык слово попало, видимо, из литовского, в котором имеется сходное по звучанию и значению слово stirta. В русском употреблении слово, как полагают, несколько видоизменило свое звучание, из stirta превратилось в скирда. Первоначально оно было распространено преимущественно на западных и южных территориях нашей страны. И лишь позднее утвердилось в русском литературном языке.

Омёт, Большая кладь сена, соломы, обычно продолговатой формы. Родственно слову метать в значении «складывать». Исходной основой названия является признак «обметанности, сложенности, уложенности».

Зарод и озород. Это «большой продолговатый стог сена с острым верхом и покатыми боками». Слова эти встречаются преимущественно в северных областях, в Сибири. Рассказывая о своем военном детстве, которое прошло в Новосибирской области, Анатолий Черноусов пишет в повести «Чалдоны»:

Когда мы подогнали табун к разливу, доярки еще ворочали тяжелые навильники сена длинными трех-рожковыми вилами — довершивали зарод. Они наставили этих зародов много, хотя работали одни, без мужиков… Завершив зарод и набросав на него березовых ветренок, доярки подходили к телеге — молоканке, к стаду. Лица у них были прокаленные солнцем, усталые.

Одонок и одонье. Во многих южных говорах в значении «стог, кладь сена, необмолоченного хлеба» распространены слова одонок и одонье. В их основе лежит слово дно (сравните: дно — донный — одонок). Дело в том, что сено, солома, а тем более необмолоченный хлеб укладываются не прямо на землю, а на подстилку, своеобразное «дно» из хвороста или жердей. По исходному значению одонок — «имеющий дно, находящийся на дне (на подстиле)».

Убранный с поля хлеб нередко приходится дополнительно обрабатывать: подсушивать, провеивать, сортировать… Для обработки хлеба с давних времен крестьяне подбирали ровные сухие места, где расчищали площадки для обмолота снопов, строили сараи для защиты зерна от непогоды, а раньше — и особые печи для сушки снопов.

Такое место для обработки убранного с поля хлеба в русском языке обычно называлось гумном. А расчищенная и утрамбованная площадка на гумне, на которой непосредственно молотили снопы, именовалась током.

В художественной литературе, описывающей русскую деревню даже начала нашего века, нередки упоминания и о гумнах, и о токах. Так, в повести Николая Рыленкова «Сказка моего детства» читаем:

Но вот все луга уже убраны. Отец чистит на гумне ток, осматривает и протапливает овин, мать с невесткой отправляются в соседнюю деревню, в кузницу, зубрить серпы. Приближается бабья пора — жатва!

В настоящее время слово ток получает более широкое значение и постепенно полностью заменяет собою слово гумно.

Считают, что ток — звукоподражательное слово и возникло на основе звуков, равномерно издаваемых цепами при ручной молотьбе снопов в давние времена — тук-ток. Вместе с тем гумно по исходному значению — «место, где скотина мнет, топчет скошенный хлеб». В минувшие времена существовал и такой способ молотьбы. О нем и хранит память слово гумно. Ведь оно, как считают языковеды, включает в себя два древних корня — гу- и — мн-. Первый из них связан со значением «скот», второй — со значением «мять, мнет». На этой основе в древности и появилось указанное значение слова.

Некогда в отдельных русских говорах вместо слова ток в значении «площадка для молотьбы» употреблялись слова толока, ладонь, долонь. Они давно вышли из употребления в указанном значении, но любопытны своим происхождением. Толока возникло, видимо, на основе глагола толкать «ударять, толочь, мять». Отсюда толока в первичном значении — «место, где толкут, мнут, молотят». Долонь— древнее слово и связано с существительным дол «низ». Ну, а ладонь, по всей вероятности, представляет собою слово, образовавшееся в результате перестановки слогов в более древнем слове долонь (долонь — лодонь — ладонь).

Лишь достаточно сухое зерно можно хранить долго. Однако хлеб с полей приходится убирать и в ненастное время. В таких случаях его необходимо подсушивать. Для этого теперь используют специальные сушильные агрегаты.

А раньше для сушки снопов и их обмолота на гумнах нередко сооружали особые постройки, часто со специальными печами. Называли их овинами, ригами, клунями.

Забытые вехи, заглохшие дали Давно прожитого,

Да грубый осколок музейной пищали, Да чье-нибудь слово… За пряслом овина, в лесном сельсовете Такое бывает:

Проснется былина, усядутся дети, А день догорает.

Из новых колосьев, из древней печали Завяжется слово — И вот уже снова гонцы прискакали С нагорий былого…

((Н. Т р я п к и н.))

Рига отличалась от овина большей простотой устройства. В ней, в частности, в отличие от ямного овина не было ямы (ямника) для печи или костра, теплом которой сушились снопы.

Оба слова встречались как на северных, так и на южных территориях. Иногда они употреблялись в одном том же говоре, что, естественно, было связано с некоторыми изменениями их значений. Так, в частности, в книге писателя Юрия Бородкина «Кологривский волок» читаем:

Ночи в эту пору темные, но, если кто припозднится в дороге, не беда: в любой деревне можно зайти в овин, отдохнуть и побеседовать с каким-нибудь старичком. В Шумилине, например, овины обычно топит Никита Соборнов. В костре у него картошка печется, так что и подкрепиться можно на дорожку.

Молотили в Ступневой риге. Придут утром бабы, набросают из овина на ладонь горячих, окуренных дымом снопов, уложат их вдоль риги колосьями в середину и начнут выстукивать в четыре молотила. Работа эта требует особой сноровки и даже, музыкальности слуха, потому что стоит одному из молотильщиков сбиться с ритма, как все пойдет вразнобой.

Здесь овин— «помещение для сушки снопов», а рига — «примыкающий к овину молотильный сарай».

К юго-западу от Москвы в значении «молотильный сарай» распространено было слово клуня. Не исключено, что своим происхождением оно обязано литовскому языку, в котором klunas значит «ток».

Разведение домашних животных и птицы, уход за ними, получение и обработка разнообразной животноводческой продукции составляют один из древнейших видов человеческого труда.

Понятно поэтому, что слова, относящиеся к животноводству и птицеводству, многочисленны в русском языке. Среди них немало общерусских, входящих в словарный состав русского литературного языка. Но есть и местные, употребляемые лишь в тех или иных русских говорах.

Слово петух — широко распространенное слово русского языка. — Оно образовано от глагола петь и по называющему признаку равнозначно существительному певец. По этому же признаку петух называется и во многих русских говорах. Но в них часто наблюдаются свои особенности в образовании названия.

Так, по сведениям диалектолога Н. А. Липовской, к северо-западу от Москвы, в частности в пределах Псковской, Новгородской областей, наряду со словом петух, нередко употребляется и слово петун. На северо-восточных территориях, в Костромской и Ярославской областях, в западных районах Вологодской области, обычными оказываются слова пеун и певун. А на юго-западе от Москвы, в западных районах Брянской области, как и в соседних белорусских и украинских говорах, используется слово певень.

В то же время в русских говорах к югу и юго-востоку от Москвы широко распространено слово кочет. Характерно оно, в частности, для донских говоров, о чем можно судить и по произведениям М. А. Шолохова. Вот один из примеров использования писателем этого слова в романе «Поднятая целина»:

На заре, проснувшись, выходит на баз и вдруг слышит диковинное: — обобществленные, ночующие в одном сарае кочета ревут одновременно разноголосым и мощным хором. Кондрат, удивленно раскрыв опухшие глаза, минуты две слушает сплошной, непрекращающийся кочетиный крик и, когда торопливо

затихает последнее, запоздавшее «ку-ке-куу…», сонно улыбается: «Ну и орут, чертовы сыны! Чисто — духовая музыка…» Считается, что по происхождению слово кочет связано с употреблявшимся в древнерусском языке в значении «петух» словом кокот. А это последнее, в свою очередь, возникло как слово звукоподражательное. Сравните петушиное ко-ко-ко.

Курицу, высиживающую цыплят, в русском языке обычно называют наседкой, а ту, которая вывела цыплят и ходит с ними,— клушкой.

В разных русских говорах, наряду со словом наседка или вместо нега, употребляют слова парунья, паруха, па-руша. Нетрудно заметить связь этих названий с глаголом парить в значении «греть, прогревать». Таким образом, по исходному значению наседка — это курица, «насиживающая яйца», а парунья — «парящая, греющая» их.

Слову клушка в некоторых говорах соответствуют слова квокша, квочка, бабуха. Не вызывает сомнений, что первые три из этих четырех слов возникли на звукоподражательной основе и своей корневой частью как бы воспроизводят звуки, издаваемые курицей-клушкой. А слово бабуха, образованное от слова баба, скорее всего имеет первичное значение «воспитывающая, выхаживающая».

Это крупная домашняя птица с пышным оперением разводится во многих местах. Но в разных местностях ее нередко и называют по-разному. В русском литературном языке устойчиво закрепилось слово индюк. В нем и сейчас достаточно заметна связь со словом Индия. Дело в том, что в Европу эту птицу привезли в XVI веке из Вест-Индии, как тогда называли Америку. По данному признаку птица и была поименована.

Но в русских говорах известны и такие названия индюка, как курун, пырин, кан, каныш, каплун и некоторые другие. Первое из них указывает на родство этой птицы с курами. Второе — пырин — скорее всего является звукоподражательным и отмечает своеобразие производимых индюками звуков. Встречается это слово в русских говоpax к юго-востоку от Москвы, в частности в говорах Поволжья.

Слова кан и каныш характерны преимущественно для южных говоров. Не исключено, что они родственны словам канюк и каня, которые в разных говорах употребляются для обозначения различных птиц. В некоторых говорах канюк — это «небольшой филин». Допустимо, что в основе слов каныш и канюк лежит древнее звукоподражательное слово кан «звук, крик».

Рогатые животные (коровы, овцы, козы) в борьбе с противником, как известно, колют, бьют его рогами (лбом). Это их действие в русском языке обозначается разными словами.

Так, в русском литературном языке и в большинстве северных говоров с этим значением используется глагол бодать (бодаться). От него образовано прилагательное бодливый «привыкший, склонный бодаться». Сравните в пословице: Бодливую корову из стада вон. Возник глагол бодать на основе древних слов со значением «колоть, толкать, ударять».

В южных говорах со значением «бодать, колоть рогами» распространен глагол брухать (брухаться). В основе современного значения этого слова, как считают, могли быть такие более древние значения, как «бросать, сбрасывать, обрушивать».

В русских говорах Среднего Поволжья со значением «бодать» утвердилось слово пырять. Допустима связь его по происхождению с глаголом пороть в значении «тыкать, резать чем-то острым».

Исключительно богат и разнообразен растительный мир нашей Родины. Общее количество известных у нас растений составляет не одну тысячу. Это деревья, кустарники, травы. Культурные и дикорастущие, съедобные и лекарственные, сельскохозяйственные и декоративные…

Очень разнообразны и названия растений. Наряду с научными и принятыми в русском литературном языке имеется большое количество местных, или, как иногда говорят, народных, наименований растений. По мнению язы-

коведа В. А. Меркуловой, специально изучавшей народные названия растений, общее число их в несколько десятков раз превышает число самих растений. Изучая народные названия растений, В. А. Меркулова установила, что одних только наименований грибов в русском языке насчитывается свыше трехсот пятидесяти.

И неудивительно. Ведь один только белый гриб по разным русским говорам имеет более полутора десятков наименований. В их число входит: бабка и белоголовик, боровик и дорогой гриб, вешкарь и ковыл, медвежник и пан, толкач и целик, коровка и коровик, короватик и коровенник.

О последнем из перечисленных названий интересно рассказал в книге «Васильки во ржи» писатель-кировчанин Павел Маракулин. Однажды ему посчастливилось найти в лесу богатое месторождение белых грибов.

Но гордостью Колумба, счастьем первооткрывателя белогрибных месторождений тешиться пришлось недолго. В один роковой день все кончилось: вместо белых грибов на березовом острове я увидел лишь коровьи следы. Оказывается, после того как соседние ржаные поля были сжаты, сюда определили пасти местное стадо. А наши истобенские лесные коровы — известные поклонницы грибов. Они прорвались через болотную перемычку и подчистую, как языком, «слизнули» мои белые. Даже корешков не оставили, с землей выгрызли каждый гриб. Не случайно в наших деревнях белые грибы так и принято называть — коровенники.

Познакомимся для примера хотя бы с некоторыми группами названий, относящихся к миру растений. В том числе и народных, местных.

Хвойные, лиственные и смешанные. Сосновые и ольховые, березовые, дубовые и липовые… Дремучие и редко-лесные, высокие корабельные и мелкие низкорослые…

Обширнейшие территории нашей страны занимают леса. Они разнородны по породам и качеству деревьев, по местам произрастания, величине занимаемых территорий, по многим другим признакам…

Отсюда множество «лесных», то есть связанных с лесом, слов в русском языке. В том числе общерусских, ли-

тературных, и местных, народных. Живописность таких «лесных» слов, как осинник, мелколесье, чапыга, мшара, гари, чернолесье, пустошь, опушка, березняк, порубка, корьё, живица, просека, дубрава, в свое время отмечал большой знаток и мастер русского слова писатель Константин Паустовский.

Только для именования глухого дремучего леса в русском языке используются слова кдрба, пуща, рамень, сузём, тай, тайга, тайбола и др. Рассмотрим некоторые из них поподробнее.

Сузём. Так в Архангельской, Вологодской и в других северных областях называют большой глухой лес, в котором нет ни населенных пунктов, ни вообще какого-либо жилья. Такое определение сузёму давал в повести-сказке «Корабельная чаща» замечательный советский писатель Михаил Пришвин:

Пусть и наш лес велик, но если в нем хоть одна деревенька или село, это уже не сузём. Так говорят на севере, проходя деревню на берегу зеленого моря сузёма:

Последнюю деревню проходим.

И это значит, что дальше будет только сузём, и в нем уже больше нет ни деревень, ни дорог и ничего человеческого, кроме общей тропы и охотничьих путиков с их маленькими курными избушками.

Вологодский писатель Анатолий Петухов написал для детей повесть, которую назвал «Люди сузёмья». Само по себе это название не очень понятно. Но после сказанного здесь о сузёме оно становится вполне очевидным: люди сузёмья — это люди лесного края. Ведь сузёмье и есть «лесной край».

В русские говоры слово сузём проникло из распространенных на севере финно-угорских языков, в которых оно используется также со значением «лесная глушь».

Пуща. В значении «лесные заросли, непроходимый лес» это слово встречается в южных и западных говорах. Сравните также известное название Беловежская Пуща. В указанном значении оно было известно уже в древнерусском языке. Предполагается, что по происхождению слово пуща связано со словом пустой. Своим исходным значением слово указывало на пустоту, т. е. необжитость, безлюдность большого дремучего леса.

Рамень, раменье. Эти слова известны в русских говораx центральных и восточных областей. На разных территориях их значения не всегда совпадают. В разных говорах они могут обозначать: 1. Лес возле поля, вдоль поля, пашни. 2. Смешанный лес, состоящий из деревьев разных пород; чернолесье. 3. Густой, дремучий лес; лесную, непроезжую глушь.

С этими значениями слово рамень стало основой многих географических названий типа Раменское, Раменка, Красная Рамень, Черная Рамень и др.

По происхождению слово рамень могло быть связано с существовавшим в древнерусском языке словом рамян «большой, огромный, обильный, сильный».

Тайга. Широко известное слово. Входит в словарный состав русского литературного языка. Но употребляется для называния обширных лесов преимущественно Сибири и Дальнего Востока.

Происхождение слова не вполне ясно. По одному из предположений считается, что оно связано с тюркскими языками. Первоначально, видимо, имело значение «скалистые горы», затем — «лес на горах, горный лес» и лишь позднее приобрело современный смысл, с которым и закрепилось в русском языке.

Из множества «лесных» слов остановимся здесь еще на некоторых.

Рада. Ляда. Кдрба. Леса нередко находятся в низменных, болотистых местах. Они тоже имеют свои наименования. Так, на севере, например в Архангельской области, их называют словом рада. М. М. Пришвин в повести-сказке «Корабельная чаща» следующим образом характеризовал архангельскую раду.

Река Пинега (правый приток Северной Двины.— В. Б.) начинается в сузёме двумя речками: одна река Белая, другая — Черная.

Белая речка рождается в глухом болоте, где растет мелкая, хилая сосна. Такая местность с мелкой сосной или березкой по болоту называется светлой радой.

Белая речка вытекает из светлой рады. Черная речка берется в темной раде, где по болоту растет корявая елка…

Такой же лес по болоту в русских говорах Карелии именуют корбой. Здесь очевидна связь названия с карельским словом korbi «ложбина, поросшая дремучим лесом».

В то же время в ряде, например, ярославских и вологодских говоров болотистый лес называют лядой. Слово это считается одним из древнеславянских. Об исходном значении его высказывались разные суждения. По одному из предположений, ляда, как и корба, могла означать в древности «долину», а отсюда — «низинное место; низинное место, поросшее лесом».

Гай. Это тоже «лесное» слово. В словарях русского языка отмечается, что гай — это «дуброва, роща, небольшой лиственный лес, особенно в низменных, луговых местах», Но если сузём, рада, корба, ляда — слова преимущественно северного распространения, то гай — южного Оно обычно для Курской, Орловской, Тамбовской, Воронежской и соседних с ними областей. Происхождение слова не совсем ясно.

Территориально своеобразны в русском языке названия лесов по породам деревьев. Вот один из примеров.

Олешье. Алёх. Ольху — лиственное дерево из семейства березовых в разных местах именуют и олыиина, н ольша, и вольха, и елоха… А ольховый лес соответственно— ольшаник, ольшняк, ольховник, олешник, олешье, олех (алёх), елошник, елшаник…

В словарный состав русского литературного языка из этих многочисленных названий входят лишь слова ольха, ольшаник, ольшняк. Остальные относятся к числу местных слов. Так, в частности, олешье — это западное, нов-городско-псковское, слово, а алёх — южное, рязанское. И елха, и ольха — очень древние слова. Возможно, что елха исторически первично.

Боровики и подберезовики, подосиновики и маслята» грузди и рыжики… А все вместе — грибы. Кто не знает названий грибов? Утвердительный ответ на такой вопрос оказывается не столь простым, как это может показаться на первый взгляд.

Дело в том, что и для общего наименования грибов к для называния отдельных их разновидностей в русском языке, по сведениям В. А. Меркуловой, имеется более 350 слов. И понятно, что не многие из нас знают все эти «грибные» слова.

Нередко один и тот же гриб имеет в разных говорах русского языка до десятка и более названий. Примеры разных наименований одного и того же гриба в этой книга уже приводились. В добавление к ним можно здесь указать, например, что подберезовик в разных местах именуют и обабком, и целышем, и черным грибом, и даже казаком…

Не единственным оказывается в русском языке и общее наименование этих растений. Кроме слова грибы, в этом общем значении в русских говорах встречаются и другие слова.

Так, писатель Павел Маракулин в книге «Васильки во ржи» замечает:. «… грибы у нас (в Кировской области. — В. Б.) испокон веку в сельской местности называют не грибы, а губы! Спроси: «Куда пошел?» — и тебе зачастую могут ответить вместо традиционного для всей России искать грибы —… ломать губы!» И так не только в Кировской, но и в Архангельской, в Вологодской, в Пермской и в ряде других областей к северу и северо-востоку от Москвы. Там же грибной суп назовут губнщей, а пирог с грибами — губником.

Почему грибы назвали губами? Дело, видимо, заключается в том, что в древности слово губа использовалось и со значением «шишка, желвак, нарост». На основе такого исходного значения слово губа и стало использоваться в ряде мест для общего называния грибов. Ведь шляпка любого гриба действительно является своеобразным наростом на грибной ножке.

Что касается самого слова гриб, то единства среди ученых в объяснении его происхождения нет. Высказывались разные суждения. В частности, отмечалось, что слово могло быть связано с исходным значением «нечто клейкое, покрытое слизью». Действительно, у некоторых грибов, например у маслят, шляпка покрыта клейкой слизью. Поэтому такой признак и обозначающее его древнее слово могли стать исходной основой общего наименования — грибы.

Не исключается также возможная связь слова грибы с корнем греб- (в словах гребу, согребу). Ведь грибы, вырастая, нередко приподнимают своими шляпками траву, листья, как бы согребая их в маленькие кучки.

На аэродроме одной из северных областей идет посадка в небольшой самолет местной линии.

У старушки, одетой в дубленый полушубок, в руках фанерный чемодан и туесок… Старик тащит берестяной заплечный пестерь, на котором сбоку торчат две веревочные петли. С пестерями такими ходят на сенокосы, на дальнюю охоту, на лесные промыслы, в петли вдевается топор. На старика ворчит пилот:

—Что у тебя течет из пестеря, отец? Мясо, что ли?

—Журавлиха, не мясо. Растаяла окаянная…

((А. Яшин))

Помимо слов туесок и пестерь, в этом отрывке наше внимание привлекает и слово журавлиха. Оказывается, в приведенном эпизоде старик с пестерем так называет ягоду клюкву. Под этим названием клюква известна многим жителям Вологодской и других северных областей.

Название журавлиха возникло у клюквы не случайно. Дело в том, что растет эта ягода в северных областях обычно по низменным болотистым местам, где нередко гнездятся и журавли.

Как известно, многие птицы не прочь полакомиться ягодами, в том числе и журавли клюквой. Отсюда и пошло название этой «журавлиной» ягоды — журавлиха.

В разных северных и западных областях клюкву называют также жарава, жаравица, жаравиха, журавлика, жеравиха.

Нельзя не согласиться с В. А. Меркуловой, которая считает, что все эти народные названия клюквы также связаны со словом журавль. В разных русских говорах журавля именуют и журав, и жарав, и жерав… А отсюда и разнообразие названий клюквы.

Крапива растет повсеместно. Очень часто вдоль заборов, на пустырях. И редко кому не приходилось испытывать в детстве неприятных ощущений от ее прикосновения…

Отличительной особенностью крапивы является то, что она жжется. Причем жжется своеобразно, вызывая на теле мелкие красные крапинки. Может быть, по этому признаку она и поименована?

Учитывая «крапящую» жгучесть крапивы, В. А. Меркулова делает такой вывод о происхождении этого слова: «Связь слов крапить, крапать, укроп, крапива мне представляется следующим образом: крапить значит «брызгать», крапать «падать редкими каплями, брызгами», крап «мелкие пятна на фоне иного цвета», укроп «вода, от которой летят брызги», крапива «растение, обжигающее брызгами, пятнами».

Любопытный вывод, не правда ли?

Хотя, впрочем, есть и другие суждения о слове крапива. Так, известный языковед В. В. Иванов считает, что оно исторически связано с древним словом копр «анис, укроп» и что растение получило свое название по характерному для него запаху.

В русских говорах у крапивы есть и другие названия. Так, в псковских, новгородских, калининских и других говорах северо-запада крапиву называют стрекава, стрекава, стрекиша. Связь этих слов с глаголом стрекать «жечь, жалить» очевидна. В донских говорах крапиву именуют свербуха по глаголу свербить «зудеть, чесаться». Известны и такие названия ее, как жигучка, жегала, ожига, а в некоторых сибирских говорах — жалица. Так, в книге Виктора Астафьева «Бабушкин праздник» читаем: Жалица, щавель, дикая редька, медуница, петушки и много чего выросло на лугах. Или в другом месте той же книги: Пока нашла мы в жалице заворину, пообстрекались оба с бабушкой. Она примачивала мои волдырями взявшиеся руки…

Здесь очевидно, что жалица — от жалить «колоть, ранить жалом». Крапивное жало — это обжигающие волоски на ее стебле и листьях.

В прибрежных водах озер и болот, рек и речек нередки заросли камыша, тростника, рогоза. Этими словами в русском языке называют сходные, но разные водные растения с высоким стеблем.

Из них тростник отличается пустотелым коленчатым, как у бамбука, стеблем с соцветием в виде метелки. А рогоз выделяется соцветием в виде бархатно-коричневой палки.

Наиболее употребительны из трех слов камыш и тростник. В повседневной разговорно-бытовой речи они нередко смешиваются и взаимозаменяются, хотя и обозначают разные растения. Часто встречаются эти слова в поэтических произведениях.

… Дремлет чуткий камыш. Тишь — безлюдье вокруг,
Чуть приметна тропинка росистая.
Куст заденешь плечом,— на лицо тебе вдруг
С листьев брызнет роса серебристая.
(И. С. Н и к и т и н. Утро.)

А одно из стихотворений М. Ю. Лермонтова так и называется — «Тростник»:

Сидел рыбак веселый На берегу реки, И перед ним по ветру Качались тростники…

Наряду со словом камыш, в таком же значении во многих южных говорах, в Поволжье, на Урале известно и слово куга.

Чтобы легче было плавать, водяные крысы отгрызают длинный стебель куги и плавают, держа его в зубах. Стебель куги полон воздушных ячеек. Он прекрасно держит на воде даже не такую тяжесть, как крыса.

((К. Паустовский. Мещерская сторона.))

По-разному именуют в русских говорах и тростник. В одних местах это — треста или тресть, в других — троста или трость. Нетрудно заметить связь этих слов между собой. Все они, видимо, восходят к одному из древних славянских слов, которое, по мнению проф. В. В. Иванова, могло иметь значение «хрупкий».

В ряде южных говоров, например в курских, как и в украинском языке, тростник называют очеретом. Языковеды видят связь этого наименования со словами чертить, черта в их древнем значении «резать, нарезка, зарубка». Для такого сопоставления есть основания. Ведь стебель тростника имеет коленчатое, как и бамбук, строение. И кольца — утолщения на его стебле, отделяющие одно колено от другого, и есть своеобразные <нарезки, зарубки».

Слово рогоз по существу не используется в северных говорах. Оно более характерно для литературного языка и для южных говоров. Это древнее слово. Его исходное значение, как и признак, по которому поименовано растение, пока точно не установлено. Есть разные суждения по этому поводу. В научной литературе указывалось, в частности, что слово могло возникнуть на базе тех слов, которые с древних времен употреблялись со значением «плести». Ведь из рогоза действительно плетут самые различные предметы, которыми пользуются люди издревле.

В некоторых местах рогоз известен также как чакан и палочник. Первое из этих слов связано по происхождению с чувашским языком. Второе образовано от слова палка, на которую похоже бархатисто-бурое соцветие растения.

Во все времена пути сообщения, дороги были важны для людей. Дорог много, и они разные. Сухопутные и водные, равнинные и горные, степные и лесные… Много разных дорог, много и слов в языке, их именующих.

Наиболее распространенным и общим в этом значении русского языка является само слово дорога.

Считают, что древнее слово это может быть исторически связано с глаголом дергать. Как пишет В. В. Иванов, первоначальное значение слова дорога — «углубле-

ние, овраг, долина, ров, то есть связано с прокладыванием следа, колеи, с очищением пространства». И, добавим к сказанному, прежде всего в лесу, в зарослях.

В лесистых районах северных областей в значении «дорога вообще, лесная гужевая дорога» часто используется слово волок. Писатель Юрий Бородкин одну из своих книг назвал «Кологривский волок» (название это можно истолковать как «дорога на Кологрив, кологривская дорога»).

Если перейти или переехать (реку) Каменным бродом, начнется волок, дорога поведет через увалы, по-местному — гривы. Далеко-далеко в конце дороги встретится старинный городок Кологрив. Не будь этого Кологривского волока да хутора Мокруши, спрятавшегося за клюквенными болотами, можно было бы подумать, что дальше не пошла жизнь.

Слово волок здесь, бесспорно, родственно глаголу волочь «тащить». В связи с этим первоначально оно означало «место, по которому что-либо волокут, тащат». Поскольку дороги-волоки часто пролегали по лесам, то слово волок нередко в северных говорах употребляется и со значением «большой глухой лес».

А в южных степных областях еще в начале нашего века большую дорогу называли словом шлях: По летнику сено когда-то возили к гумнам…. а торный шлях улегся бугром у столбов телеграфных. Бегут столбы в муть белесую, через лога и балки перешагивают. (М. А. Шолохов.)

В основе слова шлях лежит значение «след, колея». Оно, в свою очередь, связано с более ранним значением этого слова — «удар». Таким образом, можно сказать, что первоначально шлях означало «место, по которому ударяли (при ходьбе, езде), которое протаптывали».

Различаются северные и южные говоры и по наименованию небольших пешеходных дорожек. В качестве общерусского литературного в этом значении закрепилось слово тропинка. А вот на юге такую дорожку-тропинку чаще назовут стежкой. В северных говорах лесную охотничью тропу именуют путиком. С этим значением использует слово путик и М. М. Пришвин в повести «Корабельная чаща»: В верховьях Пинеги они сдали куда следует свою деляночку и пошли вперед — где по общей тропе, где охотничьими путиками, оставляя в чутком сузёме загадки своими следами.

В северных говорах путик — слово многозначное. Кроме охотничьей тропы, путиком во многих из них называется и весь участок, на котором промышляет тот или иной охотник, а иногда и лесная изгородь на таком участке.

Многочисленны в русском языке и слова для обозначения разнообразных водных источников и водоемов — родников, ручьев, рек, озер, проливов и т.д. Значительная часть таких слов относится к числу общерусских. Но немало среди них и местных, диалектных.

Примером здесь могут быть слова, которыми называется самый малый водный источник, вытекающий непосредственно из-под земли.

Общерусским словом с таким значением является слово родник. Сравните: Некоторые родники были очень сильны и вырывались из середины горы, другие били и кипели у ее подошвы, некоторые находились на косогорах и были обделаны деревянными срубами. (С. Аксаков.)

Называя место, где из-под земли появляется вода, слово родник как бы напоминает, что здесь «родится вода». Вот как рассказывает об этом Константин Паустовский в книге «Золотая роза».

Шли мы с этим лесником по мелколесью… Кое-где по мху… попадались маленькие круглые окна-колодцы…

Мы остановились у одного такого оконца и напились воды…

—Родник!— сказал лесник…— Должно, Волга тоже начинается из такого оконца?

—Да, должно быть,— согласился я.

—Я большой любитель разбирать слова,— неожиданно сказал лесник и смущенно усмехнулся. — И вот скажи на милость! Бывает же так, что пристанет к тебе одно слово и не дает покоя…

—А какое слово к вам привязалось сейчас?— спросил я.

—Да вот этот самый «родник». Я это слово давно приметил. Все его обхаживаю. Надо думать, получилось оно оттого, что тут вода зарождается. Родник родит реку, а река льется-течет через всю нашу матушку-землю, через всю родину, кормит народ.

Вы глядите, как это складно выходит,— родник, родина, народ. И все эти слова как бы родня между собой. Как бы родня!— повторил он и засмеялся.

Простые эти слова открыли мне глубочайшие корни нашего языка.

В некоторых русских говорах, преимущественно северных, родник называют словом кипун. Основа такого названия тоже достаточно очевидна. Ведь в местах выхода родников вода нередко бурлит, фонтанирует, как бы кипит. Этот признак и лег в основу хотя и местного, но довольно яркого и образного наименования родников.

Во многих говорах, главным образом к югу и западу от Москвы, в значении «родник» употребляются слова студенец или криница.

Первое из этих названий возникло по характерной для родников холодной, студеной воде: студенец — «источник (родник, ключ; колодец) со студеной водой».

Второе — криница — широко распространено в украинском и в белорусском языках. Не исключено, что из них оно и перешло в южные и западные русские говоры.

Следует отметить, что в разных русских говорах у слова криница могут быть и такие значения, как «колодец», «яма с водой». Сравните у Демьяна Бедного:

Как доехал казак до станицы, Напоил он конька из криницы…

Бесспорно, что здесь поэт имел в виду криницу — «колодец».

Заслуживает внимания и тот факт, что со словами студенец и криница соотносятся довольно многочисленные географические названия. Таковы, например, речки Студенец в Тамбовской, Липецкой и Орловской областях, села Студенец в Пензенской и Ульяновской областях; Криница и Криничка в Воронежской области и другие.

Боровой рыжик любит расти в траве рядом с молодой сосной, хотя нередко появляется в огромных количествах и в старых борах-беломошниках… Любит можжевеловые куртины и сферическую обтекаемость грив, балок, увалов…

Эти строчки взяты из книги Павла Маракулина «Васильки во ржи». А вот выдержка из повести Анатолия Черноусова «Чалдоны»:

Повернув коров от моста к высокой Муромцевой гриве, старик замедлил ход и смотрел, как стадо расползается по пологому увалу обочь гривы…

О каких гривах, балках и увалах говорится в этих отрывках?

Оказывается, авторы имеют в виду здесь особенности рельефа описываемой местности.

Ведь одно из значений слова грива в русском языке — «продолговатая невысокая возвышенность с пологими склонами, поросшая лесом». В то же время увалами в некоторых говорах, как и в повести «Чалдоны», называют «пологие безлесные склоны возвышенностей». Однако чаще увал — это «возвышенность, холм с широкой плоской вершиной и пологими склонами». А балка — это «большая ложбина, широкий и длинный овраг». С таким значением это слово обычно используется в русских говорах южных территорий, например, на Дону, на Северном Кавказе.

Разнообразие природы нашей Родины ярко проявляется и в особенностях рельефа. Естественно, что это не могло не сказаться и на разнообразии слов, называющих формы рельефа — горы, холмы, долины, ложбины, овраги и т. д. Таких слов много в русском литературном языке. В общей сложности немало их оказывается и в русских народных говорах.

Вот еще несколько примеров «рельефных» слов русского языка.

Юрий Бородкин в книге «Кологривский волок» пишет: Стоит Шумилино на угоре. Торопливая река Песома обегает его излукой, вызванивает по каменистым переборам, скатываясь в неспокойный омут… В словарях русского языка рядом со словом угор ставится помета «обл.» (областное). Она показывает, что слово это является местным (областным). Действительно, угор — слово, употребляемое главным образом в северных говорах. В них оно обычно используется со значением «высокое место на равнине, по берегу реки; возвышенность, холм».

С северными говорами связано и слово рёлка — «продолговатая возвышенность, удлиненный холм; мыс, поросший лесом; то же, что и грива».

Или вот слово гребень, В русском языке оно имеет несколько разных значений. Среди них есть и «рельефные». Так, у М. А. Шолохова в «Поднятой целине» читаем: До Гремячего Лога от станицы двадцать восемь километров безлюдным гребнем. Бурый от подтаявшего помета шлях лежит на вершине гребня. Здесь гребень — «длинная степная возвышенность».

В разных русских говорах только для называния различных видов холмов и отдельных гор используются такие слова, как крутец, мар, столб, шихан, шишка и др.

Приведенные слова обозначают по существу одно и то же явление природы. В этом нетрудно убедиться по следующим текстам.

Жгуч мороз трескучий, На дворе темно; Серебристый иней Запушил окно…
(И. С. Н и к и т и н.)

Так гулко, морозно и ясно, что до зимней дороги нельзя дотронуться: снег визжит.

Мороз по нашим местам редкий — за сорок пять! Давит к земле, окна за ночь в доме так обледенели, что стали мохнатыми. В пазах, в углах и в дверных проемах появились «зайчики» изморози или — как у нас, вятских, принято говорить — закуржевело.

((П. Mapакулин.))

Мерзлый скрип тяжело нагруженных саней, повизгиванье снега под полозом, хруст снега под копытами у лошадей…

От куржака все лошади сделались одинаковой масти — седые, и только по горячей, дымящейся шерсти под хомутом и седелкой можно определить настоящую масть…

((А. Ч е р н о у с о в.))

Слово иней — общерусское, а куржевень, куржак, закуржеветь — из числа местных, диалектных. Используются они в основном в русских говорах северных территорий, на Урале, в Сибири.

Там же встречается и слово кухта. В некоторых северных говорах им также называют иней. Однако чаще используется оно со значением «снег на ветвях деревьев». П. Маракулин в книге «Васильки во ржи» так пишет о кухте:

Снег, оседлавший еловые, сосновые и пихтовые лапы, на языке охотников называется кухтой… Кухта часто напоминает собою распластавшихся в ожидании добычи зверей: сегодня взял блокнот и карандаши специально, чтобы зарисовать во время лыжной прогулки по заречному парку на одной группе молодых густых пихт сразу горностая, двух снежных барсов и куницу, выгнувшуюся перед прыжком.

Со словом закуржевело связано и слово куржевень. Различаются слова эти в русском языке не по смыслу, а по распространенности, по употреблению.

Здесь рассказано лишь о некоторых словах, встречающихся в русских говорах. Но и этот небольшой их перечень показывает, что местные слова не только своеобразны, но нередко с успехом могут дополнять и уточнять словарь русского литературного языка.