15

[1630] I HEADED OVER TO WARBURTON A DAMN SIGHT FASTER than the prison driver had and I was there in less than fifty minutes. It was a hell of a sight. There was a storm coming in quickly from the west and shafts of low afternoon sun were escaping the clouds and hitting the place. The glittering metal towers and turrets were catching the orange rays. I slowed up and pulled into the prison approach. Stopped outside the first vehicle cage. I wasn’t going in there. I’d had enough of that. Spivey was going to have to come out to me. I got out of the Bentley and walked over to the guard. He seemed friendly enough.

[1631] “Spivey on duty?” I asked him.

“You want him?” the guard said.

“Tell him Mr. Reacher’s here,” I said.

[1632] The guy ducked under a Perspex hood and made a call. Ducked back out again and shouted over to me.

[1633] “He doesn’t know any Mr. Reacher,” he said.

[1634] “Tell him Chief Morrison sent me,” I said. “Over from Margrave.”

[1635] The guy went under the Perspex thing again and started talking. After a minute he was back out.

[1636] “OK, drive on through,” he said. “Spivey will meet you at reception.”

[1637] “Tell him he’s got to come out here,” I said. “Meet me on the road.”

[1638] I walked away and stood in the dust on the edge of the blacktop. It was a battle of nerves. I was betting Spivey would come on out. I’d know in five minutes. I waited. I could smell rain coming out of the west. In an hour, it was going to roll right over us. I stood and waited.

[1639] Spivey came out. I heard the grilles on the vehicle cage grinding across. I turned and saw a dirty Ford driving through. It came out and stopped next to the Bentley. Spivey heaved himself out. He walked over. Big guy, sweating, red face and hands. His uniform was dirty.

“Remember me?” I asked him.

[1640] His small snake eyes flicked around. He was adrift and worried.

[1641] “You’re Reacher,” he said. “So what?”

[1642] “Right,” I said. “I’m Reacher. From Friday. What was the deal?”

[1643] He shifted from foot to foot. He was going to play hard to get. But he’d already showed his hand. He’d come out to meet me. He’d already lost the game. But he didn’t speak.

[1644] “What was the deal on Friday?” I said again.

[1645] “Morrison is dead,” he said. Then he shrugged and clamped his thin lips. Wouldn’t say any more.

[1646] I stepped casually to my left. Just a foot or so, to put Spivey’s bulk between me and the gate guard. So the gate guard couldn’t see. Morrison’s switchblade appeared in my hand. I held it up at Spivey’s eye level for a second. Just long enough for him to read the gold-filled engraving in the ebony. Then the blade popped out with a loud click. Spivey’s small eyes were fixed on it.

[1647] “You think I used this on Morrison?” I said.

[1648] He was staring at the blade. It shone blue in the stormy sun.

[1649] “It wasn’t you,” he said. “But maybe you had good reason.”

[1650] I smiled at him. He knew it wasn’t me who killed Morrison. Therefore he knew who had. Therefore he knew who Morrison’s bosses were. Simple as that. Three little words, and I was getting somewhere. I moved the blade a fraction closer to his big red face.

[1651] “Want me to use this on you?” I said.

[1652] Spivey looked around wildly. Saw the gate guard thirty yards away.

[1653] “He’s not going to help you,” I said. “He hates your useless fat guts. He’s just a guard. You sucked ass and got promotion. He wouldn’t piss on you if you were on fire. Why should he?”

[1654] “So what do you want?” Spivey said.

“Friday,” I said. “What was the deal?”

“And if I tell you?” he said.

I shrugged at him.

[1655] “Depends what you tell me,” I said. “You tell me the truth, I’ll let you go back inside. Want to tell me the truth?”

[1656] He didn’t reply. We were just standing there by the road. A battle of nerves. His nerves were shot to hell. So he was losing. His little eyes were darting about. They always came back to the blade.

[1657] “OK, I’ll tell you,” he said. “Time to time, I helped Morrison out. He called me Friday. Said he was sending two guys over. Names meant nothing to me. Never heard of you or the other guy. I was supposed to get the Hubble guy killed. That’s all. Nothing was supposed to happen to you, I swear it.”

[1658] “So what went wrong?” I asked him.

[1659] “My guys screwed up,” he said. “That’s all, I swear it. It was the other guy we were after. Nothing was supposed to happen to you. You got out of there, right? No damage done, right? So why give me a hard time?”

[1660] I flashed the blade up real quick and nicked his chin. He froze in shock. A moment later a fat worm of dark blood welled out of the cut.

[1661] “What was the reason?” I asked him.

“There’s never a reason,” he said. “I just do what I’m told.”

[1662] “You do what you’re told?” I said.

“I do what I’m told,” he said again. “I don’t want to know any reasons.”

“So who told you what to do?” I said.

“Morrison,” he said. “Morrison told me what to do.”

“And who told Morrison what to do?” I asked him.

[1663] I held the blade an inch from his cheek. He was just about whimpering with fear. I stared into his small snake eyes. He knew the answer. I could see that, far back in those eyes. He knew who told Morrison what to do.

[1664] “Who told him what to do?” I asked him again.

“I don’t know,” he said. “I swear it, grave of my mother.”

I stared at him for a long moment. Shook my head.

“Wrong, Spivey,” I said. “You do know. You’re going to tell me.”

[1665] Now Spivey shook his head. His big red face jerked from side to side. The blood was running down his chin onto his slabby jowls.

“They’ll kill me if I do,” he said.

I flicked the knife at his belly. Slit his greasy shirt.

“I’ll kill you if you don’t,” I said.

[1666] Guy like Spivey, he thinks short term. If he told me, he’d die tomorrow. If he didn’t tell me, he’d die today. That’s how he thought. Short term. So he set about telling me. His throat started working up and down, like it was too dry to speak. I stared into his eyes. He couldn’t get any words out. He was like a guy in a movie who crawls up a desert dune and tries to call for water. But he was going to tell me.

[1667] Then he wasn’t. Over his shoulder, I saw a dust plume far in the east. Then I heard the faint roar of a diesel engine. Then I made out the gray shape of the prison bus rolling in. Spivey snapped his head around to look at his salvation. The gate guard wandered out to meet the bus. Spivey snapped his head back to look at me. There was a mean gleam of triumph in his eyes. The bus was getting closer.

[1668] “Who was it, Spivey?” I said. “Tell me now, or I’ll come back for you.”

[1669] But he just backed off and turned and hustled over to his dirty Ford. The bus roared in and blew dust all over me. I closed up the switchblade and put it back in my pocket. Jogged over to the Bentley and took off.

[1670] THE COMING STORM CHASED ME ALL THE WAY BACK EAST. I felt I had more than a storm after me. I was sick with frustration. This morning I had been just one conversation away from knowing everything. Now I knew nothing. The situation had suddenly turned sour.

[1671] I had no backup, no facilities, no help. I couldn’t rely on Roscoe or Finlay. I couldn’t expect either of them to agree with my agenda. And they had troubles of their own up at the station house. What had Finlay said? Working under the enemy’s nose? And I couldn’t expect too much from Picard. He was already way out on a limb. I couldn’t count on anybody but myself.

[1672] On the other hand, I had no laws to worry about, no inhibitions, no distractions. I wouldn’t have to think about Miranda, probable cause, constitutional rights. I wouldn’t have to think about reasonable doubt or rules of evidence. No appeal to any higher authority for these guys. Was that fair? You bet your ass. These were bad people. They’d stepped over the line a long time ago. Bad people. What had Finlay said? As bad as they come. And they had killed Joe Reacher.

[1673] I rolled the Bentley down the slight hill to Roscoe’s house. Parked on the road outside her place. She wasn’t home. The Chevrolet wasn’t there. The big chrome clock on the Bentley’s dash showed ten of six. Ten minutes to wait. I got out of the front seat and got into the back. Stretched out on the big old car’s leather bench.

[1674] I wanted to get away from Margrave for the evening. I wanted to get out of Georgia altogether. I found a map in a pocket on the back of the driver’s seat. I peered at it and figured if we went west for an hour, hour and a half, back past Warburton again, we’d cross the state line into Alabama. That’s what I wanted to do. Blast west with Roscoe into Alabama and pull into the first live music bar we came to. Put my troubles on hold until tomorrow. Eat some cheap food, drink some cold beer, hear some dirty music. With Roscoe. My idea of a hell of an evening. I settled back to wait for her. The dark was gathering in. I felt a faint chill in the evening air. About six o’clock huge drops started hammering on the roof of the Bentley. It felt like a big evening thunderstorm was moving in, but it never really arrived. It never really let loose. Just the big early drops spattering down like the sky was straining to unload but wouldn’t let go. It went very dark and the heavy car rocked gently in the damp wind.

[1675] ROSCOE WAS LATE. THE STORM HAD BEEN THREATENING FOR about twenty minutes before I saw her Chevy winding down the rise. Her headlights swept and arced left and right. They washed over me as she swung into her driveway. They blazed against her garage door, then died as she cut the power. I got out of the Bentley and stepped over to her. We held each other and kissed. Then we went inside.

[1676] “You OK?” I asked her.

“I guess,” she said. “Hell of a day.”

I nodded. It had been.

“Upset?” I asked her.

She was moving around switching lamps on. Pulling drapes.

[1677] “This morning was the worst thing I’ve ever seen,” she said. “By far the worst thing. But I’m going to tell you something I would never tell anyone else. I wasn’t upset. Not about Morrison. You can’t get upset about a guy like that. But I’m upset about his wife. Bad enough living with a guy like Morrison without dying because of him too, right?”

[1678] “What about the rest of it?” I asked her. “Teale?”

[1679] “I’m not surprised,” she said. “That whole family has been scum for two hundred years. I know all about them. His family and my family go way back together. Why should he be any different? But, God, I’m glad everybody else in the department turned out clean. I was dreading finding out one of those guys had been in it, too. I don’t know if I could have faced that.”

[1680] She went into the kitchen and I followed. She went quiet. She wasn’t falling apart, but she wasn’t happy. She pulled open the refrigerator door. It was a gesture which said: the cupboard is bare. She smiled a tired smile at me.

“You want to buy me dinner?” she said.

“Sure,” I said. “But not here. In Alabama.”

[1681] I told her what I wanted to do. She liked the plan. She brightened up and went to take a shower. I figured I could use a shower too, so I went with her. But we hit a delay because as soon as she started to unbutton her crisp uniform shirt, my priorities shifted. The lure of an Alabama bar receded. And the shower could wait, too. She was wearing black underwear beneath the uniform. Not very substantial items. We ended up in a frenzy on the bedroom floor. The thunderstorm was finally breaking outside. The rain was lashing the little house. Lightning was blazing and the thunder was crashing about.

[1682] We finally made it to the shower. By then, we really needed it. Afterward I lay on the bed while Roscoe dressed. She put on faded denims and a silky shirt. We turned off the lamps again and locked up and took off in the Bentley. It was seven thirty and the storm was drifting off to the east, heading for Charleston before boiling out over the Atlantic. Might hit Bermuda tomorrow. We headed west toward a pinker sky. I found the road back out to Warburton. Cruised down the farm roads between the endless dark fields and blasted past the prison. It squatted glowering in its ghastly yellow light.

[1683] A half hour after Warburton we stopped to fill the old car’s gigantic tank. Threaded through some tobacco country and crossed the Chattahoochee by an old river bridge in Franklin. Then a sprint down to the state line. We were in Alabama before nine o’clock. We agreed to take a chance and stop at the first bar.

[1684] We saw an old roadhouse maybe a mile later. Pulled into the parking lot and got out. Looked OK. Big enough place, wide and low, built from tarred boards. Plenty of neon, plenty of cars in the lot, and I could hear music. The sign at the door said The Pond, live music seven nights a week at nine thirty. Roscoe and I held hands and walked in.

[1685] We were hit by bar noise and jukebox music and a blast of beery air. We pushed through to the back and found a wide ring of booths around a dance floor with a stage beyond. The stage was really just a low concrete platform. It might once have been some kind of a loading bay. The ceiling was low and the light was dim. We found an empty booth and slid in. Watched the band setting up while we waited for service. The waitresses were rushing around like basketball centers. One dived over and we ordered beers, cheese-burgers, fries, onion rings. Pretty much right away she ran back with a tin tray with our stuff on it. We ate and drank and ordered more.

[1686] “So what are you going to do about Joe?” Roscoe asked me.

[1687] I was going to finish his business. Whatever it was. Whatever it took. That was the decision I had made in her warm bed that morning. But she was a police officer. She was sworn to uphold all kinds of laws. Laws that were designed to get in my way. I didn’t know what to say. But she didn’t wait for me to say anything.

[1688] “I think you should find out who it was killed him,” she said.

“And then what?” I asked her.

[1689] But that was as far as we got. The band started up. We couldn’t talk anymore. Roscoe gave an apologetic smile and shook her head. The band was loud. She shrugged, saying sorry for the fact that I couldn’t hear her talking. She sketched me a tell-you-later gesture across the table and we turned to face the stage. I wished I could have heard her reply to my question.

[1690] THE BAR WAS CALLED THE POND AND THE BAND WAS called Pond Life. They started pretty well. A classic trio. Guitar, bass, drums. Firmly into the Stevie Ray Vaughan thing. Since Stevie Ray died in his helicopter up near Chicago it seemed like you could count up all the white men under forty in the southern states, divide by three, and that was the number of Stevie Ray Vaughan tribute bands. Everybody was doing it. Because it didn’t require much. Didn’t matter what you looked like, didn’t matter what gear you had. All you needed was to get your head down and play. The best of them could match Stevie Ray’s on-a-dime changes from loose bar rock to the old Texas blues.

[1691] This lot was pretty good. Pond Life. They lived up to their ironic name. The bass and the drums were big messy guys, lots of hair all over, fat and dirty. The guitar player was a small dark guy, not unlike old Stevie Ray himself. The same gappy grin. He could play, too. He had a black Les Paul copy and a big Marshall stack. Good old-fashioned sound. The loose heavy strings and the big pickups overloading the ancient Marshall tubes, giving that glorious fat buzzy scream you couldn’t get any other way.

[1692] We were having a good time. We drank a lot of beer, sat tight together in the booth. Then we danced for a while. Couldn’t resist it. The band played on and on. The room got hot and crowded. The music got louder and faster. The waitresses sprinted back and forth with long-neck bottles.

[1693] Roscoe looked great. Her silky shirt was damp. She wasn’t wearing anything underneath it. I could see that because of the way the damp silk stuck to her skin. I was in heaven. I was in a plain old bar with a stunning woman and a decent band. Joe was on hold until tomorrow. Margrave was a million miles away. I had no problems. I didn’t want the evening to end.

[1694] The band played on until pretty late. Must have been way past midnight. We were juiced up and sloppy. Couldn’t face the drive back. It was raining again, lightly. Didn’t want to drive an hour and a half in the rain. Not so full of beer. Might end up in a ditch. Or in jail. There was a sign to a motel a mile further on. Roscoe said we should go there. She was giggly about it. Like we were eloping or something. Like I’d transported her across the state line for that exact purpose. I hadn’t, specifically. But I wasn’t about to put up a whole lot of objections.

[1695] So we stumbled out of the bar with ringing ears and got into the Bentley. We rolled the big old car cautiously and slowly down the streaming road for a mile. Saw the motel up ahead. A long, low old place, like something out of a movie. I pulled into the lot and went into the office. Roused the night guy at the desk. Gave him the money and arranged an early morning call. Got the key and went back out to the car. I pulled it around to our cabin and we went in. It was a decent, anonymous place. Could have been anywhere in America. But it felt warm and snug with the rain pattering on the roof. And it had a big bed.

[1696] I didn’t want Roscoe to catch a chill. She ought to get out of that damp shirt. That’s what I told her. She giggled at me.

Said she hadn’t realized I had medical qualifications. I told her we’d been taught enough for basic emergencies.

[1697] “Is this a basic emergency?” she giggled.

[1698] “It will be soon,” I laughed, “if you don’t take that shirt off.”

[1699] So she did take it off. Then I was all over her. She was so beautiful, so provocative. She was ready for anything.

[1700] Afterward we lay in an exhausted tangle and talked. About who we were, about what we’d done. About who we wanted to be and what we wanted to do. She told me about her family. It was a bad-luck story stretching back generations. They sounded like decent people, farmers, people who had nearly made it but never did. People who had struggled through the hard times before chemicals, before machinery, hostages to the power of nature. Some old ancestor had nearly made it big, but he lost his best land when Mayor Teale’s great-grandfather built the railroad. Then some mortgages were called in and the grudge rolled on down the years so that now she loved Margrave but hated to see Teale walking around like he owned it, which he did, and which Teales always had.

[1701] I talked to her about Joe. I told her things I’d never told anybody else. All the stuff I’d kept to myself. All about my feelings for him and why I felt driven to do something about his death. And how I was happy to do it. We went through a lot of personal stuff. Talked for a long time and fell asleep in each other’s arms.

[1702] SEEMED LIKE MORE OR LESS STRAIGHTAWAY THE GUY WAS banging on the door with the early morning call. Tuesday. We got up and staggered around. The early sun was struggling against a damp dawn. Within five minutes we were back in the Bentley rolling east. The rising sun was blinding on the dewy windshield.

[1703] Slowly we woke up. We crossed the state line back into Georgia. Crossed the river in Franklin. Settled into a fast cruise through the empty farming country. The fields were hidden under a floating quilt of morning mist. It hung over the red earth like steam. The sun climbed up and set about burning it off.

[1704] Neither of us spoke. We wanted to preserve the quiet intimate cocoon as long as possible. Arriving back in Margrave was going to burst the bubble soon enough. So I guided the big stately car down the country roads and hoped. Hoped there’d be plenty more nights like that one. And quiet mornings like this one. Roscoe was curled up on the big hide chair beside me. Lost in thought. She looked very content. I hoped she was.

[1705] We blasted past Warburton again. The prison floated like an alien city on the carpet of low mist. We passed the little copse I’d seen from the prison bus. Passed the rows of bushes invisible in the fields. Reached the junction and turned south onto the county road. Past Eno’s diner and the station house and the firehouse. Down onto Main Street. We turned left at the statue of the man who took good land for the railroad. Down the slope to Roscoe’s place. I parked at the curb and we got out, yawning and stretching. We grinned briefly at each other. We’d had fun. We walked hand in hand down the driveway.

[1706] Her door was open. Not wide open, but an inch or two ajar. It was ajar because the lock was smashed. Someone had used a crowbar on it. The tangle of broken lock and splinters wouldn’t allow the door to close all the way. Roscoe put her hand to her mouth and gave a silent gasp. Her eyes were wide. They slid from the door to me.

[1707] I grabbed her elbow and pulled her away. We stood flat against the garage door. Crouched down. Stuck close to the walls and circled right around the house. Listened hard at every window and risked ducking our heads up for a quick glance into every room. We arrived back at the smashed front door. We were wet from kneeling on the soaked ground and from brushing against the dripping evergreens. We stood up. Looked at each other and shrugged. Pushed the door open and went inside.

[1708] We checked everywhere. There was nobody in the house. No damage. No disturbance. Nothing was stolen. The stereo was still there, the TV was still there. Roscoe checked her closet. The police revolver was still on her belt. She checked her drawers and her bureau. Nothing had been touched. Nothing had been searched. Nothing was missing. We stood back in the hallway and looked at each other. Then I noticed something that had been left behind.

[1709] The low morning sun was coming in through the open door and playing a shallow beam over the floor. I could see a line of footprints on the parquet. A lot of footprints. Several people had tracked through from the front door into the living room. The line of prints disappeared on the bold living room rug. Reappeared on the wood floor leading into the bedroom. Came back out, through the living room, back to the front door. They had been made by people coming in from the rainy night. A slight film of muddy rainwater had dried on the wood leaving faint prints. Faint, but perfect. I could see at least four people. In and out. I could see the tread patterns they had left behind. They had been wearing rubber overshoes. Like you get for the winter up north.

Примечания:

1

Меня арестовали в ресторане Ино. В двенадцать часов дня. Я ел яйца всмятку и пил кофе. Поздний завтрак, еще не обед. Я насквозь промок и устал, идя несколько часов под проливным дождем. Пешком от самого шоссе до окраины городка.

16

Он сохранял спокойствие. Я молчал. Он оставался спокойным. Это было спокойствие человека, для которого мгновение опасности миновало. Ему оставалось лишь отвезти меня в участок, и потом я стану заботой кого-то другого. Сержант переглянулся со своими товарищами.

17

— Хорошо, отметим, что он ничего не говорит, — проворчал он. — Ладно, пошли.

163

— Брат, в Вашингтоне, — сказал я. — Работает в казначействе.

164

— У вас в Джорджии есть друзья, знакомые?

165

— Нет, — сказал я.

166

Финлей записал все мои ответы. Затем наступила долгая тишина. Я знал точно, каким будет его следующий вопрос.

167

— Тогда почему? — спросил Финлей. — Почему вы сошли с автобуса на незапланированной остановке и шли пешком до города, в котором у вас нет абсолютно никаких дел?

168

Это был убийственный вопрос. Финлей мне его задал. Как, несомненно, задаст и прокурор. А у меня не было на него убедительного ответа.

169

— Ну что вам сказать? Это был каприз. Меня тянуло к перемене мест. Должен же я был куда-то попасть, верно?

170

— Но почему именно сюда? — спросил Финлей.

1630

Я мчался в Уорбертон в тысячу раз быстрее водителя тюремного автобуса и доехал туда менее чем за пятьдесят минут. Мне открылось потрясающее зрелище. С запада стремительно надвигалась гроза; косые лучи клонящегося к горизонту солнца, пробиваясь сквозь тучи, освещали комплекс. Стальные башни и шпили сверкали в оранжевых лучах. Сбросив скорость, я свернул к въезду в тюрьму. Остановился за первыми воротами. Я не собирался внутрь. С меня хватило того, что было. Пусть Спиви сам выйдет ко мне. Выбравшись из «Бентли», я подошел к охраннику. Тот встретил меня вполне дружелюбно.

1631

— Спиви сегодня дежурит? — спросил я.

— Он вам нужен?

— Передайте, его спрашивает мистер Ричер.

1632

Нырнув в будку, охранник снял трубку. И тотчас же снова высунул голову.

1633

— Он не знает никакого Ричера, — крикнул он.

1634

— Передайте, меня послал Моррисон, — сказал я. — Начальник полиции Маргрейва.

1635

Охранник опять скрылся в будке. Через минуту он появился.

1636

— Хорошо, проезжайте, — сказал он. — Спиви встретит вас в приемном отделении.

1637

— Передайте ему, пусть выходит сюда, — сказал я. — Я буду ждать его на дороге.

1638

Отойдя от ворот, я остановился на обочине шоссе. Это был поединок нервов. Я поспорил сам с собой, что Спиви выйдет ко мне. Через пять минут я буду знать, кто выиграл. Я ждал. С запада доносился запах дождя. Через час нас накроет ливень. Я стоял и ждал.

1639

Появился Спиви. Послышался скрежет решетки ворот. Обернувшись, я увидел выезжающий грязный «Форд». Он остановился рядом с «Бентли». Из машины грузно выбрался Спиви. Подошел ко мне. Жирный, вспотевший, с раскрасневшимися руками и лицом. Его мундир был грязным.

— Помнишь меня? — спросил я.

1640

Его змеиные глазки забегали. Спиви был очень напуган.

1641

— Вы тот самый Ричер. И что с того?

1642

— Точно, — подтвердил я. — Я тот самый Ричер. С пятницы. Так в чем было дело?

1643

Спиви переминался с ноги на ногу. Ему хотелось разыграть из себя крутого. Он уже раскрыл свои карты. Тем, что вышел ко мне. Спиви уже проиграл. Но он молчал.

1644

— Итак, что произошло в пятницу? — повторил я.

1645

— Моррисон мертв, — сказал Спиви. Пожав плечами, он сжал губы. Умолк.

1646

Я вроде бы случайно шагнул влево. Всего на фут, но так, что Спиви загородил своей тушей меня от охранника у ворот. Так что охранник не мог меня видеть. У меня в руке появился нож Моррисона с выкидным лезвием. Я на мгновение поднес его к глазам Спиви. Достаточно, чтобы успеть прочесть золотые буквы на черном дереве. Затем с громким щелчком вылетело лезвие. Маленькие глазки Спиви словно приклеились к нему.

1647

— Ты думаешь, с его помощью я расправился с Моррисоном? — спросил я.

1648

Спиви не мог оторвать взгляда от лезвия, светившегося голубым пламенем в лучах предгрозового солнца.

1649

— Это был не ты, — наконец сказал он. — Но, возможно, у тебя были все основания.

1650

Я улыбнулся. Спиви знал, что это не я убил Моррисона. Следовательно, он знал, кто это сделал. Все так просто. Три простых слова, и я уже кое-чего добился. Я поднес лезвие к жирному, красному лицу.

1651

— Хочешь, чтобы я поработал этим ножиком над тобой? — спросил я.

1652

Спиви испуганно оглянулся. Увидел в тридцати ярдах охранника у ворот.

1653

— Он и не подумает прийти на помощь, — сказал я. — Он ненавидит твои никчемные кишки. Он простой охранник, а ты лизал задницы, добиваясь повышения по службе. Если будешь гореть, он на тебя не помочится, чтобы сбить огонь. Зачем?

1654

— Что ты хочешь? — спросил Спиви.

— Пятница, — сказал я. — Как было дело?

— А если я тебе все расскажу?

Я пожал плечами.

1655

— Все зависит от того, что ты мне расскажешь. Если скажешь правду, я позволю тебе вернуться назад. Итак, хочешь рассказать правду?

1656

Спиви молчал. Мы стояли друг напротив друга на обочине. Поединок нервов. Нервы Спиви были разболтаны до предела. Он проигрывал. Его маленькие глазки постоянно бегали. И все время возвращались к лезвию.

1657

— Хорошо, я все скажу, — наконец не выдержал он. — Время от времени я оказываю небольшие услуги Моррисону. Он позвонил мне в пятницу. Сказал, что направляет сюда двоих. Фамилии для меня ничего не значили. Я никогда не слышал ни о тебе, ни о том втором типе. Я должен был убить этого Хаббла. Вот и все. С тобой ничего не должно было случиться, клянусь.

1658

— Так что же произошло? — спросил я.

1659

— Мои ребята все напутали, — сказал Спиви. — Только и всего, клянусь. Нам нужен был другой. С тобой ничего не должно было случиться. Ты ведь выбрался оттуда, да? Не пострадал, да? Так что тебе от меня надо?

1660

Быстро взмахнув ножом, я ткнул острием ему в шею. Спиви испуганно застыл. Через мгновение из пореза выполз жирный червяк темной крови.

1661

— Как тебе это объяснили? — спросил я.

— Никак, — дрожащим голосом ответил он. — Я просто делаю то, что мне говорят.

1662

— Значит, ты делаешь то, что говорят? — переспросил я.

— Я делаю то, что мне говорят, — повторил Спиви. — Я не хочу ничего знать.

— И кто дал тебе это задание?

— Моррисон, — сказал он. — Моррисон сказал, что надо сделать.

— А кто сказал Моррисону, что надо сделать? — настаивал я.

1663

Я держал лезвие в дюйме от щеки Спиви. Он уже буквально скулил от страха. Я смотрел в его маленькие змеиные глазки. Ему известен ответ на мой вопрос. Я видел это в глубине его глаз. Спиви знал, кто дал задание Моррисону.

1664

— Кто ему сказал, что надо сделать? — повторил я.

— Не знаю, — ответил Спиви. — Я ничего не знаю, клянусь могилой своей матери!

Пристально посмотрев ему в глаза, я покачал головой.

— Ложь, Спиви. Ты знаешь. И сейчас ты мне это расскажешь.

1665

Теперь Спиви покачал головой. Его жирная красная рожа метнулась из стороны в сторону. Кровь стекала по подбородку на дряблую шею.

— Если я скажу, меня убьют, — взмолился он.

Я ткнул ножом ему в живот. Разрезал грязную рубашку.

— А я тебя убью, если ты мне ничего не скажешь.

1666

Такие типы как Спиви мыслят короткими категориями.

Если он мне скажет, его убьют завтра. Если не скажет — сегодня. Вот каким был ход его мыслей. Короткими категориями. Поэтому Спиви собрался говорить. У него задергался кадык, словно у него пересохло в горле. Я смотрел ему в глаза. Он не мог выдавить ни слова. Он был похож на киногероя, ползущего по песчаным барханам и молящего послать ему воду. Но он должен был мне все сказать.

1667

И вдруг все изменилось. За плечом Спиви на востоке показался столб пыли. Затем послышался отдаленный рев дизеля. Наконец я различил серый силуэт приближающегося тюремного автобуса. Стремительно обернувшись, Спиви уставился на свое спасение. Охранник у ворот шагнул навстречу автобусу. Спиви снова повернулся ко мне. В его глазах блеснул недобрый торжествующий огонек. Автобус был совсем близко.

1668

— Кто это был, Спиви? — спросил я. — Лучше скажи сейчас, а то я вернусь.

1669

Но он попятился, развернулся и побежал к своему грязному «Форду». Автобус проревел мимо, обдав меня облаком пыли. Сложив нож, я убрал его в карман. Подбежал к «Бентли» и рванул с места.

1670

Всю дорогу обратно на восток за мной гналась надвигающаяся гроза. Но мне казалось, что меня преследует не только гроза. Меня тошнило от отчаяния. Сегодня утром я находился всего в одном разговоре от того, чтобы узнать всю правду. И до сих пор ничего не знал. Обстоятельства резко изменились к худшему.

1671

У меня не было ничего необходимого, мне никто не помогал. Я не мог рассчитывать на Роско и Финлея. Не мог ожидать, что они согласятся с моим планом. К тому же, у них хватает забот у себя в участке. Как там выразился Финлей? Приходится работать под носом у врага? И я не мог слишком надеяться на Пи-карда. Он и так делает все, что может, нарушая порядки своего Бюро. Я мог рассчитывать только на себя самого.

1672

С другой стороны, меня не волновали никакие законы, запреты, правила. Я мог не беспокоиться по поводу прав Миранды, презумпции невиновности, конституционных прав. Я мог обходиться без неопровержимых улик. Мои противники лишены возможности обжаловать мои действия. Справедливо ли это? А как же. Я имел дело с плохими людьми. Уже давно перешагнувшими черту. С очень плохими. Как там сказал Финлей? Хуже не бывает. И эти люди убили Джо Ричера.

1673

«Бентли» плавно скатился по отлогой горке к дому Роско. Я оставил машину на дороге. Роско дома не было. Ее «Шевроле» нигде не было видно. Большие хромированные часы на приборной панели «Бентли» показывали без десяти минут шесть. Ждать еще десять минут. Я перебрался с переднего сиденья назад. Вытянулся на старой коже.

1674

Мне хотелось уехать на ночь из Маргрейва. Вообще из Джорджии. В кармашке на спинке водительского сиденья я нашел карту. Изучил ее и обнаружил, что если ехать на запад час-полтора, опять мимо Уорбертона, можно пересечь границу штата и попасть в Алабаму. Я решил сделать именно это. Рвануть с Роско на запад, в Алабаму, и завернуть в первый же встретившийся нам бар с живой музыкой. Забыть до утра обо всех своих невзгодах. Поесть чего-нибудь простого и дешевого, выпить холодного пива, послушать музыку вместе с Роско. Вот как в моем представлении выглядел чертовски интересный вечер. Устроившись поудобнее на просторном сиденье «Бентли», я стал ждать. Сгущались сумерки. Начинало холодать. Около шести по крыше забарабанили тяжелые капли. Казалось, надвигается ливень с грозой. Но дождь так и не начинался. Пока все ограничивалось редкими крупными каплями; небо было готово прорваться, но все-таки выдержало. Вскоре совсем стемнело. В сырой тишине мягко ворчал мощный двигатель.

1675

Роско задерживалась. Ливень грозил начаться вот уже двадцать минут, когда вверху, на дороге наконец показался ее «Шевроле». Свет фар метнулся сначала влево, затем вправо. Прошелся по мне, озарил дверь гаража у дома Роско и умер. Погасив фары, Роско заглушила двигатель. Я вышел из «Бентли» и подошел к ней. Мы обнялись и поцеловались. Направились в дом.

1676

— Как ты? — спросил я. — Все в порядке?

— Надеюсь. День выдался жуткий.

Я кивнул. День действительно был ужасный.

— Никак не можешь прийти в себя?

Роско ходила по дому, зажигая везде свет и задергивая шторы.

1677

— Сегодня утром я видела страшное зрелище. Самое страшное, какое мне только приходилось видеть. Но я скажу тебе кое-что такое, что кроме тебя больше никому не говорила. Моррисона мне нисколько не жалко. Такого человека нечего жалеть. Но мне жалко его жену. Плохо уже то, что она прожила всю жизнь с таким типом, как Моррисон, так она еще и умерла из-за него, правда?

1678

— Ну, а остальные? — спросил я. — Что ты скажешь о Тиле?

1679

— Я нисколько не удивлена. На протяжении двухсот лет у них в семействе были одни мерзавцы и негодяи. Мой род тоже давно в этих местах и хорошо знает Тилов. Почему этот должен был оказаться не таким как остальные? Но, видит Бог, я очень рада, что у нас в участке все оказались чисты. Я пришла бы в ужас, узнав, что у одного из тех, с кем я работала, тоже рыльце в пушку. Не знаю, смогла бы я это перенести.

1680

Роско направилась на кухню, и я пошел следом за ней. Она умолкла. Нельзя сказать, что она сломалась, но радостной ее никак нельзя было назвать. Роско открыла дверь холодильника. Это движение говорило: в буфете пусто. Устало улыбнулась.

— Не хочешь угостить меня ужином? — спросила она.

— Хочу. Но только не здесь. В Алабаме.

1681

Я поделился с ней своей мыслью. Просияв, Роско пошла в душ. Решив, что и мне неплохо помыться, я последовал за ней. Но тут произошла непредвиденная задержка: как только Роско начала расстегивать хрустящую форменную рубашку, у меня вмиг изменились приоритеты. Манящий зов бара в Алабаме отступил на второй план. Да и душ тоже может подождать. Под формой на Роско было черное нижнее белье. Очень соблазнительное. Все кончилось безумством на полу в спальне. Дождь поливал маленький дом. Сверкали молнии, грохотал гром.

1682

В конце концов, мы вернулись в душ. К тому времени нам действительно требовалось вымыться. Затем я лежал в постели и смотрел, как Роско одевается. Она надела линялые джинсы и шелковую блузку. Погасив свет, мы заперли входную дверь и направились к «Бентли». Времени уже было половина восьмого, и гроза уходила на восток, к Чарльстону, чтобы потом побушевать вдоволь над просторами Атлантики. Возможно, завтра она дойдет до Бермудов. А мы поехали на запад, в сторону розовевшего заката. Я отыскал дорогу, ведущую к Уорбертону. Долго петлял по проселкам среди бесконечных черных полей, затем пронесся мимо тюрьмы. Приземистый комплекс был озарен призрачным желтым светом.

1683

Через полчаса после Уорбертона мы остановились и наполнили огромный бензобак «Бентли». Потом ехали мимо табачных плантаций и во Франклине пересекли Чаттаучи по старому мосту. Еще не было девяти, а мы оказались в Алабаме. Мы договорились положиться на волю случая и остановиться в первом же встречном баре.

1684

Примерно через милю мы увидели старое здание у дороги, свернули на стоянку и вышли из машины. Похоже, это было то, что надо. Достаточно просторное, невысокое, из потемневших бревен. Яркий неоновый свет, много машин на стоянке, громкие звуки музыки. Вывеска над дверью гласила: «Омут. Живая музыка семь дней в неделю, начиная с половины десятого вечера». Взявшись за руки, мы с Роско вошли внутрь.

1685

Нам в лицо ударил гул голосов и грохот музыкального автомата. Воздух был пропитан запахом пива. Протиснувшись сквозь толпу, мы увидели расположенные полукругом кабинки, танцевальную площадку и сцену. В действительности сцена представляла собой невысокую бетонную площадку. Должно быть, когда-то это был дебаркадер для погрузки и разгрузки машин. Потолок нависал низко, в баре царил полумрак. Отыскав пустую кабинку, мы устроились внутри. Стали ждать, когда нас обслужат, наблюдая за тем, как готовятся выступать музыканты. Официантки носились по залу баскетбольными центровыми. Одна нырнула к нам, и мы заказали пиво, чизбургеры, жареную картошку и лук колечками. Официантка вернулась практически тотчас же с маленьким подносом. Выпив и поев, мы попросили повторить.

1686

— Так что ты собираешься делать по делу Джо? — спросила Роско.

1687

Я намеревался довести его до конца. Каким бы оно ни было. Чего бы для этого ни потребовалось. Это решение я принял сегодня утром в теплой постели Роско. Но она служит в полиции. Она приняла присягу стоять на страже самых разных законов. Законов, стоявших у меня на пути. Я не знал, что ей сказать. Но Роско и не ждала, что я отвечу.

1688

— Полагаю, ты должен найти того, кто его убил, — сказала она.

— А дальше?

1689

Но нам пришлось остановиться на этом. Группа начала играть. Разговаривать стало невозможно. Виновато улыбнувшись, Роско покачала головой. Группа играла громко. Роско пожала плечами, извиняясь за то, что я не могу ее слышать. Она показала мне жестом, что продолжит разговор позже, и мы повернулись к сцене. Я жалел о том, что не расслышал ее ответ на свой вопрос.

1690

Бар назывался «Омут», а группа — «Жизнь в омуте». Начало было очень неплохим. Классическое трио. Гитара, бас и барабаны. Уверенно в духе Стиви Рея Воэна. После того как Стиви Рей разбился на вертолете в окрестностях Чикаго, в южных штатах можно смело делить на три число всех белых мужчин моложе сорока, и получится количество групп, воздающих дань восхищения памяти Воэна. Этим занимаются все кому не лень. Потому что для этого нужно совсем немного. Неважно, как ты выглядишь, неважно, какой у тебя инструмент. Достаточно лишь опустить голову и начать играть. Лучшим из этих групп удается приблизиться к проникновенному техасскому блюзу в исполнении Стиви Рея.

1691

Эта группа играла весьма неплохо. «Жизнь в омуте». Музыканты соответствовали своему ироническому названию. Басист и барабанщик были большие и толстые, с длинными, нечесаными, грязными волосами. На гитаре играл маленький смуглый парень, чем-то похожий на старину Стиви Рея. Та же широкая улыбка, демонстрирующая неровные зубы. И он знал свое дело. У него был черный «Гибсон Лес-Пол», подключенный к большому усилителю «Маршалл». Качественный старый звук. Свободно натянутые толстые струны и двойные звукосниматели перегружали ламповый «Маршалл», выдавая сочный, гудящий крик, которого невозможно добиться никаким другим способом.

1692

Мы с Роско наслаждались вечером. Пили пиво, прижимаясь друг к другу. Потом вышли танцевать. Не смогли удержаться. Группа играла и играла. В зале было многолюдно и душно. Музыка становилась все громче и быстрее. Официантки носились туда-сюда с длинными вытянутыми бутылками.

1693

Роско выглядела бесподобно. Ее шелковая блузка промокла. Под блузкой у нее ничего не было. Это было видно по тому, как влажный шелк лип к телу. Я был на седьмом небе. Я в простом старом баре, в обществе потрясающей женщины, слушаю приличную группу. Джо придется подождать до завтра. Маргрейв находился в миллионе миль отсюда. У меня не было никаких проблем. Я хотел, чтобы вечер никогда не кончался.

1694

Группа играла очень долго. Когда она закончила, было за полночь. Мы вспотели и устали. О том, чтобы возвращаться назад, не могло быть и речи. Снова начал накрапывать дождь. Нам не хотелось ехать полтора часа под дождем. Особенно, если учесть, что мы набрались пива. Мы запросто могли окончить путь в кювете или в полицейском участке. Дорожный знак сообщал, что в миле отсюда есть мотель. Роско предложила отправиться туда. Ее это очень развеселило. Как будто мы откуда-то сбежали. Как будто я увез ее в другой штат именно ради этого. Если честно, я об этом не думал. Но у меня не было настроения возражать.

1695

Поэтому мы, пошатываясь, вышли из бара, пытаясь справиться со звоном в ушах, и направились к «Бентли». Я медленно и осторожно вел большую старую машину по мокрому шоссе. Через милю мы увидели мотель. Длинное приземистое старое здание, какое можно увидеть только в кино. Свернув к мотелю, я зашел в контору и поднял ночного дежурного. Расплатился и попросил, чтобы нас разбудили рано утром.

Получил ключи и вернулся к машине. Подъехал к нашему домику. Мы вошли. Это было тихое, приличное место. В Америке такое можно найти где угодно. По крыше барабанил дождь, но внутри было тепло и уютно. И кровать была большая.

1696

Я не хотел, чтобы Роско простудилась. Ей надо было снять промокшую блузку. Я так ей и сказал. Она рассмеялась. Сказала, что не подозревала о том, что я силен в медицине. Я ответил, что нас учили основам на чрезвычайный случай.

1697

— А сейчас как раз чрезвычайный случай? — хихикнула Роско.

1698

— Скоро наступит, — улыбнулся я. — Если ты не снимешь блузку.

1699

Так что, в конце концов, Роско была вынуждена снять блузку. И я тотчас же набросился на нее. Она была такой красивой, такой соблазнительной. Готовой на все.

1700

Потом мы лежали в изнеможении, переплетенные друг с другом, и говорили. О том, кто мы, о том, что у нас в прошлом. О том, кем мы хотим быть и чем заниматься. Роско рассказала про свою семью. Это была история неудачи, растянувшейся на несколько поколений. Простые, порядочные люди, фермеры, которым, казалось, до успеха в жизни было рукой подать, но только они так его и не добились. Заложники природы, они бились изо всех сил, еще когда не было удобрений, не было сельскохозяйственных машин. Один из далеких предков все же выбился в люди, но потерял все лучшие земли, когда прадед мэра Тила построил железную дорогу. Потом были какие-то закладные, и с годами хозяйство приходило во все больший упадок. Роско любила свой родной Маргрейв, но не могла смотреть, как Тил расхаживает по нему, словно город принадлежит ему. Хотя в действительности так оно и было. Тилы из поколения в поколение были хозяевами Маргрейва.

1701

Я рассказал Роско о Джо. Сказал ей то, о чем больше никому не говорил. Все то, что я держал в себе. Рассказал о своих чувствах к нему и том, почему должен расплатиться за его смерть. О том, что сделаю это с радостью. Мы говорили о личном, близком сердцу. Говорили долго и заснули в объятиях друг друга.

1702

Казалось, почти сразу же к нам в дверь постучал дежурный, которого попросили разбудить нас рано утром. Наступил вторник. Мы собрались и вышли на улицу. Утреннее солнце боролось с холодной росой. Через пять минут мы уже были в «Бентли», катящемся на восток. Поднимающееся над горизонтом солнце слепило нас через запотевшее лобовое стекло.

1703

Постепенно мы пробуждались, приходили в себя. Мы пересекли границу и оказались снова в Джорджии. Во Франклине переехали через реку. Быстро помчались по пустынной дороге. Поля прятались под плавающим в воздухе покрывалом тумана, висевшего над красноземом облаками пара. Взбирающееся вверх солнце вело с ним смертельную борьбу.

1704

Мы молчали. Старались как можно дольше сохранить интимный кокон. Вернувшись в Маргрейв, мы и так разорвем этот пузырь. Поэтому я вел большой, величественный автомобиль по шоссе и думал. Думал о том, что впереди будет еще много ночей, таких, как эта. За которыми будет следовать тихое, спокойное утро, такое, как это. Роско сидела на удобном сиденье, обтянутом кожей, обхватив себя руками. Погруженная в размышления. Она казалась очень счастливой. По крайней мере, я на это надеялся.

1705

Мы опять промчались мимо Уорбертона. Тюрьма плавала над ковром тумана призрачным городом. Проехали мимо рощицы, которую я видел из окна тюремного автобуса, мимо полей с ровными рядами кустов. Доехали до развилки и свернули на юг, мимо ресторана Ино, полицейского участка и пожарной части, по Главной улице. Повернули налево у памятника человеку, отобравшему хорошие земли, чтобы построить железную дорогу. Спустились вниз к дому Роско. Я поставил машину на обочине, и мы вышли, зевая и потягиваясь. Переглянулись друг с другом и улыбнулись. Нам было весело. Взявшись за руки, мы пошли к дому.

1706

Входная дверь была приоткрыта. Не распахнута настежь, а лишь приоткрыта на дюйм-два. Она была приоткрыта потому, что замок был выбит. Кто-то выломал его фомкой. И расщепленный косяк не давал двери закрыться до конца. Зажав рот рукой, Роско ахнула, широко раскрыв глаза. Перевела взгляд с двери на меня.

1707

Схватив за локоть, я отстранил ее. Мы прильнули к двери гаража. Пригнулись. Обошли вокруг дома, прижимаясь к стенам, прислушиваясь у каждого окна, распрямляясь на мгновение, чтобы заглянуть в каждую комнату. Мы вернулись к выломанной двери, промокшие от ползания на коленях по сырой земле среди влажных от росы растений. Мы выпрямились. Переглянулись, пожали плечами. Распахнули дверь и вошли в дом.

1708

Мы посмотрели всюду. В доме никого не было. Все цело. Все на своих местах. Ничего не украдено. Стереокомплекс на месте, телевизор на месте. Роско заглянула в шкаф. Служебный револьвер по-прежнему в кобуре на ремне. Она проверила ящики письменного стола и комода. В них никто не рылся, никто ничего не трогал. Выйдя в коридор, мы снова переглянулись. И тут я заметил то, что все же оставили незваные гости.

1709

В распахнутую входную дверь проникали косые лучи утреннего солнца, падавшие на пол. Я различил на паркете следы. Много следов. Несколько человек вошли в дверь и направились в гостиную. Следы обрывались у ковра в гостиной. Снова появлялись на деревянном полу в спальне. Возвращались через гостиную к входной двери. Их оставили люди, пришедшие с дождя. Тонкая пленка грязной дождевой воды, высохнув на деревянном полу, оставила едва различимые следы, но отчетливые. Я насчитал не меньше четырех ночных гостей. Вошедших и вышедших. Разобрал отпечатки, оставленные подошвами их обуви. Все были обуты в резиновые галоши. В такие же, какие носят зимой на севере.

Глава 16