[606] CHAPTER ELEVEN.

DIGORY AND HIS UNCLE ARE BOTH IN TROUBLE

[607] You may think the animals were very stupid not to see at once that Uncle Andrew was the same kind of creature as the two children and the Cabby. But you must remember that the animals knew nothing about clothes. They thought that Polly’s frock and Digory’s Norfolk suit and the Cabby’s howlet hat were as much parts of them as their own fur and feathers. They wouldn’t have known even that those three were all of the same kind if they hadn’t spoken to them and if Strawberry had not seemed to think so. And Uncle Andrew was a great deal taller than the children and a good deal thinner than the Cabby. He was all in black except for his white waistcoat (not very white by now), and the great grey mop of his hair (now very wild indeed) didn’t look to them like anything they had seen in the three other humans. So it was only natural that they should be puzzled. Worst of all, he didn’t seem to be able to talk.

[608] He had tried to. When the Bulldog spoke to him (or, as he thought, first snarled and then growled at him) he held out his shaking hand and gasped “Good Doggie, then, poor old fellow.” But the beasts could not understand him any more than he could understand them. They didn’t hear any words: only a vague sizzling noise. Perhaps it was just as well they didn’t, for no dog that I ever knew, least of all a Talking Dog of Narnia, likes being called a Good Doggie then; any more than you would like being called My Little Man.

[609] Then Uncle Andrew dropped down in a dead faint.

[610] “There!” said a Warthog, “it’s only a tree. I always thought so.” (Remember, they had never yet seen a faint or even a fall.)

[611] The Bulldog, who had been sniffing Uncle Andrew all over, raised its head and said, “It’s an animal. Certainly an animal. And probably the same kind as those other ones.”

[612] “I don’t see that,” said one of the Bears. “An animal wouldn’t just roll over like that. We’re animals and we don’t roll over. We stand up. Like this.” He rose to his hind legs, took a step backwards, tripped over a low branch and fell flat on his back.

[613] “The Third Joke, the Third Joke, the Third joke!” said the Jackdaw in great excitement.

[614] “I still think it’s a sort of tree,” said the Warthog.

[615] “If it’s a tree,” said the other Bear, “there might be a bees’ nest in it.”

[616] “I’m sure it’s not a tree,” said the Badger. “I had a sort of idea it was trying to speak before it toppled over.”

[617] “That was only the wind in its branches,” said the Warthog.

[618] “You surely don’t mean,” said the Jackdaw to the Badger, “that you think its a talking animal! It didn’t say any words.”

[619] “And yet, you know,” said the Elephant (the She Elephant, of course; her husband, as you remember, had been called away by Aslan). “And yet, you know, it might be an animal of some kind. Mightn’t the whitish lump at this end be a sort of face? And couldn’t those holes be eyes and a mouth? No nose, of course. But then—ahem—one mustn’t be narrow-minded. Very few of us have what could exactly be called a Nose.” She squinted down the length of her own trunk with pardonable pride.

[620] “I object to that remark very strongly,” said the Bulldog.

[621] “The Elephant is quite right,” said the Tapir.

[622] “I tell you what!” said the Donkey brightly, “perhaps it’s an animal that can’t talk but thinks it can.”

[623] “Can it be made to stand up?” said the Elephant thoughtfully. She took the limp form of Uncle Andrew gently in her trunk and set him up on end: upside down, unfortunately, so that two half-sovereigns, three halfcrowns, and a sixpence fell out of his pocket. But it was no use. Uncle Andrew merely collapsed again.

[624] “There!” said several voices. “It isn’t an animal at all, It’s not alive.”

[625] “I tell you, it is an animal,” said the Bulldog. “Smell it for yourself.”

[626] “Smelling isn’t everything,” said the Elephant.

[627] “Why,” said the Bulldog, “if a fellow can’t trust his nose, what is he to trust?”

[628] “Well, his brains perhaps,” she replied mildly.

[629] “I object to that remark very strongly,” said the Bulldog.

[630] “Well, we must do something about it,” said the Elephant. “Because it may be the Neevil, and it must be shown to Aslan. What do most of us think? Is it an animal or something of the tree kind?”

[631] “Tree! Tree!” said a dozen voices.

[632] “Very well,” said the Elephant. “Then, if it’s a tree it wants to be planted. We must dig a hole.”

[633] The two Moles settled that part of the business pretty quickly. There was some dispute as to which way up Uncle Andrew ought to be put into the hole, and he had a very narrow escape from being put in head foremost. Several animals said his legs must be his branches and therefore the grey, fluffy thing (they meant his head) must be his root. But then others said that the forked end of him was the muddier and that it spread out more, as roots ought to do. So finally he was planted right way up. When they had patted down the earth it came up above his knees.

[634] “It looks dreadfully withered,” said the Donkey.

[635] “Of course it wants some watering,” said the Elephant.

“I think I might say (meaning no offence to anyone present) that, perhaps, for that sort of work, my kind of nose—”

[636] “I object to that remark very strongly,” said the Bulldog. But the Elephant walked quietly to the river, filled her trunk with water, and came back to attend to Uncle Andrew. The sagacious animal went on doing this till gallons of water had been squirted over him, and water was running out of the skirts of his frock-coat as if he had been for a bath with all his clothes on. In the end it revived him. He awoke from his faint. What a wake it was! But we must leave him to think over his wicked deed (if he was likely to do anything so sensible) and turn to more important things.

[637] Strawberry trotted on with Digory on his back till the noise of the other animals died away, and now the little group of Aslan and his chosen councillors was quite close. Digory knew that he couldn’t possibly break in on so solemn a meeting, but there was no need to do so. At a word from Aslan, the He-Elephant, the Ravens, and all the rest of them drew aside. Digory slipped off the horse and found himself face to face with Aslan. And Aslan was bigger and more beautiful and more brightly golden and more terrible than he had thought. He dared not look into the great eyes.

[638] “Please—Mr Lion—Aslan—Sir,” said Digory, “could you—may I—please, will you give me some magic fruit of this country to make Mother well?”

[639] He had been desperately hoping that the Lion would say “Yes”; he had been horribly afraid it might say “No”. But he was taken aback when it did neither.

[640] “This is the Boy,” said Aslan, looking, not at Digory, but at his councillors. “This is the Boy who did it.”

[641] “Oh dear,” thought Digory, “what have I done now?”

[642] “Son of Adam,” said the Lion. “There is an evil Witch abroad in my new land of Narnia. Tell these good Beasts how she came here.”

[643] A dozen different things that he might say flashed through Digory’s mind, but he had the sense to say nothing except the exact truth.

[644] “I brought her, Aslan,” he answered in a low voice.

[645] “For what purpose?”

[646] “I wanted to get her out of my own world back into her own. I thought I was taking her back to her own place.”

[647] “How came she to be in your world, Son of Adam?”

[648] “By—by Magic.”

[649] The Lion said nothing and Digory knew that he had not told enough.

[650] “It was my Uncle, Aslan,” he said. “He sent us out of our own world by magic rings, at least I had to go because he sent Polly first, and then we met the Witch in a place called Charn and she just held on to us when—”

[651] “You met the Witch?” said Asian in a low voice which had the threat of a growl in it.

[652] “She woke up,” said Digory wretchedly. And then, turning very white, “I mean, I woke her. Because I wanted to know what would happen if I struck a bell. Polly didn’t want to. It wasn’t her fault. I—I fought her. I know I shouldn’t have. I think I was a bit enchanted by the writing under the bell.”

[653] “Do you?” asked Asian; still speaking very low and deep. .

[654] “No,” said Digory. “I see now I wasn’t. I was only pretending.”

[655] There was a long pause. And Digory was thinking all the time, “I’ve spoiled everything. There’s no chance of getting anything for Mother now.”

[656] When the Lion spoke again, it was not to Digory.

[657] “You see, friends,” he said, “that before the new, clean world I gave you is seven hours old, a force of evil has already entered it; waked and brought hither by this son of Adam.” The Beasts, even Strawberry, all turned their eyes on Digory till he felt that he wished the ground would swallow him up. “But do not be cast down,” said Aslan, still speaking to the Beasts. “Evil will come of that evil, but it is still a long way off, and I will see to it that the worst falls upon myself. In the meantime, let us take such order that for many hundred years yet this shall be a merry land in a merry world. And as Adam’s race has done the harm, Adam’s race shall help to heal it. Draw near, you other two.”

[658] The last words were spoken to Polly and the Cabby who had now arrived. Polly, all eyes and mouth, was staring at Aslan and holding the Cabby’s hand rather tightly. The Cabby gave one glance at the Lion, and took off his bowler hat: no one had yet seen him without it. When it was off, he looked younger and nicer, and more like a countryman and less like a London cabman.

[659] “Son,” said Aslan to the Cabby. “I have known you long. Do you know me?”

[660] “Well, no, sir,” said the Cabby. “Leastways, not in an ordinary manner of speaking. Yet I feel somehow, if I may make so free, as ’ow we’ve met before.”

[661] “It is well,” said the Lion. “You know better than you think you know, and you shall live to know me better yet. How does this land please you?”

[662] “It’s a fair treat, sir,” said the Cabby.

[663] “Would you like to live here always?”

[664] “Well you see sir, I’m a married man,” said the Cabby. “If my wife was here neither of us would ever want to go back to London, I reckon. We’re both country folks really.”

[665] Aslan threw up his shaggy head, opened his mouth, and uttered a long, single note; not very loud, but full of power. Polly’s heart jumped in her body when she heard it. She felt sure that it was a call, and that anyone who heard that call would want to obey it and (what’s more) would be able to obey it, however many worlds and ages lay between. And so, though she was filled with wonder, she was not really astonished or shocked when all of a sudden a young woman, with a kind, honest face stepped out of nowhere and stood beside her. Polly knew at once that it was the Cabby’s wife, fetched out of our world not by any tiresome magic rings, but quickly, simply and sweetly as a bird flies to its nest. The young woman had apparently been in the middle of a washing day, for she wore an apron, her sleeves were rolled up to the elbow, and there were soapsuds on her hands. If she had had time to put on her good clothes (her best hat had imitation cherries on it) she would have looked dreadful; as it was, she looked rather nice.

[666] Of course she thought she was dreaming. That was why she didn’t rush across to her husband and ask him what on earth had happened to them both. But when she looked at the Lion she didn’t feel quite so sure it was a dream, yet for some reason she did not appear to be very frightened. Then she dropped a little half curtsey, as some country girls still knew how to do in those days. After that, she went and put her hand in the Cabby’s and stood there looking round her a little shyly.

[667] “My children,” said Aslan, fixing his eyes on both of them, “you are to be the first King and Queen of Narnia.”

[668] The Cabby opened his mouth in astonishment, and his wife turned very red.

[669] “You shall rule and name all these creatures, and do justice among them, and protect them from their enemies when enemies arise. And enemies will arise, for there is an evil Witch in this world.”

[670] The Cabby swallowed hard two or three times and cleared his throat.

[671] “Begging your pardon, sir,” he said, “and thanking you very much I’m sure (which my Missus does the same) but I ain’t no sort of a chap for a job like that. I never ’ad much eddycation, you see.”

[672] “Well,” said Aslan,"can you use a spade and a plough and raise food out of the earth?”

[673] “Yes, sir, I could do a bit of that sort of work: being brought up to it, like.”

[674] “Can you rule these creatures kindly and fairly, remembering that they are not slaves like the dumb beasts of the world you were born in, but Talking Beasts and free subjects?”

[675] “I see that, sir,” replied the Cabby. “I’d try to do the square thing by them all.”

[676] “And would you bring up your children and grandchildren to do the same?”

[677] “It’d be up to me to try, sir. I’d do my best: wouldn’t we, Nellie?”

[678] “And you wouldn’t have favourites either among your own children or among the other creatures or let any hold another under or use it hardly?”

[679] “I never could abide such goings on, sir, and that’s the truth. I’d give ’em what for if I caught ’em at it,” said the Cabby. (All through this conversation his voice was growing slower and richer. More like the country voice he must have had as a boy and less like the sharp, quick voice of a cockney.)

[680] “And if enemies came against the land (for enemies will arise) and there was war, would you be the first in the charge and the last in the retreat?”

[681] “Well, sir,” said the Cabby very slowly, “a chap don’t exactly know till he’s been tried. I dare say I might turn out ever such a soft ’un. Never did no fighting except with my fists. I’d try—that is, I ’ope I’d try—to do my bit.”

[682] “Then,” said Aslan,, “You will have done all that a King should do. Your coronation will be held presently. And you and your children and grandchildren shall be blessed, and some will be Kings of Narnia, and others will be Kings of Archenland which lies yonder over the Southern Mountains. And you, little Daughter (here he turned to Polly) are welcome. Have you forgiven the Boy for the violence he did you in the Hall of Images in the desolate palace of accursed Charn?”

[683] “Yes, Aslan, we’ve made it up,” said Polly.

[684] “That is well,” said Aslan. “And now for the Boy himself.”

Примечания:

6

– Привет, – ответил мальчик. – Тебя как зовут?

60

Они ни разу не споткнулись, свечки исправно горели, и до дверцы в конце концов Полли и Дигори дошли, только ручки на ней, конечно, не оказалось, потому что никто не входил в нее снаружи. Однако внутри ручка имелась, а снаружи торчал стерженек, какой бывает внутри шкафа.

61

– Повернуть его? – спросил Дигори.

62

– Если не боишься, – ответила Полли, и повторила: – Я-то не трусиха.

63

Оба они поняли, что дело становится серьезным, но отступать было поздно. Дигори не без труда повернул стерженек. Сквозь распахнувшуюся дверь ударил солнечный свет. Перед ними была самая обыкновенная, хотя и пустоватая комната. Умирая от любопытства, Полли задула свечку и бесшумно, словно мышь, ступила внутрь.

64

Конечно, потолок здесь был скошен, но мебель стояла самая заурядная. Стены были скрыты полками, сплошь уставленными книгами, в камине горел огонь (вы помните, что лето стояло холодное), а перед камином красовалось высокое кресло. Между этим креслом и Полли, посередине комнаты, располагался большой стол с книгами, блокнотами, чернильницами, перьями, сургучом и микроскопом. Но первым делом в глаза бросался ярко-алый деревянный поднос, на котором лежали удивительно красивые кольца, разложенные по два – желтое с зеленым, а неподалеку – еще одна такая пара. Кольца были самого обычного размера, но зато сверкали так дивно, что представить даже невозможно. Будь Полли помладше, ей бы непременно захотелось засунуть одно из них себе в рот.

65

В комнате царила такая тишина, что Полли сразу услышала тиканье часов. И все-таки тишину нарушал еще какой-то ровный гул. Если б в те годы уже изобрели пылесос, то Полли подумала бы, что именно он работает за несколько комнат и этажей отсюда. Но звук был приятней, чем у пылесоса, как-то музыкальнее, и к тому же очень, очень тихий.

66

– Заходи, тут нет никого, – сказала она, и перепачканный Дигори, мигая, вышел из прохода. Полли, конечно, тоже была вся в пыли.

67

– Стоило лезть! – воскликнул он. – Никакой он не пустой. Давай-ка уйдем, пока хозяева не вернулись.

68

– А что это за кольца по-твоему?

606

Глава одиннадцатая. ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ ДИГОРИ И ЕГО ДЯДЮШКИ

607

Вам может показаться, что звери были очень глупы, раз они не сумели сразу понять, что дядюшка принадлежит к одной породе с извозчиком и двумя детьми. Но не забудьте, что об одежде они не имели никакого представления. Платьице Полли, котелок извозчика и костюмчик Дигори представлялись им такой же частью их обладателей, как на зверях – мех или перья. Если б не Земляничка, никто из них и в этих троих не признал бы одинаковых существ. Дядя же был куда длиннее детей и куда более тощим, чем извозчик. Носил он черное, за исключением белой манишки (несколько утратившей свою белизну), и седая грива его волос (порядком растрепавшаяся) была совсем не похожа на шевелюру остальных людей. Немудрено, что звери совсем запутались. К довершению всего, он вроде бы и говорить не умел.

608

Правда, он попытался произнести несколько слов. В ответ на речь бульдога, которая показалась дядюшке рычанием и лаем, он протянул вперед свою дрожащую руку и кое-как выдохнул: «Собачка, славненькая моя…» Но звери поняли его не лучше, чем он – их. Вместо слов они услыхали только слабое бульканье. Может, оно было и к лучшему. Мало кому из моих знакомых псов, и уж тем более говорящему бульдогу из Нарнии, нравилось, когда их называли «собачкой». Вам бы тоже не понравилось, если б вас называли «малышом».

609

И тут дядюшка Эндрью свалился в обморок.

610

– Ага! – сказал кабан. – Это просто дерево. Я с самого начала так подумал.

611

Не забудьте, этим зверям никогда не доводилось видеть не только обморока, но и просто падения.

– Это животное, – заключил бульдог, тщательно обнюхав упавшего. – Несомненно. И скорее всего, той же породы, что и те трое.

612

– Вряд ли, – возразил один из медведей. – Звери так не падают. Мы же – животные. Разве мы падаем? Мы стоим, вот так. – Он поднялся на задние лапы, сделал шаг назад, споткнулся о низкую ветку и повалился на спину.

613

– Третья шутка, третья шутка, третья шутка! – заверещала галка в полном восторге.

614

– Все равно я думаю, что это дерево, – настаивал кабан.

615

– Если это дерево, – предположил другоq медведь, – то в нем может быть пчелиное гнездо.

616

– Я уверен, что это не дерево, – сказал барсук. – По-моему, оно пыталось что-то сказать перед тем, как упало.

617

– Ни в коем случае, – упрямился кабан, – это ветер шелестел у него в ветках.

618

– Ты что, всерьез думаешь, что это – говорящий зверь? – спросила галка у барсука. – Он же ни слова толком не сказал!

619

– Все-таки мне кажется, что это зверь, – сказала слониха. – Ее мужа, если вы помните, вызвал к себе совещаться Аслан. Вот на этом конце белое пятно – вполне сойдет за морду. А эти дырки за глаза и рот. Носа, правда, нет. Но, с другой стороны, зачем же быть узколобыми? Многие ли из нас могут похвастаться настоящим носом? – И она с простительной гордостью прошлась глазами по всей длине своего хобота.

620

– Решительно возражаю против этого замечания, – рявкнул бульдог.

621

– Слониха права, – сказал тапир.

622

– Вот что я вам скажу, – вступил ослик, – наверное, это обычный зверь, который просто думает, что умеет разговаривать.

623

– А нельзя ли его поставить прямо? – вдумчиво спросила слониха. Она обвила обмякшее тело дядюшки Эндрью хоботом и поставила вертикально, к несчастью, вниз головой, так что из его карманов вывалились два полусоверена, три полукроны и монетка в шесть пенсов. Это ничуть не помогло дядюшке. Он снова повалился на землю.

624

– Ну вот! – закричали другие звери. – Никакое это не животное. Оно совсем неживое.

625

– А я говорю, животное, – твердил бульдог, – сами понюхайте.

626

– Запах – это еще не все, – заметила слониха.

627

– Чему же верить, если не чутью? – удивился бульдог.

628

– Мозгам, наверное, – застенчиво сказала она.

629

– Решительно возражаю против этого замечания! – рявкнул бульдог.

630

– В любом случае, надо делать что-то, – продолжала слониха. – А вдруг это Лазло? Тогда его надо Аслану показать. Пускай решает большинство. Что это такое, звери, – животное или растение?

631

– Дерево, дерево! – закричал десяток голосов.

632

– Отлично, – сказала слониха, – значит, надо его посадить в землю. Давайте-ка выкопаем ямку.

633

Два крота быстро справились с этой задачей. Звери, правда, долго не могли согласиться, каким же концом сажать дядюшку Эндрью, и его едва не запихали в яму вниз головой. Кое-кто из зверей считал, что его ноги – это ветки, а значит, серая пушистая штука на другом конце (то есть, голова) должна быть корнями. Но другие сумели убедить их, что его раздвоенный конец длиннее другого, как и полагается корням, и земли на нем больше. Так что в конце концов его посадили правильно. Когда яму засыпали землей и утрамбовали, он оказался погруженным в нее до колен.

634

– У него жутко вялый вид, – отметил ослик.

635

– Разумеется, оно требует поливки, – отвечала слониха. – Я никого не хочу обидеть, но мне кажется, что в данном случае именно нос вроде моего мог бы очень пригодиться.

636

– Решительно возражаю против этого замечания! – это опять отозвался бульдог. Но слониха знай себе шла к реке. Там она набрала в хобот воды и вернулась, чтобы позаботиться о дядюшке Эндрью. С завидным усердием слониха продолжала свои прогулки взад-вперед, покуда не вылила на дядюшку несколько десятков ведер воды, так что вода стекала по полам его фрака, будто дядюшка в одетом виде принимал душ. В конце концов он пришел в себя и очнулся. Что это было за пробуждение! Но мы должны отвлечься от дядюшки. Пускай подумает о своих гадостях, если может, а мы займемся вещами поважнее.

637

Земляничка с Дигори на спине скакала все дальше, покуда голоса других зверей совсем не стихли. Аслан и несколько его помощников были уже совсем рядом. Дигори не посмел бы прервать их торжественное совещание, но этого ему делать и не пришлось. Стоило Аслану что-то промолвить, как и слон, и вороны, и все остальные отошли в сторонку. Спрыгнув с лошади, Дигори оказался лицом к лицу с Асланом. Признаться, он не ожидал, что лев будет таким огромным, таким прекрасным, таким ярко-золотистым и таким страшным. Мальчик даже не решался взглянуть ему в глаза.

638

– Простите… господин Лев… Аслан… сэр, – заикался Дигори, – вы не могли бы.. то есть, вас можно попросить дать мне какой-нибудь волшебный плод из этой страны, чтобы моя мама выздоровела?

639

Мальчик отчаянно надеялся, что лев сразу же скажет «Да», и очень боялся, что тот ответит «Нет». Но слова Аслана оказались совсем неожиданными.

640

– Вот мальчик, – Аслан глядел не на Дигори, а на своих советников, – тот самый мальчик, который это сделал.

641

«Ой, – подумал Дигори, – что же я такого наделал?»

642

– Сын Адама, – продолжал лев, по моей новой стране, по Нарнии, бродит злая волшебница. Расскажи этим добрым зверям, как она очутилась здесь.

643

В голове у Дигори мелькнул целый десяток оправданий, но ему хватило сообразительности сказать чистую правду.

644

– Это я ее привел, Аслан, – тихо ответил он.

645

– С какой целью?

646

– Я хотел отправить ее из моего мира в ее собственный. Я думал, что мы попадем в ее мир.

647

– Как же она оказалась в твоем мире, сын Адама?

648

– Ч-чародейством.

649

Лев молчал, и Дигори понял, что надо говорить дальше.

650

– Это все мой дядя, Аслан. Он отправил нас в другой мир своими волшебными кольцами, то есть, мне пришлось туда отправиться, потому что сначала там оказалась Полли, и она прицепилась к нам до тех пор, пока…

651

– Вы ее встретили? – Аслан говорил низким, почти угрожающим голосом, сделав ударение на последнем слове.

652

– Она проснулась, -Дигори выглядел совсем несчастным и сильно побледнел. – Это я ее разбудил. Потому что хотел узнать, что будет, если зазвонить в колокол. Полли не хотела, это я виноват, я с ней даже подрался… Я знаю, что зря. Наверное, меня заколдовала эта надпись под колоколом.

653

– Ты так думаешь? – голос льва был таким же низким и глубоким.

654

– Н-нет, – отвечал Дигори, – не думаю… я и тогда притворялся только.

655

В наступившем долгом молчании Дигори подумал, что он все испортил, и никакого лекарства для своей мамы теперь ему не дадут.

656

Когда лев заговорил снова, он обращался не к мальчику.

657

– Вот, друзья мои, – сказал он, – этому новому и чистому миру, который я подарил вам, еще нет семи часов от роду, а силы зла уже вступили в него, разбуженные и принесенные сыном Адама.

– Все звери, даже Земляничка, уставились на Дигори так, что ему захотелось провалиться сквозь землю. – Но не падайте духом. Одно зло дает начало другому, но случится это не скоро, и я постараюсь, чтобы самое худшее коснулось лишь меня самого. А тем временем давайте решим, что еще на многие столетия Нарния будет радостной страной в радостном мире. И раз уж потомки Адама принесли нам зло, пусть они помогут его остановить. Подойдите сюда.

658

Свои последние слова он обратил к Полли и извозчику, которые уже успели подойти к звериному совету. Полли, вся обратившись в зрение и слух, крепко сжимала руку извозчика. А тот, едва взглянув на льва, снял свою шляпу-котелок, без которой никто его раньше никогда не видел, и стал куда моложе и симпатичней – настоящий крестьянин, а не лондонский извозчик.

659

– Сын мой, – обратился к нему Аслан, – я давно знаю тебя. Знаешь ли ты меня?

660

– Нет, сэр, – отвечал извозчик. – Не могу сказать, что знаю. Однако, извините за любопытство, похоже, что мы все-таки где-то встречались.

661

– Хорошо, – отвечал лев. – Ты знаешь куда больше, чем тебе кажется, и со временем узнаешь меня еще лучше. По душе ли тебе этот край?

662

– Чудные места, сэр, – отвечал извозчик.

663

– Хочешь остаться здесь навсегда?

664

– Понимаете ли, сэр, я ведь человек женатый. Если б моя женушка очутилась тут, она, я полагаю, тоже ни за какие коврижки не вернулась бы в Лондон. Мы с ней оба деревенские, на самом-то деле.

665

Встряхнув своей мохнатой головой, Аслан раскрыл пасть и издал долгий звук на одной ноте – не слишком громкий, но исполненный силы. Услыхав его, Полли вся затрепетала, поняв, что лев призывает кого-то, и услышавший его не только захочет подчиниться, но и сможет – сколько бы миров и веков ни лежало между ним и Асланом. И потому девочка, хоть и удивилась, но не была по-настоящему потрясена, когда с ней рядом вдруг неизвестно откуда появилась молодая женщина с милым и честным лицом. Полли сразу поняла, что это жена извозчика, которую перенесли из нашего мира не какие-то хитрые волшебные кольца, а быстрая, простая и добрая сила, из тех,которые есть у вылетающей из гнезда птицы. Молодая женщина, видимо, только что стирала, потому что на ней был фартук, а на руках, обнаженных до локтей, засыхала мыльная пена. Будь у нее время облачиться в свои лучшие наряды и надеть воскресную шляпку с искусственными вишенками, она выглядела бы ужасно, но будничная одежда ей была к лицу.

666

Конечно, она подумала, что видит сон, и потому не кинулась к мужу спросить его, что с ними обоими приключилось. При виде льва, который по неизвестной причине совсем не испугал ее, а заставил женщину засомневаться, сон ли это, она сделала зверю книксен – в те годы многие деревенские барышни еще это умели, – а потом подошла к мужу, взяла его за руку и застенчиво огляделась.

667

– Дети мои, – сказал Аслан, глядя то на извозчика, то на его жену, – вы будете первыми королем и королевой Нарнии.

668

Извозчик в изумлении раскрыл рот, а жена его сильно покраснела.

669

– Вы будете править этими созданиями. Вы дадите им имена. Вы будете вершить справедливость в этом мире. Вы защитите их от врагов, когда те появятся. А они появятся, ибо в этот мир уже проникла злая колдунья.

670

Извозчик два или три раза прокашлялся.

671

– Вы уж простите, сэр, – начал он, – и душевное вам спасибо, от меня и от половины моей тоже, но я не тот парень, чтобы потянуть такое дело. Неученые мы.

672

– Что ж, – сказал Аслан, – ты умеешь работать лопатой и плугом? Ты умеешь возделывать землю, чтобы она приносила тебе пищу?

673

– Да, сэр, это мы умеем, воспитание у нас было такое.

674

– Ты сумеешь быть добрым и справедливым к этим созданиям? Помнить, что они не рабы, как неразумные звери в твоем мире, а говорящие звери, свободные существа?

675

– Это я понимаю, сэр, – отвечал извозчик, – я постараюсь их не обидеть. Попробую.

676

– А сможешь ты воспитать своих детей и внуков, чтобы они поступали так же?

677

– Попробую, сэр, непременно. Попробуем, Нелли?

678

– Сумеешь ты сделать так, чтобы твои дети и эти звери не делились на любимых и нелюбимых? И чтобы никто из них не властвовал над другими и не обижал их?

679

– Мне такие штуки всегда были не по душе, сэр. Честное слово. И любому, кого я за этим поймаю, здорово влетит. – Голос извозчика становился все медлительнее и глубже. Наверное, так он говорил, когда был мальчишкой в деревне, и еще не перенял хриплой городской скороговорки.

680

– И если враги пойдут на эту землю, – а они еще появятся – и если будет война, будешь ли ты первым, кто встанет на ее защиту и последним, кто отступит?

681

– Трудно сказать, сэр, – неторопливо отвечал извозчик, – надо попробовать. А вдруг струшу? До сих пор мне приходилось драться только кулаками. Но я попробую, и постараюсь лицом в грязь не ударить.

682

– Значит, – заключил Аслан, – ты умеешь все, что требуется от короля. Твою коронацию мы устроим. И будут благословенны и вы, и ваши дети, и ваши внуки. Одни будут королями Нарнии, другие – королями Архенландии, которая лежит за Южным хребтом. А ты дочка, – обратился он к Полли, простила своему другу то, что он натворил в зале со статуями, в покинутом дворце несчастного Чарна?

683

– Да, Аслан, мы уже помирились, – ответила Полли.

684

– Хорошо. Теперь займемся самим мальчиком.