13. СОКРОВИЩНИЦА РУССКОЙ ЗЕМЛИ

Русские песни, танцы и сказки издавна отличали задушевность и живость, которые столь же ярко проявились в прикладном народном искусстве. Необыкновенное мастерство народных умельцев, разнообразие и красота их изделий опровергают широко распространенный миф о мрачности и вечно угнетенном состоянии души русского крестьянина. Напротив, в этих работах ясно читается богатство народной фантазии и радостное восприятие жизни.

Заимствуя темы и декоративные мотивы у природы, черпая их из любимых сказок и легенд, простые люди по всей русской земле с юмором и неиссякаемой выдумкой украшали самые обычные вещи, которыми они постоянно пользовались в жизни. Яркими красками они расписывали сани и таратайки, покрывали резьбой наружные детали на избах; миски, ложки, солонки, подсвечники, прялки, даже рабочие инструменты украшались ажурной резьбой и росписью. Используя всегда бывшие под рукой материалы, — дерево, глину, солому, лен — мастера создавали столь изящные в своей простоте вещи, что их правильнее называть произведениями подлинного, а не так называемого «народного» искусства. Предметом особой гордости русских всегда была традиция высочайшего индивидуального мастерства, проявлявшаяся на всех уровнях, поэтому деревенский мастер одинаково умело обращался и с более дорогими материалами, когда ему случалось работать в царском дворце.

Нечего и говорить, что Россия — это страна искуснейших плотников, тонко чувствовавших душу дерева. Мастера никогда не испытывали недостатка в материале, ибо во все времена их окружали бескрайние русские леса. Древесина всегда была дешевой, а в небольшом объеме — бесплатной.

В былой России избы, дворцы и поразительной красоты церкви — все строилось из дерева. Граф Шереметев возвел в начале восемнадцатого века великолепный деревянный дворец в окрестностях Москвы, в Останкино. В его проектировании и строительстве участвовали только крепостные: архитекторы, художники, резчики и столяры-краснодеревщики. Все в этом дворце было из дерева — дуба, липы, березы и ореха. Колонны вырезали из цельных стволов и покрывали штукатуркой, чтобы они выглядели, как мраморные. Резная позолоченная отделка обрамляла окна, дверные проемы и парадные входы; большими резными панелями были обшиты стены. При укладке великолепного паркета использовали самые разные породы дерева. Люстры, огромные вазы, сфинксы также были сделаны из дерева и покрыты позолотой и бронзовой краской. Мебель, рамы и канделябры украшали искусно вырезанные цветочные гирлянды, розы, васильки, ромашки, колосья пшеницы, человеческие фигурки, змеи, львы и горные козлы. Все это также было из дерева.

Особенно красивы русские деревянные церкви, в своих силуэтах сохранившие черты древнего храмового зодчества. Небольшие, изящные, с устремленными в небо восьмигранными шатрами — эти церкви словно впитали в себя поэзию окружающей природы, деревьев, цветов. Они дожили вплоть до революции 1917 года, однако сегодня большинство из них исчезло и трудно найти церковь, поставленную ранее восемнадцатого века.

И все-таки время чудом сохранило для нас подлинный шедевр деревянного зодчества и плотницкого мастерства — церковь Преображения Господня, одну из двух церквей, стоящих на крохотном островке Кижи, среди 1625 островов Онежского озера.

Согласно легенде, сам Петр спланировал этот храм в одном из путешествий по Северу. Церковь была освящена в 1714 году в память Петровской победы под Полтавой. По другой версии, Преображенскую церковь поставил крестьянин по имени Нестор; рассказывают, что, окончив работу, Нестор забросил топор в озеро, дабы не послужил он иной, не столь высокой цели. Но кто бы ни построил церковь — она чудесна. Двадцать два малых купола пятью ярусами поднимаются к главному, достигая высоты 40 метров. Церковь срубили «на глазок», не применяя никаких инструментов, уже известных в ту пору в строительном ремесле. В ней нет ни одного гвоздя, ни одной железной скобы: искусные мастера соединяли бревна «в лапу». Работали исключительно топором — стамеска, долото, бурав использовались только при резьбе декоративных украшений. Деревянный иконостас и паникадило покрыты кружевной резьбой и позолочены. Подобно одинокой рождественской ели среди снегов, возносится этот храм над поверхностью озера, далекий и нереальный как сон.

Русские мастера столь виртуозно владели простым топором на коротком топорище, что вплоть до двадцатого века он оставался их излюбленным плотницким инструментом. Лев Толстой писал, что ему приходилось встречать плотников, легко вырезавших топором ложки. Барон Гакстгаузен в своих воспоминаниях писал об одном из русских плотников: «Он не знает никакого другого инструмента, кроме топора и стамески. С ними плотник странствует по всей России, везде находя работу. Если внимательно присмотреться к тончайшей резьбе, украшающей крестьянскую избу, то покажется, что такое чудо невозможно создать столь тяжелым и грубым инструментом. На севере с его бескрайними лесами крестьянин, которому нужна доска, рубит целое дерево и обтесывает его топором, чтобы получить доску нужной толщины.»

Русские деревни обычно представляют собой два длинных ряда деревянных изб, выстроившихся по обеим сторонам дороги, обсаженной березами. Форма простого деревянного дома, или избы, оставалась неизменной в течение нескольких веков, практически такой, как описал ее английский мореплаватель Ричард Ченслер в шестнадцатом веке: «Деревенские дома повсюду строят из еловых бревен. Конец бревна из нижнего венца входит в углубление в лежащем над ним бревне, благодаря чему конструкция получается прочной и может противостоять любому ветру. Места соединения бревен по всей длине прокладываются мхом. Форма сруба всегда четырехугольная с узкими прямоугольными проемами окон; чтобы окна пропускали свет, их затягивают тонкой кожей, похожей на пергамент».

С величайшей фантазией украшали русские свои нехитрые жилища. Пользуясь лишь топором и пилой, они «одевали» избы в, деревянное кружево» — удивительные орнаменты из крестов и цветов. Древние традиции, приемы строительства и резьбы бережно сохранялись и передавались из поколения в поколение. Многие из этих приемов были впервые освоены еще в те далекие времена, когда строились знаменитые волжские ладьи. Некоторое представление о том, как выглядели эти живописные ладьи, ныне уже исчезнувшие, дает описание английской путешественницы, оказавшейся в России в 1850-х годах: «Мимо нас медленно скользили местные лодки, на первый взгляд казавшиеся весьма странными сооружениями; ярко расписанные красными, черными и желтыми узорами по грубому дереву, некоторые из них по форме напоминали змею, другие — рыбу, грифона или какие-то иные сказочные существа. Они были украшены алыми лентами, развевавшимися на легком ветерке. Тяжелые, с единственной мачтой — эти суда напомнили мне саксонские лодки тысячелетней давности».

Такие же узоры из цветов, плодов, деревьев, фигурок животных и птиц русский мастер использовал при отделке своего дома. Изображение льва пришло в русское декоративное искусство в незапамятные времена. Львиные головы можно встретить на медных новгородских щитах двенадцатого столетия, в четырнадцатом веке изображения львов появились на стенах храмов, а в восемнадцатом — девятнадцатом веках — на деревенских избах. Очень популярны были изображения сказочной птицы Сирин или русалок, поскольку древние славяне верили, что они защищают луга, пашни и домашний очаг. Считалось, что изображение лошадиной головы отгоняет несчастья; возможно, это поверье связано с языческим славянским богом Солнца, чью огненную колесницу мчали три горячих коня.

Искусно выполненные резные деревянные скворечники укрепляли рядом с избами на деревьях или шестах, а на крышах домов устанавливали причудливые флюгера. Избы и элементы их отделки ярко раскрашивали ромбами и квадратами синего, красного и зеленого цветов. На резные доски над окнами иногда помещали ярко-зеленых львов на бирюзовом фоне. Нижняя часть карниза обшивалась досками, которые расписывали крупными красными и синими цветами и гроздьями винограда. На ставнях изображали растительные узоры с темно-красными ягодами, розами и другими цветами. На севере кровельная осиновая дранка придавала крышам домов серебристый оттенок и шелковистый блеск. Среди белоствольных берез расписанные фасады изб и высокие коньки крыш ярко выделялись на фоне снега. Внутри изб стояли расписные сундуки, столы и скамьи с затейливой резьбой, украшавшей их ножки и подзорные доски. Дома побогаче были просторны и нарядно украшены. Мельников-Печерский так описывал дом богатого крестьянина на Волге: «Большой, недавно построенный дом Чапурина стоял середь небольшой деревушки. Дом в два жилья, с летней светлицей на вышке, с четырьмя боковушками, с моленной в особой горнице. Ставлен на каменном фундаменте, окна створчатые, белые, в каждом окне занавеска миткалевая с красной бумажной бахромкой. Бревна лицевой стены охрой на олифе крашены, крыша красным червляном. На свесях ее и над окнами узорчатая прорезь выделана, На воротах две маленькие расшивы и один пароход ради красы поставлены».

Русские отстраивали деревянными домами целые селения и даже большие города; плотники говорили «срубить» город, а не «построить». В прежние времена деревянные, ярко расписанные города производили на приезжих иноземцев неизгладимое впечатление. Даже в конце девятнадцатого века, в 1898 году, на Всемирной выставке в Париже русские показали полностью обставленный деревянный дом, в котором не было ни единой металлической детали.

Из дерева строили не только дома, но и изготавливали самые разные обиходные вещи. Как и избы, все эти предметы были ярко расписаны цветами, деревьями, животными, сказочными персонажами и излюбленными жанровыми сценками.

Прядение было столь необходимой частью деревенского быта, что прялки старались делать как можно более нарядными и разнообразными по формам. Такие прялки часто служили знаками любви: их дарили отцы своим дочерям, юноши — свои невестам. На многих из них сохранились нежные надписи: «Тебя люблю, тебе дарю, от всего сердца и на вечные времена» или «Пряди, да прялку береги. Моли Бога за своего отца». Прялки сохраняли в семьях, они переходили из рук матери к дочери. Резные расписанные прялки делали на заказ, для продажи на ярмарках или торговали ими на речных пристанях, по берегам оживленных рек. Техника резьбы и росписи была тесно связана с местными обычаями и традициями. Прялки из Костромы и Ярославля отличались ажурной резьбой. В других губерниях их ярко расписывали, преимущественно в красный цвет.

В каждом доме имелось несколько красиво оформленных резных форм или печатных досок для изготовления пряников. Эти формы были особой ценностью каждой семьи. Зародившийся в шестнадцатом веке обычай изготовления пряников достиг размаха, не виданного ни в одной другой стране. И в самой крошечной деревне, и в императорском дворце ни одно празднество не обходилось без пряников. Близкие родственники и друзья специально собирались, чтобы отведать пряников, которыми одаривали друг друга. Для детей пекли маленькие пряники в форме зверюшек, девушки получали пряники с надписями — «Я люблю тебя» или же «Признание в любви». Чудесно украшенные пряники выпекались ко дню свадьбы, на дни рождения, именины и даже для похорон.

Пряники в честь какого-нибудь важного события иногда достигали более метра в ширину и весили до семидесяти килограммов. Такие пряники предлагали гостям «в подарок», ремесленники в праздничный день преподносили их своим старостам, молодые дарили пряники старикам в знак уважения. В день рождения Петра Великого его отцу были подарены более 120 огромных, затейливо украшенных пряников. На одном из них был изображен герб Москвы, на двух других, весом по три пуда каждый, — огромные двуглавые орлы; был среди подарков пряник в виде инициала «П», весивший около 60 килограммов, были пряничные утки, гуси, голуби, а также пряник-великан, изображавший Кремль с его башнями, окруженный солдатами и наездниками.

Во всех уголках страны дети играли с самыми разнообразными, забавными и причудливыми деревянными игрушками, в изготовлении которых российские мастера не знали себе равных. Резные деревянные игрушки упоминаются уже в 1636 году; известно, что тогда царским детям была подарена от Троицкого монастыря забавная игрушечная тележка с деревянными лошадками. В 1721 году Екатерина, жена Петра Великого, попросила прислать ей из этого монастыря целый набор деревянных игрушек, среди которых были «три коровы, два петуха, олень, два барана, две пары лебедей и утка с тремя утятами, а также городок с солдатиками». Русские мастера были чрезвычайно изобретательны в создании небольших, часто вырезанных из обрезков, игрушек Они быстро поняли, что детям наскучивают неподвижные предметы, и тогда мастера-выдумщики «научили» петушков клевать зерно, а дятлов — долбить дерево, кони помчали кареты и сани, медведи пустились в пляс, стали распиливать бревна и таскать ведра с водой. В девятнадцатом веке появились «сатирические» игрушки: богатеи-выскочки, бравые гусары и кокетливые барышни-модницы, — все они изображались с удивительным чувством юмора.

Прекрасным примером соединения в одной игрушке народных поверий и картин обыденной жизни стала деревянная «Матрешка», получившая воистину всемирную известность. Это полая кукла, из которой неожиданно одна за другой появляются «сестрицы». Ее название — уменьшительно-ласковый вариант имени Матрена. Никто не знает, как возникла идея такой игрушки, на этот счет существует несколько легенд. По одной из них, образ Матрешки связан с древней языческой богиней Юмалой, которой в давние времена поклонялись жители предгорий Урала. В русских летописях рассказывается о статуе богини угров, отлитой из чистого золота, которую тщетно разыскивали викинги. В 1549 году барон Герберштейн записал услышанный им рассказ о том, что эта статуя была полой и в ней находились еще три фигурки — одна в другой, что стояла она в священной роще, куда никто не мог войти. Каждый угр, проходивший неподалеку, оставлял для богини на ветвях дерева какую-нибудь ценность; дары тайно собирались. Когда золота накапливалось достаточно, его переплавляли и отливали новую оболочку для статуи. Английский посол Джайлс Флетчер в 1584 году снарядил экспедицию на Урал в надежде найти это таинственное и легендарное божество, но также безуспешно. Тщетные попытки отыскать статую не раз предпринимались вплоть до 1917 года, а в 1967 году один старик-охотник из-под Тюмени рассказал, что сокровища богини спрятаны так искусно, что никто никогда не найдет их.

Одна из первых матрешек содержала внутри девушку в сарафане и платочке, затем мальчика, другую девочку и, наконец, спеленутого грудного ребенка. Шли годы, и появились матрешки, в которых прятались боярин и боярыня в кокошнике, украшенном жемчугом, писарь, сокольничий и воин. Были также матрешки с героями сказок. В 1912 году к столетию знаменитой победы над французами была создана матрешка из восьми кукол с фигурами Кутузова, Наполеона и их ближайших сподвижников. А в 1913 году на ярмарке игрушек в Санкт-Петербурге первый приз достался большой матрешке, в которой находилось сорок восемь кукол.

Веками в городах и деревнях России кашу ели деревянными ложками из деревянных мисок, квас пили из деревянных ковшей, и на свадьбах и пирах передавали друг другу по кругу круглые деревянные чаши — братины. Все эти предметы раскрашивались любимым всеми праздничным красным цветом. На ручках сосудов для питья часто вырезали голову лошади, так как считалось, что это принесет счастье. На Руси говорили, что цветы служат наставниками художника, и в рисунках мастера использовали свои впечатления от каждой увиденной ими веточки или цветка. На севере предметы украшали великолепным растительным орнаментом или изображениями птиц и ягод на черном или золотистом фоне. Целые деревни прославились искусным изготовлением какого-либо вида предметов обихода. Такие поделки мастера создавали в течение долгих зимних месяцев и затем продавали, чтобы увеличить доход семьи.

Начиная с пятнадцатого века особенно славились прекрасные деревянные изделия мастеровых с Волги. Хранитель сокровищницы Троицкого монастыря, находившегося недалеко от Москвы, в 1642 году сообщал, что крестьяне сделали и продали 9750 кубков и 17000 деревянных ложек, раскрашенных в красный и алый цвет. Уже к шестнадцатому веку села Хохлома и Семеново, расположенные к югу от Нижнего Новгорода, стали широко известны благодаря производству деревянных ложек и чаш. Крестьяне этих сел разработали технологию, позволявшую придать дереву вид, похожий на золото. Они достигали такого эффекта, пропитывая деревянный предмет льняным маслом, а затем втирая в его поверхность порошок олова. Нарядная посуда черного, красного и золотистого цвета из Хохломы с ее богатым растительным орнаментом, нанесенным тончайшими кисточками, продавалась ежегодно на Макарьевской ярмарке, неподалеку от Макарьевского монастыря, до 1817 года[31] самой крупной ярмарке на Волге.

В 1797 году губернатор Семенова[32] отметил в отчете, что население продолжает вести дело, не занимаясь вовсе сельским хозяйством, и что за один год жители этого города изготовили и продали 500 000 мисок, 300 000 тарелок, 100 000 кубков и 800 000 деревянных ложек В 1880-х годах мода на все русское охватила купечество, и в те годы кровати, стулья и столы стали изготавливать в стиле, получившем название «петушиный».

Для работы русские мастера использовали самые различные породы деревьев. Кроме ели, они работали с дубом, орехом, липой, березой — как с редкими дорогими породами, так и с самыми распространенными. В царских дворцах применяли иногда до двадцати различных пород древесины, чтобы набрать прекрасные паркеты, похожие на дорогие восточные ковры.

Из древесины своей любимой березы, украшавшей поля и леса России, русские делали множество самых различных предметов. Старинное народное изречение гласит: «Береза может быть полезна четырежды: давать жизнь, приглушать резкие звуки, лечить болезни и содержать тело в чистоте». Березовыми щепками разжигали огонь в избе, березовым варом смазывали оси телег, березовые туески использовались для хранения лекарств, а веник из березовых веток был вещью первой необходимости в бане. Крестьянские сани также делались из березы. Один путешественник писал: «такие сани просто восхитительны, они светлого оттенка, строгие по форме, как экипаж знатной персоны. Они элегантны и, изготовленные из древесины березы, — легки; управлять ими совсем не трудно». Замечательную мебель делали из древесины карельской березы, имеющей теплый золотистый оттенок Один из районов России славился особыми шкатулками из капа — нароста на стволах березы. Водка, настоянная на березовых почках, приобретала янтарный оттенок и тонкий аромат. Из бересты крестьяне плели лапти и туеса, причем делали это так искусно, что они не пропускали ни капли воды. Из бересты же делались расписные корзины для ягод и для хранения хлеба. Известно, что новгородцы еще в одиннадцатом — двенадцатом веках покрывали стены в домах раскрашенной берестой, тогда как в Европе моду на обои ввели мавры лишь в семнадцатом столетии.

Русские мастера, работавшие с берестой, подняли это ремесло до уровня высокого искусства. В деревне Курова Наволок на Вологодчине, которая когда-то входила во владения Господина Великого Новгорода, местные умельцы сумели создать совершенно уникальную технику «берестяных кружев». В мае и июне жители этой местности отправлялись в лес на поиски двадцатилетних берез, с которых они снимали верхний слой набухшей коры. Резчики вырезали из коры прямоугольные куски и с помощью сапожного шила наносили на них узор из переплетающихся цветов и ветвей. Затем очень острым ножом они удаляли все лишнее. Похожую на кружево заготовку затем наклеивали на предварительно подготовленную поверхность шкатулки или коробочки, подноса, портсигара или коробки для чая, и все эти предметы становились столь красивыми и изящными, что, казалось, будто они пришли из далекой сказочной снежной страны. Изготовленные таким способом коробки для перчаток пользовались особым спросом в девятнадцатом веке в Европе. В 1900 году на международной выставке в Париже русский мастер, крестьянин Иван Вепрев, получил золотую медаль за изделия из бересты, которые он привез на выставку.

Особой популярностью в России пользовались картинки-лубки, которые сначала вырезали на липовых досках. Их по большей части печатали в окрестностях Москвы, а продавали за гроши на улицах и ярмарках по всей стране. Первые лубочные картинки с религиозными сюжетами появились во времена Ивана Грозного, и их в огромных количествах продавали у Спасских ворот Кремля. Лубки сразу же полюбили все — от крестьянина до царя. Есть свидетельство о том, что царь Михаил Романов в 1635 году купил целую серию ярких лубочных картинок для своего шестилетнего сына, царевича Алексея.

Яркий и забавный рисунок лубочных картинок был прост и незатейлив; перспектива и масштаб изображения, как правило, отсутствовали. Лубки раскрашивались от руки, в основном женщинами, в три-четыре ярких тона, обычно в красный, фиолетовый, желтый и зеленый. Веселые и полные юмора, зачастую сатирические, лубки отражали самые разные стороны жизни и часто остро комментировали события дня. Картинки на библейские сюжеты висели в винных лавках и кабаках. Там были также календари с изображениями знаков зодиака и расписанного потолка во дворце царя Алексея в Коломенском. В годы правления Петра I лубки высмеивали его увлечение Западом, представляя, например, нескольких ошеломленных мужиков, которым бесцеремонно отрезали бороды. На другом лубке был изображен сам Петр в образе антихриста с лицом сатаны. Наиболее известный лубок о времени царствования Петра I был напечатан уже после его смерти и имел название Как мыши кота хоронили. Этот лубок выдержал шесть изданий за одно столетие.

Лубки широко использовали в те времена в качестве своеобразных листовок, чтобы сообщать о самых важных событиях — таких, например, как прибытие первого слона в Москву, привезенного туда из Персии, или известие об огромном ките, пойманном в 1760 году в Белом море, а также поразившее всех появление кометы в 1769 году. В восемнадцатом-девятнадцатом веках излюбленными сюжетами лубков были сцены из русских сказок, в которых с героями происходили самые разнообразные приключения. В восемнадцатом веке в деревнях лубки часто использовались для наставления детей. Одной из самых любимых была лубочная картинка под названием «Семь смертных грехов», впервые напечатанная в шестнадцатом веке и сохранившая популярность еще и в девятнадцатом столетии. Бродячие торговцы, держа лубочные картинки с красными и зелеными дьяволами на уровне плеч, ходили с ними по рынкам и улицам, весело выкрикивая: «Кому Семь смертных грехов, Падшего Адама, Жизнь в раю после смерти?»

В самом начале двадцатого века на лубки, все еще любимые в народе, обратили внимание художники-авангардисты. Обаятельная простота лубочной картинки вдохновила их на создание нового стиля в рисунке и живописи и на создание книг, печатавшихся вручную. И только после революции эти забавные популярные картинки, которые русские с удовольствием покупали в течение двух с половиной веков, исчезли навсегда.

Такого же высокого уровня, как в работах по дереву, русские достигли в искусстве обработки металлов. В одиннадцатом-двенадцатом веках только Византия превосходила Россию в технике серебряной филиграни. Искусные золотых дел мастера тринадцатого-четырнадцатого веков создавали нимбы для икон в тончайшей технике перегородчатой эмали по золоту. В шестнадцатом-семнадцатом веках город Чернигов прославился чернеными серебряными изделиями — особой техникой гравировки по металлу, разработанной в Византии и сохранившейся к тому времени лишь на Руси. На золоте или серебре делали гравировку, на поверхность наносили состав из меди, серебра и серы. Изделие затем нагревали, и расплавившийся порошок плотно заполнял углубления. После охлаждения изделие полировали, и на его поверхности появлялся рисунок светлого или темного бархатисто-черного тона. Техника чернения использовалась для украшения самых разных предметов — ложек, вилок, кубков и подстаканников.

Как всегда, русские соединили искусство с повседневной жизнью, придавая металлическим предметам, используемым в быту, необычную форму или богато украшая их. В восемнадцатом-девятнадцатом веках сразу несколько поселков прославились изготовлением лакированных металлических подносов с синим или черным фоном, расписанных роскошными композициями из цветов — роз, георгинов, пионов и тюльпанов.

В восемнадцатом веке из Персии и Среднего Востока в Россию пришел самовар — металлический сосуд, в котором кипятили воду для чая. В вертикальной трубе, проходящей по центральной оси самовара, сжигали уголь или древесину. В верхней части трубы находится специальная подставка для маленького чайника, в котором заваривают крепкий чай. В старину в России чаепитие было всеми любимым ритуалом, образом жизни. Дружелюбно попыхивающий самовар можно было найти повсюду: в домах и в ресторанах, в поездах и на улицах города. Русские, по своему обычаю, сразу же превратили самовар из простого предмета домашнего обихода в нарядное произведение искусства, значительно превзошедшее своего предшественника с Востока.

В Туле, прославившейся искусной обработкой металла, производство самоваров началось в 1820 году. Сначала десятки, а затем и сотни фабрик соперничали друг с другом в техническом и художественном мастерстве. Тульские самовары стали настолько знаменитыми, что появилась русская поговорка «ездить в Тулу со своим самоваром», аналогичная английской «ездить со своим углем в Ньюкасл». К концу девятнадцатого века в Туле насчитывалось сорок фабрик, производивших около 630 000 самоваров; одна из самых знаменитых из них — Баташовская — изготавливала ежегодно более 100 000 самоваров.

По своей форме, размерам и декоративному оформлению русские самовары существенно отличались друг от друга. Они выпускались круглые и приземистые, высокие и внушительные по размеру. Некоторые из них были просто огромные: высотой до 90 см и диаметром до полуметра. Существовали походные самовары в форме куба, восьмигранные со съемными изогнутыми ножками, вставлявшимися в специальные гнезда. На севере производились самовары, которые напоминали походные кухни и имели три отделения для одновременного приготовления трех разных блюд. Некоторые самовары, сделанные из меди или серебра, отличались великолепной отделкой и были очень нарядны.

Еще одним прекрасным примером умения русских работать с металлом служит литье колоколов, звон которых буквально наполнял всю страну. Начиная с десятого века русские отмечали отдельные дни года различным перезвоном. Существовал язык колоколов; они звучали то тревожно, предупреждая путешественников о приближении метели, то рассказывали о несчастьях, похоронах, святых праздниках и торжествах. К шестнадцатому веку колокола стали восприниматься как священные музыкальные инструменты, достойные поклонения. Колокола самых разных размеров отливали из меди, бронзы и серебра. Они отличались большим разнообразием тембров и силы звука. Сложные тональные эффекты создавались одновременным звучанием нескольких колоколов. Каждая церковь и монастырь имели свою колокольню, а число и размеры колоколов свидетельствовали о благосостоянии прихода. По особому звону более крупных колоколов и общему колокольному перезвону прихожанин мог узнать, на какую службу его призывают и когда эта служба начнется. (Самый крупный колокол Ростова можно было услышать на расстоянии более тридцати километров.) Над темными лесами, через равнины, гладь озер и вьющиеся речки страны разносился мелодичный звон колоколов. Услышав его, крестьянин осенял себя крестным знамением и воображал, что святые где-то рядом.

В России не раскачивали колокола за их верхнюю часть, как это делали на Западе, а вместо этого вручную били языком по внутренней стороне колокола. Чтобы заставить звучать большие колокола, требовались совместные усилия сразу нескольких человек. Один путешественник рассказывал: «В праздничное утро в Москве мы видели, как на невысокой открытой церковной колокольне один человек звонил сразу в полдюжину колоколов, дергая за веревки, которые он держал в обеих руках».

На стометровой колокольне Ивана Великого, позолоченный купол которой был виден из любой точки Москвы, колокола висели на каждом ярусе. Самый большой из них весил 64 тонны, самый маленький, серебряный, обладал нежным музыкальным тоном. Народ с благоговением и трепетом внимал голосу Ивана Великого и, когда во время больших торжеств его могучий колокол гремел от стен Кремля подобно пушечным выстрелам, люди слушали его так, будто с ними говорил сам Господь Бог.

Колокола играли такую важную роль, что даже цари иногда сердились на них. Рассказывают историю, что однажды звон колокола напугал коня Ивана Грозного, и Царь приказал наказать колокол и отрубить у него ушко. Екатерина II в 1771 году приказала отрезать язык у колокола, который использовали в мятеже против нее. Колокол должен был молчать тридцать лет.

В 1733 году императрица Анна Иоанновна повелела отлить огромный Царь-колокол — самый большой из когда-либо существовавших колоколов. Работы по его отливке были закончены через два года. Высота гигантского колокола составила 6,14 метра, диаметр у основания — 6,6 метра, а весил он 200 тонн. Однако в 1737 году, когда колокол еще не успели поднять на звонницу, вспыхнули деревянные леса, на которых висела отливка. Пожар тушили водой и, в конце концов, колокол рухнул в яму, и от него отвалился большой кусок весом в одиннадцать с половиной тонн. Царь-колокол пролежал в земле больше 100 лет, пока Монферран, знаменитый француз-архитектор, автор проекта Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге, не поднял его, установив на специальном постаменте в Кремле, где он находится и поныне. Внутри колокола могут поместиться сорок человек, иногда под ним совершались молебны.

Зачастую и колокола, и пушки отливали одни и те же мастера. Литейщики богато украшали свои изделия: поверхность колокола покрывалась изысканным растительным орнаментом. Орудийные стволы в шестнадцатом-семнадцатом веках также богато декорировались орнаментами на темы библейских сюжетов, фигурами львов, лосей, грифонов, дельфинов. Кремлевские пушки имели собственные имена — Орел, Лев, Волк, — и их стволы и лафеты были украшены в соответствии с этими именами. Самую большую пушку в мире — Царь-пушку — отлил в 1586 году мастер Андрей Чохов. Она и сегодня стоит в Кремле. Подобно тому, как Царь-колокол никогда не звонил, Царь-пушка не сделала ни единого выстрела.

Едва ли существовало такое ремесло, в котором русские не выразили своей любви к прекрасному и своего радостного восприятия жизни. Целые города прославились благодаря производству замечательного фарфора и яркой керамики. Русские расписывали изразцы, которыми отделывали огромные печи, а также облицовывали стены и крыши церквей, где они сверкали в лучах солнца всеми цветами радуги. В 1660-х годах кровля Новоиерусалимского собора в Подмосковье была целиком выложена изразцами. Арки и порталы отделаны крупными изразцовыми плитками с разнообразным орнаментом из желтых цветов и трав, изображенных в вазах на синем фоне. Окна обрамлены широкими изразцовыми полосами, а над ними помещены керамические львиные головы. Впервые в России иконостас храма сооружался не из дерева, а из керамических панелей высотой 8 и шириной 4 метра, уложенных плиткой с рельефным рисунком желтого, зеленого, белого и палевого цветов. Над панелями укреплялись головки ангелов; херувимы, тоже керамические, украшали каждый ярус икон.

Та же любовь к прекрасному и чувство цвета ярко проявились в изысканных эмалях, которыми русские мастера славились с ранних лет существования Киевского государства. В конце девятнадцатого века, отмеченном возрождением традиций славянского искусства, художники, вдохновленные образами прошлого и духом современного модерна, создали множество замечательных образцов прикладного искусства: чайные сервизы и подстаканники, вазы и ложки и многое другое. Эти работы были столь совершенны, что оставляли впечатление подлинных драгоценностей. Полупрозрачные эмали pliqueajour[33] (искусство, утраченное русскими после революции) применялись при отделке краев чаш и оснований подстаканников и напоминали витражи, когда на них смотрели против света.

Полудрагоценные камни добывали в больших количествах на Урале и продавали на многих ярмарках и в торговых рядах Москвы — ярко зеленый малахит, синий лазурит, яшму с темными красными и зелеными прожилками, агат и порфир. Из них русские изготавливали массу красивейших предметов, начиная от столешниц и кончая чернильницами, с поразительными каменными узорами.

На Востоке русские позаимствовали технику живописи по лаку и довели ее до уровня, уступавшего только искусству китайских мастеров. Девяносто панелей, украшавших стены Китайского кабинета Петра Первого в небольшом дворце Монплезир, долгие годы из-за великолепного качества их письма считались выполненными китайскими художниками. Однако после Великой Отечественной войны выяснилось, что они были изготовлены русскими, и рисунок наносился на дерево в технике, применявшейся при написании икон.

В девятнадцатом веке лакированные табакерки, выполненные в мастерских Лукутина в подмосковном селе Федоскино, пользовались большим спросом не только в России, но и в Европе. В 1821 году на мануфактуре Лукутина было изготовлено 48 тысяч таких коробочек. Их делали из папье-маше: слои бумаги покрывали смесью клея и мела, наносили поверху лак, кипятили в льняном масле и сушили в печах. После этого заготовки полировали, грунтовали и вновь покрывали лаком. Обработанные таким образом шкатулки становились прочными и влагонепроницаемыми. В такой технике создавались подносы, шкатулки, портсигары, стаканчики для карандашей и коробочки для иголок. В некоторых изделиях использовалась инкрустация перламутром, другие предметы раскрашивались под панцирь черепахи, березу или красное дерево и отделывались полосками серебра и золота. Многие шкатулки искусно расписывали, создавая миниатюрные копии известных картин, пейзажи и сценки из повседневной крестьянской жизни, которые могли многое рассказать о народных обычаях.

Возможно, самым удивительным русским ремеслом была резьба по кости, ценившаяся на Западе не менее, чем драгоценные камни и радужные шелка Востока. Еще в двенадцатом веке в Византии поэт слагал оды в честь славянских резчиков, изделия которых называли в Европе «русской резьбой по кости». Удаленные северные деревни, лежавшие за непроходимыми лесами и болотами, не были захвачены монголами. Там люди сохранили свободу и древние художественные традиции славян. Жители города Холмогоры, расположенного на Белом море, недалеко от Архангельска — близко к тому месту, где впервые причалил Ченслер, — изготавливали из клыков моржа великолепные охотничьи ножи, шкатулки и гребни. В семнадцатом веке Царь Алексей Михайлович пригласил несколько таких мастеров-резчиков в Кремлевскую Оружейную палату — средоточие прикладного искусства в России того времени. Там они занимались резьбой по кости. Материалом для них служили оленьи рога, бивни моржей и мамонтов. Это было чисто российское искусство, и царь часто преподносил изделия своих резчиков иностранным послам в качестве даров для государей, которых они представляли. Резчики времен правления царя Алексея Михайловича выработали особый «московский стиль», который перекликался с богатой отделкой одежды тех времен. Ажурные изделия из кости походили на кружево, иногда мастера инкрустировали свои работы перламутром и черепаховым панцирем.

Резьба по кости достигла наивысшего расцвета в восемнадцатом веке. Из кости резали шкатулки, табакерки, вазы и кубки. Сам Петр Великий был искусным резчиком, и часто за разговорами о государственных делах он что-нибудь вырезал. Каждый раз при поездке в Архангельск Царь заезжал в Холмогоры, чтобы встретиться с местными умельцами. Михаил Ломоносов, великий русский ученый времени правления Императрицы Елизаветы, учился грамоте у одного резчика по кости. Брат Ломоносова, талантливый резчик, основал профессиональную школу и учил мастерству Федота Шубина, который впоследствии стал самым знаменитым скульптором эпохи правления Екатерины II и вырезал по кости портрет Ломоносова. В период наивысшего расцвета этого ремесла были изготовлены из белой и тонированной кости великолепные шкатулки, рамы для зеркал и ящички для принадлежностей туалета с кружевными изображениями цветов и животных.

Центры резьбы по кости находились также и в Сибири. Бивни доисторических мамонтов служили прекрасным материалом для этого ремесла. Такой материал был обнаружен по всей Сибири и предлагался в больших количествах на шумных ярмарках города Тобольска. Представители народностей, проживавших в Сибири, вырезали миниатюрные фигурки животных и перед тем, как отправиться на охоту, произносили над ними заклинания. В 1900 году на Всемирной выставке в Париже один из тобольских мастеров был награжден за свою работу золотой медалью.

Бескрайние леса обеспечивали древесиной русских плотников, а плодородные земли дарили своим детям возможность растить хлеб и лен. Крестьянские девочки с малых лет приучались прясть, и мягкие льняные ткани из России считались едва ли не лучшими в мире. На Вологодчине издавна существовала поэтическая легенда, что лен — это падающие на землю солнечные лучи, а его голубые цветки впитали в себя лазурь северного неба.

Русские льняные ткани были известны на восточных рынках еще со времен Киевской Руси. Ими торговали даже в Индии. Особой гордостью русских рукодельниц были работы по льну, хлопку, а позже — по заморским шелкам. Мастерство вышивальщиц из России не знало себе равных в Европе. Крестьянки, дворянки, монахини и даже царицы творили подлинные чудеса при помощи иглы и нити. Облачения священников, ризы для особо чтимых икон, пелены и плащаницы с изображением ликов святых и Спасителя — все это и многое другое расшивалось с неподражаемым искусством золотой и серебряной нитью, жемчугом и драгоценными камнями. В каждом доме хранились разнообразные нарядные скатерти, простыни, рушники, наволочки, украшенные по кайме яркими вышивками. Длинными зимними вечерами девушки на выданье и их подружки собирались вместе и готовили себе приданое. По традиции невеста сама расшивала подарки для жениха, для его родни и «дружек» — словом, все, что было необходимо при совершении таинства венчания. Богато расшитый (иногда даже жемчугом) платок к свадьбе, называемый «ширинкой», был для женщин самым необходимым предметом при совершении церковных обрядов, семейных торжествах и иных церемониях.

В избе специальные полотенца использовались для праздничного украшения дома и для того, чтобы накидывать на иконы в «красном углу». Вышитые полотенца вешали также на кресты и на деревья рядом с колодцами и родниками в честь особо почитаемых святых. Специальный покров вышивали для церемонии встречи новобрачных хлебом-солью и для приветствия особо важных гостей.

Каждую местность отличал характерный стиль вышивки. Расстояния между российскими селами были столь велики, а сообщение таким сложным, что во многих деревнях люди жили изолированно, сохраняя свои традиционные орнаменты и форму стежка, остававшиеся неизменными в течение нескольких веков. Красный цвет использовался везде, но по цветовому сочетанию и композиции рисунка вышивки легко узнать, в какой именно местности она была выполнена.

Как и в случае с резьбой по дереву, каждый узор имел символическое значение, и умение создавать именно такие узоры передавалось из поколения в поколение. То, что мужчины вырезали из дерева, женщины вышивали разноцветными шерстяными и шелковыми нитями. Самые древние мотивы пришли из славянской культуры: ромб или круг символизировали новый дом, Солнце или Землю-Матушку; такие орнаменты вышивали красным и черным. Многофигурные композиции отличало богатство воображения, а источником вдохновения для мастериц служили народное творчество и природа. Птицы и львы, цветы, кони и фантастические деревья, все магические символы плодородия и природы были своего рода заклинанием от злых духов, выраженным с помощью нити. В восемнадцатом-девятнадцатом веках к этим старым сюжетам добавились веселые сценки из повседневной жизни.

Мастерство плетения кружев также достигло поразительного разнообразия. Русские кружева из золотых и серебряных нитей были настолько знаменитыми в Европе, что в конце девятнадцатого века они продавались в Париже, где их называли guipure russe[34]. Прекрасные шали с ярким цветочным рисунком ткали из тонкой шерсти. Некоторые редкие и ценные шали, на изготовление которых уходили многие годы, выполнялись настолько искусно, что их рисунок был двусторонним. Шелковые шали украшала тончайшая вышивка золотыми и серебряными нитями. Набивные ткани, ситцы отличались самыми пестрыми и яркими расцветками; из цветастого домотканого полотна в крестьянских домах делались половики.

В конце XIX века, когда появились недорогие фабричные ситцы и другие хлопчатобумажные ткани, расцветка их стала еще ярче. Они широко использовались в русской национальной одежде, которую женщины продолжали носить даже в XX веке. Посетителей Выставки русских национальных ремесел 1913-го года поражало изобилие тканей и изделий из них. На этой выставке каждая область Российской империи, в том числе Украина, Литва, Польша, Великое княжество Финляндское демонстрировали образцы своих национальных тканей. Посетители могли получить представление как о способе изготовления каждого изделия, так и об имевшемся в распоряжении мастерицы сырье. Здесь можно было увидеть все, начиная с простого крестьянского полотна до самых разных сортов шерстяных и льняных тканей. В ноябре 1914 года журнал The National Geografic посвятил России целый выпуск. Фотография крестьянки, идущей домой с полевых работ, сопровождалась подписью: «На полях России можно увидеть женщин в таких платьях, которым могли бы позавидовать многие светские дамы Америки».

Традиционный русский наряд был очень красив и по-своему изыскан, его шили из ярких тканей насыщенных тонов и богато украшали. Одна английская дама, путешествовавшая по русской глубинке в 1850-х годах, писала: «Есть нечто совершенное, классическое в русском платье, и мы часто в восхищении наблюдали за работающими крестьянами. Головной убор девушек в форме полумесяца — почти полный аналог того, что мы видим на статуях Дианы; узкая лента, перехватывающая волосы у мужчин, могла бы найти своего двойника на головах многих античных статуй; пышные складки женских сарафанов весьма напоминают те, что мы видим на греческих росписях и этрусских вазах. Свободные короткие мужские штаны, перехваченные поясом в талии, бородатые лица мужчин вызывают в памяти изображения на фризах афинских храмов… Пусть путешественник увидит этих людей не в овечьих тулупах, а в летнем платье… Пусть он окажется свидетелем «гонки на повозках» двух деревенских парней, когда, простоволосые, они стоят во весь рост на своих небольших, бешено мчащихся телегах, держа в вытянутых руках вожжи; их ладные фигуры облачены в красные или белые рубахи, раздувающиеся на ветру. Их лица если и не классически прекрасны, то не лишены мужской красоты, — скажите, не напомнит ли это ему состязания на греческих колесницах, когда Греция еще была славной Грецией».

Женщины носили поневы, которые были частью старинного костюма восточных славянок. Понева напоминает юбку, состоящую из трех полос домотканого полотна. Ее носили с вышитой сорочкой, подвязывая вокруг пояса сплетенным в косу шнуром. Передник, надевавшийся поверх, был очень важной и богато украшенной деталью костюма. Иногда он был сплошь покрыт нарядной вышивкой. Повседневную поневу украшали ситцем и коленкором, праздничную — вышивкой и бисером. Женщины также носили сарафаны — длинное, свободно ниспадающее платье без рукавов, расширяющееся к низу, с пуговицами впереди, а иногда и без них. Под сарафан надевали сорочки с пышными, богато расшитыми рукавами из кисеи или батиста, либо из набивного льна. На севере чаще носили белые льняные сорочки, вышитые красным узором, а сарафан — ярко-синий или красный. В Тамбове одежду расшивали золотыми, серебряными и черными нитями; в Туле — белыми, красными и синими; в Калуге — красными и зелеными; в Смоленске — ярко-оранжевыми, красными и золотыми с вкраплениями синего и черного. Сарафаны иногда подвязывали поясом из золотого галуна, украшали золотыми шнурами и кружевом, отделывали по краю шелковой каймой и широкими лентами.

Крестьянки из состоятельных семей носили нарядные сарафаны из русского тканого шелка и парчи с рельефным рисунком из золотых, серебряных и цветных нитей. Сарафан мог быть сшит из кремового атласа с растительным орнаментом розового, синего или зеленого цвета и украшен золотым кружевным галуном и пуговицами. С таким сарафаном могли носить верхнюю сорочку из узорного атласа или богатой шелковой парчи. Верхняя нарядная одежда — коротенькая душегрея часто была вообще сплошь вышита золотом и серебром и оторочена лисой или соболем. С таким нарядом как нельзя лучше смотрелись высокие ботинки на каблуках из кожи с тисненым узором.

Мужчины носили верхнее платье, отороченное овчиной или дорогим мехом. Кафтаны шили с медными или серебряными пуговицами, иногда расшивали серебряной нитью и носили с узорчатыми поясами из камки. Зажиточные крестьяне ходили в мягких кожаных сапогах, которые иногда отделывали серебром или украшали узором из цветной кожи. Бедняки ходили в плетеных из лыка лаптях, а зимой — в валенках, иногда красиво расшитых. Мужские, перехваченные поясом рубахи шились из льна или шелка ярких цветов, а в некоторых губерниях России рубахи отделывали вышивкой.

Одежда, надеваемая по церковным праздникам, на свадьбы, на похороны и по особым случаям, таким, как начало уборки урожая или первый по весне выход стада на пастбище, была столь красива и дорога, что ее передавали от отца к сыну и от матери к дочерям. Богатство тканей и отделки часто показывало достаток в семье. Поскольку праздничная одежда обычно переходила по наследству, размер ее и длина рукавов не всегда подходила новому владельцу.

Самой важной частью костюма был головной убор. Женщины носили кокошник, кику, повойник или венец. Головному убору уделялось столь большое внимание еще и потому, что по традиции замужние женщины должны были прятать волосы от посторонних глаз. Длинная девичья коса всегда была предметом особой гордости. Самым дорогим сокровищем русской девушки была спускавшаяся по спине коса с вплетенными в нее лентами. Этот образ постоянно появлялся в песнях и сказках; в старинной свадебной песне пели:

Черны кудри за стол пошли,
Русу косу за собой повели.
Черны кудри у русой косы спрашивали:
Русая коса, неужто ты моя?

Замужняя женщина носила закрытый головной убор, а девушка — цветастую повязку, обруч или венец, оставлявшие макушку открытой. Прощание с косой перед свадьбой было особым ритуалом и сопровождалось причитаниями. Родственницы невесты и ее свадебные «подружки» распускали единственную косу и переплетали ее в две косы.

Колоритный и поэтический вид кокошника менялся от губернии к губернии, принимая самые разнообразные формы. Они бывали заостренными кверху, подобно диадеме, или круглыми и высокими, как короны; иногда кокошники принимали форму полумесяца. Каждый уезд имел свой собственный стиль, и по кокошнику можно было точно сказать, откуда родом носившая его девушка. Кокошники Севера были вышиты золотыми и серебряными нитями и украшены речным жемчугом, и из-под них спускалась на лоб до бровей жемчужная сетка. В центральных районах кокошники были высокими; в Нижнем Новгороде и его окрестностях — в форме полумесяца. Иногда к кокошнику прикреплялась длинная фата из кисеи. Головные уборы делались из яркого разноцветного шелка, красного или малинового бархата, золотой парчи, украшенной жемчугом, стеклярусом, маленькими кусочками зеркала или фольгой. На юге кокошники были заостренными кверху с жемчужной сеткой, спускавшейся на лоб, в Рязани и Тамбове кокошники странного вида, называемые «сороками», имели маленькие рожки и длинные хвосты из перьев, гусиных или разноцветных. На Украине девушки носили венки из цветов с яркими развевающимися лентами. Красивые и пышные, грациозно обрамлявшие лицо и подчеркивавшие мягкость взгляда, эти головные уборы поистине венчали красоту женщин России.

Все было в сокровищнице русской народной культуры: цвет, музыка, образность, фантазия — сама жизнь. Но как в русских сказках, эта красота до времени была скрыта от глаз непосвященного человека. Кому-то необходимо было открыть это богатства и осознать всю их неповторимость. Кто-то должен был найти возможность соединить родившиеся на западе новые формы с традициями русской культуры, с ее глубокими духовными откровениями. Кто-то должен был открыть России глаза на самое себя. Такой гений, поэт, явился на заре девятнадцатого столетия. Вдохновленный родной землей и ее духом, он первым пошел по этому пути. И после него никто не смог совершить ничего подобного. Россия обрела свой собственный голос, он звучал все явственнее и громче, пока, наконец, не был услышан всем миром.

Примечания:

3

По желанию автора, некоторые слова исторической русской лексики, приводившиеся в английском издании без перевода, выделены курсивом.

31

В 1817 году эта ярмарка была перенесена в Нижний Новгород. (Прим. перев.).

32

С 1779 г. село Семеново стало городом. (Прим. перев.).

33

pliqueajour — прозрачная (фр.).

34

guipure russe — русское кружево (фр.).