III. Галицкая Русь под властью Австрии. — Русский язык и литература в Галиции. — Пробуждение национального сознания в Зарубежной Руси. — Борьба Галицкой Руси с польским влиянием. — Русское и украинское движения

Портрет-икона из Угорской Руси. (Из музея товарищества имени Шевченка).

«Сию икону дав зробыти раб божий Семион Стефаникув, девицу свою Федю, которая зийшла этого света до Бога Отца в летех четверох во ле, первой тысячи шестьсот шестьдесят осмого, которой дай Пане Боже вечный покой».

В конце 18-го века австрийское правительство проявляет некоторую заботливость по отношению к русскому населению Галиции и Венгрии. Так, императрица Мария-Терезия учредила в Мункаче семинарию для образования униатского угрорусского духовенства. Ее сын, император Иосиф, идет далее по этому пути и в основанном им Львовском университете заводит несколько кафедр на русском языке. Это не был малорусский или, как позже стали говорить, украинский язык. Напротив, язык преподавания представлял нечто, стремящееся приблизиться к русскому литературному языку, но так как книжной связи между русскими образованными людьми в Галиции и Венгрии и Россией не было, то русский язык этой письменности является странным смешением церковно-славянских, литературно-русских и малорусских оборотов. Хотя эра сочувствия русской национальной жизни продолжалась в Австрии недолго, и после смерти импер. Иосифа отчасти европейские события отвлекли внимание австрийского правительства от местных дел, отчасти либерально-демократические стремления его прекратились, — тем не менее, толчок национальному развитию русских был уже дан. В начале 19-го века были уничтожены русские кафедры во Львовском университете, в 1816 году в начальных школах, вместо русского языка, который был введен в них еще императрицей Марией-Терезией, утвердился польский язык преподавания. Но эта последняя мера уже встретилась с некоторым отпором. Львовский униатский митрополит Левицкий и каноник его Могильницкий протестовали против нее, хотя и безуспешно. Более удачной оказалась их борьба с попыткой Галицийской духовной и светской власти заменить кирилловскую азбуку в русской письменности латинской. Могильницкий выступил против этого предположения с целым трактатом и сумел отстоять употребление кирилловской азбуки. В Перемышле около епископа Сангурского группируется уже целый кружок любителей родной письменности, которые пытаются писать по-русски. Правда, их язык не был живым русским языком, но и в самой России тогда писали почти таким же искусственным, книжным языком. Так, один из галицкорусских писателей О. Левицкий, издавая в 1822 году переведенную с немецкого языка книжку, посвящает ее учащейся молодежи, «учащемуся младенчеству народа словенорусского», и в посвящении пишет следующие строки:

Пускай везде писать искусство совершенно,
Ты знаешь, что язык наш лучше несравненно.
Не собран из других, он древний коренной,
Исполнен всех  красот, богатый сам собой;
В нем птичьих посвистов, протяжных нет напевов,
Ни звуков томных, ни диких уху ревов,
Какие слышатся в чужих языках нам,
Затем, что наш язык от них свободен сам.

При всем стремлении тогдашних немногих галицкорусских патриотов ввести в литературный обиход чистый русский язык, это была для них задача непосильная, так как литературных связей с Россией почти совершенно не было, почерпать образцы чистой русской речи было неоткуда. С другой же стороны, перевес польской культуры, к которой принадлежали и помещики, и высшие духовные лица края, и многие представители власти, был слишком силен. Галиция находилась на перепутьи, она протягивала руки к России, но оттуда помощи не было. Немножко всколыхнувшаяся русская жизнь опять была обречена на замирание или же должна была обратиться к живым источникам народной жизни. Действительно, в то время, когда в самой России уже создан был литературный язык Пушкина, Гоголя, Белинского, в Галиции писали так: «Воззрение Страшилища в Песте и Буде наступшаго месяцем мартом 1838 года во время разлития Дуная Сумеоном Феофил. Лисенецким Галициянином… в Мало-Русском языку изображенное». Такая литература была обречена на гибель, потому что у нее не было живых корней. Возвращение к народности, полонизация или литературное, но действительное объединение с Россией: таковы были три возможные пути развития. Однако, против ополячения именно и должна была бороться эта национальная литература; связь с Россией была разрушена разностью религиозных исповеданий. И так оставался один путь ближайшего единения с народной жизнью. В русской Малороссии, где народная жизнь сложилась с 1654 г. в процессе сильного взаимодействия с Великороссией и выработала общерусский уклад и общерусский литературный язык, этих условий не было. Но и здесь не было недостатка в энтузиастах народной речи, и возникала кое-какая литературная производительность на малорусском языке, дошедшая и до Галиции и давшая здесь новые побуждения.

В тридцатых годах 19-го века во Львовской униатской семинарии образуется кружок молодых патриотов, во главе которых стоят Маркиан, Шашкевич, Яков Головацкий и Иван Вагилевич. Они стремятся ввести народный язык в церковную проповедь, изучать народную словесность, собирать этнографический материал и т. д. Шашкевич был поэтом, и первые попытки возрождения русской народности в Галиции сводились к совершенно невинным одам и альманахам. Но правительство страны, относившееся в ту пору очень подозрительно к польскому национальному движению, не сочувствовало и всяким проявлениям русской народности. К тому же, в этой последней оно видело теперь опасный мост, по которому Россия может дойти до Галиции, и потому русского национального движения в Австрии боялись еще больше, чем польского. Последнее, по крайней мере, было после восстания 1830 года ярко враждебно русской государственности.

Церковь Львовского братства, строившаяся в конце XVI и начале XVII века.

Греческо-русская грамматика 1591 года, составленная в Львовской братской школе.

Идеалы Шашкевича, который рано умер безвестным священником на скудно оплачиваемом приходе, осуществились только через много лет после его смерти. Другой из трех первых вождей галицко-русского возрождения, Вагилевич, перешел в польский лагерь и так же рано был утрачен для своего дела. Третий, Головацкий, собиратель народных песен Галицкой и Угорской Руси, встретил искреннюю и горячую поддержку со стороны московских ученых и, сблизившись с ними, стал отстаивать литературную связь Галицкой Руси с Россией. Судьба Шашкевича и Вагилевича свидетельствовала о том, что это был в ту пору единственно правильный путь для сохранения русской народности в Галиции, и потому несправедливы те огульные обвинения Головацкаго в «нравственной низости», угодничестве перед сильными и т. п., которые теперь проводятся в сочинениях современных политических противников того направления, какому служил Головацкий (напр., в очень пристрастной и тенденциозной «Истории украинского письменства» С. Ефремова). Так продолжалось до 1848 года, когда в Австрии вспыхнула революция. Русское население Галиции относилось к этому движению довольно пассивно, но поляки не могли не вспомнить о своих идеалах государственного возрождения. Поэтому, как признает и украинский историк М. С. Грушевский, «не без участия тогдашнего австрийского наместника Стадиона», вернее же, почти всецело по его инициативе, в Галиции делаются попытки противопоставить русское национальное возрождение польским стремлениям. Тот принцип: «divide et impera», которым руководилась австрийская политика в управлении разнохарактерным конгломератом народностей, нашел для себя особенно удачное применение. Стадион должен был уменьшить силы польского лагеря, выведя из него все русские элементы. С другой стороны, однако, нужно было оторвать эти элементы и от России, к которой, при содействии создавшегося в России славянофильского кружка, они все более тянули. Между тем, эти галицкo-русские элементы по своему происхождению родственные малорусскому населению Российской империи, могли представить притягательную силу и для развития центробежного стремления в Южной России. Этими тонкими политическими расчетами руководился австрийский наместник Галиции гр. Стадион, оказывая поддержку галицко-русскому «украинскому» обособлению от общерусского литературного языка и общения. При его содействии во Львове был учрежден «Главный русский совет» («Головна Рада руска»), который в первом же своем обращении к народу указывал на племенное единство «русского народа, говорящего одним языком и насчитывающего 15 миллионов, из коих два с половиной миллиона населяет галицкую землю». Обращение Совета взывало к пробуждению не только этих 2 ½ миллионов, но всех 15 миллионов, из чего явствовала его безусловно враждебная России политическая тенденция.

Зарубежная Русь. Этнографическая карта, составленная Д. Н. Вергуном.

Русское движение в Галиции в 1848 году имело характер строго лояльный по отношению к Австрии, и потому мы имеем основание видеть за постановлениями Головной Рады и устроенного осенью того же года «Собора русских ученых» движущую руку австрийской власти. Эти постановления настаивали на введении в школах украинского языка, создании для этого последнего особой орфографии, учреждении просветительного общества для Галицкой Руси («Галицько-руская Матица») и т. д. «Главный русский совет», прозванный по участию в нем многих каноников из униатского монастыря св. Юрия «Свято-юрским», участвовал в лице своих виднейших представителей на Славянском съезде в Праге 1848 года. Господствовавшее на этом съезде настроение, стремление к справедливому разрешению всех славянских нужд, заставило польских участников съезда вступить в дружественные переговоры с русскими на основании равноправия народностей в Галиции. Таким образом, русскому национальному возрождению в Галиции была обеспечена, казалось, свобода развития и с правительственной, и с польской стороны. Но все это движение пока еще было очень слабо, и когда в 50-х годах австрийское правительство примирилось с поляками и на их содействии стало основывать свое господство в крае, украинское движение вновь замерло, и русская интеллигенция Галиции с еще большей надеждой устремила свои взоры на Россию. Это был момент, когда могло бы быть создано литературное единство Галицкой Руси с Россией.

Камень Олексы Добоша, в Карпатах, последнего карпато-русского вождя «опрешков» (восстанцев).

«Святой Юр», львовский униатский кафедральный собор.

Но политически Россия была ослаблена Крымской кампанией; громадное дело внутренней перестройки после этой войны захватило внимание ее общества; интересов к славянству и знакомства с ним почти не существовало, за исключением немногочисленных кружков, и потому из России деятельной поддержки галицким стремлениям не явилось. В самой же Галицкой Руси почти не было способов усвоения русского литературного языка, и попытки сближения с ним, трогательные по своей искренности, оказывались совершенно беспомощными. «Двигати язык из порока сельской грубости, не утопати в грязи фразеологии мужиков» (Ефремов, назв. соч., 338), но как было это сделать, когда о лучших образцах почти не имели представления? Тем не менее, удалось сплотиться и общими силами устранить опасность латинизации азбуки, которую в 1859 г. задумал провести наместник Галиции, гр. Голуховский. Несмотря на некоторую настойчивость, с которой действовало правительство, русское общество решительно отказалось принять эту «реформу», и она провалилась. И австрийская конституция 1859 года мало дала русскому народу в Галиции, так как она еще более усилила польское господство в этой области. Новая эра начинается только с 1867 года.

Львов. Университет и церковь св. Николая.

В силу этой конституции, определившей положение народов Австрии, русский народ признавался одним из государственных, как и русский язык получал права одного из государственных языков. Однако, под русским подразумевался не русский литературный язык, но язык малорусский, «рутенский» (ruthenisch) или «украинский». Напротив, русский язык, т. е. литературный язык России, становился в обычном употреблении признаком «москалефильства», т. е. влечения к «Москве», России. В зависимости от того, каковы были отношения центрального венского или местного Галицийского правительства к украинцам, изменялось и его отношение к представителям этого культурно-политического направления, причем в последнее десятилетие враждебные России украинцы встречали в Вене похвалы и поощрение и, наоборот, в партии «москалефилов» правительство все более определенно видело своих врагов. Все развитие Галицкой Руси за десятилетия, протекшие с 1867 года, определяется тем положением, какое русский народ и язык заняли в государстве, согласно новой конституции. Управление страной центральное австрийское правительство сохранило в польских руках. Это значит, что избирательный закон, определявший выборы в местное законодательное представительное учреждение, сейм (во Львове), был составлен так, что большинство членов сейма принадлежало к польской национальности и к состоятельным, консервативно настроенным классам ее. Комиссия сейма, которой вверялось управление местными делами (нечто в роде земской управы), состояла в большинстве своем из поляков. Наконец, наместником австрийского императора в Галиции назначался до последнего времени какой-нибудь богатый и видный представитель польского дворянства, по своим убеждениям человек консервативного направления. Все это обеспечивало сохранение за Галицией ее польского отпечатка и политического преобладания поляков. Конечно, об «утеснении» других народностей края теперь уже не могло быть и речи. Конституция гарантировала русскому населению страны право обучения в русской нижней и средней школе, право суда на своем языке и т. д. Практика жизни ввела во Львовском университете несколько кафедр на русском языке; общий конституционный уклад жизни допустил широкое развитие русской печати, русских просветительных и иных обществ, школ и т. п. Тем не менее, по отношению к проценту населения, русских учреждений оказывалось меньше, чем польских, и русские пользовались меньшим политическим значением. Вследствие этого, русское политическое движение, специально «украинское», т. е. основывающееся на самостоятельности малорусской национальной жизни от общерусской «Российской», приобрело в значительной мере характер непрестанной борьбы с поляками, борьбы, продолжавшейся с небольшими перемириями вплоть до войны 1914 года.

Так складывалось в Галиции новое национальное самосознание, для которого требовалось и новое орудие выражения. Тот язык, на котором писали люди, старого поколения, стремившегося к литературному единению с Россией, оказывался настолько безобразным, настолько чуждым и русскому языку, и местным народным говорам, что это «язычие» внушало к себе только насмешки. Конечно, проще всего было бы обратиться к самым источникам «язычия», т. е. к живому русскому литературному языку, и усвоить его. Так и стало поступать молодое поколение «москалефилов», образовавшееся в начале 20-го столетия: оно правильно писало и говорило по-русски, поддерживало оживленные связи с Россией и т. д. Но общий путь развития галицко-русской интеллигенции пошел иным путем, мимо России и даже более того: враждебно России, от которой украинцы стремились возможно обособиться. Как далеко зашел этот процесс, пока сказать трудно. Быть может, он далеко не имеет того всеобщего характера, какой стремились придать ему главные деятели движения. Во всяком случае, события 1914 года застали процесс образования обособленного «украинского» национального самосознания в Восточной Галиции не завершившимся. На это указывают и неустойчивость литературного украинского языка, и то влияние, какое имеют в движении отдельные лица, собственно главари «кружков», и переходы людей из одного (москалефильского) лагеря в другой (украинский).

Львов. Бернандинская площадь.

Украинцы приняли особенную азбуку, которая отличается от русской и начертаниями некоторых букв, и выпущением некоторых; их литературный язык, видимо, стремится обособиться от общерусского введением значительного числа польских и немецких слов. Этот печальный факт разрыва общерусского культурного единства объясняется как сочувствием австрийской власти такому разрыву, так и стремлениями политических вождей Галицкой Руси обосновать свою борьбу за политические права народа в Австрии связью с народными массами. Следует признать, что в этом отношении украинцы добились многого: они заставили польское большинство Галицийского сейма принять в 1913 году новый избирательный закон, обеспечивающий русскому населению страны более справедливое и более широкое представительство. Не довольствуясь существованием нескольких украинских кафедр во Львовском университете, где преподавание вообще велось на польском языке, украинцы после продолжительной и ожесточенной борьбы, сопровождавшейся прямо-таки кулачными боями между студентами двух национальностей, добились обещания устроить в Галиции отдельный русский университет.

Ужгород (Унгвар), столица Угорской Руси.

Это украинское движение, принявшее довольно сильный темп в последние два десятилетия, сначала развивалось медленно. В семидесятых годах 19-го века, после обнародования конституции 1867 года, конечно, оно уже не встречало тех административных препятствий, на которые наталкивалось раньше. Но просто здесь не было свежих сил, а усилившееся польское преобладание в стране еще более прежнего привлекало к себе и русских галичан. Поэтому, седьмое десятилетие прошлого века признается в украинской жизни эпохой застоя. Однако, и в это время, под влиянием писателей и деятелей, приезжавших из Малороссии, развитие галицко-русского украинского сознания не прекращалось. Так, в 1872 году во Львове было учреждено ученое и литературное общество имени Шевченки, которое объединило всех работающих в области истории, этнографии, статистики Галиции и Малороссии, издало за десятилетие своего существования много ценных трудов и составило род украинской академии. Всякая научная деятельность представляет вклад в общечеловеческое достояние мысли и знаний, и потому общество имени Шевченки явилось важным фактором в развитии Галицкой Руси.

Последовавшее в 1876 году в России запрещение издания книг на малорусском языке провело резкую грань между Галицией и Россией, так что в первой украинское движение получило характер особенно враждебный по отношению к русской правительственной власти. Это настроение еще усугубилось вследствие приезда во Львов нескольких выдающихся деятелей русского «украинофильства», т. е. писателей малорусской школы, стремившейся к созданию отдельной малорусской литературы и культуры. С 1880 г. украинская молодежь Галиции приступает к усиленной политической деятельности, и среди нее образуются партийные группировки радикалов, националистов и т. д. Русский политический эмигрант, один из проводников идеи федеративного устройства России, Драгоманов, оказывает в это время сильное влияние на образование новых демократических идей в Галиции, и это народничество создало ту среду, в которой распространение украинского национального сознания пошло особенно быстро. Вместе с тем, под влиянием Драгоманова же, и «москалефилы» обнаруживают новые демократические стремления. Такой переворот в настроениях галицко-русской интеллигенции совершается постепенно в 80-х и 90-х годах прошлого столетия. Когда в 1895 г. Драгоманов умер, влияние его личности и учености уже не могло больше сдерживать того разброда идей, который неминуемо возникает в молодых обществах без политических традиций и сильных авторитетов. Но и разброд удалось прекратить, взяв в свои руки украинское движение, новому пришлецу из Киева, историку М. С. Грушевскому, который в 1894 году переехал из Киева во Львов и занял там кафедру русской истории. В 1897 году раскол между русско-галицийскими партиями, общая неопределенность положения, недоумение, что делать дальше, достигли своего наибольшего развития, и эта всеобщая растерянность заставила Грушевского энергично приняться за политическую работу. Он стал организовывать новую партию по образцу той, которая приобретала в эту пору все большее и большее значение в польской политической жизни, именно партию национально-демократическую. Эта партия стремилась к тому, чтобы «территория, занятая в австрийском государстве русскими (русинами), составляла одну отдельную и цельную провинцию с самой широкой автономией в области законодательства и управления». Вместе с тем лозунг раздела Галиции на две части: восточную русскую и западную польскую, лозунг, выставленный галичанами еще в 1898 году, теперь вновь был принят Грушевским в политическую программу новой партии. Свое название: «демократическая» она получила от выставленного ею требования «полной демократизации законодательных и представительных учреждений» и, вообще, целого ряда широких демократических реформ. Правда, крестьянской массе, к которой главным образом и обращалась новая партия, политическая программа этой последней оставалась столь же чужда, как и прежняя программа. На эти массы национальная демократия старалась воздействовать иными способами.

Ее приверженцы устремились в деревни, устраивали здесь политические собрания, на которых громили польских землевладельцев и не скупились на самые щедрые обещания во время выборов. Если прежде деятельность галицко-русских политических партий протекала медленно, развивалась вяло и постоянно нуждалась в поощрениях с той или другой стороны, то теперь, приблизительно в эти последние пятнадцать лет она, напротив, приняла чрезвычайно энергичное и бурное течение. Несколько радикальных партий борется из-за первенства, со всеми ними, в свою очередь, борется «москалефильство», сумевшее в лице своих молодых представителей найти путь к достижению своего идеала, литературного, религиозного и политического объединения Галицкой Руси с Россией.

Правда, из-за всей этой ожесточенной борьбы, не раз принимавшей глубоко несимпатичные демагогические черты, часто забывалась основная задача всякой истинно политической партии, именно — народное благо.

К сожалению, народная масса в Галицкой Руси осталась почти так же бедна и темна, как и в старые годы, и так же эмигрирует в Америку в поисках лучшей судьбы.

Там земледельческое население Галицкой Руси находит более сносные экономические условия жизни и образовывает ряд прочных сельскохозяйственных колоний.

Город Татаров.