ГРЕХ И ЧУВСТВО ВИНЫ?

Лоретта Сежурне так рассматривала эту проблему:

"Духовное содержание мифа Кецалькоатля прямо-таки утверждает: его удрученность грехом, его страстное желание очиститься, как и костер, который превращает его в свет, все это составляет суть религиозной доктрины, вполне сравнимой с теми, которые повсеместно известны человечеству под различными языковыми символами " ^п.

Стало быть, чтобы уберечь свою тезу, мне следовало связать воедино то, что обычно рассматривалось раздельно: естественные явления природы и грех. Иными словами, отыскать источник греха уже в самой природе, вне сознания человека, его души, возникновение которой в ходе эволюции природы было если не последним шагом, то неким рубежом…

Если бы после всех своих размышлений, думал я, во мне проснулись сомнения в возможности отрыва понятия греха от сферы этики, то я смог бы с чистой совестью ответить себе: да, возможно! То, что своим грешникам предписывали племена, религии, церкви, начиная со всевозможных форм табу и кончая десятью христианскими заповедями, в своем истоке не имело целью ничего иного, кроме сохранения здоровья тела за счет принудительной гигиены и правильного питания, либо избежания наследственных отклонений путем запрета супружеских связей в кругу родственников, либо же, наконец, поддержания общественного порядка и неколебимого авторитета и влияния жрецов.

Так что подавляющая часть наказов, проповедуемых во всем мире и во все эпохи, изначально напрямую касалось прежде всего тех или иных проблем тела, а отнюдь не души, из чего легко было сделать вывод, что именно тело для богов-вершителей имело существенное значение, и первейшим грехом было любое действие наперекор законам природы.

Я рассуждал так: человек зачинается в лентах ДНК. В таком состоянии он абсолютно безгрешен. Чистая информация о строении белков – сама невинность, белизна белее снега. Даже если в информации и содержатся какие-либо отклонения, а это случается, например, вследствие механических повреждений молекулы нуклеиновой кислоты, то до той поры, пока они не реализованы в теле, они остаются чем-то совершенно невинным, ибо бездействующим и неопасным.

Но все изменяется в тот момент, когда яйцеклетка начинает делиться и, реализуя информацию, почерпнутую из двойной гелисы, синтезировать белки и строить тело. Ошибки "записи", неточности копирования генов, то есть отклонения от "плана", начинают умножаться. Они нарушают основную идею, не соответствуют информативной "записи" человека. Стало быть, так называемый грех порожден уже на отрезке между лентой ДНК с генами и синтезированной на их основе белковой цепочкой. В результате человеческое тело оказывается настолько далеким от "указаний" богом-хромосомом в яйцект летке, что человек становится прямо-таки скопищем отклонений – грехов. Деформации' тела, функциональные расстройства организма, недоразвитость органов и психики…

Ну а хоть что-то в древних мезоамериканских источниках может подтвердить подобный подход к проблеме? "Пополь-Вух" приводит такие мифические слова богов-создателей человека:

"Так давайте же попытаемся создать послушных, исполненных почтительности существ, которые бы кормили и поддерживали нас… Из земли, из грязи они сделали человеческую плоть… Чтобы появились существа, которые взывали бы к нам,

молились бы нам" ¹³. _ч.

Разве эти слова из мифа не совпадали с воим видением неба как сферы, низведенной на землю и образующей здесь проявление всяческой живой субстанции, а богов – как самих жизненных процессов? Ибо каких еще других богов должен был кормить человек? Такую потребность в якобы всемогущих богах можно было вернее понять, допустив, что наши создатели жили в нас самих, в наших телах. И об этом ясно говорит книга "Чилам-Балам" из Чумайеля:

"…Добрые люди? Моя одежда, мой наряд, сказали боги. Это известно, это ведомо каждому".

Вот так-то! Мы были и остаемся нарядом для богов! Таким образом, их наказы шли изнутри тела, где, закодированные, они почивали в хромосомных лентах. А требование послушания, верности, согласия с богами были требованиями следовать указаниям генов.

Одним словом, так понимаемый грех был не чем иным, как отступлением от генетического образца. Образцом же несоизмеримо более ранним, нежели страницы заповедей морали, была формула эталона, "записанная" генетическим кодом.

Кецалькоатль, пошедший на то, чтобы, на языке науки, преобразовать себя из информационного кода в плоть, тем самым взвалил на свои плечи все ее тяготы.

Лоретта Сежурне пишет, по сути, о том же:

"Абсолютная чистота царя (Кецалъкоатля) относится к его состоянию как планеты, когда он еще не был ничем, а только светом. Его грехи и угрызения совести соответствуют состоянию материализации этого света "¹⁴.

Возникший человек уже с самого начала не соответствовал генотипу, заложенному в хромосомах, а значит, не выполнял божеских предначертаний, изначально был обременен первородным грехом. Потом были отход от звериного состояния и пробуждение сознания. Кецалькоатль принял облик Эекатля, Владыки Вера и Духа. Тут он и обрел возможность распознавать грех, а стало быть, грешил, в связи с чем грех становится определеннее. И только сознание давало надежду вновь приблизиться к образцу, к согласию с природой, и даже подняться на высший, быть может, не подвластный телу уровень жизни – развивая миф: к новому, еше неведомому воплощению Кецалькоатля.

Итак, пришло время спросить себя: кем же, по мо;му убеждению, был бог Кецалькоатль? Мне пришло в голову, что проще было бы это сделать, подойдя с другой стороны: выяснить, кем он не был…

Итак, Кецалькоатль не был собственно двойной нитью гелисы ДНК с генетической "записью".

Не был он буквально мотком этих нитей, хромосомой – то змеевидным и покрытым петлями, то палочкообразным полосчатым созданием.

Не был он исключительно сутью генетической "записи", образующей комплексную информацию о человеке, то есть его генотипом.

Не был он только человеческим телом, реализованным по этой "записи", то есть фенотипом.

Не был он и только сознанием, разбуженным в этом теле.

А был он всем, всем этим одновременно. Кецалькоатль был олицетворением происходящего в природе динамического процесса, который преобразовывал генетическую информацию в homo sapiens, человека разумного, явленного в бездне Вселенной.

Такое определение этого бога в общих чертах соответствовало тому, что о нем думали ученые. С тою, однако, разницей, что они реконструировали Кецалькоатля-человека в мистическом плане, из духовного начала, видели в нем материализацию неземной, отделенной от Вселенной крупицы, обходя молчанием мифологизированный в нем процесс биогенеза.

Впрочем, иначе и быть не могло, коли не признавать, что народы или, во всяком случае, их жрецы обладали в древности естественно-научными познаниями. Однако я, накапливая все более о том данных, считал, что они как раз владели удивительными научными сведениями, в частности, о том, что человек рождался в ленточных структурах, пребывающих в чем-то таком, что они именовали "драгоценным камнем".

Для меня тот факт, что Чимальмат проглотила драгоценный камень, означал не только нисхождение на нее Святого Духа, в результате чего девственница зачала, но и овуляцию яйцеклетки, из которой предстояло явиться Кецалькоатлю. Настаивая на втором, я легко мог согласиться и с первым, общепризнанным. Ведь дева была сосудом, в котором, давая росток, начинался благословенный процесс развития жизни.

Именно поэтому Пернатый Змей, "Зверь из сосуда бога" – из яйцеклетки – был не только отображением хромосомы, но и символом материи – пресмыкания во прахе, – которая через одушевление (перья, крылья) возносится к небу. Ведь человеческое тело в генетическом плане структура, возникшая из мертвой материи, первозданной (?!) так, чтобы она могла осуществлять непрерывно усложняющийся, а стало быть, ведущий "ввысь" жизненный процесс, приводящий к сознанию и способности абстрактного мышления, а это означает переход от органического уровня к возрастающему духовному.

Вот почему Шолотль – это божество я перевел в план биологии как полную генетическую информацию о человеке – был "зародышем духа, заключенным в материю". Трудно найти более прекрасное, поэтическое и вместе с тем более точное определение функции генотипа. Ведь щепотка дезоксирибонуклеиновой кислоты, весящая миллионную долю грамма, развивается в мыслящего человека!

Вот почему Тлауискальпантекутли вначале был явлен благодаря Шолотлю – генетической информации – человеком, а уж потом, по возрастающей Владыкой Света, планетой. И еще: как Венера представлялась древним народам отпрыском Солнца, так и человек был отпрыском того всесущества, коим является вся живая материя Земли.

Вот почему Накшитль, Четырехногий, олицетворял собою не только Венеру в ее утреннем и вечернем движении по небу, но и человека в его двойственном единстве – тела и генетической "записи", а по мифу: Тлауискальпантекутли с Шолотлем, драгоценных близнецов. Лишь эти двое, уподобленные Эекатлю, дарителю духа, сознания, становились полноценным человеческим существом – Кецалькоатлем.

Пожалуй, в заключение лучше всего привести еще одну цитату.

В большинстве мифов о сотворении… - писала Лоретта Сежурне, – говорится, что во времена ранее уничтоженных четырех эр мир заселяли только животные и лишь с наступлением эпохи Кецалъкоатля было создано человечество. Похоже, это указывает на то, что лишь после открытия обитающего в нем духовного элемента Кецалькоатль был признан создателем человеческого существа и всех его деяний" ^|5.

Рисунки кодекса Нутталь однозначно выводили человека из полосчатых лент, скрученных шнуров, которые отождествлялись с богом-змеем – Кецалькоатлем у миштеков, Кукульканом у майя в апогее развития их религиозных доктрин. Отсюда я заключил, что "полосы" и "шнуры", которые ведут к рождению человека, ни в коем случае не могут иметь какое-то покаянно-очистительное или иное церемониальное значение. Конечно, если они даже и играли такую роль в храмах, символизируя наказание, то не потому, что их подобиями бичевали либо связывали жертвы, а потому, что им самим придавалось особо важное значение. Они, как и христианское "Все произошло из праха" *, возвещали тем народам: "Все произошло из скрученного шнура"…

* Екклесиаст, 3, 20.

Какое высокое значение им приписывалось, если их не только в литургическую принадлежность превратили, но и в один из главных объектов культа – об этом свидетельствует, на мой взгляд, один фрагмент из книги "Чилам-Балам" из Чумайеля, записанной на языке майя в 1782 году Хуаном Хосе Хойлем и озаглавленный "Los Dzules" – "Чужеземцы"; в нем говорится о последствиях нашествия испанцев:

"Покинули они поселок Где Падает Дождь, Эцемаль, там, где вступил сын Всебога, Господин Неба, Господин-Госпожа, тот, кто есть Чудотворная Дева. И сказал господин:

– Да опустят щиты свои чималлы из кинич Какмо. Нельзя уже здесь царствовать. Но остается Чудотворец,

милосердный.

– Да будут унижены шнуры, да будут унижены ленты, упавшие с неба. Да будет унижено слово, упавшее с неба.

Так оказали честь его царствованию другие народы, сказано было, ибо ненужными стали владыки боги из Эмаля!…

И тогда ушли великие ицы… Дух их не хотел ни Дзулей, ни их христианства…" ¹⁶.

Эти ленты с неба, как бы приравненные богу, коли они вынуждены были уступить ему, должны были быть – и были! – чем-то чрезвычайно важным. Они были равноценны слову бога как слову созидающему, которое тоже пришло с небес. Ну с чем еще можно было сравнить слова, в такой мере уравненные с лентами-хромосомами, которые на рисунках кодексов изображены в яйцеклетке и перевоплощаются в человека, как не с генетической записью?

Майя не только писали о них, но и выдолбили их на камне. С фасада храма в Каба, украшенного маскаронами, подобиями лент двойной гелисы и рядов клеток, спускались еще и висящие в воздухе каменные полосы со знаками клеток, изображающих носы Чака – бога дождя. Такими полосами были заполнены страницы кодексов и фрески в дворцах не только на земле майя и миштеков, но и в других регионах страны.

Угадав в них именно биологическое значение и приняв во внимание толкование мифа, и прежде всего смысла воплощений Кецалькоатля, я открыл себе путь к прочтению последующих глав рисованных хроник. С особым нетерпением я ждал того момента, когда смогу сказать что-то свое относительно 9-й страницы кодекса Нутталь. Ее содержанием, как его воспринял Альфонсо Касо, было переданное в рисунках, в сочетании с деяниями богов, рождение сына княжны З-Кремень. Я намерен был показать, что эти деяния следует понимать именно как природный процесс. И я проделал это, чтобы в конце узнать, что тело для индейцев по сути своей есть не что иное, как