Прокурор по надзору за милицией ВАСИЛЬЕВ ЭССР допросил нижепоименованного свидетеля, который, будучи предупрежден по ст. 95 УК, пояснил:
СИНИПАЛУ Август Фрицевич, родился в 1898 г., гор. Таллин, маляр на строительствах, окончил 3 класса начальной школы в гор. Таллин, из рабочих, не судился, беспартийный. Состоял в организации «Омакайтсе», проживал в гор. Таллин, Ыле ул., 37, кв. 12, находится в тюрьме № 1. Полицейский охранник 287-го полицейского батальона.
Я работал в Таллинской гавани ночным сторожем. Продолжал работать на этом месте и после оккупации Таллина немцами. В 1942 г. ранней весной я вступил в организацию «Омакайтсе» и продолжал работать сторожем в гавани. В августе 1943 г. был создан 287-й полицейский сторожевой батальон, который стоял в Раквере. Я поступил в этот батальон рядовым полицейским и служил в 3-й роте. В августе же 1944 г. 3-я рота, в которой я служил, была переведена из Раквере в Клоога для несения караульной службы. Мы караулили заключенных-евреев. Рота состояла из эстонцев, в ней было 110 чел., командиром роты был лейтенант ЭНДРИКСОН. Командиром батальона был майор КРООТ. Нашей обязанностью было караулить заключенных, чтобы они не уходили за пределы лагеря и ни с кем не общались. Одну неделю надо было стоять у ворот лагеря на посту, а другую неделю сопровождать заключенных лагеря на работы, если они работали вне лагеря, как, например, рубили дрова в лесу. Мы также охраняли лагерь со всех сторон. О порядке работы в лагере и вообще о внутреннем распорядке в лагере я не знаю, так как мы внутри лагеря охрану не несли. В лагере было заключенных около 2000 чел. Потом стало меньше, т. к. часть евреев в последнее время, летом, времени точно не помню, куда-то увезли. Все распоряжения по охране лагеря давал лагерфюрер лейтенанту ЭНДРИКСОНУ, и последний передавал распоряжения нам. ЭНДРИКСОН приказал нам стрелять в каждого заключенного, кто самовольно уйдет с работы. Стрелять мы должны были без предупреждения. Был такой случай. Один заключенный работал в лесу, самовольно отлучился, и когда он возвращался обратно к своей группе, его застрелил охранник Ермолай ТРАНСИЛОВ.
Были случаи, что я бил заключенных шомполом. Бил я их за то, если они, работая в лесу, уходили за продуктами в деревню. Продукты я у них отбирал, так как таков был приказ лагерфюрера. В лагере была помойка около офицерского казино, и я бил заключенных, если они уходили на помойку искать еду во время работы. Я видел, как другие охранники били заключенных рукой и шомполом, другие были еще более жестокие, чем я. Я видел также, как немцы били заключенных, они били их кулаками, ногами и палкой.
Били немцы заключенных по всякому поводу.
18 сентября с. г. вечером лейтенант ЭНДРИКСОН сказал нам, что 19 сентября с. г., т. е. на следующий день, заключенных будут эвакуировать в Германию и мы будем их сопровождать. Приказал нам быть готовыми к выступлению.
19 сентября с. г. утром на охрану лагеря заключенных вышла вся рота. Весь лагерь собрался на площади с котомками, хлебом и котелками. Заключенные стояли, пока не пришел начальник лагеря с другими немцами, их было всего 7 чел., фамилий их я не знаю. Я стоял на посту у ворот этой площади.
Немцы около двух часов совещались на квартире лагерфюрера, которая помещалась недалеко от моего поста. Потом один немец отобрал около 300 заключенных и повел их по дороге на станцию Клоога. Этих заключенных окружили немцы СД с автоматами. Я видел, как эти люди носили дрова в лес, что около озера. Когда 300 чел. выводили за ворота, то один заключенный пустился бежать, но его немец застрелил.
Дрова носили около 3 часов, потом людей не было видно. Через некоторое время в лесу раздалась стрельба из автоматов, а потом были слышны револьверные выстрелы, которые продолжались до позднего вечера. После стрельбы из автоматов немцы стали из леса приходить в лагерь и уводить людей в лес группами по 20–30 чел. в каждой. Когда были уведены несколько групп, тогда меня и еще 5 охранников сняли с поста и велели идти в караульное помещение. Мы в караульное помещение не пошли, а пошли на железную дорогу посмотреть, что происходит в лесу, с того места, где я стоял, было хорошо видно недостроенный барак. Я видел, как немцы вводили группы заключенных по 30–35 чел. и эти группы скрывались за углом дома. Вход в дом не был мне виден, т. к. он был со стороны леса.
Из барака раздавались револьверные выстрелы. При мне немцы провели 3–4 группы, потом я пошел ужинать, другие остались смотреть.
После ужина я пошел опять смотреть на железную дорогу и спросил у тех же охранников, которые там были, ведут ли уже женщин.
Мне ответили, что еще нет. Тогда я пошел домой. Вскоре раздался как бы взрыв, мы вышли посмотреть и увидели, что барак, из которого раздавались выстрелы, горит. Тогда я опять пошел домой. Через некоторое время охранник КЕРЕ пришел к нам в комнату и сказал, чтобы мы пошли послушать, как кричат евреи. Я и другие вышли. Барак был наполовину сгоревшим, и оттуда неслись крики и стоны людей. Мы их слышали за 500 м от горевшего дома. Были слышны крики: «Ай, ай». Я слышал крики в течение получаса, которые то стихали, то усиливались. Когда я пошел домой через полчаса, крики еще продолжались.
Утром 20 сентября с. г. лейтенант ЭНДРИКСОН приказал нам собрать вещи, так как мы поедем в Германию. Ни одного немца в лагере уже не было.
Собравшись, мы пошли на станцию Клоога и оттуда поехали в Кейла, из Кейла мы поехали в Ярве, что у Таллина. Из Ярве я поехал в Таллин, где пошел домой. Арестовали меня 29 сентября с. г.
Добавить больше нечего. Протокол мне прочитан в переводе на эстонский язык, записан с моих слов правильно.
Добавляю, что когда я увидел, что заключенные носят дрова, то мне стало ясно, что немцы будут расстреливать заключенных, так как немцы всегда сжигали трупы.
