Муссолини трусит

Его размышления были очень скоро прерваны новостями из Рима, причем плохими. Согласно показаниям Шмидта, Гитлер весь вечер, "не скрывая нетерпения", ждал ответа дуче на свое послание. Вскоре после того как ушел Гендерсон, в 15.00 в канцелярию был вызван Аттолико, но он не смог сообщить ничего, кроме того, что ответ еще не получен. К этому времени нервы у Гитлера были уже на пределе. Он послал Риббентропа позвонить Чиано по телефону, но министр иностранных дел не смог дозвониться и Аттолико отпустили "не особенно вежливо".

Уже в течение нескольких дней Гитлер получал из Рима предупреждения о том, что его партнер по оси может отвернуться от него в момент нападения на Польшу, и эти сведения не были лишены оснований. Не успел Чиано вернуться в Рим после обескураживающих встреч с Гитлером и Риббентропом 11 -13 августа, как принялся настраивать дуче против немцев. Его действия не ускользнули от бдительного ока немецкого посольства в Риме. По дневнику фашистского министра иностранных дел можно проследить все успехи и неудачи в его попытках открыть Муссолини глаза и побудить его вовремя отвернуться от Гитлера, который планирует начать войну. Вечером 13 августа, когда Чиано вернулся из Берхтесгадена, он встретился с дуче, описал ему ход переговоров с Гитлером и стал убеждать его, что немцы не раз предавали и обманывали их и теперь "втягивают в авантюру".

"Дуче все время меняет взгляды, - записал Чиано в дневнике в тот вечер. - Сначала он соглашается со мной. Потом говорит, что честь требует, чтобы он выступил вместе с Германией. В конце концов заявляет, что ему нужна его доля в Хорватии и Далмации.

14 августа. Я нашел Муссолини обеспокоенным. Я не колеблясь настраиваю его антигермански всеми доступными мне средствами. Я говорю о том, что падает его престиж, что он - вторая скрипка. Наконец, я показываю ему документы, из которых очевидно вероломство немцев в польском вопросе. В основе союза лежат обещания, которые они теперь отрицают; мы должны отделаться от них без всяких сомнений".

Но Муссолини еще колебался.

На следующий день Чиано проговорил с Муссолини около шести часов кряду.

"75 августа. Дуче ...убежден, что мы не должны безоглядно следовать за немцами. Тем не менее... ему нужно время, чтобы подготовить разрыв с Германией. ...Он все более и более убеждается, что западные демократии будут драться... На сей раз это будет война. А наше положение не позволяет нам участвовать в войне.

18 августа. Разговор с дуче утром; настроение у него, как обычно, переменчивое. Он все еще считает, что западные страны все-таки не вступят в войну и Гитлер ловко провернет дело, а дуче не хочет, чтобы дело проворачивали без него. Кроме того, он боится гнева Гитлера. Он полагает, что расторжение договора или любой подобный шаг могут привести к тому, что Гитлер на время оставит Польшу и сведет счеты с Италией. Из-за всего этого дуче крайне обеспокоен и раздражен.

20 августа. Дуче сделал полный поворот кругом. Он всеми силами стремится поддерживать Германию в конфликте, который вот-вот начнется... Мы с Муссолини встретились с Аттолико. (Посол вернулся из Берлина в Рим для консультаций.) Суть разговора: уже слишком поздно порывать с немцами... Пресса всего мира обвинит Италию в трусости... Я пытаюсь обсудить этот вопрос, но все бесполезно. Муссолини упрямо придерживается своей точки зрения 21 августа. Сегодня я говорил очень откровенно... Когда я вошел в кабинет, Муссолини уверил меня, что утвердился в своем решении выступить совместно с немцами. "Вы, дуче, не можете этого сделать и не должны этого делать... Я ездил в Залъцбург, чтобы выработать общую линию поведения. Там я лично столкнулся с диктатом! Немцы, а не мы предали наш союз... Расторгните пакт. Разорвите его и бросьте Гитлеру в лицо..."

В результате было решено, что Чиано встретится на следующий день с Риббентропом на Бреннерском перевале и сообщит ему, что Италия не примет участия в конфликте, вызванном нападением Германии на Польшу. В течение нескольких часов Чиано не мог застать Риббентропа, но в половине шестого Риббентроп подошел к телефону. Нацистский министр иностранных дел не мог сразу дать обещание встретиться, получив предложение столь неожиданно, потому что ждал "важного известия из Москвы". Он обещал перезвонить позже, что и сделал в 22.30. Чиано записал в своем дневнике:

"22 августа. Начался новый акт. Вечером в 22.30 позвонил Риббентроп и сказал, что хотел бы встретиться со мной в Инсбруке, а не на границе, потому что ему вскоре предстоит лететь в Москву для подписания политического пакта с Советским правительством".

Эта новость поразила Чиано и Муссолини. Они решили, что встреча двух министров иностранных дел "не является более актуальной". Еще раз немецкие союзники продемонстрировали свое презрение к ним, ничего не сообщив о договоре с Москвой.

Колебания дуче, антинемецкие настроения Чиано, вероятность того, что Италия не выполнит обязательство по пункту III Стального пакта, по которому она должна автоматически вступить в войну, если другая сторона "окажется вовлечена в военные действия с третьей стороной", - обо всем этом узнали в Берлине еще до того, как Риббентроп отправился в Москву 22 августа.

20 августа граф Массимо Магистрати, итальянский поверенный в делах в Берлине, встретился в министерстве иностранных дел с Вайцзекером. Статс-секретарь писал в конфиденциальном меморандуме Риббентропу, что итальянец сообщил ему о "том, что думают в Италии. Хотя меня это и не удивляет, но, по-моему, это нужно определенным образом учитывать". Магистрати выговорил Вайцзекеру, что Германия не соблюла условий договора, по которым должна была консультироваться со своим союзником по основным вопросам, посчитав польский вопрос делом чисто немецким. Таким образом, она отказывается от военной помощи Италии. И если вопреки расчетам Германии польский конфликт перерастет в большую войну, Италия будет считать, что "предпосылок" для военного союза с Германией нет. Короче говоря, Италия желала отколоться.

Через два дня, 23 августа, пришло еще одно предупреждение. Оно было прислано Гансом Георгом фон Макензеном, послом в Риме. Он пересказывал Вайцзекеру то, что слышал в кулуарах. Это письмо, оказавшееся среди трофейных документов, судя по отметке Вайцзекера, сделанной на полях, было передано Гитлеру и, вероятно, открыло ему глаза. Макензен писал, что после встреч Муссолини, Чиано и Аттолико позиция Италии выглядела следующим образом: если Германия нападет на Польшу, то тем самым нарушит Стальной пакт, предусматривающий воздерживаться от войны до 1942 года. Далее, Муссолини в отличие от немецкой точки зрения считает, что в случае нападения Германии на Польшу в борьбу вступят Англия и Франция, "а через пару месяцев и Соединенные Штаты". Пока Германия будет обороняться на западных границах, Англия и Франция, полагал дуче, смогут обрушиться на Италию всеми своими силами. В таком случае Италии придется принять на себя всю тяжесть войны и дать Германии возможность уладить свои дела на Востоке...

Зная обо всем этом, Гитлер утром 25 августа направил послание Муссолини и весь день с нарастающим нетерпением ждал ответа. Накануне, сразу после полуночи, Риббентроп, который весь вечер рассказывал фюреру о своем триумфе в Москве, позвонил Чиано, чтобы предупредить его "по настоянию фюрера" о "необычайно сложном положении из-за польских провокаций" {Нельзя забывать, что "польские провокации", о которых Гитлер и Риббентроп кричали во время встреч и дипломатических переговоров с англичанами, французами, русскими и итальянцами в те дни, а также новости, которые подавались под кричащими заголовками в прессе, контролируемой нацистами, от начала до конца являлись выдумкой самих немцев. Большинство провокаций в Польше творилось немцами же по прямому приказу из Берлина. В трофейных немецких документах тому есть масса подтверждений. - Прим. авт.}. Из записи Вайцзекера ясно, что звонок был сделан с целью "не дать итальянцам возможности говорить о непредвиденных событиях".

К тому моменту, когда посол Макензен передал письмо Гитлера дуче - в 15.20 25 августа в Палаццо Венеция в Риме, - дуче уже знал, что до нападения Германии на Польшу осталось совсем немного, В отличие от Гитлера Муссолини был уверен, что Англия и Франция немедленно вступят в войну, что приведет к катастрофическим для Италии последствиям, поскольку ее ВМС заметно уступали английскому Средиземноморскому флоту, а итальянская армия по численности уступала французской {Днем раньше, 24 августа, Чиано посетил короля в его резиденции в Пьемонте. Стареющий правитель, оттесненный Муссолини, презрительно отзывался об итальянской армии. "Армия находится в плачевном состоянии - так, по словам Чиано, сказал король. - Даже оборона границ неудовлетворительна. Я сам тридцать два раза выезжал туда с инспекцией и убежден, что французы пройдут сквозь пограничные заслоны довольно легко. Офицеры итальянской армии обладают низкой квалификацией, а вооружение у нас устаревшее" (Чиано. Дневник, с. 127). - Прим. авт.}. Согласно донесению Макензена, отправленному в Берлин в 22.25, в котором он описывал свою встречу с Муссолини, дуче дважды внимательно прочитал послание в его присутствии, потом сказал, что "полностью согласен" с оценкой Гитлером германо-советского пакта и с тем, что "вооруженный конфликт с Польшей неизбежен". В конце встречи, как писал Макензен, Муссолини заявил, что он безоговорочно рядом с нами.

Но в письме Гитлеру, содержание которого не было известно послу, Муссолини писал совсем другое. Текст письма срочно продиктовал Аттолико, к тому времени уже вернувшемуся в Берлин, Чиано. Около шести часов вечера Аттолико прибыл в канцелярию, чтобы лично вручить это письмо Адольфу Гитлеру. Шмидт, при этом присутствовавший, вспоминает, что письмо произвело на Гитлера эффект разорвавшейся бомбы. После выражения "полного одобрения" германо-советского пакта и понимания причин конфликта с Польшей Муссолини переходил к главному: Что касается практического отношения Италии (слово это было выделено самим Муссолини) к возможным военным действиям, то, на мой взгляд, его можно сформулировать так: если Германия совершит нападение на Польшу и конфликт останется локальным, то Италия предоставит Германии любую политическую и экономическую помощь, которая от нее потребуется.

Если Германия нападет на Польшу {В немецком переводе письма Муссолини, обнаруженном в архивах министерства иностранных дел, слово "Германия" зачеркнуто, а наверху впечатано "Польша", так что получается: "Если Польша нападет..." В итальянском оригинале, опубликованном после войны итальянским правительством, в этом месте написано: "Если Германия нападет на Польшу". Странно, что нацисты фальсифицировали даже секретные документы, хранящиеся в их архивах. - Прим. авт.} и союзники последней нападут на Германию, то должен предупредить Вас заранее, что для меня это будет невыгодный момент, чтобы проявить военную инициативу, учитывая состояние военных приготовлений Италии, о которых мы заблаговременно неоднократно информировали Вас, фюрер, и герра фон Риббентропа.

Тем не менее наше вмешательство может произойти незамедлительно, если Германия обеспечит нас военными и сырьевыми поставками, которые позволят нам сдерживать удары Англии и Франции, направленные главным образом против нас.

На наших встречах мы планировали начало войны на 1942 год. К тому времени в соответствии с разработанными планами я был бы готов к войне на суше, на море и в воздухе.

Я придерживаюсь мнения, что чисто военные меры, которые уже приняты, и меры, которые будут приняты позднее, смогут сдерживать - в Европе и в Африке - значительные французские и английские силы.

Как Ваш верный друг, я считаю своим святым долгом сказать Вам всю правду и предупредить заранее о реальном положении вещей. Если я этого не сделаю, то это может привести к печальным для всех нас последствиям. Такова моя точка зрения. Поскольку в ближайшем будущем мне предстоит созвать высшие правительственные органы, то мне хотелось бы знать и Вашу точку зрения.

Муссолини.

{Вероятно, считая, что письмо Муссолини явилось недостаточной пилюлей Гитлеру, некоторые немецкие авторы, в большинстве своем очевидцы драматических событий тех дней, приводят вымышленный текст этого письма дуче фюреру. Эрих Кордт, один из антинацистов-заговорщиков, который возглавлял секретариат министерства иностранных дел, первым привел этот вымышленный текст в своей книге "Иллюзия и реальность", выпущенной в Штутгарте в 1947 году. Кордт не включил его во второе издание книги, но другие авторы продолжали цитировать текст первого издания. Этот текст фигурирует в книге Петера Клейста "Между Гитлером и Сталиным", выпущенной в 1950 году, и даже в английском переводе мемуаров Пауля Шмидта, вышедшем в Нью-Йорке и Лондоне в 1951 году. Подлинный же текст письма был опубликован в Италии в 1946 году, а его английский перевод был включен в сборник "Нацистско-советские отношения", выпущенный госдепартаментом в 1948 году. Д-р Шмидт, который находился рядом с Гитлером, когда Аттолико передал ему письмо, утверждает, что оно звучало так: "В один из самых мучительных моментов своей жизни должен сообщить вам, что Италия не готова к войне. Согласно тому, что говорят ответственные начальники служб, бензина у итальянских ВВС хватит только на три недели боевых действий. Так же обстоит дело с поставками для армии и с сырьем... Войдите, пожалуйста, в мое положение". Удивительно интересно о подделке текста письма рассказывается в книге Нэмира "В нацистскую эру". - Прим. авт.}

Итак, хотя Россия стала теперь дружественной и нейтральной и не надо было опасаться, что с ней придется воевать, союзница Германии по Стальному пакту пыталась из него выйти - и это в тот самый день, когда Англия, кажется, бесповоротно связала себя, подписав договор с Польшей о взаимопомощи на случай нападения Германии. Гитлер прочитал письмо дуче и холодно сказал Аттолико, что ответит на него немедленно.

"Итальянцы ведут себя так же, как в 1914 году" - такие слова услышал от Гитлера Шмидт после того, как Аттолико удалился. В тот вечер в канцелярии недобро поговаривали о "неверности партнера по оси". Но слов было недостаточно. Через десять часов - в 18.30 25 августа немецкой армии предстояло обрушиться на Польшу, а на 4.30 утра 26 августа было назначено вторжение. Немецкому диктатору предстояло принять решение: то ли твердо идти вперед, то ли после получения новостей из Лондона и Рима отложить агрессию, то ли вообще отменить ее.

Шмидт, провожавший Аттолико из кабинета Гитлера, столкнулся с генералом Кейтелем, который спешил к фюреру. Через несколько минут Кейтель выбежал из кабинета, крикнув своему адъютанту:

"Приказ о выступлении нужно снова задержать!"

Гитлер, загнанный в угол Муссолини и Чемберленом, быстро принял решение. "Фюрер испытал сильное потрясение", - отметил Гальдер в своем дневнике. Далее идет такая запись:

"19.30 - ратифицирован договор между Польшей и Англией. Военные действия не начинаются. Передвижения войск прекратить пусть даже на границе, если не найдется другого выхода.

20.35 - Кейтель сообщает о том, что приказ выполнен. Кана-рис: ограничение телефонной связи с Англией и Францией. Подтверждение развития событий".

Немецкий морской журнал дает более развернутое объяснение задержки с указанием причин:

"25 августа. Операция "Вайс", уже начавшаяся, должна быть приостановлена в 20.30 из-за изменений политической ситуации. (Англо-польский договор о взаимопомощи, подписанный в полдень 25 августа, информация от дуче о том, что он будет верен своему слову, но вынужден просить о поставках сырья в большом количестве.)"

Трое из числа главных обвиняемых на Нюрнбергском процессе представили каждый свою версию. Риббентроп заявил, что после того, как "услышал" об англо-польском договоре и узнал о ведущихся военных приготовлениях для нападения на Польшу (как будто он не знал об этом раньше!), он "немедленно" пошел к Гитлеру и потребовал отменить нападение, с чем "Гитлер сразу согласился". Это, разумеется, неправда.

Показания Кейтеля и Геринга представляются более правдивыми. "Неожиданно я был вызван в канцелярию к Гитлеру, - вспоминал Кейтель во время допроса в Нюрнберге, - и он сказал мне:

"Немедленно все прекратите. Срочно свяжитесь с Браухичем. Мне нужно время для переговоров".

То, что Гитлер до последнего момента верил, будто путем переговоров ему удастся найти выход из создавшегося положения, подтверждается в показаниях Геринга, данных во время предварительного следствия в Нюрнберге: "В тот день, когда Англия официально дала гарантии Польше, фюрер позвонил мне по телефону и сказал, что остановил запланированное нападение на Польшу. Я спросил, сделал ли он это на время или вообще отменил нападение. Он сказал: "Нет, я попытаюсь выяснить, сможем ли мы избежать вмешательства Англии".

Предательство Муссолини в последний момент было тяжелым ударом для Гитлера, но из свидетельства, приведенного выше, явствует, что именно подписание Англией договора о взаимопомощи с Польшей так сильно подействовало на немецкого фюрера, что он отложил срок нападения на последнюю. И все-таки странно, что после того, как посол Гендерсон в тот же день еще раз предупредил его, что Англия будет воевать, если Германия нападет на Польшу, и что британское правительство торжественно подкрепило свое слово письменным договором, Гитлер все еще был уверен, по словам Геринга, будто сможет "избежать вмешательства Англии". Вероятно, опыт его встреч с Чемберленом в Мюнхене позволял ему думать, что премьер-министр опять сдастся, если подбросить ему выход из положения. Опять- таки странно, что человек, который ранее так хорошо ориентировался в международной политике, не знал о переменах, произошедших во взглядах Чемберлена и английского правительства. В конце концов, Гитлер сам спровоцировал их на это.

Для того чтобы остановить немецкую армию вечером 25 августа, потребовались усилия, поскольку часть соединений уже находилась на марше. В первый корпус генерала Петцеля, дислоцированный в Восточной Пруссии, приказ пришел в 9.37 вечера, и только отчаянные усилия нескольких офицеров штаба, которые срочно отбыли в передовые части, помогли остановить войска. Моторизованные колонны корпуса генерала Клейста, в темноте подходившие к польской границе, были остановлены только на границе штабным офицером, который прилетел туда на легком разведывательном самолете. Некоторые подразделения получили приказ уже после того, как началась перестрелка. Но поскольку немцы постоянно провоцировали стычки на границе, польский главный штаб, вероятно, не подозревал, что происходит в действительности. В его сводке от 26 августа говорится, что "немецкие банды" перешли границу и атаковали блокгаузы и таможенные посты автоматным огнем и ручными гранатами и что в одном случае это "было регулярное армейское подразделение".