|
||||
|
ГЛАВА XIСнова обращаюсь к истории. По книге Ровинского: "Побывав за границей и насмотревшись на тамошние порядки, он (Пётр. Ю.В.) задумал завести и у себя Европу, и притом "как можно поскорее". И вот началась перестановка декораций. Сам он выбрился ещё прежде того, оставив одни усы торчком, подбритые снизу, "усы котцки" (кошачьи), как выражаются старообрядцы... В 1705 году вышел указ: всем в Москве, кроме людей церковного чина, носить с 1-го января до Пасхи, верхнее платье саксонское, а исподнее, камзолы, башмаки и прочее - немецкое. Летом же всем, даже крестьянам, носить одежду французскую. Торговцам запрещено было делать и продавать русское платье и сапоги, и черкесские кафтаны. В этом же году велено всем сбрить бороду и усы, причём однако ж дозволено от этой обязанности откупаться... Откупившие свою бороду обязаны были носить на шее медаль с изображением бороды..."* * Ровинский Д. Русские народные картинки: Книга V. - СПб.: Типография Императорской академии наук, 1881. С. 262-263,159-160,159. Надо сказать, что неношение бороды запрещала вера. "Стоглав" не дозволял брить усы и бороду (русская церковь считала, что ересь с бритьём ввели после Константина Ковалина римские "папы со своими епископами в угоду женщинам", то бишь похоти). Печатью Антихриста называл простой люд клеймо, которое по распоряжению самодержца накладывали новобранцам-рекрутам на руку раскалённым докрасна железом для предупреждения побега. В оправдание Петра можно привести Наполеона, который тоже некоторое время клеймил новобранцев. Однако в истории русской армии ничего подобного ни в самые ранние, ни в позднейшие времена не наблюдалось. В России клеймили лишь каторжников - рвали ноздри и клеймили*. * Ровинский Д. Там же. Семнадцатилетний царь Пётр проявил малодушие при стрелецком бунте, затеянном его сводной сестрой правительницей Софьей Алексеевной (1657-1704) в августе 1689 года, но малодушие сие простительно, Пётр был ещё по-щенячьи молод. Однако возмужает он быстро. Времени на юность не было. Престол требовал хозяина. Правительницей Софья Алексеевна состояла с 1682-го по 1689-й годы, и всё бредила отеческим престолом, и не глупа была, совсем не глупа. Ум у неё был петровский, не мелкий. После смерти своего другого брата - 25-летнего царя Фёдора Алексеевича (1657-1682), крайне болезненного и хилого, - она правила Россией самодержавно от имени своих малолетних царствующих братьев: Ивана да Петра - тоже сыновей царя Алексея Михайловича (1630-1676), но от разных жён: Милославской и Нарышкиной. Для братьев был сработан особый трон на двоих. Они так и садились на торжественных приёмах рядышком в царских детских (до поры до времени) одёжках - бочок к бочку. Иван Алексеевич вскорости тоже преставится в 1696 году, освободив на троне место сбоку от Петра. Отныне Пётр Алексеевич станет править единолично. Самодержец до конца января 1725 года, когда перестанет биться его сердце. А Софью Пётр заточит в монастырь, где она в 47 лет и упокоится, но прежде многих её сторонников задушат на виселицах. Пётр застенком берёг свою власть. Трон "на двоих" в целости и сохранности красуется в Оружейной палате - не столь давно разглядывал его своими глазами. Как уже сказано, проявит малодушие Пётр и на смертном одре, оставив Россию без закона о престолонаследии и не назвав имени своего наследника: вещи, уму непостижимые. И великий русский престол заняла бывшая служанка Марта, особа ума ограниченного и без всякого образования вообще. Просто хмельная и распутная баба, коронованная баба... Петру она нужна была такая, а вот Россия за что ею была наказана? Два года с лишком хаживала бывшая капральша Раббе в императрицах всея Великая и Малая Руси... С другой стороны, Пётр выкажет несомненную отвагу в Полтавском сражении (1709), а также незадолго до рокового заболевания - в спасении утопающих при бурном петербуржском наводнении. "Говорят такое уж тогда было время! - продолжает Ровинский. - Ну и слава Богу, что оно прошло наконец и не вернётся более... Справедливо сказал ему Кикин перед казнию, что "ум любит простор, а от тебя-де было ему тесно"... Впрочем, тогда было, говорят время на Руси такое: все смотрели назад и думали глупо, один Пётр видел вперёд и думал за всех. Хорошо ещё, что он всё время был занят войной да домашней неурядицей и всешутейшими соборами, - ну, а если бы не это, да вздумалось ему привести в исполнение изображённый им всеужаснейший проект переселения русского народа из окраин в центральные области?! Да не подумают, что этими словами мы хотим набросить тень на великого преобразователя, - имя его стоит слишком высоко для этого; он так много сделал для славы и могущества своего государства, что никакие пятна не могут помрачить его солнца; мы взглянули на него только со стороны народной картинки, а с этой стороны, надо говорить правду, - заслоняет его отталкивающая жестокость и неразборчивое расходование на жизнь и мясо своих подданных, неоправдываемые даже... тогдашним временем..."* * Ровинский Д. Там же. Текст выделен мной. - Ю.В. "Домашних неурядиц" и впрямь хватало. Пётр нудно и волокитно разводился с первой женой, преданной ему Евдокией, урождённой Лопухиной. А тут другие напасти: оказывается, его уже не первый год надувает глупая и распутная немка Анна Монс, с которой он так давно блудил. По его разумению, её следовало наказать, а подарки отнять. Он вёл настоящую борьбу с сыном Алексеем (от Евдокии), покуда, по его распоряжению, тот не был задушен подушкой в каземате Петропавловской крепости капитаном Румянцевым. На похоронах сына Пётр, шагая в погребальной процессии, шутил с дамами. А доселе, почитай, всё внимание самодержца поглотила бедово-бойкая и крайне нужная ему служанка Марта - неразведённая капральша - будущая Екатерина I (1684-1727), которая родит Петру восьмерых детей (выживет лишь дочь Елизавета) и ухитрится наставить рога "своему Петруше" в самый канун его смертной болезни. И Петру это станет известно. Он очень переживёт измену женщины, которую сделал в 1703 году своей женой (ей было тогда всего 19, ему, Петру, - 31), а в 1724 году - императрицей великой России (Екатерине Алексеевне исполнится в ту пору всего-то сорок). А тогда "полюбовнику" отсекли голову и он, Пётр Великий, взяв Екатерину за локоток, повёл смотреть эту самую голову, выставленную в одной из комнат дворца под стеклянным сосудом, так сказать, для наглядного урока. Вскоре августейшие супруги примирятся. А тут Петру и смерть. Они прожили в браке 21 год, и все эти 21 год Екатерина не оставляла супруга. Будучи в положении, она гарцевала верхом едва ли не до последнего дня перед разрешением от бремени. Вынослива была государыня, очень вынослива (а преставится от воспаления лёгких). Тряслась в походных возках, бражничала в самых разгульных пирушках, так что никто и не догадывался об очередной беременности. Она-то ведала: Петрушу лучше не оставлять одного. Похоже, быстрая кончина самодержца спасла многих от крутых перемен в жизни. Терпению самодержца наступал конец: он уже не мог мириться и с 6есконечно-"обжорным" лихоимством генералиссимуса Александра Даниловича Меньшикова, - казалось, тот готов был обобрать до нитки весь мир, не только Россию. А ведь Меньшиков был человек недюжинных способностей и храбр, и много "сотвориша" для Петра. После ареста Меньшикова (1673-1729) по приказу малолетнего Петра II (1715-1730)* и ссылки в Берёзово вместе с семьёй наворованное добро вывозили из дворца генералиссимуса десятками возов - и это только одного серебра, изделий из серебра и других чрезвычайно ценных предметов. Гнев Петра I вот-вот должен был низвергнуться на голову "плутейшего" любимца, как, надо полагать, и на голову неверной супруги... * Пётр II - внук Петра I от царевича Алексея Петровича, казнённого отцом-самодерж цем Петром I, и принцессы Софьи Шарлоты Вольфенбюттельской. 14-летний Пётр II умер в Москве от оспы, процарствовав 2 года и 8 месяцев. Это был последний представитель Романовых по мужской линии. В своём интервью газете "Советский спорт" (6 ноября 1998г.) на вопрос: "Что вы цените в людях, что не прощаете?" - я ответил: "- Предательство в любой форме. То, что люди продаются, идут на подкуп. Это вызывает у меня омерзение (и беспощадность к ним). - Вас предавали? - Да, очень много в жизни. Сейчас я занимаюсь политикой, вижу, как подкупаются люди, партии, лидеры, как даже близкие к тебе люди отворачиваются, если им в другом месте заплатят больше. Ненавижу это!" Народ не понимал и не любил Петра и по смерти царя по-своему отплатил ему. Запечатлен сей исторический факт в лубке "Как мыши кота хоронили". "Зато как и ненавидел народ старой веры своего преследователя, называя его антихристом и крокодилом, - рассказывает о лубке Дмитрий Александрович Ровинский, - с какою радостию проводил он его на вечный покой и, несмотря на страх кнута и пытки, сочинил ему шутовскую литью с мышами (лубок. - Ю.В.), которая держалась в народе полтораста лет и... пользовалась особенным почётом и любовью его и выдержала бесчисленное множество изданий... Картинка разделена на несколько продольных полос, в самом верху надпись: "Небылица в лицах найдена в старых светлицах, обречена в чёрных тряпицах: как мыши кота погребают, недруга своего провожают, последнюю честь с церемонией отдавали. Был престарелый кот казанский, уроженец астраханский, имел разум сибирский (прямой намёк на перечисления в царском титуле. - Ю.В.), а ус сусастерский. Жил, славно ел-пил, плёл лапти (Пётр принуждал крестьян плести лапти. - Ю.В.), носил сапоги; сладко ел и сладко бздел; умер в серый четверг, вшесто пятое число, в жидовский шабаш ""*. * Ровинский Д. Там же. С 163,156. Ну и напоследок рассказ из сборника, составленного Яковым фон Штелиным. В моей билиотеке хранится первое издание этой знаменитой книги, напечатанной в Москве в 1786 году - за три года до начала Французской буржуазной революции. Ещё пребывали в добром здравии король Людовик XVI и красавица королева Мария Антуанетта. Были живы Мирабо, Робеспьер, Дантон... И Наполеон был тощеньким никому ненужным офицериком (вскоре он даже станет членом якобинского клуба в Балансе). К расцвету славы приближался Суворов. А Европу продолжал дурачить Калиостро.... Привожу рассказ сей с сокращениями. "ПЕТРА ВЕЛИКОГО остроумный отказ на просьбу жидов, чтоб поселиться в России. Уже тогда, как Царь Пётр Алексеевич в первый раз в Голландии находился... когда привлекал он в Россию искусных художников, фабрикантов, ремесленников и купцов, обещевая им разные преимущества, совершенную вольность и многие другие выгоды, то лукавые амстердамские жиды мнили воспользоваться сим случаем. Хотя они и знали, что Царь Иоанн Васильевич выгнал жидов из Российского Государства, и прочие, за ним последовавшие цари не позволяли им иметь в России пребывания, однако они думали, что Пётр Великий, преобразуя совершенно Россию и уничтожа многие старинные узаконения, переменит также и указ Царя Иоанна Васильевича... И так прибегнули они к знатнейшему любимцу Российского Монарха, славному амстердамскому Бургомистру Ван Витсену и просили его быть их ходатаем у Его Царского Величества, чтобы Он также и жидам... позволил быть в России и завесть торговлю. Причём они о знатнейших выгодах Россиян при продаже... товаров жидовскими купцами живейшими красками представить не забыли. Сверх того обязывались они за исполнение их просьбы в доказательство первой их признательности поднесть Царю в подарок сто тысяч гульденов наличными деньгами. Бургомистр Витсен склонился на просьбу Израильтян и обещал при первом случае предложить о том Царю... Царь сначала внимательно слушал сие предложение, но, наконец, улыбаясь, сделал ему следующий ответ: "Господин Витсен, вы знаете жидов и мысли моего народа. Я также знаю обоих... ещё не время допустить жидам поселиться в моём государстве... сожалею, что они хотят поселиться в России, ибо, хотя они и почитаются искуснейшими обманывать в торговле весь свет, однако же сомневаюсь, чтоб им в том удалось моих Россиян. Известно сие от Гофи, Голландца и любимого лекаря Петра Великого, которого Его Величество с Собою вывез из Голландии"*. Из ответа Петра вывод можно сделать только один: нестерпимо хотелось амстердамским жидам попиявить Россию. Пётр именно так расценил их просьбу. * Подлинные анекдоты Петра Великого, слышанные из уст знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге. - М.: Издал в свет Яков фон Штелин, 1786. С. 42-46. Но мы чересчур отвлеклись. Приведём отрывки из сочинения того же Михалона под названием "Michalon Livanti de moribus Tartarorum, Livanorum et Moscorum fragmina desem ". Полный текст сочинения был издан в 1610 году в Польше. Отзываясь высоко о татарах ("татары превосходят нас не только воздержанием и благоразумием, но и любовию к ближнему", рабов же имеют только из других стран), Михалон хвалит и московские порядки: "ни один чиновник (у "московитян". - Ю.В.) не может убить человека даже при очевидном преступлении, - это право предоставлено только судьям в столице". В то время тогда ещё на далёком западе Руси и юго-востоке Польши рядом с Литвой обживались евреи. Читаем у Михалона: "В эту страну собрался отовсюду самый дурной из всех народов - иудейский, распространившийся по всем городам Подолии, Волыни и других плодородных областей; народ вероломный, хитрый, вредный, который портит наши товары, подделывает деньги, подписи, печати. На всех рынках отнимает у христиан средства к жизни. Не знает другого искусства, кроме обмана и клеветы... Поколение развратное, греховное..."* * Коялович М. Там же. С. 59. Поражает единодушие в той "теплоте", с которой пишут о них сотни и тысячи самых разных сочинителей в самые разные времена. Подолия, Волынь... - оттуда они помаленьку расселялись по России в XIX веке и уже валом обрушились на Россию после 1917 года. Россия ныне для них посадочная площадка, места заработка и проживания, не более, а истинная родина их в государстве Израиль. Это они показали нам, когда снимались и уезжали к себе на "историческую родину" десятками и десятками тысяч, продолжая отъезжать и доныне. Квартиранты на русской земле... Отвлечёмся. Герцену принадлежат слова: "Наша европейская, западническая партия только тогда получит место и значение общественной силы, когда овладеет темами и вопросами, пущенными в оборот славянофилами". Что означает признание Герценом пустоты вокруг "западников" (космополитов) вследсгвии полной устранённосги от народа и народной жизни. Космополиты ("западники") - это существа без Родины, самодовольные проводники западного влияния. Все эти люди ломают Родину и калечат свой народ. Даже закалённый враг славянолюбов и убеждённый "западник", Виссарион Белинский однажды позволил себе такое высказывание: "Без национальностей человечество было бы мёртвым логическим абстрактом, словом без содержания, звуком без значения". И не менее закалённый враг патриотизма Лев Толстой отметил в дневнике один на один с собой: "...думал: славянофильство (патриотизм. - Ю.В.) это любовь к народу, признание истины в его формах жизни". Американский сенатор Фулбрайт, широко известный в 1970-е годы, писал: "Национализм является силой в том смысле, что он способен вызвать лояльность и активную поддержку огромного количества простых людей"*. * Дж.Уильям Фулбрайт. Самонадеянность силы. - М: Межд. отношения, 1967. С. 119. Самонадеянность силы Фулбрайт относил не к Советскому Союзу, а политике США. Фридрих Ницше (1844-1900) говорил о своём времени: "Нет пастыря - одно лишь стадо". Любопытно описание войны Батория с Иваном Грозным*, составленное секретарём Стефана Батория Райнольдом Гейденштейном и изданное в 1584 году, но ещё более любопытна его история Польши. * Иван IV Васильевич (1530-1584) по прозванию Грозный. Когда ему было три года, умер его отец, в семь - мать. Сей христолюбивый государь сподобился быть женатым семь раз. Из пяти сыновей выжили трое: Иван (1554-1581), убитый царствующим родителем, Фёдор (1557-1598) - будущий царь, и Дмитрий (1582-1591), отроком зарезанный в Угличе. Из трёх дочерей не выжила ни одна. Чтобы только поверхностно обрисовать дела Ивана Грозного, надобен самостоятельный очерк. Стефан Баторий (1533-1586) - польский король и одарённый военачальник. В 1579-1582 годах участвовал в Ливонской войне. После безуспешной осады Пскова в августе 1581-го - январе 1582-х годов оказался вынужден согласиться на перемирие с Иваном Грозным. Уловив ослабление государственных устоев Русского государства с кончиной Ивана Грозного в 1584 году, Баторий возмечтал сокрушить Русскую державу "для интересов запада и латинства", однако опочил при подготовке нового захватнического похода. Вот отрывок из истории Польши Гейденштейна: "...когда Иоанн IV умирал, то силы Москвы были сильно истощены. Представлялась весьма счастливая возможность возвратить назад Смоленск и другие области, забранные силою или изменою. Не было ничего невероятного, что возможно будет присоединить к Польше или иначе переустроить для блага всего христианства (католического. - Ю.В.)... всё московское государство, столь громадное, столь могущественное и столь полезное для борьбы с турками". Для сего польский король "открыл переговоры с папою, с князьями итальянскими, с Венецией и Флоренцией". Смерть короля Батория прекратила переговоры. А созревал ведь всеевропейский заговор против православной Руси, уже сотрясаемой грядущей междоусобицей и смутой...* * Коялович М. Там же. С. 61. В нынешнее смутное время роль Польши и короля Батория берут на себя США, сколачивающие под флагом ООН силы интервенции, пригодные для раздела России и закабаления её народов, прежде всего русского, как национально образующего народа. Здесь ставится задача на его предельное ослабление и количественное сокращение всеми средствами. Имя за именем Коялович перебирает всех наиболее известных авторов сочинений о Руси, навещавших её в допетровские времена. Наступает очередь иезуитов и англичан. Читаем у Кояловича: "И свободолюбивое протестанство в лице англичан и мрачно деспотическое иезуитство сошлись на том, чтобы поработить Россию: Англия - своей торговле, иезуиты - своему папству. Само собой разумеется, что при такой задаче те и другие должны были смотреть на Россию, как на материал, который необходимо пересоздать, потому что в нём всё дурно"*. * Коялович М. Там же. С. 64, 66. "Благодаря приказной помете на обороте грамоты митрополита Кирилла в Новгород по поводу распри новгородцев с князем Ярославом Ярославичем в 1270 г. мы узнаём необыкновенной важности факт, что новгородцы уже тогда признавали участие татар (как захватчиков русской земли. - Ю.В.) в избрании их князя" (Коялович, С.89). Командуют захватчики. Американцы, у которых ключи от русской экономики, вне всяких сомнений, планируют и проводят президентские выборы в России. Побеждают только их кандидаты. Доллар правит Россией. Им с высокомерием вторит посол английской королевы Елизаветы Джайлс Флетчер (1549-1611). У Кояловича это вызывает взрыв негодования: "Но что касается... основного взгляда на Россию, то никакой иноземец не высказывал его резче Флетчера или, лучше сказать, он лучше всех выражает основной взгляд иноземцев на Россию. Россия пребывает без познания Бога, без писанного закона и без правосудия - вот его основной взгляд на Россию. И это писалось в то время, когда Россия живо помнила и глубоко чтила такого необыкновенного мыслителя и психолога в области религиозной и гуманиста в жизни, как Нил Сорский; когда недавно ещё сошли со сцены - известный нам просвещённый собиратель (и автор. - Ю.В.) "Четьих Миней" - митрополит Макарий, могущественные двигатели нравственного оживления России Сильвестр и Адашев; не говорим уже о Максиме Греке, о Курбском; говорилось это тогда, когда Россия имела уже два Судебника, в которых ясно, твёрдо проповедовался основной принцип лучших законодателей Мира: суд всем общий и равный. Иноземец не мог выбраться из области тяжёлых впечатлений от внешних, поражавших его суровых явлений русской жизни. Но удивительно, что его не поразили такие явления, как то, что величайший русский тиран Иоанн IV тщеславился тем, будто бы он сам не русский, а иноземец римлянин, и что у этого тирана самым изобретательным палачом был англичанин Бомелий. Не обратил образованнейший, свободолюбивый англичанин внимания даже на то, что в то время, когда он был в России, в ней ещё не было закрепощения крестьян и что весьма недавно в этой самой, незнавшей будто бы Бога, закона и правды России, во имя христианской любви раздавался протест против существования в ней рабов и не был пустым словом или единичным голосом. Известно, что упомянутый Сильвестр отпустил на волю своих рабов, и они по воле жили у него"*. * Коялович М. Там же. С. 64,66. В своём интервью газете "Советский спорт" (6 ноября 1998г.) на вопрос: "А дома, в семье?" - я ответил: "- Здесь у меня вторая жизнь. Сильная, настоящая. Человек без семьи ни-ког-да ни-че-го не напишет, не сделает, не создаст. Без женщины - мужчина ничто. Сомнения, духовные терзания, когда ты один на один с собой - своей силы не хватит, это я вам точно говорю. Какой бы железной воли ты ни был, если у тебя нет опоры, нет твоей женщины, ты не пройдёшь... Энергия всех побед любовь. Проигрывает тот, кто перестаёт любить". Раскроем поимённо гневную отповедь Михаила Кояловича Флетчеру и всем его подпевалам до наших дней. Кто есть кто? Нил Сорский (1433-1508) - москвич Николай Майков, церковный деятель из переписчиков книг, постригся в монахи в Кирилло-Белозёрском монастыре. Совершил путешествия на греческий Афон, после - в Палестину и Стамбул. Выступил с проповедью нового образа монашеской жизни - нестяжания. Жизнь монаха, согласно Сорскому, должна протекать одиноко в скиту, и питаться он должен трудом от рук своих. Лишь такая жизнь ведёт к внутреннему совершенствованию и наделяет величайшим счастьем уже на земле созерцать самого Создателя. Для претворения в жизнь своего представления о монашеской жизни Нил основал скит на реке Соре близ Кирилло-Белозёрского монастыря. Он написал "Устав скитского монашеского жития" и "Предания ученикам своим о жительстве скитском", проповедуя нравственное самоусовершенствование без жалости к плоти своей. Он призывал к скромности в убранстве церквей. Он не только истязал свою плоть и следовал строжайшему ограничению всех желаний, как плотских, так и душевных. Он на деле не слыл, а был серьёзным знатоком византийской церковной литературы. Он призывал к отказу насилия над еретиками. Сорский предвосхитил появление Серафима Саровского, последовавшего именно идеалу монашества по строгому и воистину святому разумению Сорского, да будет им обоим земля вечным пухом. Сорский являлся страстным сторонником изъятия земель у монастырей, ибо это - стяжание, а такая жизнь "мерзка" и для монаха - "яд смертоносный". Макарий (1481-1563) - почтеннейший из почтенных митрополитов русской церкви. Рано постригся в монахи; способности его скоро сблизили с родителем Ивана Грозного великим князем Василием III, который в 1526 году и возвёл его на новгородскую архиепископскую кафедру, где он служил Господу целых 16 лет, серьёзно очистив и облагочестив монашескую жизнь. Это он ввёл в монастырях праведно-суровый общежительный устав. Малолетний Иван IV возвёл Макария в митрополиты московские - второй по значению церковный сан после патриаршего. Митрополитом Макарий и завершит свой земной путь. Свои силы Макарий направил на очищение церковной жизни. Он созывал соборы в 1547-м, 1549-м, 1553-м, 1554-м годах. При нём состоялась канонизация 50 новых святых, а также в 1560 году заседал замечательный "Стоглавый" собор, выработавший сборник правил церовного порядка и благочиния, содержащий 100 глав и посему названный "Стоглавом". Это Макарий привил юному самодержцу страсть к чтению, пленив своей огромной библиотекой. Митрополит внушил ему понятие о Москве, как о третьем Риме (а четвёртому не бывать), а также и мысль о превращении подвластного ему, русскому царю, государства в православное "царство". Под влиянием Макария Иван Грозный принял титул царя. Макарий участвовал в решении важнейших государственных дел. Он вдохновил царя на Казанский поход. Под руководством Макария оказались составлены "Степенная книга", "Четьи Минеи" (сборник житий и поучений) и "Лицевой летописный свод". Кроме того, он являлся автором посланий, толковых грамот и поучений. Именно он содействовал открытию первой типографии в Москве. Многомудрый Макарий считается основателем того строя русского православия и благочестия, которые в качестве старой веры были осуждены, на мой взгляд, незаслуженно, сто лет спустя при Никоне, бездумно и вредоносно подорвавшем единство русской церкви. Макарий твёрдо стоял за необходимость укрепления самодержавия и значения церкви в государстве. Это был величайший русский государственник и патриот. Оглядываясь на века до самых наших последних дней, можно молвить с полным основанием: есть отцы русской церкви, а есть пустое место, но при том и зело недоброе, даже опасное, для русской церкви, а, следовательно, и народа. Сильвестр (умер около 1566 года) - новгородский священник, а с 1540-х годов протопоп самого Благовещенского собора святого Кремля (наполеоновские гвардейцы вскроют царские усыпальницы, ограбят их и выбросят останки; в самом соборе будут держать лошадей. - Ю.В.). В Благовещенском соборе спустя сто с лишним лет, уже при самодержце Алексее Михайловиче (родителе Петра I), будет предан проклятию неистовый протопоп Аввакум. Земля не может быть пухом Аввакуму - спустя много лет он был извлечён из пустозёрского подземного заточения и сожжён, и сожжён особо зверским, медленным огнём. Неспроста захирел Пустозёрск и давно уже стоит на всех ветрах пустым местом, и никто там не живёт. Задыхаясь в дыму, Аввакум прокричал, что не стоять и не быть боле Пустозёрску!* * В самом конце XV века Нижняя Печора была присоединена к Москве под именем "Югорского царства". Тогда же и был заложен Пустозёрский острог. С Аввакумом сгорели ещё два вождя старообрядчества - приходской батюшка Лазарь и дьяк Фёдор, которым перед ссылкой "урезали" языки. Поэтому мы смеем пожелать убиенному протопопу Аввакуму - этому истинно русскому святому человеку-борцу - места под самой Рукой у Господа... 21 июня 1547 года пожар превратил Москву в угли, вызвав бунт. Толпа хлынула в село Воробьёво, где 17-летний царь пережидал пожар. Отстранив людей, вперёд выступил протопоп Сильвестр. Он осудил недостойное поведение юного государя: государь должен понимать это народное бедствие, как наказание за его царёвы грехи. Сильвестр потряс душу юного Иоанна IV, и тот целиком подпал под его влияние. Он оставил Сильвестра возле себя, и протопоп постепенно, исподволь взялся руководить действиями Иоанна IV. Он внушает самодержцу мысль о том, что тот должен посвятить себя заботам о народе. Очень быстро Сильвестр завоёвывает исключительное положение при самодержце. Протопоп руководит и мирскими, и церковными делами и, по выражению летописи, был "якоже (как. Ю.В.) царь и святитель"; ему повиновались все, и он "всё мог". Со временем Сильвестр становится идейным руководителем росписей Кремля. По своим взглядам он являлся нестяжателем. Он любовно собирал рукописные книги и иконы. Через Сильвестра в доверие к самодержцу вошёл Алексей Адашев, а с ними образовался целый круг приближённых к царю людей: князья Курлятев, Курбский, Воротынский, Одоевский, Серебряный, Горбатый-Шуйский, а также бояре Шереметевы и др. Люди эти образовали своего рода совет или, как его назвал Курбский, "Избранную раду". Не имея официального утверждения, этот совет ("рада") 13 лет управлял государством от имени царя, который и сам не принимал решений без обсуждения на "раде". Это воистину золотое время , а уж в царствование Ивана (Иоанна) IV несомненно. Но к 30 годам в сознании и душе самодержца стал пробуждаться другой человек, который получит в народе прозванье Грозного, а правильнее бы Губителя,* как нарёк его русский историк XIX столетия Иван Забелин**. Но не везде вина просматривается лишь за царём. Как пишет другой видный историк Сергей Платонов, "по-видимому княжата (члены "рады". - Ю.В.) и Сильвестр действительно желали соправительствовать с государем и ограничить его личную власть боярско-княжеским советом, "радою". Когда московский государь не подчинялся их внушениям и поступал по-своему, они... осуждали его"***. * В отроческие лета будущий царь Иоанн IV уже отталкивал жестокостью. В играх он мучил и увечил не токмо животных, но и людей. В нём всё прочней прорастали двуличие и притворство. Лишь одного доброго друга он имел: митрополита Макария. Митрополит, однако, был бессилен пресечь созревание в царе-отроке бесовского злохитрия; августейший отрок оставался падким на дурные забавы и удовольствия. Уже в 16 лет Иоанн IV потребует женитьбы и в дальнейшем проявит себя вельми развратным и похотливым. Это он додумается заставлять нагих девок ловить кур в тесном дворике. ** Иван Егорович Забелин (1820-1908) - русский историк и археолог, академик, один из основателей Исторического музея в Москве. Знаток истории быта русского народа. В молодые лета пребывал под воздействием либеральных идей, но затем прочно становится на родную, русскую почву. Иван Грозный был умным, образованным и волевым человеком, после тридцати быстро превращающимся в кровавого, развратного самодура, подлинного Ивана Губителя. *** Платонов С. Ф. Учебник русской истории для средней школы. - Прага: Пламя, 1924. С. 147,146. Сергей Фёдорович Платонов (1860-1933) - русский историк, академик, читал лекции в Петербуржском университете. Предметом его изучения являлись события второй половины ХVI-го и начала ХVII-х столетий, особенно смутного времени. Он дал своё понимание опричнины как государственной реформы, направленной на разгром хозяйственной и политической мощи "княжат" и боярства в интересах посада (городского населения) и дворянства. Однако он всё больше и больше склонялся к тому, что опричнина нанесла урон прежде всего простому люду, обескровив Русь. Платонова выделяет чистый, сжатый русский язык. При разгроме Академии наук Сталиным Платонов оказался сослан в Самару, где вскоре и скончался. В то же время был сослан в Среднюю Азию другой виднейший историк - член-корреспондент Академии наук Евгений Викторович Тарле. В частности, многие из них, вопреки воле опасно захворавшего царя, отказались присягать его малолетнему сыну-младенцу, требуя присяги для двоюродного брата царя князя Владимира Андреевича Старицкого. Самодержец заподозрил "раду" и боярство в желании подмять его под себя, урезав власть. С тех дней и завязывается та лютая борьба царя с боярством, что повлечёт разорение русской земли и безобразный правёж опричнины. Разорение настолько обеднит Россию - неоткуда будет даже набирать войско и нечем заполнять казну. Этот раззор и породит смуту конца ХVI-го и начала ХVII-х столетий. Как показали исследования академика Степана Веселовского (1876-1952), великого знатока архивного материала и человека по образу мысли истинно русского, опричнина пуще ударила по простому люду, нежели боярству. А тогда, предчувствуя опалу, Сильвестр принял монашество и вскоре был сослан на Соловецкие острова, где довольно скоро отошёл в мир иной (подале от царей-то - голова целей). Он оставил сочинения о правах и обязанностях государя, правительства и церковных иерархов. Ему принадлежит новая редакция "Домостроя". Алексей Фёдорович Адашев умер в 1561 году. Русский государственный деятель из костромских дворян. После сокрушительных московских пожаров 1547-х годов оказался приближен к самодержцу вслед за придворным священником Сильвестром. Один из руководителей правительства "Избранной рады". С 1550 года "рада" проводит ряд важных реформ. В 1550 году, когда в первопрестольную по приглашению царя съехались выборные от городов, 20-летний Иван IV поручил Алексею Адашеву принимать жалобы и просьбы от бедных и обиженных и назначать справедливых судей. Самодержец для сего наделил его завидными полномочиями. Вещь неслыханная! В итоге Адашев стал начальником Челобитного приказа, а заодно и постельничим царя, хранившим печать "для скорых и тайных дел". Вкупе с Сильвестром и под покровительством Макария Алексей Адашев почистил и царский двор, удалив тех придворных, что дурно влияли на ещё слишком малоопытного Ивана IV. Алексей Адашев способствовал укреплению центральной власти. При нём появились царский Судебник 1550 года, приказы (прообразы министерств), были проведены важная военная и денежная реформы, а также отменено кормление (населению на местах было предоставлено право выбирать самим своих управителей и судей - это было одно из самых передовых законодательств в Европе). Адашев руководил составлением официальной разрядной книги и "государева родословца", редактировал официальную летопись - "Летопись начала царства". Алексей Адашев руководил дипломатической подготовкой присоединения Казанского и Астраханского ханств, возглавив инженерные работы при осаде Казани в 1552 году. Татары из Казани и подвластные им инородцы постоянно совершали набеги на русские земли. По всей восточной границе Руси веками пылали сёла и посады, лилась кровинь, в плен угонялись русские люди. Более того, казанцы находились в постоянной прочной связи с крымским ханом, а, следовательно и Турцией верховным руководителем этих ханств. Действуя согласно с крымским татарством, Казань наносила Руси чувствительные раны. Это был постоянный гнойник на теле России. Кроме того, Казань препятствовала освоению земель к востоку от Волги. Тогда при штурме впервые оказались применены подкопы под крепостные стены и подрывы их порохом. Казань была уничтожена, а остатки татарских войск добиты русской конницей в окрестных лесах. Домой, в Россию, вернулись десятки тысяч русских рабов. Иван IV заложил новую Казань, которую заселили русские служилые люди. Татарам дозволялось жить лишь в подгородной слободе. Во всех землях, бывших в подчинении Казани, были поставлены русские крепости: Чебоксары, Цивильск, Яранск, Уржум, Малмыж и всех дальше Уфа. "Из-под Казани" во власть Москвы перешли мордва, черемисы, чуваши, вотяки, башкиры... Отныне обширные пространства по Волге и Каме оказались доступны для освоения. Но устье Волги оставалось запертым. Поэтому русские войска в 1556 году спустились по реке и овладели Астраханью. Покорение татарских царств явилось великим народным делом. На восточных рубежах наступал покой. Оказался открыт прямой путь на Урал. И, как замечает академик Платонов, "чувствуя всё величие победы, русский народ пел её в песнях и за неё сделал Ивана IV, Грозного царя, своим эпическим героем"*. * Платонов С. Ф. Учебник русской истории для средней школы. - Прага: Пламя, 1924. С. 147, 146. После Алексей Адашев вместе с И. М. Висковатовым вёл подготовку Ливонской войны (1558-1583). Ливония, сколоченная из Эстляндии - главный город Ревель (Таллинн), Лифляндии (Рига), Курляндии (с городком Митавою и островом Эзель), пребывала в упадке. Не вызывало сомнений, что в ближайшее время она окажется либо под властью Швеции, либо Польско-Литовского государства, либо Дании. Допустить, дабы на границы России закрепились сильные, враждебно настроенные государства, Россия не смела (это вроде нынешнего НАТО, всё теснее налезающего на Россию). Кроме того, Ливония придерживалась исконно недружеской русской политики (как и в наши дни Эстония, Латвия и Литва. - Ю.В.). Она не только препятствовала любому продвижению русских к Балтике, но не пропускала в Россию ремесленников, мастеров, даже художников, как, впрочем, не пропускала серебро, оружие и ещё важный перечень крайне нужных Москве товаров. В то же время, в 1576 году, на польско-литовский престол был избран Стефан Баторий, способный военачальник и убеждённый враг Москвы. Иван Грозный очень высоко понимал своё царское призвание. Бог его поставил править людьми. Посла Батория Иван Грозный завернул назад с бумагой за "семью печатями", которая начиналась так: "Мы, смиренный Иван Васильевич, царь и великий князь всея Руси, по Божиему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению..." Схватка за Ливонию становилась неизбежной. К несчастью, в России вызревало острое внутреннее столкновение. Уже в сознании самодержца сложился замысел правежа - опричнины: чёрное, по-монашьи выряженное воинство с метлами и волчьими мордами у сёдел. России предстояло столкновение с могучим противником на границе, а она готовилась к опустошительному самоистреблению. В мае 1560 года, предчувствуя опалу, Алексей Адашев отбыл воеводой в Ливонию. Это не уберегло, и он зачах в темнице Юрьева (Тарту). Его брат достохвальный Даниил Фёдорович Адашев остался в русской истории как один из самых даровитых полководцев. С февраля 1559 года - окольничий. Участник казанских войн. В Ливонскую войну участвовал в штурме Нарвы. Его Крымский поход составляет гордость русского военного искусства. С февраля по сентябрь 1559 года Даниил Адашев с 8-тысячным войском спустился по Днепру от Кременчуга к Чёрному морю, захватив два турецких корабля. Внезапно высадился на западном побережье Крымского полуострова, разбил татар и освободил из плена много русских и литовцев. В Ливонской войне Даниил Адашев командовал русской артиллерией. Был схвачен с братом и казнён с малолетним сыном и всей роднёй. Царь Иван Васильевич уже приступал к "поеданию" людишек. Максим Грек (1470-1556) - церковный и политический сочинитель. Учился в Италии. Слушал проповеди знаменитого Савонаролы. В 1518 году по просьбе Василия III приехал уже из Греции в Россию для исправления переводов церковных книг. Включился в политическую борьбу, угодил в темницу, на свет Божий выбрался в 1551 году. Последние лета степенно дожил в Троице-Сергиевой лавре. Он выступал за нестяжание против монастырского землевладения, ростовщичества да и любого произвола вообще. Признавал божественное происхождение царской власти. Во внешней политике подчёркивал недопустимость борьбы сразу с несколькими государствами и настоятельно советовал избегать международных осложнений. "...тогда, когда Россия имела уже два судебника..." Судебник 1497 года - первый законодательный свод установлений (кодекс) Русского централизованного государства, весьма толково составленный дьяком Гусевым (обошлись без иностранных циммерманов, гольдбергов и флетчеров... русский написал свод...). Судебник 1550 года - свод законодательных установлений (кодекс) завершающего отрезка образования Русского централизованного государства. Иван IV по благославению собора сам исправил и дополнил гусевский Судебник, посему он называется царским. Основное новшество царского Судебника заключалось в стремлении установить праведный суд. Для сего царский Судебник требовал, дабы на суде сидели выборные от народа старосты и "целовальники" (то есть присяжные). Итак, мы кратко ознакомились с обычным западным оговором и всем, что за ним скрывалось. В данном случае нам оказалось достаточно лишь перечисления лиц, названных Михаилом Кояловичем. Россия жила насыщенной мирской и духовной жизнью: международная обстановка, борьба за возвращение своих земель, совершенствование государственной власти, борьба с произволом, отношения человека с Богом, семья... - всё занимало людей. Мы лишь мимолётно заглянули в общество XVI столетия, и нас подавило обилие событий, имён да и всё богатство жизни, представляемое ныне либеральными сочинителями, как одно чёрное, варварское существование ("по флетчеру", не было ничего в России). В русской духовной жизни не затихала напряжённая борьба за чистоту служения добру и любви, возвышенному служению Творцу. Уже вторая половина XV столетия, всё ХVI-е и XVII-е столетия идёт упорная борьба против ростовщичества, церковного обогащения, за которым подразумевалась и мирская жизнь в нестяжании. В России, как и во всём белом свете, настойчиво доискивались смысла жизни, искали его в словах Бога... Именно в это время Кальвин в Швейцарии вколачивает в людей и церковь каноны своей веры на протестантский лад, примеряя Бога с наживой, страстью делания денег и грехом, коли ты их не делаешь. Прежде католичество осуждало ростовщичество и вообще финансовую деятельность. Протестантизм Кальвина поощрял тёмные стороны человеческой натуры, будил жадность и бессердечие во имя умножения богатств. Делание денег становилось смыслом жизни и ведущим душевным состоянием человека. Это было попрание учения Христа. Но Запад его с восторгом принял. Здесь и произошло расхождение мира русского человека и западного, расхождение несоединимое. От того и ревут американские бомбовозы над нашими братьями сербами. Крови им подавай для установления "настоящего" мира. "Миротворцы" с авианосцами, морской пехотой, мировыми кризисами, громадой шпионов, диверсантов и наёмных убийц. Цивилизация не света в человеческих душах, не Бога, а ДОЛЛАРА. Пока Россия горячо искала Бога, Запад реформацией превратил Бога в наживу и деньги. Мировое масонское правительство СТЯЖАТЕЛЕЙ... Весь этот пласт исконно русской национальной культуры и замечательных событий вовсе и не изучается в школе, а ведь он даёт представление о деятельнейшей общественной и культурной жизни. Почему же мы столь скаредно мало, столь убого ведаем о своём прошлом? Ведь это и даёт возможность нашим недругам калечить русскую историю, представляя её нашим детям в искажённом, перелицованном виде. "Больше и больше в России оказывалось иноземцев, - сетует Коялович, - и они больше и больше пробивались из области ремесленной западноевропейской культуры в область духовную просветительную, т.е. больше и больше вносили в Россию национальные западноевропейские типы и ДЕЛАЛИ ЗАВОЕВАНИЯ В ДУШЕ РУССКОГО ЧЕЛОВЕКА. Зло это наметилось при том же Иоанне IV. Эту мысль приводил в исполнение московский иноземец при Иоанне IV Шлитте - мысль призывать в Россию не только мастеров, но даже учёных. Предприятие это не удалось, но оно воскресло, хотя тоже неудачно, при Годунове, задумывавшем основать в Москве университет по началам и при участии западноевропейских людей. Первый самозванец торжественно, в чисто польском тоне, заявляет о невежестве русских и о необходимости для них учиться у иноземцев наукам и для этого думал открыть в Россию двери всяким иноземцам и самим русским ездить в западную Европу, точь-в-точь, как это делалось в Польше. На самом деле осуществлялась не эта утопия, а другое практическое дело (разносторонняя эксплуатация русских и богатств России - вот что занимало сих благодетелей. - Ю.В.). Мы знаем, что англичане наводнили для торговых целей север России. Во время ливонской войны иноземные пункты в России были умножены и усилены пленными ливонцами. В смутные времена иноземцев оказывалось много и в Вологде, и в Ярославле, и даже в Нижнем. Но особенно много их было в Москве... Так известный Морозов был покровителем иноземцев. По этому пути пошёл ещё дальше Ордин-Нащокин, усвоил себе даже польские воззрения... а сын его так пленился западноевропейскою жизнию, что даже бежал заграницу. Известные Матвеев и Василий Голицын устроили даже домашнюю обстановку и заводили обычаи западноевропейские... Пётр уже по одним преданиям дома Матвеева, где воспиталась его мать - родом иноземка, легко мог сойтись с иноземцами. Вот, где зародились притязания преобразовать Россию по данным западноевропейским образцам... с перенесением в неё ... западноевропейских типов всюду, даже в духовную жизнь русского человека, и перенесением насильственным во что бы то ни стало. В случае успеха это должно было повести к принижению, подавлению русских начал жизни и, раньше или позже, к фактическому господству иноземцев в России, от чего так настойчиво предостерегал Петра такой умный и расположенный к нему человек, как патриарх Иоаким"*. * Каялович М. Там же. С. 345, 346, 347. Отставание Руси после погрома, учинённого Батыем, и всего ига, намертво сковавшего на сотни лет её волю и силу, давало себя знать. Верхушка русского общества, не вся, разумеется, стала с надеждой поглядывать на Запад, дабы оттуда позаимствовать всё то, что было потеряно под игом "поганых". Некоторые их имена и называет Коялович в своём перечислении. Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин (1605-1680) - государственный, военный деятель и дипломат, с 1667 года боярин. За службу был пожалован богатыми вотчинами и поместьями. Муж образованный, знающий математику, языки и риторику, он стоял за реформы в дух Запада. Князь асилий Васильевич Голицын (1643-1714) выдвинулся при самодержце Фёдоре Алексеевиче, получил от него изрядные земельные пожалования. Участник военных походов, способный военачальник. В 1682 году комиссия выборных дворян во главе с ним отменила местничество. Был фаворитом правительницы Софьи Алексеевны, по сути, руководил государством. Князь являлся большим поклонником Запада. Вторым браком отец Петра I государь Алексей Михайлович женился на Наталье Кирилловне Нарышкиной (1651-1694). Почему Коялович пишет, что она "родом иноземка", сказать не берусь, но, очевидно, какие-то основания для такого серьёзного исследователя имелись. Наталья Кирилловна воспитывалась в доме А. С. Матвеева - завзятого "западника", его даже называют её воспитателем. Возможно, Коялович имеет в виду именно её воспитание - оно было в иноземном духе. В своей усадьбе под Москвой, близ Подольска, Матвеев выстроил церковь, которую иерархи православной церкви принять отказывались. Она изящна и красива, эта каменная иноземка, её даже относят к памятникам культуры, но она была откровенно католической церковью. Её освятили лишь после окрика-приказа Петра I вопреки воли русской православной церкви. Как-то в самом начале 1970-х годов подростки, разломав иконостас выволокли на Пахру деревянную в рост человека дивную скульптуру Христа. Эта была та самая скульптура (итальянской работы), перед которой молились Матвеев и, надо полагать, молодой Пётр. Я приехал со своим другом М. Л. Аптекарем тогда, когда мальчишки уже купались на ней верхом - их вопли и привлекли наше внимание. Оставить лик Христа в загаженном, бесприютном, без всяких запоров храме, обильно запачканным нечистотами, было надругательством. Я привёз деревянное изваяние смертных мук Спасителя домой. Около шести-семи лет святой лик простоял в углу комнаты, пока я не сдал его на хранение властям Подольска (из городского отдела культуры). Вечерами, когда сгущались тени, на меня взирал Христос с распятия - точно в рост человка. Скорбно поникшая голова, измождённое тело. Дерево, отполированное временем до костяной желтизны. Казалось, деревянное изваяние дышит и страдает... Брат матери Петра I Лев Кириллович Нарышкин (дядя царя) был начальником Посольского приказа, оказывал на царя Петра заметное влияние. Артамон Сергеевич Матвеев (1625-1682) - дипломат, государственный деятель. Проявил много усердия и знаний при присоединении Украины к России. В мае 1682 года его растерзали восставшие стрельцы. Патриотическая Россия не возражала и не отгораживалась от культурных и научных связей с Европой. Она возражала против медленного "поедания" Западом России, её закабаления под видом этих связей. КУЛЬТУРНЫЕ И НАУЧНЫЕ СВЯЗИ НЕ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ВЕСТИ К ПОДАВЛЕНИЮ НАЦИОНАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ И САМОСТОЯТЕЛЬНОСТИ РУССКОЙ НАУЧНОЙ МЫСЛИ. Задержанная в своём развитии татарским игом на 200-300 лет, Россия рисовалась Западу только "варварской пустыней". На Западе не хотели замечать, как Русь огромным усилием преодолевала отставание, но двигалась своим путём, не ломая национальных форм. Это делало Русь неуязвимой. И вот эту неуязвимость недруги её долбили несколько веков, пока не подняли свой флаг над Кремлём в XX веке. Опять же русским флагом была прикрыта нерусская суть правления. Странный путь предлагали и предлагают поклонники Запада под самыми невероятными личинами - и все сводились, и сводятся к одному: развитию России через её национальное уничтожение, что с неизбежностью означает и её государственное уничтожение, так как она подпадала бы (и подпала) под власть Запада. Вокруг сего и шла многовековая борьба. Конец XX столетия и дал ответ на полутысячелетний спор. Окультуривание России Западом завершилось её распадом и утратой независимости. Исторически правы оказались те, кто берёг её национальную самобытность, кто стоял за развитие без искажения, извращения её национальной сути, кто стоял за самостоятельные национальные пути развития. Права была патриотическая Россия... Отныне многовековой спор можно считать закрытым. Нет предмета для спора и за доказанностью, и за крушением Русского национального государства. ГОСУДАРСТВО БЕЗ НАЦИОНАЛЬНОЙ ОСНОВЫ СУЩЕСТВОВАТЬ НЕ МОЖЕТ. ЕГО НИЧТО НЕ ДЕРЖИТ. МОРАЛЬ ЕГО ЗАМЕНЯЕТСЯ СВОДОМ ПРАВИЛ ПОЛИЦЕЙСКОЙ СЛУЖБЫ. Перешагнём чрез сочинителей-путешественников, их домыслы и крупицы правды, чрез все дорогие нашему сердцу летописи и былины в более поздние времена. Попытки написать историю России предпринимались издавна. В 1669 году при родителе Петра I самодержце Алексее Михайловиче дьяком разрядного приказа Фёдором Грибоедовым была написана история России (после он допишет её до вступления на престол Фёдора Алексеевича). Дьяк получил богатую награду, но, как с язвительностью замечает Коялович, "от потомства Грибоедов не может получить никакой похвалы. Его история одно напыщенное восхваление с пропуском всего, что не подходит под эту задачу"* * Коялович М. Там же. С. 91. Там же. Тяга русских к истории была большой, не исключено, что и поболе нежели у других народов. Не тяга, а жажда знания свой старины. Пять лет спустя в Киеве появился Синопсис. Это уже было кое-что. Однако пропустим его обзор, как и все другие исторические опыты. Со времён Петра I, замечает Коялович, "русской историей, как и всею русскою жизнью, овладевали более и более иноземцы. В начертанной Петром, но открытой после его смерти, академии наук, двигателем исследований минувших судеб России поставлен был немец Байер... совершенный невежда в области русской исторической письменности, не ознакомившийся даже с русским языком"* * Там же. Это от Готлиба Зигфрида Байера (1694-1738), от его "знаменитого сочинения о призвании князей" пошла историческая наука по путям возникновения русской государственности и русской культуры от норманского, то есть германского корня. Как указывает Коялович, так был авторитетно отрезан путь исследования нашей истории "с русской точки зрения". Иностранная линия русской истории утверждала, что до призвания норманов к управлению русскими, те обретали в невежестве и дикости. "Учёность" Байера позволяла, к примеру, объяснять происхождение слова "Москва" от "мужского монастыря", а "Пскова" - от "псов". Преемником Байера по исследованию русского прошлого становится другой немец - Герард Фридрих Миллер (1705-1783), который уже неукоснительно держался (и внедрял) норманскую теорию происхождения русской государственности. Какие-либо исследования "в другие стороны" уже оказывались невозможны, слишком велико было значение этого очередного немца при дворе. В отличие от Байера Миллер усердно изучал русский и сделал немало для науки. Он приехал в Россию в 1725 году 20-летним молодым человеком. И в том же году он уже адъюнкт, в 26 лет - профессор истории, а в 1728 году, через три года по приезде, он уже конференц-секретарь академии наук. Все двери нараспашку. Миллер участвовал в сборе летописей и старинных бумаг. Собрал обширные данные по экономике, этнографии, археологии и географии Сибири. Издал "Степенную книгу", Судебник 1550 года с пояснениями В. Н. Татищева, Письма Петра I к Б. П. Шереметеву. В день тезоименитства Елизаветы Петровны, 6 сентября 1749 года (по старому стилю), "академия наук постановила иметь торжественное заседание, на котором предположено сказать речь, и эту речь поручили составить русскому историографу Миллеру". Он сию речь и сказал. Всё в неё вложил, чему научился в России и что таил в себе. Герард Фридрих Миллер сообщил, что русские - пришельцы на своей земле, ибо здесь прежде обитали финны. Славян прогнали с берегов Дуная. Они с горя и расселились в финских пределах. Варяги - это те же скандинавы. От них русские получили своё название и своих царей. Даже та академия, насквозь засорённая иностранцами, возмутилась. Своё мнение большинство академиков выразило в общем документе: "Миллер во всей речи ни одного случая не показал к славе российского народа, но только упомянул о том больше, что к бесславию служить может... напоследок удивления достойно, с какою неосторожностию употребил экспресcию (восторженное восхваление. - Ю.В.), что скандинавы победоносным своим оружием благополучно себе всю Россию покорили". Миллеру это не понравилось, он пожаловался. За немца заступился поэт, переводчик и учёный Василий Кириллович (Тредьяковский) Тредиаковский (1703-1769)*. Однако после свирепой атаки М. В. Ломоносова (1711-1765) диссертация Миллера оказалась решительно запрещена. Ломоносов с хулителями родного русского обходился беспощадно. * Тредьяковский получил образование в родной Астрахани. Недовольный преподаванием в московской Славяно-греко-латинской академии, сбежал за границу. Вельможи А. Б. Куракин и И. Г. Головин кое-как пособляли ему. Тредьяковский из Голландии пешком отправился в Париж, где в университете два года занимался философией. Он много сделал для русской литературы, но с появлением Ломоносова его забывают. Пушкин высоко ставил его научные изыскания в литературе. Кстати, единственная изданная при советской власти "Советская энциклопедия" - последний, 16 том вышел в 1976 году - упоминает вскольз, весьма и весьма глухо, о таких вот деяниях иностранных учёных в России, зато подробно перечисляет самые незначительные работы их, словно в оправдание подчинения русской науки иностранной. Историческая наука после 1917 года оказалась вовсе лишена родных корней и патриотического начала. Её пронизывали масонско-сионистские настроения (плач по мировому отечеству), воспитывающие презрение к родной старине, якобы безнадёжно отсталой, а также и соответствующие революционные выводы - они сводили на нет смысл и значение русской истории. Марксизм был на руку мракобесному сионизму, он уродовал русскую историю, делая её неизвестной русскому человеку. Особенно это прослеживается по учебникам истории для средней школы. Но вернёмся к возражениям Ломоносова. Коялович рассказывает: "Он (Ломоносов. - Ю.В.) стал громить Миллера за предпочтение иностранных свидетельств отечественным, за неуважение к Нестору (летописцу. - Ю.В.)... зачем Миллер устранил предков славян скифов, совершивших столько славных дел; находит унижение в том, что Миллер заставляет чухнов (финнов. - Ю.В.) давать нам имя, а шведов - царей. Варягов Ломоносов, подобно Синопсису, выводит из Пруссии - славянской страны... Ломоносов прибег даже к орудиям своей специальности - химии <...>: "жаль, что в то время (когда Байер писал трактат о русских древностях) не было такого человека, который бы поднёс ему (Байеру) к носу такой химический проницательный состав, от чего бы он мог очнуться"*. * Каялович М. Там же. С. 110-130,108-109,146,147. Текст выделен мной. -Ю.В. ИМ (отюдь далеко не только немцам) такой "проницательный состав" так и не поднесли, а ОНИ ещё пуще наглели и всё более бесчестно-бесчинственно действовали, искусно, а порой и ювелирно тонко подвергая извращениям русскую историю и поношениям русский народ, а самое опасное - переписывая и переиначивая величественный смысл русского прошлого, русской истории и уже смысл самого народа. И чем ближе к XX столетию, тем самоувереннее и гаже становились ОНИ, всё выше и выше забираясь по служебно-партийным, ложно-научным, и прочим лестницам, которые как бы размещали их над народом их, природных трутней и паразитов... Ничему ложнорусскому по способу Байера и Миллера Ломоносов хода не давал. В 1757 году это вынудило Миллера слёзно обратиться к президенту академии: "Злой рок хочет, чтобы г. Ломоносов как будто сотворён для причинения огорчений многим из нас и в особенности мне... Он присвоил себе решительный суд над тем, что печатается в Ежемесячных сочинениях"*. * Коялович М. Там же. Текст выделен мной. - Ю.В. А там довольно часто печатались противорусские небылицы и прочая зловредная чушь. Каким русским историком мог быть Миллер, коли он писал о своём призвании историка: "Он должен казаться без отечества, без веры, без государя..." - ну как это разуметь? Что ж ты поймёшь тогда в истории национального государства? Какие чаяния? Какие свершения? Какие жуткие падения и боли? Какую народную мечту? Какой подвиг оценишь? В лучшем случае ты можешь оказаться сводом событий и дат... В ХVIII столетии самостоятельность и значение русского, а также смысл русской истории удалось в основном удержать двум незабвенным и гордым сынам нашего Отечества: Василию Никитичу Татищеву (1686-1750) и Михаилу Васильевичу Ломоносову (1711-1765). Так как труды Татищева оказались "закатаны" и о них по-настоящему прознали лишь через сто лет, то основную тяжесть борьбы вынес Михайло Ломоносов. Но уже поднимался новый учёный немец - Август Людвиг Шлецер (1735-1809), приглашённый из Германии Миллером. Иссякали жизненные силы Михайло Васильевича. Зато Август Людвиг, как водится, быстро занял прочное место в российской академии в свои 30 цветущих лет. Шлецер сразу, без колебаний, становится сторонником норманской теории и едко критикует доживающего свой век Ломоносова. Правда, уже набирал силу и начинал греметь над Россией богатырский голос Гавриила (Гаврилы) Державина (1743-1816). Хоть он и не был историком, но русское начало в нём било через край. Тогда, когда по петербуржскому небосклону стлались сплошь имена нерусские, звучали речи обидные и презрительные русскому, - и это, державинское, уже само по себе было немалой помощью всему родному, русскому. Упорным, тяжёлым колоколом бил его голос. Пушкин встрепенётся на эти удары... Коялович делает вывод: "Начало иноземства (засилье иностранцев в России, слом первородной, национальной Руси. - Ю.В.), заложенное мощною рукою Петра I, логически развивалось в своих последствиях и прорывало даже такие преграды, как национальное возбуждение при Елизавете Петровне и Екатерине П. Россия втягивалась в западную Европу. Западная Европа врывалась в Россию"*. * Коялович М. Там же. Текст выделен мной. - Ю.В. Шлецер тоже решил попробовать свои силы на ниве русской словесности. Слово "боярин" он производил от слова "баран". Русское слово "дева", утверждал он, есть производное от немецкого "Dieb" (вор) или нижнесаксонского "Тiffе" (сука). "В начале 1765 г., - рассказывает Коялович, - Шлецер по повелению Екатерины сделан был ординарным профессором русской истории в академии наук с условием пробыть в России пять лет и поставлен под особое покровительство людей, доверенных государыни. Из этих условленных контрактом пяти лет Шлецер пробыл в России только три и в это время ознаменовал свою деятельность весьма скромными делами... К 1767 г. его взяло глубокое раздумье. Он стал соображать, что в России выгоды не отвечают его трудам и заслугам, тогда как за границей ему будет гораздо выгоднее - и профессорствовать и книги издавать гораздо выгоднее... Предметом этих выгод, конечно, были не восточные древности, а Россия, которую он достаточно изучил для этих выгод... Жил он в Гёттингене сначала по отпуску, затем до конца контракта много торговался с академией (и это несмотря на нарушение контракта, вот наглость! - Ю.В.), требовал больших денег за службу <...> Никто не станет отнимать чести у Шлецера за научную постановку вопроса о разработке наших летописей; но вопиющею неправдою было бы закрывать глаза перед тем, что Шлецер взял за основу... чужую работу, а именно Татищева... Он не только задумался создать русскую историю, но задумался облагодетельствовать Россию сообщением ей истории других народов и не в многотомных изданиях , как это делала академия наук, а в популярных изданиях... (Ломоносов. - Ю.В.) Разбирая проект Шлецера касательно разработки русской истории и стараясь очевиднее доказать несостоятельность автора (Шлецера. Ю.В.)... Указав... нелепые, обидные для русских филологические "открытия" Шлецера, Ломоносов говорит: "Из сего заключить можно, каких гнусных пакостей не наколобородит в российских древностях такая допущенная к ним скотина"*. * Коялович М. Там же. Текст выделен мной. - Ю.В. Какие именно пакости может учинить Шлецер, тогда, то есть в 1762-1764 гг., было весьма ясно не только Ломоносову, но даже и Миллеру. Оба они, наверное, знали, что одна корысть руководит Шлецером, что он не намерен служить России, а вредить ей очень способен. Он соберёт её памятники, увезёт за границу и там будет наживать деньги и славу. Подозрения эти были основательны". При обыске в России, Шлецер исхитрился, к примеру, спрятать таблицы о народонаселении России, о привозных и вывозных товарах, рекрутском наборе... Так иностранцы уродовали русскую историческую науку. На их домыслах воспитывались русские учёные и русский грамотный люд. Коялович указывает нам, указывает с назиданием, чтобы такого больше не было: "Без сомнения, было бы весьма резко и несправедливо сказано, если бы выразиться, что Шлецер был в нашей науке то же, что Бирон в русской государственности... (этот курляндский немец, временщик именем Анны Иоанновны - племянницы Петра I - проводил политику подавления и истребления русских всех званий и сословий. - Ю.В.), но в этом сравнении найдётся кое-что верного, если всмотреться в него внимательно и спокойно <...> Но когда Шлецер удалился из России, окреп в течение слишком 30 лет в науке и выступил со своим Нестором (доказательством, в сущности, того, что, русской государственности как таковой не было да и нет, она порождена и существует норманским духом и сознанием. Ю.В.), то русская мягкость, совестливость и искреннее уважение к научности, чья бы она ни была, и как бы горька ни была для родного чувства, долго заставляли нас платить непомерно высокую дань немецкому патриотизму Шлецера... и долго мешали дать ему подобающее в нашей науке место..."* * Там же. Пётр напустил на Россию всю эту полуграмотную иностранную рать, которая особенно успешно увечила русское общество и русское сознание уже с конца XVII столетия и до восшествия на престол Елизаветы Петровны. Вред был нанесён не страшный, а чудовищный. С того времени в русском организме завёлся невыводимый червь, который уже неустанно дни и ночи и во все времена точил самобытность русского сознания, науки, культуры, утверждая мысль о якобы ущербности и неполноценности всего русского в сравнении с западными ценностями и, следовательно, необходимости перехода целиком на основы западного мира во всём без исключения, дабы уже стать подчинённой частью Запада. Коялович так и называет то время с Петра и почти до середины "осьмнадцатого" века разгромом русской мысли. Он пишет: "Приходится с грустию признать, что немецкая научность затормозила русскую научную разработку нашей истории... Тут виновата была, собственно, не научность, а тот иноземный, национальный элемент, который направил её на ложный путь, именно немецкий путь, составлявший выдающуюся силу, образовавшуюся при Петре... как только безжизненно опустилась могучая рука Петра, заставлявшая всех быть слугами России, так немцы естественно стали заправителями русских дел и господами"*. * Коялович М. Там же. Текст выделен мной. - Ю.В И в другом месте: "После страшного разгрома русской интеллигенции (тут можно понимать разгрома и мысли. - Ю.В.), систематически продолжавшегося почти 60 лет (со смерти царя Феодора и до Елисаветы Петровны: 1682-1740)..."* * Там же. Все эти байеры, шлецеры и целые своры прочих иностранных шавок, по сути, оказались трубадурами будущих кровавых походов Запада в страну "недочеловеков", как они считали нас между собой. Со времён Петра I русские немцы мнили, будто у них в России особые права. Они утверждали в этом мнении своих соотечественников. И впрямь, чего проще отнять земли, ведь ею владеют скифы - "недочеловеки"; их назначение быть удобрением для более высокой цивилизации. Ведь до призвания норманов к управлению, русские обретали в дикости. Русские ещё не созрели для государственности. Ими надо управлять. А раз так - вперёд, на восток! Согнать скотов с земли! Ничего особенного в этом нет. Высокая научная мысль очень часто преобразуется в предельно простые животные установки. Из толщи лет мы слышим предупреждающий глас Кояловича: "В действительности, Шлецер (и весь просвещённый на масонский лад Запад. Ю.В.) глубоко ненавидел русское направление в изучении русской истории и объединение с ней словесности. Он внимательно следил за тем, что делалось в России и как будто хвалил развитие исторической деятельности, но через эти похвалы сквозит и затем явно обнаруживается злая насмешка, презрение"*. * Коялович М. Там же. Текст выделен мной. - Ю.В. Шлецер предупреждает западного читателя: "...со мной заснула русская история..."* * Там же. То есть в России не было и не будет сил для разработки собственной истории, это страна варваров. После смерти Ломоносова голос в защиту и прославление России поднял Гаврила Державин. Трое могучих русских беззаветно защищали своё Отечество в ХVIII столетии: Василий Татищев, Михайло Ломоносов и Гаврила Державин, а с ними и Михаил Щербатов, Иван Болтин... Вечный поклон вам, дорогие!.. Мы сотворим чёрное, неблагодарное дело, коли не вернёмся к памяти Василия Никитича Татищева. "Отцом русской истории, - писал Коялович, - если его нужно отыскать непременно, был... человек с несомненными признаками богатырских сил и богатырских замыслов, - известный Татищев. В нём совместились и старое, и новое направления в изучении нашего прошедшего, и он первый поставил такие широкие задачи для истории России, до каких не додумывался ни один наш учёный иноземец... не исключая... Шлецера". В 1704 году он поступил на военную службу артиллеристом. Был в заграничных командировках в Германии (1714-м и 1717-м годах), в Голландии и Швеции (1723-м и 1726-м годах), где попутно изучил горное дело. В 1727 году был назначен управлять монетным двором в Москве. С 1741 по 1744 годы был астраханским губернатором. С 1745 по 1750 годы доживал век в подмосковном имении Болдине. Как пишет Коялович, "на всех местах своего служения Татищев неизменно попадал под суд. Под судом он прожил и последние лета. Был оправдан перед самою смертию". Татищев был неуживчив. Оберегая же государственные интересы, он преследовал злоупотребления. Словом, врагов у великого историка хватало. Татищев увлёкся летописями. Он принялся собирать и летописи, и акты, и просто вещественные памятники. Всё пуще погуржаясь в русскую историю, читая во множестве русские и иностранные книги, он приходит к мысли написать русскую историю как нечто цельное, то есть то, что ещё не удавалось никому. Он поручает делать выписки из авторов, языком которых не владеет. Он приходит к важности понимания религиозной стороны жизни народа для истории. Он пробивался совершенно самостоятельным путём. Он отверг теорию норманско-германского происхождения русской государственности и культуры. Он находит самобытные начала в новгородской государственности и в новгородских дорюриковских князьях. Это изложение заняло целый том, четвёртую главу которого Татищев отвёл Иоакимовской летописи. В заключительных главах он исследует письменные источники русской истории. В четырёх последующих книгах он составил полный летописный свод и обставил их своими подстрочными пояснениями. Это была история, основанная на документах. Своё изложение он довёл до 1577 года. Планы Татищева были обширны, но не встречали поддержки. После смерти учёного всё его книжное и рукописное богатство сгорело. Уцелело то, что ходило по рукам. Лишь при Екатерине II начнут появляться отдельные книги Татищева. И лишь в 1848 году с горем пополам будет издана последняя часть его истории. Немецкие учёные и многие русские с ожесточением относились к истории Татищева. Но время шаг за шагом доказывало его правоту. С. М. Соловьёв писал: "Татищеву наряду с Ломоносовым принадлежит самое почётное место в истории русской науки, как науки в эпоху начальных трудов". На смену Татищеву, Ломоносову появляются русские историки; среди них такие, как князь М. М. Щербатов и И. Н. Болтин, уже вполне сознающие себя национальными историками. Княже Михаил Михайлович Щербатов (1733-1790) происходил из древнего и богатого рода. Капитан в отставке. Действительный тайный советник. Получил редкое образование, владея серьёзными знаниями в гуманитарных и естественных науках, а также в медицине. Знал французский, итальянский и немецкий. В его библиотеке насчитывалось около 15 тыс. томов. Князь печатал много статей, был автором "Истории Российской от древнейших времён". Он со всей страстью и силой ума стоял за сильную государственную власть в России. Иван Никитич Болтин (1735-1792) в жизнь вышел из богатого дворянского гнезда. Собой был зело пригож. Состоял в близком знакомстве с завзятым русаком всесильным князем Г. А. Потёмкиным-Таврическим. Болтин знал труды Татищева и выступал непримиримым врагом рабской норманской теории. Беспощадно изобличал недобросовестность, тем более злонамаренность, в изложении русского прошлого. Деятельно участвовал в напечатаниях русских летописных памятников и прочих важных бумаг. Подготовил к изданию "Русскую правду". Ему принадлежат ценные выводы по Руси феодальной раздробленности. О Болтине Коялович глаголит высоким слогом: "Болтин самою задачею своего труда вызван был восстанавлять честь и достоинство России... он этого достигал не выбором выдающихся фактов и силою родного чувства, а указанием на самобытные особенности русской жизни... Он победоносно доказывал культурность древнего русского человека... Он показывает, как Русь спаслась от погибели при татарах превосходством своей культуры и тем, что сумела побороть областные раздоры и, собравшись, свергнуть татарское иго. В этом он усматривает естественность и заслуги единодержавия..."* * Коялович М. Там же. С. 135. Текст выделен мной. - Ю.В. В огне пожара 1812 года в Москве сгорел не только первородный список "Слова о полку Игореве", принадлежащий Мусину-Пушкину, но и замечательная библиотека Болтина, одна из лучших в России. А далее уже нарождается плеяда русских историков, во главе которых встанет Николай Михайлович Карамзин. От Карамзина определённое звучание получил и Пушкин. Не могу сказать словами, Сердцем говорю: прости... Державин. Изучение работы М. О. Кояловича "История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям" изложена мной лишь с самого краешка. Это продуманное, выношенное сочинение, сбитое на документах.. Оно столь важно для России, что нельзя считать русского человека образованным, знающим свою Россию, без знания данного исследования Кояловича. Причём эта работа современна во всех своих исканиях и выводах. Привлекает внимание и образ Михаила Осиповича Кояловича (1828-1891), человека исключительной образованности, воспитанного, владеющего языками, ведущего научный спор умом, знанием, опытом, но не подлогами и грубостью. Сердцем приросший к России. Совсем-совсем недаром эта книга отсутствует в русских библиотеках. И не раз, и не два предпринимались и будут предприниматься попытки искажения русской истории. Несмотря на порывы крупных, самородных умов России, на их беззаветный труд, русскую историю ткали и ткут по преимуществу люди, чуждые России. Не успевали самобытные русские историки отбить одну атаку, как из недр самой же России поднималась новая волна извращений и подлогов. И так до наших дней. К созданию ложнорусской истории теперь уже подключались новые, куда более грозные силы. Цель мракобесных усилий была очевидна: испакостить и извратить смысл русской истории и тем самым лишить народ веры в себя, в способность созидать своё государство, то есть привить народу рабское воззрение на собственное прошлое, воспитать из русских мировую прислугу, исподволь присвоив их богатство - необозримую землю. Незнание истории ведёт к разрыхлению великого охранительного чувства патриотизма. Незнание истории ведёт к нераспознованию врага, к допущению врага вредить на родной русской земле. Незнание истории ведёт к добровольной уступке богатств Родины всякого рода паразитам, к замене родной (национальной) жизни чужой. Мы почти век не знаем своего прошлого. У народа отняли родную историю, заменив её на окрошку из случайных сведений, лишённых смысловой связи. Народ без знания истории не в состоянии разобраться в событиях и становится жертвой измышлений. В русской средней школе уже век отсутствует русская история. Под русским углом зрения, в русских интересах мы и должны рассматривать современные события и наше 1000-летнее прошлое: не в интересах космополитов и не в интересах европейского сообщества, а в интересах РУССКОЙ РОССИИ, союза её коренных народов. С великой укоризной взирают на нас прародители. |
|
||
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|