|
||||
Глава 5«ЧЕЛОВЕК, ПОСВЯТИВШИЙ СЕБЯ ВОЙНЕ»: ГАЙ МАРИЙ Гай Марий (157-86 гг. до н. э.)
Полководцы, о которых мы рассказали до этого, были аристократами, как и многие другие военачальники. Фабий Максим, Сципион Африканский, Эмилий Павел и Сципион Эмилиан происходили из патрицианских семей — последний был патрицием как по рождению, так и по усыновлению — и принадлежали к старейшей в Риме правящей элите. К III веку до н. э. патриции утратили монополию на высшие посты, и небольшому числу богатых плебейских семей удалось войти в узкий круг, представители которого поколение за поколением занимали магистратуры в республике. Одни патрицианские семьи вымерли или утратили свое значение, а другие как, например, Юлии, продолжали добиваться скромных успехов, оставаясь главным образом в тени. Четыре патрицианских рода — Эмилии, Фабии, Корнелии и Клавдии — на протяжении всего республиканского периода не теряли своего могущества, их представители постоянно встречаются в списках консулов. Самые известные плебейские семьи соперничали с ними в богатстве, влиянии и обычно разделяли взгляды патрициев. Любой лидер для того, чтобы добиться успеха, должен быть уверен в себе. Фабий Максим, Павел, Сципионы и в меньшей степени Марцелл[23] были очень самоуверенными и не желали прислушиваться к критике. Прежде всего этому способствовало высокое происхождение и привитые с детства взгляды. С ранней молодости каждый из них знал, что служить республике на важных должностях, завоевывая славу, почести и состояние, — не только обязанность аристократа, но и его право. Юноше, появившемуся на свет в одной из знаменитых семей, была почти гарантирована успешная политическая карьера независимо от его дарований. Все военачальники, о деятельности которых мы до этого рассказывали, проявили исключительные таланты в руководстве боевыми действиями и, как минимум, определенные способности к политике. Эти качества в сочетании с определенной долей везения и теми возможностями, которые давали им времена испытаний, обрушившихся на Рим, позволили каждому неоднократно проявить себя, командуя на поле боя. Несмотря на господство нобилей, в каждом поколении всегда встречались «новые люди», которым удавалось стать консулами. Такой подъем никогда не был легким — хотя, вероятно, и не таким трудным, как обычно заявляли те, кому удавалось добиться успеха. Пробиться к высшей должности можно было всегда. Когда Гай Марий был выбран консулом на 107 г. до н. э., его успех почти ничем не отличался от достижений других «новых людей». Отдельные эпизоды его карьеры до того, как он стал консулом, выглядят спорными, но так можно охарактеризовать и многих других сенаторов. Только с того момента, как Марий сделался консулом, его деятельность перестала вписываться в обычные рамки. Он избирался на должность консула семь раз. Раньше такое не удавалось никому. Дело не просто в количестве, которое само по себе было беспрецедентным, а в природе этого явления, поскольку в период 104–100 гг. до н. э. он занимал эту должность пять раз подряд. Седьмой раз Марий стал консулом после того, как с вооруженным отрядом захватил сам Рим в 86 г. до н. э. Он был одной из ключевых фигур в Гражданской войне, которая разгорелась в 88 г. до н. э. Эта война была первой в долгой череде внутренних конфликтов, которые в конечном счете уничтожили республиканскую систему правления. Римские политики и римское общество сильно изменились к концу I века до н. э. То же самое произошло с фундаментальной природой римской армии. Она эволюционировала из традиционного набранного по призыву войска, состоявшего из различных представителей имущих классов, в полупрофессиональную армию, набираемую в основном из беднейших слоев. Карьера Мария и беспорядки, происходившие в те времена, — признаки этих перемен. Плутарх утверждает, что родители Мария трудились на маленькой ферме возле деревни Цереаты неподалеку от города Арпин.{113} Рассказы о бедности «новых людей» являлись обычными драматическими дополнениями к истории об их последующем возвышении, но к этим историям следует относиться с некоторой долей скептицизма. Только представители всаднического сословия могли претендовать на важную должность в Риме, а чтобы стать членом этой социальной группы, нужно было быть состоятельным человеком. Члены сенаторских семей начинали свою карьеру всадниками до тех пор, пока политический успех не заставлял цензоров включить их списки сената, но последние составляли меньшинство среди всадников. Большинство же предпочитало не заниматься политикой. Очевидно, сенаторы относились к ним как к нижестоящим, но этот снобизм не должен заслонять от нас тот факт, что всадники обладали значительным состоянием и положением в обществе. Дистанция между ними и сенаторским сословием была не так уже велика. Семья Мария, несомненно, принадлежала к местной верхушке и обладала влиянием и властью в Арпине. Однако нобилям человек из такого круга казался неотесанной деревенщиной. Образование Мария было слишком старомодным по стандартам того времени. Плутарх утверждает, что его познания в греческой литературе и культуре были весьма ограниченными и он, возможно, не говорил по-гречески. Тем не менее Марий, как и все остальные «новые люди», в своих честолюбивых помыслах мало отличался от сыновей сенаторов.{114} Военную службу он начал во время войны с кельтиберами и, вероятно, прослужил несколько лет до прибытия в Испанию Сципиона Эмилиана. Марий с готовностью воспринял более строгую дисциплину нового командующего. Существует история о том, как он произвел хорошее впечатление во время одной из частых инспекций Сципиона армейского вооружения, снаряжения и багажа. В другой раз он участвовал в бою один на один и победил. Консул лично видел этот поединок, подвиг принес Марию знаки отличия и другие почести. Марию было в это время двадцать три года, и, вероятно, он уже занимал должность трибуна. Сципиону исполнилось, столько же, когда он прославился, выиграв бой один на один. Подобная храбрость, судя по всему, считалась уместной для офицеров подобного ранга, даже если сами главнокомандующие и их старшие подчиненные уже не шли на такой риск.{115} Обычно честолюбивых молодых людей, которые не отличались высоким происхождением, большим состоянием и влиянием, поддерживали могущественные семьи. Марий и его родители являлись клиентами Цецилиев Метеллов, знатного плебейского рода, представители которого часто занимали высокие посты. В 119 г. до н. э. Луций Цецилий Метелл Делматик был выбран консулом, и, возможно, именно он помог Марию стать народным трибуном. Занимая эту должность, Тиберий Гракх проводил свою программу реформ, но человеку из такой семьи, как Марий, было не под силу повторить что-нибудь подобное. Марий внес несколько законопроектов, один из которых послужил причиной его конфликта с собственным покровителем. Этот инцидент завоевал Марию репутацию человека мужественного, с независимыми взглядами. Несмотря на это, мало кто мог предвидеть его будущую славу, и он проиграл выборы на должность эдила, а в 115 г. до н, э. с помощью подкупа избирателей сделался претором. Его отправили руководить Дальней Испанией, где он провел несколько небольших операций, сражаясь с бандами разбойников, но у него не было возможности завоевать большую славу и состояние. Приблизительно в это время он женился на Юлии из рода Юлиев Цезарей — старинной патрицианской семье, утратившей былой авторитет. В течение всего II века до н. э. только один из ее членов сумел стать консулом. Это был удачный альянс, но он едва ли гарантировал значительное продвижение в политике. Скорее всего, Марий не раз безуспешно пытался стать консулом в последующие годы, но его карьера приостановилась до тех пор, пока военный кризис в Нумидии не представил ему возможности привлечь к себе внимание общественности.{116} Успешному вторжению Сципиона в Африку в 204 г. до н. э. значительно способствовал переход на сторону римлян нумидийского царевича Масиниссы, который впоследствии в качестве награды за помощь получил престол в своем сильно разросшемся царстве. После Второй Пунической войны Нумидия оказалась полезной для Рима, служа одним из главных препятствий восстановлению могущества Карфагена. И Масинисса, умерший во время начала Третьей Пунической войны, и его сын Миципса по первому требованию обеспечивали римлян зерном, войсками и слонами. Племянник Миципсы Югурта привел слонов и пеших стрелков на помощь Сципиону Эмилиану во время кампании в Нуманции, при этом Югурта сумел заслужить у римлян высокую оценку за мастерство и мужество. В 118 г. до н. э. царь Масинисса умер, завещав свое царство Югурте, которого он усыновил, и своим родным сыновьям Адгербалу и Гиемпсалу. Последний скоро был убит по приказу своего кузена. Адгербал сбежал в Рим, и сенат постановил, что царство Масиниссы должно быть разделено поровну между двумя соперниками. Но Югурта вскоре нарушил перемирие. Такого рода борьба внутри династйи была обычным явлением среди нумидийских и мавританских царских семей. Когда-то именно подобный спор побудил Масиниссу искать помощи у Сципиона. Однако в 112 г. до н. э. Адгербала осадили в Цирте, среди жителей которой было много римских и италийских торговцев. Именно они в основном обороняли город, и после капитуляции были перебиты людьми Югурты. Известие об этом привело Рим в ярость. Особенно были возмущены всадники, являвшиеся главами больших торговых компаний, которые вели дела в этом регионе, именно их люди оказались среди погибших. При этом сильное недовольство охватило все слои населения Рима. Эти настроения подогревались трибуном Гаем Меммием (вероятно, это он заслужил презрительный отзыв Эмилиана во время осады Нуманции) до тех пор, пока сенат не решил послать в Северную Африку консула Луция Кальпурния Бестию с армией. Югурту убедили приехать в Рим, где он занялся открытым подкупом влиятельных сенаторов и даже организовал убийство члена своей семьи, который находился здесь в изгнании. Покидая Рим, он, рассказывают, бросил презрительную фразу: «Рим — продажный город, и ему придет конец, как только найдется покупатель!» После этого визита ярость народа удвоилась и теперь главным образом была направлена на сенат, который проявил свою явную некомпетентность и коррумпированность. Положение ухудшилось в 110 г. до н. э., когда преемник консула Бестии Спурий Постумий Альбин предпринял вялую атаку на Югурту, а затем отвел свою плохо дисциплинированную армию на зимовку, поручив командование своему брату Авлу. Тем временем в Риме два народных трибуна, желая продлить свои полномочия, задержали выборы на все должности. Эти политические интриги привели к тому, что командование осталось в руках Авла Постумия Альбина куда дольше, чем предполагалось. Решив выжать из своего назначения все, что возможно, Авл Постумий напал на город Сутул, в котором находилась главная казна Югурты. Нумидийский царь притворился, что готов снова — вести переговоры, и втайне начал подкупать центурионов и других офицеров в римской армии. Затем он предпринял неожиданное ночное нападение на Постумия. В лагере римлян возникла паника, когда часть легионеров, целая когорта лигурийской пехоты и две турмы (turmae) фракийской кавалерии совместно дезертировали, а старший центурион — примипил (primus pilus) III легиона позволил врагу пройти через ту часть укреплений, которую он должен был защищать. Слабое сопротивление армии быстро закончилось после того, как многие римляне убежали из лагеря к ближайшему холму, оставив нумидийцам на разграбление свои палатки. На следующий день Югурта, окружив Авла и его солдат, предложил закончить войну договором. В ответ на признание Югурты законным царем Нумидии тот должен позволить римлянам спокойно уйти, как только они подвергнутся символическому унижению, пройдя под аркой из трех копий[24]. Точное происхождение это архаического ритуала неизвестно, он, очевидно, подразумевал потерю солдатами своего статуса воинов. Также точно не известно, был ли он широко распространен за пределами Италии или его проводили враги Рима, зная о том, насколько этот обряд унизителен для римлян. Как и в случае с Нуманцией, сенат незамедлительно отверг договор. Однако этот демарш сената не мог уменьшить возмущение народа, поскольку всем было ясно, что катастрофа вызвана некомпетентностью и коррупцией.{117} В 109 г. до н. э. командующим на войне с Югуртой стал консул Квинт Цецилий Метелл, младший брат Делматика. Он не стал набирать новую армию, а пополнил численность легионов, находившихся в Африке. Размолвка между Марием и Метеллами, очевидно, не была окончательной, ибо Марий и Публий Рутилий Руф сопровождали Квинта Металла в качестве его старших легатов. Поскольку с консулом теперь находились два легата, служивших в Нуманции, неудивительно, что для приведения легионов в форму стали применяться многие методы Сципиона Эмилиана. Войска Альбина провели последние месяцы в праздном безделье, даже не утруждая себя укреплением лагеря должным образом. Местоположение лагеря менялось, лишь когда начинало не хватать фуража или же вонь от их собственных нечистот становилась нестерпимой. Солдаты и рабы из лагеря мародерствовали и грабили, как им заблагорассудится. Метелл предпринял меры, очень похожие на те, что использовал Сципион Эмилиан. Торговцы и прочие ненужные нахлебники были изгнаны, а солдатам запретили покупать еду — многие продавали свою порцию зерна, чтобы приобрести готовый белый хлеб и не есть хлеб из непросеянной муки, который они должны были печь сами. Простым солдатам также запретили держать собственных рабов или иметь вьючных животных. Армия стала сниматься с лагеря каждый день и перемещаться на новую позицию, где разбивала походный лагерь, как если бы находилась на вражеской территории. Как и Сципион, Метелл и его легаты своими действиями подавали пример простым воинам во время марша. При этом они постоянно двигались вдоль колонны, следя за тем, чтобы как целые подразделения, так и отдельные солдаты занимают положенное им место и всегда должным образом экипированы и готовы к бою.{118} Когда Метелл счел свою армию достаточно подготовленной, он начал наступление на Югурту. Сначала царь избегал боя, поэтому римляне переключили свое внимание на его города, захватив несколько небольших крепостей и столицу — город Цирта. Такие потери нанесли серьезный урон престижу Югурты и побудили его напасть на римскую армию, когда она передвигалась по открытой местности у реки Мутул. После беспорядочного скоротечного боя, во время которого подвижные вражеские войска заставили колонны римлян разделиться на несколько частей, нумидийцев наконец удалось оттеснить, нанеся им серьезный урон. Большинство их боевых слонов было убито или захвачено в плен. Римляне также потеряли немало убитыми и ранеными, и Метелл дал армии недолгий отдых, позволив солдатам восстановить силы и позаботиться о раненых. Он также провел построения, на которых наградил отличившихся в бою. Спустя четыре дня римляне снова начали опустошать самые плодородные области Нумидии, угрожая ее городам и твердыням. Брать штурмом укрепленные города всегда было делом трудным, и Метелл был вынужден отвести свои войска от Замы после осады, во время которой произошли упорные и кровавые стычки. Самым удобным было избавиться от Югурты тем же способом, каким ликвидировали Вириата. Римляне подкупили нескольких царских командиров, чтобы те убили Югурту. Но заговор был раскрыт и провалился. Трудно сказать, что еще мог сделать Метелл с теми средствами, что находились в его распоряжении, но в Риме им были недовольны: время шло, а отомстить Югурте так и не удавалось. В 108 г. до н. э. Марий стал просить командующего разрешить ему вернуться в Рим, чтобы выставить свою кандидатуру на выборах консула. Саллюстий сообщает нам, что стремление Мария было подогрето прорицателем, встреченным неподалеку от Утики, который предсказал ему выдающуюся карьеру. На протяжении всей своей жизни Марий верил в предопределенность своей судьбы и постоянно искал подтверждения этому в различных предзнаменованиях. Однако в ответ на просьбу Метелл дал своему легату презрительный ответ. У командующего был родной сын, который служил в его штабе. Юноше было немногим более двадцати лет. Метелл предложил Марию подождать, пока его сын достигнет нужного возраста, чтобы выставить свою кандидатуру на выборах консула. Марий продолжил служить легатом, но начиная с этого момента не упускал ни одной возможности принизить заслуги своего командира. Он критиковал его не только в армии. Во время встреч с многочисленными римскими торговцами и дельцами в Африке он обвинял Метелла в том, что тот без необходимости затягивает войну, чтобы представить свою победу значительнее, чем на самом деле, и обогатиться материально. Эти люди не замедлили направить своим коллегам в Риме письма, в которых критиковали командующего и восхваляли его легата. Следующая возможность напасть на своего старого покровителя представилась, когда гарнизон города Вага был перебит во время неожиданного восстания жителей, решивших перейти на сторону Югурты. Повстанцы пощадили только командира, некоего Тита Турпилия Силана. Город римлянам удалось быстро отбить, а Марий принял участия в суде, созванном для выяснения обстоятельств поведения Силана. Марий предложил казнить Силана, несмотря на то что последний также был одним из клиентов Метеллов. В конце концов Метелл уступил и позволил своему нелояльному и чинившему столько беспокойства легату вернуться в Рим. Предвыборная кампания Мария была короткой и очень успешной. Хотя в наших источниках говорится, что основную поддержку он получал от малоимущих слоев населения, нам следует помнить, что избирательная система в Риме давала на выборах преимущество более состоятельным гражданам, следовательно, многие всадники одобрили его кандидатуру. Также немалая часть сенаторов была на стороне Мария, но остальных возмутили резкие речи нового консула, в которых тот критиковал нобилей. Опытный воин Марий противопоставлял себя изнеженным аристократам, которые пытались изучить войну по книжкам:
Слова эти, несомненно, принадлежат Саллюстию, поскольку греческие и римские историки любили придумывать речи для своих героев, но вполне возможно, что приведенная речь отражала подлинные высказывания и взгляды Мария в 107 г. до н. э. Хотя такой откровенной критикой Марий разозлил нобилей, его речи были с восторгом встречены народными массами. Он же решил занять место Метелла в Африке и публично пообещал быстро довести войну до конца. Обычно сенат определял, какие провинции будут поручены новым магистратам и чьи полномочия по командованию, армией будут продлены, но один из трибунов внес предложение в трибутные комиции предоставить Марию командование в войне с Югуртой, и оно было поддержано. Метелл отказался встречать своего преемника, поручив передачу командования Рутилию Руфу. Несмотря на все свое хвастовство, Марий не смог одержать быстрой победы в Нумидии. Его популярность от этого, похоже, не пострадала, и срок его командования был продлен сначала на год, а потом еще на один. На завершение войны понадобилось три года. Стратегия Мария ничем не отличалась от той, что применялась Метеллом. Римляне сосредоточили свои усилия на взятии крепостей Югурты, так как пока не удавалось втянуть царя в решающую битву. Зачастую римлянам сопутствовала удача. Так, во время осады одной из крепостей лигурийцы, входившие в состав союзных частей, отправились искать съедобных улиток возле реки Мулукка и обнаружили скрытую тропу, ведущую к плохо укрепленной части стены. Марий, который готов был уже прекратить осаду, воспользовался найденной тропой во время штурма крепости и добился успеха. Тем не менее несмотря на многочисленные успехи римлян, самому Югурте всегда удавалось ускользнуть, и он продолжал борьбу. Наконец Марий прибег к вероломству, убедив союзника Югурты царя Мавритании Бокха перейти на сторону Рима в конце 105 г. до н. э. Операцию организовал и провел квестор Луций Корнелий Сулла. Марий вернулся в Рим и удостоился триумфа 1 января 104 г. до н. э. В тот же день он вступил во второй раз в должность консула, причем выборы проходили без личного присутствия кандидата. Это совершенно не соответствовало правилам, но Италии теперь угрожали с севера племена варваров, которые уже уничтожили несколько римских армий, и многие посчитали, что против них нужно послать самого популярного полководца республики.{120} Ни Метеллу, ни Марию не позволяли набирать новую армию для кампании в Африке, и они получали лишь новых рекрутов, чтобы дополнить численность войска до полного состава. В 107 г. до н. э. Марий совершил беспрецедентный поступок, приняв на службу людей из совершенно неимущих классов. Эти люди являлись пролетариями (proletarii) или «считаемыми по головам» (capite censi), их вносили в перепись по счету, потому что они не обладали никакой собственностью. В прошлом пролетарии призывались на военную службу только во времена крайних кризисов, как, например, в самые мрачные годы Второй Пунической войны (хотя, возможно, что они довольно часто служили гребцами во флоте). Традиционно армия пополняла свой состав людьми, имевшими собственность, главным образом мелкими землевладельцами. Именно эти люди были кровно заинтересованы в существовании республики и, следовательно, должны были мужественно сражаться ради ее блага. Однако к концу II века до н. э. эта обязанность стала для хозяев небольших наделов земли слишком обременительной. Саллюстий сообщает нам, что противники Мария в сенате надеялись, что набор рекрутов из числа бедняков уменьшит популярность нового консула в народе. Но этого не произошло, а набранные из бедноты рекруты оказались необыкновенно старательными, поскольку жаждали завоевать себе славу и материальный достаток. Историки рассматривают действия Мария в 107 г. до н. э. как кардинальные реформы, полагая, что именно с этого момента римская армия смогла удачно перейти от народного ополчения к профессиональному войску, набираемому в основном из бедноты. Отныне легионеры рассматривали армию как средство сделать карьеру и выйти из нищеты, а не как долг перед республикой, ради чего приходилось нарушать привычное течение жизни. При прежней системе состав легионов менялся каждый год, но с появлением профессиональных солдат легионы начали превращаться в постоянные соединения и со временем приобрели сплоченность и одновременно свою индивидуальность. Марий способствовал этой тенденции, введя во все легионы одинаковый тип легионных значков — древко, украшенное серебряным орлом. В прошлом у каждого легиона было пять видов значков — с орлом, быком, конем, волком или кабаном. Поскольку принятие в армию теперь не зависело от материального достатка, старое деление, основанное на имущественном цензе и возрасте, утратило свое значение. Последнее упоминание о велитах относится к кампании Метелла в 109 г. до н. э. Кавалерия из римских граждан исчезла примерно в это же время. Поэтому роль легкой пехоты и кавалерии в легионе снизилась. Названия гастаты, принципы и триарии (последние обычно известны под названием pili) использовались при проведении церемоний и сохранились в армейской администрации, но фактические различия между рядами исчезли наряду с их тактическим значением. Все легионеры стали теперь тяжелыми пехотинцами. В их экипировку входили шлем, кольчуга или нагрудник, щит — скутум (scutum), меч и тяжелый дротик — пилум (pilum). Центурия осталась основным административным подразделением. В ее состав обычно входило восемьдесят человек. Манипул в качестве самой важной тактической единицы заменила когорта, она состояла из трех манипулов и насчитывала 480 человек. В один легион входило десять когорт. В бою легион по-прежнему часто строился в три рада. В первом обычно стояло четыре когорты, а во втором и третьем по три. Но так как в таком легионе все воины были одинаково экипированы, а когорты одинаково организованы, он обладал гораздо большей тактической гибкостью, чем легион, состоящий из манипулов. Легион из когорт мог развертываться как в два, так и в четыре ряда. Одиночный ряд применялся редко и считался, вероятно, слишком слабым. Многие ученые сейчас преуменьшают значение реформы Мария в переходе от призывной армии к профессиональной, предпочитая рассматривать этот процесс как постепенный. Несомненно, со времени Второй Пунической войны периодически снижали уровень собственности, в зависимости от которого граждан принимали в армию. Спурий Лигустин — один из группы недовольных бывших старших центурионов, записавшихся на военную службу в 172 г. до н. э., — возделывал слишком маленький участок земли, не позволявший ему поступить на службу, и в течение двадцати двух лет он неоднократно записывался в армию добровольцем. Трудно определить, как часто римские граждане добровольно записывались в армию до реформы Мария, хотя нам следует помнить, что Лигустин прослужил почти три года центурионом и таким образом скорее являлся примером офицера полупрофессионала, чем солдата профессионала. Также нелегко установить, какое количество граждан не могло поступить на службу из-за бедности, несмотря на снижение уровня имущественного ценза.{121} Точно известно, что на начальном этапе призывной системы ситуация с римской армией была иной. Во время какой-нибудь очередной войны с соседями-италийцами, римлянин мог записаться в легион, повоевать и вовремя вернуться домой к сбору урожая. После того как границы республики расширилась, войны стали проводиться все дальше от дома, а их продолжительность все увеличивалась. К концу II века до н. э. требовалось постоянное присутствие римских гарнизонов в Испании, Трансальпийской Галлии и Македонии, независимо от того, проводились ли там боевые операции или нет. Долгие годы постоянной военной службы ложились тяжким бременем на владельца небольшого хозяйства, которое зачастую приходило в упадок за время его отсутствия. В то же самое время заморские войны обогатили римскую элиту, которая скупала большие участки италийской земли, чтобы построить там роскошные поместья, на которых теперь трудились рабы. Дешевый труд рабов стал одним из результатов римских побед. С каждым годом Рим вел все больше войн, которые к тому же становились все продолжительнее, а это приводило к тому, что призванные в легионы граждане оказывались оторванными от своих небольших хозяйств в течение нескольких лет подряд. Залезая в долги и не имея возможности расплатиться, они были вынуждены продавать свою собственность, которая переходила в руки хозяев больших поместий или латифундий. С каждой такой продажей число людей, имеющих право служить в армии, уменьшалось. Мы не располагаем точными данными, чтобы оценить, насколько сократились мобилизационные ресурсы Рима в этот период. Возможно, наши источники преувеличивают эту проблему, но во всяком случае ясно дают понять, что эта тенденция тревожила римское общество. Эту проблему пытался решить с помощью своих реформ Тиберий Гракх в 133 г. до н. э., когда хотел перераспределить общественную землю для увеличения числа мелких собственников, из которых формировалась основа легионов. Беспокойство все возрастало не только из-за сокращения людских ресурсов, но так же из-за падения уровня профессионализма римской армии, начиная с середины II века до н. э. Ухудшение боевой подготовки римских солдат было столь же серьезным, как уменьшение их количества. К тому же желающих служить в легионах становилось все меньше. Хотя об этой тенденции мы можем судить лишь по отдельным характерным случаям вроде того, что случился в 151 г. до н. э.[26] Надежды сената на то, что Марий потеряет поддержку, как только начнет набирать солдат из бедноты, так же свидетельствуют о непопулярности военной службы в это время. Даже если служба не приводила к финансовому краху и нищете, обязанность отправляться в армию сама по себе могла вызывать возмущение. Набор (dilectus) проводился под контролем ответственного за это магистрата, который старался набрать как можно больше опытных солдат и потому раз за разом призывал одних и тех же людей. Максимальный срок скорее обязательной, чем добровольной службы составлял шестнадцать лет, что являлось значительной частью человеческой жизни. В 123 г. до н. э. Гай Гракх[27] возобновил старый закон, в котором говорилось, что никого моложе семнадцати лет нельзя принудительно отправить в армию. Это наводит на мысль, что законы о призыве зачастую нарушались. Обязанность всех граждан, обладавших достаточной собственностью, проходить военную службу, когда того требовало государство, никогда официально не отменялась. Армии набирались и после Мария, но неясно, насколько этот процесс теперь походил на традиционный набор. Маловероятно, чтобы теперь обращали внимание на имущественный ценз. В I веке до н. э. и на протяжении всей остальной истории Рима вплоть до его заката набор в армию всегда был очень непопулярным. Возможно, Марий был не первым, кто начал набирать добровольцев из числа пролетариев, но он первым начал это делать открыто. Сo 107 г. до н. э. подавляющее большинство легионеров набиралось уже из бедняков — предпочтение по возможности отдавалось сельской бедноте, поскольку ее считали более подходящей, чем городскую. Армия как объединение различных слоев римского общества, сражавшихся за свою республику, перестала существовать. Войско, которым Марий командовал в Нумидии, представляло собой смесь его новых рекрутов, набранных в основном из пролетариев, с частью прежней армии, набранной по традиционной системе. Прибыв в провинцию, Марию пришлось потратить часть времени на их объединение в согласованно действующее целое с помощью тренировок, после чего он дал войскам возможность добиться легких побед, разоряя плодородный, но плохо защищенный регион Нумидии. На протяжении всей кампании Марий требовал, чтобы его солдаты находились в состоянии повышенной боеготовности и всегда следовали тем правилам, которые он установил. Тем не менее он не был придирчивым командиром, и дисциплина в его легионах не считалась слишком строгой по римским меркам. Саллюстий сообщает нам, что Марий предпочитал руководить своими солдатами больше взывая к «их чувству стыда, а не с помощью наказаний». При этом от солдат требовалось немало. Как и в то время, когда Марий служил легатом, так и теперь он продолжал делать все для того, чтобы обоз армии был как можно меньше. Запрещалось иметь предметы роскоши, и легионеры должны были носить все свои вещи у себя на спине, поскольку им не дозволялось иметь рабов или вьючных животных. Марий ввел (или, вероятнее, сделал нормой) следующее: каждый солдат должен был привязать свой кожаный мешок к палке с крестовиной и носить его на спине. Этот метод позволял в случае необходимости быстро бросить мешок. В итоге легионеры оказались настолько перегружены, что их прозвали «мулами Мария». Полководец внимательно следил за соблюдением правил и всегда сам подавал пример, разделяя все трудности воинской службы со своими солдатами. Он ел такой же хлеб, как его легионеры, и жил в таких же условиях. У него была привычка лично проверять, как часовые охраняют лагерь, но не из-за того, что он не доверял подчиненным, а для того, чтобы солдаты знали, что он бодрствует, пока они находятся на дежурстве. Он честно говорил с людьми любого ранга, если считал нужным кого-то раскритиковать или, наоборот, выразить одобрение и наградить. Его уважали как жесткого, но справедливого командира.{122} После разгрома Югурты армия, находившаяся в Африке, была демобилизована, и для войны с северными варварами Марий принял командование над войском, набранным Рутилием Руфом, консула 105 г. до н. э., поскольку счел, что эти легионы подходят для новой кампании лучше, чем его собственные солдаты. Часть бойцов африканской армии служили с самого начала войны, а набранные недавно довольствовались полученной славой и обещанной Марием добычей и не горели желанием участвовать в очередной тяжелой кампании. Солдаты Руфа, вероятно, также были набраны главным образом из пролетариев, и Марий пригласил инструкторов из гладиаторских школ для обучения их владению оружием. Эти методики, по которым обучение рекрутов начиналось с нанесения ударов по шестифутовому столбу, а затем следовали сражения с живым противником, — станут стандартными в армии на многие века. Поначалу солдат пользовался деревянным мечом и ивовым щитом, которые были тяжелее боевых. Это делалось для развития его физических данных. Традиционно считалось, что любого гражданина, которого могли призвать на военную службу, обучать владению оружием должен был его отец. Само оружие являлось семейной собственностью и часто передавалось по наследству. Теперь государство обеспечивало легионера снаряжением и занималось его боевой подготовкой. Это являлось очередным признаком перехода армии на профессиональную основу.{123} Возможно, солдаты Руфа были лучше подготовлены и дисциплинированы, чем африканская армия. Их набирали и тренировали для борьбы с кимврами и тевтонами, тактика боевых действий которых заметно отличалась от той, что применяли нумидийцы. Однако Марий руководил ими точно так же, как командовал легионами в Африке. Он начал проводить тренировки, уделяя особое внимание физической подготовке и проводя регулярные марш-броски. Как и в Африке, солдаты должны были сами носить вещи и готовить свою еду. Марий был жестким командиром, награждал за хорошее поведение и сурово наказывал за проступки. В одном таком инциденте участвовал его племянник Гай Лузий, который служил офицером, возможно, трибуном. Он неоднократно пытался соблазнить одного из солдат, служившего под его командованием, но всякий раз получал отказ. Когда, наконец, он вызвал легионера в свою палатку и напал на него, последний, некто Требоний, вытащил меч и убил Гая Лузия. Солдат был отдан под суд за убийство старшего офицера, где его рассказ был подкреплен свидетельствами его товарищей. Марий не только отклонил обвинение, но и лично преподнес солдату гражданский венок за то, что тот стойко защищал свою честь. Полибий упоминает, что за гомосексуализм в лагере наказывали смертью, и этот закон остался в силе и после того, как армия стала профессиональной. Причина такой строгости не только в повсеместном и глубоком отвращении римлян и италийцев к гомосексуализму (хотя это отвращением нельзя назвать всеобщим), но и в страхе, что подобные связи могут разрушить военную иерархию, как и произошло в данном случае. Тот факт, что главнокомандующий смирился не просто с убийством офицера, но и своего родственника, доказывает, что строгая дисциплина применялась ко всем, без исключения.{124} В 104 г. до н. э. большинство римлян стало опасаться, что рано или поздно северные варвары перейдут через Альпы и превратятся в реальную угрозу как для Италии, так и для самого Рима. Эти варвары считались столь же опасным врагом, как и Ганнибал. Эти племена, главным образом кимвры и тевтоны, а также немало других, в том числе амброны и тигурины, были не просто шайками мародеров, а переселенцами, пустившимися с дальний путь в поисках новых земель, на которых они могли поселиться. Оценки их численности в древних источниках — Плутарх утверждает, что было 300 000 воинов и с ними гораздо больше женщин и детей, — являются, скорее всего, сильно преувеличенными, но воинов и их семей, конечно, было очень много. Варвары передвигались не большой единой колонной — в этом случае они не смогли бы найти достаточно пищи и фуража, — а несколькими группами. Таким образом, даже отдельные племена во время этого похода распределялись по большой территории. Римляне точно не знали, где родина этих племен. Им лишь было известно, что она где-то за Рейном, возможно неподалеку от реки Альбис (современная Эльба). Являлись ли эти племена галльскими или германскими и почему они начали миграцию — римляне также не знали. Причиной массового переселения могла быть как нехватка места в их родных местах, так и междоусобные войны, нападение внешних врагов или все эти причины вместе. Греческие и римские комментаторы точно не знали, к какому народу принадлежали эти племена. Весьма вероятно, что кимвры и тевтоны были германцами, хотя современные археологи не могут дать четкое разграничение галльских и германских племен, упоминавшихся в наших греческих и римских источниках. Отличия в стиле и форме находок наводят на мысль, что это все же были разные племена, хотя находки не могут автоматически свидетельствовать о различиях их языков, культуры и рас. Вероятно, когда германские племена проходили по землям, занимаемым галльскими народами, немало галлов присоединилось к ним.{125} В 113 г. до н. э. часть тевтонов вошла в Норик. Хотя главной целью похода был поиск земли, это не мешало варварам заниматься грабежом во время своих продолжительных поисков. Норик не был римской провинцией, но находился рядом с Иллирией и Альпами, и его народ являлся союзником Рима. Консул Гней Папирий Карбон выступил с армией против тевтонов. Те отправили послов с объяснениями, что им было ничего не известно об этом союзе и они вовсе не намеревались начинать войну с Римом. Карбон дал примирительный ответ, но провел неожиданную атаку на лагерь германцев, прежде чем послы успели вернуться. Несмотря на эту хитрость, германские воины сумели дать решительный отпор, и римская армия, понеся серьезные потери, была разбита. Потом эти тевтоны направились на запад в Галлию.{126} Через несколько лет группа переселенцев, в которую входили тигурины — часть гельветов, которые жили на территории современной Швейцарии, — приблизилась к Трансальпийской Галлии (современный Прованс) и разбила армию под командованием консула Марка Юния Силана. После этого успеха они попросили у сената землю, на которой могли бы поселиться, а когда эта просьба была отклонена, не стали двигаться дальше, но опустошили римскую провинцию. В 107 г. до н. э. тигурины устроили засаду армии консула Луция Кассия Лонгина. При этом часть армии и сам консул погибли. Оставшиеся в живых сдались и прошли под ярмом. Следствием такого удара по престижу Рима было восстание одного из племен в Трансальпийской Галлии, но оно было быстро подавлено Квинтом Сервилием Цепионом. Во время этой операции Цепион разграбил святыню племени тектосагов в Толозе (современная Тулуза). Святилищем служило озеро, в которое, по свидетельству некоторых источников, было брошено более 100 000 фунтов как золота, так и серебра. Эта огромная добыча исчезла по дороге в Италию, из-за чего разгорелся очередной скандал. В 105 г. до н. э. к Цепиону, получившему должность проконсула, присоединился консул Гней Маллий Максим, поскольку кимвры и тевтоны снова подошли к берегам Радона (Роны). Цепион и Максим вместе командовали одной из самых больших римских армий и столкнулись с захватчиками у Аравсиона (современный Оранж). Вражда между командующими способствовала поражению, в результате которого погибло столько римлян, что эту катастрофу вполне можно было сравнить с поражением при Каннах.{127} Пять консульских армий были разгромлены северными варварами и, казалось, уже ничто не помешает им вторгнуться в Италию и разграбить Рим так же, как это уже один раз сделали галлы. Уже сотню лет римляне не терпели столько сокрушительных поражений подряд. Они открыто провели человеческое жертвоприношение, зарыв живьем грека и гречанку, а также двух галлов — мужчину и женщину — на Бычьем рынке. Ранее подобный ритуал римляне совершили, проиграв битву при Каннах. После позорного поведения Бестии и Альбина в Нумидии события на севере навлекли еще больше критики в адрес нобилей. Силан, Попиллий (легат, командовавший уцелевшими солдатами армии Кассия, сдавшейся в 107 г. до н. э.), Маллий и Цепион были отданы под суд; последние двое за некомпетентность и по обвинению в краже трофеев из Толозы. Разочарование в аристократии и нехватка хороших полководцев привели к тому, что народ потребовал назначения Мария на пост главнокомандующего и соответственно занятия им должности консула во второй раз. Тем временем племена варваров продолжали свое движение, не имея точной цели и меняя направление, ибо после Аравсиона основная масса кимвров и тевтонов направилась на запад, их попытка прорваться в Испанию оказалась неудачной. В 104 г до н. э. Марию и его армии не с кем было сражаться, но римляне знали, что угроза не исчезла и пока ничего не сделано для ее предотвращения. Центуриатные комиции, воодушевленные рассказом о беспристрастности Мария в случае с Лузием и Требонием, решили, что только Марий сможет отразить грядущее вторжение и снова выбрали его консулом. Разумеется, можно было надеяться, что Марий и так получил бы командование как проконсул, но сенат обычно не принимал таких решений, пока не пройдут выборы, и сторонники Мария не хотели рисковать и доверять в столь ответственном деле аристократам. Тем более что в эти десятилетия гораздо реже стали назначать проконсулов и пропреторов, чем в предыдущие годы. За третьим консулатом Мария последовал четвертый, поскольку враг опять не появился, и лишь только в 101 г. до н. э[28] племена наконец начали свое вторжение.{128} О войске под командованием Мария известно немногое, но оно, вероятно, представляло собой сильную консульскую армию из двух легионов и двух ал. Численность последних доходила до 6000, и их поддерживал значительный контингент вспомогательных войск. Общая численность его армии составляла около 30 000-35 000 человек. Он занял и укрепил сильную позицию на берегах реки Родан, где Марий сосредоточил огромные ресурсы. Во время долгого ожидания врага он велел своим солдатам прорыть канал к морю, чтобы увеличить средства сообщения и облегчить доставку провианта. Консул считал, что не должен позволить втянуть свою армию в битву или переходить на другую позицию из-за нехватки продовольствия. Далее к востоку главные проходы в Цизальпинскую Галлию охранялись его коллегой Квинтом Лутацием Катулом с более слабой консульской армией численностью ненамного превышающей 20 000 человек. Римлянам было известно, что племена разделились. Тевтоны и амброны направились в сторону Мария, а значительная часть кимвров повернула к Норику и готовилась проникнуть в Италию через Альпийские перевалы. Сообщения о передвижениях неприятеля поступали к римским командирам от галльских племен, являвшихся союзниками Рима или же, по меньшей мере, относившихся враждебно к появлению большого числа иноземных варваров. Сулла, человек который захватил Югурту, служил легатом Мария в 104 г. до н. э. и трибуном в 103 г. до н. э. В течение этого времени он несколько раз участвовал в переговорах с галлами. Он, например, убедил племя марсов стать союзником Рима. Куда более необычными являлись деяния Квинта Сертория, офицера, который был ранен в бою при Аравсионе и спасся лишь благодаря тому, что переплыл Родан. Нарядившись как один из варваров — к тому же он знал немного язык противника, — он проник в лагерь врага, подробно выяснил его численность и намерения и сообщил об этом римлянам.{129} Тевтоны и амброны приблизились к римскому лагерю на Родане, и они предстали перед легионерами — «бесчисленные, страшные, голосом и криком не походившие ни на один народ», как пишет Плутарх.{130} В другом месте он описывает, как варвары выходят на бой. Кавалеристы выехали
Бойцы неприятеля были высокими, крепкими, мускулистыми с бледной кожей, светлыми волосами и голубыми глазами. В описаниях кимвров и тевтонов сильно сказалось влияние литературных и художественных стереотипов относительно диких северных варваров: сильные, но недостаточно выносливые; храбрые, но недисциплинированные. Несмотря на преувеличения, эти описания в целом соответствуют действительности, армии варварских племен обычно не умели маневрировать, применяли простую тактику и в основном полагались на стремительную атаку. Она была весьма устрашающей, иногда варвары просто сметали противника — особенно робкого, — но если неприятелю удавалось устоять, то варвары, тут же растеряв свой пыл, в конце концов отступали. Племена переселенцев странствовали и сражались уже несколько лет подряд и, вероятно, становились более опытными бойцами, чем большинство варварских армий, набираемых для защиты собственных территорий или для совершения краткосрочного набега. Тем не менее эти воины, по сути своей, являлись героями-одиночками, жаждущими проявить храбрость и завоевать славу. Особенно это утверждение справедливо по отношению к знати и ее окружению. Они также были самоуверенны и презирали врагов, которых не так давно им удалось обратить в бегство. Победы варваров, пусть одержаны они были над неподготовленными римскими армиями под руководством бездарных командиров, неизбежно производили отрицательный эффект на солдат Катула и Мария, ожидающих вторжения. Слухи, несомненно, преувеличивали численность и свирепость врага, заставляя легионеров волноваться еще больше. Крайне маловероятно, чтобы солдаты, вступавшие в бой в подобном настроении, могли остановить стремительную атаку дико кричащих воинов, которых считали до этого момента непобедимыми.{132} Марий знал о настроении своих солдат и поэтому не принял боя, когда племена расположились лагерем неподалеку от его армии. Несколько дней тевтоны выстраивались в боевом порядке на равнине между двумя лагерями и отдельные воины бросали римлянам хвастливые вызовы. Подобные выходки являлись основной частью межплеменных раздоров, — характерная особенность для сообществ с большим количеством бойцов-героев. Один из воинов, надеясь сразу завоевать славу, выкрикнул, что желает сразиться с Марием один на один. Консул предложил ему пойти и повеситься, раз ему так хочется умереть. Германец продолжал настаивать, и Марий послал пожилого гладиатора небольшого роста, объявив, что если варвар победит этого человека, тогда он, возможно, сам сразится с варваром. Подобная насмешка над кодексом чести германцев — ибо гордый воин требовал такого же известного соперника — разительно отличалась от готовности Марцелла веком ранее вести себя так же геройски. Марий требовал от своих солдат беспрекословного подчинения, не позволяя ни отдельным подразделениям, ни смельчакам-одиночкам вступать с врагом в бой. Он хотел, чтобы его бойцы видели врага на близком расстоянии и привыкли к внешности варваров и производимому ими шуму. Он полагал, что вскоре неприятель не будет казаться таким ужасным. Через некоторое время солдаты начали сердиться на нежелание своего командующего проводить сражение. Тевтоны разоряли окружающую местность и даже предприняли атаку на лагерь римлян, стремясь заставить Мария принять бой. Нападение было с легкостью отбито, и племена решили пройти мимо не желавшего двигаться врага и отправиться к Альпийским перевалам. Весьма вероятно, что долгое пребывание варваров на одном месте привело к нехватке продовольствия и фуража. Проходя мимо, тевтоны громко выкрикивали оскорбления в адрес римлян, интересовались у солдат, не хотят ли те передать что-нибудь своим женам, поскольку они скоро к ним наведаются в гости. После чего варвары ушли. Плутарх пишет, что тевтонам потребовалось шесть дней на то, чтобы покинуть лагерь, намекая на огромную численность варваров. Однако если эти сведениях верны, то они скорее отражают отсутствие дисциплины во время передвижения племен.{133} Марий подождал, пока неприятель не пройдет, а затем со своей армией покинул лагерь и последовал за ним. В течение следующих нескольких дней он шел за тевтонами по пятам, держась на близком расстоянии, но, не вступая в непосредственный контакт. Места для лагеря во время ночевок он выбирал очень тщательно, так чтобы особенности местности защищали лагерь от возможного нападения. Он уже объявил своим солдатам, что готов принять бой, но необходимо выбрать подходящий момент и место, чтобы обеспечить победу римлян. Мария открыто сопровождала сирийская женщина по имени Марта, которая пользовалась славой пророчицы. Ходили слухи, что жена полководца Юлия виделась с этой женщиной во время гладиаторских боев, и та успешно предсказывала исход каждой схватки на арене. Сейчас во время похода Марту несли на носилках. Различные предзнаменования, свидетельствующие об успехе армии, тут же широко оглашались. Как и в случае с заявлением Сципиона Африканского о том, что перед атакой ему во сне явился Нептун и пообещал поддержку, в наших источниках нельзя найти ответ, верил ли Марий во все эти знамения или просто манипулировал настроением своих солдат.{134} Наконец, когда тевтоны добрались до Акв Секстиевых (Aque Sextiae), Марий посчитал, что долгожданный момент наступил. Римляне, как обычно, разбили лагерь, заняв сильную позицию неподалеку от врага. В данном случае, однако, у этого места был серьезный недостаток из-за отсутствия источника свежей воды. В этом неудачном выборе Фронтин позднее обвинил походную заставу, которая всегда шла впереди главной колонны и размечала место для разбития лагеря. Марий объявил, что жажда придаст солдатам дополнительный стимул в бою с варварами, расположившихся возле реки и соседних с ней горячих источников. Но первым делом он отправил легионеров недовольных отсутствием воды легионеров укреплять новый лагерь. Армейские же рабы направились к реке, чтобы набрать воды. Несмотря на то что Марий сократил их количество до абсолютного минимума, в армии их оставалось не так уж мало, чтобы смотреть за обозом и вьючными животными. Некоторые из обозных слуг — галеарии (galearii) — носили шлемы, кое-какую защиту и имели основное оружие. Германцы не собирались сражаться в тот день, поскольку римляне следовали за ними уже некоторое время и ни разу не пытались завязать бой. Силы варваров в этот момент сильно рассредоточились, и многие тевтоны купались в источниках. Когда римские рабы стали набирать воду, завязалась стычка. На шум явились новые германцы. Лагерь амбронов, вероятно, был разбит ближе всего к месту стычки, так как вскоре их довольно большой отряд выстроился в боевом порядке и отогнал рабов. Плутарх утверждает, что амбронов было 30 000, что крайне маловероятно. Сначала варваров встретили вспомогательные войска лигуров — весьма возможно, они стояли недалеко, чтобы прикрывать солдат, разбивающих лагерь, — а затем и другие силы, которые Марий неохотно ввел их в бой. Германцы разделились на два отряда, поскольку части из них удалось перебраться через реку, но они были разбиты по отдельности. Римляне вторглись в лагерь противника, но тут они столкнулись с женщинами, которые в ярости напали на легионеров.{135} Сражение это не было запланировано Марием и завязалось случайно. В результате римляне добились успеха, который ободрил солдат и доказал, что они способны нанести поражение германцам. Тем не менее этот бой привел к тому, что у римлян не осталось времени на завершение оборонительных сооружений вокруг собственного лагеря. Армия провела ночь в нервном состоянии, прислушиваясь к горестным завываниям врагов, оплакивавших павших в бою. Марий также бодрствовал, опасаясь внезапной атаки. Фронтин утверждает, что он приказал небольшой группе солдат подойти поближе к вражескому лагерю и напугать неприятеля неожиданными криками. Плутарх об этом не упоминает и заявляет, что на следующий день не происходило никаких боев, так как тевтонам требовалось время, чтобы собрать своих воинов. Это опять же свидетельствует о том, что силы варваров, были рассредоточены. На следующую ночь Марий отобрал отряд из 3000 человек и под командованием Марка Клавдия Марцелла отправил солдат под покровом темноты в лес занять возвышенность за позицией врага и там спрятаться. Фронтин утверждает, что в этой группе были как пехотинцы, так и всадники и что их сопровождало немало армейских рабов, ведущих в поводу вьючных животных, оседланных таким образом, чтобы на расстоянии они казались кавалерией. Если это верно, то Марцеллу было еще труднее отвести отряд на позицию незамеченным и при этом не заблудиться. После занятия холма Марцелл уже не мог бы держать связь с Марием, с другой стороны, он уже имел приказ после начала боя ударить в тыл противнику. Подходящий момент Марцеллу было разрешено выбрать самому.{136} Рано утром на следующий день Марий вывел свою армию из лагеря и развернул ее в боевом порядке на склоне. Он отправил кавалерию вниз к равнине, и подобные действия тут же спровоцировали тевтонов на атаку. Через своих офицеров солдаты получили приказ оставаться на месте и ждать, пока враг начнет подниматься по склону холма. Только когда варвары приблизились на расстояние примерно в 15 ярдов, легионеры стали метать свои пилумы, затем вытащили мечи и двинулись вперед. Сам Марий был в первом ряду, чтобы показать пример своим солдатам. Он полагался на свое умение владеть оружием и на хорошую физическую форму. Это один из немногих случаев, когда римский полководец решил принять участие в бою с самого его начала, поскольку в этом случае он лишался возможности руководить солдатами. Тем не менее этот смелый шаг показал легионерам, что их командующий разделяет с ними все опасности и трудности войны. Несмотря на пройденную суровую подготовку и хорошее настроение после недавнего поражения амбронов, легионы имели дело с многочисленным и уверенным в себе врагом и могли дрогнуть под его натиском. Необходимость еще больше воодушевить своих солдат и побудила Мария сражаться в первом ряду. Ни в каких источниках не говорится о том, что он действовал подобным образом до или после боя у Акв Секстиевых. Германцы поднимались вверх по склону, им было трудно держаться вместе, выставляя против врага стену из щитов. Плутарх пишет, что амброны во время движения ритмично ударяли оружием по щитам и выкрикивали «Амброны!» Легионеры подождали, пока варвары подойдут поближе и затем разом метнули в них пилумы. Поскольку тяжелые метательные дротики бросались с верхней части склона вниз, они пробивали щиты, панцири и ранили воинов. Одни варвары были убиты или выведены из строя, другим, чьи щиты были просто пробиты пилумами, пришлось бросить их и сражаться уже без защиты. Стремительная атака варваров захлебнулась, нарушилось и боевое построение. Легионеры перешли в атаку, используя тяжелые щиты, чтобы вывести противника из равновесия и нанося колющие удары своими короткими мечами. Сначала германцы были остановлены, а потом их постепенно начали теснить. Склон давал римлянам преимущество, но, когда тевтоны оказались на равнине, это преимущество оказалось утерянным. Варвары попытались восстановить плотный боевой порядок, и именно в этот момент Марцелл со своим отрядом напал на них с тыла. Новая угроза посеяла панику среди варваров, и вскоре их армия обратилась в беспорядочное бегство. Утверждалось, что 100 000 человек было взято в плен и захвачено немало трофеев. Тевтоны и амброны перестали угрожать Италии. Когда легионеры праздновали победу, пришло письмо с сообщением о том, что Мария снова выбрали консулом. Эта весть увеличила ликование в войсках, но полководец решил отложить свой триумф до тех пор, пока не будут уничтожены кимвры.{137} Пока происходили все эти события, кимвры вторглись в Италию, и это известие не могло радовать. Солдаты Катула не были достаточно подготовлены к встрече с таким врагом, они запаниковали при виде свирепых варваров и обратились в бегство. Консул, понимая, что никто их не в силах остановить, схватил значок и поскакал во главе беглецов, чтобы позор за это отступление пал на него, а не на его солдат. Несмотря на этот провал, он сделался проконсулом, и его командование продлили на следующий год, поскольку новый коллега Мария должен был отправиться на Сицилию для подавления восстания рабов. Две римских армии объединились, чтобы вскоре встретиться с кимврами у Верцелл. Вожди кимвров продолжали вести войну в той героической манере, которая римлянам уже казалась архаической. Царь Бойориг с небольшим отрядом подъехал к римскому лагерю и бросил легионам вызов, предлагая римлянам самим выбрать место и время сражения. Марий теперь был больше уверен в своих солдатах и потому заявил, что не в правилах римлян позволять врагу определять, что им делать. Предложение Бойорига было принято. В битве, проведенной под лучами жаркого солнца и в облаках пыли, поднятой многими тысячами ног и копыт, кимвры были разбиты. Часть варваров после отступления покончили жизнь самоубийством, других убили собственные жены, после чего женщины перебили своих детей, а затем и сами лишили себя жизни. Несмотря на все это, многие были захвачены в плен и проданы в рабство. После этого боя между воинами Мария и Катула происходили жаркие споры, кто же из них решил исход битвы. В итоге оба Марий и Катул удостоились триумфа.{138} Хотя война была окончена, Марий желал снова стать консулом. Он определенно почувствовал вкус к политике, и решил продолжить свою карьеру. Когда-то, стремясь получить высшую должность на 107 г. до н. э., он проявил изрядную изобретательность, обхаживая избирателей. Однако опыт долгого командования армией, где ему не требовалось проявлять большого таланта в убеждении граждан, вряд ли мог пригодиться ему в политической жизни в самом Риме. Не исключено, что в обществе просто изменились настроения. Своими действиями в начале карьеры Марий к тому же нажил себе врагов в сенате. Благодаря своей славе в 100 г. до н. э. он все же стал консулом в шестой раз, но добиться многих своих целей ему было трудно. Прежде всего Марию требовалось получить земли в Трансальпийской Галлии, Сицилии и Греции, чтобы наделить участками своих демобилизованных ветеранов. Многие ветераны Нумидии уже получили землю в Северной Африке. В прошлом Марий щедро обещал предоставить римское гражданство хорошо зарекомендовавшим себя воинам союзных войск, но его желание включить их в программу переселения вызвало неодобрение у многих в Риме. В конце концов Марий заключил союз с радикально народным трибуном Луцием Апулеем Сатурнином, демагогом, ловко умевшим натравливать толпу на своих оппонентов, а по некоторым слухам, не гнушавшимся и убийствами. В течение некоторого времени ветераны Мария бурно поддерживали народного трибуна на Форуме. Затем Сатурнин зашел слишком далеко, организовав убийство бывшего народного трибуна Меммия, который собирался порвать с Марием. Сенат издал чрезвычайное постановление (senatus consultum ultimum), которым отменял действие обычных законов и позволял консулам использовать любые средства для защиты республики.[29] Этот указ уже применялся для того, чтобы оправдать расправу над Гаем Гракхом и его сторонниками, теперь указ придавал законность использованию силы против Сатурнина. Марий велел окружить народного трибуна и его сторонников и убедил Сатурнина сдаться. Однако прежде, чем было принято решение относительно их дальнейшей участи, арестованные были убили.{139} После 100 г. до н. э. Марий в течение нескольких лет играл незначительную роль на политической сцене. А между тем в Италии назревал еще один серьезный политический конфликт. Десять лет Рим шел к конфронтации со своими многочисленными италийскими союзниками, считавшими, что их недостаточно вознаградили за то, что их солдаты помогали одерживать римлянам победы. В 90 г. до н. э. это недовольство вылилось в открытое восстание — Союзническую войну. Это было крупномасштабное противоборство между армиями, идентичными в тактике, снаряжении и военной доктрине. Некоторое время дела для Рима шли плохо, но в итоге он все-таки победил — как с помощью силы, так и благодаря щедрому предоставлению гражданства тем союзникам, которые сохранили верность или почти сразу сдались. Через какое-то время после этой войны право участвовать в выборах было предоставлено почти всему свободному населению к югу от реки Пад (По). В течение нескольких десятилетий это право приобрела и Цизальпинская Галлия. Во первый год Союзнической войны Марию поручили важное командование, и он действовал грамотно и умело, хотя и не смог одержать крупной победы. Его здоровье уже не было столь крепким, как прежде, — возможно, именно это помешало ему сыграть выдающуюся роль на более позднем этапе конфликта. Одним из командиров, которому удалось отличиться в эти годы, был Сулла. Когда война уже подходила к концу, он выиграл выборы консула на 88 г. до н. э. Хотя семья Суллы принадлежала к патрицианскому роду Корнелиев, она утратила свою известность, и его подъем был таким же трудным, как если бы он являлся «новым человеком». Тем временем на востоке Средиземноморья царь Понта Митридат VI стремился расширить свою власть, в то время как римляне были ослаблены войной в Италии. Агрессивная римская дипломатия убедила царя в том, что война неизбежна и в 88 г. До н. э. он вторгся в римскую провинцию в Азии и приказал перебить всех торговцев и дельцов из Рима. Цифра в 80 000 убитых италийцев и римлян, несомненно, преувеличена, но их число могло быть очень большим. Сообщение об этом зверстве вызвало в Риме такую же ярость, как когда-то весть о падении Цирты. Консулу Сулле было поручено командование в войне с Митридатом. Но Марий сам захотел возглавить эту кампанию. В 90-е годы он уже посещал Азию как частное лицо и пришел к выводу, что война с Понтом — это всего лишь вопрос времени. Однако Марию уже исполнилось 69 лет — преклонный возраст для полевого командира. Тем не менее Марий решил пойти на все, чтобы возглавить армию и сразиться с Митридатом. Возможно, им двигало сознание того, что только военный успех, как это случалось прежде, поможет ему удержаться в центре общественной жизни, а также — несомненно — соперничество с Суллой, который попытался присвоить себе его славу в Нумидии. Марий снова вступил в союз с народным трибуном, на этот раз с Публием Сульпицием Руфом, который с помощью трибутных комиций сумел обойти решение сената и провести закон, по которому Марий получал командование на Востоке в качестве проконсула. Сулла был в ярости, видя, что возможность вернуть своей семье былую известность приносится в жертву тщеславию другого человека. Солдаты шести легионов, которые Сулла набрал для этой войны, боялись, что Марий возьмет вместо них другое войско, и не желали упускать свою выгоду — к тому времени войны в восточном Средиземноморье считались легкими и сулящими богатую добычу. Консул построил свои войска и произнес речь, пояснив причины своего недовольства. Затем он повел свои легионы на Рим, чтобы «освободить его от тиранов». Никогда ранее римская армия не использовала военную силу для поддержки своего командующего в его спорах с политическими соперниками. Все офицеры из числа сенаторов, за исключением одного, отказались выполнять это решение и немедленно покинули армию.{140} Захватить Рим не составило труда, так как у противников Суллы не было войск, способных оказать сопротивление. Сульпиций был убит, но Марию удалось ускользнуть и скрыться в Африке. Как было уже сказано, здоровье этого далеко немолодого человека было слабым, а состояние рассудка — сомнительным. Есть предположения, что у него даже случались галлюцинации. Он громко выкрикивал приказы и подавал сигналы воображаемым войскам, поскольку ему казалось, что он ведет армию против Понта. Тем временем Сулла повел свое войско на Восток для сражения с Митридатом, и этот конфликт продлился несколько лет. Марий не терял времени даром: он сумел собрать достаточное количество сторонников, к нему присоединились ветераны из колоний, который он сам и основал. В 87 г. до н. э. Марий вернулся в Италию и захватил Рим. Войдя в Город, его сторонники принялись зверствовать, безудержно грабить и убивать. Марий и его союзник Цинна объявили себя консулами на следующий год. Однако возраст и болезнь наконец взяли свое, и Марий неожиданно умер, пробыв седьмой раз в должности консула лишь несколько недель.{141} В последние годы своей жизни Марий был эгоистичным, мстительным, но одновременно несчастным человеком, ввергшим Римское государство в первую из гражданских войн, которые со временем уничтожили республиканский строй. В эти годы почти уже ничего не осталось от его таланта, благодаря которому он столько лет подряд получал консульскую должность и одерживал победы над кимврами и тевтонами. Оглядываясь на прошлое, можно подумать, что Римская республика, так или иначе, взяла бы верх над несколькими мигрирующими племенами варваров. Но когда над Римом нависла угроза вторжения варваров, немногие римляне чувствовали подобную уверенность, поэтому Мария в те времена заслуженно считали героем и спасителем Италии. Он прервал череду сокрушительных поражений, которые кимвры и их союзники наносили римским легионам. Возможно, эту главу лучше закончить не Гражданской войной, а случаем из Союзнической войны, который поясняет, кто, по мнению Мария, является «хорошим полководцем». Плутарх пишет, что как-то раз Марий занял очень сильную позицию и был блокирован противником, который пытался втянуть его в битву.
Примечания:2 Прозвище фельдмаршала Монтгомери Аламейнского (1887–1978 гг.) В период Второй мировой войны с 1942 г. командовал 8-й армией в Северной Африке, которая разгромила немецкие войска Э. Роммеля под Эль-Аламейном близ Александрии. (Прим. ред.) 23 Марцелл принадлежал к плебейскому роду. (Прим. ред.) 24 Так называемое ярмо. (Прим. ред.) 25 Квирит — полноправный римский гражданин. (Прим. ред.) 26 Об этом эпизоде рассказывалось в главе 4. (Прим. ред.) 27 Гай Гракх — народный трибун, младший брат Тиберия, обвиненный в мятеже и убитый, как и его старший брат, по приказу нобилей. (Прим. ред.) 28 Видимо, ошибка автора. В своем хронографе он указывает 102 г. до н. э. Квинт Лутаций Катул — консул 102 г. до н. э. Победа Мария над тевтонами и поражение Катула от кимвров относятся к 102 г. до н. э., а их совместная победа над кимврами — к весне 101 г. до н. э. (Прим. ред.) 29 «Да примут консулы меры, чтобы республика не понесла ущерба» — так звучало это постановление сената, которое разрешало консулам казнить римских граждан без формального суда. (Прим. ред.) |
|
|||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|
|
||||
