Глава 1

«ЩИТ И МЕЧ РИМА». ФАБИЙ И МАРЦЕЛЛ

«Нас разбили в великой битве» — таким спокойным и лишенным эмоций было сообщение, оглашенное на Форуме, когда до Рима дошло известие о гибели Фламиния и его армии у Тразименского озера. Ливий сообщает нам, что, несмотря на спокойный тон городского претора Марка Помпония, Город охватили паника и отчаяние, особенно когда несколько дней спустя пришло известие о том, что 4000 кавалеристов, посланные вторым консулом для объединения с Фламинием, были окружены и убиты или взяты в плен.

Так как одна армия была уничтожена, а другая лишилась своей кавалерии, казалось, ничто более не мешает Ганнибалу напасть на Рим. В этот критический момент сенат решил назначить военного диктатора — магистрата, обладающего высшим империем. Это было исключительной мерой, ибо такой шаг нарушал основной принцип римской политики, согласно которому ни одному человеку не должна принадлежать слишком большая власть. До этого момента диктатора не назначали более тридцати лет.

Диктатора должен был назначить один из консулов, но поскольку Фламиний был мертв, а его коллега не мог или не желал прибыть в Рим, было решено провести выборы. Технически это могло означать, что получивший такое назначение будет являться продиктатором (prodictator), — но как бы то ни было, его власть будет такой же, как и у любого другого диктатора.

Человеком, которого выбрали голосованием центуриатные комиции, стал Квинт Фабий Максим.^{16}

Фабию было 58 лет. Он принадлежал к одной из патрицианских семей, образующих старейшую аристократию Рима. В III веке до н. э. патриции делили свое влияние с небольшим числом состоятельных и упрочивших свое положение плебейских семей, но при этом патриции продолжали занимать высокие посты. Фабий уже дважды избирался консулом — в 233 и 228 гг. до н. э., а также цензором в 230 г. до н. э. Прозвище (cognomen) Максим пользовалось уважением благодаря прадеду Фабия Квинту Фабию Руллиану (консул 322 г. до н. э. и диктатор 315 г. до н. э.), успешно сражавшемуся против самнитов. Семья гордилась этим прозвищем, сенаторская аристократия никогда не упускала возможности напомнить о великих деяниях своих предков, способствуя таким образом успеху на выборах представителей нынешнего и будущих поколений.

Для римлян было обычным делом давать друг другу прозвища, часто по их внешности. С одной стороны это помогало различать членов семьи с одинаковыми именами, с другой — этот обычай был связан с грубоватым юмором римлян. Из-за бородавки на губе молодой Квинт Фабий Максим был прозван «Прыщавым» (Verrucosus). В более поздних источниках его описывают как бесстрастного и осторожного юношу, чьи способности поначалу были не слишком заметны. Благодаря постоянным тренировкам он стал способным офицером и искусным оратором. Его пример лишний раз подтверждал, как тесно были связаны война и политика в жизни Рима.

Подробной информации о жизни Фабия до Второй Пунической войны сохранилось немного. Во время своего первого консулата он провел военную кампанию против лигурийцев — непокорных горцев Северной Италии. Вероятно, эта война была начата в ответ на набеги, опустошавшие земли Рима и его союзников в Северной Этрурии. Фабий разбил горные племена, прекратив (по крайней мере, на время) разорительные грабежи. За эту победу он удостоился триумфа. Но, что куда важнее, Фабий приобрел опыт ведение боевых действий в труднопроходимой местности против врага, умевшего устраивать засады. Возможно, именно во время этой кампании он понял, сколь важно поддерживать в армии строгую дисциплину, чтобы она беспрекословно подчинялась полководцу. Несомненно, именно так он и действовал, командуя армией во время войны с Ганнибалом.^{17}

Став диктатором, Фабий Максим первым делом должен был позаботиться о самом Городе. Были отремонтированы укрепления на тот случай, если Ганнибал предпримет нападение на Город, и набраны два новых легиона. Особое внимание было уделено обеспечению действующей армии всем необходимым. Но прежде всего диктатор занялся религиозными делами. Поражение Фламиния объяснили тем, что погибший консул не исполнил надлежащих обрядов перед началом военной кампании. Поэтому было решено обратиться к Сивиллиным книгам — собранию древних пророчеств, — дабы узнать, какие церемонии следует провести, чтобы вернуть благосклонность богов.

Будучи греком, Полибий считал многие аспекты римской религии абсурдными суевериями. Историк был уверен, что значительная часть сенаторов цинично рассматривала их как средство управления эмоциями невежественных бедняков. Безусловно, в поздней республике времен Цезаря и Цицерона так оно и было, но это вовсе не означало, что Фабий и все его современники тоже ломали комедию. Когда сенат подолгу обсуждал религиозные вопросы, это только подчеркивало, как правильно и основательно ведутся общественные дела.

С самого начала Фабий дал ясно понять, что ожидает к себе подобающего его высокому посту отношения. Как и полагалось диктатору, его сопровождали двадцать четыре ликтора, несущих фасции — связки прутьев с воткнутыми в них топорами. Это символизировало право магистрата применять как телесные наказания, так и смертную казнь. Империй других магистратов заканчивался (точнее, становился вторичным), когда назначался диктатор. Направляясь на встречу с оставшимся в живых консулом, Фабий отправил вперед гонца, который должен был уведомить того о необходимости распустить своих собственных ликторов, прежде чем консул предстанет перед диктатором.^{18}

Фабий встретился с консулом и принял командование армией. Он получил в свое распоряжение войско из четырех легионов — и, что почти достоверно, четыре алы союзников, которые обычно оказывали поддержку легионам. Источники не сообщают никакой информации о фактической численности войска, но при полном составе в него должно было входить от 30 000 до 40 000 человек.

По римским стандартам это была сильная армия, но ее боевые качества вызывали большие сомнения. Войско консула состояло в основном, из солдат, уцелевших после поражения у реки Требия. Поэтому, хотя они и служили уже более года, их военный опыт был в основном опытом поражений. Этим легионам и их алам также не хватало кавалерии, которая почти вся была уничтожена у Тразименского озера. Многие солдаты держали в руках оружие всего несколько недель и плохо знали друг друга и своих офицеров. Времени, чтобы научить солдат и офицеров действовать слаженно, почти не было. Следовательно, какой бы впечатляющей ни казалась армия Фабия, она ни в каком отношении не являлась достойным противником закаленному войску Ганнибала. Вероятно, пунийская армия превосходила римлян также и численностью — особенно это касалось кавалерии. В таком контексте мы должны рассматривать первую кампанию, проведенную диктатором.

В качестве магистрата с верховной властью у диктатора имелся коллега — точнее, заместитель, которого называли начальником конницы (magister equitum). Это звание восходит к раннему периоду истории Рима, когда армия состояла из фаланг гоплитов, — тогда диктатор вел тяжелую пехоту, а его заместитель руководил кавалерией. Закон запрещал диктатору даже ехать верхом во время кампании, но Фабий обратился к сенату с просьбой разрешить ему обзавестись конем, и перед отъездом из Рима ему было даровано такое право. Пеший человек не мог осуществлять эффективное командование армией из четырех легионов, и в данном случае практичность возобладала над архаической традицией.

По закону диктатор сам выбирал себе началбника конницы, но, учитывая, что избирание Фабия происходило при необычных обстоятельствах, было решено сразу же выбрать и его подчиненного. По результатам голосования им стал Марк Минуций Руф, бывший консулом в 221 г. до н. э. Минуций отличался смелостью и прямотой, подобно Сципиону, Семпронию и Фламинию, и сразу стало казаться, что они с диктатором не слишком ладят.^{19}

После Тразименского озера Ганнибал двинулся на восток. Он пересек Апеннины, а затем через Пицену и плодородные равнины направился к берегу Адриатического моря. В его армии начались болезни: люди страдали от цинги, а лошади от чесотки, — стремительные передвижения Ганнибала не позволило им хорошо отдохнуть после длительного и изнуряющего перехода в Италию. Перерыв в кампании способствовал восстановлению физической формы армии, но мы не знаем точно, сколь долго он длился.

Несколько позднее, уже летом, Фабий разбил лагере на расстоянии шести миль от Ганнибала возле города Эки (или Арпина, как об этом сказано у Ливия). Карфагеняне отреагировали незамедлительно: они выстроили своих солдат в боевом порядке, чтобы спровоцировать римлян на бой. Римская армия осталась в лагере, и спустя несколько часов Ганнибал отвел войско, заверив своих солдат, что подобное поведение римлян продемонстрировало страх противника перед пунийцами. Дальнейшие попытки вызвать Фабия на бой или устроить ему засаду потерпели неудачу, поскольку диктатор решительно избегал открытой битвы. Через несколько дней Ганнибал отступил, а его солдаты стали разорять земли, по которым шли. Тот факт, что они делали это зачастую прямо на глазах у диктатора, нанесло огромный удар по гордости римлян. В легионах служило множество земледельцев, им было больно сознавать, что они не могут помешать врагу мародерствовать на полях их родственников и друзей.

Тем не менее Фабий неотступно следовал за армией Ганнибала на расстоянии одного или двух дней пути, отказываясь приближаться. Он продвигался с осторожностью, поддерживая в армии строгую дисциплину и используя знание ландшафта своими солдатами для перемещения от одной благоприятной позиции к другой. По возможности он старался держаться горной местности и избегал открытых равнин, где вражеская кавалерия, по-прежнему превосходившая римскую, представляла большую опасность. Ганнибал в свою очередь никогда не нападал на армию Фабия, если та занимала более выгодную позицию. Тщательная подготовка к походу большой римской армии, запасы провианта и хорошие вьючные животные обеспечивали мобильность армии Фабия. Ему не нужно было постоянно менять местоположение для пополнения запасов. Когда римлянам все же приходилось отправлять небольшие группы за продовольствием, за фуражирами всегда следовал сильный отряд в качестве прикрытия, сформированный из кавалерии и легкой пехоты, обеспечивавший защиту от засад. В небольших стычках между патрулями и аванпостами двух армий именно у римлян обычно было преимущество.

Ливий и Плутарх утверждают, что с самого начала Ганнибал был в глубине души обеспокоен нежеланием Фабия вступать в бой. По стандартам военной теории того времени диктатор поступал правильно. Большинство тогдашних военных трудов особое внимание уделяло обстоятельствам, при которых командующему следовало проводить решающее сражение. Сначала нужно было получить как можно больше преимуществ, включая самые незначительные. И только в том случае, когда шансы на успех будут достаточно велики, стоило принимать серьезный бой.

После побед у реки Требия и возле Тразименского озера воины Ганнибала были уверены в своих силах, так что при сражении в равных условиях армия Карфагена, превосходившая римлян численностью и обладавшая гораздо большим опытом, почти наверняка разбила бы римское войско. Учитывая это, Фабий, как хороший командир из учебника по военному делу, постоянно избегал боя и одновременно искал возможность создать перевес своих сил.

В течение активной военной кампании постепенно улучшалась боеспособность римской армии; победы в небольших стычках поднимали ее боевой дух и уже начинали изматывать врага. Требовалось много времени, чтобы оправиться после прежних поражений и создать армию, способную противостоять Ганнибалу, не имея позиционных преимуществ, — и Фабий начал этот процесс.^{20}

Стратегия диктатора была на редкость разумной по стандартам военной теории того времени, хотя мы не знаем, имел ли Фабий серьезное военное образование или же просто действовал так, как ему казалось наиболее подходящим в данной ситуации. Армия Рима, по сути дела, все еще представляла собой временную милицию, а не профессиональное войско, как у других больших государств. Сенаторы, из которых выбирались командующие, не были хорошо знакомы с военной теорией. В результате их методы ведения боевых действий выглядели примитивно, римляне более полагались на напор и грубую силу. Это было характерно для сражений у реки Тичино, возле Требии и Тразименского озера, — но даже эти поражения, казалось, не ослабили желания римской элиты расправиться с врагом как можно быстрее. Осторожное движение Фабия за армией противника было очень непопулярным в войске, особенно среди старших офицеров. Самым заметным было недовольство начальника конницы. Вскоре его неприятие данной стратегии стало открытым. Фабию дали прозвище педагог (paedogogus) Ганнибала — так называли раба, который сопровождал римского школьника из богатой семьи, носил его книжки и другие личные вещи.^{21}

Тем временем Ганнибал неуклонно двигался на запад. Он направился в Кампанию и опустошил Фалернскую область (ageг Falernus) — плодородную землю, чье вино позже удостоится похвалы поэта Горация. Мародерствуя в этой местности, Ганнибал надеялся спровоцировать римлян на бой и заодно продемонстрировать союзникам Рима, что тот уже недостаточно силен, чтобы защитить их. Заодно карфагеняне рассчитывали таким образом убедить кампанцев нарушить верность Риму.

Несмотря на подначивания Минуция и других офицеров, Фабий продолжал держаться в горах, окружавшей Кампанскую равнину. Он наблюдал за врагом и не вступал в бой. Как пишет Ливий, один патруль в 400 кавалеристов-союзников под предводительством Луция Гостилия Манцина ослушался приказа, но в результате стычки все конники были убиты либо взяты в плен.^{22}

Наконец Фабий почувствовал, что враг допустил-таки ошибку. Диктатор догадался, что Ганнибал будет отводить войска по тому же пути, по которому вступил на равнину, и теперь римляне смогли занять эту дорогу раньше врага. Римский отряд из 4000 человек разбил лагерь в самом ущелье, а основные силы Фабия расположились на ближайшем холме. Позиция эта была очень сильной. Фабий надеялся, что если Ганнибал попытается прорваться через проход, то римляне смогут нанести ему значительный ущерб и как минимум лишить пунийцев большей части добычи, собранной за время рейда по равнине.

Армия Ганнибала была отрезана от основной базы в Испании и от союзников в Цизальпинской Галлии; не имея в своем распоряжении порта, она не могла поддерживать связь с Карфагеном. Даже незначительное поражение могло сильно повредить Ганнибалу, разрушив миф о его непобедимости, созданный его прежними победами, и удержать союзников Рима от измены.

Итак, армия Карфагена находилась на расстоянии двух миль от римской. Ливий утверждает, что Ганнибал предпринял прямую атаку на ущелье, но был отброшен; однако Полибий, чьи записи являются более достоверными, об этом не упоминает. Но все источники сходятся на том, что произошло дальше, ибо это стало одной из классических уловок или военных хитростей в Древнем мире.

Ганнибал приказал Гасдрубалу — офицеру, ответственному, помимо всего прочего, за контроль над обозом, собрать побольше хвороста. Затем хворост привязали к рогам 2000 волов, взятых из захваченного стада. Ночью слугам было приказано зажечь эти факелы и гнать скот через ущелье. С ними отправилась опытная карфагенская легкая пехота, чьей задачей было не позволять животным разбегаться.

Тем временем оставшаяся часть армии Ганнибала, которой ранее было велено подкрепиться и отдохнуть, выстроилась в походную колонну. Ее возглавили лучшие пехотинцы — вероятнее всего, ливийцы. Римские силы в ущелье по ошибке приняли огни за главную колонну и спустились по склону, собираясь атаковать, но стычка прекратилась, когда значительная часть ударившегося в панику скота прорвала середину римского строя. После того как проход был открыт, карфагенская армия смогла пройти вражескую оборону, не встретив сопротивления.

Фабий и основные римские силы ничего не предпринимали, ожидая рассвета. Они видели огни факелов, слышали шум сражения, но оставалось неясным, что происходит. Поэтому диктатор категорически отказывался вступать в бой, не зная точно ситуации и опасаясь ловушки. Ночной бой был редкостью в Древнем мире, особенно для больших армий, так как командирам было очень трудно руководить действиями своих солдат, которые в свою очередь легко могли заблудиться и удариться в панику. Вероятно, Фабий понимал, что при подобных обстоятельствах его армия, скорее всего, окажется в невыгодном положении при столкновении с более опытными и лучше подготовленными воинами Ганнибала.

К восходу солнца основной отряд Ганнибала вместе со своим обозом прошел через ущелье. Карфагеняне даже смогли послать обратно отряд испанских пеших воинов, чтобы они помогли выбраться легкой пехоте. В ходе этой операции было убито около 1000 римлян.^{23}

То, что армии Карфагена удалось вырваться из ловушки, лишний раз доказало высокий профессиональный уровень пунийских солдат и гениальность их полководца. Но прежде всего это было унижением диктатора Фабия. Лето уже близилось к концу, и Ганнибал начал подыскивать подходящее место для зимовки. Когда он снова направился на восток, римская армия последовала за ним, но присутствие Фабия потребовалось в Риме для проведения религиозных ритуалов, и поэтому командование армией перешло на время к Минуцию.

Тем временем Ганнибал взял штурмом и разграбил город Геруний, а затем начал отправлять большие отряды для сбора провизии на зиму. Пользуясь тем, что войско карфагенян оказалось рассредоточено и его командующий из-за этого не мог проводить масштабные боевые операции, начальник конницы предпринял атаку и выиграл большую стычку возле Геруния. Преувеличенные сообщения об этой победе дошли до Рима, изголодавшегося по хорошим новостям за минувших два года. На волне народного ликования (которое, как утверждают, не разделял никто из сенаторов, за исключением одного) Минуцию даровали власть, равную диктаторской. Это можно было считать возвратом к привычному положению, когда оба консула обладали равной властью и она не сосредоточивалась в руках одного верховного магистрата.

Когда Фабий вернулся к войскам, они с Минуцием разделили армию на две равные части. Диктатор, по-видимому, отклонил предложение каждому командовать всей армией через день. Но скоро Минуций попал в засаду Ганнибала, и лишь появление солдат Фабия спасло его отряд от полного поражения. Начальник конницы отвел своих людей в лагерь Фабия и там приветствовал диктатора не просто как командующего, а как отца. По римским стандартам это было очень важным жестом, ибо отцы обладали огромной властью над своими детьми, и было почти немыслимо, чтобы сын политически противостоял своему отцу.

Краткий эксперимент с двумя командующими закончился, а оставшаяся часть кампании прошла без серьезных боев. К концу шестого месяца пребывания на посту Фабий сложил с себя полномочия диктатора и вернулся в Рим. Он дал римлянам передышку, и они могли восстановить и перестроить свои силы. На следующий год под командованием консулов уже собралась одна из самых больших армий, которую когда-либо выставляла республика. Но в конечном счете она потерпела даже больше неудач, чем любая из предшествовавших армий.^{24}