|
||||
Глава 9ЦЕЗАРЬ ПРОТИВ ПОМПЕЯ Гражданская война (49–45 гг. до н. э.)
Победы Цезаря в Галлии принесли ему богатство и славу, которых он так жаждал в 59 г. до н. э., но теперь возник другой вопрос — позволят ли ему занять важное положение в политической жизни Рима после возвращения в Город. Цезарь знал, что за время своей бурной карьеры он нажил немало врагов, и теперь ожидал судебного преследования, прежде всего со стороны Катона, который уже выступал с предложением отдать его в руки германцев. В политических процессах в Риме виновность или невиновность человека играли второстепенную роль, и к осени 50 г. до н. э. покоритель Галлии не знал, на скольких друзей в сенате он может рассчитывать. Красс погиб на войне с парфянами в 53 г. до н. э., когда вторгся на их земли, руководствуясь лишь желанием сравняться с военными успехами двух других триумвиров, а не какой-либо необходимостью. Юлия умерла во время родов годом ранее, оборвав самую прочную из всех нитей, связывавших Цезаря и Помпея. Хотя этот брак был продиктован политическими соображениями, он, судя по всему, был по-настоящему счастливым для обоих супругов. Похоже, Помпей умел располагать к себе как своих женщин, так и своих воинов. Помпей не стремился отправляться в провинцию после своего второго пребывания в должности консула вместе с Крассом в 55 г. до н. э. И хотя ему были даны все испанские провинции с их гарнизонами на пять лет, он остался в Италии, жил в окрестностях Рима, управляя провинциями через легатов. Еще большей политической власти он добился, когда после очередной вспышки беспорядков в Риме его сделали консулом без коллеги на 52 г. до н. э. Подобное назначение еще сильнее нарушило традиции республиканской системы, чем все прежние неординарные поступки Помпея. В том же году он женился на женщине, которая годилась ему в дочери. Это была Корнелия, дочь Метелла Сципиона, известного противника Цезаря. Этот союз Помпея и Корнелии оказался недолгим. Цезарь же объявил, что после того как сложит с себя полномочия наместника Галлии, он сразу же должен стать консулом. Поэтому он решил баллотироваться заочно до того, как войдет в Рим для празднования триумфа. Он хотел вступить в должность консула в день своего триумфа, как когда-то это сделал Помпей. Сделавшись вновь магистратом, он был бы неуязвим для судебного преследования, а в дальнейшем мог бы получить еще одну провинцию, военное командование и завоевать еще большую славу. В Риме много говорили о том, что необходимо отомстить за поражение Красса при Каррах и за последовавшие за этим набеги парфян на Сирию. Считали, что командование в этой войне следует поручить либо Цезарю, либо Помпею. Однако наиболее непримиримые противники Цезаря были полны решимости отдать его под суд и приняли меры, чтобы завоеватель Галлии вернутся в Город обычным гражданином. Позиция Помпея в этом вопросе оставалась неопределенной, но он, похоже, ожидал, что его бывший союзник, самый младший из триумвиров, попросит Великого о покровительстве. Цезарь не желал этого делать отчасти потому, что Помпей был известен как не слишком надежный защитник своих друзей от политических противников. Помпей ничего не сделал, чтобы помешать ссылке Цицерона в 58 г. до н. э., хотя и помог знаменитому оратору вскоре вернуться в Город. Цезарю также не хотелось признавать, что ему требуется помощь и защита. Победы в Галлии сделали его даже более влиятельной фигурой, чем его бывший зять. Помпей же считал себя самым великим полководцем за последние тридцать лет и не желал признавать равным себе человека, который лишь недавно завоевал громкую славу. Помпей, возможно, даже боялся, что завоеватель Галлии затмит его, если получит возможность участвовать в политической жизни Рима, ибо сознавал, что Цезарь, хотя и был младше его по возрасту, в политике был куда искушеннее. Заявления Цезаря о том, что он предпочтет быть первым в крошечной деревне, чем вторым в Риме или что будет гораздо легче сбросить его со второго на последнее место в республике, чем с первого на второе, беспокоили Помпея.{226} Политическая обстановка в эти месяцы, предшествовавшие Гражданской войне, была крайне сложной. Хотя предлагалось немало компромиссов, ничего конкретно так и не было сделано. Одни просили Цезаря сложить с себя командование и распустить армию, другие, чтобы то же самое сделал Помпей. Затем поступило предложение, чтобы оба полководца распустили свои войска, но это привело лишь к бесконечному спору о том, кто же должен так поступить первым. Нежелание Помпея поддержать Цезаря убедило Катона и других сенаторов в том, что одного можно использовать для борьбы с другим. Помпей, несомненно, являлся меньшим из двух зол, поскольку он был куда менее талантливым политиком, и, возможно, от него было бы легче отделаться в будущем. С другой стороны, он, безусловно, хорошо подходил на роль защитника оптиматов (optimatus) в борьбе с человеком, презирающим законы республики. Трудно сказать, делались ли всерьез все эти многочисленные предложения о перемирии, или же это были попытки получить моральное преимущество в борьбе, которую оба лагеря теперь считали неизбежной. Цезарь стоял перед нелегким выбором между отказом от командования (что автоматически вело за собой судебное разбирательство) и Гражданской войной. Его противники желали уничтожить его любыми средствами, и поэтому началась война для защиты достоинства (dignitas) одного человека. В английском языке не существует слова, включающего весь объем этого понятия для римского аристократа. Политические взгляды и идеология соперников мало отличались друг от друга. Все дело было в непримиримой гордости, а в случае с Катоном и некоторыми другими сенаторами — в сильной личной неприязни. Все это ввергло республику в Гражданскую войну, опустошило Средиземноморье и унесло не один десяток тысяч человеческих жизней. Рано утром 11 января 49 г. до н. э. повозка, запряженная двумя лошадьми, подъехала к небольшой речке Рубикон, которая обозначала границу между провинцией Цизальпинская Галлия и собственно Италией. На некотором расстоянии за повозкой следовали 300 кавалеристов, а еще дальше — XIII легион. Цезарь все еще обладал законным империем и правом командовать войсками, но стоило ему во главе своих солдат перейти реку, как он уже нарушал закон. В «Записках» этому моменту не уделено никакого внимания, но другие источники, возможно основывающиеся на записях некоторых бывших с ним офицеров, утверждают, что Цезарь вышел из экипажа и долгое время пребывал в нерешительности. Наконец он, казалось, принял решение и, употребив выражение из языка игроков «жребий брошен» (обычно его цитируют как латинское alea iacta est, хотя, возможно, Цезарь говорил по-гречески), продолжил свое путешествие на другом берегу Рубикона. Так было положено начало Гражданской войне. Но, поскольку до этого группа центурионов и легионеров в гражданской одежде уже переправилась в Италию и захватила ближайший город Аримин (Римини), она на самом деле началась чуть раньше.{227} Поскольку обе стороны не исключали возможности урегулирования конфликта путем переговоров, ни один из лидеров не сосредоточивал большого количества войск. В предшествующие месяцы Помпей радостно заявил, что все, что ему нужно сделать, — это топнуть ногой в любом месте Италии, и легионы появятся прямо из земли. В непосредственном распоряжении Помпея имелось лишь два подготовленных и опытных легиона, но оба эти подразделения недавно служили под командованием Цезаря в Галлии, и их лояльность была весьма сомнительной. Помпей покинул Рим в середине января, объявив, что Город невозможно защитить, и принялся вместе со своими союзниками набирать рекрутов. Хотя это решение было оправдано с военной точки зрения, оно способствовало панике среди тех сенаторов, которые, подобно Цицерону, скорее сочувствовали мероприятию Помпея, но не были ему преданы. Хотя в распоряжении Цезаря был только один легион и вспомогательные войска, а самые близкие подразделения находились в Трансальпийской Галлии, он решил сразу же перейти к наступательным действиям. На протяжении следующих недель небольшие отряды Цезаря вторгались в глубь Италии, захватывая города, разбивая когорты Помпея, которые пытались противостоять им, или же вынуждая их сдаться. На этой стадии подготовка и опыт в сочетании с агрессивностью и безграничной уверенностью вполне компенсировали недостаток численности. В самом начале конфликта Помпею мешало нежелание многих его союзников выполнять приказы. Амбиции сенаторов зачастую намного превышали их способности, и, заботясь о поддержании своего статуса, аристократы требовали, чтобы им поручались ответственные роли. Поэтому они необдуманно смело спешили вступить с Цезарем в бой, располагая неподготовленными солдатами. По мере того как войско Цезаря увеличивалось, одна победа следовала за другой. Хотя его армия по-прежнему уступала в численности войскам противника, Цезарь всего за два месяца захватил весь полуостров. Поскольку ситуация становилась все безнадежнее, один из сенаторов едко заметил, что, возможно, наступило время Помпею топнуть ногой, чтобы появились обещанные легионы. Тем не менее Великого не слишком сильно встревожили успехи его бывшего союзника, ибо он уже решил перенести войну из Италии в другой регион. Он сосредоточил все свои недавно набранные легионы в Брундизии и после умело проведенного арьергардного боя посадил их на корабли и перевез армию на другой берег Адриатического моря в Македонию. На тот момент Цезарь уже контролировал Италию, но его победа была еще далеко не полной. Предстояло продолжение войны.{228} Трудно сказать, когда Помпей решил, что Италию не стоит защищать и что лучше передислоцировать свои силы в Македонию, но, возможно, он уже обдумывал этот вариант до того как Цезарь пересек Рубикон. Помпей знал, что ему потребуется время для подготовки солдат, учитывая, что им предстоит сражаться с легионами, закаленными во время долгих и успешных кампаний в Галлии. Цезаря поддерживало лишь несколько молодых и пользующихся сомнительной репутацией сенаторов, тогда как основная часть аристократии, а также население провинций стали на сторону Помпея и его союзников или, по крайней мере, относились к их делу благожелательно. Цезарю было на руку незамедлительное столкновение, а продолжительная война предоставляла Помпею больше возможностей проявить свои таланты организатора сложных боевых операций. Нахождение в Македонии открывало доступ к обширным ресурсам восточных провинций империи. На этой территории почти каждое государство и каждый правитель были лично обязаны Помпею, поскольку именно он в шестидесятые годы был наместником в этом регионе. Вскоре войска, деньги и продовольствие потоком устремились в его лагерь. Также был собран большой флот из боевых кораблей. 57-летний Помпей, тренируя своих солдат, проявил такую же энергию, как в молодости. Он показывал им свое мастерство владения оружием и навыки в верховой езде. Оставшаяся часть года прошла в создании большой и эффективной армии, которая могла бы достойно противостоять Цезарю, если бы тот вздумал атаковать. Однако основной целью Помпея было возвращение в Италию. Он часто повторял: «Сулла сделал это, так почему же я не должен?»{229} В марте 49 г. до н. э. Цезарь не имел никакой возможности преследовать своего врага. Большинство его легионов все еще не добралось до Италии, к тому же у него не было флота, чтобы перевезти их через Адриатическое море. Бездействие сыграло бы только на руку Помпею, укреплявшему свои силы с каждым днем, поэтому Цезарь решил двинуться на запад и атаковать армии Помпея в Испании. Там находилось семь легионов, которые были должным образом оснащены и подготовлены, и, как минимум, такое же количество испанских вспомогательных войск. Казалось, что военачальники противника основное внимание уделили придумыванию драматичных высказываний. Якобы Цезарь заявил, что будет сражаться с «армией без полководца», а затем будет биться с «полководцем без армии». Кампания длилась с апреля по август и закончилась капитуляцией испанских легионов Помпея. Цезарь сознательно избегал решающей битвы, чтобы уменьшить потери среди римских граждан. Вместо этого он искусным маневрированием добивался преимущества над соперниками, лишая их возможности добывать воду, и помпеянцам приходилось сдаваться. Затем Цезарь прибег к своей обычной практике и освободил пленников-аристократов, позволив им идти, куда угодно. Обычных солдат он демобилизовывал или же брал в свою армию. Успешная операция в Испании продемонстрировала решимость его войск и его собственное тактическое мастерство. Несмотря на то что Помпей потерял несколько своих лучших легионов — его побежденные легаты вскоре снова присоединились к нему, но это было сомнительным подкреплением, — благодаря этой кампании он выиграл столь необходимое ему время. Полное поражение экспедиции в Африку под руководством одного из подчиненных Цезаря помогло Помпею частично компенсировать потерю Испании. К концу 49 г. до н. э. положение Цезаря по-прежнему было крайне ненадежным, а известие о том, что его четыре легиона взбунтовались в Плацентии в Северной Италии стало особенно тревожным. Главную смуту посеял IX легион ветеранов, служивший на протяжении всех кампаний в Галлии. Солдаты жаловались, что многим из них уже пора отправляться в отставку и что никто из них не получил вознаграждения в размере 500 денариев[37] (более чем двухгодовое жалованье) на человека, как обещал им Цезарь весной. Реакция Цезаря была жесткой. Полководец сказал, что легионеры получат все, когда война будет выиграна, и что он никогда не нарушал своих обещаний в прошлом. Затем он заявил, что произведет децимацию в IX легионе, но позволил офицерам «уговорить» себя казнить лишь двенадцать солдат из 120, считавшихся зачинщиками. Этот бунт — как и многие другие в истории — отчасти был следствием периода безделья, который позволил небольшому недовольству перерасти в открытый мятеж. Возможно, это выступление ветеранов стало причиной того, что Цезарь решил не прибегать к оборонительной тактике и не ждать возвращения Помпея.{230} 4 января 48 г. до н. э. Цезарь собрал небольшой флот из купеческих кораблей и посадил на него семь из двенадцати легионов, сосредоточенных в Брундизии. Маловероятно, чтобы численность любого из этих подразделений значительно превышала половину полного состава — к концу года VI легион будет насчитывать менее 1000 боеспособных солдат. Вероятно, в его войске было 500 единиц вспомогательной кавалерии и значительно меньше 20 000 солдат. С ними отправили снаряжение и минимальное количество армейской прислуги. Небольшое количество кавалеристов объяснялось тем, что требовалось место для вьючных животных, а не для тяжелой пехоты. Только несколько боевых кораблей могли защитить транспортные суда от огромного флота Помпея, которым командовал Бибул, коллега Цезаря по консульству 59 г. до н. э. и его большой завистник. Однако решение отправиться в плавание в необычное для навигации время застало врага врасплох, и благодаря этому Цезарь смог беспрепятственно высадиться в г. Палесте на побережье Эпира. Бибулу удалось перехватить несколько порожних кораблей, когда они возвращались обратно, и вскоре он установил блокаду, которая отрезала армию Цезаря как от подкреплений, так и от продовольствия. Самой серьезной проблемой стало именно продовольствие. На этот раз январь по римскому календарю приходился на позднюю осень, и должно было пройти несколько месяцев, прежде чем нужное количество провианта и фуража можно будет раздобыть на месте. Армия Цезаря также значительно уступала противнику в численности. Вскоре Помпей был в состоянии выставить девять легионов — каждый почти полностью укомплектованный, поддерживаемых 5000 легких пехотинцев и 7000 кавалеристов. Еще два легиона, находившихся в Сирии под командованием его тестя Сципиона, отправились в путь и должны были присоединиться к основным силам.{231} В ночь после высадки на берег Цезарь ускоренным маршем направился в Орику, где у Помпея находился большой запас продовольствия, и вынудил город сдаться. Хотя кораблям Помпея с зерном удалось ускользнуть или уничтожить свой груз, это все же было большой удачей. Еще более ценной добычей был крупный город Аполлония, который также вскоре сдался. Эти успехи побудили Цезаря предпринять незамедлительную атаку на самый большой склад Помпея в торговом порту Диррахий (современный Дуррес в Албании). Разведчики Помпея сообщили об этом вражеском марше, и тот также поспешил в Диррахий. Цезарь не располагал достаточно сильной армией, чтобы рисковать и немедленно вступать в бой. Поэтому он отвел свои войска для охраны Аполлонии и Орика. Проходили недели, и Цезарь все острее ощущал необходимость получить подкрепления от Марка Антония, который оставался с его войсками в Брундизии. Несколько попыток пересечь Адриатическое море не удались, и в большинстве наших источников говорится, что Цезарь, отчаявшись, пришел к мысли, что только его личное присутствие ускорит переброску войск. Он отплыл на небольшом суденышке в плохую погоду и беззаботно говорил капитану, что тому нечего бояться, поскольку он перевозит Цезаря, а «Цезарю сопутствует удача», он приказал ему следовать указанным курсом, невзирая на шторм. Тем не менее, даже его решимость должна была отступить перед силами природы, и Цезарю пришлось вернуться на берег. Эти месяцы были очень трудными, и отрадам, занимавшимся поиском провизии, приходилось уходить все дальше. Помпей радовался, что Цезарь страдает от острейшей нехватки продовольствия, и хорошо подготовленная армия из-за этого могла с трудом проводить боевые операции. Лишь 10 апреля Антоний смог привезти остальную часть армии — четыре легиона и 800 кавалеристов — в Грецию. Вражеский флот при этой операции понес лишь незначительные потери. Помпей действовал в этот момент слишком медленно и не смог помешать объединению двух частей армии Цезаря.{232} Теперь у Цезаря было одиннадцать легионов. Каждый, вероятно, уступал вражескому в численности, но обладал куда большим опытом. Однако неприятель по-прежнему сильно превосходил Цезаря в кавалерии и легкой пехоте. Безусловно, стало ничуть не легче кормить это возросшее войско, используя истощенные ресурсы, так как из Италии было крайне трудно перевозить большое количество припасов, а до наступления весны оставалось еще несколько недель. Продолжай Цезарь придерживаться оборонительной тактики, это было бы только на руку Помпею, поэтому победитель Галлии решил снова напасть на Диррахий. Цезарю удалось добиться преимущества при помощи удачных маневров и оказаться между армией Помпея и городом. Однако захватить сам город не удалось. Армия Помпея разбила укрепленный лагерь на холме под названием Петра, который возвышался над заливом и служил естественным портом. Таким образом Помпей мог привезти достаточное количество продовольствия для своих солдат, в то время как армия Цезаря, занявшая удаленную от моря возвышенность к северу, продолжала страдать от нехватки провианта. Для того чтобы его патрули и отряды фуражиров меньше подвергались нападениям вражеской кавалерии, Цезарь приказал построить линию укреплений вдоль ряда холмов, обращенных к позициям Помпея. Он решил растянуть их так, чтобы полностью блокировать большую по численности армию противника. Чтобы предотвратить это, Помпей в свою очередь поручил легионерам построить линию укреплений напротив тех, что возвел Цезарь, при этом из-за ключевых позиций произошли стычки. Солдаты Цезаря спешили довести стену и ров до моря, а бойцы Помпея пытались помешать этому, возводя собственные укрепления. У Помпея было больше людей и ему нужно было покрыть меньшее расстояние — 15 миль против 17 у Цезаря, — так как Великий находился ближе к побережью. Использование линий укреплений для полного или частичного окружения неприятеля, чтобы ограничить его передвижения и мешать поступлению провианта, уже ранее применялось римскими армиями, например Крассом против Спартака, Помпеем против Митридата и Цезарем против Верцингеторига. Это свидетельство инженерного мастерства и упорства легионеров сделалось отличительным признаком профессиональной армии. Подобные действия также привели к увеличению традиционного периода предварительного маневрирования армий перед проведением решающего сражения. Несмотря на то что полевые укрепления служили в основном для обороны, их можно было использовать для различных целей — ограничивать активность неприятеля, заставлять его сражаться, когда тот не стремится к этому, вынуждать его отводить войска или, в самых крайних случаях, наблюдать за тем, как его армия погибает от голода.{233} Обе армии, усиленно трудясь над расширением укреплений и продвигаясь к югу и к морю, страдали от недостатка продовольствия. Иногда солдаты Цезаря питались почти исключительно мясом вместо обычного сбалансированного рациона из зерна, овощей и мяса — утверждение, что легионеры были вегетарианцами и ели мало мяса или даже вовсе не употребляли его, является мифом, основанным на неправильном толковании ряда фрагментов книги Цезаря. Некоторые солдаты добывали корни растения под названием «хара», им удавалось превращать их в неприятный, но съедобный заменитель хлеба. Говорят, что Помпей, увидев этот хлеб, заявил, что он сражается не с людьми, а с животными. Боевой дух легионеров Цезаря при этом, похоже, не пострадал, и многие ветераны вспоминали подобные лишения в Аварике. Армия же Помпея больше испытывала недостаток в воде, чем в пище, так как ручьи были перегорожены солдатами Цезаря. Легионеры выкопали колодцы, но это не могло полностью решить проблему с водой. Помимо солдат, в армии Помпея было очень много лошадей кавалеристов и вьючных животных. Поили в первую очередь людей, затем кавалерийских лошадей, мулам доставались крохи. Поэтому среди вьючных животных вскоре начался падеж или же их приходилось забивать. Среди солдат начали распространяться болезни. Возможно, это была эпидемия тифа. Накал борьбы возрос, когда воины Цезаря предприняли еще одно, последнее усилие полностью окружить врага. Антоний повел IX легион на захват стратегически важного холма, но его попытка была отбита контратакой Помпея. Правда, Антонию удалось отступить с минимальными потерями. Затем Помпей атаковал форты на одном из участков укреплений Цезаря. Атака, началась успешно, но на редкость упорное сопротивление гарнизонов позволило подоспеть резервам и отогнать нападавших. Воинам Помпея, участвовавшим в этой атаке, помогало наличие большого числа лучников и пращников, — на укрепления Цезаря обрушился шквал метательных снарядов. В одном из фортов большинство солдат гарнизона из трех когорт было ранено, а четверо из шести центурионов в одной когорте лишились глаза. Позднее было обнаружено, что в щит центуриона по имени Сцева попало 120 метательных, снарядов, а сам он также был ранен в глаз. Притворившись, что сдается, он подождал, пока двое легионеров Помпея направятся к нему, а затем неожиданно отрубил руку одному и убил другого. Позицию удалось удержать, и к концу дня нападавшие в беспорядке отступили. Предполагается, что многие офицеры Цезаря считали, что они выиграли бы эту войну, если бы воспользовались полученным преимуществом и провели решительное наступление, но легат Цезаря Сулла не пошел на это, не осмелившись принять столь ответственное решение. Цезарь, который находился на другом участке сражения, в своей книге полностью одобрил поступок своего легата.{234} Героические защитники форта были щедро награждены денежными премиями, повышениями и дополнительным питанием — в тот момент это было самой щедрой наградой. Перешедшие на сторону Помпея два галльских аристократа вместе с их личными воинами и слугами снабдили его ценной информацией. Помпей решил устроить новую атаку там, где позиции Цезаря — по словам перебежчиков — были наиболее слабы. На этот раз главная ударная сила легионеров Помпея поддерживалась отрядом легкой пехоты, который прибыл по морю и высадился за позициями Цезаря. Целью их атаки был незаконченный участок укреплений. Штурм начался успешно, но потом атака захлебнулась. Когда Цезарь и Антоний привели резервы к месту атаки, враг начал отступать, а потом обратился в бегство. На этот раз присутствовал сам командующий, и он приказал контратаковать. Удар был направлен на лагерь, который изначально был построен его собственным IX легионом, потом покинут, и теперь находился в руках Помпея. Скрытые в лесу и на мертвом участке легионеры Цезаря сумели приблизиться незамеченными и неожиданно начали штурмовать стену. Тем не менее, как ранее убедились в этом воины Помпея, подобный первоначальный успех зачастую приводил к беспорядку и путанице. Одна колонна легионеров Цезаря заблудилась, приняв по ошибке стену, идущую в другом направлении, за часть укреплений своего лагеря, и двинулась вдоль нее. Теперь наступила очередь Помпея бросить все доступные резервы на этот участок и отбить атаку. Паника сначала охватила наиболее выдвинувшиеся подразделения Цезаря, а потом распространилась среди тридцати трех когорт, которые он двинул в атаку. Цезарь, присутствовавший при этом, попытался остановить бегство, хватая отступающих знаменосцев. В подобных ситуациях римские полководцы часто хватали значок или знаменосца, чтобы попробовать собрать беглецов вокруг этого символа гордости и знака отличия. Сулла как-то раз с успехом это сделал, сражаясь с армией Митридата в Греции. Через два года после описываемых событий во время Африканской кампании Цезарь остановит одного из собственных знаменосцев и, развернув его, скажет: «Смотри! Враги вон там!» На этот раз его присутствие не смогло остановить бегство. По крайней мере, один человек оставил значок в руках своего командира и убежал. Другие источники (не «Записки») даже утверждают, что бегущий попытался ударить Цезаря тяжелым железным концом своего сигнума (signum). Но вмешался телохранитель полководца и отсек ему руку. Потери в этом бою были тяжелыми. Погибло 960 солдат и 32 офицера, часть воинов попало в плен. Помпей не воспользовался своим преимуществом, и Цезарь объявил, что неприятель «выиграл бы сегодня, если бы только ими командовал победитель». Однако та скорость, с которой менялась ситуация, и начальный успех почти мгновенно становился серьезным поражением, причем в подобном положении оказывались по очереди оба полководца, наводит на мысль, что Помпей был прав, действуя осторожно. Когда солдаты упорно защищали линии укреплений, и к тому же имелись сильные резервы для поддержки, их было очень трудно взять даже римской армии. Изначально неровная местность, разделенная стенами и рвами, не давала командующему возможности с легкостью руководить любой атакой, и поэтому исход боя в значительной степени являлся волей случая. Помпей одержал победу и, поскольку с самого начала кампании время работало на него, не было никакой пользы торопить события. Взятые в плен солдаты Цезаря были казнены, однако даже Цезарь говорит, что подобный приказ был отдан не самим Помпеем, хотя командующий его и не отменил. Человеком, который сначала обрушился с руганью на пленных, а потом велел перебить их, был его бывший легат Лабиен. Он перешел на сторону Помпея в начале Италийской кампании — возможно, он посчитал, что Цезарь недостаточно оценил его и вознаградил за заслуги. Не исключено, что Лабиен был предан Помпею. Согласно третьей версии он сделал это исключительно по своим политическим убеждениям. Ранее Цезарь приказал отправить вслед за Лабиеном его личные вещи — но, несмотря на попытку сделать вид, что победителя Галлии не волнует эта измена, это было серьезным ударом, лишившим его одного из самых способных командиров. В «Записках о Гражданской войне» Лабиен выглядит гораздо более отталкивающей фигурой, чем в «Записках о Галльской войне». Особенно сильно его ненавидели офицеры, которые своими книгами дополняли записи Цезаря.{235} На следующий день Цезарь, точно так же как во время осады Герговии, собрал своих солдат и попытался восстановить их боевой дух. Несколько знаменосцев были публично понижены в званиях в наказание за проявленную трусость. Цезарь не пытался навязать врагу бой, как он делал это в Галлии, рассудив, что это будет слишком рискованным предложением — вдруг неприятель на него согласится? Было ясно, что нет никакой надежды одолеть Помпея с помощью блокады, поэтому Цезарь решил направиться в Центральную Грецию и заняться приведением в порядок своей армии. Отправив больных и раненых вперед, Цезарь вывел из лагеря ночью обоз и затем последовал за ним вместе с главной армией. Часть кавалерии Помпея заметила уход армии Цезаря и напала на арьергард, но атаку сумели быстро отбить. Кавалерия Цезаря уступала противнику в численности, но ее поддерживала когорта из 400 лучших легионеров, которые во время передвижения находились в состоянии повышенной боеготовности и не были обременены переноской груза. Цезарь мастерски уклонялся от близкого контакта с неприятелем, что всегда являлось трудной задачей, но этот факт и его уверенный тон в «Записках» не должны скрывать от нас того, что он потерпел серьезное поражение.{236} К этому времени уже начал созревать урожай, и так как армия Цезаря проходила по землям, которые ранее не подвергались мародерству ведущих боевые действия армий, жители смогли собрать хороший урожай. Некоторые греческие сообщества считали легионы Цезаря войском, потерпевшим поражение, и не желали оказывать им помощи из боязни навлечь на себя неудовольствие победителя. После того как город Гомфы закрыл свои ворота перед офицерами Цезаря и отказался давать им какое-либо продовольствие, он взял город штурмом и отдал его своим солдатам на разграбление. Как сообщают некоторые источники, передвижение армии Цезаря на следующий день больше походило на гуляние пьяной компании, чем на дисциплинированный марш. После этого наглядного и жестокого урока другие города не осмеливались в чем-либо ему отказывать.{237} Помпей двигался следом, но держался на некотором расстоянии и, вероятно, хотел продолжить свою стратегию изматывания врага, лишая того продовольствия. Многие известные сенаторы в его лагере активно критиковали подобную тактику и требовали, чтобы ставленник сената как можно быстрее разбил Цезаря и закончил войну. Цезарь (надо помнить, что он не является беспристрастным источником) утверждал, что помпеянцы уже спорили из-за того, какие кому достанутся посты, почести и награды. Несомненно, Помпей находился под постоянным давлением своих союзников-аристократов, но нам не известно, послужило ли это причиной того, что Великий все же решил дать генеральное сражение. Стоял август. Было ясно, что в это время года у Цезаря, имевшего свободу передвижения, ситуация с продовольствием значительно улучшилась. У Помпея было заметное превосходство в пехоте и еще большее — в кавалерии. Это делало битву, особенно на открытой местности, весьма многообещающей для Помпея. В начале месяца соперничающие армии находились около Фарсала и провели несколько дней в обычных для такой ситуации попытках завязать бой и предварительном маневрировании. Утром 9 августа 48 г. до н. э. Цезарь уже собирался перенести лагерь в другое место, так как его солдаты израсходовали большую часть добытого в окрестностях фуража, когда было замечено, что войска Помпея снова пытаются завязать бой. В первый раз войско Помпея миновало возвышенность перед своим лагерем и теперь разворачивалось в боевом порядке на равнине рядом с рекой Энипей. Помпей шел на риск, предлагая провести сражение. Подобный шаг свидетельствовал о его решимости, и Цезарь решил принять вызов. Приказав легионерам оставить вещи и готовиться к бою, он начал выводить войска для встречи с неприятелем. У Цезаря было 22 000 легионеров, разделенных приблизительно на восемьдесят когорт — дополнительные семь когорт были оставлены для охраны лагеря — и 1000 кавалеристов. Расположив свой левый фланг у реки, он развернул легионы с использованием обычного построения в три ряда. Его лучший X легион ветеранов занял почетное место справа, а рядом с ним находилась вся кавалерия, поддерживаемая легкой пехотой. Слева Цезарь поместил смешанное подразделение, состоящее из VIII и IX легионов. Два этих легиона были с неполной численностью. IX особенно сильно пострадал во время битвы у Диррахия. Разделив линию фронта на три участка, Цезарь поставил Марка Антония слева, Гнея Домиция Кальвина в центре, а Публия Корнелия Суллу справа. Сам командующий мог свободно перемещаться по всему фронту, но в действительности он контролировал ход боя на правом крыле, находясь почти все время со своим любимым X легионом. Одиннадцать легионов Помпея также развернулись в три ряда на равнине напротив. Всего у Помпея насчитывалось 45 000 человек, и каждая его когорта была построена глубиной в десять рядов, в то время как подразделения Цезаря едва насчитывали половину своего состава и стояли, вероятно, всего лишь в четыре или пять рядов. Лучшие легионы находились на флангах и в центре, и вся линия фронта была разделена на три части. Левой командовал Луций Домиций Агенобарб, центром — тесть Помпея Сципион, а Луций Афраний — справа. Сам Помпей присоединился к Агенобарбу и воинам, находящимся прямо напротив Цезаря. Как пишет Фронтин, 600 кавалеристов было поставлено на правом фланге рядом с рекой. Оставшиеся 6400 конников — или, как говорится во всех остальных источниках, все конные подразделения — были сосредоточены на левом фланге вместе с большим количеством пращников, лучников и других легких пехотинцев. Они были отданы под командование Лабиена, и именно эта часть армии должна была стать главным звеном атаки и смести кавалерию Цезаря, а потом напасть на легионы с фланга и тыла. Этот план нельзя назвать особенно утонченным, так как сосредоточение такого большого количества кавалерии на одном участке равнины невозможно скрыть, но это не означало, что Цезарю было легко принять контрмеры. Он сделал следующее: взял по одной когорте из третьего ряда каждого легиона и поставил их в качестве четвертого ряда позади своей собственной кавалерии и, вероятно, сдвинул их вправо. Кавалеристы Цезаря помешали врагу заметить этот ход. Соперничающие армии были уверены в своих силах. Обе стороны придумали пароли, чтобы уменьшить путаницу, неизбежную, когда противники носят одинаковую форму и говорят на одном языке. У сторонников Цезаря был пароль «Венера, Носительница Победы» — в честь его божественной прародительницы, а у солдат Помпея — «Геркулес Непобедимый». В разговоре, похожем на те, которые станут частью наполеоновской легенды, бывший примипил X легиона, являвшийся теперь командиром специально созданного подразделения из 120 ветеранов, крикнул Цезарю: «Сегодня я заслужу твою благодарность независимо от того, погибну я или нет». Этот человек, Гай Крастин, находился в самом первом ряду на линии фронта, которая начала бой и стала двигаться на легионеров Помпея. Те продолжали стоять на месте. Это было необычной тактикой, ибо римская пехота, как правило, шла в наступление, чтобы вступать в бой с вражескими пехотинцами. Даже солдаты Мария у Акв Секстиевых и воины Цезаря в битве с гельветами, несмотря на то что они ждали, пока неприятель утомится, поднимаясь по склону, метали в последнюю минуту свои пилумы с расстояния приблизительно в 10 или 15 ярдов, а затем шли в атаку. Цезарь пишет, что приказ оставаться на месте исходил от Гая Триария, который убедил Помпея, что это позволит когортам сохранить боевое построение и наилучшим образом использовать щиты для защиты от вражеских метательных снарядов. Эти опасения нарушить боевой порядок во время движения свидетельствовали о том, что легионеры Помпея отчетливо сознавали, насколько они уступают в боевой подготовке солдатам Цезаря. С другой стороны, Помпей, возможно, просто хотел, чтобы пехотинцы Цезаря выдвинулись как можно дальше вперед, чтобы его кавалерии на левом крыле было легче обойти ее с фланга. В «Записках» Цезарь критикует данное решение, утверждая, что наступление приободряет солдат, а пассивная защита оказывает пагубное воздействие на их боевой дух. Прежде чем ряды легионеров вступили в бой, кавалерия Лабиена двинулась на всадников Цезаря и оттеснила их после непродолжительной борьбы. Во время этой стычки среди атакующих началась неразбериха. Такое большое число всадников редко сосредоточивалось на столь узком фронте, к тому же большинство кавалерийских подразделений не имело боевого опыта. Ни Лабиен, ни его офицеры никогда не командовали такой массой всадников, и их задача только усложнилась из-за густых облаков поднятой копытами пыли. Эти факторы в сочетании с естественной склонностью лошадей, сгрудившихся вместе, волноваться, судя по всему, превратили левое крыло Помпея из упорядоченных отдельных эскадронов в одну неуправляемую массу. Прежде чем они успели собраться и перестроиться, Цезарь приказал своему четвертому ряду пехоты идти в контратаку. Эти когорты внезапно появились из-за облаков пыли и направились к сбившимся в кучу кавалеристам. Легионерам велели использовать свои пилумы в качестве копий. В других случаях, когда римские пехотинцы пыталась заставить паниковать неприятельских лошадей, они громко кричали и ударяли оружием по своим щитам. Под натиском пехоты кавалеристы Лабиена начали отступать, и через некоторое время это отступление превратилось в паническое бегство. Нам не известно, собрались ли всадники Цезаря и стали ли они преследовать неприятеля, но ясно, что кавалерия больше не играла никакой роли в битве. Главное звено атаки Помпея потерпело неудачу и открыло левый фланг его тяжелой пехоты, что лишний раз подтвердило, что выбранная для легионеров тактика была достаточно разумной. Когорты Цезаря выдвинулись вперед и, следуя обычной тактике, перешли в быстрое наступление, готовясь метнуть свои пилумы, когда легионеры были на расстоянии 30 или 40 ярдов от вражеского фронта. Когда стало ясно, что воины Помпея не последовали обычной тактике легионеров и не стали двигаться вперед, солдаты Цезаря остановились и не стали метать дротики, находясь еще слишком далеко, чтобы эффективно поразить неприятеля. На некоторое время вся линия фронта остановилась, центурионы и их подчиненные перестраивали ряды, которые стали неровными во время неудавшегося наступления. Уверенность этого маневра в такой близости от противника свидетельствует о высоком уровне подготовки и опыте легионеров Цезаря и их офицеров. Затем после недолгой паузы они снова двинулись вперед. Они подошли к неприятелю примерно на 15 или 10 ярдов, обрушили на него залп пилумов и помчались вперед, испуская боевой крик и вытаскивая мечи. К чести солдат Помпея и в некоторой степени в оправдание выбранной тактики, помпеянцы встретили бойцов Цезаря довольно уверенно и в свою очередь метнули свои пилумы. Сражение было жестоким, большая глубина и плотное построение когорт Помпея помогали его воинам в борьбе с закаленными легионерами Цезаря. Крастин был убит колющим ударом меча в рот, столь сильным, что клинок пробил шею насквозь, и острие вышло с другой стороны. Цезарь вскоре ввел в бой когорты второго ряда, которые в его армии всегда действовали, находясь очень близко к первому. Некоторое время ни одной из сторон не удавалось добиться заметного преимущества до тех пор, пока четвертый ряд Цезаря не напал на левый фланг Помпея. Легионеры Помпея постепенно начали отступать, и тогда Цезарь дал приказ своему третьему ряду вступить в бой. Этот третий ряд был меньшей численности, чем обычно, из-за формирования четвертого ряда, но состоял из свежих войск. Давление на боевые порядки Помпея стало слишком сильным, и легионы обратились в бегство. Цезарь утверждает, что 15 000 вражеских солдат было убито и 24 000 взято в плен наряду с девятью орлами легионов и 180 прочих сигнумов. Он отдал приказ солдатам щадить по возможности своих сограждан, но убивать бойцов иностранных вспомогательных войск. Его собственные потери состояли из 200 солдат и 30 центурионов — соотношение, отражающее агрессивный и, следовательно, рискованный стиль командования, применяемый в легионах.{238} Помпей, судя по всему, играл незначительную роль в сражении после того, как атака его кавалерии закончилась неудачно. Цезарь даже утверждает, что он покинул поле боя еще до завершения сражения, отчаявшись в победе, — образ действий, совершенно несвойственный римлянам, и вернулся в свой лагерь. Увидев, что его армия вот-вот будет сломлена, он снял с себя знаки отличия полководца и ускакал. Даже в письменных свидетельствах, относящихся благосклонно к Помпею, нет и малейшего упоминания о том, что он проявил в этом сражении такую же энергию, как во время прежних своих кампаний. Как говорится в «Записках», совершенно ясно, что победу одержал лучший человек — и, безусловно, лучший римлянин. Встретившись со своей молодой женой Корнелией, Помпей бежал в Египет, где был убит придворными царя Птолемея XII, надеявшегося завоевать благосклонность победителя. Стоит уточнить, что первый удар был нанесен центурионом, который когда-то воевал под командованием Помпея во время его кампаний на Востоке. Теперь этот центурион служил в одном из двух легионов, оставшихся в Египте на несколько лет, солдаты которых считали, что стали в Египте «совсем как родные». Когда 2 октября 48 г. до н. э. в Египет прибыл Цезарь, ему преподнесли голову Помпея, но он не захотел взглянуть на нее и удостоил своего бывшего союзника почетных похорон. Он открыто заявил, что сожалеет о том, что не имеет возможности распространить свое общеизвестное милосердие на своего самого знаменитого противника. Возможно, это просто было игрой на публику, но также не исключено, что он сохранил привязанность и уважение к своему старому другу.{239} Цезарь провел следующие полгода в Египте. Таким образом, он дал время уцелевшим сторонникам Помпея вновь собраться и создать новую армию в Северной Африке. Долгая задержка перед возвращением в Рим сбила с толку многих колеблющихся, таких как Цицерон, которые надеялись, что Гражданская война теперь закончена. Возможно, Цезарь считал, что без Помпея его коалиция распадется автоматически — или, может быть, он не испытывал удовлетворения от своей победы над соотечественниками. В Египте он оказался втянутым в династическую борьбу царствующего дома — Птолемей, не достигший еще двадцати лет, соперничал со своей сестрой Клеопатрой, которой исполнился двадцать один год. Она — полная жизненных сил, умная и привлекательная, одним словом, харизматическая личность, — хотя и не отличалась красотой, хорошо знала как эллинистическую, так и более старую египетскую культуру. Предполагают, что она велела доставить себя в штаб Цезаря завернутой в ковер, который затем был развернут и явил свою замечательную пассажирку. Два человека, которые могли сравниться друг с другом в остроумий, образованности и в невероятном честолюбии, скоро стали любовниками, и египетская царица произвела гораздо большее впечатление на распутного немолодого римлянина, чем любая другая женщина — возможно, за исключением Сервилии, матери Брута, которая была возлюбленной Цезаря в молодости. Цезарь разбил Птолемея, который погиб в неразберихе во время сражения, и возвел Клеопатру на египетский трон. Но и после этого он не захотел покидать Египет, и любовники отправились в долгое и великолепное путешествие по Нилу. Только плохие известия, пришедшие со Средиземноморья, вывели Цезаря из состояния мечтательности. Фарнак, сын Митридата, который прежде пошел против своего отца, и которому Рим позволил управлять утратившим прежнее могущество царством, вторгся в римскую провинцию Понт и разбил римскую армию. В конце мая 47 г. до н. э. Цезарь собрал небольшое войско из легионов, находившихся в его непосредственном распоряжении, и выступил против Фарнака. 2 августа понтийская армия была наголову разбита в битве при Зеле, и быстрота этой победы вдохновила Цезаря произнести знаменитую фразу: «Пришел, увидел, победил» (veni, vidi, vici). Но даже после этой победы исход кампании находился под вопросом, когда Фарнак нарушил все правила полководческого искусства и атаковал армию Цезаря, в то время как она сооружала лагерь на возвышенности. Благодаря неожиданной атаке на врага, занявшего сильную позицию, понтийская армия сначала получила преимущество, но легионы быстро пришли в себя и вскоре уничтожили неприятеля. В насмешку над покойным Помпеем Цезарь сказал, что полководцу, который заслужил славу, сражаясь с таким слабым противником, несомненно повезло.{240} Когда Цезарь вернулся на запад, чтобы разобраться со своими старыми римскими противниками, его действия были энергичными, нетерпеливыми и все более безжалостными. В декабре 47 г. до н. э. он возглавил плохо подготовленное вторжение в Африку, которое в некоторых отношениях было куда более смелым, чем высадка в Македонии двумя годами ранее. Его талант к импровизации и уверенность в конечном успехе в сочетании с высоким уровнем подготовки офицеров и солдат под его командованием позволили армии Цезаря выстоять до тех пор, пока не прибыли подкрепления и не улучшилось положение с продовольствием. В апреле 46 г. до н. э. он столкнулся с армией сторонников Помпея возле Тапса. Автор «Записок об Африканской войне» намекает, что армия Цезаря далеко не всегда повиновалась своему полководцу: Цезарь колебался и противился их горячему желанию, он кричал, что не желает сражения, и все более и более сдерживал свои боевые линии, как вдруг без всякого его приказа на правом крыле сами солдаты заставили трубача затрубить. По этому сигналу все когорты со знаменами понеслись на врагов, хотя центурионы грудью загораживали солдатам дорогу и силой удерживали их от самовольной атаки без приказал императора. Но это было уже бесполезно.
По версии других писателей, Цезарю пришлось покинуть поле боя из-за приступа эпилепсии, и он не принимал участия в этой битве. Независимо от того, насколько достоверны эти сведения, легионы Цезаря одержали быструю и безоговорочную победу в Африке. Однако и эта победа не привела к окончанию войны, так как сын Помпея Великого Гней Помпей попытался организовать сопротивление в Испании и был разбит в битве при Мунде только в 45 г. до н. э.{242} Цезарь выиграл Гражданскую войну, опустошив Италию и провинции, чтобы отстоять свою личное достоинство, но теперь он должен был показать, на что способен в мирное время. Как пожизненный диктатор он обладал властью, равной в прошлом только полномочиям Суллы, которого он объявил политическим невеждой за добровольный уход из общественной жизни. Таких почестей, как Цезарь, не удостаивался до него еще никто, а масштаб запланированных им проектов поистине ошеломляет. На протяжении всей Гражданской войны Цезарь продемонстрировал свое милосердие (clemencia), прощая захваченных в плен противников, в некоторых случаях даже помногу раз. Противники считали это циничной уловкой, помня, что поначалу действия Суллы тоже не отличались жестокостью — до тех пор, пока победа не предоставила ему полной свободы в осуществлении мстительных планов. Страхи, что Цезарь сделает то же самое, пока оказались необоснованными, ибо не последовало никаких проскрипций, и в сенат вошло немало его бывших противников. Некоторым из них даже предоставили высокие посту. Однако если его диктатура и не отличалась жестокостью, то все равно это была диктатура, так как выборы тщательно контролировались, а сенат больше не обладал реальной властью и независимостью. Распространились слухи о том, что Цезарь желает объявить себя царем — титул, который спустя столетия после изгнания последнего царя по-прежнему являлся для римлян ненавистным, — и потребовать, чтобы ему оказывались царские почести. Кое-кто поговаривал, что Цезарь хочет править вместе с Клеопатрой (которая прибыла в Рим) в качестве царицы и основать новую династию. У заговорщиков имелось немало мотивов, но самый большой страх вызывали предположительные планы Цезаря, а не то, что он успел уже осуществить. Сейчас уже невозможно точно установить, каковы были намерения диктатора, поскольку все источники того времени необъективны и выражают две крайние точки зрения: сторонников Цезаря и его врагов. Например, нельзя выяснить, был ли мальчик Цезарион в действительности незаконнорожденным отпрыском Цезаря и Клеопатры. Возможно, сам Цезарь не совсем ясно представлял свои конечные цели, ибо в его ближайшие планы входило вновь начать войну и командовать армией — это он умел делать лучше всего. Он собирался отправиться в кампанию против даков, а затем в Парфию. Последняя кампания должна была неизбежно продлиться несколько лет, и мы не знаем, что, по его мнению, должно было происходить в Риме во время его отсутствия. Цезарь был убит на заседании сената в Мартовские иды (15 марта) 44 г. до н. э. Незадолго до этого полководец распустил свою охрану. После убийства Цезаря Рим снова оказался ввергнутым в Гражданскую войну. Последним знаменательным штрихом стало то, что труп диктатора упал у подножия статуи Помпея, так как сенат в тот день собрался в курии, примыкающей к зданиям театра Помпея.{243} В предыдущих главах мы рассказывали о четырех полководцах — Марии, Сертории, Помпее и Цезаре. Каждый из них в определенный момент своей карьеры двинул свои легионы против других римских армий. С самых ранних дней республики в римской политике существовала сильнейшая конкуренция, но лишь в I веке до н. э. распри между сенаторами привели к гражданским войнам. Трудно представить, чтобы Сципиону Африканскому могло прийти в голову сражаться с режимом, преждевременно вычеркнувшим его из общественной жизни. Если бы он все же отважился на такой шаг, то маловероятно, что кто-нибудь из его бывших солдат, демобилизованных и вернувшихся к себе домой, захотел бы силой оружия защищать своего прежнего командира. Легионы в то время набирались из представителей состоятельных классов, которые могли влиять на политическую жизнь республики, голосуя на выборах. Однако в течение последующих ста лет отношения между армией, ее командирами и республикой изменились, поэтому в 88 г. до н. э. и позже полководцы могли направить свои легионы против соотечественников. Новая ситуация прежде всего была связана с появлением профессиональной армии, в которую большинство легионеров набиралось из самых бедных граждан. Для подобных людей военная служба была не воинской обязанностью перед республикой, прерывающей обычный ход их жизни, а источником работы и стабильного, хотя и низкого заработка. После демобилизации пролетариям, не имевшим ни собственности, ни работы, не к чему было возвращаться в гражданской жизни. Добившиеся успеха военачальники, такие как Марий, Сулла, Помпей и Цезарь пытались добиться создания колоний и выделения земли для своих ветеранов. В каждом случае подобные предложения встречали резкий отпор главным образом из-за того, что никто из сенаторов не желал, чтобы у какого-то аристократа появилось так много клиентов — людей, которые всю жизнь должны были чувствовать себя обязанными своему благодетелю. Сенат официально не желал признавать, что легионы отныне набирались из бедняков, и потому отказывался брать на себя ответственность за их благосостояние после демобилизации. Это только способствовало созданию более тесной связи между военачальником и войсками, и легионеры зачастую хранили верность своему командиру, а не республике, которая отныне предлагала им столь мало. Легионеры, в сущности, становились клиентами или частными армиями популярных и могущественных полководцев. Эта традиционная точка зрения на результаты реформы Мария является несколько упрощенной, и ее не раз критиковали — особенно ученые, считающие, что изменения в римской армии происходили постепенно и что во времена Мария не произошло никаких внезапных перемен. Они утверждают, что ошибочно полагать, будто бы каждый римский полководец в I веке до н. э. был способен повернуть свои легионы против соперников в сенате. Лукулл несколько лет успешно проводил кампании на Востоке, и тем не менее он так и не сумел добиться привязанности своих солдат. Его легионеры отклонили все просьбы противиться назначению командующим Помпея. Нередки случаи, когда во время гражданских войн не пользовавшихся популярностью полководцев покидали или же убивали их собственные солдаты. Однако, если многие из полководцев поздней республики (возможно, даже большинство из них) не могли надеяться убедить свои легионы сражаться против соотечественников, суть перемен состояла в том, что некоторые могли это сделать и сделали. Подобные действия были бы невозможны во времена расцвета призывной армейской системы, завоевавшей Риму господство в Средиземноморском мире. И хотя политическая конкуренция увеличилась, гражданские войны, благодаря новой природе легионов, стали лишь одним из возможных средств борьбы. Этот момент сторонники точки зрения о постепенной военной реформе не смогли проработать должным образом. Но как бы то ни было, нет никаких оснований считать одно мнение более близким к истине, чем другое.{244} Поскольку некоторым римским военачальникам удалось добиться такой тесной связи со своими легионерами, что они были готовы сражаться против армий, состоявших из римских граждан, необходимо рассмотреть, каким путем они этого достигли. Помпей мог набрать армию за счет собственных средств, несмотря на свою молодость и отсутствие официальных полномочий, и солдатами стали в основном обитатели его семейных имений. Он не был единственным, чье богатство позволяло это сделать, но успех Помпея в значительной степени основывался на его личной харизме и традиционной привязанности местного населения к его семье. В 88 г. до н. э. Сулле удалось убедить своих солдат пойти на Рим, потому что они боялись, что Марий возьмет другие легионы на, сулившую хорошую добычу войну на Востоке. Но хотя иногда полководцу удавалось обрести поддержку солдат еще до начала кампании, совместный период боевой службы лучше всего скреплял отношения между легионерами и полководцем. Преданность солдат Помпея и Суллы была подкреплена подобным образом, и не могло быть никаких сомнений в том, что после десяти лет нелегкой службы и побед в Галлии армия Цезаря согласится перейти вместе с ним Рубикон. Обычно долгое и успешное проведение военных кампаний создавало прочную связь между полководцем и его солдатами, хотя пример Лукулла доказывает, что бывают исключения. Одной из основных причин такой непопулярности считалась скупость Лукулла при распределении захваченной в ходе боевых операций добычи. Марий, Сулла, Помпей и Цезарь щедро вознаграждали своих людей, особенно офицеров. В определенный момент, вероятно во время Гражданской войны, Цезарь удвоил жалованье своим легионерам до 225 денариев в год.{245} Цезарь в «Записках» старается оправдать свои действия и нередко пересказывает речи, с которыми он обращался к войскам. С помощью такого нехитрого приема он старался как можно лучше донести свои мысли до читателей, но к подобным уловкам часто прибегают историки, пишущие о гражданских войнах. В большей или меньшей степени все солдаты в армии во время любой гражданской войны имеют определенные представления о ее причинах. Центурионы и старшие офицеры, безусловно, интересовались политикой, и полководец должен был убедить их в справедливости и законности своих действий. Армейские офицеры и тем более простые легионеры, смотрели на политику иначе, чем представители сенаторского класса, но это не означает, что их интересы или представления о законности имели меньшее значения во время войны. Зачастую именно армейские офицеры выступали инициаторами массовых переходов солдат на другую сторону, а иногда — и убийства полководца. В начале Гражданской войны каждый центурион Цезаря официально выразил готовность экипировать кавалеристов за свой счет, тем самым выражая свое полное одобрение действиям своего полководца.{246} Марий был известен тем, что ввел менее строгую дисциплину, за исключением тех случаев, когда непосредственно происходили боевые операции, и Цезарь временами позволял своим солдатам веселиться и вести себя весьма вольно. Предполагают, что он хвастал тем, что его солдаты сражаются так словно «они источают славу». Но ни тот ни другой не прощали серьезных проступков, и оба были известны как военачальники, строго относящиеся к нарушителям независимо от их звания. Офицеры подвергались унизительному публичному увольнению, если выяснялось, что они не соответствовали требованиям Цезаря. Также было известно, что Марий, Помпей и Цезарь проводили сложные тренировки своих войск. Светоний сообщает нам, что Цезарь не всегда держал солдат в строгости, но вблизи неприятеля
Как и Серторий, Цезарь снабжал своих солдат красивыми доспехами и оружием. Ножны часто были отделаны золотом и серебром, поскольку он хотел, чтобы легионеры гордились собой. Легионеры всегда должны были ощущать, что их полководец и старшие офицеры всегда наблюдают за их поведением и неотлагательно вознаградят храбрых и накажут трусливых. Обращаясь к своим солдатам, Цезарь всегда называл их «товарищи» (commilitones). Говорят, что в Галлии он велел перевозить вместе с обозом мозаичные панели, чтобы в его палатке всегда можно было выложить ими пол. Но, несмотря на подобную роскошь (возможно, вызванную желанием произвести впечатление на местных вождей), он старался разделять со своими легионерами все трудности воинской службы. Светоний упоминает, что
Хотя в «Записках» часто описываются героические поступки отдельных солдат, рядовых легионеров автор редко называет по имени. Чаще их мужество восхваляется коллективно, отличившиеся легионы выделяются особо. Мы уже отмечали умение Цезаря манипулировать гордостью римлян, когда он объявил, что пойдет на Ариовиста с одним X легионом, раз остальная армия так оробела. Легионерам именно из этого легиона временно дали лошадей, чтобы они служили личной охраной Цезаря, так что они приобрели неофициальный статус всадников (equestris). Солдаты шутили, что щедрый командир возвысил их до положения второго сословия в Риме. Бойцы зачастую отождествлялись со своими легионами, особенно лучшие подразделения, и сильное соперничество за то, чтобы доказать превосходство своего легиона, всячески поддерживалось.{249} В книге Цезаря особое внимание уделяется подвигам его центурионов. Успехи армии зачастую объяснялись их смелостью и вдохновляющим примером, а их героизм смягчал горечь поражения. Похвала, которую они получили в официальных записях Цезаря, сравнима по значению для гордых римлян с материальными наградами и повышениями, произведенными сразу же после сражения. Во время войны в Галлии армия Цезаря увеличилась более чем в два раза, открыв перспективы для получения высоких должностей. О том, кто становился центурионом в этот период, известно мало. До сих пор неясно, было ли большинство из них непосредственно назначено или же их повышали из рядовых, хотя последний вариант никогда не упоминается в «Записках». Возможно, их набирали главным образом из семей, владевших определенной собственностью и имевших образование, — мы могли бы назвать их «средним классом» римского общества. Не исключено, что их семьи были весьма известны в небольших италийских городах. Центурионы получали жалованье и значительно более выгодные условия службы, чем обычные легионеры. Возможностей для повышения и получения вознаграждений было также значительно больше. Сцева, центурион, отличившийся при защите одного из фортов возле Диррахия, был повышен до примипила и получил вознаграждение в размере 500 денариев. Имеется запись, относящаяся, вероятно, к 30-м годам до н. э., о подразделении галльской вспомогательной кавалерии известном, как ала Сцевы (ala Scaevae), и весьма вероятно, что это один и тот же человек. Несколько центурионов Цезаря были даже включены в сенат во время его диктатуры. Центурионы получали большое вознаграждение, но несли несоизмеримо высокие потери, стремясь отличиться. Аппиан утверждает, что Цезарь приказал своим солдатам тщательно искать тело Крастина после битвы при Фарсале и похоронил его отдельно, а не в общей могиле. Также упоминают, что Цезарь возложил на его тело знаки отличия за доблесть. Если это соответствует действительности, то это исключительный случай, поскольку римляне обычно не выдавали награды посмертно.{250} Цезарь хвалил и награждал своих солдат, разделял вместе с ними опасности во время проведения боевых операций и постоянно их тренировал. Череда побед, нарушенная лишь несколькими поражениями, за которые он быстро рассчитался с врагами, укрепила веру легионеров в талант своего командира. Сам Цезарь постоянно напоминал, что он не просто одаренный, но и очень удачливый полководец. Немногим военачальникам довелось завоевать такую преданность своих войск. Иногда поведение его солдат все же не было столь безупречным, как говорится в «Записках». Во время Гражданской войны произошло два больших мятежа. В конце 49 г. до н. э. IX легион взбунтовался из-за того, что многие солдаты оставались на службе дольше положенного срока, к тому же им задержали выплату жалованья. Но они быстро уступили, когда прибыл их полководец и стал ругать их за неблагодарность и за то, что они больше не верят в его удачу. Цезарь изобразил такую ярость, заявив, что произведет в легионе децимацию, что солдаты вздохнули с облегчением, когда он в конце концов приказал казнить лишь двенадцать зачинщиков. Его действия, когда большая часть его армии (включая его любимый X легион) взбунтовалась перед Африканской кампанией, были еще более жесткими. Этот бунт, скорее всего, стал результатом бездействия, в то время как Цезарь находился в Египте. Не исключено, что могли всплыть какие-то старые обиды. Саллюстий, будущий историк и в то время один из офицеров Цезаря, едва не был убит солдатами, когда мятежники в ярости требовали выплатить им жалованье и премии. Внезапно полководец прибыл лично и предстал перед войсками. Предложение открыто высказать свои жалобы обескуражило солдат. Бунтовщики поначалу молчали, потом раздались отдельные крики — солдаты просили их демобилизовать. Цезарь, который в тот момент готовился к новой военной кампании и, следовательно, нуждался в армии, ответил, не проявляя при этом никаких эмоций, что они демобилизованы, а он добудет победу с другими войсками, однако выполнит все обещания после окончательной победы. После этого никто не выразил серьезного желания покинуть армию, и враждебность солдат сменилась чувством печали и стыда из-за того, что полководец, похоже, их совсем не ценит. Цезарь ничего больше не говорил, зато его старшие офицеры — которых, возможно, проинструктировали, как себя вести, еше до появления полководца — стали умолять командующего простить солдат, с которыми ему довелось многое пережить в походах, и не гневаться из-за нескольких необдуманных слов. Казалось, не осталось надежды, что он может смягчиться, когда он снова заговорил и обратился к ним «граждане» (Quirites), а не «товарищи» — то есть назвал их фактически «штатские». Бунтовщики начали кричать о своем раскаянии и просить, чтобы он снова принял их на службу. Когда Цезарь повернулся, чтобы сойти с трибунала, крики стали еще громче, и легионеры принялись умолять его наказать зачинщиков и взять остальных в Африку. Полководец изобразил нерешительность, повергая солдат в еще большее отчаяние, а потом в конце концов объявил, что возьмет с собой в кампанию всех, кроме X легиона, чья неблагодарность после его неоднократных знаков внимания не заслуживает прощения. Солдаты из этого подразделения теперь дошли до того, что стали просить Цезаря провести децимацию, если только потом он возьмет легион на войну. Наконец он решил, что эмоции достигли такого накала, что больше нет необходимости изображать недовольство. X легион отличился в битве при Фапсе и совершил решающий прорыв в сражении при Мунде. После убийства Цезаря остатки этого подразделения ветеранов хранили верность его памяти и долгие годы доблестно сражались, поддерживая его приемного сына Октавиана.{251} Цезарь знал, как играть на эмоциях своих солдат, больше всего на чувстве гордости отдельных легионов и желании сохранить статус преданных и храбрых воинов. Римские сенаторы могли добиться успеха в общественной жизни, если умели общаться с людьми и завоевывать расположение как отдельных лиц, так и группировок на Форуме и в военном лагере. Цезарь благодаря своему природному чутью и опыту сумел заслужить привязанность своих солдат и воодушевить их во время сражений, как не удавалось еще никому из великих римских военачальников — возможно, за исключением Помпея. Примечания:3 В нашем издании приведен перевод Н. Гнедича. (Прим. ред.) 37 Денарий — серебряная монета, во времена Цезаря весил 4 г. серебра. (Прим. ред.) |
|
|||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|
|
||||
