|
||||
4. Запрещённые очевидцыЕсть в приграничной битве, развернувшейся рано утром 22 июня 1941 года, страницы, на которые почему-то не очень принято обращать внимание. Что удивительно, тайны в них никакой нет. Поскольку я, например, нашел их в мемуарной литературе, опубликованной еще аж в 70-е годы прошлого столетия. Но и тогда (в СССР), и сейчас (в демократической РФ) мимо них как-то обычно проходят стороной. Хотя факты эти удивительны. Разговор пойдет о разгромленной авиации. И вине Сталина за этот разгром. Я не приглашаю обсуждать этот вопрос во всей его полноте. Хочу ограничиться всего несколькими странностями, которые заставляют усомниться в некоторых давно знакомых истинах. Общеизвестно следующее. Внезапность нападения немцев стала возможной потому, что Сталин не привел армию в боевую готовность, хотя военные (как выяснилось из мемуарной литературы намного позже) все как один считали необходимым это сделать. Результат известен. Что касается авиации. По официальным советским данным, за один день 22 июня наша авиация потеряла 1200 самолетов, из них 800 — на аэродромах (цифры, понятно, округленные). По немецким сводкам это количество выше: 1811 самолетов (1489 уничтоженных на земле и 322 сбитых в воздушных боях). Особенно большой урон понесла авиация Западного и Киевского особых военных округов, где немецко-фашистской авиации в первый день войны удалось уничтожить и повредить 1015 самолетов. Жестокие потери понесла авиация Западного Особого военного округа. Здесь было уничтожено 738 самолётов, из них 528 — на аэродромах. Все это, опять же, по данным советской стороны. Узнав об этом, командующий ВВС Западного Особого военного округа генерал-майор авиации Копец застрелился в своем служебном кабинете. Мы знаем также о трагической судьбе командования Западным фронтом — генерала армии Павлова Д.Г., генерал-майоров Климовских В.Е., Григорьева А.Т. и Коробкова А.А., приговорённых к расстрелу по приговору Верховного суда Союза ССР от 22 июля 1941 года. Значительно меньше (за пределами специалистов или любителей истории) известно о том, что были осуждены и расстреляны командующие ВВС Киевского округа генерал-лейтенант авиации Е.С.Птухин и Прибалтийского округа — генерал-майор авиации А.П.Ионов и с ними еще несколько авиационных командиров. Документы об общем количестве самолетов в советских ВВС и их количестве в приграничных округах до конца 80-х годов в свободном обороте отсутствовали, поэтому тогда вполне верилось в то, что нам преподносили. А именно. Поражения лета 41-го во многом обусловлены подавляющим господством в воздухе немецкой авиации. Это господство явилось следствием того, что вся (или бОльшая часть) авиации приграничных округов была уничтожена утром 22 июня на аэродромах. Этот разгром явился следствием внезапности немецкого нападения. Внезапность состоялась оттого, что войска не были приведены в боевую готовность. Боевую готовность не объявили, потому, что сделать это запретил Сталин. Все послесталинские годы было общеизвестно, что Сталин, чтобы как-то объяснить случившееся и отвести от себя обвинения в собственном провале, расстрелял невиновных людей, взвалив на них собственную вину. Что ничего обреченные генералы не могли сделать в той ситуации, связанные по рукам и ногам некомпетентными указаниями Сталина. Вот примерно так выстраивался причинно-следственный ряд вины Сталина в поражении РККА летом 41-го. Мы воспитывались на символах этой внезапности: разбуженные немецкими снарядами в Брестской крепости красноармейцы и командиры в исподнем мечутся между казарм. И гибнут, не успев толком понять, что же случилось. * * *Я не буду сейчас затрагивать вопрос о количестве авиации, которая не была уничтожена утром 22 июня и, естественно, приняла участие в боевых действиях после первого удара немцев. Хотя, если разобраться только в этом, сразу возникают существенные сомнения в фатальной роли именно внезапности в потерях советской авиации начального периода войны. Я хочу поговорить о самой этой «внезапности немецкого нападения». Разговор об этом хочу начать с небольшого отрывка, который еще в советские времена заставил меня задуматься — а так ли уж все однозначно с этой самой внезапностью? Итак. Маршал Советского Союза Н.И.Крылов в июне 41-го был полковником, начальником штаба Дунайского укрепрайона. Вот что он писал в своих мемуарах:
В другом месте своих воспоминаний он говорит о 95-й стрелковой дивизии переданной позднее в подчинение Приморской армии, в штабе которой служил к тому времени полковник Крылов.
Три самолета. Потом, мне, правда, попались другие сведения — 12 самолетов, но об этом чуть позже. * * *А пока несколько слов об артиллерии. И об инициативе полковника Рыжи. Хочу напомнить о том, что в устойчивой версии нашей неготовности к 22 июня, важное место занимает то существенное обстоятельство, что якобы вся артиллерия приграничных округов была именно в этот момент небоеспособной. Упоминаются некие учения, сборы артиллеристов. Говорится, что чуть ли не вся артиллерия в связи с этим была на полигонах. А стрелковые части из-за этого вступили в бой без своей артиллерии. И что виноват в этом, конечно же, Сталин. Хочу обратить внимание в связи с этим на слова маршала Крылова о готовности артиллерии 14 корпуса ОдОВО к 22 июня. Которые поданы, правда, как местная инициатива командования Одесского округа. Но вот, рядом с Одесским — Киевский округ. Командующим артиллерией Киевского особого военного округа был накануне войны генерал-майор (тогда) Н.Д.Яковлев. Читаем в его воспоминаниях.
Это подтверждает в своих мемуарах и маршал Баграмян, бывший тогда начальником оперативного отдела штаба Киевского Особого военного округа.
Иными словами. То, что относится к компетенции правительства, трогать нельзя. Это командование округа понимает хорошо. И не трогает. То, что относится к компетенции командования округа («хотя бы»), трогать можно. И командование трогает. Интересно, не правда ли? В Киевском военном округе, оказывается, артиллерия безо всяких инициатив сообразительных полковников оказалась на положенном ей месте — в распоряжении командования стрелковых дивизий. Да и в Одесском, оказывается, достаточно было распоряжения командира корпуса прервать учения артиллеристов. Иными словами, если комкор смог пушки откуда-то отозвать, значит, он же и приказал их туда направить. Потому что в армии приказ командира отменить может только сам этот командир. Или его вышестоящий начальник. А вышестоящим начальником у командира 14-го корпуса был в тот момент командующий Одесским военным округом генерал-полковник Черевиченко. Так что, либо тот, либо другой, но совершенно свободно мог учения артиллеристов отменить. Своей властью. А как это может быть? В двух округах (Киевском и Одесском) — одни порядки, а в других округах — другие… Только недоумение это можно сразу развеять, если допустить, что график и сроки повседневной боевой учебы в войсках контролировались командованием военных округов. А не Сталиным. И ещё. В ночь на 22 июня в приграничные округа была направлена знаменитая Директива N 1. Ее содержание много и безосновательно критиковали. Я не буду на ней сейчас подробно останавливаться. Замечу лишь, что в ней предписывалось:
Принято считать, что отдана она была слишком поздно, так что войска просто не успели ее выполнить. А так ли это на самом деле? Почему же в Одесском округе успели, а в других округах не успели? * * *Вернёмся к авиации. Давайте остановимся. Конечно, три (или 12) потерянных 22 июня на земле самолета во всем Одесском округе резко контрастируют с сотнями и сотнями сгоревших на аэродромах самолетах в других округах. Но может быть, немцы вовсе и не бомбили аэродромы Одесского округа? Или в округе не было самолетов? Нет, самолеты там были. Конечно, их было значительно меньше, чем в Западном округе. Насколько? Это известно. Вот численность авиации западных приграничных военных округов (без Ленинградского) на 22 июня 1941 года. Прибалтийский — 1211 самолетов. Западный — 1789 самолетов. Киевский — 1913 самолетов. Одесский — 950 самолетов.[9] Как видим, количество самолетов в Одесском округе меньше. Но не в сотни раз, как можно было бы подумать, исходя из численности потерь. И налетам аэродромы Одесского округа утром 22 июня подверглись, пусть и в меньшем количестве, чем это было севернее. Такие сведения также имеются. Смотрим в той же самой книге Г.Ф.Корнюхина. 22 июня 1941 года были подвергнуты атаке: 11 аэродромов ПрибОВО, 26 аэродромов ЗапОВО, 23 аэродрома КОВО, 6 аэродромов Одесского военного округа. Да, это значительно меньше, чем, скажем в Западном округе. Однако, опять же, не в сотни раз. В четыре с лишним раза. Разделите 528 (число уничтоженных 22 июня на аэродромах Белоруссии советских самолетов) на 4 или 5, и вы получите примерную численность возможных потерь авиации Одесского округа, если бы внезапность немецкого нападения была всеобщей. Или умножьте 12 (потери авиации ОдВО на земле) на 4 или 5. И получите цифру потерь, какие понес бы Западный Особый военный округ на своих аэродромах, если бы там были приняты те же меры, что и в Одесском. И дивизии, поднятые по тревоге за два часа до начала войны, плохо сообразуются с картиной избиения немецкой артиллерией советских войск в Бресте. Существовало, правда, да и по сей день бытует мнение, что командование Одесского военного округа подняло своевременно свои войска на свой страх и риск. И, конечно, вопреки указаниям Сталина. Вот и маршал Крылов пишет о предусмотрительности командования округа. И заслуга в этом приписана генерал-майору Захарову. Кстати, честь ему и хвала. Он проявил исполнительность и настойчивость, выполняя, как мы увидим ниже, приказ командования. Только о приказе этом маршал Крылов не упомянул ни слова. Но что можно было написать в то время? Писалось в шестидесятые, издавалось в семидесятые… А тот, кто писал тогда иначе, издавался через двадцать лет… Тем не менее, автор все же по-своему честен перед читателями. Написано так прозрачно, что всякий, даже не очень искушенный человек всё прочтет между строк. Не было у начальника штаба округа таких прав, чтобы по своему разумению выдвигать целые дивизии к границе. И не было у него, конечно, прав самоуправно переносить управление войсками округа на полевой КП. Тем более, заранее оборудовать этот самый полевой КП без согласия Москвы. А у кого эти права были? Кстати, обратим внимание на то обстоятельство, что поднял по тревоге войска округа не командующий, а начальник штаба. Между тем, любой генерал, подчинённый напрямую командованию округа, в такой сложной обстановке и по такому ответственному вопросу вполне мог начальнику штаба и не подчиниться. Потому что подчинён он командующему войсками округа. И должен исполнять его приказы. Либо исполнять указания Военного Совета округа. Главой которого является всё тот же командующий. И уж, во всяком случае, если кому и должен здесь подчиняться командир корпуса в отсутствие командующего войсками округа, то это заместителю командующего, генерал-лейтенанту Н.Е.Чибисову. Чья должность для того и была предусмотрена, чтобы было кому временно заместить отсутствующего командующего. Значит, беспрекословное подчинение высших командиров округа начальнику его штаба должно было быть вызвано тем, что полномочия на столь ответственные действия этот самый начальник штаба получил от того же командующего. И об этом Военному Совету округа доподлинно известно. Между тем. А мог ли в такой обстановке командующий округом дать на свой страх и риск такое указание? Или же поручить начальнику штаба действовать от своего имени? Наверное, мог бы. Если бы не одна деталь. Если бы он полностью владел обстановкой. Или, что ещё важнее, был уверен в том, что владеет этой самой обстановкой. Но может ли быть уверен любой командир, находящийся в отрыве от подчинённой ему управленческой структуры, что владеет обстановкой полностью? Ведь генерал-полковник Черевиченко этой ночью находился в Крыму, за многие километры от своего аппарата управления. Поэтому, дать указание на подъём войск по тревоге на основании чьего-то мнения, рассказанного ему по телефону… Игнорируя при этом прямые указания Наркома обороны… Несерьёзно это. Но вот дать такой приказ, имея на то прямые указания Москвы, он не только мог, но и был обязан. И точно также были обязаны выполнить этот приказ командиры корпусов, не вникая в раздумья о пределах полномочий начальника штаба округа. * * *Маршал Жуков в своих воспоминаниях рассказывал, что передача директивы в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Однако маршал Захаров говорил (об этом я писал в очерке «Ложь, о которой…») о том, что директиву он начал принимать во втором часу ночи. И все равно успел привести войска округа в боевую готовность. Знаете, почему? Потому что не посчитал угрозу маловероятной. А в других округах не успели. Почему? Много говорилось и писалось потом о диверсантах, нарушивших связь. Я тоже долго этому верил. Однако и тогда оставались вопросы. Известно, что местами связь действительно была нарушена немецкими диверсантами. Это для обвинителей Сталина как-то оправдывает командование приграничных округов. Что, мол, они могли сделать? Связь-то порезали немецкие диверсанты. И виноват в этом Сталин. Отвлекаясь на минуту. Хотя тема и трагичная, мне, слыша это, к сожалению, не удается сдержать неприличный (согласен) смешок. Ведь до чего же неискоренима русская натура. Уж очень по тональности это объяснение похоже на дежурно-привычное объяснение наших современных коммунальщиков. Кто бы мог подумать? Зимой, в середине января — и вдруг выпал снег. И квадратные глаза при этом. Дело в том, что в бою любая армия в первую очередь стремится нанести удар по командным пунктам и линиям связи противника. Это — общеизвестно. Это — аксиома военной теории. За прокладку, маскировку, защиту, исправную работу линий военной связи отвечает штаб соответственного военного командования. Причем, по военным уставам, ответственность за бесперебойную связь несет командование вышестоящее. Поясню. Если нарушена связь между дивизией и полком, исправить ее обязаны дивизионные связисты. Связь между дивизией (корпусом) и армией обеспечивает штаб армии. За связь между командованием фронта (округа) и армиями отвечает штаб фронта (округа). Если эта связь нарушена полностью — отвечает за это, в конечном итоге, начальник штаба (ну и, естественно, начальник связи) округа. Значит, линии связи были демаскированы. Значит, не озаботились вовремя заменой долго использовавшихся (и, значит, подверженных опасности расшифровки) линий. Значит, не были предусмотрены дублирующие линии связи. Значит, не были предусмотрена подстраховка проводной связи другими ее видами (радио, авиация). Знаете, почему это, в конечном итоге, произошло? Из-за настроений мирного времени. То есть неверия в нападение немцев. Если бы действительно верили в это, относились бы к возможной угрозе линиям военной связи иначе. Только не Сталин в данном случае не верил в эту угрозу. Исправность военной связи — это, конечно, не его уровень компетенции. Это было полностью в компетенции военного командования. Получается, не верило в нападение немцев именно военное командование. В данном случае, командование военных округов. Потому что к вопросам военной связи именно военное командование относились категориями мирного времени. Сейчас (в условиях мирного времени) связь работает, значит все в порядке. Значит, этого достаточно для нормальной службы. Это говорит о том, что именно ВОЕННОЕ командование относилось к военной угрозе, не принимая ее всерьез. Не Сталин, в данном случае. Не верите? Вот вам пример. Открываем снова сборник приказов НКО СССР за 1937–1941 годы.[10] Приказ Наркома обороны СССР номер 0035 от 10 июня 1941 года «О факте беспрепятственного пропуска через границу самолёта Ю-52 15 мая 1941 г.» Читаем.
Те, кому интересна эта громкая история с гулящим «Юнкерсом», может прочесть приказ полностью по указанному адресу. А мы остановимся. И вдумаемся. За пять недель до войны, 15 мая произошло громкое событие, имевшее далеко идущие последствия. Этот злосчастный «Юнкерс» аукнулся вскоре командирам самого высокого ранга. А ещё за неделю до этого события произошло другое событие, рядовое и незаметное, ставшее известным только потому, что попало в поле зрения высокого начальства по этому самому скандальному поводу. Не полетел бы «Юнкерс», событие это так и осталось бы всё тем же самым — рядовым и незаметным. Военнослужащие случайно порвали линию связи, соединявшую военное командование и Белостокский аэропорт. Ясно, что, поскольку связь между этими двумя абонентами была предусмотрена, значит, была она необходима. И думаю, что в первую очередь необходима она была военным. У нас ведь всё в стране делалось в интересах Красной армии, не так ли? Как думаете, какой неимоверно трудный фронт работ надо было освоить, чтобы ликвидировать повреждение? Сколько сотен метров или даже километров провода проложить? Сколько десятков столбов вкопать? Не думаете, что много? Вот и я не думаю. Что это может означать, «связь была порвана военнослужащими»? Они что, специально лазили на столбы, чтобы для развлечения рвать провода? Вряд ли. Скорее всего, произошёл случай совсем обычный и хорошо знакомый большинству читателей. Водитель военной автомашины по какой-то причине не справился с управлением, и машина эта снесла деревянный столб с проводами линии связи. Дело, повторю, житейское. Неделю. Точнее, ШЕСТЬ ДНЕЙ военное командование не хотело ПРИСТУПАТЬ к ремонту линии связи, самозабвенно переругиваясь с руководством аэропорта о том, кто из них должен эту самую связь чинить. До начала войны оставалось немногим более месяца. Речь, обратите внимание, идёт в данном случае не о рядовых связистах, которым неохота засучивать рукава. Речь идёт о командовании авиационной дивизии — о её командире, начальнике штаба и начальнике связи. И что, вот на фоне всего этого, кто-то будет продолжать утверждать, что эти люди были в эти самые дни уверены в завтрашнем германском вторжении? Именно они делали всё возможное, чтобы встретить ожидаемое ими нападение во всеоружии? И мешал им достичь этого самого всеоружия Сталин? Ну да, конечно. Именно Сталин держал за руки военное командование всех уровней. Но вернёмся к немецким диверсантам, кромсающим линии связи. Только, что на фоне этого случая можно говорить о диверсантах? Это, повторю ещё раз, всего лишь мелкий эпизод, случайно всплывший на поверхность. Попавший на глаза в результате громкого скандала. Кто-нибудь рискнёт утверждать, что случай этот нетипичный и из ряда вон выходящий? Впрочем, убедили. Виноваты во всём диверсанты. Но ведь и там, где связь была нарушена, можно же было попробовать довести приказ до подразделений иными способами. Все же было в округе некоторое количество радиостанций. Или хотя бы с помощью связных самолетов. Были же авиационные подразделения (связные эскадрильи У-2), предназначенные специально для этого. Для обслуживания командования округом. Однако сделано этого не было. Почему? Кстати, радиостанции были. Я уже писал об этом ранее. Но вот воспользоваться ими не сумели. Не было навыка использования радиосвязи? Конечно, не было. Потому что навык сам собой не возникает. Читаем воспоминания адмирала Кузнецова. Вот это, например.
Почитайте, как долго и кропотливо отрабатывалась на флотах система приведения в боевую готовность. Как они поначалу мучились с этим. Как у них поначалу толком ничего не получалось. Потому что, естественно, не было навыка. И что же? Повторяли отработку этой операции снова, и снова, и снова. Пока, наконец, после долгих и упорных тренировок, не отработали до автоматизма. * * *Кстати, вот вам ещё один повод для размышлений. Было в советские времена модным у историков, говоря о начале войны, козырять готовностью флота. При этом обычно либо намекалось, либо говорилось прямо и недвусмысленно о том, что флот был приведён так удачно в боевую готовность тоже ВОПРЕКИ указаниям Сталина. Игнорировалось обычно то обстоятельство, что сигнал к готовности номер один был дан на флоты Кузнецовым только после того, как он в 23 часа 21 июня получил от Тимошенко одобренную Сталиным директиву. Или поступали историки хитрее (как им казалось). Не отрицая последнего факта, заявляли (без каких-либо доказательств, естественно), что приведение флотов в готовность номер два, иначе говоря, повышенную готовность, 19 июня 1941 года было осуществлено тайком от Сталина. А именно повышенная боевая готовность и позволила в ночь на 22 июня перейти быстро и без задержек на готовность полную. Вроде бы, два дня, с 19 и по 22, это не очень большой срок. И Сталин поэтому тогда ничего не узнал. Но вот, открываем воспоминания адмирала Н.Г.Кузнецова. Главного свидетеля по этому вопросу.
И есть ещё в воспоминаниях адмирала Кузнецова многозначительные слова.
По-моему, сказано предельно ясно. Раньше у этого мероприятия был один характер. Теперь оно носило иной характер. Но каким бы ни был этот самый характер, меры-то принимались технически ОДНИ И ТЕ ЖЕ. Иными словами, усиление боеготовности объявлялось в течение года неоднократно. Ладно, попробуем поверить уверениям в том, что 19 июня это было сделано тайком от Сталина и тот ничего не заметил. Хотя и непонятно, куда смотрел НКГБ вместе с флотскими военно-политическими органами. Но, допустим. А как же тогда быть с другими такими же случаями, происходившими ранее? Что, и то, что этот самый перевод на повышенную боевую готовность периодически проводился в течение целого года, этого ни Сталин, ни соответствующие организации не заметили тоже? Впрочем, хватит вопросов. Ясно же как дважды два, что флотское командование имело полномочия своей властью объявлять по своему усмотрению повышенную боевую готовность, кроме полной. Той самой, которую Кузнецов именует «номер один». Только её можно было объявить после указания высшего руководства. Что и было сделано в действительности военно-морским командованием. Об этом Кузнецов сказал сам, прямым текстом, исключающим иные толкования. О том, что приказ о приведении флотов в готовность номер один был отдан только после ознакомления его с директивой из рук маршала Тимошенко. ПОСЛЕ одобрения этой директивы Сталиным. И, кстати, полномочия эти, на приведение флотов в течение года в готовность повышенную. Кто мог эти самые полномочия предоставить адмиралу Кузнецову? Кто вообще предоставляет какие-либо полномочия наркому или министру? * * *А вот к радиостанциям в армии мы видим совершенно иное отношение. Что и сказалось в тот момент, когда они были больше всего нужны. 22 июня 1941 года. Почему? Ответ простой. Потому что до войны считалось достаточно того, что радиостанции имеются в наличии. А отрабатывать их применение не догадались. Или поленились? Да ни то, и ни другое. Если бы всерьез опасались немецкого нападения, отрабатывали бы до посинения. Как на флоте. Потому что — а вдруг немцы нападут, и, в первую очередь, согласно военной теории, постараются нарушить связь? А у нас только проводная… Значит, не опасались нападения. Всерьёз, во всяком случае. Выходит, просто не верили в возможность завтрашней войны. Вот говорили об этом много. И перед войной говорили со всех трибун — «если завтра война». И после, когда лепетали о внезапности и о том, что сами-де они были готовы, только им всё время кто-то мешал. А на деле полагали, что будет это нападение обязательно, но когда-нибудь потом. Не сейчас. Не завтра, во всяком случае. По-житейски простое и, увы, единственное объяснение. Еще раз. Не Сталин не верил. Потому что именно Сталин приказал дать Красной Армии десятки тысяч радиостанций. И они были ей даны. Не верили военные самых разных уровней. Потому что, то, что им дали, они запихнули куда подальше. В самый дальний угол своего хозяйства. И никакой Сталин не запрещал, конечно, военным отрабатывать применение радиосвязи. Тем более, на принятых на вооружение радиостанциях. Что, вообще-то говоря, является их прямой обязанностью. Получили на вооружение технику — осваивайте. * * *Все это, повторю, впечатления и мысли прошлого. А сравнительно недавно прочел отрывки из протокола допроса генерала Павлова. …Из протокола допроса Павлова Д.Г. от 7 июля 1941 г.
Заметьте. Генерал Павлов ничего не сказал здесь о том, что связь была нарушена (вообще-то, единственное упоминание им обрыва связи 22 июня относится к моменту уже после начала немецкого артиллерийского обстрела). Он просто сказал, что его обманул генерал Копец и его подчиненные. Только не очень в это верится. Объясню, почему. Москва далеко. Там, действительно, может ещё и не узнают. А непосредственный начальник — вот он, рядом. Как командующий ВВС мог сказать такое командующему округом, если ни один самолет не покинул базовые аэродромы? Ни один. Это же около двух тысяч самолетов. Прямой обман своего командира является преступлением даже в мирное время. Обман, в данном случае, совершается в деле государственной важности. Я понимаю, что соврать кто-то может когда угодно и как угодно. Но только в уверенности, что не докопаются. А это? Обман глупый, неизбежно и легко раскрываемый. Предположим, не напали бы немцы 22 июня. Так всё равно Павлов узнал бы о невыполнении лётчиками своего приказа. Почти две тысячи самолётов никуда не перелетели — такое не скроешь. Так или иначе всё равно всплывёт. А за это — трибунал, напали там немцы или нет. Так зачем был нужен такой глупый обман генералу Копцу? Думаю, на самом деле все обстояло иначе. Видимо, Копец, опасаясь потерять ночью при перелете большое количество самолетов, попросил у Павлова отсрочить приказ до светлого времени. Отложить. Всего на несколько часов. И Павлов тогда согласился. Почему же Копец и Павлов не выполнили прямой и недвусмысленный приказ Москвы о перебазировании авиации? Конечно, это не было злым умыслом. А было примерно вот что. У Москвы там вечно свои причуды, с жиру бесятся. Ладно, скажем им, что сделали. А сами сделаем (конечно же, сделаем). Но с утречка, когда рассветёт. И самолёты не побьются. И окажутся они там, куда их приказала переместить Москва. Чуть раньше, чуть позже — какая разница? Это было проявлением настроений мирного времени. Это было проявлением неверия в немецкое нападение. Вам кажется такое предположение слишком вольным? Неправильным? Пожалуйста. Тогда прошу вас ответить самим на всё на тот же самый вопрос. Почему в Одесском округе успели, а в других округах не успели? Или такой пример. Маршал Василевский в своих воспоминаниях писал о том, что Генштаб еще 19 июня отдал приказ приграничным военным округам «маскировать аэродромы, воинские части, парки, склады и базы и рассредоточить самолеты на аэродромах». Ну, меры по маскировке в полном объеме — песня сравнительно долгая. Здесь выполнить что-то за два оставшихся дня было нереально. А вот рассредоточить-то самолеты — можно было? Тем более, что требование это в приказе (номер 0042 от 19 июня 1941 года) было сформулировано предельно жёстко:
Там даже, в этом пункте, и срок исполнения указан не был. Категорически воспретить… Иначе говоря, исполнение вне всякой очереди. Да, какие-то меры принимались. Имеются воспоминания о том, что генерал Птухин накануне войны облетал свои аэродромы, проверял выполнение этого приказа. Но что это за рассредоточение, показало в действительности утро 22 июня. Очень похоже, что выполнялось оно под влиянием настроений мирного времени, а именно — условно. Как на учениях. И не спеша. Это было проявлением настроений мирного времени. Это было проявлением неверия в немецкое нападение. Сталин должен был проверять выполнение приказов своими генералами? Или Тимошенко с Жуковым? Я, в связи с этим, не могу не коснуться весьма выразительного эпизода, воспроизведённого в мемуарах Главного маршала авиации Голованова. * * * А вот как поступили в округе, где не стали рассуждать о возможности нападения. Там просто и без затей выполнили приказ вышестоящего командования. Об этом говорит в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза М.В. Захаров. Тот самый начальник штаба округа, о котором писал в своих мемуарах маршал Крылов. Тот самый, о котором шла уже речь в очерке «Ложь, о которой не узнал Сталин».
Давайте остановимся. «Усиление охраны границы», надо полагать, это заслуга вовсе не командования военного округа, а пограничного командования. Пограничное же командование подчинялось Наркомату Внутренних Дел СССР. Иными словами, другому ведомству. «Усиление разведки». В данном случае речь идёт о разведке округа. Иными словами, подразделении военной разведки РККА. А вот здесь самое время вспомнить Директиву от 9 июня 1941 года, подписанную Кобуловым, которую я воспроизвёл в своём очерке о Рихарде Зорге. Ту самую директиву, где усиление разведки против Германии обозначалось накануне войны как «главная задача всех разведывательных органов Советского Союза». Тоже, кстати, документ, подготовленный в Москве. В Наркомате Государственной Безопасности СССР. Смотрите, что получается. Ещё раз вспомним о том, что боевая готовность Одесского военного округа преподносится, как местная инициатива. Предпринятая втайне от Сталина. «Усиление охраны границы» со стороны командования округом (слова Захарова). Фактически же этим занимается НКВД (погранвойска). «Усиление разведки» со стороны командования округом (слова Захарова). Одновременно этим же занят НКГБ (директива Кобулова). Как так? И всё это, вместе взятое, делалось тайком от Сталина? Берия и Меркулов — благородные борцы со сталинизмом… М-да. Кстати, здесь, по-моему, самое время упомянуть вот о чём. Захаров нигде ни одним словом не написал в своих воспоминаниях о том, что всё, что предпринималось в округе, делалось «тайком» от Сталина. Это утверждалось другими людьми. В то самое время, когда мемуары самого Захарова «почему-то» лежали под спудом в течение двадцати лет. Очень удобно для утверждающих. Далее. Военно-воздушные силы округа занимаются рутинной, в общем-то, боевой подготовкой. Однако направленность этой подготовки, как выяснилось немного позднее, была весьма и весьма своевременной. «Проводятся НОЧНЫЕ тренировки по перебазированию самолетов с постоянных аэродромов на оперативные». Понятно, что именно эти меры и помогли без потерь переместить всю авиацию округа в ночь на 22 июня. И здесь мы еще раз встречаемся с необходимостью читать между строк. Кто именно приказал проводить боевую подготовку именно в этом направлении? Не будем забывать о том, что речь здесь идёт не о двух часах или даже не о двух днях. Командование округа по своей собственной инициативе? Тогда нам придется забыть о тщательно оберегаемом до сих пор тезисе, что Сталин запугал военное командование, и оно не смело предпринимать никаких мер, направленных на отражение агрессии. Как видим, принимало. И очень активно. С другой стороны, такая подготовка в масштабах целого военного округа, не могла быть тайной для руководства страны. Хотя бы по линии НКГБ. Или Главного политического управления РККА. И, если она противоречила мнению Сталина, что Германия не нападет на СССР, такая инициатива окружного командования должна была быть расценена им как провокация. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Командование округа этого не понимало? Понимало, но шло на смертельный риск? И никто ничего не заметил? Ещё одно удобное объяснение. Изящно получается у обличителей Сталина. Весь советский военно-морской флот целый год занимается тем-то. Одновременно с ним, несколько меньше по времени, но тоже не два дня, Одесский военный округ занимается тем-то. А Сталин, по их уверениям, ничего этого не видит. Потому что доложить ему об этом некому. Видимо, так. Заметим ещё, что ни генерал Черевиченко, ни адмирал Кузнецов товарищами и единомышленниками не были. Один — старый конармеец, будёновец. Другой — совсем ещё молодой командир новой формации. Более того, служили они в разных наркоматах. А занимались, между тем, одновременно одним и тем же. Длительной и планомерной подготовкой к отражению германской агрессии. И еще. Боевая подготовка в армии ведется по плану. Эти планы утверждаются всегда вышестоящим командованием. Если приведенные выше мероприятия не входили в планы боевой подготовки Одесского военного округа, тогда они должны были проводиться в ущерб подготовке, утвержденной Наркомом обороны. Тем более, частые ночные тренировки, выматывающие, конечно, личный состав. Которому днём, между прочим, летать… Так что, если эти тренировки не были учтены в планах, утверждённых Москвой, должно это было серьёзно мешать их выполнению. Не забудем при этом, что срыв боевой подготовки армии, тем более в такое время, является деянием весьма опасным для виновных. Пора делать выводы, по-моему. Думаю, ясно любому непредвзятому человеку, что меры по подготовке авиации округа к передислокации на запасные аэродромы должны были быть санкционированы верховным командованием РККА. Но, если это так, тогда такие же точно меры должны были проводиться и в других военных округах. Не только Одесском. Однако, то, какова была направленность этой подготовки в других округах, мы просто не знаем. Надо полагать, это до сих пор является государственной тайной. Так что, нет ничего удивительного в том, что мемуары маршала Захарова были опубликованы через двадцать лет после их написания. Чтобы не разгласить ненароком самую большую государственную тайну Советского Союза. * * *Несколько слов об этой самой тайне. Какое-то время назад наблюдал я с интересом за сетевыми дебатами по поводу книжек Резуна. И вот какой мне там запомнился эпизод. Один из моих оппонентов, человек умный и старающийся мыслить беспристрастно (такие, как это ни удивительно, среди резуноидов иногда встречаются), выдвинул такой вот последний довод. Звучащий примерно так. «Хорошо. Вы (имелась в виду группа критиков Резуна) поймали Суворова на том-то и том-то. Но неужели вы не видите самого главного его доказательства? Ведь вся Красная армия придвигалась к западным границам. Не несколько армий, а почти вся РККА. Что-то оставляли на Дальнем Востоке. Что-то оставляли в Средней Азии и Закавказье. Но ВСЕ войска внутренних военных округов двинулись на запад». Отвечаю. Да, движение было. Но причины такого движения могут быть не одна, а две. Причиной может быть не только стремление напасть, но и стремление отразить нападение. И тогда он приводит самый последний довод. «Но, если перемещали на запад в таком количестве войска только для обороны, почему же тогда масштабы этого перемещения войск были такой большой тайной не только в то время, что вполне понятно, но и целые десятилетия после окончания войны? Если это было подготовкой к отражению немцев, почему тогда это так тщательно скрывалось целые десятки лет? Почему только Суворов громко и во всеуслышание обратил на это внимание? Вот и получается, что, если это было засекречено так долго, значит, речь может идти только о подготовке к нападению». Такой вот разговор. И невдомёк было всю прожитую жизнь этому умному (повторю опять) человеку, что была в советской военной истории тайна, не в пример более строго охраняемая, нежели передвижение войск. Ведь это передвижение, при известной усидчивости, вполне можно выловить даже из мемуарной литературы. Что, кстати, Резун и сделал. Настоящая тайна была в другом. Самой охраняемой в СССР тайной было то, что Сталин знал о возможном германском нападении. Знал о концентрации немецких войск на границе. И сведениям советской разведки об этом вполне доверял. Так что выдвижение РККА на запад было вызвано именно угрозой германского нападения. Единственно, не знал он того, что точная дата нападения всё-таки определена Гитлером, и потому не мог до конца понять, до какой степени авантюризма может он дойти. Но, не зная и не понимая всего этого, он, тем не менее, выдвигая на запад Красную армию, принял адекватные меры к противодействию возможной угрозе. Иными словами, поступил как политик разумный и ответственный. Что и явилось после его смерти самой большой государственной тайной Советского Союза. Конечно, можно возразить (и мне возражали по этому поводу в комментариях к одной из прошлых статей, за что отдельное спасибо уважаемой belke), что в послехрущёвское время отношение к Сталину, с ведома, конечно, руководства, сильно изменилось. Стало более терпимым к его личности. Появились озеровское «Освобождение» и последующие фильмы. В мемуарах можно было встретить вовсе не ругательные для Сталина мнения. Процесс этот был настолько явным, что расценивался тогда многими (впрочем, расценивается и сейчас), как чуть ли не возврат к похвалам Сталину. Тем не менее, беру на себя смелость утверждать, что было это изменение тональности вызвано не стремлением к справедливости, а иными причинами, сугубо практического свойства. Да, действительно, после свержения Хрущёва прекратились самые уж крикливые ругательства в адрес Сталина. И тон в мемуарах, написанных после 1964 года сразу же поменялся. Только надо понимать, почему произошло на рубеже 60-х и 70-х годов изменение этой самой тональности. И почему не противодействовала этому цензура. Первое — это, конечно, в пику свергнутому Хрущёву. Новое руководство страны хотело показать, что был он дураком во всём, за что бы ни брался (тема Сталина в том числе). Второе — я не устаю говорить о том, что сидели в ЦК умные люди. И понимали, что подавляющее число населения не принимает и никогда не примет того, что Верховный Главнокомандующий армии, победившей Гитлера, был полным идиотом. Так что, речь шла не о Сталине. Речь шла о том, как выглядит партия в глазах народа. И третье. «Освобождение» и подобные более поздние фильмы — это особая статья. Это было на самом деле одним из кирпичей в основании монумента Жукову. Естественно, чем умнее выглядел в фильме Сталин, тем более великим выглядел на его фоне полководец Жуков. Поскольку главным героем эпопеи был именно он. А Сталин ему в фильме лишь удачно не мешал выиграть войну. При этом обратите внимание на то, что, не противодействуя более-менее лояльному изображению Сталина периода войны, продолжала одновременно неотступно педалироваться тема его единоличной ответственности за разгром лета 1941 года. Продолжал неизменно утверждаться неприкосновенный тезис о неверии Сталина в германское нападение. А ведь ответственность Жукова за лето 1941 года вовсе не является ничтожно малой величиной. Между тем, обвинения в адрес Сталина были построены таким образом, что снимали с Жукова любую ответственность полностью. Так что, и это обстоятельство тоже работало на построение образа «Маршала Победы». Одновременно давайте не упускать из виду следующее. Все эти десятилетия партия и советское государство, поощряя и покровительствуя неисчислимым публикациям о сталинском доверии Гитлеру, о его неверии в возможность нападения немцев, о том, что он ничего не предпринимал для его отражения, лгало ежедневно и ежечасно. Началось с Хрущёва и закончилось Горбачёвым-Яковлевым. Все эти люди — разве могли они допустить хотя бы малейшую возможность того, что народ узнает когда-нибудь об их многолетней лжи? Так что, выловил мой оппонент в многолетней секретности военных передвижений Красной армии к западным границам СССР не доказательство агрессивного умысла Сталина, а доказательство совсем по другому вопросу. И вот, возвращаясь к воспоминаниям маршала Захарова. Остановлюсь ещё раз на судьбе их опубликования. Добавлю к тому, что писал о ней в предыдущей статье. Вот, посмотрим. Не публиковали долго мемуары маршала Голованова. Та же самая судьба постигла мемуары конструктора Грабина. Вышли они тоже спустя долгие годы и тоже уже после смерти авторов. Вышли в тот момент, когда власть КПСС дышала уже на ладан, и контролировать всё на свете, как это было раньше, она уже не могла. Однако, в конце 60-х годов власть эта контролировала идеологию ещё достаточно твёрдо. Поэтому и смогла воспрепятствовать публикации воспоминаний опасных для себя очевидцев. Причём, обратим внимание на то, что эти очевидцы являлись людьми заслуженными и когда-то достаточно высокопоставленными. И, что самое важное, в силу своего служебного положения, имели доступ к совершенно уникальной информации. Но в том-то и дело, что были они оба на момент представления рукописей в издательство — один маршалом запаса, другой пенсионером, генерал-полковником в отставке. То есть, по меркам власть предержащих, никем. Потому и выглядит беспардонное отношение к публикации их мемуаров чем-то не очень удивительным. Другое дело Маршал Советского Союза М.В. Захаров. В 1969 году, когда его рукопись ушла в издательство, был он, ни много ни мало, начальником Генерального штаба. Это вам не пенсионер, пусть даже и сановный. Это был в то самое время военный деятель государственного масштаба. Действующий. Так какова же тогда должна была быть сила сопротивления тому, чтобы обнародовать воспоминания такого свидетеля? И с каких верхов она должна была исходить? И, главное, из-за чего? Ну, понятно. Голованов и Грабин встречались со Сталиным лично и о встречах своих рассказали, не кривя душой. Что само по себе уже являлось криминалом в глазах соответствующих инстанций. Но ведь Захаров-то со Сталиным не встречался и ничего подобного, естественно, не писал. О Сталине он написал лишь скупое:
И всё. Это он таким образом упомянул о принятой им в ночь на 22 июня директиве. Да ещё рассказал о том, когда именно начал он эту директиву принимать. Что же было такого опасного в этих словах? Настолько опасного? * * *В своей статье «Ложь, о которой не узнал Сталин» я приводил рассказ маршала Захарова о вечере 21 и ночи с 21 на 22 июня. Поэтому здесь повторяться не буду. Повторю единственно ещё раз о том, что в его изложении приведение войск Одесского военного округа в полную боевую готовность связывается прямо и недвусмысленно с соответствующей командой из Москвы. Не буду касаться также и мер, предпринятых Захаровым для приведения в боевую готовность армейских соединений. Остановлюсь только на авиации.
Итак, по словам маршала Захарова, на аэродромах округа, точнее, на кишиневском аэродроме, немцы уничтожили (так можно понять слова «попали под удар») 12 самолетов, 5 из которых были, скорее всего, связными или учебными. На остальных пяти аэродромах потерь не было. * * *Что же тогда на самом деле произошло? Вернёмся немного назад. При ночном перелёте в темноте могли быть аварии и поломки. Кто будет отвечать? Начальник ВВС округа. Но ведь, с другой-то стороны, если немцы ударят, тогда, сколько бы ни было аварий при перебазировании, всё равно их число будет учтено в общем количестве потерь от немецкой авиации. И никто за эти аварии с командования ВВС округа не спросит, поскольку их количество будет всё равно меньшим, чем возможные потери от немецкого удара. Только ведь бабушка надвое сказала (напомню, что реконструирую соображения того времени, а не мемуарные 60-х годов) — то ли ударят немцы, то ли нет. Тем более, и в директиве сказано: 22 или 23 июня. А приказ — что приказ? Его можно выполнить и чуть позже, когда рассветет. Что у них там, в Москве, засвербило, не могут подождать двух-трёх часов? Побьются самолеты, а немцы не ударят — кто будет отвечать? Это — настроения мирного времени. Конечно, можно мне возразить, что командиры ВВС не зря боялись большого числа аварий. Что буквально накануне войны за аварии пострадал ряд высших чинов ВВС. Все это так. Так чего же они, получается, боялись на самом деле? Немецкого нападения? Или того, что самолеты побьются, а немцы НЕ НАПАДУТ? Каково же было в действительности отношение высших командиров РККА накануне войны к возможности немецкого нападения? Не устану напоминать, и напомню ещё раз. Самым распространенным мнением на протяжении десятилетий (на сегодняшний день) является следующее. Военное командование РККА всех уровней было твердо уверено в близости немецкого нападения. Но не могло убедить в своей уверенности Сталина. Который в это нападение не верил до самых последних минут. И только позиция Сталина сдерживала военных. Теперь сравните это утверждение с поведением высшего авиационного командования приграничных округов. Обратите внимание. И генерал Мичугин выполнил прямой приказ верховного командования только под нажимом генерала Захарова. Вчитайтесь еще раз: «… Только после отдачи ему письменного приказания командующий ВВС приступил к его исполнению…» Эта настойчивость начальника штаба округа спасла тогда на самом деле генералу Мичугину жизнь. Я не много знаю о его дальнейшей судьбе. Однако, начав заниматься этим вопросом, сразу же заинтересовался сведениями о том, что в августе 1941-го генерал Мичугин был назначен командующим ВВС Западного фронта. В то время, как командующие ВВС Киевского и Прибалтийского округов генералы Птухин и Ионов были осуждены военным трибуналом и расстреляны. А командующий авиацией Западного округа генерал Копец застрелился. И здесь мы с вами подошли вплотную к одной загадке. Назову её так. «Молчание о генерале Мичугине». Дело в том, что, занимаясь поисками сведений о нём, я столкнулся в своё время с поразительным фактом. О личности этого генерала до недавнего времени было известно удручающе мало. Нет, то есть, тот факт, что «в ночь на 22 июня по его приказу…» и т. д. цитировался довольно часто. Но только это. Ни о его дальнейшей судьбе, ни, тем более, о его биографии, не упоминалось нигде. О временах СССР я вообще не говорю, потому что в то время узнать о нём хоть что-то более-менее подробное было совершенно невозможно. Между тем, генерал-лейтенант авиации Мичугин известен не только тем, что во время немецкого нападения командовал ВВС приграничного военного округа. Несколько позже генерал Мичугин возглавлял военно-воздушные силы Западного фронта. С августа по конец декабря 1941 года. Иными словами, именно генерал Мичугин командовал советской авиацией в битве за Москву. Во всяком случае, всю её оборонительную часть. За 1941 год получил два ордена Боевого Красного Знамени. Первый — за оборону Одессы, второй — за оборону Москвы. В том же 1941 году был повышен в воинском звании до генерал-лейтенанта авиации. В то время не многих генералов баловали такими наградами. Во всяком случае, насколько мне известно, никого больше среди авиационных генералов в 1941 году такими почестями не осыпали. Потом неясно, что произошло (намёки я по этому поводу слышал, но документальных подтверждений не имеется, потому промолчу), но шёл он только на понижение — командир авиагруппы Ставки, командир авиационной дивизии. С 1944 года оказался в должности начальника отдела боевой подготовки штаба ВВС Дальневосточного фронта. Так, на Дальнем Востоке и пробыл до конца войны. Умер в 1958 году. А потом — молчание… На долгие годы. Те скупые сведения, что я привёл, начали всплывать о нём сравнительно недавно, во всяком случае, уже в постсоветское время. В советские времена имя это обычно нигде не упоминалось. Не странно? Говорят, что Сталин накануне войны противился, Сталин запрещал… И ещё говорят, что были некие полководцы, поступившие наперекор Сталину. И потому их войска смогли встретить врага более организованно. Но вот же он, именно такой полководец. Никакой не безымянный. Так давайте восславим его имя. А что мы, вместо этого, о нём знаем? И почему то, что знаем, стало всплывать на поверхность только после крушения советского государства? Это, кстати, обращение к тем, кто уверен в том, что Одесский округ был приведён перед германским нападением в полную боевую готовность вопреки Сталину и втайне от него. Ведь Мичугин в антисталинских понятиях — самый настоящий герой. Вывел авиацию округа вопреки Сталину из-под немецкого первого удара… Только почему-то вместо трибунала оказался на ответственной должности самого важного участка фронта. Получал боевые ордена. Был повышен в генеральском звании. Что оказалось, видимо, нежелательным для упоминания в послесталинское время. Характерно также и то, что никто из уверенных в противосталинской готовности советских войск в Бессарабии не заинтересовался фактом запрета публикации мемуаров полководца, приведшего эти самые войска в боевую готовность «вопреки Сталину». А именно, Маршала Советского Союза М.В.Захарова, книга которого вышла только через двадцать лет после написания. Между прочим, ещё двадцать лет прошло уже с момента её первого издания в 1989 году. Ведь было же время задуматься. Время было. Не было желания. Никого из них никак не потревожило то обстоятельство, что в этой книге ничего не сказано автором о том, что действовал он «вопреки» Сталину. А, наоборот, сказано самим маршалом Захаровым прямым текстом о том, что подъём войск приграничных округов (и Одесского в том числе) состоялся по приказу Сталина. Всё это никого из них не заинтересовало. И не заставило задуматься. Почему? Примечания:1 Примечание. Этот и все другие цитируемые здесь приказы Наркома обороны СССР находятся в свободном доступе. Вы легко их найдёте по адресу: http://militera.lib.ru/docs/da/nko/index.html Так что нет в моей статье никаких открытий. Читайте эти приказы сами и убедитесь, что ничего я здесь от себя не выдумал. 9 Взято из книги: Корнюхин Г.Ф. Советские истребители в Великой Отечественной войне. http://militera.lib.ru/research/kornyukhin/01.html 10 Адрес всё тот же — http://militera.lib.ru/docs/da/nko/index.html 11 Взято из сборника документов «1941 год», т.2. Документ N 630. |
|
|||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|
|
||||
