|
||||
08. Михаил Тухачевский — несостоявшийся Бонапарт или рядовая жертва сталинского террора?Часть 1Сванидзе: Здравствуйте! У нас в России, как известно, прошлое непредсказуемо. Каждое время воспринимает прошлое по-своему. В эфире «Суд времени». В центре нашего внимания исторические события, персонажи, проблемы и их связь с настоящим. У Вас, нашей телевизионной аудитории, есть возможность голосовать. Такая же возможность будет у сидящих в зале… Сегодня наша тема из довоенного времени, из 30-х годов XX века. В годы большого сталинского террора была расстреляна группа высших советских военачальников, в их числе — маршал Тухачевский. Блестяще образованный царский офицер, участник Первой мировой войны, перешедший на сторону красных, назван Троцким «демоном гражданской войны». Стратег и реформатор армии. В то же время — палач кронштадтских моряков и тамбовских крестьян. Заподозрен Сталиным в намерении захватить политическую власть. Главный вопрос, стоящий на нашем процессе: «Михаил Тухачевский — несостоявшийся Бонапарт или рядовая жертва сталинского террора?» Мы запускаем наше голосование. Номера телефонов вы видите на экране. Судя по сложности темы, я не исключаю, что процесс будет идти не один день. Обвинителем Тухачевского на нашем процессе выступает Сергей Кургинян, политолог, президент международного общественного фонда «Экспериментальный Творческий Центр». Защитник на нашем процессе — писатель Леонид Млечин. До начала прений у меня вопрос и к Кургиняну, и к Млечину: чем дело Тухачевского интересно нам сегодня? Если можно, очень кратко, каждому по полторы минуты на актуализацию темы. Прошу Вас. Кургинян: С каждым годом становится всё понятнее, что такое государство… когда-то оно было для многих демоном, потом стало Богом. На самом деле государство — это средство, с помощью которого народ длит и развивает своё историческое предназначение. Я здесь подчеркиваю «историческое предназначение». Если нет истории, нет народа. Если история заменена примитивом, сказками, соответственно, происходит оглупление народа. Главная сейчас для нас задача — бороться с этими сказками, примитивами за народ, чтобы народ ощутил в всей полноте своё историческое предназначение и был субъектом нашей истории в дальнейшем. Вот в чем для меня актуальность этого, потому что я считаю, что сейчас господствуют сказки, причем сказки, идеологически обусловленные очень многим. Эти сказки были созданы в хрущевский период. Сначала они были созданы самим Сталиным. Это была такая вампука со страшными заговорщиками, потом это было создано Хрущевым, что это были невинные жертвы. Нам надо освобождаться от этого, нам надо понять, кто такие эти люди. Для нас это безумно важно. Сегодня, как ни странно, оказывается, что история для многих занимает то место, которое когда-то занимала идеология. Люди страстно хотят понять правду, идут дискуссии в интернете, идут дискуссии по всей стране. И мне кажется, что сейчас или никогда, именно сейчас настала пора вырвать общественное сознание из элементарщины, из вампуки, из этих стереотипов. Сванидзе: Спасибо, Сергей Ервандович. Прошу Вас, Леонид Млечин. Млечин: История уничтожения маршала Тухачевского и множества других военных — это не чистая история, хотя не знаю ничего более увлекательного, чем познание истории Отечества. Мы беремся доказать здесь, что уничтожение военных кадров в 30-е годы, особенно в конце 30-х годов во время «большого террора» закончилось для России, для нашей страны катастрофой. Я сошлюсь на слова начальника Генерального штаба маршала Василевского, который сформулировал это в одной фразе: «Не было бы 37-го года — не было бы и катастрофы 41-го». Мы с вами прекрасно понимаем, кто такой был маршал Тухачевский. Это был прирожденный военный, не ангел. Ангелы в военной форме с погонами или без погон не разгуливают по земле. Это был человек, думавший об армии, занятый армией и положивший всю свою жизнь ради российской армии, ради советской армии. И вокруг него были такие же люди. И эти люди заботились, чтобы у нас была армия, способная защитить нашу страну. Мы докажем сегодня, если понадобится и завтра, что уничтожение тех людей стало страшным ударом для России. Сванидзе: Теперь выведите на экран материалы дела.
Сванидзе: Теперь короткий перерыв в нашем процессе и после перерыва приступаем к слушаниям. Сванидзе: Переходим к существу дела. Мой первый вопрос к обеим сторонам: планировал ли Тухачевский захватить власть в стране? Шли ли так далеко его политические амбиции? Слово обвинителю, Сергею Кургиняну. Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваш тезис, Ваш свидетель. Кургинян: Мой тезис таков: если они не шли так далеко, если не было в нашей армии людей, которые хотели бороться со Сталиным, то это создает безумно сложную и трудную для понимания картину происходящего. Наша задача сейчас — освободить личность Тухачевского от мифов, от элементарных стереотипов, выявить эту личность, посмотреть ей в глаза. Посмотрите, в них эти амбиции написаны. А почему их не должно быть, если он такой талантливый человек, почему он не может быть Бонапартом. И как он не мог им быть? И разве в истории нет доказательств того, что он им был? И почему это плохо, что он им был? Вот предположим, что вы очень не любите Сталина. И вам кажется, что он — страшный негодяй. Тогда прекрасно, что Тухачевский против него восставал. Что же это за военные, что же это за быдло, которые не восставали против диктатора, правда? Предположим наоборот, что вы Сталина очень любите. Тогда что же это такое? Тогда это глубокий параноик, который на пустом месте начинает истреблять свою армию? А кто сказал, что это так? Все документы, которые я читал, говорят о том, что он всё время цацкается с Тухачевским. Он пытается с ним что-то выяснить, построить какие-то отношения. Откуда этот параноик, как этот параноик был руководителем… Сванидзе: Я мягко напоминаю Вам, уважаемый Сергей Ервандович, что Вы тратите время Вашего свидетеля. Кургинян: Итак, я прошу прежде всего вывести в качестве доказательства фрагмент из книги Пауля Карла Шмидта, личного переводчика Гитлера.
Кургинян: А теперь я представляю своего свидетеля Сергея Тимофеевича Минакова, доктора ист. наук, профессора, автора ряда монографий по этому вопросу и учебников. Сергей Тимофеевич, у меня основной вопрос: были ли у Сталина основания для того, чтобы подозревать Тухачевского в наличии политических амбиций? И были ли эти амбиции у Тухачевского? Минаков: Были основания, были амбиции. Основания были, потому что поведение Тухачевского с 1923 года, по меньшей мере, вызывало подозрение, мало того, и соответствующую реакцию с начала 1924 года. Кургинян: Какие факты говорят в пользу этого, потому что это неизвестно. Минаков: Свидетельства и зарубежные, и белой эмиграции, людей, которые знали Тухачевского. И материалы ВЧК-ГПУ, это 24-й год. И последующие материалы. Но и эти свидетельства напрямую не расшифровали цель, что Тухачевский собирается захватить власть. Он занимал выжидательную позицию. Об этом можно судить по свидетельству того же Дыбенко на заседании Военного совета в 37-м году, который указывал… там не только Тухачевский был, но и ряд других деятелей военных… который свидетельствовал о том, что порывы эти сдерживались. Тухачевский говорил, что надо подождать. Т. е. всякий раз, когда возникала ситуация конфликтов в верхушке партийной, возникала и ситуация выжидания у Тухачевского. Сванидзе: Я напоминаю, что ваше время истекло и сторона защиты может задать вопросы свидетелю. Млечин: Сергей Тимофеевич, Вы обратили внимание на доказательства, представленные Вашей стороной? Вы согласны, что написано в тексте? Вы тоже считаете, что в 1936-м году Тухачевский находился в Берлине? Минаков: Да, в 36-м году он был в Берлине. Млечин: И вел там такие переговоры? Вы располагаете доказательствами этого? Минаков: Есть свидетельства из службы адмирала Канариса, есть свидетельства из Русского общевоинского союза. Млечин: И Вы доверяете свидетельствам Русского общевоинского союза? Минаков: А почему я не должен доверять им? Никто ещё не опроверг достоверность этого. Млечин: Замечательно! И он действительно в Хабаровске, где он не служил… Минаков: Насчет Хабаровска не скажу. Млечин: Понятно. Хоть в чем-то Вы согласились. Вы говорили о том, что Тухачевский имел политические амбиции и об этом сведения просачивались из эмигрантских кругов. Вы имеете в виду то, что чекистами отправлялось на Запад через операцию «Трест», ту самую операцию, когда было придумано, что Тухачевский будто бы является главой здесь монархического заговора и это внедрялось агентами ВЧК, потом ОГПУ в эмиграцию, а потом в виде разведсводок возвращалось сюда и клалось на стол Сталину? Вы эти сведения имеет в виду? Минаков: Нет. Я имею в виду сведения дневника генерала Фон-Лампе. Млечин: Они встречались с Тухачевским? Минаков: Встречались, они служили вместе. Млечин: Нет, они служили до 17-го года. Они что в 30-е годы встречались и Тухачевский ему рассказывал, что «я хочу свергнуть Сталина»? Минаков: Я не говорю о 30-х годах, а о записях в дневнике, относящихся к 23-24-м годам. Млечин: Правильно, это время операции «Трест», когда замечательный генерал Фон-Лампе и другие получали чудные сведения, придуманные на Лубянке. Минаков: Ничего подобного. В записях генерала Фон-Лампе никаких данных, ни о какой связи в поведении Тухачевского с операцией «Трест» нету. Его информация шла совершенно не из тех источников. Его информация шла от полковника Колоссовского, который являлся редактором журнала «Война и мир» и который не являлся сотрудником ГПУ ни в какой форме. Сванидзе: Я прошу прощения, сделаю некоторое историческое напоминание: в 23-м году Сталин не был официально у власти. Продолжайте допрос, но у вас осталось мало времени. Млечин: Вы хотите сказать, что то, что говорил Тухачевский в 23-м году, в 37-м году имело значение? Минаков: Оно имело значение, характеризуя поведение Тухачевского. Млечин: Поведение! О каком поведении Тухачевского Фон-Лампе писал? О слухах, которые до него доходили через третьи руки? Кургинян: Я протестую, свидетелю не дают дать ответ! Сванидзе: Протест принимается. Млечин: Достоверность показаний ничтожна. Благодарю Вас. Сванидзе: Мы предлагаем стороне защиты пригласить своего свидетеля. Млечин: Благодарю Вас. Наш свидетель — Юлия Кантор, д.и.н., автор книги о Тухачевском. А вот давайте мы попросим представить тексты дневников Гебельса.
Сванидзе: Прошу прощения, маленькая реплика: гуманистические переживания в устах Йозефа Геббельса выглядят достаточно нетривиально. Млечин: Ваша часть, абсолютно с Вами согласны. Доказательство приведено только для того, чтобы продемонстрировать, что Тухачевский будто бы работал на немецкую разведку или состоял в заговоре с Германией не имеют под собой никаких оснований. Доктор Геббельс был одним из руководителей нацистской Германии и уж наверняка знал, о чем идет речь. Кургинян: А мы разве сейчас это обсуждаем? Нам поставлен вопрос: были ли у Тухачевского политические амбиции? Мы совершенно не обсуждаем, был ли он немецким шпионом. Млечин: Ваша честь, этот вопрос обсуждался обвинением, поэтому защита вправе обсуждать его. Сванидзе: В данном случае защита вправе защищать любой тезис, который относится к нашей теме. Млечин: Будьте добры, скажите, пожалуйста, какие амбиции были у маршала Тухачевского? Кантор: Прежде всего, маленькая реплика на высказывание Вашей чести. Документы, о которых идет речь, хранятся в федеральном архиве Германии, и это подлинные дневники Йозефа Гебельса, которые были найдены в начале мая в Берлине. Млечин: Скажите, какие амбиции были реально у маршала Тухачевского? Кантор: Амбиции у Тухачевского были с самого начала, с того момента, как он был успешным подпоручиком императорской гвардии Семеновского полка. За полгода своей военной службы в русской гвардии получивший пять орденов, документы о чем с наградными листами хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве. Тухачевский имел амбиции сделать военную карьеру. Плох тот солдат, который не хочет быть генералом! Что касается 23-го года и первого конфликта, упомянутого здесь. Господин Фон-Лампе, уже работавший к тому моменту на немецкую разведку, не мог знать об операции «трест», потому что это операция была засекречена очень долго и до конца не рассекречена до сих пор. Тухачевский имел первый конфликт со Сталиным гораздо раньше, во время польской кампании. После того, как именно Сталин вмешался в ситуацию с польской кампанией, убедив Егорова, командовавшего Юго-Западным фронтом… Млечин: Вмешался губительно, что привело к поражению российской армии. Кантор: Что привело к «чуду на Висле», которое называл в своих воспоминаниях маршал Пилсудский, «катастрофе на Висле», о чем оставил свои воспоминания будущий маршал Тухачевский. Вот именно по вмешательству Ленина, после польской кампании Сталин был выведен из состава Реввоенсовета Юго-Западного фронта. Это была первая трещина в отношениях. Млечин: Вы хотите сказать, что Сталин запомнил это и сохранил себе в душе неприязнь? Кантор: Да, как любой человек, потерпевший эмоциональное и фактическое поражение. Тем более дезавуировавший тезис о мировой революции «Вперед, через Варшаву на Берлин!». Это была еще одна амбиция Тухачевского. Млечин: Я Вас прерву, чтобы Вы всё-таки ответили на вопрос: какого рода амбиции были у маршала Тухачевского? Военные или политические? Сванидзе: Напоминаю, что ваше время истекло, поэтому будьте предельно кратки. Кантор: Сделать военную карьеру, оставаясь в то же время вне политики, что Тухачевский подтверждал на протяжении всей своей карьеры. Сванидзе: Спасибо. Сторона обвинения может задать свои вопросы свидетелю защиты. Кургинян: Скажите, пожалуйста, что Вы имеете в виду, когда считаете, что Сталин, начиная от 18-го года преследовал Тухачевского? Вы об этом говорите? Я Вас так понял. Если верить тому, что Вы сказали, тому, что Вы здесь обсуждали, то маниакальная подозрительность, хотя это уже не подозрительность, а политическая борьба началась в момент, когда они друг друга обидели на польском фронте, да? Кантор: Я не квалифицировала бы подобную ситуацию как личную обиду. Кургинян: Тогда о чем мы говорим? Как именно Вы считаете? Сванидзе: Я прошу прощения и хочу напомнить, что речь в данном случае идет в данном эпизоде процесса идет о политических амбициях маршала Тухачевского. Кургинян: Что из того, что Вы сказали, какие доказательства как историк Вы привели, что этих амбиций не было? Кантор: Доказываю. Тухачевский с самого начала своей карьеры в Красной армии и в партии, куда он вступил в начале 18-го года, был успешным полководцем, став командармом в 25 лет. Тухачевский практически не имел поражений и делал сугубо политическую карьеру. Сванидзе: Военную. Кургинян: Причем здесь политические амбиции? Кантор: Извините, военную карьеру. Политических амбиций у него не было. Кургинян: Вы говорите, что не было. Ну, вот я могу сказать, что у Вас нет друзей сердца. Но ведь я должен доказать, что у Вас их нет. Докажите! Вы ведь присутствуете на суде. Кантор: Попробуйте доказать обратное. Кургинян: В каком смысле? Сейчас у Вас есть доказательства, что амбиций не было? Кантор: У меня есть доказательства. Кургинян: Приведите их, положите их на стол. Кантор: Тухачевский ни разу за всё время своего пребывания в Советской армии не вступал ни в одни политические группировки, принимая участие только в военных дискуссиях Сванидзе: Спасибо. После короткого перерыва мы продолжим наши слушания. Сванидзе: Итак, мы продолжаем программу Суд Времени. Мы обсуждает дело маршала Тухачевского. Мой вопрос сторонам: было ли дело Тухачевского результатом спецоперации германской разведки? И слово на этот раз я сначала предоставляю стороне защиты. Млечин: У нас есть доказательство № 1, воспоминание Вальтера Шелленберга.
Млечин: Ваша честь, разрешите задать вопрос по очереди одному и другому моему свидетелю. Сванидзе: Я только замечу, что внешне Вальтер Шелленберг поразительно напоминает народного артиста СССР Олега Табакова, не находите? Млечин: Это его единственное достоинство. Олег Витальевич, доктор Будницкий, будьте добры, скажите, есть ли малейшие основания предполагать, что за словами замечательного сочинителя Шелленберга была хоть какая-то историческая реальность? И немцы в самом деле соорудили этот заговор? А здесь бедный, легковерный Сталин прочитал и сказал: «Ах, Тухачевский — негодяй!» Будницкий: На основании данных Скоблина что-либо утверждать совершенно не возможно, потому что с одной стороны это был сотрудник Русского общевоинского союза, с другой стороны это был советский агент, который организовал похищение генерала Миллера, который был вывезен в Москву и там расстрелян. Скоблин впоследствии канул, был, видимо, уничтожен советскими спецслужбами. Поэтому, какую роль он играл, какую цель преследовал и кто на самом деле подбрасывал ту или иную дезинформацию, это вопрос темный. Повторяю, это никак не может служить доказательством существования заговора Тухачевского. Млечин: Юля, скажите, есть ли где-то в материалах дела, следствия, процесса над Тухачевским, в материалах КПК 61-го года, материалах дальнейших упоминание о немецких документах, которые стали основанием для этого предположения. Кантор: В материалах архивного следственного дела, хранящегося в центральном архиве ФСБ России, которое мне удалось изучить досконально, никаких материалов и даже упоминания о немецкой фальшивке, хотя это было дело совершенно секретное, нет. Более того, ни в каких материалах чешского происхождения… Была идея в советское время, что через президента Бенеша абвер забрасывал дезинформацию. Дело в том, что эта версия имела бы отношение к нашему делу, если бы не существовали даты. Так вот, даже если документы готовились бы к переброске, то это могло быть только весной 1937 года. В это время два основных фигуранта по делу Тухачевского уже сидели. В 1936 году арестованы Путна и Примаков. Это раз. Сванидзе: Ваше время истекло Млечин: Благодарю Вас, мы доказали что никаких оснований предполагать, что Сталин был введен в заблуждение немецкой разведкой нет, поскольку немецкая разведка в этом и не участвовала. Сванидзе: Прежде чем передать слово стороне обвинения для опроса свидетелей со стороны защиты, я хочу задать вопрос адвокату. Вы сейчас утверждаете, что Сталин не был введен в заблуждение германской разведкой. Смысл того, что Вы утверждаете. Какой вывод Вы из этого делаете? Предположим, что Сталин действительно не был введен в заблуждение, ну и что? Млечин: Это означает, что он уничтожил Тухачевского, как он уничтожал профессиональных военных на протяжении всей своей карьеры, сознательно и вовсе не потому, что они представляли опасность как агенты иностранной державы. Он уничтожал методично военных профессионалов потому, что внутренне сам по себе их боялся. Сванидзе: Понял Ваш тезис. Сергей Ервандович, будьте добры, у Вас есть возможность задать вопросы свидетелям защиты. Кургинян: Скажите, пожалуйста, не произошло ли здесь некое недоразумение, потому что сейчас противоположная сторона доказывает тот тезис, который выдвинуло обвинение? Вы полностью доказали, хотя мне кажется, не слишком убедительно, тот тезис, который выдвигаем мы! Мы говорим о том, что Сталин не был марионеткой иностранных спецслужб. Сванидзе: Именно поэтому я задал уточняющий вопрос. Кургинян: Я не понимаю. Значит, вы доказали, спасибо вам большое, что вы использовали своё время столь эффективно в нашу пользу, что Сталин не был марионеткой иностранных спецслужб. Всю жизнь, с эпохи Никиты Сергеевича Хрущева и в дальнейшем говорилось что? Идиот, параноик, ему реализовали какие-то фальшивки, ему впарили дезу. Он из-за этой дезы разозлился и начал корёжить всех подряд. Сванидзе: Я Вам напоминаю, что сейчас Вам предоставляется задать вопрос стороне защиты. Кургинян: Мне даже нечего говорить по этому поводу, потому что я считаю, что доказательства не самые, может быть, убедительные. Но зато мне есть, что сказать по сходному поводу. Г-н Млечин, я готов заранее Вам сдаться, только если Вы поможете людям, сидящим здесь и телезрителям хоть кусочек небанального понять о своей истории, хоть крошку, понимаете. Млечин: Мы делаем для этого всё возможное. Кургинян: Спасибо Вам. Теперь я говорю: в чем разница между приведенным… Сванидзе: Вы говорите или задаете вопросы свидетелям? Кургинян: Я задаю вопросы свидетелям. Скажите, пожалуйста, известно ли вам высказывание г-на Геббельса? Запись от 8-го мая 1943 года: «Фюрер вспомнил случай с Тухачевским, выразил мнение, что мы были полностью не правы, когда поверили, что таким способом Сталин уничтожит Красную армию. Верно было обратное — Сталин избавился от оппозиции в Красной армии и таким образом положил конец пораженчеству». Известна ли вам эта документальная цитата, которую я привел, и почему вы тогда ссылаетесь на эмоциональное высказывание того же одиозного персонажа? Кантор: Это общеизвестное высказывание. Кургинян: Несомненно известное Вам! Кантор: Я отвечаю на Ваш вопрос по существу. Это высказывание действительно известно и в нем есть (я поражаюсь, что противоположная сторона не обратила на это внимание) принципиальное слово, принципиальная дефиниция — оппозиция. Оппозиция — это совсем не заговор. Сталин действительно уничтожал любых людей и не только в армии, мы это знаем, на протяжении всего своего существования у власти. Сванидзе: Я, кстати, в отношение приведенной цитаты могу заметить, что она относится к 1943 году, когда речь шла о массовой сдаче в плен, а не к 37-му, когда был процесс, связанный с «большим террором». Кургинян:«Вспомним случай с Тухачевским» — он говорит. Шла конференция рейхлейтеров и гауляйтеров. «Фюрер вспомнил случай с Тухачевским и выразил мнение, что мы были полностью неправы, когда поверили, что таким способом Сталин уничтожит Красную армию. Верно было обратное». Сванидзе: Спасибо, благодарю Вас. Я задам тот же вопрос, который я задал стороне защиты, и прошу краткого ответа. Сторона защиты настаивала на том, что Сталин не пал жертвой ловушки, фальшивки со стороны германской разведки. И Вы настаиваете на том же самом. В чем цель Вашей позиции? Кургинян: Я настаиваю на этом. Я считаю, что моя позиция заключается в том, что был как кот Васька, про которого было известно, что Васька слушает да ест. Сталин слушал всех, но был человеком абсолютно вменяемым и ел кого хотел. Как господин волк лучше знает, кого ему есть. Сванидзе: Спасибо. Мы объявляем короткий перерыв, после которого мы продолжим слушания. Сванидзе: Мы продолжаем программу Суд Времени. Слушается дело маршала Михаила Тухачевского. Напоминаю вопрос: было ли дело Тухачевского результатом спецоперации германской разведки? Приглашается свидетель со стороны обвинения. Прошу Вас, представьте свидетеля, Сергей Ервандович. Кургинян: Я хочу представить свидетеля со стороны обвинения Александра Ивановича Колпакиди, известного писателя, историка, специалиста по спецслужбам. Александр Иванович, для начала я хочу задать Вам один вопрос: известно ли Вам следующее высказывание Гиммлера от 4 октября 43-го: «Когда я полагаю, что это было в 37 или 38, в Москве шли большие показательные процессы и были казнены бывший царский кадет и впоследствии большевистский генерал Тухачевский и другие генералы, все мы в Европе, включая нас от нацистской партии СС, придерживались мнения, что большевистская система и Сталин здесь совершили одну из самых своих ошибок. Оценив так ситуацию, мы сами себя сильно обманули. Мы можем правдиво и уверенно заявить об этом. Я полагаю, что Россия не выдержала бы все эти два года войны, а сейчас она уже на третьем, если бы сохранил бывших царских генералов»? Оно аутентично, т. е. правильно? Теперь я Вас спрашиваю: Сталин, как мы уже убедились, имел все основания подозревать Тухачевского в политических амбициях с 24-го года… Млечин: Протестую, Ваша честь. Мы никоем образом не убедились, ни одного доказательства этого стороной обвинения предоставлено не было! Кургинян: Зато мы привели тысячу доказательств обратного. Сванидзе: Протест защиты принимается. Кургинян: Г-жа Кантор приводит фантастические доказательства обратного. Она улыбается, она иронична, изящна, как балерина, но она историк. Сванидзе: Г-жа Кантор имеет полное право улыбаться. Прошу задавать вопрос Вашему свидетелю. Кургинян: Если эти амбиции были с 24-го года, если Сталин не был обманут, так не был он обманут? Мы 50 лет слышали про то, что зловещая немецкая разведка обманула идиота Сталина, параноика, и из-за этого произошли все ужасы. Теперь и эта сторона, к сожалению неубедительно, нам доказывает, что это не так. Что скажите Вы? Колпакиди: Да, это поразительно. Все эти годы, все 25 лет всё было наоборот — реабилитаторы Тухачевского рассказывали про эту пресловутую папку Бенеша. Теперь, когда выяснилось, что её нигде нет, ни в одном архиве, её на суде не вспоминали, теперь они это нам предъявляют. На самом деле та сторона прекрасно знает, что начиная с 32-33-го года было по линии разведок, военной и иностранного отдела, и внутри сексоты сообщали, несколько сообщений по поводу военной партии. Сталин на них никак не реагировал. Я имею в виду прекрасно вам известного Пассанера, Хайровского (Илинича), Августу, Венеру, Зайончковскую — миллион. Кстати говоря, всё это известно из документов реабилитаторов Тухачевского. До сих пор это всё хранится в секрете, мы случайно узнали про эти сообщения. Но факт, что Сталин на них не реагировал никак. И вдруг неожиданно в марте-апреле 1937 года все эти обвинения, сообщения посыпались валом, на показаниях арестованных. Такое впечатления, что дернули карту в карточном домике и всё обрушилось. Но Сталина никто не обманул, никакая немецкая разведка. Сванидзе: Спасибо. Ваше время закончилось. Я должен констатировать достаточно забавную вещь, что обе стороны цитируют лидеров Третьего рейха и утверждают по данному вопросу одно и то же. Итак, мы продолжаем. Сторона защиты имеет вопросы к свидетелю обвинения. Млечин: Александр Иванович, скажите, пожалуйста, каким образом Вы оцениваете рапорт Артузова 37-го года с сообщением о том, что они располагают данными о том, что Тухачевский Сванидзе: Л.М., напомните, кто такой Артузов. Млечин: Артузов — бывший начальник как политического отдела ОГПУ, т. е. политической разведки, так и военной разведки. Как Вы оцениваете, не было ли это спусковым крючком, после которого начались аресты военных. Колпакиди: Безусловно, не было спусковым крючком. Это было со стороны Артузова желание прикрыться за то, что, возможно, до Станина не доводились предыдущие сообщения разведки, которую он возглавлял. Это было желание выскочить от ответственности, что он входил в окружение Ягоды. Как известно, у Ягоды была своя компания. Именно эта компания, по тем сведениям, которыми мы располагаем, прикрывала военных заговорщиков. Млечин: Какая резолюция была на рапорте Артузова? Я Вам напомню: «Поднять дела и приступить к арестам». Вот с этого момента и начались аресты, которые привели в том числе и к Тухачевскому. Колпакиди: А что было в этом рапорте? К каким арестам? Он перечислил сотрудников разведки, которые являлись троцкистами. Млечин: Он перечислил там военных, которых арестовали и осудили вместе с Тухачевским. Сванидзе: Прошу прощения, я должен сделать ремарку. В это время, как вы прекрасно знаете, сам господин Артузов уже висел на крючке, поэтому с его стороны это была, как говорят кинологи, переадресовка. Млечин: Да, человек шел на дно и потянул за собой всё верховное командование. Он-то знал, что это были свидетели, как он отправил на Запад дезинформацию. Сванидзе: Я бы в связи с этим не расценивал слова человека, который смотрит уже в глаза смерти, как веское доказательство, честно говоря. Млечин: Это был фальсифицированный документ, на основании которых и начались аресты. К этому наша сторона и ведет. Сталин руководствовался фальсификатами. Колпакиди: Назывался только один Тухачевский. Он просто говорил, что были сообщения в 32-м, 33-м году и далее, в 34-м, которые Ягода не сообщал. Они были замазаны. Дело закрыли. Ягода сказал: «Не может этого быть». Он покрывал своих подельников Млечин: Александр Иванович, а Вы-то верите, что Тухачевский действительно был главой заговора? Скажите, Вы верите? Колпакиди: Я не гадалка, я не могу верить-не верить. Сванидзе: Спасибо, спасибо. Млечин: Но Вы полагаете, что да? Александр Иванович? Колпакиди: Я перечисляю факты. Сванидзе: Я вынужден прервать вас. Сейчас мы переходим к следующему вопросу наших слушаний: были ли у Сталина внутриполитические мотивы для расправы над военными, прежде всего над Тухачевским? Слово предоставляется прежде всего стороне обвинения. Прошу Вас. Кургинян: Мы убедились, что с 24-го года есть подозрения в политических амбициях, и мы убедились, что никакие немцы, которыми нам дурили голову на протяжении многих десятилетий, вообще не существуют. И, как ни странно, даже защита, которая всегда выражает ту точку зрения, что они были и что Сталин — параноик, который на это дело был куплен, она сейчас это опровергла. Теперь я спрашиваю третье, я спрашиваю… Потрясающая картина, потрясающая. Я спрашиваю: мы только обсуждаем мотивы, были ли у Сталина другие мотивы? Но поймите, они все — не параноики, не ангелы, они — люди своего времени, это политики, ведущие политическую борьбу. «Политическая борьба в России, — говорил Черчилль, — напоминает драку бульдогов под ковром. О результатах можно догадываться по выкидываемым трупам». Это политическая борьба своего времени. Скажите, пожалуйста, сначала один свидетель, потом другой. Скажите мне, Александр Иванович, были ли у Сталина внутрипартийные основания для этой борьбы? Шла ли клановая борьба? Колпакиди: Давайте абстрагируемся от десятков сообщений, что непосредственно заговор есть и кто в нем участвует. Возьмем абстрактную общеполитическую ситуацию в стране. Это то же самое, что произошло при Ельцине с олигархами. Я имею в виду — Березовский, Гусинский, Ходорковский. Они превратились в неких монстров, которые стали проявлять политические амбиции. Кто конкретно? Прежде всего Уборевич, Якир, Тухачевский. Глава, кстати, не Тухачевский был. Мориарти-то был Гамарник, начальник Политуправления Красной армии. Это все признали. И вот эти люди отказывались… Представьте себе, армия, он — командующий округом. Ему говорят: «В Москву тебя переводим». — «Нет, не поеду!» Так это что такое? Посмотрите, что пишут про Якира, во что он превратил Украинский округ! Сталин вынужден был, чтобы хоть немножко лишить их власти, разделить округа. Вы помните, Белорусский и Украинский разделили на два. Это тоже не помогло, продолжалась эта свистопляска. Они консолидировано выступили в августе 1936 года против, формально, Ворошилова, но фактически… Кто такой Ворошилов? Если кто сейчас выступит против министра обороны, он против кого выступит? Сванидзе: Уточняющий вопрос. Вы утверждаете, что маршалы и военачальники советские были профессионально не эффективны? И таким образом Сталин имел право эту профессиональную неэффективность истолковывать как заговор? Колпакиди: Не все. Я говорю, что некоторые из них, в основном те, кто командовал крупными округами. И вот в результате, когда в августе 1936 года они напрямую выступили по вопросу о Блюхере против наркома, значит, и против Сталина, уже этот конфликт… Кургинян: Прошу прощения, свидетель. Имею я право Вас понять, что как говорил другой политический классик, «их к тому времени стало слишком много»? И что они все — клановые игроки. Колпакиди: Они стали слишком сильны. Они ненавидели друг друга, кстати, все четверо ненавидели. Сванидзе: Вы имеете в виду не Блюхера, а Ворошилова, видимо? Колпакиди: Нет, именно Блюхера. Там как раз история была вокруг инспекции Дальневосточного округа и Блюхера. Они во второй половине 36-го года стали консолидировано выступать против наркома. Но что такое нарком? Что такое министр обороны? Сванидзе: Спасибо, спасибо. Вы имеете возможность задать вопрос ещё одному свидетелю, потому что скоро я Вас прерву. Очень коротко. Кургинян: Сергей Тимофеевич, скажите мне, пожалуйста, считаете ли Вы что клановая борьба шла? И второе, если бы клан Тухачевского победил, как бы он расправился с кланом своих противников? Он бы их пожалел? Сванидзе: Второй вопрос снимается. Кургинян: Достаточно, что он прозвучал. Потому что он — главный. Потому что он-то и есть всё! Минаков: Во-первых, я хочу сказать, что все они, образно говоря, были с одной грядки. Я имею в виду и Сталина, и Тухачевского, и всех остальных. Они все выросли из революции. Они все были подпольщиками. Борьба сложившихся кланов в Красной армии конечно шла. Но не только между кланом Ворошилова или Тухачевского. Там были и Ворошилов, и Тухачевский с Якиром, и Тухачевский с Уборевичем. Конфликты и трения там были подчас достаточно суровые, в 36-м году в том числе. Поэтому Сванидзе: Извините, вопрос уточняющий. У Ворошилова был отдельный клан или всё-таки он принадлежал клану Сталина? Минаков: Если пользоваться принятой сейчас терминологией, то клан. Можно говорить о группировках, об определенных группах. Кургинян: Т. е. клановая борьба шла? Минаков: Трения были. Они обострились с весны 1936 года. Сванидзе: Сторона защиты, вопрос к свидетелям. Млечин: Александр Иванович, правильно ли я Вас запомнил, что два округа, Украинский и Белорусский были разделены надвое? Это когда произошло? Не могли бы напомнить аудитории. Колпакиди: Это как раз в этот период и происходило. Млечин: Да неужели! В истории военных это не зафиксировано, разделение округов. Просто все Ваши сведения столь достоверны как эти сообщения? Колпакиди:35-й год, май месяц! Млечин: Не делились военные округа, в военной истории не зафиксировано. Можно я допрошу другого свидетеля? Кургинян: А как мы будем устанавливать? Мы сделаем перерыв и обратимся к другим военным экспертам? Вот как мы будем устанавливать эту правду? Млечин: Обратитесь, конечно. Сванидзе: Я прошу дать возможность стороне защиты задать вопросы свидетелям. Млечин: Вы сказали: разные кланы. И даже Уборевич с Тухачевским не были всегда вместе, с Якиром? Минаков: Я предпочитаю термин не «кланы», а «группировки». Млечин: Разные были группировки, правильно Вас понял? Минаков: Да. Млечин: Значит, заговора-то не было их общего, а были разные столкновения, как у нас на работе. Вы не можете себе представить, какие группировки между директором, продюсером. Это такого рода заговор? У меня нет вопросов. Минаков: Нет. Кургинян: Имею ли я право задать вопрос для уточнения свидетелю? Перекрестный допрос — норма. Сванидзе: Прошу Вас. Один вопрос и односложный ответ. Кургинян: Скажите, пожалуйста, если бы во время французской революции, где была борьба групп и это было мотивом для уничтожения друг друга, г-н защитник сказал бы Вам: «Да какие кланы, какие группы! Да у нас на работе…», то как бы Вы отнеслись к такому высказыванию г-на защитника? Млечин: Ваша честь! Оценочное суждение просится, обсуждается тема, выходящая за рамки обсуждения. Кургинян: Я говорю о том, что если мы ведем серьезное обсуждение, то клановая борьба в эпоху французской, английской или нашей революции — это огромный аргумент. Но если над этим издеваются, то значит, мы присутствуем на балагане! Сванидзе: Сергей Ервандович! Леонид Михайлович! Прошу прощения, у нас есть возможность выступить каждой стороне с вашим заключительным словом. Прошу Вас, Сергей Ервандович. Кургинян: Мой финальный тезис состоит в следующем. Когда поэт Мандельштам писал: «Не волк я по крови своей», то он был прав. Он, поэт, был не волк. Но те, кто боролись в пределах постреволюционной России и Советского Союза, были волки. Они все — волки! В тот момент, когда пришел Хрущев и надо было сказать, что Сталин — негодяй, а значит, все остальные замечательные, Были созданы определенные образы невинных жертв. В конце этой истории было сказано, что чуть ли не Троцкий — невинная жертва сталинского режима. Воскресите Троцкого. Он встанет с могилы и скажет: «Как вы, гады, смеете говорить, что я — жертва. Я — борец!» Всё, что мы сейчас говорим, что это крупные игроки, матерые, борцы, с амбициями. Они вели борьбу за власть по законам того времени. Что такое закон того времени? Кто проиграл — тот в могиле. Сванидзе: Спасибо, я понял Вас. Ваш тезис понятен. Млечин: В сегодняшнем заседании не прозвучало ни одного доказательства того, что существовал заговор, против которого руководитель государства должен был выступить, что были хоть какие-то политические амбиции у маршала Тухачевского и других военных, что они хотели захватить власть, свергнув Сталина, совершить военный переворот, заключить союз с Германией. Не прозвучало ни малейшего доказательства на эту тему. Защита вынуждена констатировать, что обвинение не справилось сегодня со своей задачей и не представила ни одного доказательства своего тезиса. А в силу этого, в силу презумпции невиновности наш клиент, маршал Тухачевский и его товарищи абсолютно не виновны, в чем их сегодня обвиняют. Благодарю вас. Сванидзе: Спасибо. Ваш тезис также понятен. И как мы сейчас заканчиваем голосование, которое шло в течении всего нашего сегодняшнего дня слушаний. Вопрос был такой: «Михаил Тухачевский — несостоявшийся Бонапарт или рядовая жертва „большого террора?“» Голосование закончено на сегодня. Оно продолжится завтра, также как завтра продолжится наш процесс по делу маршала Михаила Тухачевского. Часть 2Сванидзе: Итак, Суд времени. Прошу материалы по делу Тухачевского на экран.
Сванидзе: Итак, мы начинаем второй день заседания по делу Тухачевского. Мой первый вопрос к обеим сторонам: был ли Тухачевский выдающимся военным теоретиком? Слово предоставляю стороне защиты. Прошу Вас, Л.М. Ваш тезис, представление свидетеля и вопрос к нему. Млечин: Тухачевский был выдающимся военным профессионалом. Для людей, которые живут сегодня, я должен объяснить, что Красная армия создавалась, что называется, на пустом месте. И командный состав состоял, грубо говоря, из двух групп. Одна была — выдвиженцы революции, это были совершенно неграмотные в военном смысле люди, которые становились партизанскими командирами, командовали полками, дивизиями, армиями, и таким образом достигали маршальских звезд. Другие были военными профессионалами, в основном бывшими офицерами царской армии. Это были люди с хорошим образованием, подготовкой. Военные люди понимают, что без качественного военного образования командовать невозможно. Но, к сожалению, военные профессионалы у советского руководства вызывали постоянную подозрительность. Я прошу представить в качестве доказательств статью маршала Тухачевского.
Сванидзе: Что это такое? Ваш комментарий. Млечин: Можно ли я приглашу свидетеля? Александр Владимирович Крушельницкий, историк, который работал с архивными материалами по Тухачевскому. Будьте добры, скажите, это статья, опубликованная Тухачевский в газете «Правда», верно? Крушельницкий: Да. Млечин: Какими фразами, какими словами заканчивалась статья, написанная Тухачевским? Сванидзе: Можно уточняющий вопрос: дата этой статьи? Крушельницкий: Эта статья была написана не для «Правды», а для журнала «Военный вестник» изначально и затем переадресована в «Правды», это 35-й год. Первоначальный вариант статьи, т. е. машинопись, подписанная самим Тухачевским, хранящаяся в архиве, завершается выводом, основанным на аналитической части статьи и слова звучат очень конкретно: «Таким образом мы видим, что военные приготовления Германии ведут к неизбежной войне». Причем противник фашистской Германии назван совершенно конкретно, это Советский Союз, на который будет совершено нападение. Более того, в первоначальном авторском варианте… Сванидзе: Он был обозначен в этой статье Тухачевского, этот предполагаемый противник германской армии? Крушельницкий: Безусловно. Первоначальный авторский вариант статьи был озаглавлен: «Военные планы Гитлера». высочайший цензор, в роли которого выступил лично товарищ Сталин, вычеркнул «Военные планы Гитлера», вписал своей рукой синим карандашом размашисто «Военные планы современной Германии» и максимально смягчил все те авторские пассажи Тухачевского, которые могли как-либо затронуть нервы, взгляды, хорошее настроение его партнера по будущей Второй мировой войне. Гитлер был исключен вообще и последняя фраза тоже была смягчена максимально. Ни о какой войне уже больше не говорилось. Поэтому статья превратилась по сути дела в некоторое жонглирование цифрами, абсолютно безотносительно к тому, что Гитлер готовится к войне против Советского Союза. Млечин: Если можно, коротко ответьте: эта статья свидетельствует о том, что маршал Тухачевский ясно сознавал военные реальности того времени, отдавал себе отчет в том, что происходило, и понимал, что надо делать, да? Крушельницкий: Безусловно, как блестящий военный аналитик, располагавший всей полнотой информации относительно Германии, лично знавший ситуацию в Германии, потому что бывал там неоднократно. Он прекрасно видел, будучи патриотом России, к чему готовится Германия. Сванидзе: Спасибо. Сторона обвинения имеет возможность задать вопрос свидетелю защиты. Кургинян: Простите, пожалуйста, скажите мне, правильно ли я Вас понял, что тут Тухачевский в 35-м году понимал, что Германия — потенциальный противник СССР, означает, что он великий военный теоретик? Крушельницкий: Нет, я этого не говорил. Кургинян: А что Вы говорили? Если можно… Крушельницкий: Я говорил о том, что он блестящий военный аналитик. Кургинян: На основе чего? Крушельницкий: На основе всей совокупности сведений, которые имеются у меня сейчас, но не имеют прямого отношения к статье, о которой я говорил. Кургинян: Я хотел уточнить, спасибо. Вот если я скажу, что Вовочка знает, что дважды два — четыре, то значит ли это, что он — лучший специалист по дифференциальным… Млечин: Протестую, обвинитель уклоняется… Кургинян: Обращаю внимание, как меня перебивают! Сванидзе: Я не поддерживаю протест. Прошу, Сергей Ервандович. Кургинян: Если я скажу, повторяю, что Вовочка знает, и восхищусь тем, что Вовочка во втором классе знает, что дважды два — четыре, значит ли это, что он — главный профессор по дифференциальным уравнениям? Млечин: Обвинитель задает вопрос в предположительной форме. Кургинян: Да или нет? Или Вы отказываетесь отвечать? Тогда я Вас спрашиваю: если последний баран в 35-м году понимал, что Германия — это потенциальный противник, то почему это означает, что Тухачевский являлся великим военным аналитиком? Крушельницкий: Видимо, последним бараном Вы считаете Сталина, который… Кургинян: Если Вы считаете, что я великий патриот Сталина, то Вы меня спутали с кем-то другим! Сванидзе: Сергей Ервандович, дайте возможность ответить на Ваш вопрос. Крушельницкий: Речь идет о том, что помимо этой статьи, у Тухачевского был весьма значительный объем военно-теоретических трудов, и на основе его командных указаний разрабатывались директивы о подготовке Красной армии. Я говорил о Тухачевской как о блестящем аналитике. Кургинян: Спасибо. Значит, не эта статья, а огромное количество трудов, которые мы не можем разобрать, являются аргументом, правильно? Теперь я хочу спросить у Вас конкретный вопрос: какое блестящее военное образование получил Тухачевский? Крушельницкий: Я не утверждал, что блестящее военное образование. Кургинян: Вы утверждаете, что у него не было блестящего военного образования? Крушельницкий: Нет, я этого не говорил. Вы передергиваете. Кургинян: А как? Крушельницкий: У него было военное образование. Кургинян: Какое? Крушельницкий: Военное, в размере военного училища. Кургинян: Такое, какое у моего деда, я понимаю. Кадетский корпус и Александровское училище. Крушельницкий: Кроме этого, у него был колоссальный опыт и самообразование Кургинян: Подождите, у него есть блестящее военное образование? Крушельницкий: Что Вы считаете блестящим военным образованием? Кургинян: Академия Генерального штаба. Крушельницкий: Он сам преподавал в ней, этого достаточно? Кургинян: В ней и Василий Иванович преподавал. Я спрашиваю, окончил он её или нет? Млечин: Обвинитель теряет контроль над собой. Сванидзе: Спасибо. На мой взгляд, это уже не опрос, а взаимные пререкания. Кургинян: Хорошо. Теперь я хотел спросить далее: какие военные успехи, бесспорные, кроме «блестящих» карательных операций, имеются у Тухачевского? Сванидзе: Это содержательный вопрос, прошу вас. Военные успехи Тухачевского в течение его карьеры. Крушельницкий: Командование 5-й армией на Восточном фронте, это достаточный аргумент. Прекрасное командование войсками Западного фронта, который дошел бы до Варшавы, если бы ему не подставили ножку. Кургинян: Знаете ли Вы, что это крайне спорная позиция? Знаете ли Вы историков, которые отрицают это и говорят обратное? Крушельницкий: Я знаю, что это отрицалось на суде над Тухачевским. Кургинян: Знаете ли Вы историков последнего времени, которые категорически отрицают это? Крушельницкий: О чем это свидетельствует? Кургинян: Оно говорит о том, что его профессиональные военные успехи крайне проблематичны. Дальше у меня возникает вопрос № 3: знаете ли Вы о нем, так сказать, как о военном планировщике? В чем его успехи? Он же всё-таки командующий, а не только военный теоретик. Он же не профессор, он должен был руководить войсками. О его планах, планах развертывания войск Вы информированы? Крушельницкий: Ваша честь, можно я слегка отвечу на предыдущий тезис? Сванидзе: Прошу Вас. И тогда на этом мы будем завершать, потому что время исчерпано. Я бы хотел, чтобы Вы ответили на этот вопрос. Кургинян: И наконец я хотел бы спросить о военно-технических планах. Сванидзе: Достаточно. На это уже нет времени. Прошу Вас. Крушельницкий: Есть много историков, которые глубоко убеждены, что Жуков был военным ничтожеством. Что это доказывает? Кургинян: Ничего! Крушельницкий: Относительно того, какие были его успехи в военном планировании, относительно того, чем он занимался, я сошлюсь на то, что он занимал пост начальника штаба РККА. Это равнозначно нынешнему посту начальника Генерального штаба. Видимо, если бы он был военной бездарностью, адресовать упрек надо тому человеку, который его на этот пост назначил. На этот пост его назначил руководитель партии и государства. Кургинян: Это не ко мне. Я спрашиваю о другом: был ли, не был? Кто был руководитель партии и государства… Сванидзе: Спасибо, Сергей Ервандович. Позиция сторон по поводу военного образования и талантов Михаила Ивановича Тухачевского примерно понятна. Обвинение приглашает своего свидетеля. Прошу Вас, Сергей Ервандович. Кургинян: Я хотел бы спросить каждого из свидетелей своих. Скажите, пожалуйста, Александр Иванович, был ли Тухачевский безусловным военным гением в теории, в организации войск и военной техники. Колпакиди: Я хотел бы начать вот с этой статьи, если позволите. К сожалению Сванидзе: Я сразу хочу внести некоторое уточнение: слово «гений» в данном случае имеет абсолютное значение. Речь идет о Тухачевском как о блестящем, талантливом военачальнике. Кургинян: Позвольте я внесу позицию. Вопрос заключается в следующем: всё время говорилось, что Тухачевский — это такой безусловный военный гений, который если бы у нас руководил армией… Млечин: В зале суда не звучали эти слова. С чем спорит обвинитель? Сванидзе: Протест принимается. Давайте не оперировать словом «гений». Кургинян: В третий раз: Тухачевский — это такой военный профессионал, столь высокого класса, каких у нас больше не было. И когда начали избивать его и других, то вот тогда обезглавили армию. Я лично отстаиваю позицию, что Тухачевский — это полевой командир. Сванидзе: Ваш вопрос к свидетелю. Кургинян: Итак, я спрашиваю, был ли Тухачевский, это главный вопрос, полевым командиром или высокообразованным военным спецом царской армии? Колпакиди: Во-первых, с этой статьи пресловутой. Я хотел бы напомнить один момент, который прекрасно знает противная сторона. Сталин, на самом деле вписал туда ещё принципиально важную фразу о том, что сначала опасность угрожает Европе, Франции прежде всего, а потом уже они нападут на Советский Союз. Это принципиально важно. И здесь именно по этой вписке вы все понимаете, кто был умный, а кто — дурак. Следующий момент. Я не говорю, что Тухачевский был полевым командиром. Он безусловно не получил высшего военного образования. Когда мы рассматриваем его военную деятельность во время войны, то почему не вспомнили Кронштадт и подавление антоновского мятежа? Подавление антоновского мятежа было, мягко говоря, очень слабенькое, несмотря на применение газов против несчастных крестьян и т. д. Их просто вытеснили, потом соседние округа их добивали. Кургинян: Могу ли я Вас понять, что он был средний профессионал и блестящий каратель? Колпакиди: Как каратель — да. Момент следующий. Когда говорим о Кургинян: Я прошу прощения, нельзя ли показать по этому поводу документ? Сванидзе: Прошу документ.
Кургинян: Я не говорю, что он — военный преступник. Сванидзе: Благодарю Вас. Ваше время истекло. Я должен со своей стороны отметить, что предоставленный документ хорошо известен и он свидетельствует о том, о чем я говорил в вводной к данному процессу, а именно о том, что Тухачевский, да, был палачом тамбовских крестьян. Но это никак не говорит о его таланте как военачальника. Ни позитивно, ни негативно, ни в плюс, ни в минус. Прошу, у стороны защиты есть вопросы к свидетелям обвинения. Млечин: Александр Иванович, будьте любезны, этот приказ, подписанный Тухачевским, он ведь во исполнение решения комиссии ВЦИК, правильно? Кто председательствовал в комиссии, Тухачевский или кто-то другой? Колпакиди: В данном случае он руководил этой операцией. Млечин: Антонов-Овсеенко. Он исполнял приказ власти, правильно я Вас понимаю? Колпакиди: Если Вы говорите о победе над Колчаком, почему Вы не говорите о победе над Антоновым? Млечин: Хочу спросить: он исполнял приказ власти? Колпакиди: Он исполнял, да. Но как честный, порядочный, благородный человек он мог отказаться расстреливать несчастных крестьян? Если он такой благородный… Кургинян: Я протестую, что у меня ощущение, что мы на Нюрнбергском процессе. Сванидзе: Протест откланяется. Кургинян: Ровно такие документы защитников нацизма мы видели. Колпакиди: Если бы он отказался выполнять это, его бы расстреляли? Если он такой белый и пушистый? Млечин: Ваша честь, можно я объясню Вам мотивы, почему я задаю этот вопрос. Сванидзе: Прошу Вас кратко объяснить мотив вопроса. Млечин: Я лишь хочу выяснить и свидетель подтверждает, что Тухачевский как военный исполнял приказы политической власти. Исполнял в том числе преступные приказы, т. е. он был человеком, подчинявшимся дисциплине и исполнявший все указания политической власти. Вот это на этом процессе мы и пытаемся доказать, что никогда не был противником этой власти. Он был её послушным инструментом, как и полагается военному, что свидетель и подтвердил. Кургинян: Если речь идет о том, что он исполнял приказы этой власти, то вопрос заключается в том, что, во-первых, исполнял очень инициативно. Во-вторых, этот вопрос об исполнении преступных приказов давно обсужден Нюрнбергским процессом. В-третьих, речь идет о том, что он, и что мы хотим доказать, был волк. Понимаете, волк, а не жертва. Это единственное, что важно. Колпакиди: Наемник. Кургинян: И каратель. Многие военные, в том числе и высокие, отказывались выполнять карательные операции. Вопрос заключается в том, что он от этого не отказывался, очень даже инициативно разрабатывал эти решения того времени. Он вполне был волчарой. Вот и всё, что мы хотим сказать. Млечин: Если обвинитель настаивает на возбуждении сейчас процесса против советских руководителей, которые отдавали преступные приказы, то мы это, разумеется, поддерживаем. Мы всего лишь на этом суде и доказываем, что Тухачевский был исполнительным инструментом власти, как и положено военному. Он никогда не состоял ни в каком заговоре, не выступал против власти. Поэтому обвинение сейчас это только подтверждало. Да, он был инициативный, замечательный исполнитель власти. Сванидзе: Спасибо. Объявляется короткий перерыв, после чего мы продолжаем процесс. Сванидзе: В эфире Суд Времени. Рассматривается дело маршала Тухачевского. В этой части наших слушаний перед сторонами ставится следующий вопрос: был ли Тухачевский и выдающимся военным практиком? Слово предоставляется стороне обвинения. Прошу Вас, Сергей Ервандович. Кургинян: Я никоим образом не хочу утверждать, что Тухачевский был бездарным человеком, ходячей бездарностью, чистым авантюристом, как говорят, кстати говоря, многие. Я просто хочу обратить внимание на один курьез гражданской войны. Гражданская война выдвигает определенных людей. Гражданская война и крупная война имеют абсолютно разные законы. Ведь суть заключается в том, что в гражданской войне воюет гораздо меньшее число людей. Она имеет свои принципы, свои законы. И те военачальники, те люди, которые побеждают в гражданской войне, формируют элиту будущей армии. Элита начинает защищать себя. Во всех странах мира те, кто победили, начинают защищать себя. Но весь вопрос заключается в том, что чем более они были талантливее, в каком-то смысле, в гражданской войне, тем труднее им перейти на рельсы, которые нужны для большой войны. Это абсолютно другой опыт, абсолютно другие вещи. И здесь я хочу спросить своих свидетелей: кто же он такой как военный практик? Преодолел ли он в себе эти недостатки образования. Ведь у Наполеона тоже ведь не было бог весть каких образований, но он как воевал! Кем он был? Я хочу знать, потому что мне нужен образ этого человека, из-за которого, простите, уничтожили моего деда. Сванидзе: Я прошу конкретизировать вопрос. Кургинян: Кем был Тухачевский в качестве военного практика? Каковы его практические заслуги в сфере планирования операций, ведения крупной войны, операций Генерального штаба? Колпакиди: Я хочу сказать, что действительно точно замечено, что это полководец гражданской войны. Возьмем его главную заслугу в гражданской войне, главный тезис: Тухачевский — победитель Колчака. Несчастного Колчака, с которым его многое что сближало в личном плане. Почему здесь не вспоминают Ивана Никитича Смирнова, руководителя Реввоенсовета Тухачевского, 5-й армии, который развалил фронт у Колчака? Заслуги пропаганды большевистской в тылу Колчака были не меньшие, чем полководческие заслуги Тухачевского на фронте. Никогда об этом не вспоминали, потому что Смирнов стал троцкистом, его расстреляли. Кургинян: Можно я? Есть ли хоть одно крупное доказательство того, что он как военный практик для большой войны… Вы понимаете, вопрос о том, что если он был, то может быть, мы спасли миллионы в Великой отечественной? Где доказательства? Колпакиди: Доказательств нет. Мы знаем все его планы на случай войны — занять территорию Прибалтики — анекдотическая идея, которая могла спровоцировать войну в 36-м году. Кургинян: И что Сталин по этому поводу сказал? Колпакиди: Отказались от этого плана, он назывался «план Бельгии», из-за которого Тухачевский и обозлился. Сванидзе: Может быть, у Вас есть вопрос к другому свидетелю. Кургинян: Скажите, может быть, Вам известны какие-то достижения Тухачевского как военного практика. Или прямые доказательства, что этих достижений нет. Млечин: Ваша честь, время обвинения истекло. Я прошу прощения. Сванидзе: Принимаю протест. Предоставляю защите возможность задать вопрос свидетелям обвинения. Млечин: Александр Иванович, скажите, пожалуйста, что же Тухачевский, такой бездарный военный, повышается в должности, растет всё время, маршалом становится… Это у нас такой принцип был? Чем бездарнее человек, тем на большую должность он назначается. Колпакиди: Я не говорил, что он бездарный. Это безусловно человек талантливый. И Кургинян сказал, что очень талантливый человек. Таких людей очень мало. Талантливый карьерист. У него всегда были отличные начальники штабов, он всегда окружал себя генштабистами. Всё окружение всю жизнь были генштабисты. Это как раз были высокообразованные люди. Млечин: Значит, он отличался способностью окружать себя высокими профессионалами, которые и позволяли добиваться победы? Я правильно понял ваши слова? Колпакиди: Не он. А Фрунзе не окружал? Млечин: Мы сейчас о Тухачевском говорим. Он был талантливым человеком, который подбирал военные кадры так, что помогало ему одерживать победы. Я Вас правильно понял? Благодарю Вас Александр Иванович. Кургинян: Я могу перекрестный допрос? Сванидзе: Нет, всё. Млечин: Скажите, Олег Игнатьевич, так обвинение строит свою аргументацию, что такое впечатление, что Тухачевского расстреляли за то, что он неважнецкий военный и занимался террором. Скажите, это действительно так? Будницкий: Ну, в самом вопросе содержится ответ. Ваша честь, уважаемые дамы и господа, Красная армия была создана бывшими офицерами и генералами царской армии. Свыше 80 % командиров армий и фронтов Красной армии во время гражданской войны были бывшими офицерами и генералами царской армии. Все 100 % начальников штабов были офицерами и генералами царской армии. Тухачевский здесь вовсе не исключение. Вот эту плеяду высокообразованных и среднеобразованных людей вычистили из Красной армии в 1929-31 годах. Мы как-то дело Тухачевского вынесли за скобки исторического времени. Страна управлялась террором. И время от времени товарищ Сталин и его подельники принимали превентивные меры. Сванидзе: Я бы Вас попросил отвечать на поставленный вопрос. Будницкий: Следовательно, Тухачевского расстреляли вовсе не за то, что он был плохим военным и вовсе не за то, что он был, так сказать, карателем. Это была гражданская война, это был террор. Красный террор, господа, начался в сентябре 17-го года. Заложников брали совершенно официально и списки расстрелянных публиковались в газетах, включая «Известия». Это была система управления. И не было ни одного военачальника Красной армии, который в той или иной степени не использовал в своей деятельности террористических методов борьбы. Будущие «маршалы Победы» в Великой отечественной войне все практически принимали участие в гражданской войне. Г.К. Жуков вместе с Тухачевским принимал участие в подавлении Тамбовского восстания, на всякий случай. О чем он пишет в своих мемуарах. О Жукове есть разные мнения. Жуков так писал, что Тухачевский был гигантом военной мысли. Цитирую всем известные его «Воспоминания». Поэтому выбирайте: или вы с маршалом Жуковым, Леонидом Млечиным, Юлией Кантор и мной, или вы — с нашими оппонентами. Сванидзе: Хорошая компания у вас подобралась! Млечин: Олег Витальевич, а почему был тогда уничтожен Тухачевский? Будницкий: Как я уже сказал, это была система управления. Сванидзе: Очень кратко, если можно. Будницкий: Это был не первый и не последний процесс. Давайте вернемся в историческое время. В стране с конца 20-х постоянно идут политические процессы: промпартии, союзного бюро меньшевиков, процессы против интеллигенции. Расстрел руководства Артиллерийского управления. Операция «Весна» по вычистке бывших офицеров из Красной армии. Был расстрелян бывший командующий Восточным фронтом генерал Ольдерогге. И это вписывается вполне… Превентивные меры. Сванидзе: Ваше время истекло. Млечин: Ваша честь, мы сказали то, что должны были сказать. Сванидзе: Прошу Вас, Сергей Ервандович. Ваш вопрос к свидетелю. Кургинян: Скажите, пожалуйста, свидетель, Вы твердо убеждены, что принцип спора об истории, в котором говорится: выбирайте, или вы с мной и Богом, или с Кургиняном и дьяволом, этот принцип… Млечин: Давайте мы примем какое-то единообразное решение, говорим ли мы об убеждениях, о вере или говорим только о фактах. Сванидзе: Я не принимаю протест. Прошу. Кургинян: Вы здесь сейчас применили некий риторический прием. Так что выбирайте, господа, или вы со мной и с Жуковым, или с ними, ну я уж не знаю, кем. Сванидзе: Сергей Ервандович, у Вас есть вопрос по существу к свидетелю? Кургинян: Это правильный прием? Это для Вас как ученого, интеллектуала нравственная позиция? Будницкий: Как для участника телевизионного шоу это абсолютно адекватный прием. Кургинян: Вот теперь Вы сказали всё! Спасибо! Будницкий: А что касается… — читайте мои книги. Кургинян: Я могу сказать всем собравшимся и всему обществу, во что именно это пытаются превратить. Я ищу здесь правду о человеке!.. Будницкий: Здесь? Кургинян: Здесь! Будницкий: Прочитайте мои книги о гражданской войне. Там Вы найдете правду. Кургинян: Вы здесь ищите правду, говорит он. Вы слышите, что он говорит? Вы слышите это? И это то, что в течение 20 лет, да, я это ненавижу. Не демократические идеи, не борьбу за свободу, а вот это! Сванидзе: Сергей Ервандович! Замечательно. У Вас есть по существу вопросы? Кургинян: Теперь я спрашиваю дальше. Он сказал просто, что он не ищет здесь истину, что это шоу. Будницкий: Не передергивайте мои слова. Мы здесь оперируем такими категориями, мы в суде, мы — участники шоу и мы ведем себя соответствующим образом. Кургинян: Для Вас суд и шоу — одно и тоже? Будницкий: Это телевизионный суд, а не настоящий. Это шоу. Кургинян: Я всё понял, свидетель ответил на все мои вопросы. Он не просто ответил, он снял маску и показал себя. Сванидзе: Замечательно. Мы сейчас занимаемся не вопросами нашего с вами этического развития, а вопросами, связанными с процессом над Михаилом Тухачевским. А все этические выводы зрители сделают сами. Сейчас объявляется короткий перерыв, после чего мы продолжаем процесс. Сванидзе: Мы возвращаемся в зал заседаний. Продолжается процесс над маршалом Тухачевским. Суду хотелось бы услышать ответ на вопрос: можно ли считать маршала Тухачевского создателем военно-технической стратегии Красной армии? Слово предоставляется стороне защиты. Прошу Вас, Л.М. Млечин: Благодарю Вас. Можно я вызову свидетеля Юлию Кантор? Будьте любезны, ответьте на вопрос: кто создал Ракетный институт, благодаря которому в стране появились «Катюши», ракеты, в котором начинали Королев, Глушко, создатель ракетных двигателей? Кто из советских военачальников это сделал? Кантор: Так называемый Ракетный реактивный институт был создан по приказу Михаила Тухачевского, который был заместителем наркома обороны, а до того занимался этим, когда был командующим Ленинградским военным округом. В тесном сотрудничестве с С.М. Кировым, возглавлявшим тогда Ленинградскую партийную организацию. Также именно в Ленинграде, помимо того, что сейчас сказали, впервые в истории советской Красной армии были проведены учения, связанные с высадкой десанта, которые так пригодились нам, к сожалению, только в 1942-м году. Потому что все учения и проекты такого рода были заморожены. Ещё один момент. Именно в Москве и области была создана первая современная база ПВО, которая существовала до июня 1937 года. Млечин: Поясните, пожалуйста, что речь идет о первых исследованиях в области радиолокации, которых не было. Кантор: И которые начались по приказу Тухачевского. Что касается ПВО в Подмосковье, это принципиальнейшая вещь, это идея Тухачевского, которая была заморожена и признана преступной. Репрессированы были многие исполнители. Вернулись только 9 июля 1941 года. Вот эти документы были вынуты из-под спуда. Точно также по вопросу об упомянутых Вами «Катюшах». Реактивные разработки и такого рода вещи с новыми самолетами, с новыми видами вооружений были заморожены, закрыты, и поэтому «Катюши» у нас появились не в 39-м году… Млечин: После расстрела Тухачевского и других военачальников. Кантор: Не только. Я бы не хотела персонифицировать. Процесс репрессий в Красной армии не начался в 37-м, это был пик, он начался гораздо раньше, как это уже было сказано. И не закончился ни в 38-м, ни в 39-м. Что характерно? По делу о военно-фашистском заговоре продолжали осуждать и расстреливать в 39-м году даже после подписания пакта Молотова-Риббентропа. И в этом смысле я хотела бы отдельно поблагодарить господина Колпакиди, который назвал анекдотическим план Тухачевского по занятию Прибалтики. Этим планом т. Сталин воспользовался после подписания пакта Молотова-Риббентропа. Абсолютно соблюденный сценарий. Сванидзе: У Вас есть вопросы? Млечин: Нет. Благодарю Вас. Мы хотели показать, что Тухачевский был главным инициатором и покровителем развития новой техники в Красной армии. С его уничтожением этот процесс прекратился. Сванидзе: Ваша позиция ясна. Сергей Ервандович, у Вас есть вопросы к свидетелю со стороны защиты? Кургинян: Скажите, пожалуйста, Вам известен такой кусок из военно-технической доктрины Тухачевского: «Совершенно иначе обстоит дело, если строить танк на основе трактора и автомобиля, производящихся в массах промышленностью. В этом случае численность танков возрастет колоссально. „Красный путиловец“ с марта 31-го года будет выпускать новый тип трактора, в полтора раза выше. Нынешняя модель слаба, новый трактор даст отличный легкий танк». Вам известен этот фрагмент? Кантор: Мне даже известно то, что Вы цитируете документ, неправильно его называя. А именно документ, связанный с перепиской Ворошилова, Сталина и Тухачевского. Это длительная переписка, занявшая несколько месяцев, как раз касающаяся танкостроения, которым Тухачевский начинал заниматься в 1931 году, ещё находясь в Ленинградском военном округе, на Ленинградском сталепрокатном заводе имени Сталина. Более того, я должна Вам сказать, что это решение, о котором Вы говорите, изначально было отложено Сталиным в письме Ворошилову. Документы хранятся в Российском государственном архиве социально-политической истории. Кургинян: Я Вас не об этом спрашиваю. Кантор: Вы об этом спрашиваете. Кургинян: Я Вас не об этом спрашиваю из куска Вашей же книги, которую я специально поэтому и взял. Я Вас спрашиваю о другом. Вы обладаете военно-техническим образованием для того, чтобы оценить, данная концепция привела бы к созданию танковой отрасли или разрушила её. Вот что мы обсуждаем. Докажите мне, дайте технические аргументы в пользу того, что концепция легкого танка, который должен был слегка переделан из трактора и пущен вторым эшелоном, следом за первой волной танков, является военно-технически и стратегически профессиональной. Обладаете ли Вы для этого компетенцией? Млечин: Мы протестуем. Защита будет просить назначить свидетелей из числа технических специалистов для обсуждения этого вопроса. Кантор: Я могу ответить частично на этот вопрос. Прежде всего, я хочу сказать, что история не знает сослагательного наклонения, частица «бы» здесь не уместна. Во-вторых, спрашивающий абсолютно демонстрирует незнание именно той терминологии, которой пытается сейчас оперировать, ссылаясь на мою монографию, а именно, продолжаю отвечать на этот вопрос. Волны бывают в море, а не танки. Танки идут эшелонами, танки идут ромбом. Так вот, дело в том, что эта стратегия, о которой идет речь была полностью изменена вскоре после дискуссии, которую Вы цитируете из моей монографии (спасибо, что прочли). В 33–34 годах, именно после этого была разработана специальная концепция. Кстати, из-за этого Сталин Тухачевского вернул из Ленинграда в Москву и повысил в звании, дал звание маршала. Сталин манипулировал этим. Именно легкие и средние танки должны были идти разными, действительно, первым и вторым эшелоном. И идея о моторизованных частях, сопровождающих танки, была использована советским командованием в 41–42 годах. Сванидзе: Благодарю Вас. У меня вопрос к уважаемому обвинителю. Сергей Ервандович, у Вас есть реальные основания подозревать свидетеля защиты в недостаточной компетентности? Кургинян: Нет, у меня нет оснований. Я хотел спросить свидетеля, понимает ли она ответственность заявления, что история не знает сослагательного наклонения? Потому что если история не знает сослагательного наклонения, то всё, что мы сейчас здесь обсуждаем — полная чушь. Кантор: Я могу ответить? Сванидзе: Нет, нет. Это было заявление, которое, на мой взгляд, не нуждается в оппонировании и ответе. Пожалуйста, сторона обвинения предоставляет своего свидетеля. Прошу Вас. Кургинян: Сергей Тимофеевич, скажите, пожалуйста, является ли великим техником и стратегом, который создал новый облик вооруженных сил, спас нас и готов был нас спасти, создать непобедимые вооруженные силы, Тухачевский. Минаков: Поскольку мы здесь ищем истину и поскольку мы выясняем вопрос о том, являлся ли он бонапартистом или таковым не являлся, то эти вопросы, на мой взгляд, напрямую всё же не связаны. Кургинян: Я прошу пояснить. Нам говорят так: вместе с Тухачевским были погублены вооружения. Из-за того, что они были погублены, мы пережили трагический первый период Великой отечественной войны. Вот в чем состоит позиция. Да или нет? Если ради истины Вы готовы её поддержать, то поддерживайте! Минаков: Я хочу сказать, что напрямую связывать без отдельных звеньев 37-й год и 41-й год это не корректно Сванидзе: Секундочку. Я перестаю что бы то ни было понимать. Мы сейчас обсуждаем военно-техническую компетентность и талант маршала Тухачевского. Кургинян: Я ставлю вопрос ещё раз: как много мы потеряли? Если бы Тухачевский придал нашим вооруженным силам абсолютно другой военно-технический облик, эти вооруженные силы разгромили бы противника легкой кровью и не было бы чудовищных потерь Великой отечественной войны, то я первый сказал бы… Я спрашиваю, был ли Тухачевский таким военно-техническим гением или высоким ассом. Не надо цепляться к словам, как к вопросу о волнах и эшелонах. Минаков: Собственно, военно-техническим гением он, конечно, не был. Сванидзе: Мы договорились не употреблять слово «гений», потому что оно мало кому употребимо. Гений у нас — Александр Сергеевич Пушкин. Минаков: Он был руководителем Управления вооружений Красной армии, поэтому всю ответственность, которую нес Тухачевский, он нес как заместитель наркома по вооружениям. У него находились в подчинении разные отделы, где находились специалисты и за все промахи или достижения конкретные несли ответственность они. Кургинян: Я спрашиваю с позиции суда истории, спрашиваю Вас: либо он вел нас в одном направлении, которое было спасительно, а после него повели в другом, либо этого не было. Да или нет? Минаков: В другом направлении не повели, повели по тому же направлению. Сванидзе: Я хочу задать уточняющий вопрос, на который хочу услышать односложный ответ, да или нет. На своем посту человек, зам. наркома, который отвечал за военно-техническое оснащение Красной армии, Тухачевский был на своем месте на Ваш взгляд или нет? Минаков: На своем месте, получил орден Ленина. Кургинян: Позвольте мне сказать, я очень уважаю эту позицию. Александр Иванович, скажите Вы. Колпакиди: Смотрите, он безусловно оказался во главе перевооружения Красной армии и это его заслуга. Сванидзе: Учитывайте, что ваше время истекло. Колпакиди: Хотя та же уважаемая Юлия Зораховна прекрасно помнит его позицию по поводу минометов. Она общеизвестна, Америку тут никто не откроет. Другой вопрос, он был не надежен, слишком амбициозен. В случае войны мы видели, чем это в Германии кончилось с такими людьми. Сванидзе: Понятно. Вопросы защиты к свидетелям обвинения. Млечин: Александр Иванович, а скажите, неамбициозные военные в генеральских мундирах и маршальских бывают? Колпакиди: Очевидно, бывают. Млечин: Вы можете назвать хоть одного неамбициозного военного, ставшего маршалом? И Вы называете их ненадежными? Колпакиди: Леонид Михайлович, есть командный принцип. Всё время мы обходим этот вопрос. В чем же была его политическая ненадежность? Он постоянно выдвигал какие-то требования. Когда он был начальником штаба РККА, он потребовал создания большого штаба. Ему отказали, я считаю, потому, что считали ненадежным. И он обиделся, подал в отставку. Млечин: Александр Иванович, но Вы рассказываете замечательные вещи, бывает, человек болеет за дело. Он хочет создать сильный штаб. У него, может быть, что-то не получается, но душа его горит, он хочет, чтобы армия была самой сильной в мире. Благодарю, у меня больше нет вопросов. Сванидзе: Мы объявляем небольшой перерыв, после перерыва мы продолжаем наш процесс. Сванидзе: Возвращаемся в зал заседаний. В эфире Суд Времени. Я ставлю вопрос перед обеими сторонами: кто маршал Тухачевский на самом деле: выдающийся военачальник или рядовой командир времен гражданской войны? Предоставляю слово стороне обвинения. Прошу Вас. Кургинян: Я хочу ещё раз подчеркнуть, что у нас нету никаких данных о том, что Тухачевский в качестве военачальника большой войны, мировой войны, не как командир гражданской войны, а мы снова подчеркиваем, что это огромная, принципиальная разница, был особым образом выдающимся. Мы никоим образом не хотим сказать, что он был пустышкой, ничтожеством, или не знаю кем, уродом и дегенератом. Он был способным человеком. Но страна не потеряла с Тухачевским ничего чрезвычайного в плане ведения военных действий в большой войне. И здесь снова мы хотим подчеркнуть принцип: гражданская война выдвигает не людей, которые потом могут вести мировую, это совершенно разные люди. Люди, выдвинутые гражданской войной, цепляются за места. И когда война кончается, они действительно выдвигаются не по принципу своих способностей. Вот в чем дело! Сванидзе: Ваше время истекло, Сергей Ервандович. Можно уточняющий вопрос? Кургинян: Да, пожалуйста. Сванидзе: Вы сказали, что Тухачевский не представлял собой ничего особенного как военачальник. Вы можете назвать какого-нибудь военачальника гражданской войны, ну, скажем, со стороны красных, который бы представлял на Ваш взгляд что-то особенное. Кургинян: Я считаю, что Брусилов — выдающийся человек. Я понимаю, что сделал Брусилов. Вот я долго и честно пытался понять… Млечин: Он не участвовал в гражданской войне. Кургинян: Неважно. Я понимаю, что сделал Брусилов для строительства Красной армии. Я считаю, что Фрунзе — выдающийся человек. Я долго и внимательно исследовал то, что же сделал Тухачевский с польской операцией. Невозможно в данном формате… Сванидзе: Я понял Вашу позицию. Кургинян: Но я считаю, что он преступно проиграл польскую кампанию. Я знаю, что половина людей так считает, а половина — иначе. Но никто из людей не может доказать, что он — что-то ах! сверхвыдающееся. Вот что я хотел сказать. Сванидзе: Это Ваша позиция. Кургинян: Да, это моя позиция. Сванидзе: Ну, со времен польской кампании до момента его ареста и смерти прошло более полутора десятка лет. Прошу вас, слово стороне защиты. Млечин: Мы никогда не узнаем, как повел бы себя маршал Тухачевский и его соратники в большой войне, потому что их расстреляли за четыре года до этого, а других продолжали арестовывать до самого начала войны и даже после начала войны. Всё, что здесь рассказывало обвинение, совершенно несостоятельно. Мы слышали о том, что они ненадежны, Тухачевский и другие, амбициозны. А вместо них пришли надежные и неамбициозные? Те самые генералы поражения 41-го года? Здесь не прозвучало ни одного доказательства того, что Тухачевский не был военным профессионалом, что он занимал свои должности не по праву. Напротив, даже свидетели обвинения подтвердили, что он был человеком на своем месте, он исполнял свой военный и профессиональный долг, он был настоящим солдатом. И если бы, как любит говорить обвинение об истории в сослагательном наклонении, он, Уборевич и другие были бы в 41-м году, никогда бы немецкая армия не дошла бы до Москвы. Сванидзе: Спасибо. Уточняющий вопрос, разрешите. Вы согласны с тем, что Тухачевский, исходя из того, что он сделал, в частности, с тамбовскими крестьянами, был карателем? Млечин: Я бы сказал, что, к сожалению, советская система, в этом я согласен с президентом Медведевым, была тоталитарной, в силу этого совершала массу преступлений. И Тухачевский, как и другие военачальники Красной армии опозорили в том свою офицерскую честь, это правда. Но они всего лишь исполняли приказы. Поэтому, если мы ставим так вопрос, то начинать надо с тех, кто отдавал им эти приказы. Сванидзе: Ещё один вопрос. Если Вы согласны с тем, что выполняя приказы, но выполняя достаточно грамотно, я бы сказал, с огоньком (согласны с этим?), Тухачевский подавил жестоко, в крови, с помощью газов и так далее тамбовское восстание, может ли такой человек, на Ваш взгляд, быть талантливым военачальником, да или нет? Млечин: Ваша честь, да, к сожалению, может быть военная профессия — самая кровавая. Более кровавой я не знаю. Сванидзе: Спасибо. Мы завершаем сегодняшний день нашего процесса. Я принимаю решение продлить этот процесс ещё на один день. Часть 3Сванидзе: Итак, сегодня третий день слушаний по делу маршала Тухачевского. Переходим к существу слушаний. Мой вопрос к обеим сторонам: что принесла хрущевская оттепель? Новый миф о Тухачевском и других репрессированных военачальниках или восстановление исторической справедливости? Слово стороне защиты. Прошу Вас, Л.М. Млечин: Благодарю Вас, Ваша честь. Мы намерены показать, что начавшееся при Хрущеве восстановление реальной истории (при Сталине это была чистой воды фальсификация) постепенно вело и ведет к восстановлению исторической реальности. Но нам ещё много над этим предстоит работать. Олег Витальевич, скажите, вот когда при Хрущеве стали впервые рассказывать о том, как расстреляли Тухачевского, потом при Брежневе всё заглохло, потом при Горбачеве вновь вернулись к этому трагическому прошлому. С Вашей точки зрения, что происходило? Новый миф создавался или восстанавливалась реальная история? Будницкий: Ну, до восстановления реальной истории нам всё-таки ещё далеко. Но бесспорно то, что заговора Тухачевского не было и что эти военачальники были расстреляны во всяком случае не за то, что официально было в обвинительном заключении. И это тяжелейшим образом сказалось на Красной армии. Ведь был расстрелян не только Тухачевский и те несколько высших военачальников, которые проходили по его процессу. Были репрессированы тысячи высших и средних командиров Красной армии, командиров, прошу прощения. Мы не можем провести эксперимент, мы не можем их воскресить. И история — это не компьютерная игра, мы не можем смоделировать события 41-го года. Мы можем только предполагать. И в качестве такого аргумента в пользу того, что это была беда, приведу историю одного красного командира, которого арестовали среди многих, которому сломали три ребра, выбили 9 зубов, выводили на расстрел, чтобы выбить от него признания. А потом в эпоху постежовского потепления выпустили и вернули в армию. Я думаю, что вы догадались, что я говорю о командующем Донским фронтом в Сталинградской битве и Центральным фронтом на Курской дуге, маршале Советского Союза Рокоссовском. Сколько таких Рокоссовских получили пулю в затылок и превратились в «лагерную пыль», мы не знаем. Но я не думаю, что все те люди, которые были уничтожены в эпоху «большого террора», я имею ввиду только тех, кто служил в Красной армии, что эти люди были ненадежными, бездарями и т. д., как сейчас пытаются некоторые изобразить. Я думаю, что эти тысячи командиров сыграли бы, безусловно, позитивную роль. Млечин: Благодарю Вас. Сванидзе: Прошу Вас, Сергей Ервандович. Ваши вопросы стороне защиты. Кургинян: Была некая история, которую рассказали обществу вместо той, которую рассказали при Сталине. В этой истории, рассказанной после Сталина, был «святой» по названием Ленин и верные ленинцы, а также были «дьявол», «отпадший ангел» под названием Сталин. Вот что такое генеральный хрущевский миф. А дальше он развертывался на всё: на военных, на деятелей культуры, на политиков, на спецслужбы. Я спрашиваю… И, поскольку Вы зачитали нам вопрос, он в этом и состоит…эта концепция вполне репрезентативная в том, что касается военных, потому что она и с военными была такая же. Жертвы, ангелы, избитые невинные люди и так далее… Это концепция Хрущева является продвижением к правде? Или выворачиванием на изнанку сталинской… Сванидзе: Всё, вопрос понятен. Прошу Вас. Будницкий: Видите ли, путь к истине очень долог и зигзагообразен. Кургинян: И диалектичен. Будницкий: Да. И в эпоху Хрущева была оценена какая-то часть. Меня, конечно, эта концепция совершенно не устраивает, как, я думаю, и всех нас, здесь присутствующих. Это то, что были допущены перегибы в эпоху культа личности. И естественно Хрущев, который сам принимал активнейшее участие в репрессиях и сам строил то общество, которое питалось террором, он не мог иначе. В эпоху Хрущева была и позитивная сторона — был сделан шаг в сторону истины. Но это был полушажок. Кургинян: Я понял. Поскольку, простите, я вынужден задавать Вам вопросы, я их буду задавать. Сванидзе: Только будьте коротки, потому что у Вас нет больше времени. Короткий вопрос, короткий ответ. Кургинян: Был миф о военных. В этом мифе о военных, вообще хрущевском мифе возник некий Тухачевский. И он встал у всех в голове с крылышками, такой военный ангел. Да или нет? Будницкий: Тухачевский возник, потому вообще-то, что его мама родила. Не потому что был миф в хрущевское время. Кургинян: Я сказал «возник» образно. Мама родила и Вас, но про Вас мифа нет, а про Тухачевского есть. Будницкий: Образ Тухачевского был, безусловно, в хрущевскую эпоху идеализирован. Он гораздо сложнее и он черно-белый. Кургинян: Идеализирован или искажен? Будницкий: Идеализирован — это и есть искажен. Кургинян: Нет, извращен. Будницкий: Ну, это спор о терминах. Кургинян: Оболган. Будницкий: Тухачевский — это не герой моего романа и как личность у меня симпатии не вызывает, но мы говорим не об этом. Мы говорим: он был расстрелян за то, что он участвовал в военно-фашистском заговоре или нет. Сванидзе: Спасибо. Свидетель со стороны обвинения, прошу Вас. Кургинян: Постепенно в ходе того, что мы говорим, выясняются некоторые главные вещи, которые меня и волнуют больше всего. Мы никогда не узнаем, что было бы с военными… Сванидзе: Сергей Ервандович, Вам предлагается задать вопрос свидетелю. Кургинян: Хорошо, я — короткую преамбулу. Мы никогда не узнаем. Теперь мы видим, как чаша весов колеблется. И это означает, что нету уже, исчез он, этот беспрецедентно великий полководец, военный техник, невинная жертва. Он исчезает. Я хочу спросить свидетеля: для Вас что остается на этом месте? Колпакиди: Для меня остается совершенно извращенный образ этого человека. Мы уже столько времени говорим, но не говорим о доказательствах заговора — их миллионы. Сванидзе: Вопрос Сергеем Ервандовичем был задан в русле вопроса, который сформулировал я. Что дала в этом плане хрущевская оттепель. Колпакиди: Она дала из действительно сложного человека, со сложной судьбой и биографией, со сложными способностями, создала миф о таком беленьком и пушистеньком ангелочке, который мог нас спасти. Сванидзе: Уточняющий вопрос свидетелю. Значит, если он не был ангелочком, если он не был белым и пушистым, то его правильно расстреляли. Я правильно Вас понял? Т. е. всех, кто не белый и пушистый, надо расстреливать? Колпакиди: Тех, кто устраивает армейские заговоры в период, когда на страну нападают, надо расстреливать! Сванидзе: Я понял Вашу позицию. Кургинян: Я должен сказать, что Вы спросили нас о том, что создал миф при Хрущеве. Он создал белого и пушистого. Никто из нас не говорил, что если он не белый и пушистый, его надо расстреливать. Сванидзе: Меня дальше интересует позиция свидетеля, Сергей Ервандович. Кургинян: Мы говорим, что он не белый и пушистый. А вопрос, надо ли его расстреливать — это отдельный вопрос. Вас — наверняка не надо. Сванидзе: Благодарю. Меня это устраивает. Вполне удовлетворен. Кургинян: Сергей Тимофеевич, для Вас… Вы поддерживаете, что в ту эпоху был сделан белый и пушистый? Как историк, как Вы к этому относитесь? Сванидзе: Вопрос в оригинале был представлен по-другому. Кургинян: Мы продвинулись к правде с Хрущевым или создали новый миф? Минаков: Если мы уйдем от контекста, мы ничего не поймем. Миф о Тухачевском менялся неоднократно. Он был к 23-му году, он был к 30-му году, он был в 37-м году и он был к 61-му году. Поэтому каждый из этих мифов в определенный степени заострял внимание на каких-то сторонах, позитивных или негативных, но не создавал цельный и непротиворечивый образ этого человека. Сванидзе: Хороший ответ. Спасибо. Сторона защиты, прошу Вас, вопросы к свидетелям обвинения. Млечин: Сергей Тимофеевич, будьте добры, скажите мне, пожалуйста, вот расстреляли человека по какому-то обвинению. Потом выяснилось, что это обвинение было ложным, он в этом не был виноват. Это с Вашей точки зрения что: создание нового мифа или всё-таки продвижение к истине? Минаков: Если реабилитировать невиновного, то — продвижение к истине. Млечин: Не это ли произошло с Тухачевским? Минаков: Если его расстреляли по обвинению в измене и шпионаже, то это было ложное обвинение и за это его не должны были расстреливать. Млечин: Благодарю Вас. Правильно ли я Вас понимаю, что Хрущев дал возможность постепенно, не полностью, но восторжествовать справедливости в отношении человека, которого расстреляли за то, что он не совершал? Минаков: Я думаю, что Хрущев дал возможность нам сейчас подойти и сейчас двигаться к пониманию объективному того, кто был Тухачевский. Что он не был белым и пушистым, но что он не был грязным и мерзким. Млечин: Что он не был тем, за что его расстреляли. Минаков: Именно в этом плане. Млечин: Александр Иванович, можно ли я Вас спрошу. Скажите, а вот то, что Вы прочитали материалы комиссии по реабилитации, из которых следовало, что Тухачевский не был шпионом немецким, а в этом его обвиняли и расстреляли, Вы остались при своем мнении, что он был негодяй и преступник и надо было его расстрелять? Колпакиди: Любой здравомыслящий человек, если прочитает эти мемуары, поймет… Млечин: Извините, Вы читали материалы комиссии по реабилитации. Колпакиди: Да. Млечин: В которых написано, что обвинения… Вы читали обвинительное заключение, следственное дело? Колпакиди: В заговоре он сознался. Он отрицал… Млечин: Ответьте, Вы читали обвинительное заключение? Колпакиди: Да. Млечин: Там его обвиняют, что он немецкий шпион. А потом Вы прочитали материалы комиссии по реабилитации, из которых следует неопровержимо, что он не был немецким шпионом. Вы всё равно считаете, что его надо было расстрелять? Колпакиди: Я понимаю, к чему Вы ведете. Это такой хитрый прием. Млечин: Можно попросить Вас ответить. Вы всё равно считаете, что его надо было расстрелять? Колпакиди: Конечно, надо. Потому что он в заговоре-то признался. Он отрицал, что он шпион. А он и не был шпионом. Но он был заговорщиком. Заговорщиков в армии расстреливают. Млечин: Благодарю Вас. Сванидзе: Спасибо. Понял вопрос и понял ответ. Млечин: Ваша честь, я бы отвел бы такого свидетеля, который считает возможным расстрел невинного человека. Благодарю Вас. Колпакиди: Заговорщик — не невинный человек. Сванидзе: Мы объявляем небольшой перерыв, после чего мы продолжаем процесс. Сванидзе: В эфире Суд Времени. Возвращаемся в зал заседаний. В этой части слушаний прошу стороны ответить на следующий вопрос: эпоха перестройки — это время расширения информации по делу Тухачевского или это время активизации мифотворчества? Слово предоставляю стороне обвинения. Прошу, Сергей Ервандович. Кургинян: Никоим образом никогда я лично не буду говорить о том, что Хрущев не открыл какие-то архивы и не восстановил честное имя многих людей. Сванидзе: Мы уже не о Хрущеве, Сергей Ервандович. Кургинян: То же самое о перестройке. Никоим образом я не могу сказать, что некоторые документы или некоторые массивы информации не были выплеснуты наружу и это не является правдой. Чем больше возникает документов, больше каких-то аспектов возникает новых, тем лучше. В этом смысле, слава Хрущеву и слава перестройке постольку, поскольку она открывала новые документы. Но! Беда-то вся заключается в том, всё это происходило по принципу неравномерной подачи информации. Или, как говорят в таких случаях, «фильтрации базара». Что-то говорится, причем активно, бездоказательно, очень настойчиво, а что-то утаивается. Вот когда одно говорится, а другое утаивается, то в сознании возникает не правда, а ложный миф. Сначала это был миф о белом и пушистом. Но миф о белом и пушистом эпохи Хрущева, что вовсе не отменяет для меня заслуг Хрущева по реабилитации людей. Его вина — в создании этих мифов. Но эти мифы действовали, пока был Ленин. Что сделала перестройка? Перестройка, с одной стороны, повторила очень насыщено и активно всё то, что говорили до этого, и одновременно с этим она демонтировала образ Ленина. Т. е. полностью уничтожила какую-либо логику в происходящем. Поехала крыша, и сквозь эту поехавшую у людей крышу начала фильтроваться и просачиваться в сознание та информация, которую давно изготовляли белые, причем в самом радикальном, ненавидящем всё виде. В этом смысле она оказалась ядом для сознания. Не восстановлением исторической истины. Как говорил маркиз де Поза Филиппу Второму: «Сир, дайте человеку свободу мысли!» Очередным порабощением этой мысли, созданием новых мифов, о которых теперь приходится освобождать общество. Повторяю: государство это средство, с помощью которого народ длит и развивает своё историческое предназначение. Если нет истории во всей её сложности, то нет государства и нет народа, который может твердо стоять на ногах. В этом смысле перестройка создала ещё больший вред с точки зрения образов. Это не значит, что она не открыла кусков правды. Сванидзе: Ещё больший вред чем что? Кургинян: Хрущев извратил в одну сторону. Перестройка это добавила и нас увели с магистральной дороги разума. Сванидзе: Я правильно Вас понимаю, что нам нужно возвращаться к истокам, т. е. к Ленину? Кургинян: Нет, нет. Вы иронизируете и это Ваше право! Сванидзе: Конечно, иронизирую. Я просто пытаюсь уточнить Вашу позицию. Кургинян: Нет, нет. Я хочу сказать о том, что нам надо возвращаться к той подлинности, глубокой настоящей подлинности нашей истории, которой не было и нет. От которой нас уводили сначала в одну сторону, потом в другую, третью. Народ рвется туда. В конце концов в Гренобле есть Институт Робеспьера и никому от этого ни хорошо, ни плохо. Сванидзе: Время истекло, Сергей Ервандович. Кургинян: Мы должны ни проклинать, ни прославлять, а понимать. Сванидзе: Я понял Вашу позицию, спасибо. Леонид Михайлович, прошу Вас. Млечин: Сторона защита выражает сочувствие стороне обвинения, которая всё время оказывается во власти каких-то мифов и страшно страдает. Мы хотим внести свой вклад в освобождение от мифов, чтобы как-то помочь стороне обвинения. Можно ли попросить документ, на котором изображена страница из показаний Тухачевского? Сванидзе: Прошу вас, доказательство стороны защиты. Млечин: Мы представляем этот документ в связи с заявлением стороны защиты о том, что раз Тухачевский признал, что он заговорщик, то точно преступник. Юля, скажите, это что за страничка, уточните для наших зрителей. Кантор: Страница архивного следственного дела № Р-9000, находящегося на Лубянке в центральном архиве ФСБ РФ, к которому мы уже апеллировали. Млечин: Скажите, пожалуйста, что за пятна на этой странице. Надеюсь, что они достаточно хорошо видны. Кантор: Да, пятна на этой и некоторых других страницах квалифицированны экспертизой как кровь, с достаточно подробными описаниями, как и почему эта кровь попала на эти страницы. Млечин: Как и почему? Кантор: Кровь падала с предмета находящегося в движении, предположительно с головы человека, находящегося в необычном психологическом состоянии и подписывавшем показания, это к вопросу к позиции обвинения, с рукой находящейся в вывернутом положении. Млечин: Могу ли я предположить, что Тухачевского били. Кантор: Я была бы осторожна со словом «предположение». Это квалифицировано как дополнительной проверкой обвинения, так и почерковедческой графологической экспертизой, произведенной в 2005 году (я хочу подчеркнуть — никакого отношения ни к Хрущеву, ни даже к Горбачеву не имеет) в Экспертно-криминалистическом центре ГУВД полковником милиции Сысоевой. Сванидзе: Юлия Зораховна, меня прежде всего интересует: а) кровь ли это Тухачевского, и б) действительно это кровь из раны или это кровь из носа при каком-то напряжении. Кантор: Да, один уважаемый историк в погонах когда-то сказал: «Может быть, это кровь пошла у следователя от усердия». И это не исключено. Кровь на страницах не квалифицированна как кровь из носа, из уха, глаза и т. д. Сванидзе: Но это кровь Тухачевского, она идентифицирована как кровь Тухачевского? Кантор: Такой экспертизы не проводилось, о чем я говорю сразу. Это кровь которая попадается на тех страницах, где стоит собственноручная подпись. К вопросу о собственноручных показаниях, то экспертиза в сравнении с анализом образцов почерка Тухачевского, сделанных в 18-м, 19-м году и более поздних, установила, что (тут я могу квалифицировать) эти показания написаны человеком, находящимся либо под воздействием лекарственных средств (понятно) либо опять же надиктованы, передикторваны, о чем свидетельствуют нестандартные обороты, разные промежутки между словами и так далее. Подтверждением этого тезиса, возвращаюсь к вопросу «чья кровь?», является и тот факт, что в ряде других показаний… Я подчеркиваю, что «дело Тухачевского» — это собирательный образ. Оно структурировано по разным томам, по персоналиям и только очные ставки и заседания специального военного присутствия соединены в единый том. Мне пришлось работать со всеми этими томами. Так вот значительная часть показаний просто надиктована следователем, характерным, но не единственным примером чего является записка, написанная следователю Ушакову одним из обвиняемых, Фельдманом: «Начало и концовку (я цитирую) написал по собственному усмотрению. Уверен, что Вы меня вызовите, недолго и переписать». Это опять же абсолютно не исключительный случай такого рода при публикации процесса. Сванидзе: Я хотел бы сделать ремарку, Фельдман был близким другом Тухачевского. Млечин: Я хотел бы резюмировать, что таким образом мы показываем, что те материала и документы, которые становятся известны в последнее время не создают миф, а позволяют приблизиться к правде. Сванидзе: Благодарю вас. Сторона обвинения может задать вопрос свидетелю защиты. Кургинян: Скажите, пожалуйста… Я хочу только подчеркнуть, что я категорически противник применения пыток при допросах и убежден, что они применялись. Тем не менее я хочу задать Вам один простой вопрос. Если бы на показаниях Штауфенберга, или Людвига фон Бека, или Эрнста Роммеля были бы найдены пятна крови и даже установлено, что это пятна крови этих людей, значило бы это, что они не участвовали в заговоре против Гитлера? Да или нет? Млечин: Вопрос не имеет никакого отношения к обсуждению. Кантор: Я отвечу на этот вопрос. Сванидзе: Вопрос мне представляется содержательным. Прошу, если можно. Кантор: Я отвечу на этот вопрос. Прежде всего за то, что автор этого вопроса позволяет себе сравнивать сталинскую юстицию с гитлеровской. Спасибо. И методы дознания тоже. Хотя в материалах дела Штауфенберга, которые мне тоже удалось читать, есть очень четкое доказательная база, в том числе и та бомба, которая была принесена. Ни в одном материале… Это к вопросу «если бы…» связанном с двадцать с лишним томами дела Тухачевского как собирательного дела… Кургинян: Простите, пожалуйста, я так тоже не могу. Если любой мой вопрос… Весь Ваш издевательский монолог… Я не могу допрашивать свидетеля. Я даю Вам отвод. Сванидзе: Сергей Ервандович, я прошу прощения. Вы задали вопрос, свидетель отвечает. Кургинян: Имею ли я право прервать в какой-то момент? Сванидзе: Если Вас удовлетворяет… Кургинян: Меня удовлетворяет полностью то, что мне не отвечают на этот вопрос прямо, т. е. не говорят… Не отвечают на вопрос, который я задал, в форме, которая позволительна и только позволительна сейчас. Я спрашиваю: «Есть на пятнах…» Смотрите, что происходит. Если на документах признательных показаний фон Штауфенберга будут обнаружены пятна его крови, будет ли это значить, что фон Штауфенберг не является заговорщиком? Да или нет? Млечин: Обвинитель даже не знает, что Штауфенберга даже никогда не допрашивали, его расстреляли во дворе. Кургинян: И что? Я назвал вам дальше фон Бека и прочих. Сванидзе: Это предположение. Млечин: Роммеля тоже не допрашивали! Кургинян: Ну, что же Вы так кривляетесь? Млечин: Ну Вы же ничего не знаете! Кургинян: Я вас спрашиваю: да или нет? Сванидзе: Господа! Сергей Ервандович! Дайте возможность свидетелю ответить. Кантор: Я прошу оградить нашу сторону от подобных реплик типа кривляние и от повышения тона. Это, во-первых. Сванидзе: Протест принимается. Тем не менее я Вас прошу по возможности кратко ответить на вопрос. Кургинян: Могу ли я сделать другой протест. Я прошу оградить эту сторону от заявлений, что она находится в плену мифов и прочих издевок и демагогических ответов на прямо поставленные вопросы. Кантор: Ваша честь, я могу ответить? Сванидзе: Хорошо. В силу своей компетенции я попытаюсь оградить и ту, и другую сторону от всех ваших проблем. Итак, прошу Вас, кратко по возможности ответьте на вопрос. Кантор: Кровь на признательных показаниях любого имярека, в случае, если доказано, что это кровь, может являться доказательством лишь того, что эти доказательства получены под пыткой. В случае с Тухачевским это было так. Со Штауфенбергом — нет, потому что его не допрашивали. Кургинян: Людвига фон Бека, Роммеля? Млечин: Роммеля не допрашивали, он сам покончил с собой. Кургинян: Если бы его допрашивали, чтобы это значило? Сванидзе: Ваша честь, «если бы» — это формула… Сванидзе: На самом деле, вопрос интересный. Если угодно, я его повторю. Если Вам будет более приятно отвечать на мой вопрос. Кантор: Да, бесспорно. Сванидзе: Тогда я могу его повторить. То, что человека пытали, свидетельствует ли о том, что он не участвовал в мятеже или заговоре? Я правильно формулирую? Кургинян: Конечно. Кантор: То, что человек подписал признательные показания под пыткой является фактом безусловной фальсификации его признательных показаний. Сванидзе: Т. е. возможность фальсификации несомненна. Спасибо. Кургинян: Я подчеркиваю еще раз только одно, что наличие всего, о чем говорят, есть… Сванидзе: Сергей Ервандович, у Вас есть вопросы к Вашим свидетелям? Кургинян: У меня есть вопросы к нашим свидетелям. Скажите, пожалуйста, что же всё-таки мы считаем лично по поводу того, какова именно вина Тухачевского? Колпакиди: Я думаю, уважаемая Юлия Зораховна не будет спорить, что Тухачевский дал показания уже на второй день после приезда в столицу Москву. Мы знаем генералов, которых пытали — не пытали, они вообще ни в чем не признались, воевали, стали Героями Советского Союза. Я всегда думал, что это кровь на машинописной копии — это кровь машинистки, которую, наверное, били и говорили, что если ты, гад, не сознаешься, то мы её до смерти заколотим. Сванидзе: Уважаемый Александр Иванович, я считаю иронию в том, что касается пыток над живыми людьми, будь то маршал или машинистка, неуместной. Кургинян: Можно я переведу этот вопрос в не иронический путь? Сванидзе: Позвольте задать уточняющий вопрос, требующий краткого ответа. Оставим в стороне машинисток. Вы считаете, что кровь на странице допроса Тухачевского не свидетельствует, что его пытали. Колпакиди: Нет, ничего не доказывает. Кургинян: Теперь у меня второй вопрос. Что Вы считаете по поводу этих вот разговоров? Минаков: Здесь очень много вопросов возникало, чья кровь и так далее. Сванидзе: Было два вопроса: а) пытали ли Тухачевского, является ли свидетельством этого кровь на страницах с его допросом, и б) если предположить, что его пытали, а это весьма вероятно, то является ли факт, что его пытали, свидетельством того, что он не участвовал в мятеже? Я правильно понимаю? Кургинян: Да. Минаков: Что касается первого вопроса, то это предположение, ибо окончательно не доказано, чья это кровь. Если находиться в рамках объективности. Предположение, вероятность очень высокая, но это всё равно остается предположением, ибо вопрос очень сложный и очень тонкий. Что касается второго вопроса, я не исключаю применения к нему физического воздействия, не исключаю. Но я не считаю, что это было ключевым фактором, который вызвал его признательные показания. И, кстати говоря, если брать в совокупности все материалы с заключительным словом и его показаниями на самом судебном процессе, то он отказался признать себя шпионом, изменником, но признал себя заговорщиком. Он не признался, что готовил переворот, потому что до этого дело не дошло. Но заговорщиком он не отказался, что он стоял во главе группы. Вот это было. Сванидзе: Вы согласны, что если предположить всё-таки, что пытки имели место, то в заговоре признался любой из здесь присутствующих, и то, что он — папа римский. Минаков: Я не думаю, что Кургинян: Нет, это не так. Минаков: Позвольте, я выскажу своё мнение. Да, применение могло быть первоначально, однако его позиция в ходе следствия была для меня понятна в каком плане — он рассчитывал: я подпишу, напишу всё, а на суде я скажу то, что я думаю. То, что он и сделал. Сванидзе: Спасибо. Пожалуйста, сторона защиты, вопросы к свидетелям стороны обвинения. Млечин: Скажите, Сергей Тимофеевич, арестовывают военного, на второй день он сознается, что он агент иностранной разведки — это что такое, умопомешательство, глупость? Почему это делает человек? Вы — специалист по истории наших предвоенных кадров. Как Вы можете это объяснить? И все они признают! Любой разведки, японской, польской. Некоторые даже не знали, что такие разведки есть, а они всё равно агенты. Минаков: Я хочу немного сузить вопрос. Речь о Тухачевском идет. Что касается других, то у каждого своя судьба была. У кого-то групповая, у кого-то — индивидуальная. Поэтому замечу ещё один момент. Восемь человек, сидевшие на судебном процессе, были собраны туда. Они не представляли собой единое изначально. Кто-то вместе, а кого-то просто туда… Млечин: Заговора не было, это случайная была подборка? Минаков: Нет. Заговор был, но те, которые оказались на скамье подсудимых, далеко не все были именно в этом круге людей. Млечин: Может быть, не было заговора? Сванидзе: Я прошу прощения, я правильно Вас понимаю, Сергей Тимофеевич. Вы считаете, что заговор был? Минаков: Был. И он начинался ещё с 20-х годов. Здесь я сослался на… Сванидзе: Ещё до прихода Сталина? Минаков: Да. Почему не с 23-го года? Потому что в 23-м году для следствия и самого процесса было невыгодно делать. Сценарий строился на одном, не на заговоре. Ибо если представить Тухачевского как участника заговора, просто заговора политического, то он получил бы… Млечин: Заговор продолжительностью в восемнадцать лет! Поразительно! И ни разу не удалось? Минаков: Позвольте, я закончу. Млечин: Восемнадцать лет и ничего не сделали? Колпакиди: Что у Штауфенберга Вы прекрасно знаете. Минаков: Заговор — это ещё не переворот. Заговор — это когда сговариваются несколько лиц, занимающих высокоответственные посты и обладающие возможностями изменить политическую систему или персональный состав политиков. И ждут момента, когда это можно сделать. Сванидзе: Сергей Тимофеевич, я хочу сам для себя установить, уточнить. Восемнадцать лет при советской власти, советской армии, пронизанной осведомителями органов безопасности… Минаков: Не сразу они были пронизаны. Сванидзе: Но к этому времени уже давно были пронизаны. Минаков: В 23-м году этого не было. Млечин: С 20-го года, как начались особые отделы, были пронизаны по полной программе. Минаков: Уверяю Вас, что это не так. В 23-м году… Сванидзе: Им удавалось в течение 18-ти лет скрывать свою антинародную заговорческую сущность? Минаков: Она не обязательно была антинародная. Млечин: И они сговаривались сместить сначала Ленина, потом Троцкого, потом Зиновьева, потом Сталина. Ещё подождали, смогли бы Хрущева сместить. Немножко не дождались. Минаков: Нет, я не сказал «сместить». В 23-м году им удалось сместить Троцкого. Млечин: Военным, которых он выдвинул? Я Вас умоляю. Они-то тут причем? Минаков: Тухачевский не был выдвиженцем Троцкого. Сванидзе: Спасибо, уважаемые коллеги. Объявляется небольшой перерыв, после чего мы продолжим слушания. Сванидзе: В эфире Суд Времени. Мы подходим к финальной части наших слушаний. Мой вопрос обеим сторонам: много информации о Тухачевском — это движение к правде или повод для разгула фантазий? Слово предоставляется стороне защиты. Прошу Вас. Млечин: Могу ли допросить свидетеля Александра Владимировича Крушельницкого? Скажите, пожалуйста, всё-таки был заговор или нет? Вот мы столько лет занимаемся выяснением этой истории. И здесь мы третий день ведем выяснение: был заговор или не был? Крушельницкий: Заговора не было. И для того, чтобы несколько аргументировать этот тезис я хотел бы обратиться вот к каким фактам. Дело заключается в том, что по самым скромным подсчетам, которые основаны на документах военной коллегии Верховного суда за первые полтора года после того, как были расстреляны 12 июня 37-го года так называемые «военно-фашистские заговорщики», было уничтожено, не считая рядовых и младших командиров, сержантов, свыше 1600 генералов, адмиралов и старших офицеров, выражаясь сегодняшним языком. Такого масштаба заговора ну просто… Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Потому что вся армия тогда была меньше миллиона человек. И все эти 1600 генералов, адмиралов и старших офицеров были по сути дела 80 % командного состава. Если бы они были заговорщиками, они не то, чтобы не дали себя расстрелять. В их руках была вся армия. Но момент был избран очень хорошо для того, чтобы устроить эту фикцию с заговором. Сталин создал такую систему, которая не позволяла перейти к нормальной ротации кадров. То, что его не устраивали те кадры, которые находились во главе армии в момент её перевооружения, численного роста и т. д., это очевидно. По каким-то причинам, по техническим, по политическим. Но просто уволить, как сейчас увольняют генералов и переводят их в Совет Федерации, он не мог. Такая уж была система. Их надо было только убить. Он был азиатский деспот, и он прекрасно понимал, что бывших генералов не бывает. И если генерала уволить, то значит образуется клан недовольных. Зачем же ему было создавать себе такую головную боль? Поэтому их надо было просто убить. А для того, чтобы убить, надо было просто их обвинить. Млечин: Ваша честь, я хочу сказать, что свидетельские показания подтвердили невозможность, невозможность существования военного заговора. Сванидзе: Ваша позиция понятна. (К Кургиняну) У Вас есть вопросы к свидетелям защиты. Кургинян: У меня есть вопрос. Я хочу просто перед тем, как его задать, оговорить, что если даже десять офицеров было расстреляно невиновно, то это чудовищное преступление. Вот моя позиция. Теперь я хочу Вас спросить. Скажите, пожалуйста, каково было количество командного состава в РККА? Ну, примерно. Крушельницкий: Давайте учтем два фактора. Во-первых, на протяжении 37–39 годов армия выросла более чем в два раза. От какого момента мы считаем? Кургинян: Ну, Вы понимаете, что уничтожена была… Если, я повторяю, даже десять человек были уничтожены незаконно, то это чудовищное преступление, но уничтожена была меньшая часть командного состава. Ну, правда же? Крушельницкий: Можно я отвечу? Кургинян: Я просто к чему сказал? Если это так, а это так, может ли быть математическим заявлением, что если бы они хотели, то они бы восстали. Большая часть армии осталась верна Сталину и подавляла меньшую Млечин: Такого заявления здесь не звучало! Сванидзе: Прошу прощения, звучало заявление, что была репрессирована большая часть армии. А большая часть армии не может участвовать в мятеже, потому что им и мятеж не нужен, чтобы захватить власть. Кургинян: Это и есть хрущевский миф. Крушельницкий: Большая часть высшего командного состава, в руках которого, добавлю, находились все, не основные, а все рычаги управления вооруженными силами. Все. Если наш уважаемый обвинитель этого не понимает, тогда я ему сочувствую. Кургинян: Я задам… Я не буду так разговаривать, это не интересно. Скажите, пожалуйста, что в историческом коммюнити, в историческом сообществе, которое в конце концов тоже не обладает абсолютным правом на истину, но в этом сообществе в 2010 году есть единая точка зрения на то, был ли заговор или нет? Минаков: Нет, конечно. Единой точки зрения нет. Кургинян: Есть ли вполне авторитетные люди, которые выступают за то, что заговор был? Минаков: (смеётся) Но я считаю, что заговор был. Кургинян: Итак, давайте установим, согласны ли вы оба с тем, что, первое, даже мнения совокупного коммюнити всех историков не достаточно, чтобы вынести окончательный вердикт. Сванидзе: Сергей Ервандович, я должен Вам сказать, что вопросы абсолютной истины обсуждаются ещё в библии и точного ответа не находят. Кургинян: Я понимаю, я не читал. А я хочу ответить, поскольку Вы обратились ко мне. Что нам сказали здесь, с нами разговаривали с позиций абсолютной истину. С нами разговаривали и нам приходится тратить время на одно, что после перестройки и постперестройки никто не смел с нами разговаривать с позиций абсолютной истины! Сванидзе: Истина у каждой стороны своя. Стороны — в суде. Кургинян: Вот, вот и всё! Сванидзе: Вопросы стороны защиты к свидетелям стороны обвинения. Млечин: Сергей Тимофеевич, скажите, пожалуйста, давайте всё же выясним вопрос, какой же заговор-то был? То Тухачевский был агентом американской разведки, агентом немецкой разведки, злобным антисоветчиком, беляком, колчаковцем, троцкистом. Но объясните, в чем был смысл заговора, чего он хотел? Или он хотел свергнуть Сталина и сесть на его место? Минаков: Бонапартами не рождаются, ими становятся. Это первое. И Тухачевский и не родился, и не вступил в Красную армию, и не стал Бонапартом. И Бонапарт решил стать таковым только в 1799 году, в 30 лет. Это первое. Второе — он не был ни чьим агентом никакой разведки, безусловно. Больше всего на свете, как он сам признавался ещё не под следствием, не под пытками, а добровольно, будучи офицером. Он сказал своему однополчанину: «…поэтому во имя войны и во имя армии я буду служить кому угодно». И он увидел, что большевики что-то делают, и он пошел служить большевикам. Млечин: Вы просто рисуете роскошный портрет надежного солдата. Минаков: А он и сказал так: «Я — ландскнехт, я — наемник». Млечин: Так кого он хотел свергнуть? Заговор-то был против кого? Минаков: Свергнуть тех, кто мешал делать нормальную армию. Вот и всё! Млечин: Так он хотел избавиться от ни на что негодных, безграмотных своих военных начальников? Так ему флаг в руки! Жалко, что он этого не сделал. Сванидзе: Теперь я имею возможность предоставить заключительное слово каждой из сторон. Пожалуйста, сторона защиты, Леонид Михайлович. Млечин: Юристы знают — людей оправдывают по разным соображениям, иногда — за недоказанностью преступления. Чувствуешь, что человек что-то совершил такое, но не сумели доказать. Иногда оправдывают, потому что вообще нет никаких доказательств участия его в этом преступлении. Здесь мы имеем дело с такой же ситуацией. Тухачевского расстреляли за преступление, которого вообще не существовало. Не существовало никакого заговора против Сталина, против советской власти, против социалистического режима. Все военные советские, все красные командиры преданно и честно служили Сталину по политическим соображениям. Мы не знаем ни одного человека, восставшего до войны, до 41-го года против советской власти. Не знаем ни одного красного командира. Колпакиди: В 34-м году в Москве было восстание, военный мятеж. Нахаевское дело. Млечин: Это Нахаев, это совсем другое дело. Ни один из командиров Красной армии не выступил против Сталина. Тухачевский и все остальные были преданными слугами Сталина. Расстреляли их ни за что. Сванидзе: Спасибо. Прошу Вас, Сергей Ервандович. Кургинян: Мы много раз сталкиваемся с ситуацией, когда вместо фактов называются мифы. Опять было сказано: никто никогда не восстал, армия была стабильна. Но это же не так. Мы живем не в 89-м году и не в 99-м, мы живем в 2010-м, мы уже знаем, что это не так. Мы уже знаем, что армия была нестабильна, мы уже знаем очень многое. И чтобы мы здесь не обсуждали, вся молодежь будет рваться к этой истине — в этом надежда страны! Теперь второе, вопрос заключается вовсе не в том, ужасно ли вел себя Сталин. Вот я считаю, что ужасно. Вопрос заключается совершенно не в том, был ли Тухачевский немецким шпионом. Я считаю, что он не был. Вопрос же поставлен по-другому, вопрос заключается в том, был ли он Бонапартом. Что такое бонапартизм? что мы имеем в виду под бонапартизмом? Мы имеем в виду политические амбиции. Мы знаем, что с 24-го года эти политические амбиции шли. Мы до сих пор не ответили себе на вопрос был ли он таким незаменимым гением или одним из людей, работавших в армии. Мы знаем также, что в течение всего этого времени он вел какую-то игру. Но, самое главное из всего этого заключается в том, что эта личность была волком и волком, очень сложно построенным, с чудовищно сложной мотивацией, с огромными политическими, страшными претензиями. Я не знаю, сумел бы он их реализовать, в какой бы мы стране жили. Но я знаю твердо, что эта фигура была зловещая и с гигантскими политическими претензиями, причем абсолютно черными. Сванидзе: Спасибо. Сейчас я благодарю обе стороны и объявляю завершенным голосование нашей телевизионной аудитории. Теперь имеет возможность проголосовать аудитория в нашем зале. Я напоминаю вопрос для голосования: «Кто он, маршал Тухачевский — несостоявшийся Бонапарт или жертва большого сталинского террора?» Я прошу вывести результаты нашего голосования на экран. несостоявшийся Бонапарт — 28 % рядовая жертва сталинского террора — 72 % Как проголосовала наша телевизионная аудитория, мы узнаем после небольшого перерыва. Сванидзе: Итак, завершилось наше трехдневное судебное заседание по делу маршала Тухачевского. А теперь я хочу высказать свое личное мнение по этому делу. Тухачевский был человек с амбициями, в поисках наилучшей карьеры он бросил одну армию, ушел в другую, он душил газами крестьян, стрелял заложников, расстреливал целые семьи. Но Наполеоном он не был, тем более он не был германским шпионом. Он наверное очень пригодился бы в годы Великой отечественной войны. Но это в сослагательном наклонении. В реальности он даже не застрелился. Теперь я прошу вывести на экран результаты телевизионного голосования. несостоявшийся Бонапарт — 75 % рядовая жертва сталинского террора — 25 % |
|
|||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Добавить материал | Нашёл ошибку | Наверх |
||||
|
|
||||
