Славяне впервые упоминаются в исторических произведениях начала нашей эры. Европа в то время членилась на два различных мира. Её южная часть, примыкающая ? Средиземноморью на юге и достигающая Дуная и Эльбы на севере, была территорией Римской империи, знала городскую жизнь и характеризовалась высокой культурой и экономикой, развитыми ремеслами, строительством и военным делом. Северные и восточные земли Европы составляли варварский мир, не знавший городской жизни, государственности и письменности; культура, быт и нравы населения находились на более низкой ступени развития. Основными частями этого мира были Германия и Сарматия. ? восприятии римлян Германия ограничивалась с запада Рейном, с юга Дунаем, с севера Океаном. Границей между Германией и Сарматией была Висла. Сарматия простиралась через Севернопричерноморские земли до нижней Волги. Северные же, лесные области Восточно-Европейской равнины были для римлян совсем неизвестными землями.

? сочинениях римских авторов славяне именуются венедами/венетами. ? том, что под этим этнонимом действительно скрываются славяне, свидетельствует Иордан — автор «Гетики», написанной в середине VI в. Он пишет, что венеты — «многочисленное племя», обитавшее в его время «от истоков Вистулы на огромных пространствах». «Хотя теперь их названия меняются в зависимости от различных родов и мест обитания, — отмечает далее Иордан, — преимущественно они все же называются славянами и антами».[1] Упоминания венедов в других местах «Гетики» свидетельствуют, что для Иордана отождествление венедов и славян представляется несомненным. Венедами называли славян — своих восточных соседей — германцы. Для раннего средневековья это документируется целым рядом письменных свидетельств. Германское Wenden — «славяне» сохранилось за ними до сих пор. Этим этнонимом немцы именуют лужичан. Венедами называют славян и прибалтийские финны (эстонское wene, финское venalainen, карельское venea ‘русские’, Vena 'Русь’, veneks ‘по-русски’). До недавнего времени исследователи полагали, что название славян венедами было воспринято западными финскими племенами от германцев. Однако материалы археологии говорят об ином происхождении этого этнонима в западнофинском мире. В период великого переселения народов славяне крупными массами расселились в лесной зоне Восточно-Европейской равнины и непосредственно встретились с прибалтийскими финнами. Интересно, что эта группа славян вышла из Висло-Одерского ареала, из того его региона, который, согласно информации Иордана, был заселён славянами-венедами.[2] В этой связи допустимо предположение, что для части ранних славян этноним венеды был самоназванием. Попытки этимологизировать этноним венеды на славянской языковой почве оказались неубедительными.[3] Неоднократно высказывалась догадка ? том, что название венедов было перенесено на славян в то время, когда они будто бы появились в бассейне Вислы, — германцы и римляне стали именовать славян этнонимом ранее проживавшего здесь населения. Однако каких-либо оснований, подтверждающих эту мысль, в распоряжении науки нет.

Этноним венеды восходит ? отдалённой древности, вероятно, ? древне-европейской общности II тыс. до н. э., ? которой речь пойдёт ниже. Из неё вышли венеты, зафиксированные античными источниками в Северной Адриатике, кельтское племя венетов, проживавшее в Бретании и покорённое Цезарем во время походов 58–51 гг. до н. э. в Галлию, и, нужно полагать, венеды/венеты — славяне.

Гай Плиний Старший (23/24–79 гг. н. э.), работая в канцелярии римского императора Веспасиана, написал энциклопедический труд, «Естественную историю» в 37 книгах, в котором отразил комплекс знаний того времени ? земле и небе. В книгах II–VI содержится географическое описание Европы, Северной Африки и Ближнего Востока, в значительной степени основанное на имперской документации и личных записях. Этногеография варварской части Европы из-за отсутствия информации описана туманно, иногда не реалистично — современные данные здесь перемежаются с известиями, почерпнутыми из сочинений греческих авторов более раннего времени. Плиний сообщает, что Энингия «…населена вплоть до реки Висулы сарматами, венедами, скирами, хиррами…»[4] Остров Энингия не находит соответствия в географии Европы. Исследователи, учитывая его локализацию и размеры, допускают, что это было Висло-Одерское междуречье, которое информаторы Плиния приняли за остров из-за полноводности Щецинского и Гданьского заливов и рек Вислы и Одера. Соседями венедов были сарматы, скиры и хирры.

Сарматы в то время заселяли широкие пространства Северного Причерноморья, достигая на западе низовьев Дуная и восточных склонов Карпат в Поднестровье. Скиры — германское племя, проживавшее, по-видимому, где-то севернее Карпатских гор. ? III в. они вместе с семнонами и бургундионами переместились на Дунай, атаковав римский лимес. Хирры (гирры) никем, кроме Плиния, не упоминаются. Возможно, это сарматское племя герры. Античные и раннесредневековые авторы размещают его ? востоку от Вислы, а также в числе других племён на Дунае. Следовательно, венедов, согласно информации Плиния, нужно локализовать в бассейне Вислы; ни западных, ни восточных конкретных пределов их расселения определить не удаётся.

Этот вывод подтверждают данные греческого географа и астронома Клавдия Птолемея, содержащиеся в его сочинении «Географическое руководство», написанном в третьей четверти II в. н. э. Сообщается, что «…занимают Сарматию очень большие народы — венеды вдоль всего Венедского залива… И меньшие народы населяют Сарматию: по реке Вистуле ниже венедов гитоны, затем финны, затем сулоны; ниже их фругудионы, затем аварины у истока реки Вистулы; ниже этих омброны, затем анартофракты, затем бургионы, затем арсиэты, затем сабоки, затем пиенгиты и биессы возле горы Карпата. Восточнее названных, снова ниже венедов, суть галинды и судины и ставаны вплоть до аланов».[5] Кроме Венедского залива (ныне Гданьский) Сарматского Океана (Балтийское море) венеды дали ещё имя Венедским горам (предположительно, Восточнопрусское приморское плато).

Из сообщения Птолемея достаточно определённо следует, что областью проживания венедов — одного из крупных этносов Европейской Сарматии — был бассейн Вислы. Из племён, называемых вместе с венедами, часть (гитоны, фругудионы, аварины) принадлежала ? германцам, другие (галинды, судины и, вероятно, ставаны) — ? балтам; финны — большой массив племён финно-угорской языковой группы на северо-востоке Европы. Среди племён Прикарпатского региона названы германские, дако-фракийские и кельтские племена. Ближайшими соседями венедов являются гитоны, омброны, галинды и судины. Гитоны, по-видимому, тождественны гутонам Плиния и Тацита. Исследователи полагают, что это готы, обитавшие во времена Птолемея в нижнем течении Вислы. Омброны — ветвь бастарнов, этническое определение которых остаётся спорным. Начиная с I в. н. э. древние авторы причисляют бастарнов ? германским племенам юго-восточного Прикарпатья (по течению реки Прут до дельты Дуная). Галинды и судины, несомненно, западнобалтские племена, известные по раннесредневековым источникам и достоверно локализуемые в регионе Мазурских озер и Среднего Понеманья. На основе этих данных венедов следует локализовать в бассейне Вислы между ее низовьями, где жили готы, и прикарпатским регионом проживания баотарнов. На северо-востоке венеды соприкасались с западными балтами. Как далеко простирались их земли на юго-востоке, сказать невозможно.

Интересные сведения ? венедах содержатся в труде римского историка Публия Корнелия Тацита «Германия», написанном в 98 г. Характеризуя пограничье Свевии (Германии), Тацит затрудняется сказать, кому ближе венеты — германцам или сарматам. Они многое усвоили из нравов сарматов, «ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только ни существуют между певкинами и феннами. Однако их скорее можно причислить ? германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; всё это отмежевывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне».[6] Певкины — ветвь бастарнов; ряд античных авторов (в том числе и Тацит) отождествляли певкинов с бастарнами. Территорией расселения венетов опять-таки оказываются земли севернее Карпатских гор на пограничье с Германией, восточной границей которой, как уже говорилось, была Висла. ? III в. восходит дошедшая до нас (в исполнении XII–XIII вв.) географическая карта мира, на которой венеды документированы в двух местах. Венеды-сарматы обозначены южнее Балтийского моря и северо-западнее бастарнов, то есть севернее Карпатских гор. Второе обозначение венедов находится рядом с гетами и даками, то есть между нижним Дунаем и Днестром,[7] что, скорее всего, говорит ? перемещении ? III в. части венедов-славян на юг от более раннего их региона. Этими данными и ограничивается историческая информация ? ранних славянах.

Заметно более обширны и разнообразны сведения ? славянах второй половины I тыс. н. э. ? этому времени славяне расселились на широких пространствах Европы — от побережья Балтийского моря на севере до Пелопоннеса на юге и от Эльбы на западе до среднего течения Волги на востоке. Целостного описания раннесредневекового славянского мира в источниках нет. Только в «Гетике» Иордана приводятся интересные данные по географии славян. Историк готов использовал не дошедшие до нас сочинения Аблабия и Кассиодора, и часть его информации относится ? более раннему времени. «У левого… склона (Карпат), спускающегося ? северу, начиная от места рождения реки Висгулы, на безмерных пространствах расположилось многолюдное племя венетов», — пишет Иордан.[8] Эта информация соответствует сведениям античных авторов ? локализации ранних венедов-славян в областях, связанных с бассейном Вислы. Далее Иордан сообщает, что они «ныне известны под тремя именами: венетов, антов и склавенов»,[9] и даёт их географические координаты.

Византийские авторы VI–VIII вв. (Прокопий Кесарийский, Агафий, Менандр Протектор, Маврикий, Феофилакт Симокатта и др.) описывают в основном славян Подунавья и Балканского полуострова. Совсем фрагментарны данные ? славянах в сочинениях сирийских авторов VI в. Они не касаются рассматриваемых в настоящей книге вопросов славянского этногенеза. Также неинформативными в этом отношении являются уже весьма обширные и разнообразные документы IX–X вв. (византийские, западноевропейские и арабо-персидские).

Средневековые авторы и хронисты долгое время не были знакомы с античной историко-географической литературой и излагали представления ? прародине и древней истории славян самостоятельно. Наибольший интерес в этом отношении представляет древнерусская «Повесть временных лет» (начало XII в.). Исходя из библейского предания, согласно которому родиной всего человечества была Передняя Азия, Нестор — автор этого произведения — начинает историю славян с Вавилонского столпотворения, расчленившего человечество на 72 народа и вызвавшего расселение их в разных направлениях. Среди этих народов были и славяне. Первоначально они поселились на Дунае, «где есть ныне Угорьска земля и Болгарска. И от техъ словенъ разидошася по земле и прозвашася имены своими, где седше на котором месте».[10]

Этот рассказ ? расселении всех славян с Дуная стал основой так называемой дунайской (или балканской) теории их происхождения, излагавшейся во многих средневековых хрониках и сочинениях и остававшейся популярной в исторических и лингвистических работах XIX и отчасти XX столетия. Несостоятельность теории дунайского происхождения славян, изложенной древнерусским летописцем, была аргументирована знаменитым чешским славистом Л. Нидерле в начале XX в., а позднее и другими исследователями. Ниже будет показано, что рассказ Нестора имеет реальную историческую почву, но происхождение и начальная история славян все же не связаны с Дунайским регионом.

Изложенным ограничивается историческая информация ? ранних славянах. Очевидно, что для восстановления начальных этапов славянской истории необходимо привлечь данные других наук.

Лингвистика свидетельствует, что язык славян принадлежит ? индоевропейской семье, куда входят также балтские, германские, италийские, кельтский, греческий, армянский, индоиранские, албанский, а также распространённые в древности фракийские, иллирийские, венетский, анато лийские и тохарские языки. Первая схема дифференциации индоевропейских языков (рис. 1) была выполнена ещё в середине XIX в. немецким учёным А. Шлейхером — основателем теории родословного дерева в языкознании,[11] ныне имеющая лишь историографический интерес.

Рис. 1. Схема членения индоевропейского языка А. Шлейхера

Вопрос ? прародине индоевропейцев обсуждается в историко-лингвистической литературе давно и пока не решён. Предлагаются весьма различные её локализации как в Европе (в центральной части континента; от Рейна до Дона; в Балкано-Дунайском регионе; в причерноморско-прикаспийских степях и других), так и в Азии (Месопотамия; Армянское нагорье; Индия и другие регионы).

Дифференциация индоевропейской этноязыковой общности не была одноактным процессом, а растянулась на два — три столетия. Первый этап отделения от индоевропейской среды связан с образованием анатолийских и индоиранских языков и этносов. Древнейшие письменные памятники хеттского языка датируются XVIII в. до н. э. и определенно свидетельствуют ? том, что в начале II тыс. до н. э. этот язык был уже самостоятельным индоевропейским языком, содержащим немалое число новообразований. Это предполагает продолжительный период его обособленного развития. Проживание носителей хетто-лувийской группы индоевропейцев в Малой Азии документируется ассирийскими текстами конца III тыс. до н. э. Следовательно, выделение этой языковой группы из индоевропейской общности нужно отнести ко времени не позднее первой половины III тыс. до н. э., а возможно, и ? более раннему периоду.

? переднеазиатских текстах первой половины II тыс. до н. э. фиксируются следы уже выделившегося из индоевропейской общности индоиранского языка. В памятниках письменности хеттов середины II тыс. до н. э. упоминается несколько индийских (арийских) лексем. Это даёт основание утверждать, что индоиранский язык начал развиваться как самостоятельный, по крайней мере, уже в III тыс. до н. э., а праиндоевропейскую общность отнести ? V–IV тыс. до н. э.

Данные лингвистики показывают, что в относительно раннее время образовались армянский, греческий и фракийские языки. Зато языки племён Центральной Европы (италийский, кельтский, германский, славянский, балтский и иллирийский) оформились в самостоятельные сравнительно поздно. Учитывая эти наблюдения, американские лингвисты Г. Трегер и X. Смит[12] предложили схему образования индоевропейских языков с указанием приблизительных дат (рис. 2).

Рис. 2. Хронологическая схема формирования индоевропейских языков Г. Трегера и X. Смита

? фундаментальном исследовании, посвященном языку, культуре и прародине индоевропейцев, ?. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов попытались обосновать локализацию древнейшей территории этой языковой этнообщности в районе Армянского нагорья.[13] Праиндоевропейский язык рассматривается учёными в контексте с другими ностратическими языками; датировка его перед распадом определяется IV тыс. до н. э. На основе комплекса языковых данных реконструируются условия образования и пути расселения различных индоевропейских языковых групп. Выделение древнеевропейской диалектной общности, ставшей основой для становления в дальнейшем кельто-италийских, иллирийского, германского, балтского и славянского языков, исследователи связывают с миграцией индоевропейского населения через среднеазиатские земли в области Северного Причерноморья и Нижнего Поволжья. Как полагают ?. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов, это расселение осуществлялось несколькими миграционными волнами. Вновь пришедшие племена присоединялись ? ранее осевшим на этой территории. Общность эта отделилась от остальных индоевропейцев ещё где-то в Центральной Азии, а в причерноморско-нижневолжских степях образовался языковой ареал, в котором в течение III тыс. до н. э. окончательно и оформилась древнеевропейская общность, еще слабо расчлененная на отдельные диалекты. В дальнейшем носители древнеевропейских диалектов мигрировали в центральноевропейские земли (рис 3).

Рис. 3. Карта-схема расселения индоевропейцев, по ?. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванову

Ещё в 60-х гг. XIX в. немецкий лингвист Э. Лотнер обратил внимание на родственность европейских языков, проявляющуюся, в частности, в парных связях между италийским и иллирийским, между италийским и кельтским, между кельтским и германским, между германским и балто-славянским.[14] Исследователь утверждал, что первоначально в результате распада общеиндоевропейского языка образовался общий западноевропейский язык. И только позднее его дифференциация привела ? становлению самостоятельных кельтского, италийского, иллирийского, германского, славянского и литовского (балтского) языков (рис. 4).

Рис. 4. Схема дифференциации индоевропейских языков, по Э. Лотнеру

Теория ? древнеевропейской языковой общности как промежуточной стадии, объединявшей предков западноевропейских исторических народов, была аргументированно сформулирована в 50-х гг. XX в. немецким лингвистом Г. Краэ.[15] Суть её заключается в том, что в то время, когда анатолийские, индоиранские, армянский, греческий и фракийские языки, выделившись из праиндоевропейской общности, развивались как самостоятельные, полностью оформившиеся языки, италийский, кельтский, германский, славянский, балтский и иАлирийский еще не существовали. Они составляли достаточно однородную общность диалектов, в разной степени связанных друг с другом и находящихся в постоянных контактах. Согласно Г. Краэ, эта языковая общность существовала в Центральной Европе во II тыс. до н. э. и названа им древнеевропейской. Из неё позднее вышли кельты и италики, иллирийцы и венеты, германцы, славяне и балты. Древнеевропейцы выработали общую терминологию в области сельского хозяйства, социальных отношений и религии. Следами их расселения являются многочисленные древнеевропейские гидронимы, которые и были описаны Г. Краэ. Они распространены на широкой территории от Южной Скандинавии на севере до материковой Италии на юге и от Британских островов на западе до Юго-Восточной Прибалтики и Днепра на востоке. Среднеевропейские области севернее Альп, со гласно этому исследователю, были наиболее древним, коренным ареалом древнеевропейских племён.

? Северном Причерноморье, где ?. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов локализуют древнеевропейцев до их расселения в Центральной Европе, водные названия древнеевропейских типов немногочисленны. По мнению этих исследователей, этот пласт гидронимии в названном регионе был в значительной степени стерт в результате расселения здесь сначала иранского населения, а позднее тюркских племён.

Положение ? древнеевропейской общности, изложенное Г. Краэ, находит подтверждение в ряде последующих изысканий. Так, В. И. Абаев, характеризуя серию ирано-европейских (скифо-сарматских) языковых схождений и параллели в области мифологии, утверждал, что они достаточно определённо говорят ? тесных контактах древнейшего ираноязычного населения юго-восточной Европы с ещё не расчленёнными в языковом отношении западноевропейскими племенами. Древнеевропейскую языковую общность, в которую входили будущие кельты, италики, германцы и славяне (по В. И. Абаеву, ещё и тохары), заключал исследователь, следует считать исторической реальностью.[16]

? такому же выводу склоняют исследования ?. Н. Трубачёва славянской ремесленной — гончарной, кузнечной, текстильной и деревообрабатывающей — лексики. Оказывается, что носители раннеславянских диалектов или их предки в то время, когда формировалась эта терминология, находились в тесных контактах с будущими италиками, германцами и кельтами и составляли с ними вместе единый центральноевропейский культурный регион.[17] Этот регион в общих чертах соответствует коренной территории древнеевропейской гидронимии.

Определить точное время формирования праславянского языка и этноса по языковым данным не представляется возможным. В лингвистике высказано несколько различных дат становления языка славян. Большинство учёных относят этот процесс ? I тыс. до н. э. Уже Л. Нидерле на основании изысканий лингвистов его времени писал ? сложении праславянского языка в I тыс. до н. э. Известный польский учёный Т. Лер-Сплавиньский определял образование праславянского языка серединой I тыс. до н. э.,[18] М. Фасмер и П. Арумаа — временем около 400 г. до н. э..[19]? периоду около 500–400 гг. до н. э. относит выделение праславянского языка чешский учёный А. Лемпрехт, допуская при этом и более широкую дату — 700–200 гг. до н. э..[20] Согласно представлениям другого чешского лингвиста, А. Эрхарта, начало славянского языка следует относить ? периоду около 700 г. до н. э., выделяя в его развитии предславянский этап, определяемый 700 г. до н. э. — 300 г. н. э..[21] Ориентировочно около 1000 г. до н. э. определяет возникновение языка славян З. Голомб.[22] С. Б. Бернштейн считает возможным начинать праславянский период с III–II вв. до н. э.,[23] американский славист Г. Бирнбаум полагает, что подлинно славянское языковое развитие началось незадолго до нашей эры.[24] По мнению ?. П. Филина, начало праславянского языка не может быть установлено с достаточной точностью, но «мы можем быть уверены в том, что праславянский язык в 1 тыс. н. э. и в века, непосредственно предшествующие нашей эре, несомненно, существовал».[25]

Впрочем, в лингвистической литературе есть мнения и ? более раннем и ? более позднем образовании праславянского языка. Так, болгарский учёный В. Георгиев на основе данных «внешней реконструкции» (славяно-хеттские, славянотохарские и иные параллели) относил начало зарождения славянского языка ? середине II тыс. до н. э. Однако первое тысячелетие его истории было ещё «балто-славянским состоянием»,[26] и, следовательно, самостоятельное развитие языка славян началось около середины I тыс. до н. э. Согласно Г. Шевелеву, первый период «мутации и становления праславянского языка» относится ? 2000–1500 гг. до н. э., а «первый период стабилизации» датируется 1500–600 гг. до н. э..[27]? противоположность этим мнениям З. Штибер и Г. Лант склонны относить формирование праславянского языка ? первым векам I тыс. н. э..[28]

Становление славянского языка и этноса — постепенный процесс эволюции диалектов древнеевропейского (или позднепраиндоевропейского) языка в самостоятельный праславянский язык. Определение этого процесса с точностью до столетия по лингвистическим данным, очевидно, не может быть достаточно надёжным. С большой долей вероятности можно полагать только, что во второй половине I тыс. до н. э. праславянский язык уже развивался обособленно от других индоевропейских языков.

Славянский язык во многих отношениях близок ? балтскому. ? этой связи в лингвистической литературе высказана мысль ? существовании в древности балто-славянской языковой общности, в результате распада которой и образовались отдельные славянский и балтский языки. Другая группа учёных отрицает такую общность. Эта проблема обсуждается уже много десятилетий. Высказано несколько точек зрения, объясняющих близость славянских и балтских языков. Мнения исследователей значительно расходятся — от признания существования единого балто-славянского языка до предположения ? независимом параллельном развитии этих языков в условиях тесных контактов.

Дискуссия по проблеме славянобалтских языковых отношений, начатая на IV Международном съезде славистов и продолжающаяся поныне, показала, что ряд существенных черт, свойственных как балтскому, так и славянскому языкам, объясним длительными соседскими контактами славян с балтами. Так, С. Б. Бернштейн попытался показать, что многие балто-славянские языковые схождения не были результатом генетической общности этих этносов, а являются следствием конвергенции между доисторическими балтами и славянами и симбиоза между ними на сопредельных территориях.[29] Эту мысль позднее развивал литовский лингвист С. Каралюнас.[30] X. Майер отрицал существование балто-славянского языка, указывая на наличие глубоких различий между балтскими и славянскими языками, в частности в области вокализма, и объяснял сходные черты между ними консервативной природой этих языков.[31]

Существование балто-славянского языкового единства категорически отрицал в своих работах также А. Сенн. Он считал, что славянский, балтский и германский языки образовались в период 1000–500 гг. до н. э. из позднепраславянского. На первом этапе языки славян и балтов развивались изолированно и встретились накануне нашей эры в результате миграции западных балтов на запад.[32] Указывая на наличие глубоких различий между праславянским и балтским языками, отрицает существование в древности балто-славянской языковой общности и ?. Н. Трубачёв. Его лингвистические изыскания позволили утверждать, что на раннем

Стр. 23 отсутствует (Вместо неё напечатана страница 25).

ли первые контакты славян с восточными балтами V–VI вв. Интенсивные же связи восточнобалтских и славянских языков, согласно К. Буге и Я. Эндзелину, начались в IX–X вв.[33]

Большое значение для изучения ранних славян имеют результаты исследований в области славяно-германских языковых отношений. Над этой проблемой работали многие лингвисты, в частности финский ученый В. Кипарский. На основании своих изысканий и результатов, полученных предшественниками, он показал длительность контактов праславян с германскими племенами. В. Кипарским были выделены и охарактеризованы несколько слоев общеславянских заимствований из германских языков. Древнейший период относится еще к прагерманскому периоду. Следующий этап характеризуется лексическими заимствованиями, относящимися ко времени от III в. до н. э. (то есть после первого передвижения согласных в германском). Выделяется также серия слов, попавших в праславянский язык из готского; слой, отражающий контакты праславян с носителями западногерманских диалектов, и слой, фиксирующий балкано-германские контакты славян.[34]

Древнейший период славяно-германского языкового взаимодействия, относимый к середине I тыс. до н. э., был объектом монографического исследования В. В. Мартынова. Им были описаны лексические заимствования из прагерманского в праславянский и лексемы, поступившие из праславянского в прагерманский.[35] Контакты славян с древним германским миром выявляются не только по лексическим, но и по иным языковым данным.[36] Всё это свидетельствует о том, что на раннем этапе своей истории славяне проживали по соседству с германскими племенами, территория которых надежно локализуется в Ютландии и смежных землях материковой Европы от нижнего Рейна до Одера.

Недавно В. В. Мартынов на основе древнеанглийских языковых данных выделил и описал 18 лексем, проникших от праславян к носителям западногерманских диалектов. Они свидетельствуют о непосредственных и некратковременных контактах славян с племенами англов и саксов до их миграции в V в. на Британские острова.[37] Проживание последних в первой половине I тыс. н. э. в Южной Ютландии и Нижнем Приэльбье не подлежит сомнению. Очевидно, контакты праславян с выделившейся из прагерманского западногерманской группой племен могли иметь место только где-то в междуречье нижних течений Эльбы и Одера. Следовательно, можно надежно говорить о проживании славян в римское время в Висло-Одерском междуречье.

Собранные к настоящему времени языковые данные определенно свидетельствуют о значительности славяно-иранских лексических схождений и об иранском воздействии на славянскую фонетику и грамматику. Следовательно, ираноязычные скифо-сарматские племена, заселявшие области Северного Причерноморья, были третьей этнической группой, контактирующей с ранними славянами.

Однако на протяжении многовековой истории языковые связи славян с иранцами были далеко не одинаковыми. Общеславянские лексические заимствования из иранского единичны. Таковы bogb — ‘бог’, kotъ — ‘загон, небольшой хлев’, gun’a — ‘шерстяная одежда’ и toporъ — ‘топор’. Сюда же, по-видимому, относятся tynъ — ‘забор’ и xysъ/xyzъ — ‘дом’. Кроме первого, эти иранизмы принадлежат к культурным терминам, обычно самостоятельно передвигающимся из языка в язык независимо от миграций или соседства самого населения. Так, иранский термин kata достиг Скандинавии, a tapara — западнофинского ареала.

Абсолютное большинство иранских лексических заимствований в славянских языках являются локальными. Они охватывают не весь славянский мир, а либо только восточнославянский ареал (нередко даже южную часть его), либо только южнославянские, либо западнославянские языки. Вполне понятно, что такие лексические проникновения не отражают славяно-иранские контакты ранней поры, а относятся к следующему этапу, ко времени расширения славянской территории и членения праславянского языка на диалекты, а отчасти уже к периоду зарождения основ отдельных славянских языков.

Вклад иранского населения в славянскую этнонимию и теонимию также никак не может быть отнесен к древнейшей поре. Иранское начало таких славянских божеств, как Хоре, Дажбог, Сварог и Симаргл, представляется неоспоримым. Однако эти теонимы получили распространение только в части славянского мира и, следовательно, отражают контакты со скифо-сарматами лишь одной из диалектных групп раннего славянства. Их появление в славянской среде обусловлено славяно-иранским симбиозом, как будет показано ниже, имевшим место в Северном Причерноморье в римское время и затронувшим лишь юго-восточную часть славян. С этим же периодом, по всей вероятности, связаны и этнонимы славян иранского происхождения (анты, сербы, хорваты и др.).

Анализируя иранизмы восточнославянских языков, В. Кипарский отмечал, что все они не могут быть отнесены к ранней фазе славянской истории. Только на следующем этапе, датировать который по языковым данным не представляется возможным, какая-то значительная часть славян, а не все славянство находилась в весьма тесных контактах со скифо-сарматским населением Юго-Восточной Европы. Возможно, считает финский лингвист, здесь имел место славяно-иранский симбиоз. Контакты части славян с иранскими племенами продолжались до раннего средневековья включительно, но дифференцировать их на временные этапы пока не представляется возможным.[38]

Следы иранского воздействия на часть славян обнаруживаются также в фонетике и грамматике. В. И. Абаев показал, что изменение взрывного g, свойственного праславянскому языку, в задненебный фрикативный y(h) произошло лишь в части славянских наречий в условиях скифо-сарматского воздействия. Поскольку фонетика, как правило, не заимствуется у соседей, исследователь утверждает, что в формировании южной части восточного славянства (будущие украинские и южновеликорусские говоры) участвовал скифо-сарматский субстрат.[39]

В. И. Абаев также допускает, что результатом скифо-сарматского воздействия были появление в восточнославянском языке генитива-аккузатива и близость восточнославянского с осетинским в перфектирующей функции превербов.[40] В. Н. Топоров объясняет беспредложный локатив-датив в славянском языке воздействием иранцев.[41]

Все эти фонетические и грамматические изменения в славянском языке носят региональный характер. Они охватывают лишь юго-восточную часть древнего славянского мира и не могут быть отнесены слишком далеко в глубь праславянской истории.

Рассмотренные данные лингвистики позволяют утверждать, что на первом этапе истории славян иранцы не оказали на них заметного воздействия.

В настоящее время можно считать надежно установленным, что на севере скифское население Северного Причерноморья непосредственно соприкасалось с балтами. Это документировано десятками лексических проникновений из иранского в балтский, совместными новообразованиями и материалами гидронимии. «В итоге, — отмечает в этой связи О. Н. Трубачёв, — мы уже сейчас представляем себе балто-иранские лексические отношения как довольно значительный и плодотворный эпизод в истории обеих языковых групп».[42] Где-то на юго-западе балты какое-то время соседствовали с фракийцами. О непосредственных балто-фракийских контактах в древности говорят и описанные лингвистами параллели в балтских и фракийских языках, и пласт гидронимов фракийского облика на Правобережной Украине, территориально соприкасающийся с топонимическим ареалом древних балтов.[43] В связи с этим следует полагать, что на раннем этапе славяне были отделены от иранского мира Северного Причерноморья землями, заселенными фракийцами.

К сожалению, праславянско-фракийские языковые контакты не поддаются изучению. «…Выделить фракийские слова в праславянском, — писал в этой связи С. Б. Бернштейн, — не представляется возможным, так как наши сведения о фракийской лексике смутны и неопределенны. Нет вполне надежных и фонетических критериев для того, чтобы отделить общеиндоевропейское от заимствованного».[44]

Неисследованной остается проблема славяно-кельтских языковых отношений. При попытках прояснить кельтское влияние на праславянскую речь возникают трудности, так как от кельтских языков Средней Европы не осталось никаких следов, а сохранившиеся западнокельтские диалекты существенно отличны от них. Все же к настоящему времени выявлено несколько десятков праславянских лексических заимствований из кельтских языков.[45] Однако они, по всей вероятности, далеко не в полной мере отражают языковое и культурное воздействие кельтов на славянский мир.

Таким образом, данные сравнительно-исторического языкознания позволяют утверждать, что территория ранних славян находилась между областями проживания прежде всего германцев и западных балтов. Соседями славян были также кельты и, до начала тесных контактов с иранцами, по-видимому, фракийцы. Польский лингвист В. Маньчак на основе сравнительного анализа словарного состава праславянского языка с языками других европейских этносов считает, что наибольшую близость лексика праславян обнаруживает с балтской и германской. Им констатируется далее, что славяне в лексическом отношении ближе к пруссам, чем к литовцам; ближе к германским языкам, чем к романским; ближе к кельтам, чем к балтам.[46]

Праславянский лексический материал, бесспорно, исключительно важный источник об истории и культуре ранних славян. Ещё в 70–80-х гг. XIX в. на основе лексического фонда А. С. Будиловичем была дана географическая характеристика древней территории славян. Это были области с обилием рек и озер, вдали от моря, сочетавшие равнинные и всхолмленные местности с умеренным климатом. Это описание неоднократно привлекалось исследователями для определения прародины славян. Оно неконкретно и даёт повод для весьма различных локализаций раннеславянского ареала. Анализировалась также ботаническая и зоологическая терминология, но однозначного ответа для надежного определения географии ранних славян не было получено. Фаунистические и флористические зоны на протяжении исторического развития нередко претерпевали заметные изменения, которые в лексическом материале не нашли отражения. Лексика не в состоянии учесть имевшие место славянские передвижения, миграции самих животных и растений, приспособления старой терминологии к новым условиям.

Как свидетельствует лингвистика, сформировавшийся праславянский язык развивался довольно неравномерно. Периоды спокойной эволюции сменялись временами бурных изменений, мутаций, что обусловлено прежде всего степенью взаимодействия славян с соседними этноязыковыми группами. Периодизация истории праславянского языка — существенный момент в изучении этногенеза славян.

Единого мнения по этому вопросу в языкознании нет. С. Б. Бернштейн и Н. Ван Вейк членили развитие праславянского языка на два периода — до и после утраты закрытых слогов.[47] Другие исследователи выделяют в эволюции праславянского языка три этапа. Так, согласно Н. С. Трубецкому, это: 1) протославянский период; 2) ранний, когда не было ещё диалектной дифференциации; 3) время диалектного членения.[48] В. Георгиев в «развитом» праславянском языке различал также три периода — ранний, средний и поздний, который определял временем от IV–V до IX–X вв..[49] По А. Лемпрехту, праславянский язык прошел ранний этап, когда он был весьма близок к балтскому, «классический» (400–800 гг. н. э.) и поздний (800–1000 гг.).[50]

Наиболее конкретная периодизация развития праславянского языка предложена Ф. П. Филиным.[51] Его первый этап (до конца I тыс. до н. э.) является начальной стадией становления основ славянской языковой системы. В это время славянский язык только что начал свое самостоятельное развитие, постепенно вырабатывая свою систему, отличную от других индоевропейских языковых систем.

Следующий, средний этап определяется временем от конца I тыс. до н. э. до III–IV вв. н. э. В это время происходят весьма существенные изменения в фонетике языка славян (палатализация согласных, устранение некоторых дифтонгов, изменения в сочетаниях согласных в конце слова и др.), эволюционирует его грамматический строй, пополняется лексика. Тогда же получает развитие и первая диалектная дифференциация праславянского языка.

Поздний период эволюции общего языка славян (V–VII вв.) совпадает с началом их широкого расселения. Великая славянская миграция привела в конечном итоге к разделению единого языка на отдельные славянские языки. Языковое единство продолжало существовать, но зародились условия для становления в разных регионах обширной славянской территории отдельных языков.

Особым разделом языкознания, сочетающим в себе также разделы истории и географии, является топонимика. Географические названия развивались исторически; их происхождение теснейшим образом связано с языками, с их эволюцией и диалектным членением, племен и народов, когда-либо заселявших те или иные местности. Научный анализ топонимов дает возможность локализовать этноязыковые следы, сохраненные в географической номенклатуре, определить регионы расселения и миграций различных этнических групп, в том числе и в отдаленной древности.

Из географических названий для этноисторических изысканий наиболее ценными и информативными являются гидронимы. Значительная часть их сложилась в древности, в основном до возникновения названии населенных пунктов. Водные названия в меньшей степени подвержены существенным изменениям при смене этносов.

Долгое время было распространено представление, что областью древнего обитания славян должны были быть регионы с «чисто» славянскими гидронимами или местности их наибольшей концентрации. В результате исследователи вели поиски таких территорий и делали весьма противоречивые заключения. Позднее установлено, что это была явно ошибочная предпосылка — «чистота» славянских названий вод обычно свойственна вновь освоенным регионам и никак не может свидетельствовать о древности заселения славянами такой территории.

Для изысканий в области этногенеза первостенным является разработка стратиграфии славянской гидронимии. Вполне очевидно, что чем древнее славянские водные названия, тем более раннюю территорию обитания славян они выявляют. Таким образом, основной целью гидронимических исследований на путях изучения этногенеза славян оказывается вычленение праславянского пласта и дифференциация его на несколько хронологических горизонтов соответственно этапам эволюции праславянского языка. Картография таких горизонтов позволила бы определить территории расселения ранних славян в разные периоды их истории.

Праславянская гидронимия пока не поддаётся стратиграфическому членению. Работы в этом направлении, предпринятые польскими лингвистами Т. Лер-Сплавиньским и С. Роспондом, привели только к выделению на древней славянской территории двух регионов. Первый, охватывающий Повисленье и смежные правобережные области бассейна Одера, характеризуется первичными топонимическими структурами и преимущественно твердыми основами. Второму региону (Среднее Поднепровье) свойственны вторичные топонимические структуры (с мягкими основами), производными по отношению к первичным.[52] Интересны также региональные изыскания, в которых исследователи (по лексическим, словообразовательным или фонетическим соображениям) вычленяют архаические водные названия. Это прежде всего исследования В. Н. Топорова, О. Н. Трубачева и Ю. Удольфа.[53] На Правобережной Украине таких гидронимов насчитывается 50, в верхнеднепровском бассейне — около 90, в Северном Прикарпатье — свыше 100.

Распространение этих архаических названий вод обрисовывает уже периоды славянской миграции. Ю. Удольф датирует формирование древней славянской гидронимии в Прикарпатском крае серединой I тыс. н. э. Судя по наличию подобных праславянских водных названий на Балканском полуострове, освоение которого славянами зафиксировано историческими материалами и определяется не ранее V в. н. э., некоторые архаические гидронимы могут относиться и ко второй половине I тыс. н. э. Впрочем, есть среди них и такие, которые принадлежат и к первой половине этого тысячелетия (а возможно, и к более раннему времени), но вычленить таковые не представляется возможным.

На раннем этапе истории славян, когда закладывались основы их языка, они, нужно полагать, пользовались старыми водными названиями — древнеевропейскими или позднеиндоевропейскими, поскольку становление языка славян — это постепенный процесс эволюции индоевропейских диалектов. В этом отношении большой интерес представляют изыскания Ю. Удольфа, результаты которых были изложены им в докладе «Древнеевропейская гидронимика и праславянские водные названия» на XII Международном съезде славистов.[54] Анализировались признаки, характеризующие наиболее ранние славянские гидронимы. Широко пользуясь древнеевропейскими водными названиями, славяне постепенно трансформировали их с помощью формантов, суффиксации, аблаутации и др. Территория, где наблюдаются эти процессы, расположена к северу от Карпат, на западе охватывая бассейн верхнего Одера, на востоке — правобережье среднего Днепра.

Топонимические материалы иногда предоставляют возможность для выявления направлений и путей славянского расселения. Исследователи уже давно обратили внимание на то, что систематическая повторяемость водных и иных географических наименований в определенных направлениях фиксирует пути миграций тех или иных этносов. Ниже реконструкции славянских миграций по данным топонимии рассматриваются при изложении вопросов освоения славянами различных территорий.

Сказанным исчерпываются возможности современной лингвистики в освещении проблемы происхождения и ранней истории славян. Очевидно, что без привлечения данных языкознания решать вопросы славянского этногенеза невозможно. Вместе с тем нельзя не отметить, что лингвистика располагает неограниченными возможностями прежде всего для всестороннего изучения глоттогенеза, а не этногенеза славян. Для освещения этногенетической проблематики языковые данные оказываются во многих местах недостаточными и неконкретными. Лингвистика в изучении этногенеза встречается с двумя неразрешимыми проблемами — определением конкретной территории, где происходил исследуемый глоттогенез, и его детальной датировкой. Хотя язык и является наиболее существенным маркером этнических общностей, разрешение детальных процессов славянского этногенеза находится за пределами возможностей лингвистической науки. Вместе с тем глоттогенез является неотъемлемой частью этногенетической науки, и с результатами, полученными современным языкознанием, бесспорно, обязан считаться всякий исследователь, в той или иной степени решающий вопросы происхождения и ранней истории славян.

Роль антропологии в изучении ранней истории и происхождения славян невелика. Во всех регионах Европы, где проживали славяне и их непосредственные предки, в эпоху бронзы и раннем железном веке безраздельно господствовал обряд кремации умерших. Следовательно, антропологические материалы ранних славян полностью отсутствуют. Наиболее ранние данные по антропологии славян относятся уже к тому времени, когда они широко расселились на пространствах Средней, Восточной и Южной Европы и в значительной степени смешались с разноплеменным автохтонным населением — кельтами, скифо-сарматами, германцами, балтами, дако-фракийцами, финно-уграми, романским населением. В разных регионах расселения раннесредневековых славян выявляется довольно различное антропологическое строение. Средневековые краниологические материалы, таким образом, никак не могут характеризовать первоначальный облик славян. Поиски истоков антропологического строения раннесредневекового славянства среди серий черепов эпохи неолита и бронзы никак нельзя признать оправданными. Предпринимаемые некоторыми антропологами сопоставления результатов анализов краниологических материалов, разорванных более чем двухтысячелетним периодом, носят крайне гипотетичный характер и не могут быть использованы для каких-либо серьезных этногенетических построений. Средневековые антропологические материалы остаются, таким образом, очень важным источником для изучения славянского мира прежде всего средневековой поры.

Безусловно, многое для изысканий в области славянского этногенеза могла бы дать этнография, но опять-таки не очень ранней поры. Ныне славяне не являются единым народом, однородным в культурном отношении. Это большая группа родственных, но вполне самостоятельных народов, каждый из которых имеет свою историю, свой язык, свои этнографические и фольклорные особенности. Формирование этнографических элементов славянских народов было очень сложным многовековым процессом. В ходе расселений славянский этнос включал в свой состав разноэтничные массы аборигенного населения. Естественно, при этом многие прежние этнографические особенности в той или иной степени претерпевали изменения. Они трансформировались также в условиях развития быта, географических и климатических сдвигов. Стратиграфия этнографических напластований — совершенно неразработанная проблема славянской этнографии. Работа эта усложняется тем, что не проведена систематизация всей источниковой базы, собранной в разные периоды представителями различных этнографических школ и направлений. Представляется, что первым шагом по этому пути является составление общеславянского этнографического атласа, работа над которым в настоящее время находится в начальной стадии.[55]

В изучении этногенеза и этнической истории древних и раннесредневековых этнических образований ведущее место принадлежит археологии. Языком, важнейшим признаком всякой этнической единицы, пользуется вполне определенная группа людей, которая при стабильном и продолжительном развитии создает свой быт, свою материальную культуру и духовный облик. Культура, таким образом, относится к признакам развития жизни человеческих объединений, основанных на физическом родстве индивидуумов, то есть образований этнического порядка.

«К числу важнейших признаков, разграничивающих отдельные этносы, — утверждают в этой связи Н. Н. и И. А. Чебоксаровы, — относятся такие культурные особенности, которые каждый народ вырабатывает в процессе своего исторического развития и затем передает из поколения в поколение. Совокупность этих взаимосвязанных между собой особенностей составляет то, что в этнографической науке называют „этнической традицией“. Такие традиции складываются в те или иные исторические эпохи в связи с социально-экономическими и естественно-географическими условиями жизни каждого народа, но после своего возникновения они приобретают значительную устойчивость и долго сохраняются даже тогда, когда условия жизни народа успевают сильно измениться».[56]

Каждая этническая общность имеет свои «этнические традиции» со своими специфическими особенностями в мелочах быта и домостроительства, в деталях одежды и украшений, в обычаях, поверьях, погребальной обрядности и т. п., которые наследуются из поколения в поколение и обычно удерживаются несмотря ни на что. Современная археология и документирует все эти элементы быта, материальной культуры и духовной жизни, в том числе следы обрядов и обычаев, творения искусства и т. п., то есть этнографическое своеобразие древних этноязыковых образований. Археология предоставляет возможность для проникновения в самые отдаленные периоды истории человеческого общества, для освещения всех сторон жизни, быта и культуры в историческом развитии на конкретных территориях.

Языкознание в изучении древнего этногенеза, как известно, встречается с двумя, порой неразрешимыми, трудностями — определением территории, где происходил исследуемый глоттогенез, и датировкой этого процесса. В отличие от лингвистики данные археологии конкретно-историчны. Эта наука позволяет осветить историю каждой этнической общности на протяжении конкретных временных отрезков и локализовать их на вполне определенной территории.

Продолжающаяся длительное время дискуссия о соответствии или несоответствии археологической культуры и этноса нисколько не препятствует изучению этногенеза древних и раннесредневековых племен и народов Евразии. Историческая жизнь была весьма сложной, и ответить на поставленный вопрос однозначно никак нельзя. Существует немало примеров соответствий и несовпадений культурных и языковых ареалов, и этим в основном оперируют участники дискуссий, склоняясь к тому или иному решению рассматриваемой проблемы.

Ранняя история этнических образований не была прямолинейной. Имели место многочисленные передвижения племен, их инфильтрации в чужеродную среду, происходило интенсивное взаимодействие разных этносов, их дифференциация и ассимиляция, исчезновение одних этносов и формирование других. В результате в древности складывались и моноэтничные, и полиэтничные культуры. Формирование археологических культур в той или иной степени зависело от географических условий, экономики и социальных отношений. Однако современная археология в состоянии разобраться во всех сложностях становления и развития каждой археологической культуры.

Научная трактовка археологической культуры заключается не в простом суммировании ее компонентов, а в рассмотрении целостной структуры как системы взаимосвязанных сочетаний всех ее элементов. Создать полноценное представление о той или иной археологической культуре возможно лишь при условии выяснения ее корней, путей становления и изучения её дальнейшей судьбы.

Археологическую культуру можно и нужно отождествлять с этнической общностью, если она выделена не по одному — двум элементам, а характеризуется целым комплексом устойчивых однотипных признаков, проявляемых в деталях домостроительства, погребальной обрядности, украшениях и керамике, изготовленных в домашней среде. Существешго и то, чтобы такая культура эволюционировала из предшествующей ей однородной культуры и функционировала длительное время.

Ряд археологических культур отражают полиэтничные образования, что вполне оправданно. В древней истории человечества неоднократно имели место проникновения одной или нескольких этнических групп на территории других. Полиэтничные археологические культуры заметно выделяются среди прочих прежде всего длительным присутствием разнотипных элементов, проявляемых в погребальной обрядности и в домостроении, в глиняной посуде, украшениях, деталях одежды и в другом. Если моноэтничные культуры формировались на единой основе или из нескольких близкородственных культур, а некоторая неоднородность, наблюдаемая в начальной стадии, быстро нивелируется, то полиэтничные культуры складываются в условиях взаимодействия двух или нескольких неродственных культур. Характер полиэтничных культур может быть весьма различным в зависимости от ситуаций, происходивших в их ареалах.

Археология в этногенетических изысканиях должна решать основные вопросы самостоятельно, собственными методами, независимо от данных и результатов лингвистики и других наук. Археологические выводы никак не должны быть зависимы от результов лингвистики и других наук.

Ведущая роль в выяснении этноса носителей той или иной археологической культуры принадлежит ретроспективному методу, заключающемуся в поэтапном прослеживании истоков культуры, её этнографических маркеров. В исследовании этногенеза славян предстоит продвигаться от культур достоверно славянских, относящихся к раннему средневековью, в глубь столетий к тем древностям, с которыми обнаруживаются генетические связи, а от них — ещё на ступень ниже и т. д.

Ретроспективный метод исследования в археологии позволяет учитывать все нюансы сложного взаимодействия этносов в древности. В европейской истории не было каких-то «чистых» этносов. Они складывались в результате взаимодействия, смешения и поглощения различных племенных и этнических групп, как пришлых, так и автохтонных, как индоевропейских, так и доиндоевропейских. Помимо более или менее спокойной эволюции археологических культур нередко выявляются и иные формы перехода от одной культуры к другой. Неспокойное, порой скачкообразное развитие могло быть обусловлено вторжением иноплеменных масс, иными миграционными процессами, воздействием соседних цивилизаций, изменениями климата и вызванными этим хозяйственными трасформациями и некоторыми другими обстоятельствами. Во всем этом археология в состоянии разобраться, если исследования вести на широком территориальном фоне и в широком хронологическом диапазоне. Вполне очевидно, что на основе региональных данных делать серьезные этногенетические построения невозможно.

Настоящее исследование ранней истории славян выполнено ретроспективным методом от эпохи раннего средневековья, славянская атрибуция археологических культур которой документируется историческими и иными фактами, к римскому времени и далее в глубь веков до эпохи бронзы включительно. Таким образом, построена длинная цепь, связывающая основные и частные элементы археологических культур, которые были этнографичны для славянского мира на разных этапах его исторического развития. При этом также ретроспективно рассматривались древности соседних европейских этносов. Лишь после того, как были получены этноисторические результаты, на основе собственно археологических материалов они были сопоставлены с данными других наук.

Ретроспективный метод целесообразен в кабинетных исследовательских изысканиях, но трудновоспринимаем при изложении истории и культуры ранних славян. Поэтому в настоящей работе результаты исследований, выполненных ретроспективными поисками, излагаются в исторической последовательности.

Примечания:

1

Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica. ?., 1960. С. 90.

2

Седов ?. В. Древнерусская народность: Историко-археологическое исследование. М., 1999. С. 91–116.

3

Lehr-Splowinski Т. ? pochodzeniu i praojczyznie slowian. Poznan, 1946. S. 17; Golab Z. Veneti / Venedi — the oldest name of the Slaves // Journal of Indo-Europea ? Studies. 1975. № 4. P. 321–336.

4

Plinius Secundus С. Naturalis historia. III. Leipzig, 1895. P. 97; Свод древнейших письменных известий ? славянах. ?. I (I–VI вв.). ?., 1991. C. 25.

5

Клавдий Птолемей. Географическое руководство // Латышев ?. В. Известия древних писателей греческих и латинских ? Скифии и Кавказе. ?. I. Вып. 1. СПб., 1893. С. 231; Свод древнейших письменных известий… С. 51.

6

Корнелий Тацит. Сочинения: ? 2 т. ?. I. ?., 1969. C. 372–373.

7

Die Peutingerische Tafel oder Weltkarte des Castorius mit kurzer Erklarung. Stuttgart, 1916; Weber ?. Tabula Peudngeriana. Graz, 1976; Свод древнейших письменных известий… (вкладыш с небольшим участком карты).

8

Иордан. ? происхождении и деяниях гетов. С. 71.

9

Там же. С. 90.

10

Повесть временных лет. Ч. 1. ?.; Л., 1950. С. 11.

11

Schleicher A. Die deutsche Sprache. Berlin, 1860; Idem. Kurzer Abriss der Geschichte der slavischen Sprache. Leipzig, 1858; Шлейхер ?. Краткий очерк доисторической жизни северо-восточного отдела индоевропейских языков. СПб., 1865.

12

Trager G. L., Smith ?. L. Chronology of Indo-Hittite // Studies in Linguistics. Vol. 8. № 3. 1950.

13

?амкрелидзе ?. ?., Иванов Вяч. Bс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и пракультуры. ?. I–II. Тбилиси, 1984.

14

Lottner ?. Uber die Stellung der Italer innerhalb des indoeuropaischen Stammes // Kuhns Zeitschrift. 1866. Bd. VII. S. 18–44, 160–193.

15

Krahe H. Sprache und Vorzeit. Heidelberg, 1954; Idem. Die Struktur der alteuro-paischen Hydronymie // Akademie der Wissenschaft und der Literatur. Abhandlungen der Geistes- und Sozialwissenschafdichen Klasse. Wiesbaden, 1962. № 5; Idem. Unsere altesten Flussnamen. Wiesbaden, 1964.

16

Абаев В. И. Скифо-европейские изоглоссы: На стыке Востока и Запада. М., 1965. С. 127–129.

17

Трубачёв ?. Н. Ремесленная терминология в славянских языках. М., 1966; Он же. Этногенез и культура древнейших славян: Лингвистические исследования. М., 1991. С. 81–82.

18

Lehr-Splawinski ?. Szkic dziejow jezyka praslowianskiego // Studia z filologii polskiej i slowianskiej. Warszawa, 1958. N 3. S. 243–265.

19

Vasmer M. Schriften zur slavischen Altertumkunde und Namenkunde. Wiesbaden, 1971. S. 73–99; Arumaa P. Urslavische Grammatik: Einfuhrung in das vergleichende Studium der Slavischen Sprachen. I. Heidelberg, 1964.

20

Lemprecht A. Praslovanstina. Brno, 1987.

21

Erhart A. U kolebky slovanskich jazyku // Slavia. Casopis pro slovanskoi filologii. Praha, 1985. Roc 54. Ses 4. S. 337–354.

22

Golab Z. The Ethnogenesis of the Slavs in the Light of Linguistics // American Contributions to the Ninth International Congress of Slavists. 1. Linguistics. Colombus 1983. P. 131–146.

23

Бернштейн С. Б. Некоторые вопросы методики изучения проблем этногенеза славян // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1984. С. 16.

24

Birnbaum ?. Zur Problematik der zeidichen Abgrenzung des Urslavischen. Uber die Relativitat der Begriffe Balto-Slavisch (Fruhslavisch bzw. Spatgemeinslavischer Dialekt) Ureinzelslavine // Zeitschrift fur slavische Philologie. 1970. N 35/1. S. 1–62.

25

Филин ?. ?. ? проблеме происхождения славянских языков // Славянское языкознание. VII Международный съезд славистов: Докл. сов. делегации. М., 1973. С. 381.

26

Георгиев В. Праславянский и индоевропейские языки // Славянская филология. Т. 3. София, 1963.

27

Shevelov G. У. Prahistory of Slavic. ?. ?., 1965.

28

Stieber ?. Zarys gramatyki porownawczej jezykow slowianskich: Fonologia. Warszawa, 1969; Lunt H. G. On common slavik // Зборник матице српске за филологjу и лингвистнкujy. ?. XXVII–XXVIII. Нови Сад, 1984–1985. С. 417–422.

29

Бернштейн С. Б. Балто-славянская языковая сообщность // Славянская филология: Сб. ст. Вып. 1. М., 1958. С. 45–67.

30

Karaliunas S. Каі kurie baltu іг slavu seniausiuju santykiu klausimai // Lietuviu kalbotyros klausimai. ?. X. Vilnius, 1968. P. 7–100.

31

Mayer ?. Kann das Baltische als das Muster fur das Slavische gelten? // Zeitschrift fur slavische Philoiogie. T. 39. 1976. S. 32–42; Idem. Divergenz des Baltischen und Slavischen // Zeitschrift fur slavische Philoiogie. Bd. 40. 1978. S. 52–62.

32

Senn A. The Relationships of Baltic and Slavic // Ancient indo-european dialects. Proceeding of the Conference on indo-european linguistics. Berkeley; Los Angeles, 1966. P. 139–151; Idem. Slavic and Baltic linguistic relations // Donum Balticum. The professor Christian S. Stang in the occasion of his seventienth birthday. Stockholm, 1970. P. 485–494.

33

Buga К. Rinktiniai rastai. Т. I. Vilnius, 1958. P. 521; Т. III. 1961. P. 881; Senn A. The Relationships of Baltic and Slavic… P. 139–151; Idem. Slavic and bakic… P. 485–494; Endzelins J. Darbu izlas. IV. sej. 2. daja. Riga, 1982. 36 lpp.

34

Kiparsky V. Die gemeinslavischen Lehnworter aus dem Germanischen. Helsinki, 1934.

35

Мартынов В. В. Славяно-германское лексическое взаимодействие древнейшей поры. Мн., 1963; Он же. О надежности примеров славяно-германского лексического взаимопроникновения // Типология и взаимодействие славянских и германских языков. Мн., 1969. С. 100–113.

36

Савченко А. Н. О генетической связи праславянского с прагерманским // Типология и взаимодействие славянских и германских языков. Мн., 1969. С. 39–48. См. ещё: Birnbaum H. Zu den altesten lexikalen Lehnbeziehungen zwischen Slawen und Germanen // Wiener Slawistischer Almanach. Bd. 13. Wien, 1984. S. 7–20; Manczak W. Czas i miejsce zapozyczen germanskich w praslowianskim // International Journal of Slavic linguistics and poetics. Vol. 27. 1983. P. 15–23.

37

Мартынаy В. Прарадiзма славян. Лiнгвicтычная верыфiкацыя. Мэнск, 1998. В этой связи представляет интерес то, что в древнеанглийском языке имелся этноним Winedas ‘венеды’, свидетельствующий о знакомстве англов и саксов с венедами-славянами в местах своего прежнего проживания.

38

Kipanky V. Russische historische Grammatik. Ill: Entwicklung des Wortschatzes. Heidelberg, 1975. S. 59–61.

39

Абаев В. И. О происхождении фонемы y(h) в славянском языке // Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964. С. 115–121.

40

Абаев В. И. Превербы и перфективность: Об одной скифо-славянской изоглоссе // Проблемы индоевропейского языкознания. М., 1964. С. 90–99.

41

Топоров В. Н. Об одной ирано-славянской параллели из области синтаксиса // Краткие сообщения Института славяноведения. Вып. 28. М., 1960. С. 3–11.

42

Трубачёв О. Н. Из славяно-иранских лексических отношений // Этимология. 1965. М., 1967. С. 20.

43

Wiesner J. Die Thraken. Stuttgart, 1963. S. 43; Nalepa J. О sasiedztwie prabaitow z pratrakami // Sprakliga Bidrag. Vol. 5. № 3. 1966. S. 207–208; Duridanov I. Thrakisch dakische Studien. Die thrakisch- und dakisch-baltischen Sprachbeziehungen. Sofia, 1969; Топоров В. Н. К фракийско-балтийским языковым параллелям // Балканское языкознание. М., 1973. С. 30–63; Трубачев О. Н. Названия рек Правобережной Украины. Словообразование. Этимология. Этническая интерпретация. М, 1968.

44

Бернштейн С. Б. Очерк сравнительной грамматики… С. 93. Выявляемые В. Георгиевым и другими исследователями фракизмы являются узкорегиональными и принадлежат к периоду освоения славянами Балканского полуострова в раннем средневековье.

45

Treimer К. Ethnogenese der Slawen. Wien, 1954. S. 32–34; Бернштейн С. Б. Очерк сравнительной грамматики… С. 94–95; Трубачев О. Н. Этногенез и культура древнейших славян… С. 43.

46

Маnсzak W. Przedhistoryczne migracje stowian // Этногенез и этнокультурные контакты славян (Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 3) М., 1997. С. 198–205.

47

Van Wijk N. Les langues slaves. Mouton; Gravenhage, 1956; Бернштейн С. Б. Очерк сравнительной грамматики… С. 42–52.

48

Trubetzkoy N. S. Essai sur chronologie des certains faits phonetiques du slave commun // Revue des etudes slaves. T. II. Paris, 1922.

49

Георгиев В. Три периода развития праславянского языка // Славянская филология: Доклады и статии за VII Международен конгресс на славистите. Езикознание. София, 1973. С. 5–16.

50

Lemprecht A. Praslovanstina a jeje chronologicke cleneni // Ceskoslovenske prednasky pro VIII. mezinlrodni sjezd slavisu v Zahrebu. Lingvistika. Praha, 1978. S. 141–150.

51

Филин Ф. П. Образование языка восточных славян. М.; Л., 1962. С. 99–110.

52

Lehr-Splowinski Т. Rozmieszczenie geograficzne praslowianskich nazw wodnych // Rocznik siawistyczny. T. XXI. 1960. S. 5–22; Respond S. Praslowianie w swietle onomastyki // I Miedzynarodowy kongres archeologii slowianskiej. T. I. Wroclaw; Warszawa; Krakow, 1968. S. 109–170; Idem. Stratygrafia slowianskich nazw miejscowych (Ргobу atlas toponomastyczny). T. 1–2. Wroclaw; Warszawa; Krakow; Gdansk, 1974–1976.

53

Топоров В. Н., Трубачёв О. Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М., 1962; Трубачёв О. Н. Названия рек Правобережной Украины: Словообразование. Этимология. Этническая интерпретация. М., 1968. Udolph J. Studien zu den slavischen Gewassernamen und Gewasserbezeichnungen. Ein Beitrag zur Frage nach der Urheimat der Slaven. Heidelberg, 1979.

54

Udolph J. Hydronimia staroeuropejska i praslowianskie nazw wodne // XII Miedzynarodowy kongres slawistow: Streszczenia referatow i komunikatow. Jezykoznawstwo. Warszawa, 1998. S. 321–322.

55

Benza M. Prve vysledky prace na Slovanskom etnologickom atlase // XII medzinarodny zjazd slavistov v Krakove. Prispevky slovenskych slavistov. Bratislava, 1998. S. 269–278; Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И. А. Народы. Расы. Культуры. М., 1971. С. 25.

56

Чебоксаров Н. Н., Чебоксарова И. А. Указ. соч. С. 25.