Книга вторая

Двор и нынешнее правление

Глава 1. Об Алексее Михайловиче, нынешнем царе русских

Алексей Михайлович, ныне благополучно царствующий, принял бразды правления после смерти достохвального отца своего в 1645 году, юношею 16 едва лет от роду. Так как его деяния еще свежи в нашей памяти, то я коснусь их лишь кратко и в общих чертах. Кроме разных обременительных войн со шведами, поляками, казаками, татарами и турками, против него происходили и опасные восстания. Наиболее замечательны из них два: одно в городе Конотопе, которое, впрочем, было подавлено главным образом немецкими солдатами; другое - необузданное восстание московских жителей, вызванное чрезмерным своеволием бояр и судей, Морозова главным образом, по отношению к людям низшего сословия, но и это восстание было погашено почти в самом начале его. В последнее время, наконец, Степан Разин с своей шайкою доставил Московскому царству немало хлопот. В 1647 году Алексей сочетался браком с дочерью боярина Илии Даниловича, меж тем как на сестре ее женился боярин Морозов, управлявший до сего дворцом царя. Но, после смерти первой супруги в 1671 году, Алексей, с Божьего благословения и по общему желанию вступил во второй, счастливый и плодотворный брак с Натальей Кирилловной, дочерью Кирилла Полуэктовича, смоленского боярина и войскового тысяцкого, которого он впоследствии, как тестя своего, удостоил первого места между боярами. В разное время отправлял он посольства, чрезвычайно пышные и прославившие имя его, не только ко всем христианским государям Европы, но даже и в Азию к персам, татарам и китайцам и, в свою очередь, принимал таковые же от чужеземных правителей. В 1672 году в Москву прибыло польское посольство, чрезвычайно блестящее и поражающее взоры свитою в 400 человек и великолепными дарами, присланное королем Михаилом. Чтобы проводить это посольство в город, было выставлено более 16000 отборнейшей конницы и пехоты, расположенных по обеим сторонам пути, покрытого снегом (это происходило зимою), на протяжении двух миллиариев. Для усиления великолепия к ним были еще присоединены бояре и московское знатное дворянство, красовавшиеся в пышных азиатских одеждах, роскошно украшенных (сказать бы, войско Дария). Эта красивая картина блестящего торжества неудержимо привлекала взоры всех. Послы эти пробыли пять месяцев в Москве на щедром иждивении царя, причем с ними обращались истинно по-царски, а при отъезде и с той и с другой стороны были розданы обильные дары, не говоря уже о весьма частых почестях, оказанных им каждый раз, как они допускались к царю. Между прочими членами посольства находился благородный г-н Геркулес Цани, родом из древнейшей, ученейшей и богатейшей болонской семьи, которого царь крайне щедро одарил, по особой к нему милости, когда узнал, что он - итальянец и изъездил, неустанно путешествуя, всю Европу. Я узнал его как мужа, настолько выдающегося своим происхождением, ученостью, опытностью, человеколюбием и щедростью, что счел бы за несправедливость и за грех не объявить об этом открыто, во всеобщее ведение.

Росту Алексей, впрочем, среднего, с несколько полным телом и лицом, бел и румян, цвет волос у него средний между черным и рыжим, глаза голубые, походка важная, и выражение лица таково, что в нем видна строгость и милость, вследствие чего он, обыкновенно, внушает всем надежду, а страха - никому и нисколько.

Нрава же он самого выдержанного и, поистине, приличествующего столь великому государю: всегда серьезен, великодушен, милостив, целомудрен, набожен и весьма сведущ в искусстве управления, а также в совершенстве знает выгоды и планы чужеземцев. При этом он немало времени посвящает чтению книг (насколько это возможно при отсутствии у них литературы) и изучению наук, касающихся природы и политики. Большую часть дня он уделяет совещанию о государственных делах, немалую также размышлению о вопросах веры и богослужения, часто вставая даже по ночам для воздавания Богу хвалы по псалтири царя Давида. Довольно редко выезжает он на охоту в поместья, т. е. загородные дворцы. Посты он соблюдает строже, чем кто-либо, а пост сорокадневный, перед Пасхой, он строжайше соблюдает, добровольно воздерживаясь от употребления даже вина и рыбы. От всяких напитков, а в особенности водки, он так воздержан, что не допускает беседовать с собою того, кто выпил этой водки. В военном деле он сведущ и неустрашим, однако предпочитает милостиво пользоваться победами, нежели учить врагов миру жестокими мерами. Особенно он явил себя достойным славы великодушия во время войны с ливонцами, когда он обложил стены Риги осадою. Он занимается и благотворительностью и щедро оделяет нищих, коим не только почти ежедневно, собрав их толпу около себя, подает обильную милостыню, а накануне Рождества Христова посещает заключенных в темницах и раздает им деньги. Иностранцам, состоящим за жалованье на военной службе либо приехавшим в Московию для исполнения какой-либо иной царской службы, он щедро дарит как бы в залог своей милости платья, коней и иные подарки, а также предоставляет им, движимый все тою же добротою души, более свободы, нежели прежде, в сношениях с мосхами. Это - государь доблестнейший и справедливейший, равного имеют немногие христианские народы, все же по справедливости желают иметь.

Кроме того, Алексей так предан набожному образу жизни, что с ним постоянно духовник, без разрешения которого он не посещает даже никаких игр или зрелищ. По внушению последнего и при содействии также покойной царицы он велел вынести дорогие, прекрасной работы органы, находившиеся в главной церкви Кремля, и удалить вообще всякую музыку из храмов. В 1640 году он, с целью показать свою щедрость патриарху иерусалимскому, подарил ему 100000 рублей, или венгерских червонцев, за частицу Святого Креста, в виде отдарка за столь ценный подарок, причем пообещал, согласно обычаю предков, постоянную защиту и помощь, насколько это ему будет возможно, православным христианам на Востоке, хотя иногда выражает страстное желание присоединиться к св. католической церкви. Сердечной доброты - дабы увенчать как бы драгоценным камнем перечень его хороших качеств - в нем столько, что он строжайше требует ее также и от других. Поэтому когда некий грузинский князь, проживающий изгнанником с матерью своею в Москве, приказал урезать некоторым из слуг своих уши и нос за осквернение придворных девиц, то Алексей, по справедливости страшно негодуя за отвратительный поступок, однако выразил чрез посла строгое порицание своему гостю за такую жестокость, прибавив к тому еще, что если он и в будущем намерен проявлять такой нрав, то чтобы он отправлялся к себе в Грузию или выбирал бы себе другое пристанище, ибо он, Алексей, никоим образом не может допустить его жестокостей в Московии.

Но, о горе! В то самое время, как я готовился обнародовать вышесказанное, мне приносят печальные вести о том, что Алексей, сей несравненный государь, достойный всякой похвалы за свою набожность, мудрость, справедливость и высшие свои качества, сего 1676 года 29 января после девятидневной болезни, к лютейшему прискорбию всей Московии, скончался, прожив 56 лет. За несколько часов до смерти он, говорят, по достопамятному великодушию своему простил всем своим должникам несколько тонн золота и приказал освободить из темниц 300 осужденных на смертную казнь за уголовные преступления и раздать из царской казны 6000 венгерских червонцев нищим в виде милостыни - посева для жатвы в будущей жизни. Ему наследовал сын Федор или Феодор Алексеевич, государь, на которого возлагают большие надежды, так как он не только унаследовал преемственным образом все добродетели великого своего родителя, но, по-видимому, получил превосходное тщательное воспитание и основательно изучил государственные науки. Дабы подданные скорее присягнули ему, сам Алексей, умирая, потребовал от присутствующих бояр, чтобы они тут же поклялись Феодору в верности.

Глава 2. О государственном гербе и титуле царя

Титул и герб царя настолько же были многими до сей поры различно описаны, насколько и неверно другими поняты.

В древние времена русские, равно как и прочие скифские князья, употребляли изображение лука и стрелы, вместо герба, а также и плуга, как предметов священных для них. По принятии же христианства гербом им служили три кружка, заключенные в треугольнике. В первом кружке было написано: “Бог наш Троица, прежде всех веков бывшая, Отец, Сын и Дух Святый, но не три Бога, а один по существу”, во втором - почетные прозвания того князя, которому назначалась грамота, в третьем - титул самого царя. Когда с течением времени этим гербом перестали пользоваться, русские, особенно после завоевания Литвы, взяли себе за герб всадника, поражающего дракона копьем. Весьма правдоподобно, однако, по-видимому, то, что русские пользовались этим гербом и гораздо раньше, ибо говорят, многие другие северные народы пользовались им также. Наконец, в 1540 году Иван Васильевич, надменно производя свой род от самого Августа, впервые избрал гербом двуглавого орла с распростертыми крыльями. Двуглавый орел этот увенчан двумя коронами так, что между ними посреди возвышается третья, а на груди его находится на коне св. Георгий, поражающий копьем дракона. Этот государственный герб употребляется и поныне.

Что же касается истории о титуле, то старинная простота нравов относилась к нему с достойным похвалы пренебрежением, в настоящее же время, при теперешних сношениях, о нем тщательно заботятся. В древние времена народы, более суровые, предпочитали блистать скорее личными качествами и славными деяниями, нежели ничего не значащими прозваниями. Из русских князей, и доныне именующих себя князьями или великими князьями, Владимир Святославич стал первый называться царем, т. е. правителем и обладателем всей России. Московиты поэтому стараются доказать по летописным своим свидетельствам, что они это прозвание “царя” получили от греческих императоров. Когда же это прозвание некоторое время находилось как бы в забвении, то Даниил Романович, считая титул великого князя ниже своего достоинства, принял от римского первосвященника, приняв и латинские обряды, титул короля в 1246 г.

Тот пространный титул, которым пользуются нынешние цари, возник при Иване Васильевиче около 1520 г. Полагаю, что нисколько не будет отступлением от принятого мною плана, если я здесь приведу на образец его: “Божиею, в Троице славимого, милостью, Великий Обладатель, Царь и Великий Князь Федор, или Феодор, Алексеевич, Всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержец, Царь Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский, Государь Псковский, Великий Князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский, и иных земель Обладатель, и Великий Князь Нижегородский, Черниговский, Рязанский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кандинский и всего Северного побережья Повелитель, Обладатель Иверии, Царь Карталинии, Грузии, Кабардинский, Черкасский, и Горских Князей и многих других стран и земель на Востоке, Западе и на Севере, Отчич, Дедич и Наследник, Государь и Обладатель”. Этот блестящий перечень названий в титуле таков, что в нем встречаются некоторые слова, изъясняющие величие царя, но которые у нас не употребляются. Таковы: Государь, т. е. великий повелитель, Обладатель, т. е. содержащий под своей властью, Самодержец или Единодержавец, т. е. охранитель и защитник, не нуждающийся в посторонней помощи, Великий Князь и Повелитель, т. е. император. Последнее, впрочем, не означает какого-либо высшего и единоличного властителя над земным шаром, а имеющего власть у себя в государстве самовольно распоряжаться и приказывать. Поэтому русские называют императора над христианами также кесарем. Некогда московский царь прозывался некоторыми “белым царем”, так как подданные его в Белоруссии носят преимущественно белую одежду и белые шапки. Многие ошибочно полагают, что “царь” означает “кесарь”, но до сей поры русские никогда не утверждали этого: ибо им известно, что на их языке слова “кесарь” и “царь” значат совершенно разное. Поэтому, где в Св. Писании различаются император и король, то московиты в Библии на русском языке называют императора - кесарем, а короля - царем. Так они постоянно называют Давида, Соломона и прочих королей из Священной Истории - царями. Это же слово “царь”, по-видимому, принадлежит древне-скифскому или даже арамейскому языку, который сохранился и общеупотребителен и поныне у татар, но несколько измененный. От них-то это слово и перешло к русским. На первоначальном языке страны “царь” обозначало не более как “владелец”, и выражения “тюменский царь”, “китайский царь” и т.д. и поныне встречаются за Волгою.

Поляки, не соглашавшиеся в 1551 году признать за московитом титул царя, главным образом опирались на тот довод, что, дескать, так именуются и варварские, татарские князья, и говорили, что они поступят не согласно с достоинством христиан, если будут воздавать ему одинаковые, как у варваров, почести. Но чрез несколько лет как языческие, так и почти все христианские государи и даже сам римский император стали удостаивать великого князя московского этим названием. Один лишь первосвященник римский по прибытии к нему в 1673 году московского посла отказался сделать это в своих ответных грамотах, и вполне справедливо, так как русские назвали папу лишь “учителем”, т.е. ученым, хотя они и объяснили, конечно ради только отговорки, это тем, что им неизвестен папский титул. Впрочем, у иезуита Альберта Виюка Кояловича во второй части литовской истории московские послы утверждают, будто папа Климент и император Максимилиан не отказывали их царю в этом титуле. Как бы то ни было, но титул царя следует признать в высшей степени подходящим к величию и могуществу московита, ибо столь многие и столь великие страны, коих он себя называет царем и обладателем, отнятые по неоспоримому праву войны у язычников, он действительно держит под своей властью. В самом деле! Если мы награждаем злейших врагов христианства, только по причине их сильного могущества, и королями, и императорами, и еще Бог весть какими длинными титулами, то почему же не пользоваться московскому королю, т. е. царю, тем почетным титулом, который он себе приобрел кровью? Не может быть даже и подозрения в том, что они желают себе титул “царя” как нечто большее, нежели “король”, ибо русские называют всех иностранных европейских государей не царями, а взятым от поляков именем - короля. Так, Витовт, великий князь литовский, не задумался провозгласить в 1418 году Тахтана, начальника татарской конницы, возложив ему на голову шапку, украшенную жемчугами, царем, хотя совершенно был чужд ему и по языку, и по происхождению, и по вере. А русские, вследствие того, что имели больше сношений с азиатскими правителями, нежели чем с европейскими, и называли первых согласно их языку царями, а вторых - заимствованным у поляков именем король, без всякого умысла. Но так как тут, пожалуй, мне скажут “довольно”, то я заявляю, что я не в состоянии разобраться в этих спорных вопросах.

Глава 3. Об обряде венчания на царство

В обширнейшем храме, воздвигнутом в честь Преблаженной Богоравной Девы и возвышающемся при царском дворце, новый царь мосхов венчался на царство приблизительно следующим образом: после того как к этому священнодействию собрались в большом количестве, как будто на народное собрание, все духовенство, вельможи, дворянство и воинские начальники, а также и именитейшие горожане, то на великолепно устроенном возвышении поставили три кресла в ряд. На первом, серебряном и разукрашенном золотом, сел будущий наследник царства, одетый по обычаю страны в длинное одеяние, разукрашенное золотом и драгоценными камнями. Рядом с ним второе занял патриарх, которому предстояло совершить обряд. На третьем были приготовлены: знаменитая шапка, унизанная кругом драгоценными камнями, громадная золотая цепь и княжеский пояс с прибавлением к ним золотой короны и царской златотканной порфиры, тяжелой от дорогих жемчугов. Почти все эти уборы служат для этого обряда со времен Владимира Мономаха. Итак, меж тем как духовенство рядом песнопений испрашивает будущему новому царю всяких благополучий, старший между вельможами просит патриарха приступить к совершению обряда венчания на царство. Тот, помолившись Богу и всем святым, приглашает царя, который тем временем встал, опять сесть с ним вместе на кресло. Московский митрополит читает молитву о благополучии в будущем, а патриарх творит над ним крестное знамение и возлагает при этом крест, осыпанный жемчугами, на чело царя. Засим старший из вельмож облекает царя в порфиру и, приняв от патриарха шапку с золотым коронкообразным украшением наверху, надевает ее царю на голову. После сего священники начинают петь литию, т. е. мольбы к святым, и обычные молитвы к Блаженной Деве и благословляют по порядку все - что продолжается довольно долго - нового царя, крестя его приподнятою рукою. То же самое делают и прочие сословия, дабы царь благополучно царствовал на многие и многие годы, после чего патриарх обращается к нему с увещеванием: почитать Бога и Его святые иконы, править делами по справедливости, неуклонно соблюдать русскую веру и распространять ее. Из этого храма все длинным шествием идут сперва в храм св. Михаила, а затем в церковь св. Николая, находящиеся оба в Кремле, и служат в том и другом молебны.

Во время этого шествия, по приказанию царя, в теснящуюся кругом с поздравлениями толпу народа бросают множество золотых и серебряных монет, набитых в память сего торжества, и приглашаются знатнейшие лица из всех сословий к великолепному и обильному пиршеству. Здесь царь, сняв из одеяния то, что пообременительнее, подпоясанный вышеназванным поясом и с посохом из рога единорога в руках, сидит на троне, несколько возвышающемся среди столов, поставленных в два длинных ряда. Последним - об остальных великолепно приготовленных яствах я умолчу - приносится каким-нибудь жителем г. Переяславля блюдо из рыбы сельди, похожее на нашу рыбную похлебку, для напоминания о пользе воздержанности. Для увенчания, как бы, пира концом, знаменующим счастливое будущее, царь посылает каждому золотой кубок с вином, который все добросовестно и осушают, причем усерднейше отвечают на эту милость пожеланиями царю счастливого царствования и постоянного здоровья.

Об остальных выражениях радости и подробностях торжества я считаю лучше умолчать, нежели сообщать что-либо неверное, ибо, конечно, они изменяются с течением времени, да и не особенно многочисленны у русских.

Глава 4. О бракосочетании царя

Из различных иных особенностей, которыми цари московские отличаются от прочих государей Европы, особенно следует, поистине, упомянуть о том, что они никоим образом не соглашаются искать себе жен у чужестранцев. Так как препятствием или тормозом к сему служит не что иное, как различие вероисповеданий, то вследствие сего и дочери царей неохотно выдаются замуж за иностранцев, за пределы страны. Почему и в канонах Иоанна митрополита (которого они считают за пророка) сказано: не должно выдавать дочерей князя замуж за тех, кто употребляет нечистое в пищу или причащается опресноками. Итак, цари избирают себе супруг из собственных подданных совершенно так, как поступил восточный император Никифор, призвавший, говорят, самых красивых девиц во дворец, намереваясь избрать супругу для сына Ставрания. И соблюдают они этот дедовский обычай и поныне весьма строго, главным образом, из-за того, чтобы не возбуждать, сроднившись и смешавшись чрезмерно с иноземцами, у подданных желания поступать таким же образом, ибо они в достаточной мере узнали, насколько это им невыгодно, когда они некогда выдавали своих царевен за польских и иных королей и литовских великих князей или же сами брали себе жен из Грузии или иной какой страны. В 1671 году, во время нашего пребывания в Московии, Алексей, оплакав достойным образом покойную жену свою, вознамерился жениться во второй раз и приказал всем прославившимся своею красотою знатным девицам собраться у Артамона Сергеевича (изворотливого, как говорится в пословице, Артамона), управляющего Двором. Когда те все собрались, то царь потаенным ходом пришел к Артамону в дом и, спрятавшись в тайнике (откуда, однако, ему была видна комната, назначенная для женщин), тщательно рассматривал не только по отношению к одной внешности, но и по отношению к духовным качествам и поведению все это красивое, хотя и не воинственное женское войско, а когда они поодиночке проходили мимо того окошка, из которого он смотрел, то он заботливо вглядывался, сколько в каждой из них искусственной и природной красоты. В прежние времена, кроме этого осмотра, еще подвергались, чрез испытанной верности женщин, подробному исследованию физические и нравственные свойства трех избранных самим царем из всего этого сонма, дабы на царское ложе была выбрана самая выдающаяся из всех. Но Алексей, будучи проницательного ума, без этих проволочек с первого же раза избрал себе в сожительницы Наталью Кирилловну и так же скоро приобрел и ее любовь чрез подарки, достойные столь великого государя. Однако и для прочих намеченных в супруги царя девиц решение столь справедливого Париса не было одним лишь разочарованием: кроме того, что каждая из них вернулась домой, богато одаренная и значительно прибавив себе цены от такого знаменитого сватовства, они еще могли быть уверены, что выйдут со временем за более знатных, а тех, которых царь удостоил своего внимания, многие вельможи наперерыв друг перед другом просят себе в жены. Но продолжим последовательно рассказывать о свадьбе Алексея: Наталья некоторое время не знала о своем счастье, пока царь, несколько недель спустя, рано утром, не прислал к Артамону на дом нескольких бояр с придворными каретами в сопровождении небольшого отряда конницы и трубачей. Новоизбранная невеста жила здесь, совершенно не зная того, что ей предстояло, и спокойно спала глубоким сном. Шафера, сообщив Артамону о почетном поручении, возложенном на них от царя, вместе с тем усердно просили поскорее отпустить их по исполнении поручения во дворец с невестою. Артамон, конечно, не мог противиться царской воле, к тому же столь благородной, и, разбудив спящую крепким сном Наталью, объявил ей о намерении царя, на которое она и не замедлила в высшей степени благоразумно согласиться, находя это неизбежным. Тогда ее поскорее одели в царское одеяние, привезенное из дворца, дабы народ видел ее пышно наряженной, и повезли с небольшим количеством ее прислужниц в царский дворец. Одеяние это, разукрашенное драгоценными камнями, было от того так тяжело, что она несколько дней жаловалась, что оно чуть не обломало ей все кости. По приезде она тотчас же отправилась с царем в церковь, где в присутствии лишь немногих близких лиц царским духовником было совершено венчание, и лишь самые знатные лица в течение нескольких дней были великолепно угощаемы пышными пирами, а Кремль все время был закрыт со всех сторон. Что же касается до обычных у сего народа свадебных подарков, заключающихся в собольих мехах, то царь послал с избытком таковые всем на дом и кроме того, желая, чтобы в его радости участвовали все остальные служащие, как русские, так и иностранцы, милостиво осыпал и их щедрыми дарами и сластями. Я пропускаю здесь более мелкие подробности царской свадьбы, разузнавать о которых, как и о многом другом, в Московии никому не дозволяется.

Глава 5. О царице или супруге царя

Хотя женщины царского рода пользуются в европейской части земного шара величайшими преимуществами пред московскими царицами, однако нигде они не окружены таким почетом и уважением, как у мосхов. О них не позволено говорить мало-мальски непочтительно, и никто не может похвастаться тем, что видел царицу где-либо с открытым лицом. Когда они проезжают по городу среди народа в каретах или едут за город, то они до того окутаны покрывалами, что ни их не видно, ни они сами ничего не видят. Поэтому обыкновенно устраивают так, что они совершают свои поездки большею частью либо рано утром, либо поздно вечером, причем впереди едут несколько солдат, не подпускающих встречных по пути близко к каретам. Кареты, в которых ездят царские супруги, обиты красным сукном и везут их большею частью восемь белых, как снег, лошадей, украшенных нагрудниками и нахвостниками из красного шелка, а по боками идет ряд телохранителей. За каретою царицы следуют несколько карет наиболее знатных боярынь, запряженных, однако, лишь одною или двумя лошадьми. Кроме своей домовой, во дворце, церкви, они крайне редко посещают какие-либо другие, а на торжественные всенародные молебствия, или собрания, не являются никогда. И такой строгий затворнический образ жизни своих цариц мосхи ни под каким видом не хотят изменить, так что когда нынешняя царица, государыня великодушная и приветливая, при первом своем выезде немного приоткрыла окно кареты, то не могли достаточно надивиться столь необычному делу. Ей это поставили на вид, и она с сожалением, но благоразумно уступила глубоко укоренившемуся в народе предрассудку.

Дома царицы проводят всю жизнь уединенно на женской половине в обществе благородных девиц и женщин, и никому из нашего брата, мужчин, кроме весьма немногих прислужников, не дозволяется видеть их, ни разговаривать с ними. Мало того, они обыкновенно не могут набирать себе по собственному желанию боярынь из общего числа знатных женщин.

С царем они редко садятся за один стол и для препровождения времени и развлечения занимаются лишь вышиванием золотом или, больше, приготовлением притираний. Нынешняя супруга царя, царица Наталья, хотя и не нарушает никогда отцовских обычаев, по-видимому, однако, склонна пойти иным путем, к более свободному образу жизни, так как, будучи сильного характера и живого нрава, она отважно пытается внести повсюду веселие.

Это можно было уже предсказать по выражению лица ее, когда мы имели случайно счастье видеть ее еще в девицах два раза в Москве: это - женщина во цвете лет, роста выше среднего, с черными глазами навыкате, лицо у нее кругловатое и приятное, лоб большой и высокий, и вся фигура красива, отдельные члены тела крайне соразмерны, голос, наконец, приятно звучащий, и все манеры крайне изящны.

Глава 6. О царских детях

Насколько, по мнению Тацита, лучшим отдохновением для благоразумных государей является женитьба, настолько надежнейшей опорою власти являются дети царя. Ибо нет для подданных более верного залога в общественном благополучии, нежели то, что цари не только умирают, но и нарождаются у них на виду.

И действительно, Московия, благодаря своему Алексею, глубоко счастлива, имея в лице сыновей царя немалые залоги для будущего преуспевания, хотя несколько лет тому назад она лишилась преждевременно похищенного смертью перворожденного в первом браке царского сына (который, имея 19 лет от роду, уже, согласно обычаю страны, являлся народу). Живы же и поныне младшие Феодор и Иоанн, а также и дочери: Евдокия, Марфа, Софья, Екатерина, Мария и Федосья. А незадолго до нашего отъезда из города Москвы вторая супруга царя, царица Наталья, благополучно произвела на свет сына-первенца, наименованного Петром, да и в последующие за сим года осчастливила, как мы слышали, царский брак плодовитостью. Братьев у Алексея нет, а сестры его Ирина, Анна и Татьяна не искали достойных себе супругов вне свой страны, а внутри ее таковых не оказалось, почему они ведут монашеский образ жизни. Воспитываются, впрочем, царские дети весьма заботливо и тщательно, но несколько своеобразно, согласно с московскими обычаями вообще, ибо мосхи сыздревле приучены устраивать весь свой жизненный путь согласно полученному ими воспитанию. Их не пускают ни на какие торжественные и многолюдные собрания, живут они во внутренних помещениях дворца, куда никто не смеет проникнуть, кроме лиц, на попечении коих они находятся. Способ воспитания у них почти тот же, что у всех азиатских народов. Наружу они выходят не иначе, как после того, как удалят всех, могущих попасть им навстречу, и закрытые со всех сторон распущенными зонтами. На 19-м лишь году от роду (русские в этом возрасте становятся совершеннолетними) может являться народу лишь тот царевич, который в будущем имеет наследовать престол от отца. Остальные же, равно как и дочери, обречены на вечное проживание в монастыре. И право, это воспитание в одиночестве и стеснении, при сидячем образе жизни, причиняет в большинстве случаев слабым телам их жесточайшие болезни. Так и того старшего сына царя, о котором мы упоминали выше, скоротечно сразил никакой иной злой недуг, как недостаток, при полном одиночестве, движения и деятельности, этих необходимых животворящих условий в природе, благодаря чему тело и не оказалось достаточно сильным. Почему в настоящее время, по-видимому, на это смотрят уже более правильно, нежели прежде, и дети ежедневно в определенные часы упражняются в разных играх, либо в езде верхом, конечно, по загороженному двору, либо в стрельбе из лука. Зимою им устраивают деревянные горы и посыпают их снегом; с них они быстро, но плавно скатываются на санях или в лубочных корытцах, палкою направляя их. Танцы, кулачные бои и другие общераспространенные у нас благороднейшие упражнения у русских не допускаются вовсе. В так называемые шахматы, знаменитую персидскую игру, по названью и ходу своему поистине царскую, они играют ежедневно и очень искусно, развивая ею свой ум до удивительной степени. Науками общеобразовательными они даже самым поверхностным образом не занимаются, кроме всеобщего краткого политического обозрения, ибо наставники их обучают исключительно только одному умению читать, писать и считать и знакомят их с состоянием собственной страны и других соседних держав, чего-де должно им ожидать и чего опасаться. Главное внимание в этих занятиях обращается на то, чтобы дети точнее изучали язык и нравы разнообразных своих подданных, привыкали неуклонно следовать старинным обычаям и ревностно оберегать веру, причем все это для них безусловно обязательно. Не скрою, однако, что это в высшей степени простое и приноровленное к жизни воспитание, западая в благородную душу и гибкий ум, доводит до столь же высокой степени доблести, как изучение всех философских систем и усвоение мудрости самых выдающихся ученых. Счастливы ведь всегда те, которым не приходится сожалеть о том, что время, назначенное для опыта и действия, было поглощено бесцельным ненужным учением.

Глава 7. О пышном выходе царя к народу

Русские цари появляются всенародно крайне редко и любят, чтобы им оказывали побольше уважения издали, и действительно, если где-либо все неизвестное считается величественным, то они при своем затворничестве почитаются подданными чуть не божествами, невидимыми и недоступными. Когда же они выедут как-нибудь из дворца, то повсюду царит тишина и отсутствие народа. Прежде всего на большом расстоянии впереди царя бегут несколько дорожных сторожей в красных одеждах, которые тщательно выметают метлами те улицы, по которым поедет царь, ибо как в городе, так и в других местах по всему государству, есть особые некие улицы, покрытые постоянной бревенчатой мостовой, крайне заботливо охраняемые, по которым, кроме царя, ездят весьма немногие. За ними следует длинный ряд солдат, а среди них тесно окружают царя вельможи или бояре с обнаженными - солнце ли палит, дождь ли идет - головами. Прочие придворные служащие несут службу только при торжественных случаях внутри дворца. Попадающиеся навстречу либо прогоняются с пути и торопливо уходят подальше, либо стоят неподвижно по сторонам у зданий, а едущим приказывается тотчас же слезать с коней. Если царь увидит где-либо кого из чужеземцев, то он посылает нескольких бояр узнать о его здоровье; последние по большей части люди тучные, но исполняют приказания царя бегом. Когда царь проезжает мимо, то все кланяются ему, падая ниц и опуская голову до самой земли: это называется на их языке - бить челом. Во время церковных торжественных шествий царь идет пешком, верхом он ездит реже, а чаще всего в каретах, которых у него очень много, и присланных из чужих стран, и домашнего изделия. За царскою каретою может следовать только карета грузинского князя, ибо считается и для мужчин непристойным ездить в карете, и не подобающим - сопровождать царя так же, как едет он сам. Перед каретою несут две красные подушки с шелковыми чехлами того же цвета и ведут также, по большей части, двух самых породистых коней в великолепном уборе. Зимою место кареты заступают сани, обитые отборным собольим мехом, в которые запрягается конь в таком же красивом уборе, а впереди него идет другой, также по-царски разукрашенный, на свободе и без седока. Отправляясь за город, царь берет с собою несколько тысяч солдат-телохранителей, которые, расположившись станом без определенного плана по соседним деревням, содержат караулы по всем направлениям и не подпускают никого близко к царскому жилищу, а сельских жителей по пути следования царя они загоняют в огороженные дворы их.

Глава 8. О великолепии царского стола и царских пиров

Наш Алексей с младенческих лет еще объявил себя таким врагом невоздержанности, что совершенно удалил от Двора своего тех жадных обжор, тела коих тучны, а души - худы и бездеятельны. Придерживаясь крайней простоты в деле питания, он так строго воздерживается от всяких изысканных яств, что приказывает, если таковые случайно попадутся среди его обыкновенных блюд, подавать все заморское и дорогое гостям, причем сам, в знак особенного расположения, лишь слегка отведывает от них. За столом царю прислуживают трое или четверо испытанных слуг, которые подают и убирают кушанья, которые приносятся к дверям столовой другими придворными слугами. Они же и пробуют кушанья и напитки.

Пред началом обеда начальник стольников, или придворных слуг, подает к нему знак, ударяя палкою по деревянной доске. Обедает царь обыкновенно один, но ужинает вместе с царицей. В торжественных случаях, когда к столу приглашаются чужестранцы или свои же вельможи, то обеды устраиваются необычайно роскошно и блестяще. Тогда длинные ряды более важных придворных лиц стоят, тесно сплоченные, неподвижно по всему дворцу в широких шелковых, изукрашенных дорогими камнями одеждах, а другие, наподобие легко вооруженных воинов, одетые полегче, задыхаясь, бегают взад и вперед. Тогда каждая зала, обтянутая шпалерами, из разноцветного шелка сотканными, горящими драгоценными камнями и золотом, являет поистине царский вид и открыто, конечно, тогда щеголяет множеством самых дорогих и разнообразных блюд и напитков.

В столовых тогда ставится не по одному лишь, а по два, по три, по четыре, зачастую даже по пяти столов, а стоящий посредине вокруг колонны стол с серебряною, золотою и осыпанною драгоценными камнями посудою поражает взоры зрителей, как нечто сказочное, и прибавляет немало блеска всему торжеству. В конце пира, за которым царь обыкновенно председательствует, сидя на своем престоле, царь, как я уже говорил выше, посылает каждому из гостей золотой кубок с испанским вином с приглашением выпить, как бы в пожелание благополучного конца пира.

Глава 9.О царских забавах

Не только далекое расстояние меж странами, но и образ мыслей, и общественные законы до настоящего времени препятствовали тому, чтобы нравы московитов стали одинаковыми с нравами чужеземцев. Поэтому их государи не допускали, даже для самих себя, принятые в других странах развлечения в царской жизни от забот и, конечно, подавали пример к сему и подданным. Из домашних забав они, главным образом, занимаются охотою, привыкнув весело ловить диких зверей в лесах посредством облавы, или по усердному гону ученых псов, или посредством быстрого полета сокола, или, наконец, выстрелом из фузеи или лука. Алексей же, если и отправляется иногда куда-нибудь за город исключительно ради отдыха душевного, предпочитает пребывание в саду за городом - у него имеется таковой, громадных размеров и, принимая во внимание суровый климат страны, довольно пышный, - или в какой-либо царской вотчине. Он же разрешил несколько лет тому назад иностранцам, проживающим в Москве, дать ему театральное представление, состоящее из пляски и “Истории” об Агасвере и Есфири, драматически обработанной. Дело в том, что, наслышавшись от многих послов, что перед европейскими государями часто даются театральные представления с хорами и иные развлечения ради препровождения времени и рассеяния скуки, он как-то неожиданно приказал представить ему образчик сего в виде какой-нибудь французской пляски. Поэтому, вследствие недостатка времени, в одну неделю, со всевозможною поспешностью, было приготовлено все нужное для хора. Во всяком другом месте, кроме Москвы, необходимо было бы просить пред началом у зрителей снисхождения к плохому устройству, но русским и это казалось чем-то необыкновенно художественным, так как все - и новые невиданные одежды, незнакомый вид сцены, самое, наконец, слово “иноземное”, и стройные переливы музыки - без труда возбуждало удивление. Сперва, правда, царь не хотел было разрешить музыки, как нечто совершенно новое и, некоторым образом, языческое, но когда ему поставили на вид, что без музыки нельзя устроить хора, как танцовщикам нельзя плясать без ног, то он несколько неохотно предоставил все на усмотрение самих актеров. На самое представление царь смотрел, сидя перед сценой на кресле, царица с детьми - сквозь решетку или, вернее, сквозь щели особого, досками отгороженного помещения, а вельможи (из остальных никто более не был допущен) стояли на самой сцене. Хвалебные стихи, пропетые царю Орфеем, прежде чем он начал плясать между двумя движущимися пирамидами, я нахожу нужным привести здесь из уважения к достохвальному Алексею, хотя они были, пожалуй, и не звучны и не замысловаты.

“Наконец-то настал тот желанный день, когда и нам можно послужить тебе, великий царь, и потешить тебя! Всеподданнейше должны мы исполнить долг свой у ног твоих и трижды облобызать их! Велико, правда, твое царство, управляемое твоею мудростью, но еще больше слава о доблестях твоих, высоко превозносящая тебя. Твоя мудрость и геройская мощь могут даровать нам после долгой мрачной войны златые мирные времена, а справедливый суд твой и вместе с ним милость, сияя неземным светом, делают твой нрав богоподобным. Высокие качества твои должно приравнять качествам богов, ибо тебе уже теперь все уступают. О, светлое солнце, луна и звезды русских! Живи же постоянно в высшем благополучии, и да будет всегда несчастье далеко от тебя. Царствуй долго, друг небес! Умолкни, недоброжелательство! Кто так близок к божествам, тот должен процветать! Итак, зазвучи же приятно, струнный мой инструмент, а ты, гора-пирамида, приплясывай под мое пение”.

В этот же день, субботу на масленице, царь устроил также на Москве-реке, покрытой льдом, травлю, в которой боролись между собой громадные, английские и других пород, собаки с белыми медведями из страны самоедов. Зрелище было крайне забавное, так как и те и другие часто не могли удержаться на ногах на сем скользком помосте. Вечером же царь ходил туда же смотреть на летающие потешные огни.

Глава 10. Об уединенном образе жизни царя

Цари московские почитают крайне величественным то, что они, ради внушения большого уважения своим подчиненным, весьма редко появляются среди народа, но скрываются в постоянном глубоком уединении. К ним никто, иначе как по зову, не смеет явиться, за исключением весьма немногих вельмож и служащих при Дворе, которые имеют свободный доступ во внутренние покои дворца. Все же остальные, как русские, так и чужестранцы, не только во внутренние покои, но даже близко к Кремлю не допускаются. Поэтому вокруг царского жилища расположено несколько сотен солдат с оружием наготове, которые никому не позволяют пройти по внутреннему двору, находящемуся под окнами царских покоев, если при нем есть шпага или какое-либо другое оружие. Вследствие сего никто никоим образом не может так, как это обыкновенно делается при дворах всех европейских государей, лично изложить царю свое дело, явиться к нему на суд или даже побеседовать с придворными во внутренних покоях дворца.

Насколько же, поистине, судебное делопроизводство в Московии совершенно отлично от нашего, настолько оно вполне, по-видимому, схоже с турецким и азиатским, так как все дела и здесь, и там решаются, как я убедился на опыте, либо посредством письменных челобитных, либо же чрез некоторых ближайших родственников царя, которым он оказывает непохвальное доверие. К этому недостатку присоединяется у мосхов еще то обстоятельство, что так как в большинстве случаев царь считает ниже своего достоинства собственноручно подписывать указы и грамоты государственного характера, то часто его распоряжения оказываются в высшей степени несправедливыми, причем он сам этого даже и не подозревает.

Глава 11. О царских похоронах

В древнейшие времена, говорит Геродот, существовал обычай у русских народов, что они своих умерших где бы то ни было царей возили чрезвычайно торжественно и с величайшими посмертными почестями по всем областям государства, делая им как бы продолжительные похороны, до области и реки Герра близ источников Борисфена, где, наконец, они их хоронили в холмах, насыпая таковые из земли наподобие гор. Такого рода холмы и поныне еще можно видеть в разных местах в Московии, в Польше и даже в Швеции и Дании. Затем, с изменением с течением времени общественных нравов, цари у них то хоронились, то сжигались, в разных местах различно, смотря по тому, что повелевало грубое суеверие. Приняв же, наконец, христианство, московские князья пожелали, по выдающемуся своему смирению, быть предаваемыми земле скромно, без всякой пышности. Поэтому ныне, когда кто-либо царской крови умирает, то он почти в самый день смерти хоронится в соборе св. архангела Михаила, без многовещательной надгробной надписи, без дорогих курений, в простом неукрашенном гробе. Оставшиеся в живых родственники и домашние его в изорванных темных одеждах оплакивают его и за время, назначенное для скорби, отращивают себе волосы.

Состоящие при Дворе женщины провожают покойника до могилы с непрерывающимися воплями, усердно проливая слезы, с распущенными в беспорядке волосами, непокрытой головой и неумолкаемыми похоронными песнями. Сам царь удаляется во внутренние покои и, облекшись в поношенную одежду, предается тяжкой печали, пока понемногу, выслушивая утешения друзей, не вернет себе прежнего спокойного состояния духа. Во все это время он оказывает бедным многие благодеяния: подает милостыню, отпускает рабов на волю, освобождает заключенных в темницах и военнопленных и назначает своим подданным либо облегчение в налогах, либо полное освобождение от них.

Увы! В то самое время, однако, как я пишу эти строки, сам великий, несравненный князь, вышепомянутый государь Алексей явил печальный образец похорон! Похоронное шествие его (он скончался 29 января) двинулось в ближайшее по кончине воскресение в соборный храм приблизительно в таком порядке: впереди шли четыре сенатора или боярина, несшие крышку гроба, за ними следовали четыре других боярина, несшие труп царя на золоченых, покрытых золотой парчой носилках, за ними столько же бояр несли самого царя Федора Алексеевича на похоронном седалище. Столько же бояр несли вдовствующую царицу Наталию, распростертую на носилках с закрытым фатою лицом и головою, опущенною на грудь некоей знатной боярыни.

За ними шли пять дочерей царя от первого брака и громадное количество сановников в темного цвета одеждах. Когда опечаленный народ увидел это похоронное шествие, то раздались такие ужасные, исполненные всенародной скорби, вопли, что, казалось, уши раздирает какой-то пронзительный звон колоколов. Воистину, мосхи оплакивали его вполне искренне и заслуженно, ибо никогда еще не было у них, насколько они сами помнят, столь благочестивого и милостивого государя. В этом ведь и заключается счастье добрых государей, что им слезами и стенаниями подданных воздвигается памятник пышнее всякого надгробия. Прах царя стоял непохороненным в вышеназванном храме шесть недель, в течение коих совершались панихиды, и нищие в огромном количестве ежедневно угощались на дворе царского дворца обедами.

Глава 12. О городе Москве, местопребывании царей

Москва, средоточие государства и священное местопребывание царей, по справедливости должна быть отнесена к числу величайших городов на земном шаре, ибо она в окружности имеет четыре германских мили и, окруженная стеною с десятью воротами, заключает в себе более 600000 жителей, так что боярам и иным более почетным лицам, приезжим и местным жителям неизбежно приходится ездить по городу, зимою в санях, летом - верхом. Кроме того на каждом перекрестке и у каждых ворот города стоит с санями или колымагами наготове много извозчиков, т. е. возниц, которые, договорившись за весьма малую плату, быстро доставляют приезжего к месту, им указанному- От северного полюса она отстоит, по расчету Олеария, на 50 град., и самый длинный день в ней продолжается 17 часов. Климат в ней довольно мягок, и местоположение ее весьма красиво; она поражает своими приблизительно двумя тысячами церквей, кои почти все каменные и придают городу великолепный вид. Этой внешней красоте немало способствуют семь умеренной высоты холмов, на которых она отлого возвышается. Дома обывателей большею частью деревянные и имеют очень мало окон; впрочем, между ними попадается много и каменных, принадлежащих боярам и иноземцам. До получения от Ивана Даниловича почетного звания царской столицы Москва составляла собственность рода Тахматовых, но с тех пор она, постоянно увеличиваясь, разрослась до тех почти громаднейших размеров, коими ныне славится, хотя до татарских набегов ее границы простирались еще гораздо дальше. Улицы вымощены не камнем, а деревянными бревнами или кольями, положенными в один непрерывный ряд, постоянно, впрочем, покрытыми грязью или толстым слоем пыли, и бывают довольно гладки лишь зимою, когда снег и лед сравняют все. Внутри за стенами города протекают лишь две реки: Москва с действительно глубоким и судоходным руслом и весьма неглубокая Неглинная, третья же река Яуза, с мелким руслом, омывает лишь предместья города. Все они приводят в движение мельницы, к великой пользе города, хотя обыватели его пользуются также и ручными. В небольших расстояниях от города виднеются несколько летних дворцов, назначенных для отдохновения царей, куда они имеют обыкновение по временам удаляться, дабы собраться с новыми душевными силами. Среди них не последнее место принадлежит селу Измайлову, обладающему знаменитым обширным садом с четырьмя высочайшими, широко раскрытыми воротами, со многими извивающимися дорожками. В расстоянии приблизительно полумили от него находится богатейший зверинец или, лучше сказать, лес, обнесенный забором и наполненный стадами разных животных, а близ него - изящное здание для приготовления лекарств с садом врачебных растений. Таков же и Коломенский загородный дворец, который, кроме прочих украшений, представляет достойнейший обозрения род постройки, хотя и деревянной, так что весь он кажется точно только что вынутым из ларца, благодаря удивительным образом искусно исполненным резным украшениям, блистающим позолотою. Не буду уже ничего здесь еще присовокуплять о Преображенском, тоже величавом и живописном летнем местопребывании. Ближе к городу бросаются в глаза своею величиною деревянные строения - громадная царская житница и многие другие поменьше, особливо же хлебные склады для войска, а также и несколько питейных домов или кабаков. Из предместий главное - Иноземская слобода или Кокуй, отстоящая от последнего городского окопа лишь на расстоянии небольшого поля, с постройками также деревянными, возведенными по правилам и образцам немецким; здесь немцы живут отдельно от русских и посещают три лютеранских церкви, две кальвинистских, одну голландскую и одну англиканскую, кои не имеют, однако, колоколов. Управляются они не выборными из их среды начальниками, но подчинены придворному суду. За нею следует слобода Басманная, населенная всякого рода людьми и называемая поэтому слободою перекрестов, т. е. тех, которые, приняв вторичное крещение, перешли из иноземных христиан в веру московитов. Впрочем, многие пришельцы поклоняются в самом городе, главным образом, на Поганом пруде, т. е. на проклятом болоте, своим богам. Вне города свободно отправляют свое богослужение в одном месте поляки, исповедующие греческую веру, а в другом - татары с своими омерзительными обрядами. За ними, наконец, расположено несколько помещений для тех ямщиков, которые служат для развозки по разным местам гонцов и солдат или стрельцов, и которые как бы опоясывают город. Перед последним окопом города, в части, называемой Скородумом и Стрелецким городком, т. е. городом солдат, также имеют свое местопребывание и прочие стрельцы, вооруженные пищалями. На противоположном берегу Москвы-реки находится между этими же укреплениями часть города - Налейка, названная так тираном Василием потому, что в ней он впервые разрешил продавать вино своим солдатам и безнаказанно напиваться допьяна. Подле Скородума простирается обширнейшая площадь, на которой продается невероятное количество всякого леса: балок, досок, даже мостов и башен, срубленных уже и отделанных домов, которые без всякого затруднения, после покупки и разборки их, перевозятся куда угодно. Ввиду почти непрерывных и опустошительнейших здешних пожаров это устроено как нельзя более кстати. Внутри этого, так сказать, последнего городского пояса находится еще один, отделенный белою, высочайшею и толстейшею стеною, называемый Царь-городом. Здесь находится громадная мастерская металлических изделий, где льются пушки для войны и медные колокола, и другая, не уступающая размерами первой, где приготовляется порох, а также и много иных домов бояр и иностранцев, каменных и деревянных, весьма красивых на вид и с садами. Из них всех пальма первенства вполне заслуженно принадлежит изящнейшему дворцу боярина Артамона Сергеевича. В этом же месте представляется взорам, на той стороне речки Неглинной, Опричный двор, воздвигнутый в 1565 году Иваном Васильевичем, в котором он подолгу проживал вместе со своими жестокими телохранителями. Не следует также оставить без внимания и громаднейшие помещения для послов - христианских, магометанских и языческих, дома шведских купцов, свободные от всяких повинностей, и рынки для зернового хлеба, леса и лошадей. В следующем за сим внутреннем поясе высочайшие красного цвета стены опоясывают Китай-город, вторую часть города. В ней находятся, кроме многих домов знатных людей, великолепнейшие здания князя грузинского и Печатного двора, Греческий двор, уступающий, впрочем, несколько, пожалуй, Греческому подворью в Риме, и три обширнейших гостиных двора или, по их размерам вернее сказать, три укрепленных замка иностранных купцов. В первом, более древнем, продаются дешевые товары для ежедневного потребления, во втором, новом, взимается пошлина по весу и хранятся, главным образом, товары немецкие, в третьем или персидском армяне, персы и татары содержат около 200 лавок с различными товарами, расположенных по порядку под сводами и представляющих красивое пестрое зрелище.

Отсюда тянется обширная площадь, на которой продается громадное количество плодов, даже зимою, в особых подземных чуланах, и в конце коей находится рыбный рынок на берегу Москвы-реки, через которую переброшен плавучий мост, устроенный на судах. На противоположном берегу находится наводящее печаль место казни преступников, которое мосхи называют Козьим болотом. Зимою мосхи постоянно, твердо полагаясь на прочность льда, ездят по самой реке, замерзшей от холода, с тяжелым, преимущественно лесным материалом и другими товарами на продажу. Перед царским дворцом (дабы вернуться к другому берегу реки) простирается четырехугольная площадь, на которой стоят несколько пушек необыкновенной величины, поставленные на кирпичных подмостках, близ которых находится храм св. Иерусалим изящнейшей постройки. Здесь и на соседних площадях постоянно производится торговля съестными припасами и иными предметами, необходимыми в жизненном обиходе, при густейшем стечении народа. К этому рынку примыкает другой, полукругом расположенный, тянущийся почти на полмиллиария, где лавки для разного товара устроены так, что каждый отдельный, какой угодно, товар выставлен для продажи только в назначенном для него месте. Так, например, в одном месте видишь шелковые ткани, в другом - шерсть, в третьем - полотно; в одном - золотые и серебряные вещи и драгоценные камни, в другом - благовония, в третьем - иностранные вина, причем до двухсот погребов расположено в ряде под землею, в четвертом - разные иного рода напитки, приготовленные из меда, вишен и других ягод. Одним взглядом можно увидеть здесь в одном месте дорогие меха разного рода, в другом - колокола, топоры, подсвечники и иные металлические изделия, в третьем - ножи, рукавицы, чулки, ковры, завесы и разные ткани. Особый ряд занимают масло, сало и ветчина, особый - свечи и воск, особый, наконец, разные изделия из дерева. В кожаном ряду лежат кожаные изделия: вожжи и прочая конская сбруя, в меховом - шубы и шапки. В одном месте выставлены лечебные разные зелья и травы, в другом - запоры, ключи, гвозди, далее - шелк нитками, канитель, украшения для девиц, браслеты - все в особом месте. Также продаются, каждое в своем особом месте рынка, и обувь, и поножи, и хмель, и ячная крупа, и рыба соленая, и сено, и овес. Не говоря уж о многом другом еще, и муке, и зерновому хлебу, и иным всякого рода вещам, и чинящим обувь, и низеньким лавочкам цирюльников - всему точно определен свой ряд, и все они прекрасно и удобно расположены так, что покупателю дается полная возможность выбрать наилучшее из всех, собранных в одном месте, тех или других товаров. Немало увеличивает красоту рынка то, что на нем нет ни одного жилого помещения, дабы таким образом держать огонь, сильно свирепствующий обыкновенно в этом городе, как можно далее. По этой же причине рынок тщательно оберегается сторожами, и те мастера, кои работают с огнем, живут в отдаленном от рынка месте. Недалеко от рынка находятся городские суды, в которых разбирают тяжбы граждан, наблюдают за исправностью улиц, взимаются пошлины и т. д.; все это производят двое судей из бояр и столько же писцов. Остальное управление города находится в руках у так называемых старост, заведующих отдельными кварталами, сотников, поставленных во главе сотен, и десятников - начальников над десятками. По другую сторону реки Неглинной находятся, кроме аптеки меньших размеров, две громадные конюшни, вмещающие с тысячу лошадей, а также две обширные темницы (которых, впрочем, немало находится в разных местах и в городе), наполненные преступниками, отправляемыми оттуда, как можно скорее, в Сибирь.

В самой средине города, наконец, стены в виде круга опоясывают царский укрепленный замок, называемый Кремлем-городом. В него ведут пять ворот, многие каменные здания придают ему красивый вид, и он представляет собою род далеко не маленького городка: в нем находится более тридцати храмов, из коих наиболее величественны храмы Св. Троицы, Св. Марии, св. Михаила, св. Николая и два монастыря - мужской и женский. В Большом Соборе, т. е. церкви великого собрания, замечательно огромное серебряное паникадило, у которого бесконечное количество ветвей соединяются в виде венца, и рукописная Библия, украшенная драгоценными камнями на громадную сумму. На круглом куполе этого храма возвышается тяжелый крест из чистого золота. И других храмов башнеобразные купола, покрытые вызолоченными железными листами, при солнечном сиянии также сверкают среди замка и наполняют душу зрителя восхищением пред таким великолепием. Засим кругообразно около замка расположены почти все суды, аптека больших размеров, патриарший двор и дома других придворных, а посреди - колокольня, называемая Иван Великий, в такой степени превосходящая высотою все остальные, более низкие, что смело может поспорить с величайшими в Европе колокольнями. Близко около нее находится знаменитый громадный колокол, частью подвешенный, а частью лежащий на деревянном помосте; благодаря его чрезвычайному весу до 320000 фунтов его тщетно много раз пытались усилиями многих людей поднять над землею, но платились жизнью за такое дерзостное покушение, вследствие чего царь дал клятвенное обещание никогда не делать более подобной попытки. Как бы венцом всему этому служат обширнейшие царские дворцы, из которых один, каменный, выдается и внешним видом своим и величиною, другой, деревянный, где государь обыкновенно обитает зимою ради укрепления своего здоровья, и третий, также каменный, выстроенный с большим изяществом, и в котором некогда проживал Илья Данилович, тесть нынешнего царя.

Глава 13. Об иностранцах, служащих у царя

Несмотря на то что наиболее важные придворные должности исправляются по большей части исключительно русскими, однако немало из них препоручено иноземцам, в особенности таких, к выполнению которых русские не пригодны, благодаря незнанию языков и других облагораживающих человека наук.

Если начать с низших должностей, то толмачи, т. е. переводчики с языков, за исключением весьма немногих, - иностранцы, частью пребывающие в своей вере, частью же принявшие русскую. Они исполняют свои обязанности, лишь служа придворным при обыкновенных разговорах с чужестранцами и в не важных делах. Более важными, нежели они, считаются переводчики или, вернее, секретари по внешним сношениям, которые переводят обоюдно, с одного на другой язык, письма и иные государственные акты, а также и речи послов и разговоры о наиболее важных предметах с царем и боярами.

Среди них первые места занимают принявшие русскую веру Гроций из Регенсбурга и Виниус родом из Бельгии, начертивший не так давно в главных чертах путь из Московии в Китай на географической карте, и еще некто Саксонец, по прозванью - водопийца, отлично знающий множество языков. За ними следует немало поляков, татар, турок, армян, персов, арабов и других. Греков, к которым русские, вследствие одинаковой с ними веры, относятся весьма снисходительно, находится большое количество, как при дворе, так и при церквах. Врачи все иностранцы, ибо русских нет совсем, приглашенные царем из-за границы на превосходных условиях. Первое место меж ними, бесспорно, занимает г-н Иоганн Костер фон Розенбурх, знаменитый некогда придворный врач Карла Густава, короля шведского. Этому ученейшему мужу я обязан - открыто признаюсь в этом - многими благодеяниями. Остальные же врачи в наше время были: знаменитые господа Блументрост и Граммонд, а также еще некто Араб и еще другой, по происхождению еврей, по вере московит, который пользуется необыкновенным расположением царя и один свободно посещает внутренние покои дворца (так как вместе с тем был и старшим спальником). Аптекарей, или составителей лекарств, из иностранцев - до двадцати человек, получающих немалое жалованье, но они весь день проводят в аптеках за приготовлением лекарств. Сюда врачи заходят только рано по утрам для подачи совета, вообще же они пользуются большим досугом, почему на вопрос, что они делают дома, они торжественно отвечают, что заботятся о здоровье царя и ради сего постоянно читают книги. Впрочем, они переступают трудный порог дворца только в случае болезни царя или же если он нарочито велит их почему-либо призвать.

При этом происходит следующее, нам неизвестное: когда им приходится лечить царицу или кого-либо из царских дочерей, то им не дозволяют осматривать больную, но они обязаны на основании показания некоей старухи или приближенной какой-либо служанки определить болезнь и назначить лекарство. Мало того, им не позволяется прибегать к разнообразным лекарствам вообще, даже в случае, если они необходимы. Для того чтобы все это точнее соблюдалось, учреждено в Москве врачебное судилище, или приказ, в котором председательствовал последнее время Лукиан Тимофеевич Колосов, единственный из уроженцев Москвы, хорошо знающий по-латыни, тогда как в другое время в нем обыкновенно председательствовали бояре, ближайшие родственники царя, ради полной безопасности и почета.

Глава 14. О служащих при Дворе из туземных жителей

Русские, как это подобает, занимают при Дворе наиболее важные должности и имеют более свободный доступ к царю. Из них занимают высшие должности, ежедневно являясь на службу к царю, и пользуются его доверием комнатные бояре, которые допускаются во внутренние покои и участвуют в сокровеннейших совещаниях. В настоящее время к числу таковых принадлежат: Кирилл Полуэктович, Долгорукий, князь Юрий Ромодановский, Артамон Сергеевич, Одоевский, Дохтуров и несколько других, хотя те, подобно большинству нижеследующих, занимают разные государственные места и должности.

После них, кажется, должно первое место отвести священнику, духовнику царя, который заведует его душевным спокойствием и без которого он почти ни в чем и нигде не обходится. На одной почти ступени с ним - лицо того же сословия, заведующее раздачею царской милостыни. Думные бояре суть ближайшие советники царя, с которыми он ежедневно совещается и решает дела. За ними следуют, собственно, так называемые бояре или советники царские, число коих неопределенно. Окольничие также находятся на службе близ царя и призываются иногда для совета и для суда. Чаще всего кто-либо из них сопровождает бояр, когда они по службе отправляются с войском, или послов в качестве товарища. Думные дворяне суть остальные советники царя, занимающие места немного пониже. Спальники и постельничие, которые заботятся о царской постели и по двое каждую ночь проводят без сна, стоя на страже перед спальней. Стольники, принадлежащие также к знатнейшему дворянству, живут постоянно в царской столице и прислуживают за столом, особенно в торжественных случаях. Стряпчие суть ближайшие прислужники при спальне, носящие бармы и шапку царя повсюду за ним. Жильцы суть молодые подростки из дворян, которые в разноцветных шелковых одеждах и собольих шубах стоят на виду у всех в передних комнатах с бердышами. Московские дворяне, получая от царя земли или денежное годовое жалованье, живут постоянно в Москве, всегда готовые выступить в поход. Городовые дворяне, на таковом же положении проживая по городам, собираются обыкновенно по приказанию воеводы или наместника в случае войны. Должно упомянуть здесь и о тех двух юношах, князьях, которые в белом одеянии стоят по обеим сторонам царя, когда он сидит на престоле, один из них держит в руках топор или секиру, украшенную слоновой костью, а другой - шестопер или булаву. Начальник конюшни ныне пользуется значением, гораздо меньшим, нежели прежде: в давно прошедшие времена он, в случае бездетности царя, был ближайшим его наследником. Дворецкий боярин, по-простонародному называемый “набольшим в дому”, - главный управитель Двора. Оружничий боярин заведует складом оружия и украшениями всего дворца. Комнатным с ключом называется главный прислужник в спальне, хранящий ключ от царского кабинета. Кравчий или, как его называют теперь, маршал подает яства, ловчий - начальник над царскою охотою. Главным церемониймейстером называется из числа сенаторов тот, кто управляет Посольским приказом или канцелярией, где ведаются по большей части дела об иностранцах. Думные дьяки суть придворные секретари, между которыми первое место занимают те, которые заведуют тайным архивом царя, так называемые дьяки тайных дел; дьяки же низшего разряда суть писцы, коих очень много и кои обыкновенно пишут, положив бумагу на колени. За ними следуют по порядку подьячие, т. е. прислуживающие дьякам. Рассказ об остальной, наконец, незнатного происхождения царской прислуге, составляющей длинное приложение ко Двору, и о царских телохранителях я здесь опускаю, так как мне еще представится случай говорить об этом в другом месте.

Глава 15. О самодержавном образе правления царя и его основании

Власть московского царя до того не стеснена никакими законами и до того самоуправна, что справедливо может считаться равною, если не превосходящей, царской власти древних ассирийцев и греков и современных турок, персов и татар. Поэтому-то некий турецкий оратор сказал, что из всех христианских правителей только московский царь один обладает полною и высшею властью над своими: этот варвар, по-видимому, либо по невежеству своему не заметил, а скорее всего не знал того, что гораздо более украшает царей и более священно у христианских царей, именно - их превосходство над прочими. И действительно, царь имеет не только полнейшее право издавать и отменять законы, заключать и нарушать союзы и мирные договоры, назначать и удалять чиновников, уменьшать и увеличивать налоги, но располагает вполне жизнью и смертью своих подданных и их имуществом, так что может, если захочет, отнять у них все состояние и жизнь, не объясняя причин сих действий. Если он иногда совещается о чем-либо с боярами, то он не просит их о согласии, а пользуется их опытностью и покорностью. Поэтому все его подданные открыто признают, что все они целиком и все их имущество принадлежат Богу и царю и прячут все, что у них есть дорогого и ценного, в сундуки или подземелья, дабы другие, увидав, не позавидовали бы, правитель не заподозрил бы, и дабы не привлечь на себя чьей-либо жадности или иную какую опасность. И это одна, между прочим, из главных причин тому, что Москва до сих пор так отвратительно дика и не отличается красотою своих зданий. Самая же царская власть вполне наследственна и составляет достояние царской семьи, причем всегда наследуют сыновья, старшие или младшие, смотря по желанию родителей. Прочие члены семьи не могут никоим образом, основываясь на близком родстве, захватить себе власть, так как воле умирающего царя предоставляется, следуя весьма похвальному обычаю, передать из рук в руки царский скипетр. Из этой власти проистекают и эти многочисленные и пышные прозвания - великого государя, царя, самодержца, отчича и дедича. Единственная цель, к которой единодушно стремится все русское государство, это - исключительно слава царя, выгода его и благосостояние, которая и достигается крайней суровостью и поддерживается строжайшими законами. Поэтому равным образом и все подданные, дабы знали, что меж ними нет никакого различия друг от друга, никогда не допускаются слишком близко к царю, не пользуются освобождением от повинностей или какими-либо преимуществами, никогда, наконец, не могут разбогатеть. Действительно, относительно московских князей мнение таково, что презренная доступность и обилие средств у знати есть та стена, из-за которой ныне сильные борются с царями, и что обилие преимуществ у немногих есть зловредное семя, повод к соблазну и источник мятежа, и напротив, если народу по милости князя предоставляется одна только цель, достигнуть которой никто не может иначе, как через смирение, то всем дается возможность просто и легко идти по правому пути.

Поэтому цари, дабы лучше обосновать свою власть и вполне обезопасить себя, установили следующие основные законы, сходные с древними спартанскими, а ныне - татарскими. Ибо одинаково с ними они не позволяют своим подданным ни путешествовать, ни вступать в брак с чужеземцами, ни, наконец, заниматься науками и искусствами ради умственного развития и нравственного совершенства; в довершение к сему запрещается еще кому бы то ни было спорить о вере или обращаться с речами к народу в церкви. Итак - священники держат в Московии народ в убеждении, что царь ничего не делает помимо воли Божией, и что повинующийся до конца жизни своей приказаниям царя непременно будет угоден Богу. С той же целью князьям и боярам московским приказано постоянно пребывать во дворце, а члены наиболее влиятельных семей обыкновенно разлучаются или высылаются в отдаленные области под видом оказания им чести. Наконец, справедливость князя в особенности, частая перемена должностных лиц и расположенные по всему государству военные стражи до такой степени хорошо упрочивают московский престол, что всем ясно, в какой степени и Россия опирается на платоновское благоустройство.

Глава 16. О писанных законах и народных собраниях

Первоначально обыкновенно народы во всех вопросах жизни руководились исключительно естественным порядком вещей и общепринятыми обычаями. Такого же порядка придерживались весьма долго и мосхи, но несколько позднее они уже стали излагать письменно свои законы, хотя, кажется, значительная часть их некогда присвоила себе и письмена и законы, письменно изложенные и принятые у готов и древних скифов. По принятии христианства Владимир первый написал кое-какие законы, и с тех пор по мере того, как являлась надобность, вновь составлялись последующими царями новые весьма полезные законы. Из них весьма важны: собрание законов Ивана Васильевича, разбор постановлений Флорентийского собора с строжайшим осуждением Исидора, правила Иоанна митрополита и вопросы некоего Кирилла к Нифонту, епископу Новгородскому.

Все эти отдельные законоположения Алексей Михайлович приказал в 1647 году, значительно добавив, собрать и привести в лучший порядок и напечатать под заглавием Соборное Уложение, т.е. постановления соборов. Здесь все точно изложено: вопросы о вере и о духовных лицах, о судопроизводстве, о должностных лицах, о разграничении земель и о разных сословиях подданных. Что же касается до всенародных собраний, то они у мосхов бывают крайне редко, так как только царь может созвать и распустить таковое. Еженедельно, однако, собираются в особую комнату дворца, называемую столы, или даже в церковь несколько думных бояр, патриарх и митрополит с епископами для частного совещания, причем патриарх крестит лоб и щеки царя, когда тот входит или выходит. Засим, когда у всех их по порядку спрашивают их мнение о предложенном вопросе или, вернее сказать, их совета, то они все полагают на мудрость царя и предоставляют ему полную власть выбрать и решить, как ему угодно как единственному и высшему издателю законов. В сравнении с другими народами мосхи, по правде сказать, немного издали для себя законов, из коих они соблюдают много совершенно не согласных с нашими обычаями, но в силу постоянного применения и привычки строго соблюдаемых, и полагают, что то государство, которое нуждается во многих законах, крайне расстроено.