Крымская или Восточная война, как называли ее на Западе, развивалась следующим образом. Русский флот блокировал турецкий в его портах, а 18 ноября 1853 г. вице-адмирал Нахимов с отрядом кораблей уничтожил в Синопе вражескую эскадру. На помощь Порте поспешили англичане и французы, введя свои суда в Черное море и организовав блокаду русских портов. В ответ на это в феврале 1854 г. Россия объявила войну Англии и Франции. Весной 1854 г. русские войска форсировали Дунай и овладели рядом турецких крепостей на Балканах, однако из-за враждебной позиции Австрии вынуждены были отойти назад, а затем оставить Молдавию и Валахию.

Россия оказалась в военно-политической изоляции, да и соотношение военных сил было явно не в ее пользу. Против русской армии в 700 тысяч человек союзники выставили до одного миллиона человек. Если русский флот состоял в основном из устаревших парусных судов, то англо-французский — из пароходов и кораблей с винтовыми движителями, что позволяло свободно маневрировать при любых условиях. Огромные преимущества давали пехотинцам союзных армий дальнобойные нарезные штуцера против гладкоствольных ружей русских солдат.

Имея немалую армию, русское командование вынуждено было рассредоточивать ее на огромных территориях. Ввиду угрозы вмешательства в войну Австрии, Пруссии и Швеции, значительную часть войск Россия держала вдоль Днестра и Вислы; в Финляндии находились гвардейские части, а около Риги была сосредоточена целая армия; на Дунае стояли три корпуса, драгуны и резервные уланы; Кавказ защищал корпус, усиленный дивизией, переброшенной на кораблях из Крыма.

Объявившие о своем "нейтралитете" Пруссия и Австрия не согласились бы пропустить войска через свою территорию, что вынудило союзников готовить десантную операцию. При этом требовалось обеспечить ее полную внезапность, так как возможности флота не позволяли одновременно перебросить достаточное количество войск для преодоления заранее подготовленных позиций русской армии. В этих целях Англия и Франция приступили к демонстративной высадке войск на Балтийском и Белом морях, на Камчатке, на Дунае, в Одессе и побережье Кавказа. Захватив крепость Бормозунд на Аландских островах, союзники заставили Николая I сосредоточить на берегах Балтики до 200 тысяч солдат, в то время как на кораблях неприятеля находилось всего около 10 тысяч пехотинцев. Подвергаясь повсюду атакам, русское командование не знало об истинных намерениях врага и еще больше распыляло свои силы.

Союзники преуспели в своих действиях. На Крымском полуострове под началом генерал-адъютанта князя А. С. Меншикова, назначенного главнокомандующим сухопутными войсками Крыма и Черноморским флотом, оказалось всего около 30 тысяч солдат, не способных противостоять крупному десанту. А захват главной базы и уничтожение Черноморского флота, заблокированного в Севастополе, были главной целью Англии и Франции в войне на востоке. И даже после переброски экспедиционного корпуса в Варну союзники не раскрыли своих намерений, так как десантирование, кроме Крыма, могло проводиться в Одессу, на Дунай и Кавказское побережье.

Такой ход военных событий определял и действия властей по подготовке Севастопольской крепости к обороне. Военное министерство никаких оперативных мер по усилению крепости не предпринимало, прежними темпами продолжалось строительство оборонительной стены и казарм. Впрочем, кое-что пытались на ходу подправить. Так, в проект оборонительной казармы пятого бастиона внесли изменения — над ее полубашней и центральной частью решили установить орудия, но при этом никаких мер по усилению стен и сводов не предусмотрели.

Наибольшую активность по изготовлению крепости к бою проявили моряки. Командовал Черноморским флотом начальник штаба вице-адмирал В. А. Корнилоз. Он находился в непосредственном подчинении начальника Главного морского штаба, а фактически руководителя Морского ведомства генерал-адъютанта Меншикова, который, сохранив все свои прежние (около десятка) чины, стал главнокомандующим сухопутными и морскими силами Крыма. Надо сказать, что Меншиков, по прибытии в Севастополь занимался главным образом "выколачиванием" новых войск для пополнения Крымской армии и вопросами материального обеспечения, а во флотские дела вникал очень мало. Да и нужды в этом не было, так как флотом командовал всесторонне подготовленный человек.

Вице-адмирал В. А. Корнилов (1806 — 1854) был учеником и последователем истинного моряка и выдающегося флотоводца М. П. Лазарева. По свидетельству многих его современников, Владимир Алексеевич Корнилов, человек большого ума, преданный делу и Отечеству, был заботлив и справедлив по отношению к подчиненным. Окончив в 1823 г. Морской кадетский корпус в Петербурге, Корнилов служил на Балтийском флоте под началом М. П. Лазарева, принимал участие в Наваринском сражении и русско-турецкой войне 1828—1829 гг. Приступив с 1834 г. к службе на Черном море, Корнилов командовал бригом "Фемистокл" и корветом "Орест". В 1838 г. В. А. Корнилов назначается начальником штаба эскадры М. П. Лазарева, а с 1839 г. командиром корабля "Двенадцать Апостолов", который участвовал в крейсерских рейдах вдоль побережья Кавказа и высадке десантов. В 1849 г. Корнилов заступает на пост начальника штаба Черноморского флота, а после отъезда в 1851 г. на лечение за границу адмирала М. П. Лазарева исполняет его обязанности.

Высокообразованный и постоянно совершенствующий свои знания, В. А. Корнилов был передовым человеком своего времени. Он ратовал за замену на флоте парусных судов паровыми; вместе с М. П. Лазаревым установил на кораблях бомбические пушки; основал морскую библиотеку в Севастополе; при его активном участии разрабатывался морской устав и морские наставления. Корнилов умел ценить подчиненных, безошибочно определяя и направляя на пользу службе их способности. Показывая во всем личный пример, он требовал от личного состава четкого и энергичного исполнения служебного долга, воспитывал у моряков любовь к своему делу, ценил и поощрял талантливых сослуживцев, а к ленивым и нерадивым относился жестко и без поблажек.

Накануне Крымской войны вице-адмирал В. А. Корнилов, несмотря на напряженную подготовку флота к боевым действиям, находил время для изучения инженерных работ по обороне осажденных крепостей. Это не входило в круг его обязанностей, но характеризует как командира, способного предвидеть ход событий и заранее готовиться к ним. В его приказах и распоряжениях четко излагались причины и цели, которых необходимо достичь. Таков в общих чертах облик человека, сумевшего объединить черноморских моряков для свершения великих подвигов и дел.

После объявления Турцией войны России вице-адмирал Корнилов начал готовить Севастополь к отражению внезапной атаки. Он распорядился создать и обучить резерв из моряков для обслуживания крепостной артиллерии на приморских батареях. Для отражения нападения с моря корабли Черноморского флота, имевшие на вооружении около двух тысяч орудий, были расставлены по диспозиции, составленной Корниловым: шесть лучших кораблей находились в постоянной готовности к выходу в море; три корабля встали на линии между Графской пристанью и Павловской батареей; в глубине Южной бухты находились малые корабли, пароходы и транспорты; остальные суда стояли на рейде, взаимодействуя с приморскими батареями. Чтобы заградить вход на рейд, начали устанавливать новый бон. Из экипажей ремонтирующихся кораблей сформировали команды для поддержки гарнизонов Николаевской, четвертой и построенной плавучей батареи на 10 орудий. Для усиления позиций судов в глубине рейда силами моряков кораблей "Париж", "Двенадцать Апостолов" и "Святослав" были возведены западнее Голландии и Килен-балки три земляные батареи, вооруженные 59-ю орудиями. Они получили наименования создавших их экипажей.

25 декабря 1853 г. английский пароход подошел к Севастопольскому рейду и передал депешу на имя командира порта. В ней объявлялось о блокаде англо-французскими кораблями черноморских портов. Немедленно последовали ответные действия. На Константиновскую, Александровскую и десятую батареи были направлены дополнительно по два флотских лейтенанта для круглосуточного дежурства. Лейтенантам было приказано не допускать к Севастополю ни одно иностранное судно. В порту загасили огни маяков, сняли вехи[67] и установили бон. Приказом главнокомандующего сухопутными и морскими силами Крыма оборону Севастополя со стороны моря возложили на эскадру вице-адмирала Нахимова, а с сухого пути — на командира порта вице-адмирала М. Н. Станюковича. Общий надзор за обороной Севастопольской гавани было приказано осуществлять вице-адмиралу Корнилову. Прежде всего необходимо было исключить для врага малейшую возможность ворваться на рейд. 17 марта 1854 г. Корнилов произвел рекогносцировку побережья от Херсонесского маяка до мыса Лукулла. Оказалось, неприятельские корабли могут подойти к побережью в тыл Константиновской батарее и держать под обстрелом не только это укрепление, но и флот, находящийся на рейде. А так как два орудия в так называемых "башнях Мартелло" не могли серьезно противостоять этим действиям, было принято решение о срочном строительстве земляной батареи и каменной башни в этом районе.

Солдаты полковника артиллерии Карташова быстро возвели земляную батарею на пять орудий, а вот строительство каменного укрепления требовало немалых средств. У Строителя крепости генерал-лейтенанта Павловского таких денег не было, не имел их и главнокомандующий. И тогда вице-адмирал Корнилов обратился за помощью к отставному подпоручику Даниилу Волохову, который был подрядчиком у Морского ведомства по строительству "Лазарева" адмиралтейства и слыл весьма состоятельным человеком. Бывший офицер Волохов оказался настоящим русским патриотом и взялся своими силами и средствами построить башню. 31 марта приступили к работам, а 21 апреля 1854 г. укрепление было завершено[68]. Таких темпов строительства Севастопольская крепость еще не знала. Мощное фортификационное сооружение в виде квадратной в плане башни имело стороны длиной до 18 и высотой до 9 м, толщина стен и сводов приближалась к двум метрам. На первом этаже были пороховые погреба и 7 бойниц для ружейной обороны, на втором ярусе — ядрокалильная печь и 49 бойниц для ружей. Вход в башню охранялся двумя 18-фунтовыми карронадами, установленными в амбразурах. Против входа соорудили мост с подъемным пролетом, через который можно было войти в башню. Со второго этажа гарнизон укрепления мог попасть по внутренней лестнице на третий ярус открытой обороны; его окружал парапет с бойницами высотой 160 см. На открытой обороне на круглых платформах были установлены восемь 36-фунтовых орудий для стрельбы через банк. Но главным в этом сооружении был вал, который прикрывал укрепление со всех сторон и делал его почти неуязвимым для противника. В бою 5 октября 1854 г. орудия башни Волохова — так ее именовали в крепости — нанесли большие повреждения кораблям союзников, имея незначительные потери[69].

Еще зимой, после начала войны с Турцией, главнокомандующий генерал-адъютант Меншиков распределил строительство сухопутных укреплений (кроме каменных сооружений, возводимых Строителем крепости) между морским и сухопутным ведомствами. Работы от Килен-бухты до городского оврага выполнялись моряками, а далее, до седьмого бастиона, солдатами гарнизона. Вице-адмирал Корнилов выделял для работ экипажи кораблей, проверял их выполнение и одновременно обеспечивал боеготовность флота. Работать приходилось в очень тяжелых условиях. Слой земли над скалистым грунтом был менее метра, а в большей части 30—40 см, известняки дробили кирками и лопатами. Матросы и солдаты выбивались из сил. Для ускорения дела укрепления строили неполного профиля. Куртины имели высоту до 1,3, а толщину до 0,9 м. Зачастую грунт для сооружений подносили за сотни метров, шел в дело и подручный камень, а также камень из рвов — из него выкладывали на глине или насухо стенки и укрытия. В начале апреля 1854 г. Николай I своим рескриптом повелел выдавать войскам, занятым на усилении крепостей России, по две чарки[70] водки в день вместо положенной одной[71]. Но по каким-то причинам Севастопольская крепость не попала в утвержденный реестр, и лишь с 10 июня приказ императора распространился на солдат и моряков Севастопольского гарнизона (надо сказать, что подобные меры повышения производительности труда применялись нередко).

Оборонительные работы несколько ускорились с прибытием в апреле шестого саперного батальона. Однако большую часть батальона направили на сооружение окружной дороги с Северной стороны на Южную — эта так называемая саперная дорога предназначалась для быстрой переброски войск во время военных действий. Генерал-адъютант Меншиков выделил на сооружение дороги 200 рублей, остальное, он полагал, за солдатами и офицерами. Но строители быстро выбились из сил, разрабатывая выемки в скалистом грунте. По ходатайству князя 13 мая 1854 г. Николай I распорядился усилить питание ротам шестого саперного батальона, занятым на строительстве окружной дороги, на один фунт хлеба в день[72], но и это не спасло положения. Надо было направлять дополнительные силы или довольствоваться медленным ходом работ. Выбрали последнее ...

В эти летние жаркие дни светлейший князь А. С. Меншиков, анализируя обстановку, писал в Санкт-Петербург, что вполне вероятна высадка экспедиционного корпуса союзников в Евпатории для нападения на Севастополь с суши, однако никаких активных действий для предотвращения такого хода событий не предусматривал. Более того, из Евпатории не вывезли находившиеся там 60 тысяч четвертей[73] пшеницы, которые впоследствии были захвачены врагом и обеспечили ему питание в течение четырех месяцев. Скептически отнесся главнокомандующий и к инициативе севастопольского купечества собрать деньги и построить башню на Малаховом кургане. Однако необходимые средства собрали, откупили у жителей слободы участок на кургане, где в то время были небольшие подсобные хозяйства, и приступили к строительству укрепления. Для ускорения дела использовали проект башни второго бастиона. В отличие от башни Волохова, это укрепление защищалось валом только на высоту первого этажа. После высадки десанта союзников в Евпатории на башне было установлено пять 18-фунтовых пушек, но их уничтожил огонь вражеских орудий 5 октября 1854 г.; такая же участь постигла и второй этаж укрепления, не защищенный валом. Первый этаж башни после усиления сводов насыпью из грунта служил защитникам бастиона до последних дней осады Севастополя.

Медленный, неторопливый ход событий по подготовке города к обороне был нарушен 17 августа 1854 г. В этот день Строитель Севастопольской крепости инженер-генерал-лейтенант Павловский получил от главнокомандующего письмо. В нем Меншиков запрашивал о заготовке инструмента для привлекаемых к работе войск и сообщал о своем решении в связи с прекращением жары направить большее количество солдат на сооружение сухопутной линии. Но князь явно лукавил. Накануне он получил депешу от военного министра с конкретными указаниями Николая I. Император, встревоженный полученными по дипломатическим и агентурным каналам сведениями, требовал незамедлительных действий по укреплению Севастополя. В письме министра говорилось: "Государь Император, признавая по настоящим военным обстоятельствам совершенно необходимым ускорить производство работ по укреплению Севастополя с сухопутной стороны, Высочайше повелеть соизволил:

1) Вашей светлости принять самые деятельные для сего меры, руководствуясь теми указаниями, которые Его Величество изволил лично сообщить Вам на месте в последнюю бытность свою в Севастополе ... на счет общего начертания верков; доставленные Вами чертежи о разных постройках при всеподданнейших записках от 21 апреля и 17 июня текущего года свидетельствуют, что Вы не встречаете особых препятствий к исполнению сих Высочайших предначертаний.

2) Обратить преимущественное внимание на сомкнутие пространства между 5 бастионом и Малаховым курганом, так как по имеющимся здесь сведениям эта часть слабее прочих. Возвышение бастиона №6 для обстреливания пространства между ним и батареею №10 представляется мерою весьма полезною ..."[74]

Далее в письме сообщалось о выделении дополнительно для проведения экстренных работ 40 тысяч рублей серебром, о необходимости привести в порядок каменную облицовку крутостей четвертой батареи, размытой дождями, но самое главное — о подчинении Строителя крепости непосредственно главнокомандующему. Это подтверждало и соответствующее указание Инженерного департамента, вложенное в тот же пакет. Инженер-генерал-лейтенанту Павловскому предлагалось отныне исполнять все приказания генерал-адъютанта князя Меншикова.

К этому времени князь пребывал в убеждении, что осенью и зимой союзники не станут предпринимать попыток высадить десант, так как частые бури и волнение на море будут препятствием для нормального обеспечения войск и помощи экспедиционному корпусу со стороны флота, поэтому его бурная показная деятельность по выполнению указаний монарха носила явно бюрократический характер. Между резиденциями главнокомандующего и Строителя крепости шла беспрерывная переписка. Так, князь Меншиков получает ведомость о наличии инструмента в Севастопольской инженерной команде. В ней значится: кирок — 175 (из них годных 69), лопат железных — 75 (годных — 45), лопат деревянных — 535 (годных — 123), мешков — 1800 (годных — 1082), ломов — 30 (годных — 18). Кроме того, указывается, что в команде имеется табельный шанцевый инструмент, в том числе 108 топоров, 30 кирок, 203 лопаты, 6 ломов и 15 мотыг[75]. 23 августа Меншиков направляет письменное указание Строителю крепости срочно заготовить инструмент, так как через два дня будут направлены войска на строительство укреплений. Он требует иметь в наличии тысячу кирок, 160 ломов, 200 железных лопат, 3 тысячи деревянных лопат и т. д.[76] Не успел инженер-генерал-лейтенант прочитать указания князя, как в тот же день явился посыльный с новым пакетом от главнокомандующего. В нем предписывалось по приказанию Николая I немедленно приступить к строительству оборонительной стены между третьим и четвертым бастионами и двух редутов, а для указанных работ использовать камень, заготовленный между шестым и седьмым бастионами для возведения оборонительной казармы. "...Угодно, чтобы работы были завершены к 1 апреля 1855 года, а потому доложите, когда приступите к делу ..." — требовал князь. Через четыре дня пришел ответ от Павловского, который сообщил, что специалисты из военно-рабочих рот заняты на сезонных ремонтных работах в гарнизоне и только после ноября месяца можно будет выделить 150—200 человек на выполнение указаний императора, а главное — что камня в наличии мало; далее следовал длинный перечень материалов, подлежащих заготовлению и закупке. 25 августа, когда солдаты шагали на работы к укреплениям, инженер-генерал-лейтенант Павловский пишет генерал-адъютанту Меншикову, что инструмент можно получить с окружных складов или закупить. 26 августа главнокомандующий запрашивает Строителя крепости о имеющихся в наличии деньгах для закупки инструмента. В тот же день опытный царедворец князь Меншиков шлет в Санкт-Петербург подробное донесение о выполнении указаний Николая I. Он сообщает, что войска уже приступили к усилению укреплений, а также высказывает ряд предложений по усовершенствованию сухопутной обороны. Конечно, в документе не было и намека на отсутствие инструмента. Известие о высадке в Евпатории десанта союзников еще не дошло до столичных кабинетов, и 5 сентября военный министр направляет в Севастополь ответ главнокомандующему на его послание. В ответе говорилось о решениях, принятых Николаем I. Император велел, если невозможно сделать стену из камня, возвести вал между третьим и четвертым бастионами из грунта, но обязательно к будущей весне; он соглашался включить окружающие высоты в состав крепостной системы Севастополя и поручал генерал-адъютанту немедленно разработать чертежи и приступить к работам. Но это было запоздавшее прозрение. Согласился император и с возведением башни для обеспечения тыла Александровской и десятой батарей.[77] Следует признать, что генерал-адъютант князь Меншиков блестяще провел переписку с царским двором и, как всегда, оказался "на высоте".

Между тем дела в Севастополе шли плохо. Расторопным унтер-офицерам и солдатам разными способами удалось позаимствовать у населения города почти все лопаты, кирки и ломы, что не обеспечило и сотой доли потребности в инструменте. В ход пошли самодельные деревянные лопаты, доски, колья и даже шинели (в полах шинелей переносили грунт). Но ни эти подручные средства, ни даже две царские чарки водки не могли заменить столь необходимых для работы орудий труда. Суточные задания не выполнялись, работы продвигались очень медленно.

Командующие трех корпусов, привлеченных к оборонительным работам, обратились к главнокомандующему с письмом, в котором докладывали о бедственном положении с инструментом и настоятельно просили приказать интенданту Черноморского флота выслать пять тысяч лопат из Николаева, а также закупить лопаты и кирки в Одессе[78].

За этим последовало еще много писем, указаний и приказаний. И только 3 октября 1854 г. из Одессы в Севастополь вышел обоз из 12 подвод с 4264 лопатами; кирок так и не нашли ...[79]

В каком же состоянии оказалась сухопутная линия обороны города к 1 сентября 1854 г.? На месте первого бастиона возвели часть бруствера высотой около 1 м, за ним установили четыре пушки. Второй бастион выглядел так же и имел шесть орудий. Третий бастион с брустверами неполного профиля и рвом глубиной 1,5 и шириной около 5 м был вооружен семью пушками. Четвертый бастион, защищавший Севастополь с юго-западного направления, тоже оказался недостроенным. Правый фас длиной 100 м имел на вооружении четырнадцать 24-фунтовых и два 3-фунтовых орудия. Последние предназначались для обстрела рва глубиной от 0,6 до 2,4 м и шириной 8,5 м (ров вырубили в скале еще в 1836 г.). Левый фас и фланг бастиона представляли собой насыпь, пригодную лишь для ружейной обороны. От четвертого бастиона до обрыва к Южной бухте, у беседки "Грибок", был возведен каменный завал, за которым установили две 24-фунтовые пушки. Пятый бастион представлял собой большую насыпь, но оборонительная казарма была полностью закончена и на ней установили одиннадцать 12-фунтовых пушек. К ней примыкала оборонительная стена, простиравшаяся вплоть до восьмой приморской батареи. В наиболее завершенном виде оказался шестой бастион. Перед валом высотой 4 м находился ров глубиной около 2 м. За бруствером бастиона стояло пятнадцать орудий.

Следует отметить, что оборонительная линия с западной стороны города имела наибольшую готовность. Здесь в первую очередь сосредоточивались силы и средства строителей. Здесь работали роты саперного батальона и концентрировалось внимание сухопутного ведомства, которое имело, по сравнению с моряками, значительно больше возможностей по привлечению к работам солдат из войск. Такое положение объясняется тем, что возможная высадка десанта предполагалась в Камышовой бухте, чтобы по кратчайшему пути выйти в тыл Александровской и десятой батарей, а затем захватить Севастополь. С восточной стороны город защищала Южная бухта и находящиеся там суда Черноморского флота. Кстати, в начале осады именно через четвертый бастион союзники упорно пытались ворваться в Севастополь.

Что касается состояния обороны Северной стороны, то, как говорилось выше, перед самой войной Николай I принял решение о восстановлении Северного укрепления и создании в нем редута. Работы были поручены Строителю Севастопольской крепости и проходили весьма негладко. В отчетах Севастопольской инженерной команды за январь, февраль и март 1854 г. появились дополнительные записи об объемах работ по восстановлению эскарпных стен (в приложенных актах констатировалось разрушение стен от осенне-зимних дождей и снегопадов). К тому же для строительства редюита пришлось часть строительных материалов закупить по возросшим в городе ценам. В итоге сметы значительно увеличились, и 12 мая 1854 г. Николай I приказал выдать дополнительно из особого военного капитала более 22 тысяч рублей[80]. К 1 сентября все работы были завершены, и 47 орудий заняли отведенные им места. А всего с сухого пути Севастополь защищали 192 орудия, большей частью небольшого калибра.

1 сентября 1854 г. союзники беспрепятственно начали высадку в Евпатории экспедиционного корпуса, в котором было 28 тысяч французов, 24 тысячи англичан и 7 тысяч турок. При войсках находилось 122 орудия. Союзники готовились к походу на Севастополь. Для ведения осады города у них имелось 73 осадных орудия, 11 тысяч туров, 9 тысяч фашин, 180 тысяч мешков и более 20 тысяч шанцевого инструмента.

Севастопольская крепость не была подготовлена к отражению высадившегося десанта. Следовало остановить войска союзников на пути к городу и дать возможность защитникам главной военно-морской базы укрепить свои позиции. Главнокомандующий князь Меншиков имел в своем распоряжении на территории Крымского полуострова около 51 тысячи человек сухопутных войск, из них менее 30 тысяч находилось вблизи Севастополя, остальные размещались в Керчи, на Перекопе и в других местах. Для сражения с экспедиционным корпусом князь Меншиков выбрал удачную позицию на реке Альма: левый фланг позиции у устья реки защищал холм с крутым, обрывистым склоном. Противник, продвигаясь к Севастополю, должен был форсировать под артиллерийским и оружейным огнем речку, а затем атаковать русские войска, взбираясь вверх по склону холма. С 2-го сентября на месте будущего сражения стали сосредоточиваться войска. У них было достаточно сил и средств, чтобы должным образом укрепить выбранный рубеж, однако был сделан только эполемент на 12 орудий в районе главной дороги; ни траншей, ни завалов, ни брустверов не возводили, так как главнокомандующий не придавал этому серьезного значения. Был допущен и второй крупный просчет, имевший в дальнейшем роковые последствия: посчитав кручи склона холма на левом фланге неприступными для противника, главнокомандующий не поставил там ни одного солдата.

В сражении, начавшемся 8 сентября 1854 г., со стороны русских участвовало около 33 тысяч человек с 84-мя полевыми орудиями, союзники же имели почти 62 тысячи человек и 134 полевых орудия. Русские войска, нередко побеждавшие противника и при худшем соотношении сил, на этот раз столкнулись с хорошо вооруженным и сильным врагом. Дело в том, что в русской армии нарезное оружие только еще начало поступать на вооружение. В армии Меншикова, сражавшейся на реке Альме, было всего 2 тысячи штуцеров, а у противника — до 30 тысяч; русские гладкоствольные ружья поражали врага на расстоянии 300 шагов, а штуцера в четыре раза дальше. Построенные в колонны русские полки сразу попали под губительный артиллерийский огонь англичан, наступавших в центре и на правом фланге. Только при сближении и в штыковом бою русские солдаты могли проявить свои лучшие качества и отбросить противника назад. Тем временем наступавшие на левом фланге французы, с трудом вскарабкавшись по круче, оказались на холме, и будь здесь хоть небольшое количество наших войск, они легко сдержали бы французские дивизии. Теперь же русские войска оказались под перекрестным штуцерным огнем и несли большие потери. Князь Меншиков пытался исправить положение, но сражение фактически вышло из-под контроля главнокомандующего и было проиграно. Русские войска отступили, потеряв в бою около 6 тысяч человек, в том числе 5 генералов и почти 200 офицеров. Экспедиционный корпус потерял 3,5 тысячи человек.

Сразу после отхода русских войск к реке Кача князь Меншиков приказал приехавшему туда начальнику штаба Черноморского флота вице-адмиралу Корнилову затопить несколько старых кораблей на входе в Севастопольскую гавань между Александровской и Константиновской батареями. Он справедливо полагал, что эта мера лишит союзную эскадру возможности предпринять попытку ворваться на рейд и позволит сосредоточить все силы флота на сухопутной обороне города. Руководить обороной Северной стороны, которая, по мнению главнокомандующего, будет атакована в первую очередь, было поручено вице-адмиралу Корнилову, а подготовка к обороне южной части города — командиру эскадры вице-адмиралу Нахимову. Привлечение адмиралов к командованию сухопутной обороной объяснялось весьма просто — все основные силы и средства для укрепления Севастополя мог дать только флот. На 1 сентября 1854 г. во флотских экипажах числилось 18 501 человек и в командах на оборонительных линиях 1612 моряков. На судах и в арсеналах имелось около трех тысяч морских орудий на станках, в то время как на складах было всего около двухсот крепостных пушек на высоких лафетах, да и то малого калибра. Наличие у союзников осадной артиллерии большого калибра вызывало необходимость устанавливать на укреплениях орудия соответствующей мощности для контрбатарейной борьбы, а пушки и мортиры 24-фунтового и большего калибра имелись только у моряков.

Утром 9 сентября начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал Корнилов собрал на военный совет флагманов и командиров судов. Объявив собравшимся, что союзники могут в ближайшие дни занять слабо укрепленную Северную сторону Севастополя и сжечь артиллерийским огнем стоящие на рейде суда, Корнилов предложил выйти в море и атаковать неприятельский флот. Он полагал, что в случае удачи корабли противника будут рассеяны, а при неблагоприятном ходе сражения надо сцепиться с вражескими кораблями и взорвать пороховые погреба на судах. Это оставит армию союзников без поддержки флота и даст возможность удержать Севастополь до прибытия подкреплений, которые и уничтожат экспедиционный корпус. Однако соотношение сил было неравным. Союзники имели 89 военных судов, в том числе 50 колесных и с винтовыми движителями, а Севастопольская эскадра — 45 военных судов, из них 11 колесных пароходов. Таким образом, неприятель превосходил русские силы почти в два раза как по количеству единиц, так и по артиллерийскому вооружению. А многократное преимущество неприятеля в маневренных и паровых судах лишало Севастопольскую эскадру возможности произвести внезапное нападение. Учитывая это, большинство адмиралов и офицеров, принимавших участие в военном совете, высказались против выхода кораблей с Севастопольского рейда.

Вскоре после проведенного совета вице-адмирал Корнилов был вызван к князю Меншикову, прибывшему в Севастополь. На повторное приказание главнокомандующего затопить корабли Корнилов заявил, что "как вице-адмирал и генерал-адъютант исполнения этой последней меры на себя не примет". Ответ исполнительного и пользующегося отличной репутацией на флоте адмирала удивил Меншикова. Он объявил, что выполнение приказания возложит на вице-адмирала Станюковича — командира порта и военного губернатора города, а генерал-адъютанту Корнилову предложил выехать в Николаев. Но Корнилов не мыслил оставить Севастополь, его хладнокровие и рассудительность одержали верх над эмоциями. 11 сентября Корнилов направляет официальный рапорт князю Меншикову: "Имею честь донести до вашей Светлости, что корабли "Три святителя", "Уриил", "Селафаил", "Варна", "Силистрия" и фрегаты "Флора" и "Сизопль" согласно приказанию Вашему затоплены на здешнем фарватере. Подлинный подписал генерал-адъютант Корнилов"[81].

В ночь с 11 на 12 сентября главнокомандующий князь Меншиков покинул Севастополь и отвел армию к Бахчисараю. Он мотивировал это необходимостью сохранить войска, чтобы не дать союзникам захватить весь Крым. Город, в котором осталось только восемь батальонов резервной бригады и один саперный батальон, был фактически брошен на произвол судьбы. Моряки начали срочно формировать восемнадцать батальонов из личного состава флота.

Тем временем экспедиционный корпус также начал движение, но, вопреки всем ожиданиям, вместо наступления на Северную сторону он устремился в обход бухты к южной части Севастополя. Такое решение объяснялось рядом обстоятельств. Главная причина заключалась в том, что, понеся значительные потери в открытом поле на реке Альме, союзники опасались более кровопролитных и упорных сражений на рубежах сухопутных укреплений города. На кратчайшем пути к бухте находилось только устаревшее Северное укрепление, но выйдя к Бельбеку, экспедиционный корпус мог наблюдать, как справа и слева от этого верка возводятся и вооружаются новые батареи, — возникала сплошная линия обороны, поддерживаемая мощной артиллерией стоящих на рейде русских кораблей. К тому же через бухту могли подходить русские подкрепления с Южной стороны, что грозило наступлению союзных войск превратиться в длительную осаду, но предвидя и такой ход событий, союзные войска имели осадные орудия и необходимые инженерные средства. Однако при осаде Северной стороны тыловой базой становилась Евпатория, которая находилась на значительном удалении, и чтобы отражать фланговые удары русской армии вдоль линии подвоза боеприпасов и прочего обеспечения, корпусу пришлось бы выставить большое количество войск, а войск не хватало. В то же время на Южной стороне Севастополя укрепления отсутствовали на большей части обвода города, а тыловые базы можно было развернуть поблизости от позиций в Балаклавской, Камышовой и других бухтах. Полученное в последний момент известие о затоплении русских кораблей у входа в бухту укрепило союзников в их решении, поскольку возможность прорыва англо-французской эскадры на рейд для подавления русских судов, имевших первостепенное значение при обороне Северной стороны, теперь исключалось. Однако действия экспедиционного корпуса оказались далеко не бесспорными. Такой вывод можно сделать при анализе состояния обороны Севастополя в сентябрьские дни.

В начале сентября 1854 г. князь Меншиков поручил подполковнику Э. И. Тотлебену, прибывшему 8 августа из Дунайской армии в его распоряжение, подобрать позиции для усиления обороны Северной стороны. Эдуард Иванович Тотлебен имел за плечами большой опыт военного инженера. Окончив Николаевское инженерное училище, он два года проходил службу в инженерных командах, где освоил крепостное строительство. В 1839 г. он по собственному желанию перевелся в гренадерский саперный батальон и на протяжении девяти лет изучал минное дело, возведение полевых укреплений, осадные работы и прочие многочисленные функции саперных войск. В 1848 г. капитан Тотлебен командируется в действующую армию на Кавказ. Здесь он отличился в боях, участвовал в штурме укрепления Ахты против десятитысячного отряда горцев Шамиля, а в последние четыре месяца заведовал всеми осадными работами. Служба в действующей армии на Кавказе помогла Тотлебену развить тактические способности, чувство местности и понимание того, что использование выгодных позиций позволяет и слабым войскам бороться с сильным противником, а главное, воспитала в нем такие качества, как мужество, отвага и сила воли.

Вернувшись в 1850 г. с Кавказа, капитан Тотлебен около года состоял адъютантом при начальнике инженеров генерале Шильдере в Петербурге, а затем перевелся в гвардейский саперный батальон, где заведовал практическими занятиями. В начале Крымской войны генерал Шильдер, получив назначение начальником инженеров в Дунайскую армию, предложил Тотлебену прибыть на театр военных действий. В январе 1854 г. Э. И. Тотлебену присваивают звание подполковника саперных войск и с середины февраля он уже в действующей армии. При осаде Силистрии подполковник Тотлебен назначается траншей-майором, а после ранения генерала Шильдера занимает его место. С началом осадных работ начальник инженеров Э. И. Тотлебен большую часть суток проводил в траншеях. 7 июня 1854 г. под его руководством минеры взорвали турецкий форт Араб-Табия, создав условия для успешного штурма Силистрии. Войска готовились к атаке, но в это время пришел приказ отступить на левый берег Дуная, а затем под давлением Австрии русской армии пришлось покинуть пределы Дунайских княжеств.

Командующий Дунайской армией князь Горчаков, желая помочь своему старому товарищу князю Меншикову, решает направить в Севастополь подполковника Э. И. Тотлебена. В сопроводительном письме он характеризует Тотлебена как лучшего ученика генерала Шильдера, разумного, деятельного и храброго офицера.

Но главнокомандующий князь Меншиков встретил подполковника Тотлебена очень холодно и предложил вернуться назад, так как считал, что никакой высадки десанта союзники осенью не предпримут, а в его подчинении имеется саперный батальон, укомплектованный офицерами. В конце концов он милостиво разрешил подполковнику задержаться для ознакомления с Севастопольской крепостью. Так подполковник Тотлебен оказался в самом центре военных действий.

Трудолюбивый офицер быстро составил план усиления обороны города, наметил конкретные меры для его исполнения и свои соображения изложил в записке, поданной вице-адмиралу Корнилову[82]. Тотлебен предусматривал вести оборонительные работы на Южной стороне, считая возможными действия неприятеля и в этой части города. Основные предложения его заключались в следующем. Для укрепления Южной и Северной сторон надо выделять ежедневно по тысяче солдат; кроме работающих на Северном укреплении саперов, сформировать команду плотников из 50 солдат под началом офицера; срочно заготовить 40 тысяч мешков и половину из них доставить на Северную сторону, туда же завезти по сотне бревен и досок различных размеров. Чтобы упорядочить обеспечение строительных команд инструментом, необходимо организовать депо, куда собрать имеющиеся в наличии лопаты, ломы, кирки и прочий инструмент из саперного батальона, войск и от местных жителей. На Северную сторону выделить 800 лопат, 1600 кирок, 50 мотыг и 40 ломов, а так как потребность в инструменте будет возрастать из-за поломки и расширения фронта работ, следует приступить к его изготовлению в мастерских Морского, Артиллерийского и Инженерного ведомств. Это был конкретный и четкий план действий, предложенный мало кому известным в Севастополе подполковником.

Руководство морскими батальонами, направляемыми на Северную сторону, вице-адмирал Корнилов поручил контр-адмиралу Истомину. Вместе с подполковником Тотлебеном Истомин приступил к укреплению обороны Северной стороны и установке на сухопутных позициях орудий, снятых с кораблей. На высоты были доставлены 20 пушек большого калибра. Из-за крайне ограниченных сроков Тотлебен наметил создать линию обороны протяжением в полторы версты от четвертой приморской батареи до Северного укрепления и далее к берегу моря. Над обрывом установили две батареи, которые огнем четырнадцати 24-фунтовых пушек должны были контролировать прибрежную полосу и препятствовать кораблям противника приближаться к берегу. На левом фланге отрыли две стрелковые траншеи. Для усиления действия артиллерии по фронту на левом и правом фасах Северного укрепления сделали барбеты для 10 орудий. На правом фланге оборонительной линии возвели батарею на 12 орудий, соединенную рвом и бруствером с Северным укреплением; за бруствером оборудовали позиции для стрелков. Таким образом, перед союзными войсками находилась очень слабая оборонительная линия с 29 орудиями, действующими по фронту. Гарнизон Северной стороны состоял из 11 тысяч человек.

11 сентября вице-адмирал Корнилов назначил начальником штаба контр-адмирала Истомина и отдал приказ подготовить войска к сражению. Защитники Северной стороны решили не покидать позиций и погибнуть с честью.

Однако экспедиционный корпус устремился в обход рейда к южной части города, где в распоряжении вице-адмирала Нахимова для защиты семиверстной линии обороны имелось всего 5 тысяч человек. К тому же на Корабельной стороне фактически не было никакой оборонительной линии, а были слабые, отдельно стоящие земляные укрепления, между которыми союзные войска могли выйти к Южной бухте и рейду.

13 сентября 1855 г. Севастополь приказом начальника гарнизона был объявлен на осадном положении. А 14 сентября командир Севастопольской эскадры вице-адмирал Нахимов отдал приказ о затоплении всех кораблей и присоединении экипажей к защитникам крепости. Он выразил уверенность, что моряки до конца выполнят свой долг и будут сражаться до последнего человека. В этот же день, когда угроза нападения на Северную сторону миновала, на Южную сторону прибыл вице-адмирал Корнилов.

Уезжая из Севастополя, главнокомандующий князь Меншиков не назначил старшим ни одного из адмиралов и общее командование оставил за начальником Севастопольского гарнизона генерал-лейтенантом Моллером. Престарелый военачальник Моллер был командиром 14-й пехотной дивизии и как старший по возрасту, чину и званию возглавлял местный гарнизон. Он слыл покладистым, добродушным, забывчивым и нетребовательным человеком и годился разве что для проведения приемов и парадов, но никак не для организации обороны военно-морской крепости. Меншиков знал об этом, но, покидая Севастополь, считал, что город обречен, а кто возглавит его агонию — не столь уж важно. Но истинные патриоты России рассуждали иначе. На совещании командного состава гарнизона вице-адмирал Нахимов" заявил, что, хотя он и старше годами и службой, но подчинится только адмиралу Корнилову. Его поддержали все генералы и адмиралы. Так без официального назначения вице-адмиралу В. А. Корнилову было доверено командовать обороной и защитой Севастополя. И Корнилов приказал немедленно перевести с Северной стороны на Южную 15 морских батальонов с двумя батареями, приостановить подготовку кораблей к затоплению и назначил начальником оборонительных работ подполковника Тотлебена.

С момента высадки десанта союзников до 14 сентября 1855 г. на Южной стороне были выполнены следующие оборонительные работы. На пятом бастионе отсыпали фасы на высоту 6 футов и приспособили к ружейной обороне (грунт для этого пришлось подносить более чем за 100 м). За каменным завалом между четвертым бастионом и беседкой "Грибок" установили восемь 12-фунтовых карронад. На Корабельной стороне возвели у Лабораторной балки батарею №5 (Никонова) на 10 орудий, которая могла вести огонь на подступах к третьему бастиону и скатам Зеленой горы. На третьем бастионе удлинили фасы и приспособили их к ружейной обороне. Между Малаховым курганом и Доковой балкой сделали завал для полевой артиллерии. Батарею первого бастиона увеличили на 5 орудий.

Таким образом, артиллерийское вооружение оборонительной линии Южной стороны увеличилось за указанный период на 27 единиц и составляло 172 орудия. Ее гарнизон вместе с морскими батальонами насчитывал 16 тысяч человек и 32 полевых орудия. На Северной стороне были оставлены войска в количестве 3,5 тысяч человек для отражения возможного десанта союзников на Качу, Бельбек и в тыл Константиновской батареи. Кроме того, на судах флота находилось около 3 тысяч моряков.

Оборонительная линия была разделена на три дистанции, или отделения. Первое отделение от десятой приморской батареи по редут Шварца возглавлял генерал-майор Асланович. Далее, до Южной бухты, простирались позиции второго отделения, начальником которого был вице-адмирал Новосильский. На Городской стороне находилось около 8 тысяч войск. Столько же солдат защищало и Корабельную сторону — третье отделение, которое возглавлял контр-адмирал Истомин.

Союзная армия после Альминского сражения насчитывала 58 тысяч человек, т. е. имела многократное превосходство. Начав немедленный штурм, союзная армия могла взять крепость. Вице-адмиралы В. А. Корнилов, П. С. Нахимов и другие военачальники гарнизона, зная соотношение сил и состояние укреплений, не тешили себя какими-либо иллюзиями.

В Севастополе 15 сентября по всей оборонительной линии был крестный ход. Вице-адмирал Корнилов в этот день объехал все укрепления, и, стараясь воодушевить защитников, обратился к каждому батальону со словами: "Ребята, мы должны драться с неприятелем до последней крайности; мы должны скорее все здесь лечь, чем отступить. Заколите того, кто осмелится говорить об отступлении! Заколите и меня, если бы я приказал вам отступить!"[83] Солдаты кричали: "Умрем за родное место!"[84] А в Санкт-Петербурге господствовали другие умонастроения. Как бы прозрев после многих лет недооценки событий, в обществе критиковали действия властей и более не ожидали ничего хорошего от Восточной войны. Фрейлина жены будущего императора Александра II А. Ф. Тютчева сделала в своем дневнике 24 сентября 1854 г. такую запись: "Моя душа полна отчаяния. Севастополь захвачен врасплох! Севастополь в опасности! Укрепления совершенно негодны, наши солдаты не имеют ни вооружения, ни боевых припасов; продовольствия не хватает! Какие бы чудеса храбрости не оказывали наши несчастные войска, они будут раздавлены простым превосходством материальных средств наших врагов. Вот 30 лет, как Россия играет в солдатики, проводит время в военных упражнениях и парадах, забавляется смотрами, восхищается маневрами. А в минуту опасности она оказывается захваченной врасплох и беззащитной. В головах этих генералов, столь элегантных на парадах, не оказалось ни военных познаний, ни способности к соображению. Солдаты, несмотря на свою храбрость и самоотверженность, не могут защищаться за неимением оружия и часто за неимением пищи."[85]

К счастью для России, военные моряки всегда отличались передовыми для своего времени взглядами, высоким патриотизмом и представляли наиболее организованную и образованную часть армии. Именно силами Черноморского флота, его адмиралами, офицерами и матросами была создана в необычайно короткое время сухопутная оборона города. Она была вооружена морскими орудиями, которые обслуживали матросы. До последних дней осады моряки поддерживали и усиливали огненную мощь укреплений, отдавая последние материальные средства и силы.

Организатор обороны Севастополя вице-адмирал Корнилов умел подбирать офицеров и направить на пользу дела их способности. Назначив подполковника Тотлебена начальником инженеров гарнизона, Корнилов предоставил ему полную свободу действий, высоко ценя его обширные знания, логическое мышление, умение предвидеть ход событий и главное — талант организатора. Не случайно в письме-журнале В. А. Корнилова появилась в сентябре 1854 г. такая запись: "... в неделю сделано больше, чем прежде делали в год"[86].

Начальник инженеров гарнизона организовал работы на укреплениях беспрерывно в две смены. В каждую смену назначалось до 6 тысяч рабочих из саперов, солдат и матросов. На каждом отделении заведовал работами старший офицер, как правило, из военных инженеров; у офицеров в подчинении имелось несколько помощников, которые руководили работами на бастионах и батареях. Общее руководство и контроль за ходом инженерных работ было возложено на начальников отделений. Офицеры из войск, возглавлявшие рабочие команды, постоянно находились на работах и ежедневно отчитывались о выполнении заданий личным составом.

Первоначально все силы были направлены на быстрое возведение брустверов и установку орудий. В это время никто не думал об изменении и улучшении ранее выбранных позиций сухопутной линии обороны. Бастионы и куртины возводились на местности согласно утвержденному проекту, но в упрощенном виде. Для ускорения работ разработку скальных пород не вели; во рвах снимали только верхний слой грунта и отсыпали в бруствер, туда же укладывали камень и щебень с поверхности, а землю подносили с окружающей территории.

На Городской стороне в центре внимания были четвертый и пятый бастионы. Здесь трудилась основная масса рабочих. В промежутках и рядом с бастионами заложили несколько новых батарей для обстрела лощин и подступов к этим укреплениям.

Для поддержки третьего бастиона у вершины Южной бухты стал на якорь 84-пушечный корабль "Ягудил". На Пересыпи и рядом с ней заложили три новые батареи. Вместе с кораблями они образовали вторую линию обороны в тылу у третьего бастиона. На укреплении установили орудия, фланкирующие Малахов курган и четвертый бастион. По обе стороны третьего бастиона начали рыть траншеи для ведения огня по прилегающим склонам балок.

У одиноко стоящей башни на Малаховом кургане с обеих сторон возводились пятиорудийные батареи №17 (Сенявина) и №18 (Панфилова). Их 24-фунтовые пушки были направлены по фронту, а для фланкирования второго и третьего бастионов установили на оконечностях гласиса по два орудия. С кургана начали отрывать траншеи в сторону Докового оврага и второго бастиона. Каменный завал, обсыпанный грунтом, превратили в батарею с нормальным профилем, получившую наименование "Жерве". На втором бастионе приступили к удлинению левого фланга для установки четырех орудий. От этого укрепления повели траншею по направлению к первому бастиону.

Тем временем баркасы подвозили к Екатерининской, Павловской и Госпитальной пристаням орудия, снятые с кораблей, а от пристаней смекалистые и ловкие матросы перевозили пушки весом более трех тонн на бастионы и батареи. Порой приходилось преодолевать крутые подъемы и кручи не только при помощи конных артиллерийских передков, но и вручную, однако делалось это лихо и с умом, так что задержек с вооружением укреплений не было. Орудия устанавливали как только возводился бруствер и барбет, остальные конструкции доделывали позже.

Для доставки артиллерии, боеприпасов и строительных материалов были задействованы все армейские повозки. Но их не хватало и приходилось брать лошадей у горожан. Из арсенала отправляли мешки, металлические цистерны для воды, такелаж, инструмент, а из инженерных команд — лес, доски, лопаты, ломы и все необходимое для строительных работ. Сотни фур, телег, двуколок вереницами следовали во всех направлениях.

Жители Севастополя добровольно участвовали в работах на строительстве оборонительной линии и несли службу в городских караулах. Дети помогали отцам, подносили еду и воду; женщины шили мешки для земли, строили баррикады и батареи на улицах города. Даже арестанты не остались в стороне и активно работали на сооружении укреплений. Нависшая над городом опасность сплотила всех. В. А. Корнилов и П. С. Нахимов ежедневно объезжали всю оборонительную линию, осматривали сделанное за сутки, подбадривали и воодушевляли матросов, солдат и горожан, вели контроль за бесперебойным обеспечением материалами и доставкой артиллерии. Работы продвигались очень быстро на всех направлениях.

15 сентября разъезды союзников показались на Воронцовской и Саперной дорогах и у хутора Сарандинаки; в этот же день пароходы союзников заходили в Камышовую, Казачью и Стрелецкую бухты. В последующие двое суток войска неприятеля стали лагерем на высоте перед четвертым бастионом и у Балаклавской дороги вне досягаемости наших выстрелов. Небольшие отряды экспедиционного корпуса передвигались по местности и производили рекогносцировку, но при приближении к бастионам их обстреливали из орудий. Одним из первых действий союзников, направленных против города, стало перекрытие водопровода, проложенного от Черной речки к новому Адмиралтейству и из Сарандинакской балки к городскому фонтану. Войска и горожане стали брать воду из колодцев. В остальном экспедиционный корпус не проявлял боевой активности. Союзники обосновали свои тыловые базы в Балаклавской и Камышовой бухтах и приступили к выгрузке артиллерии и боеприпасов.

18 сентября на Северную сторону пришли войска князя Меншикова. И уже на следующий день из армии светлейшего на Южную сторону переправили три полка пехоты, около 8 тысяч штыков. Теперь стало ясно, что союзники упустили самый выгодный момент для захвата Севастополя, когда гарнизон был малочисленным.

Главнокомандующий сухопутными и морскими силами Крыма осмотрел состояние оборонительной линии. Увидев изменения, которые произошли за одну неделю, он не мог не оценить роли вице-адмирала Корнилова и приказал начальнику гарнизона генерал-лейтенанту Моллеру назначить В. А. Корнилова начальником штаба гарнизона. С 19 сентября адмирал Корнилов стал отдавать приказы и распоряжения как официально назначенное лицо.

Для управления войсками и работами с 20 сентября оборонительную линию разделили на четыре отделения. Первое и второе на Городской стороне сохранили без изменений и под прежним командованием. Линию обороны Корабельной стороны разделили на две части. От Городской высоты до Докового оврага был участок третьего отделения с главным опорным пунктом — третьим бастионом; начальником отделения назначили вице-адмирала Панфилова. От Докового оврага до рейда протянулось четвертое отделение под командованием контр-адмирала Истомина; основными укреплениями на этом участке были Малахов курган, первый и второй бастионы.

Войска гарнизона распределили следующим образом: на Городской стороне сосредоточилось около 13 тысяч человек и 24 полевых орудия; на Корабельной стороне — около 11 тысяч человек и 8 полевых орудий. Однако в ходе боевых действий осуществить переброску части войск с Городской на Корабельную сторону и обратно было бы крайне затруднительно. Чтобы обеспечить необходимый быстрый маневр войсками, по приказанию вице-адмирала Нахимова через Южную бухту соорудили наплавной мост, использовав различные малые суда и плоты.

Вице-адмирал Корнилов уделял большое внимание взаимодействию флота с сухопутными силами. Для обеспечения поддержки обороны города он утвердил расстановку пароходов эскадры: пароход "Херсонес" должен был обстреливать Инкерманскую долину; суда "Владимир" и "Крым" обстреливали Киленбалочное плато и фланкировали первый и второй бастионы; пароход "Эльбрус" контролировал Ушакову балку и прикрывал русские войска в случае отступления к Павловской батарее, откуда их эвакуировали суда "Грозный", "Турок" и "Дунай"; пароходы "Бессарабия", "Громоносец" и "Одесса" фланкировали правый фланг оборонительной линии, контролировали Карантинную бухту и охраняли по ночам проход, оставленный в заграждении рейда.

Но главная задача этого периода состояла в максимальном ускорении оборонительных работ и поддержании боевого духа войск. Вице-адмирал Корнилов старался ободрить войска и настроить их на решительную битву с врагом. Например, к солдатам Московского полка В. А. Корнилов обратился с такими словами: "Московцы, вы находитесь здесь на рубеже России, вы защищаете дорогой уголок Русского царства. На вас смотрит царь и вся Россия. Если только вы не исполните вполне своего долга, то и Москва не примет вас как московцев ..."[87] Своими беседами, заботой и энергичной деятельностью адмирал заслужил доверие простых солдат, понимавших и ценивших неподдельные человеческие чувства.

Тем временем союзники приняли окончательное решение не производить немедленного штурма Севастополя, а, установив осадную артиллерию, подавить русские орудия, разрушить укрепления и с малыми потерями занять город. Разделив свою армию на две части — осадный и обсервационный корпуса, они с 19 сентября начали занимать позиции. Французские дивизии осадного корпуса стали лагерем перед четвертым, пятым, шестым и седьмым бастионами на расстоянии трех верст от города. От Сарандинакской балки до Черной речки расположились английские войска, они также входили в состав осадного корпуса. Над обрывами Сапун-горы, фронтом к Балаклаве и Федюхиным высотам, обосновались французские дивизии обсервационного корпуса под командованием генерала Боске. Его задача заключалась в охране осадного корпуса от нападения русских войск со стороны Балаклавской долины и Черной речки. В случае необходимости обсервационный корпус должен был оказать помощь английской армии. Турецкая дивизия, расположенная на правом фланге обсервационного корпуса, находилась в резерве.

Закончив обустройство лагерей, союзники с 27 сентября приступили к установке осадных батарей. Французы заложили траншеи на Рудольфовой высоте в 450 саженях от пятого бастиона, а англичане — на Зеленой горе в 1200 саженях от третьего бастиона и 1050 саженях от Малахова кургана. Такое значительное удаление осадной артиллерии от русских позиций на Корабельной стороне свидетельствовало о ее большом количестве и мощи.

Подполковник Тотлебен немедленно принял соответствующие контрмеры. Определив длину заложенных противником траншей и разделив ее на 6 м (минимальное расстояние между пушками), он получил вероятное количество орудий, устанавливаемых на строящейся батарее; далее следовало направить против этого пункта соответствующее количество стволов с русских позиций. Так, например, было выявлено, что необходимо французской батарее противопоставить не менее 40 орудий. С этой целью на ближайших укреплениях перерезали несколько амбразур, а у четвертого и пятого бастионов заложили новые батареи: №22 (Ивашкина), № 23 (Лазарева), №24 (Бурцева) и №25 (Титова). Кроме того, в 100 саженях от возвышенности начали возводить контр-апрошную батарею №26 (Шемякина). Для вооружения батарей перевезли бомбовые пушки с Николаевской батареи и большие мортиры с кораблей. Так создавался необходимый перевес в артиллерии над французами. Одновременно предпринимались меры для защиты четвертого бастиона от флангового обстрела с Рудольфовой горы: там началось строительство траверс на левом фасе через каждые две пушки.

Установленные на русских укреплениях орудия вели беспокоящий обстрел строящихся батарей противника, а по ночам солдаты делали вылазки с разведывательными целями.

29 сентября французы приступили к устройству еще пяти батарей, а англичане начали рыть траншеи на Зеленой горе, в 600—700 саженях от третьего и четвертого бастионов. Начальник инженеров Тотлебен немедленно распорядился строить противодействующие батареи, заменить на правом фасе третьего бастиона 18-фунтовые пушки на 36-фунтовые и защитить от продольных выстрелов фасы третьего и четвертого бастионов траверсами через каждые два орудия.

При строительстве укреплений и батарей возникало много препятствий. Земля для брустверов содержала большое количество мелкого камня и поэтому насыпи из нее легко разрушались и размывались. Необходимо было все крутости укреплять, но ни дерна, ни черной земли, ни хвороста для туров и фашин строители не имели, и внутреннюю крутость выкладывали из камня насухо или глины, а грунт в брустверы отсыпали по мере возведения этих стенок. Щеки амбразур укрепляли мешками с землей, досками и глиной, которые загорались и рассыпались вскоре после начала боя; приходилось прекращать стрельбу и восстанавливать амбразуры. А так как это происходило весьма часто, темп стрельбы из орудий сильно снижался. В последующем от крепления досками и глиной отказались, применяя фашины и туры. Иногда вместо туров использовали деревянные бочки и металлические цистерны для воды, наполняя их грунтом, однако эти конструкции было трудно заменять, особенно после повреждения снарядами. Очень медленно строились пороховые погреба. Вначале высекали углубления в скале, затем возводили каменные стены на растворе и укладывали по ним перекрытия из двух накатов бревен; после этого со всех сторон отсыпали грунт. Для защиты входа в погреб строили небольшой блиндаж. К концу сентября успели достроить только четыре небольших пороховых погреба шириной 4 и длиной 7 м на третьем и четвертом бастионах и Малаховом кургане. На наиболее важных батареях возвели малые пороховые погреба площадью 10 м².

Но моряки нашли выход и из этого положения. Они предложили организовать временное хранение зарядов в корабельных цистернах для воды, которые представляли собой кубической формы ящики из листового железа, вмещавшие от 25 до 140 ведер, весом от 6 до 25 пудов. Примерно в десяти шагах от орудий матросы закапывали цистерны в грунт, а сверху прикрывали досками и рогожей. В этих "погребах" хранили небольшое число зарядов, чтобы избежать значительных повреждений при случайном взрыве.

В первые дни осады Севастополя моряки составляли костяк сухопутной обороны. 30 сентября морские батальоны были переименованы в экипажи, с вручением знамен и сохранением флотских порядков. Личный состав Севастопольской эскадры переместился на берег со своими командирами, артиллерией и даже склянками, отбивающими время. На оборонительной линии находились 13 экипажей, один экипаж оставался на корабле "Ягудил" и батареях, возведенных на Пересыпи, а два — на Северной стороне. К этому времени в гарнизоне было также 16 пехотных батальонов, 1 саперный батальон и 28 полевых орудий.

Подполковник Э. И. Тотлебен, являясь полновластным распорядителем по фортификационным работам, принимал решения о возведении всех новых и реконструкции старых укреплений (со временем авторитет начальника инженеров для защитников Севастополя станет непререкаемым, к концу года его произведут в полковники и флигель-адъютанты императора). Однако на первых порах властный и требовательный начальник, не терпевший никаких возражений, имел на этой почве столкновения с моряками. В таких случаях вмешивался вице-адмирал Нахимов: "Эдуард Иванович! Мы ничего не понимаем в Вашем деле, скажите-с мне, что нужно делать, и я передам своим-с..."[88] Конфликт разрешался, и моряки рьяно выполняли поставленную задачу.

Тем временем союзники продолжали возведение батарей и 4 октября начали прорезать амбразуры для установки орудий. Но и защитники города успели к этому времени завершить 20 новых батарей и установить на них орудия крупного калибра. Кроме того, были заложены камнеметные фугасы перед третьим и четвертым бастионами, Малаховым курганом и редутом Шварца. На вооружении оборонительной линии было 341 орудие, половина из них большого калибра. На случай выхода из строя орудий приготовили на основных бастионах и Малаховом кургане резерв из сорока восьми 68-фунтовых пушек с прислугой. С наступлением сумерек 4 октября береговые посты доложили, что неприятель установил на акватории буйки перед рейдом вплоть до башни Волохова. Крепость внимательно наблюдала за подготовкой противника к штурму.

К рассвету 5 октября союзники закончили прорезку амбразур на батареях и в 6 часов 30 минут утра открыли огонь из всех орудий по оборонительной линии. С русских позиций им ответили частыми залпами. Артиллерийская прислуга состояла из моряков, которые привыкли к скоротечным боям на ближних дистанциях, когда победа часто зависела от скорости ведения огня; так они продолжали действовать и на бастионах. Густой дым покрыл батареи и прилегающую к ним местность, прицельные выстрелы стали невозможны. Приказания вице-адмиралов Корнилова и Нахимова о замедлении ведения огня, чтобы дать время рассеяться дыму и предохранить стволы от разрыва, не достигали цели — слишком увлечены и захвачены боем были моряки. Они стреляли, ориентируясь по еле различимым вспышкам французских и английских орудий.

От разрывов вражеских снарядов разрушались амбразуры и брустверы оборонительной линии, загорались мешки и доски. Большие потери несла пехота, занявшая по тревоге стрелковые позиции на укреплениях для отражения штурма. Рабочие команды из солдат и матросов беспрерывно расчищали завалы в амбразурах для возобновления огня замолкших орудий. Солдат с банкетов пришлось отвести в ближайший тыл, оставив на бастионах связных, которые в случае атаки противника должны были вызвать свои подразделения на огневые позиции.

Долговременные каменные укрепления, возведенные на оборонительной линии и не защищенные насыпями из грунта, оказались весьма слабыми. На оборонительной казарме пятого бастиона в течение одного часа был разрушен каменный парапет, выведены из строя 5 орудий и 19 человек артиллерийской прислуги; в оборонительной стене образовались сквозные проломы. Серьезные повреждения были нанесены и оборонительной казарме шестого бастиона.

Но и русская артиллерия наносила большой урон противнику. Через три часа после начала сражения был взорван пороховой погреб на Рудольфовой горе, а через некоторое время взлетел на воздух и другой.

Огонь французов стал ослабевать и вскоре прекратился совсем — они потерпели поражение. Все 49 орудий противника были установлены в одном пункте, откуда велся огонь по разным направлениям, в то время как перекрестный огонь русских батарей из 64 стволов был сосредоточен на одной возвышенности; при этом калибр орудий был примерно одинаков с обеих сторон.

Около полудня на внешнем рейде появились корабли противника. Из-за полного штиля парусные суда буксировали к стоянкам у буйков пароходы. По прибрежным батареям и городу открыли огонь 14 французских, 11 английских и 2 турецких судна; огонь вели из 1244 орудий, расположенных на одном борту. Им отвечали 152 орудия с приморских батарей, находившихся в пределах дальности выстрелов; из них только 47 орудий были укрыты в каменных казематах, а остальные стояли открыто и стреляли через банк. Особенно сильный огонь со стороны рейда был открыт по Константиновской и десятой батареям. Английские корабли, заняв позиции на фланге и в тылу Константиновского укрепления, обрушили на него выстрелы из 169 пушек и мортир. Им могли противодействовать только два орудия с Константиновской и 13 орудий с десятой батареи, которые находились на большом удалении и не могли стрелять достаточно метко. В результате из 27 орудий, установленных на открытой платформе, 22 были подбиты, а артиллерийская прислуга потеряла 55 человек убитыми и ранеными. Поражение наносили не только снаряды, но и осколки камня от парапетов и печных труб. Оставшиеся в живых артиллеристы были вынуждены укрыться в казематах, и открытая орудийная оборона Константиновского укрепления молчала. Англичане пытались разрушить стены и своды батареи, но безуспешно (кроме выбоин и вмятин, никаких повреждений не было). Все орудия, находившиеся в казематах, тоже не имели повреждений и вели огонь в течение всего пятичасового боя, нанося значительный урон неприятелю.

Особенно успешно действовали против английских судов Волоховская башня и Карташевская батарея. Эти хорошо прикрытые небольшие укрепления, имея всего 8 орудий, вели "дуэль" с кораблями "Аретуза" и "Альбион", действовавшими из 140 пушек. На Волоховской башне было ранено 23 человека и подбит один лафет, а Карташевская батарея окончила сражение без всяких потерь. Английские корабли получили столь значительные повреждения, что их отбуксировали на ремонт в Константинополь.

Несмотря на восьмикратное превосходство артиллерии и штилевую погоду, корабли союзников фактически потерпели поражение в битве с береговыми батареями. На судах часто возникали пожары, имелись многочисленные подводные пробоины и повреждения оснастки. Было выведено из строя 520 моряков союзной эскадры, в то время как на приморских батареях потеряли всего 128 человек. При этом корабли противника сделали около 50 тысяч выстрелов, а береговые укрепления только 16 тысяч. Не выполнив поставленных задач по разрушению береговой обороны и усиленной бомбардировке города, суда противника около шести часов вечера снялись с якорей и покинули внешний рейд.

Совсем иначе развивались события на Корабельной стороне. Здесь английские батареи насчитывали 73 ствола, имея значительное преимущество в калибрах против 54 орудий, противостоящих им на русских позициях. Установленные на Зеленой и Воронцовой горах батареи перекрестным огнем разгромили третий бастион. К пятнадцати часам на нем была выведена из строя треть орудий, взорван пороховой погреб, обвалены все амбразуры, погибло более 100 человек гарнизона. Бастион замолчал. Английская армия вела интенсивный огонь и по Малахову кургану. На нем был снесен второй ярус башни с установленными на платформе орудиями и разрушены прилегающие к укреплению батареи. К концу дня англичане подбили 30 русских орудий, потеряв лишь 8. Возникла очень благоприятная для штурма ситуация: англичане могли без особых потерь захватить третий бастион, а затем атаковать с тыла и Малахов курган; им противостояли только 8 тысяч русских солдат и матросов. Однако поражение французов и союзного флота заставили англичан воздержаться от активных действий.

Первый день бомбардировки Севастополя не принес союзникам желаемых результатов. На сухопутной оборонительной линии союзники вывели из строя 44 орудия, которые к утру следующего дня были заменены; им удалось разрушить большое количество брустверов, амбразур и траверс, но и они были восстановлены за ночь. Защитники Севастополя потеряли за этот день 1112, а союзники — 348 человек. Такое неблагоприятное для русских войск соотношение выбывших из строя объясняется рядом причин. В то время как русские войска на случай штурма находились рядом с передовой линией, не имея надежных укрытий, артиллерия союзников возвышалась над русскими позициями и могла обстреливать пространство внутри укреплений. Кроме того, осадные войска находились на безопасном удалении от русских укреплений и ожидали, когда батареи будут подавлены, чтобы начать наступление. Артиллерия союзников за день 5-го октября сделала по оборонительной линии 9 тысяч выстрелов, получив в ответ 20 тысяч. Предстояло подготовить моряков для сражений в новой для них обстановке. Очень скоро они будут стрелять, экономя порох, и превзойдут вражеских артиллеристов в меткости.

Самой большой потерей для защитников Севастополя в этот день стало известие о том, что на Малаховом кургане смертельно ранен вице-адмирал Корнилов. Вместе с вице-адмиралом Нахимовым Корнилов в течение дня объезжал укрепления на оборонительной линии, воодушевляя своим мужеством моряков и пехотинцев. По его указанию принимались оперативные меры по восстановлению разрушенных бастионов, срочно подвозили орудия, станки, боезапасы и материалы. Вице-адмирал Корнилов, сумевший организовать работы и создать оборону города в небывало короткие сроки, до последней минуты оставался ее руководителем и душой. К счастью, в строю остались его главные помощники — П. С. Нахимов и Э. И. Тотлебен, достойно продолжившие начатое адмиралом дело. А бастион на Малаховом кургане получил наименование "Корниловский".

Всю ночь по всей линии обороны войсками гарнизона велись восстановительные работы. Особое внимание было обращено на третий бастион, где к вечеру 5 октября из 22 орудий уцелело только два. Вместо выбывшего из строя штабс-капитана Янцина, заведовавшего оборонительными работами на укреплении, назначили поручика Чистякова. На работы выделили 199 саперов из второй роты шестого саперного батальона, команду матросов и 500 человек из Московского пехотного полка. За работами наблюдал начальник инженеров подполковник Тотлебен. Насыпали заново брустверы, делали амбразуры, увеличивали количество траверс, настилали платформы и устанавливали 19 орудий крупного калибра. За ночь на этом бастионе от навесного огня англичан саперы потеряли 7 человек убитыми и 18 ранеными.

На других укреплениях работы продвигались так же успешно. К утру не только успели восстановить все разрушенные конструкции, но и заменили 60 орудий малого калибра на 36-фунтовые пушки. На четвертом бастионе увеличили количество траверс, защищавших от продольного огня, начали их возведение и на пятом. Парапет оборонительной казармы на том же укреплении сделали из мешков с землей, а наружные стены начали обсыпать грунтом.

Утром 6 октября батареи англичан возобновили бомбардировку третьего и четвертого бастионов и Малахова кургана. Но возросшая мощь русской артиллерии на третьем отделении оборонительной линии позволила защитникам успешно вести контрбатарейную борьбу. Англичанам удалось за день подбить лишь несколько орудий.

Французы молчали, но за ночь ими была заложена новая параллельная траншея в 200 саженях от четвертого бастиона. По французским позициям и ведущимся там работам вели прицельный огонь батареи первого и второго отделений, разрушая конструкции и выводя из строя личный состав.

7 октября союзники начали обстрел оборонительной линии с такой же интенсивностью, как и 5 октября. До того как русские орудия заставили замолчать французские батареи, они успели разрушить парапет на оборонительной казарме пятого бастиона. После этого подполковник Тотлебен принял решение больше не устанавливать орудия на казарме. Артиллерия англичан не смогла подавить русские батареи; в течение дня перестрелка продолжалась с переменным успехом.

Бомбардировка русских позиций заставила военных инженеров во многом пересмотреть принятые ранее проектные решения. Шестой бастион, завершенный до начала Крымской войны, имел на вооружении артиллерию, превосходившую по количеству и калибрам французские батареи, действовавшие против этого укрепления с Рудольфовой горы. Однако с первых же дней укрепление почти не участвовало в боях. Дело в том, что там были установлены крепостные орудия на высоких лафетах и поворотных платформах; осколки снарядов в первые же часы выводили из строя лафеты, и орудия замолкали. Приходилось ожидать наступления сумерек, так как для замены лафетов требовалось установить подъемные механизмы, а в светлое время суток такие работы привлекали внимание противника. Иначе обстояло дело с морскими пушками: при повреждении станка пушки опрокидывались на бок и после замены устанавливались в боевое положение при помощи канатов. Вскоре на шестом бастионе все крепостные орудия заменили морскими. Эскарп и наружные крутости на этом бастионе были облицованы каменной плитой, но под действием разрывных снарядов облицовка стала рушиться и грунт обвалился. Пришлось добавлять земли и делать более пологие откосы.

Заложение новой параллели перед четвертым бастионом указывало на то, что неприятель намерен осуществить атаку именно в данном пункте. Здесь французам можно было создать решающий перевес в артиллерии, размещая ее амфитеатром на высотах, охватывающих укрепление с трех сторон. Фронт атакующих простирался на расстояние до трех верст. В то же время овраги и крутые склоны ограничивали фронт обороны укрепления до одной версты и не позволяли установить поддерживающие батареи на флангах. Эти расчеты и исключительно важное значение четвертого бастиона в обороне города лежали в основе принятого союзниками решения. Действительно, захватив укрепление, можно было отсюда артиллерийским огнем разгромить с фланга и тыла пятый и шестой бастионы, держать под огнем Южную и Артиллерийскую бухты, всю Городскую сторону. В таком положении защитникам Севастополя оставалось бы только отступить на Северную сторону. Кроме того, четвертый бастион был расположен значительно ближе к тыловым базам союзников, разместившимся в Балаклавской и Камышовой бухтах, чем третий бастион и Малахов курган.

Э. И. Тотлебен не мог допустить перевеса осадной артиллерии над четвертым бастионом. По его приказанию в ночь с 7 на 8 октября в тылу пятого бастиона приступили к возведению батареи №30 (Швана) и удлинили батарею №23 (Лазарева). Кроме того, расширили эполемент на правом фасе четвертого бастиона и установили на нем три мортиры крупного калибра; ров левого фаса укрепления фланкировали артиллерийским огнем. Против французских батарей на Рудольфовой горе выставили мортиры крупного калибра на шестом бастионе; на Малаховом кургане установили такие же орудия для обстрела английской артиллерии на Воронцовой высоте.

В течение последующих дней продолжалась артиллерийская перестрелка, не выявившая каких-либо особых преимуществ у противостоящих сторон. Французы продолжали развивать свою траншейную атаку и заложили новые параллели против четвертого бастиона и редута Шварца. В этих новых траншеях разместились стрелки, которые вели прицельный огонь по орудийным амбразурам и выводили из строя много артиллерийской прислуги. Для противодействия им на контрэскарпе рва четвертого бастиона сделали банкет и бойницы для 50 солдат стрелкового батальона, вооруженных штуцерами, а внутри укрепления оборудовали ходы сообщения к пороховым погребам и горже.

Защитники Севастополя постепенно приспосабливались к постоянным обстрелам; появились даже сигнальщики, предупреждавшие о приближении снарядов неприятеля. Значительно сократились потери личного состава. Так, если в первые трое суток бомбардировки ежедневно погибало около 100 человек, то с 8 по 13 октября — около 30, в основном на четвертом бастионе. Здесь продолжали господствовать разрушения и смерть, которым самоотверженно противостоял русский солдат.

К середине октября в крепости сократились запасы артиллерийских снарядов, так как из-за раскисших дорог не могли подойти транспорты с порохом. Стрелять на батареях стали более экономно и прицельно, сократив расход снарядов до 10 тысяч в сутки.

Тем временем к обеим воюющим сторонам стали поступать подкрепления. Крымская армия пополнилась 24 батальонами, 12 эскадронами, 12 казачьими сотнями с 56 полевыми орудиями. Создался некоторый перевес в силах над осадным корпусом, и главнокомандующий князь Меншиков решил использовать благоприятный момент и начать наступление со стороны Чоргуна на Балаклаву. Захватив или отрезав от осадного корпуса эту базу, русская армия принудила бы союзные войска перейти к обороне. Но и в этой операции проявилась бездарность некоторых генералов. Для наступления выделили незначительную часть войск — около 22 тысяч человек, разделив их на два отряда. Атаковав 4,5-тысячную англо-турецкую армию, стоявшую на пути к Балаклаве, и захватив четыре редута, русские солдаты из-за несогласованности в действиях не смогли развить успех и использовать ошибку, допущенную англичанами, которые бросили в контратаку лучшую кавалерийскую бригаду, не поддержав ее артиллерийским огнем и пехотой. Попав под перекрестный картечный и ружейный огонь, атакованная с фланга драгунами, кавалерия англичан была разгромлена и понесла тяжелые потери. В результате наступления, предпринятого 13 октября, русские войска утвердились на левом берегу Черной речки, но англичане так укрепили свои позиции, что исключили возможность какого-либо наступления на этом участке.

А на линии обороны защитники Севастополя ежедневно не только восстанавливали, но и усовершенствовали свои укрепления. Для отражения картечью атаки противника и ведения прицельного огня по передовым позициям французов, на гласисе за рвом четвертого бастиона в течение одной ночи возвели батарею Костомарова на четыре орудия. Здесь ускорили работы и придали большую прочность брустверу и амбразурам, использовав впервые примененные с начала осады туры, изготовление которых началось на Северной стороне. Для противодействия работам англичан, в 100 саженях перед третьим бастионом сделали траншею для ведения штуцерного огня, отсюда можно было обстреливать и штурмующие колонны. Это были первые действия защитников крепости, направленные на выдвижение своих позиций вперед.

С 20 октября по четвертому бастиону вели интенсивный огонь 44 французские пушки и 30 мортир. В течение дня на укреплении были подбиты 14 орудий, разрушены амбразуры и брустверы, выбыл из строя 161 человек. Противник явно готовился к штурму, о чем говорили и дезертиры-перебежчики из французских войск. За одну ночь в городе построили внутреннюю оборонительную линию. В домах, прилегающих к Театральной площади, заложили двери и окна, устроив бойницы для ведения ружейного огня. Все улицы, выходящие к площади и Большому бульвару, перегородили баррикадами и установили за ними полевые орудия. К утру на этой позиции было сосредоточено около 9 тысяч солдат и 9 полевых орудий. Увеличить гарнизон четвертого бастиона, где на банкетах во рву и горже находилось 800 человек, не представлялось возможным из-за отсутствия блиндированных помещений и укрытий. Французы приблизились к бастиону зигзагами на 45 сажен и засевшие там стрелки не давали приподняться над землей русским солдатам. Положение защитников города стало критическим.

В такой ситуации необходимо было предпринять решительные действия. Князь Меншиков, получив из Дунайской армии две новые дивизии, решил атаковать правый фланг английской осадной армии и деблокировать Севастополь с восточной стороны. Но, как и прежде, подготовка к сражению велась плохо. О какой диспозиции войск можно было говорить, если в штабе армии не имели топографической карты района намечаемой битвы. Единственный экземпляр карты находился в Военном министерстве и велась переписка о ее доставке в Севастополь. По иронии судьбы карта прибыла в штаб Меншикова на следующий день после сражения.

Планировали операцию, полагаясь на топографическую память генерала Данненберга, "который когда-то стоял в этой местности лагерем и заявил, что знает ее, как свои карманы"[89]. В итоге генералы Данненберг, Соймонов, Павлов и Горчаков, возглавлявшие наступление, действовали несогласованно. Колонны со стороны Килен-балки и Черной речки атаковали позиции англичан не одновременно, а отряд генерала от инфантерии Горчакова, которому поручалось отвлечь боем части французского обсервационного корпуса, ограничился артиллерийским обстрелом. В результате французы направили значительные силы на помощь англичанам, что и определило исход битвы.

24 октября русские солдаты в Инкерманском сражении проявили чудеса храбрости и самопожертвования. По раскисшей от дождя местности солдаты карабкались к расположенным на высотах укреплениям англичан, не считаясь с потерями от орудийного и штуцерного огня. Противник не выдерживал штыковых атак и отступал, но, получив подкрепления, вновь занимал редуты. Укрепления переходили по нескольку раз из рук в руки. Когда стало ясно, что перевес сил на стороне англичан и французов, русские войска отступили на исходные позиции. Они потеряли 12 тысяч человек, в том числе 6 генералов и 256 офицеров, в то время как у союзников выбыло из строя 5 тысяч человек.

Одной из главных причин поражения в Инкерманском сражении являлось отсутствие во главе армии настоящего командира, полководца, который мог организовать войска и повести их за собой. Главнокомандующий генерал-адъютант адмирал князь Меншиков не был ни организатором, ни полководцем, ни оратором. Судьба и император были к нему благосклонны, что и определило его карьеру. Прямой потомок светлейшего князя А. Д. Меншикова — сподвижника Петра I, Александр Сергеевич Меншиков принадлежал к высшим придворным кругам. Человек умный и разносторонне образованный, он избрал карьеру военного. В войне 1828—1829 гг. князь А. С. Меншиков проявил личную храбрость и был тяжело ранен. В 1829 г. Николай I назначает его начальником Главного морского штаба, где он фактически выполняет роль морского министра, не имея ни морского образования, ни морской практики. Меншиков был одним из самых приближенных и влиятельных царских сановников. Угадывая и предусмотрительно угождая желаниям царя, светлейший язвительно высмеивал многих высокопоставленных деятелей при дворе и правительстве, чем нажил себе немало врагов. Наверное, старые боевые заслуги адмирала в сухопутных сражениях послужили основанием для назначения его главнокомандующим сухопутных и морских сил Крыма в Восточную войну. К тому же за ним были сохранены все одиннадцать государственных постов, которые князь занимал до этого: по-прежнему он числился и начальником Главного морского штаба, и военным губернатором Финляндии... И хотя князь А. С. Меншиков был богатым человеком, он не отказывался от положенного довольствия по всем числящимся за ним должностям. Светлейший был кавалером почти всех русских и многих иностранных орденов того времени.

Генерал-адъютант адмирал Меншиков никогда не был ни полководцем, ни флотоводцем. В Крымскую кампанию 67-летний главнокомандующий не обладал ни активностью, ни энергией, ни решительностью. Меншикова не любили в войсках за пренебрежительное отношение к подчиненным. Ему были чужды не только солдаты и матросы, но и офицеры, генералы и адмиралы, не имеющие впечатляющей родословной. Он так и не нашел с ними общего языка, необходимого для сплочения армии.

Солдаты не понимали этого адмирала в армейской шинели, избегавшего общения с ними. Они не доверяли человеку, который не заботился об их нуждах, не пресекал казнокрадство, процветающее в армии, и не контролировал тыловые службы. Навещая в госпитале офицеров из знатных фамилий, он не интересовался состоянием прочих раненых и нуждами медиков. Об этом писал своей жене из Севастополя замечательный хирург Н. И. Пирогов. А князь Васильчиков написал в своих воспоминаниях: "... Для призрения десяти тысяч раненых оказался при армии подвижной госпиталь, сколь мне помнится, на 1200 больных. Белья, посуды, и, что важнее всего, перевязочных средств не хватило, конечно, и на половину страждущих, и бедные солдатики сидели и лежали под открытым небом, прикрывая свою наготу окровавленною, твердою как лубок, шинелью, потому что рубаха, а часто и портки были изрезаны на бинты или истрепаны на корпию ..."[90]

После сражения на Черной речке князь Меншиков совершенно пал духом и решил оставить Севастополь. Но все же судьба и на сей раз была к нему благосклонна. Союзники, обнаружив численный перевес сил русской армии, испытав в сражении ее боевой дух, решили отложить немедленный штурм четвертого бастиона и дождаться прибытия новых подкреплений, но бомбардировку этого укрепления продолжали с прежней силой.

Защитники Севастополя использовали каждый день для усиления своих позиций. В ночь на 27 октября крутости всех амбразур на четвертом бастионе и батарее Костомарова одели в фашины и туры. Для противодействия орудиям, для которых англичане заложили новую параллель фронтом к укреплению, на левом фланге четвертого бастиона малые мортиры заменили пушками, а на Большом бульваре заложили новую батарею №51 на четыре орудия.

2 ноября 1854 г. разразился огромной силы шторм. Много судов союзного флота было выброшено на берег, разбилось о скалы и затонуло. Только в Балаклаве погибло 11 английских кораблей и 7 кораблей потеряли мачты. Отправился на дно недавно прибывший из Англии пароход "Принц" с грузом зимнего обмундирования, инженерного имущества и водолазного оборудования для расчистки входа на Севастопольский рейд. Почти все палатки в лагерях экспедиционного корпуса были сорваны ветром и дождевыми потоками. Траншеи в низинах наполнились водой. Этот шторм и наступившие затем холода заставили союзников отказаться от активных военных действий и перейти к обороне.

2 ноября 1854 г. завершился первый период обороны Севастополя. К этому времени осадный корпус имел на вооружении 149 орудий. Им противостояли 240 пушек и мортир крупного калибра, установленных на оборонительной линии, всего же защитники города на сухопутной обороне имели 449 орудий. С начала осады было подбито на укреплениях 80 орудий и 150 станков. Севастопольская крепость с 5 октября по 2 ноября 1854 г. произвела по врагу около 200 тысяч выстрелов, в том числе 17 тысяч выстрелов с береговых батарей. Было израсходовано 50 тысяч пудов пороха, а подвезли за это время всего 13 тысяч; остаток пороха составлял 26 тысяч пудов.

Но самым важным в первом периоде осады крепости было то, что ее защитники научились быстро строить и восстанавливать укрепления, а кроме того, сумели сохранить превосходство над союзниками в артиллерийском вооружении. Этому способствовала созданная вице-адмиралом Корниловым и подполковником Тотлебеном стройная и четкая система принятия решений и контроля за их исполнением.

Согласно отданному начальником гарнизона циркуляру, заведующие инженерными работами на отделениях оборонительной линии ежедневно представляли начальнику инженеров гарнизона Тотлебену подробное донесение. В нем они сообщали о восстановлении и строительстве новых укреплений, о подбитых орудиях, станках и понесенных потерях; перечисляли необходимые для работ материалы; отдельной строкой описывали действия неприятеля и возведенные им новые сооружения.

Начальник инженеров подполковник Тотлебен анализировал полученные сведения, сопоставлял их с личными наблюдениями и принимал решение. По ежедневному письменному распоряжению, подписанному начальником штаба и начальником инженеров гарнизона, военные инженеры производили работы, материальное обеспечение которых возлагалось на начальников отделений оборонительной линии. Они же выделяли инженерам необходимое количество рабочих и солдат, контролировали ход работ в течение суток и докладывали начальнику гарнизона о выполнении поставленных задач. Ежедневно на работы направляли 6—10 тысяч солдат, матросов и саперов. Днем работали бригады по замене подбитых орудий, восстановлению амбразур и пороховых погребов, а наиболее трудоемкие и массовые работы производились в ночное время. Такой распорядок сокращал потери от артиллерийского и штуцерного огня противника. К работам привлекались войска из городского резерва.

Строительные материалы получали в порту по утвержденной Тотлебеном ведомости прибывшие из отделений команды. После Инкерманского сражения туры и фашины начали заготавливать в Инкерманской и Мекензиевой рощах, затем на подводах доставляли на Северную сторону, а оттуда через порт на позиции.

Вице-адмирал Нахимов ежедневно верхом на лошади объезжал линию обороны, следил за порядком на батареях и в войсках, вникал в нужды защитников Севастополя. Особое внимание он уделял обеспечению артиллерийскими припасами и предметами. По его указанию с кораблей снимали орудия и направляли к местам установки. Адмирал распоряжался доставкой на позиции снарядов и зарядов, а также станков, банников[91] и прочего имущества Черноморского флота.

Полтора месяца обороны Севастополя показали, что, возведя временные земляные укрепления и вооружив их морской артиллерией, можно защищать город. Но позволив противнику занять господствующие высоты, с которых простреливалась вся территория до рейда, защитники лишились ядра крепости, в котором должны размещаться укрытые от вражеского огня склады, госпитали и резервы. Стало ясно, что удержать позиции можно только беспрерывно восстанавливая и усиливая укрепления и обрекая себя на большие потери личного состава. Гарнизон Севастополя к такому подвигу оказался подготовленным.

Буря, разразившаяся 2 ноября, привела войска союзников в небоеспособное состояние. Но и Крымская армия, не оправившаяся от поражения на Черной речке, не смогла использовать сложившуюся ситуацию, чтобы нанести противнику удар и деблокировать Севастополь.Наступившие холода, обильные дожди и снегопады затрудняли подвоз боеприпасов к осадным армиям, и артиллерийский огонь значительно ослабел. Войска экспедиционного корпуса страдали от болезней, непогоды, отсутствия теплой одежды и сносных жилищ. Начался падеж лошадей и вместо них приходилось впрягать в упряжки солдат.

Французы возвели из примитивных деревянных сараев целый городок на берегу Камышовой бухты, дав ему название Камыш. Здесь разместились госпиталь, тыловые части и склады. Английские войска располагались в палатках, а многочисленных больных отправляли в Константинополь. Из Англии доставили конструкции для строительства бараков и конно-железной дороги. Однако к их возведению приступили только по прибытии из Лондона рабочих и инженеров. Деревянные казармы появились только в декабре, а конно-железная дорога от Балаклавской бухты к позициям осадной армии была закончена лишь в марте 1855 г.

Союзники стремились создать перевес в орудиях и тем самым ускорить захват Севастополя. В Крым из Англии и Франции отправляли самые совершенные и крупные орудия того времени. На вооружении экспедиционного корпуса появились мортиры и пушки, стреляющие ядрами и бомбами весом до 130 кг; для их установки на позициях использовали специальные подъемные приспособления. Французы построили мортирные батареи № 21 и № 22, вооруженные крупнокалиберными орудиями, нацеленными главным образом на четвертый бастион. Английские войска закончили в ноябре балаклавские укрепления, начатые после Инкерманского сражения, и установили на них 37 орудий большого калибра. Эти укрепления вместе с французскими батареями, редутами и ложементами на Сапун-горе составили сильную оборонительную линию протяженностью в 18 верст для защиты осадных войск от нападения русской армии со стороны Черной речки. В порядке отступления следует сообщить читателю о истории появления на страницах книги малоизвестных гравюр и рисунков. В Крымскую войну редакции многих газет и журналов Англии и Франции направили на театр военных действий своих репортеров-художников, которые запечатлели сражения и сцены из жизни экспедиционного корпуса.

В фондах Центральной Военно-морской библиотеки хранятся три большие папки неизвестного собирателя с вырезками иллюстраций о Восточной кампании, помещенных в различных изданиях того времени. Автор использовал часть этого уникального собрания.

Возвратимся к событиям зимы 1854—1855 гг.

Русские солдаты на позициях ютились в шалашах, норах и расщелинах, не имея нормального питания и теплой одежды. Полушубки застряли где-то по пути в Крым и прибыли только весной 1855 г., вместо них использовали мешки и рогожи, слабо защищавшие в условиях суровой в тот год зимы. Армия испытывала перебои и в продовольственном снабжении; в войсках появились больные холерой, лихорадкой и поносом. Но, несмотря на невзгоды, защитники города сохраняли твердую воинскую дисциплину и высокий воинский дух. Днем и ночью продолжались работы по укреплению оборонительной линии. На бастионах и батареях наращивали брустверы и углубляли рвы. В ноябре Малахов курган стал превращаться в главный опорный пункт Корабельной стороны. С сентября здесь оборонительными работами заведовал полковник Ползиков, грамотный, энергичный и храбрый военный инженер. Вместе с начальником четвертого отделения контр-адмиралом Истоминым он организовал непрерывные работы на бастионе — работали под артиллерийским огнем и в любую погоду. К январю 1855 г. отдельные батареи были объединены в замкнутое укрепление с бруствером высотой до 3,6 и толщиной 6 м; бастион окружал ров глубиной 3 и шириной 4,5 м. Для гарнизона, насчитывавшего три тысячи человек, возвели блиндажи; 50 орудий, установленных на укреплении, разделяли траверсы, а заряды находились в прочных пороховых погребах. За контрэскарпом в несколько рядов устроили засеки и оборудовали волчьи ямы. Одновременно траншеи, примыкавшие к Малахову кургану, превратили в куртины и перед ними вырыли рвы глубиной 2,4 и шириной до 4,5 м. Второй бастион сделали замкнутым, а на первом бастионе удлинили батареи. Траншею между бастионами переделали в полевой окоп для ружейной обороны, приспособив каменный завал для стрелков. Возведение укреплений продвигалось успешно и в основном было завершено к новому году, а 1 января 1855 г. полковник Ползиков был назначен заведовать оборонительными работами на Северной стороне. Здесь начали строить систему укреплений, способную противостоять врагу на случай высадки новых десантов или ухода с Южной стороны русских войск. Под руководством Ползикова на Северной стороне установили 216 орудий большого калибра. Принял участие полковник Ползиков и в сражении на Черной речке. Командуя возведением переправ через реку и водопроводный канал, он получил контузию, но остался в строю. В. П. Ползиков был награжден орденами Св. Анны 2-й степени с императорской короной, Св. Владимира 4-й степени и Св. Георгия 4-й степени.

Последнюю, высшую, награду он получил за мужество и храбрость, проявленные на четвертом отделении оборонительной линии, где под обстрелом неприятеля исправлял и возводил новые укрепления, не дав врагу приблизиться и подавить русскую артиллерию. По поводу последней награды наследник цесаревич Александр писал Ползикову:

"Любезный Ползиков, поздравляю тебя с наградою храбрых. С самого детства был ты стоек; помню я, как ты с особенным искусством умел стоять на голове; очень обрадовался я, узнав, что ты умеешь так же твердо стоять головою за Государя и Отечество.

Посылаю тебе орден Св. Георгия.

Спасибо, Ползиков.

Александр.

16 февраля 1855 г."[92]

Но вернемся к событиям в крепости. Во второй половине ноября 1854 г. ее защитники перешли к наступательной обороне. Перед передовыми позициями стали создавать сеть ложементов и завалов, откуда вели ружейный огонь по противнику. Кроме того, оттуда корректировался артиллерийский огонь русских батарей, а «охотники»[93] могли совершать ночные вылазки в стан врага. Прицельные выстрелы с близкого расстояния по ружейным амбразурам и солдатам, ведущим работы, причиняли неприятелю значительный урон, а главное, замедляли строительство траншей и параллелей. Союзные войска пытались захватить эти передовые позиции, но русские солдаты упорно сражались за них.

Тем временем французская осадная армия продолжала наращивать количество орудий, действовавших против четвертого бастиона. Она не отказалась от намерения произвести штурм города через это укрепление. Но и осажденные незамедлительно приняли меры для отражения предполагаемой атаки противника: закладывались новые батареи, возвели вторую линию баррикад в городе, приступили к созданию главного опорного пункта Городской стороны на мысе Хрустальном. Четвертый бастион начали замыкать с горжи при помощи стенки и рва. Перед редутом Шварца приступили к возведению двух линий ложементов. Это позволило остановить дальнейшее приближение французских параллелей к редуту и избежать усиления флангового обстрела четвертого бастиона.

Ложементы, в отличие от завалов, строились по заранее намеченному плану. Первую линию ложементов, предназначенную для размещения стрелков, заложили в 100 м перед редутом в ночь с 20 на 21 ноября. Солдаты передвигались и работали почти бесшумно, зачернив белые армейские ремни. Инженеры на месте возведения ложементов натянули шнур в 90 см над поверхностью грунта и по нему установили два ряда бочонков. Сверху сделали бойницы из мешков с грунтом. Когда углубились с внутренней стороны ложемента на 45 см, наткнулись на скалу, и грунт для наружной обсыпки бочонков стали подносить с ближайшей местности. К утру работы были почти закончены. Ложемент длиной около 20 м имел бруствер толщиной почти 1,5 м и внутреннее углубление шириной более 3 м.

Французы в течение ночи так и не заметили сооружения вблизи своих позиций ложемента. А днем засевшие в ложементе 20 стрелков открыли меткий огонь по солдатам противника, возводившим траншею, и заставили их укрыться. Артиллерия неприятеля пыталась разбить ложемент, но стрельба по малой и хорошо приспособленной к местности цели оказалась безрезультатной. В последующие ночи построили еще шесть ложементов. Их наружные крутости спланировали для рикошетирования ядер и снарядов, а внутренние выемки оформили в виде гласиса. В случае захвата противником укреплений русская артиллерия могла вести прицельный огонь, не дать противнику закрепиться в ложементах и быстро перестроить их для своих войск.

В трех ложементах первой линии расположилось по 30 стрелков в каждом, а во второй линии находился резерв из 200 солдат на случай отражения штурма. Дальнейшее продвижение вперед параллелей французов на этом участке оборонительной линии прекратилось. Но такие работы начались у Карантинной бухты, откуда противник мог вести перекрестный огонь по четвертому, пятому и шестому бастионам. Для противодействия в этом районе возвели 19 ложементов и установили дополнительно артиллерию на ближайших укреплениях. В конце ноября построили ложементы и перед четвертым бастионом, создав таким образом сплошную цепь из ложементов на Городской стороне. А в тылу основных укреплений первого и второго отделений оборонительной линии для большей надежности заложили Язоновский, Чесменский и Ростиславский редуты, получившие названия кораблей, экипажи которых их возводили.

Английская осадная армия также создавала новые и удлиняла существовавшие параллели. Англичане получили возможность вести прицельный огонь по русскому кораблю, стоявшему у вершины Южной бухты. Пришлось корабль отвести в безопасное место, а на Пересыпи построить новые батареи. Перед английскими позициями русские солдаты также возвели завалы и ложементы.

Широкое распространение получили в это время ночные вылазки «охотников», в основном небольшими группами, а иногда и большими отрядами. Так, 21 ноября с четвертого бастиона была предпринята вылазка против французской третьей параллели. Группа из 250 солдат и 60 матросов, которую возглавили три офицера, ворвалась в траншею и выбила из нее французов, но при подходе подкреплений отошла назад. В ночь с 29 на 30 ноября отряд из 515 «охотников» захватил третью параллель; вывели из строя 4 больших мортиры, взяли в плен 8 человек и разрушили часть укреплений, после чего отошли на бастион, забрав с собой 3 малых мортиры, штуцера и различное имущество. Иногда за ночь предпринималось несколько вылазок. Следует отметить, что французы лучше англичан охраняли и защищали свои траншеи и даже пытались занимать и разрушать русские ложементы.

Плохие погодные условия, болезни, ночные вылазки русских солдат ослабили осадный корпус, и артиллерийский огонь по оборонительной линии ослабел. Однако против четвертого бастиона и Язоновского редута он продолжался с прежней силой, а штуцерный обстрел на этом участке даже усилился. Но и в этих условиях осажденные не позволяли противнику создать перевес в артиллерийских средствах и совершенствовали свою оборону. Между городским оврагом и Южной бухтой были установлены 36 орудий крупного калибра для противодействия осадной артиллерии. Четвертый бастион превратился в сомкнутое укрепление; был закончен Язоновский редут. Построили блиндажи для укрытия 3000 солдат. Кроме усиления бруствера и углубления рва, выполнили работы по устройству ходов сообщения и дорог к Театральной площади. Возвели вторую оборонительную линию, где размещался резерв отделения.

Но, кроме наземных работ, на четвертом бастионе велись в тот период и подземные работы. Начальник инженеров гарнизона Э. И. Тотлебен полагал, что неудавшаяся 5 октября попытка штурма бастиона и активное противодействие русских войск осадным работам (что не позволило французам в течение месяца продвинуться к четвертому бастиону ни на шаг) заставят противника начать минную атаку против этого укрепления. Французы попытаются скрытно заложить большие заряды и взорвать бастион, а если работы будут обнаружены — взрывами образовать воронки на подступах и, заняв их, приблизить свои позиции к укреплению.

Еще в конце октября стук, раздававшийся во французских траншеях, наводил на мысль о ведении работ. Решили сделать два пробных колодца для определения залегания слоев грунта. Через месяц проходку завершили и составили геологический разрез. От днища рва на глубину 4 м шел известняк, затем слой глины толщиной от 1,2 до 1,5 м, переходящий снова в известняк. Такое расположение пород позволяло прокладывать галереи в слое глины без какого-либо крепления.

К этому времени перебежчики стали сообщать о минных галереях, расположенных против четвертого бастиона. Следовало немедленно приступить к возведению контрминной системы. Чтобы исключить возможность подкопа под бастион, предстояло сделать подо рвом окружную галерею. Из галереи выводились слуховые рукава, чтобы обнаружить и остановить французских минеров на дальних подступах к укреплению.

Для ускорения дела во рву заложили, кроме двух пробных, еще девятнадцать колодцев и от них стали прокладывать галерею и слуховые рукава. Теперь одновременно могли проводиться работы более чем в 60 выработках; размер проходок был минимальный — высота 90 и ширина 75 см.

Заведовал подземными контрминными работами командир второй роты четвертого саперного батальона штабс-капитан Мельников. Саперный батальон 24 октября 1854 г. следовал в Севастополь. В то утро, перед сражением на Черной речке, он двигался по Саперной дороге. Командовавший группой войск генерал Данненберг, встретив батальон, приказал прекратить движение и быть в резерве, и, как казалось, не напрасно.

При наступлении англичан саперы вместе с пехотинцами отразили атаку и заставили противника отступить. Штабс-капитан Мельников отличился в этой битве хладнокровием и мужеством. После сражения капитан со своей ротой построил семь батарей на Мекензиевых высотах для обстрела Киленбалочного плато и Сапун-горы. Отсюда вторую роту в составе 200 нижних чинов перевели на минные работы. Кроме того, из четвертого и шестого саперных батальонов отобрали 80 минеров и также отправили на контрмины, как именовались тогда подземные работы.

Проходку стволов, галерей и рукавов вели беспрерывно в три смены. В смену работали 75 саперов и 200 рабочих, выделенных из пехотных частей. Для взрывных работ сформировали специальную команду под руководством поручика Поцейко. Приходилось работать согнувшись, сидя или даже лежа. Мешки с грунтом вытаскивали из колодцев и под штуцерным обстрелом французов переносили к укреплениям. Специального инструмента и оборудования саперы не имели, так как осадный парк находился в Бендерах и из-за плохого состояния дорог и нехватки транспорта не смог передислоцироваться в Севастополь. У моряков нашли один вентилятор, да и тот часто ломался; от недостатка кислорода гасли свечи, приходилось работать впотьмах и делать перерывы на несколько часов для проветривания галерей и рукавов. Пониженные участки выработок периодически заполнялись водой, однако ни помп, ни насосов для ее откачки не было, солдаты убирали воду ведрами. В зависимости от расстояния до колодца скорость проходки составляла от 0,6 до 4,2 м в сутки на каждом рабочем участке. К середине января 1855 г. окружная галерея была закончена, из нее на 40—50 м вывели 28 слуховых рукавов.

Для прослушивания действий противника четыре раза в сутки все подземные работы прекращали на 15 минут. Не услышав ничего подозрительного, саперы возобновляли проходку в рукавах по заранее оговоренной очередности, чтобы дать возможность своим товарищам изучить характер звуков при работе различными инструментами на определенных расстояниях.

18 января была впервые услышана работа французских минеров, о чем штабс-капитан Мельников доложил начальнику инженеров гарнизона. Тот принял решение взорвать горн[94] и остановить дальнейшее продвижение противника. Работы в рукаве прекратили, сделали в нем камеру и заложили в нее 12 пудов пороха. Чтобы направить взрыв в сторону неприятеля, рукав на протяжении 16 м заполнили мешками с грунтом. Эту забивку усиливали через каждые 2 м деревянными перегородками с креплением из бруса.

22 января, когда был уже слышен разговор французских минеров и скрип передвигаемой тележки, произвели взрыв. Он был настолько силен, что взрывная волна достигла французской траншеи и выскочившие из нее солдаты попали под картечный огонь. Более того, взрыв был совершенно неожиданным для противника, так как французы не предполагали, что русские саперы смогут организовать какое-либо сопротивление при ведении подземных работ (в Париже даже был опубликован в газете план осадных работ, на котором показаны французская минная галерея и камера для взрыва четвертого бастиона). Но самонадеянность наказуема, и французы потерпели первое поражение в подземной войне. Они отступили, оставив часть галереи и преградив ее малым взрывом. При этом в 60 м от контрэскарпа четвертого бастиона на поверхности земли образовалась воронка глубиной около 1 и диаметром 8 м. Ночью воронку заняли русские минеры, открыли в ней колодец и вывели из него короткий рукав, потом заложили заряд и взорвали. Образовалась еще одна воронка, из которой минеры вышли в брошенный французами участок галереи, расчистили его и включили в состав минной системы.

В феврале 1855 г. из ближайшей к противнику воронки были сделаны еще три взрыва, чтобы расширить сеть рукавов на главном направлении минной атаки неприятеля. В это же время для обеспечения защиты флангов во рву батареи № 75 (Львова) и № 34 (Бульварной) заложили восемь колодцев для создания галерей и рукавов. Французские минеры никакой активности в этот период не проявляли.

А на поверхности земли продолжалась повседневная тяжелая работа по усилению оборонительной линии. Все наружные крутости укреплений и батарей были одеты в туры, фашины, бочки и металлические цистерны. К бастионам сделали дороги для подвоза боеприпасов и строительных материалов. От пониженных участков отрыли водоотводные канавы. Впервые в мировой практике осада города приобрела характер позиционной войны. Для защиты от навесного огня противника повсеместно строили блиндажи с перекрытиями из двух рядов бревен и слоя грунта и возводили прочные, в том числе и каменные, пороховые погреба. По предложению моряков орудийные амбразуры закрывали щитами, сделанными из корабельных канатов.

Для бесперебойного обеспечения войск материалами и инструментом на территории старого Адмиралтейства устроили инженерное депо; его филиал обосновался в новом Адмиралтействе на Корабельной стороне. В это депо поступали все материалы из порта, сухопутного, артиллерийского ведомств и от частных лиц (большое количество леса сдал подрядчик Волохов, заготовивший его для строительства нового Адмиралтейства), затем материалы отгружали на оборонительную линию. В инженерном депо делали также мешки для грунта, деревянные платформы для орудий, тросовые щиты, рогатки, скобы и прочие мелкие изделия из металла и дерева. Кроме того, ремонтировали и изготавливали инструмент, тачки, носилки, обтесывали и пилили бревна. Сюда же поступали с Северной стороны фашины и туры. Всем этим хозяйством заведовал старший офицер, у которого в подчинении находились 9 младших офицеров, 200 матросов-парусников, 16 кузнецов, 8 такелажников и 4 портовых колесника. На погрузочно-разгрузочные работы в ночную и дневную смены выделялось по 300 рабочих из войск. Надо отметить, что с появлением инженерного депо темп работ на укреплениях заметно возрос.

С Северной стороны через рейд все обеспечение осажденного города осуществлялось на баржах, баркасах и пароходах. Пароходы поспевали повсюду — поддерживали огнем своих орудий войска, особенно на Корабельной стороне, принимали участие в перевозке резервов и раненых, охраняли проход на рейд и даже предпринимали вылазки против флота союзников. Так, 24 ноября 1854 г. пароходы "Владимир" и "Херсонес" напали на французский пароход, стоявший на якоре против входа на рейд. В пароход попало несколько ядер и он удалился под защиту других судов. На помощь поспешил большой трехмачтовый английский пароход, который значительно превосходил по вооружению русские суда. Оба парохода начали отходить к рейду, а корабль противника, преследуя их, попал под огонь береговых батарей и получил повреждение мачты и кожуха. А русские пароходы без потерь возвратились в бухту.

Тем временем союзные войска продолжали осадные работы. Французы, не имея возможности продвигаться со своими траншеями вперед, удлинили их на флангах и заложили несколько новых батарей. Терпя урон от систематических ночных вылазок русских «охотников», противник начал огораживать орудийные позиции проволокой, натянутой на колья, но русские саперы быстро научились преодолевать это препятствие. Английская армия возвела на Зеленой горе две новые осадные батареи, удлинила параллель на Воронцовой высоте и укрепляла свои позиции на Киленбалочном плато.

В этот период осадная артиллерия действовала весьма слабо. Наиболее частым обстрелам подвергались четвертый бастион и Язоновский редут, иногда на город и бухты падали конгревовы ракеты[95]. Но в то же время усилился огонь из штуцеров по орудийным амбразурам русских укреплений с целью вывести из строя артиллерийскую прислугу. Чтобы ослабить действия противника, в ложементах линии обороны увеличили количество стрелков, однако штуцерных[96] не хватало, и пришлось подготавливать солдат из пехотных подразделений. От каждого полка направляли по 20 человек в стрелковый батальон, находившийся на Инкерманских высотах; там они проходили ускоренное обучение, а затем распределялись по оборонительной линии.

В начале января 1855 г. на правом фланге осадного корпуса французские части стали постепенно заменять находившиеся там английские подразделения. Они занимали существующие траншеи и начали возводить новые, в том числе и на высоте перед Малаховым курганом. Французами был завершен и вооружен начатый англичанами редут Виктория. В конце месяца у вершины Килен-балки обосновалась французская бригада, которая приступила к строительству траншей. Можно было предположить, что, не добившись успеха на Городской стороне, наиболее мощная и боеспособная французская армия намечает перенести основной удар на Корабельную сторону, ключом к которой являлся Малахов курган. Перед английскими войсками стояла задача действовать против третьего бастиона и обеспечивать фланговый обстрел Малахова кургана и четвертого бастиона.

В это осенне-зимнее время в Крымской армии находились их императорские высочества великие князья Николай Николаевич и Михаил Николаевич — Николай I послал их закалять характер и приобретать военный опыт. Но императрица просила князя Меншикова оберегать своих чад от снарядов, пуль и других опасностей. Светлейший организовал на Северной стороне строительство шести редутов, соединенных между собой траншеями, и пяти батарей для обстрела Киленбалочных высот, а заведовать инженерными и артиллерийскими работами назначил великих князей. Под их началом находились полковник Ползиков и начальник артиллерии гарнизона, поэтому строительство шло успешно. Вскоре императору направят реляции главнокомандующего о награждении Николая и Михаила за боевые заслуги, но они не принимали участия ни в одном боевом сражении, да и негде им было сражаться, поскольку князь Меншиков избегал активных боевых действий. Николай I неоднократно предлагал главнокомандующему предпринять наступление, используя численный перевес в войсках, Меншиков же под различными предлогами отказывался, а в своих письмах стал жаловаться на недомогание. И все же он разрешил генерал-лейтенанту Хрулеву атаковать Евпаторию, в которой находились в основном турецкие войска, но и это сражение 7 февраля 1855 г. было проиграно.

Так завершился второй, зимний, период обороны Севастополя. От ненастной погоды и холодов страдали обе воюющие стороны. Осадная армия не смогла продвинуться вперед, но французы за это время возвели 26 новых батарей, а англичане — 5. Русские войска также усилили свои позиции и не допустили перевеса в артиллерии у союзников. Столь успешные действия защитников Севастополя во многом обеспечило умелое управление войсками. Все конкретные планы по обороне города разрабатывались и осуществлялись под руководством начальника инженеров гарнизона флигель-адъютанта полковника Э. И. Тотлебена и начальника штаба гарнизона флигель-адъютанта полковника князя Васильчикова, который был назначен на эту должность в ноябре и быстро завоевал признание в гарнизоне. Вице-адмирал Нахимов считал этих двух офицеров главной опорой обороны Севастополя. А сам Нахимов, назначенный 1 февраля 1855 г. помощником начальника гарнизона, абсолютно не изменил ни своего поведения, ни действий, оставаясь для всех непререкаемым авторитетом.

Активная деятельность французских войск на Корабельной стороне требовала пристального внимания и соответствующих мер по предупреждению захвата Малахова кургана. Между ним и осадной армией находился так называемый Зеленый бугор, который возвышался над Малаховым курганом. Ни союзники, ни русское командование не придавали ему ранее большого значения и, несмотря на неоднократные предложения контр-адмирала Истомина, этот пункт не включили в состав оборонительной линии. Теперь признали, что здесь необходимо возвести укрепление, но прежде надо захватить и закрепить позиции на нейтральной территории плато за Килен-балкой, откуда противник не только мог вести фланговый обстрел Малахова кургана и Зеленого бугра, но и опасно приблизиться к рейду. Возведение на плато редутов возложили на Селенгинский и Волынский полки под началом генерал-майора Хрущова, который ранее командовал полком в Альминском сражении и прикрывал отход войск.

Вечером 9 февраля с Северной стороны подвезли на баржах инструмент и туры. По приказу вице-адмирала Нахимова из плавсредств сделали мост через Килен-бухту. Пароходы "Владимир", "Херсонес" и "Громоносец" стали на якоря у Килен-бухты и Георгиевской балки, чтобы поддерживать своим огнем отряд генерал-майора Хрущова. Как только стемнело, флигель-адъютант полковник Тотлебен и штабс-капитан Тидебель под прикрытием пластунов произвели на местности разбивку редута. Он располагался в 450 саженях от второго бастиона и 400 саженях от передовых позиций противника. От укрепления к рейду разметили траншею для сообщения и для обороны склона холма. Затем генерал Хрущов и полковник Тотлебен расставили войска. Один батальон рассыпали цепью поперек хребта, а остальные поставили в колонном строю изготовленными к атаке. Вскоре прибыли от Килен-бухты с турами и инструментами три батальона Селенгинского полка. Их распределили следующим образом: во рву работало шесть рот, внутри редута — две, в траншее — две роты, а остальные подносили материалы. Солдат расставили с интервалом в один шаг. По главному фасу редута протяженностью 210 м и вдоль гребня контрэскарпа установили один ряд туров и начали заполнять их землей. К утру туры на контрэскарпе заполнили землей и они могли в дневное время защищать работающих во рву солдат от штуцерного огня.

Роты за ночь возвели по одному ложементу примерно на полпути между укреплением и французской траншеей. Из этих окопов, которые заняли сто штуцерных Волынского полка, хорошо просматривались французские позиции и впадины на местности, невидимые с редута. Строительные работы были обнаружены французами только с наступлением рассвета, но, кроме ружейного огня, они никаких действий не предпринимали. Днем Волынский полк отдыхал на склоне Килен-балки, а солдаты, работавшие ночью на редуте, были отведены во второй бастион. Их сменил батальон Селенгинского полка, который трудился под прикрытием туров до наступления темноты.

Следующую ночь возведение укрепления продолжалось. На бруствере установили второй ряд туров, что позволяло работать внутри укрепления и днем. Перед редутом появились еще четыре ложемента. Днем 11 февраля присыпали грунт к верхнему ряду туров, делали банкеты, траверсы и пороховой погреб. Противник обстреливал работающих из штуцеров, не причиняя, впрочем, никакого вреда, и накапливал силы для атаки.

Ночью с 11 на 12 февраля неприятель внезапно напал на солдат, находившихся в цепи и работающих на редуте. Генерал-майор Хрущов сигналом приказал пароходам открыть огонь по заранее пристрелянным французским позициям и руководил боем. В рукопашной схватке его спас от гибели солдат, заколовший штыком француза, занесшего саблю над головой генерала. Селенгинцы, отбив первый натиск противника мотыгами и кирками, по приказанию штабс-капитана Тидебеля разобрали стоящие в "козлах" ружья и с банкета стреляли в нападавших. Распорядительность и личное мужество генерал-майора Хрущова свели на нет преимущества противника при внезапном нападении. В атаке принимали участие пять батальонов. Продолжавшаяся около часа рукопашная схватка закончилась поражением французов, у которых было убито около 100 человек, а русских солдат было убито 67 человек.

Дальнейшее строительство Селенгинского редута продолжалось без особых помех. В ночь с 16 на 17 февраля в 300 саженях от французской траншеи заложили Волынский редут. Укрепление имело прямоугольную форму с фасами протяженностью 260 м. Работы организовали точно так же, как на Селенгинском редуте, только теперь Селенгинский полк находился в охране, а Волынский возводил сооружение. К концу февраля 1855 г. оба редута были завершены. Брустверы имели высоту 2 и толщину 4,2 м. Оба укрепления соединили небольшой каменной стеной, обсыпанной грунтом. Для фланкирования Волынского редута возвели батарею №83 (Венецианскую) и соединили ее с укреплением траншеей, приспособленной к ружейной обороне. Перед редутами построили 12 ложементов на 200 стрелков. Таким образом, на Киленбалочном плато за две недели были созданы контр-апрошные укрепления, состоящие из трех линий. В первую входили ложементы, во вторую — Волынский редут и батарея №83, а третья линия состояла из Селенгинского редута и траншеи, ведущей к рейду. Укрепления имели на вооружении 24 орудия крупного калибра. Позиции занимали шесть батальонов пехоты под началом генерал-майора Хрущова, который подчинялся начальнику четвертого отделения контр-адмиралу Истомину.

Все это время работы по усилению оборонительной линии продолжались. На Городской стороне завершили строительство редутов Ростиславского, Чесменского и Язоновского, предназначенных для внутренней обороны. По приказанию вице-адмирала Нахимова на рейде, между Николаевской и Михайловской батареями, затопили шесть кораблей, так как первая линия заграждения была повреждена осенне-зимними штормами.

18 февраля 1855 г. князь Меншиков был освобожден от должности по состоянию здоровья и отбыл из армии. Это было последнее распоряжение, отданное Николаем I по Восточной войне. Новым главнокомандующим Крымской армии назначили генерал-адъютанта князя М. Д. Горчакова, сохранив за ним командование Южной армией. До его прибытия должность главнокомандующего исполнял начальник Севастопольского гарнизона генерал-адъютант Остен-Сакен, возложивший командование гарнизона на вице-адмирала Нахимова. А через несколько дней французский парламентер сообщил о том, что 18 февраля скончался Николай I. По официальной версии смерть наступила от гриппа, осложненного воспалением легких, но в высшем обществе считали, что император отравился. После Альминского сражения император потерял сон, а с конца января постоянно жаловался на недомогание. Близко наблюдавшая его при жизни фрейлина А. Ф. Тютчева писала в своих воспоминаниях: "... В короткий срок полутора лет несчастный император увидел, как под ним рушились подмостки того иллюзорного величия, на которые он воображал, что поднял Россию ..."[97]. И далее: "... Он умер не потому, что не хотел пережить унижения собственного честолюбия, а потому, что не мог пережить унижения России. Он пал первой и самой выдающейся жертвой осады Севастополя"[98].

После плацдарма на Киленбалочном плато предстояло возвести укрепление перед Малаховым курганом, чтобы не допустить приближения французских позиций к кургану и обеспечить фланговый обстрел траншей английской армии, выдвинувшихся к третьему бастиону.

В ночь с 26 на 27 февраля три батальона Якутского полка заняли Зеленый бугор и приступили к работам. Разбивку сооружения на местности произвели флигель-адъютант полковник Тотлебен и штабс-капитан четвертого саперного батальона Сахаров, которому было поручено руководить работами. Укрепление представляло собой люнет с фасами длиной 80 и 100 м. Когда-то на этом месте была каменоломня, и разбросанные на поверхности камни стали собирать и укладывать в брустверы, контрэскарп и траверсы. Перед рассветом стали отрывать ров в слое глины, которую использовали для обсыпки бруствера из камня. Несмотря на сильный артиллерийский огонь, работы на укреплении продолжались и днем.

На следующую ночь французы, зная об отсутствии на строящемся люнете артиллерии, проложили перед ним новую траншею. Чтобы пресечь дальнейшее продвижение французов вперед, между Камчатским люнетом и французскими позициями возвели ложементы и прицельным огнем из них препятствовали осадным работам противника.

4 марта 1855 г. начальником войск на Корабельной стороне был назначен генерал-лейтенант Хрулев. Уже в следующую ночь ему пришлось командовать сражением за ложементы перед Камчатским люнетом. Вначале французам удалось занять ложементы, но их оттуда выбили и преследуя, после рукопашной схватки заставили отступить.

10 марта французы под покровом ночи внезапно захватили ложементы и начали их переделывать для размещения своих стрелков. Генерал-лейтенант Хрулев повел в контратаку десять пехотных батальонов, выбил противника, занял первую параллель французов и преследовал их дальше. Солдаты сражались с воодушевлением, видя рядом с собой бесстрашного генерала. Команда саперов восстановила ложементы, и к утру их опять заняли русские стрелки.

В скором времени Камчатский люнет был полностью завершен и вооружен 14-ю орудиями большого калибра. Между ними возвели траверсы, построили два пороховых погреба, два блиндажа и отрыли траншею для сообщения с Малаховым курганом. Перед люнетом создали двойной контр-апрошный плацдарм из двух линий ложементов, соединенных между собой траншеями. Передовые окопы находились в 300 шагах от французской параллели, что позволяло стрелять из гладкоствольных ружей, имевшихся на вооружении у всех пехотных частей. Здесь сосредоточили до батальона пехоты, которая постоянно вела прицельный огонь. Вправо и влево от люнета до Докового оврага и Килен-балки отрыли траншеи, в них разместили резерв и небольшие орудия для обстрела осадных работ противника.

Жизнь на Камчатском люнете постепенно наладилась. Гарнизон укрепления приспособился к постоянному обстрелу: восстанавливал брустверы и амбразуры, тушил пожары и засыпал воронки. Унтер-офицер третьей роты шестого саперного батальона Федор Яковлев бессменно находился на люнете с момента его заложения. Изучив направление выстрелов с неприятельских батарей, он предупреждал офицеров и солдат об опасности. Яковлев спас жизнь поручику Есиповичу и прапорщику Орде, прикрыв собою от падающего снаряда. При этом он получил ранение, но из госпиталя снова вернулся на Камчатский люнет. Отважный сапер погиб на Малаховом кургане в последние дни обороны Севастополя.

Защитники крепости продолжали совершать ночные вылазки в стан неприятеля. Так, 28 февраля «охотники» предприняли нападение на позиции англичан и захватили 180 туров. 3 марта 690 солдат ворвались во французские траншеи у Карантинной бухты. Выведенные из терпения, французы атаковали 6 марта ложементы, из которых производились вылазки, и захватили их, но долго там не продержались под картечным огнем и отошли на свои позиции. Окопы быстро исправили и к утру в них разместились русские стрелки. Русские «охотники» в качестве трофеев брали не только оружие и инструмент, очень ценились и шерстяные пледы, которыми укрывались английские солдаты ...

Осажденные испытывали недостаток не только в теплой одежде. Военное ведомство оказалось бессильным наладить регулярный подвоз пороха в Севастополь. В марте вице-адмирал Нахимов запретил открывать огонь по осадным работам противника без разрешения начальников отделений; в сутки из всех орудий производили около 500 выстрелов. В приказе по гарнизону, подписанному вице-адмиралом Нахимовым 2 марта 1855 г., говорилось: "... Я считаю долгом напомнить всем начальникам священную обязанность, на них лежащую, именно предварительно озаботиться, чтобы при открытии огня с неприятельских батарей не было ни одного лишнего человека не только в открытых местах и без дела, но даже прислуга у орудий и число людей для неразлучных с боем работ было ограничено крайнею необходимостью. Заботливый офицер, пользуясь обстоятельствами, всегда отыщет средства сделать экономию в людях и тем уменьшить число подвергающихся опасности... Пользуюсь этим случаем, чтобы еще раз повторить запрещение частой пальбы. Кроме неверности выстрелов — естественного следствия торопливости, трата пороха и снарядов составляет такой важный предмет, что никакая храбрость, никакая заслуга не должны оправдать офицера, допустившего ее ..."[99]

20 марта 1855 г. вице-адмирал Нахимов вступил в должность командира порта и военного губернатора Севастополя. А несколькими днями ранее, возвращаясь с Камчатского люнета, погиб его боевой товарищ контр-адмирал Истомин. В течение пяти месяцев Истомин возглавлял оборону на четвертом отделении и все это время жил в сохранившемся первом ярусе башни Корниловского бастиона. Бесстрашный, неутомимый и заботливый адмирал своим личным примером укреплял в гарнизоне боевой дух уверенности в победе над врагом. После смерти В. А. Корнилова это была самая крупная утрата для защитников города.

Тем временем союзные армии наращивали свои силы. Ежедневно прибывали новые войска, осадные мортиры и пушки крупных калибров, боеприпасы и снаряжение. Огромный поток тяжелых грузов перевозили от Балаклавской гавани до позиций у Севастополя по конно-железной дороге, торжественно открытой англичанами 16 марта. Спешно строились новые батареи и возводились палаточные городки.

Видя активную подготовку к штурму со стороны союзников, защитники города, кроме установки орудий для контрбатарейной стрельбы, усилили строительство блиндированных помещений. На Южной стороне их насчитывалось более 140, и в них могло укрыться до 6 тысяч человек. Однако это не решало проблемы, так как в гарнизоне к этому времени насчитывалось до 37 тысяч пехотинцев и около 10 тысяч артиллеристов, в том числе 9 тысяч человек от флотских экипажей. Они обслуживали установленные на оборонительной линии 998 орудий различных калибров.

26 марта в русских войсках состоялось торжественное богослужение в честь первого дня Пасхи, а на следующее утро началась вторая бомбардировка Севастополя. Только по укреплениям стреляли 444 осадных орудия, в том числе 130 мортир. Им отвечали из 466 пушек и мортир, но последних насчитывалось всего 57 стволов. За один залп осадная артиллерия союзников выбрасывала до 12 тонн чугуна, а русские орудия могли послать только 9,5 тонн. Союзники добились перевеса в калибрах артиллерии и, что особенно важно, создали запас снарядов до 600 штук на одно орудие, — это в четыре раза превышало количество боеприпасов у осажденных.

Навесной огонь из мортир пробивал перекрытия блиндажей и пороховых погребов, а разрывные снаряды быстро разрушали земляные амбразуры, брустверы и траверсы. Несмотря на некоторый количественный перевес, русская артиллерия не могла подавить батарей противника, так как, экономя снаряды, отвечала на два выстрела одним.

Все это привело к тому, что в конце дня пятый бастион и смежные с ним батареи были вынуждены замолчать. В оборонительной стене образовалась брешь длиной в 6 м. Большие разрушения имелись на четвертом бастионе, а Селенгинский, Волынский редуты и Камчатский люнет превратились в груду развалин. За первый день бомбардировки было подбито 15 орудий, 13 станков, повреждены 23 платформы и завалены 122 амбразуры. Потери защитников города составили более 500 человек. Осадная артиллерия выпустила по русским укреплениям около 34 тысяч снарядов, получив в ответ только 12 тысяч, что и привело к столь печальным последствиям.

Ночью, несмотря на продолжавшийся навесной огонь из мортир и обстрел из штуцеров, повсеместно работали рабочие команды, и к утру боеспособность укреплений была полностью восстановлена. Однако и на второй день бомбардировки разрешили из каждого орудия произвести по осадной артиллерии только 30 выстрелов. В результате к сумеркам снова замолчал пятый бастион, на четвертом действовали только два орудия, были полностью разрушены восстановленные Селенгинский и Волынский редуты. Потери и расход снарядов были примерно такие же, как за прошедший день.

После наступления темноты восстановительные работы возобновились. Воспользовавшись ситуацией, французские войска атаковали ложементы перед пятым бастионом и редутом Шварца, но были отброшены назад. 30 марта оборонительная линия отвечала осадной артиллерии из всех орудий, молчали лишь Селенгинский и Волынский редуты (их не смогли восстановить за ночь). И если бы союзники проявили решительность и предприняли штурм укреплений на Киленбалочном плато, они могли захватить контр-апроши, после чего оборона Камчатского люнета и Малахова кургана была бы крайне затруднена. Но этого не произошло, и осажденные получили время, чтобы восстановить передовые редуты.

В последующие дни бомбардировки наблюдалась такая же картина, что и в начале. Днем разрушались, а ночью восстанавливались укрепления. Французские войска предпринимали попытки приблизить подступы к четвертому и пятому бастионам, а, кроме того, прицельно вели огонь по мосту через Южную бухту. Его несколько раз восстанавливали, пока П. С. Нахимов, получивший 27 марта звание адмирала, не приказал перенести мост дальше от линии обороны, в район нового Адмиралтейства.

Ценой значительных потерь французам все же удалось захватить ложементы перед пятым бастионом и редутом Шварца. Не достигнув своих целей по всей линии обороны, осадные армии сосредоточили огонь артиллерии на Камчатском люнете и четвертом бастионе. Сюда командование гарнизона отдавало последние снаряды из запасов. И защитники крепости выстояли.

7 апреля 1855 г. союзники прекратили бомбардировку, продолжавшуюся десять суток. В этот день наконец прибыл долгожданный транспорт с порохом, из-за которого чуть было не пала крепость. За время второй бомбардировки Севастополя осадная артиллерия выпустила по укреплениям 160 тысяч снарядов, а в ответ получила 88 тысяч выстрелов. Русские войска потеряли около шести тысяч человек, а союзные армии две тысячи. Все лазареты и госпитали были заполнены ранеными. Круглосуточно работал главный перевязочный пункт в Доме флагманов, где оперировал раненых хирург Н. И. Пирогов. На Корабельной стороне перевязочный пункт находился в Александровских казармах, но после усиления артиллерийского обстрела его перевели в более безопасное место — в провиантские магазины на берегу Корабельной бухты. В Николаевской батарее был развернут временный госпиталь на 600 человек, а на Северной стороне в бараках расположился военно-сухопутный госпиталь. Морское ведомство перевело свой госпиталь из разрушенных бомбардировками зданий в казематы Михайловской батареи. Раненые испытывали лишения из-за нехватки врачей и отсутствия свободных мест в госпиталях. Много делали для них добровольные сестры милосердия. В отличие от многих высоких чинов и разных "сиятельств", вице-адмирал Нахимов, "с отличавшими его теплотою души и любовью к ближнему, был для всех раненых и страждущих настоящим отцом"[100].

Упорные сражения продолжались и под землей. В течение марта 1855 г. русские минеры произвели три взрыва перед четвертым бастионом, приостановив на несколько дней работы французов в минных галереях. Слуховые рукава в галереях удлинили до 70 м, а для лучшей их вентиляции проложили соединительные ветви. Завершив окружные галереи перед батареями на флангах четвертого бастиона и выдвинув от них слуховые рукава на 20 м, саперы прекратили дальнейшие работы, установив там постоянное наблюдение.

Еще в декабре 1854 г., опасаясь, что противник использует для минирования четвертого бастиона более заглубленные слои грунта, саперы начали проходку двух пробных колодцев. После шестиметрового слоя скалы вошли в полутораметровый слой глины, который мог быть использован французскими минерами, и для пресечения их действий решили проложить окружную галерею. Для этого заложили еще шесть колодцев и в апреле 1855 г. приступили к сооружению галереи и рукавов. Во время второй бомбардировки в ров четвертого бастиона падало много снарядов, колодцы завалились, снаряды повреждали блиндажи, возведенные над ними. Убирать наружу землю от выработок стало невозможно, ее складировали в нишах и соединительных ветвях, а выносили мешки по ночам, при ослаблении обстрела.

Не преодолев русских контрмер, воспрепятствовавших подрыву четвертого бастиона, французские минеры решили при помощи мощных взрывов устроить воронки и, заняв их, приблизить свои подступы к укреплению. С этой целью они проложили 865 м рукавов и заложили порох в 21 камеру. 3 апреля раздался огромной силы взрыв. От падающих камней на бастионе выбыли из строя около 100 человек. В 60—80 м от контрэскарпа образовались три продолговатые воронки длиной около 40 и шириной 20 м на расстоянии 10—20 м одна от другой, так как из 21 горна взорвались 15, а в шести произошел отказ. Позади них были еще две воронки меньшего размера. Чтобы препятствовать соединению воронок, русские минеры окружили их рукавами и произвели несколько взрывов. Только через шесть суток противник сумел занять передовые воронки на поверхности земли и соединить их ходами сообщения со своей траншеей.

В дальнейшем подземная война у четвертого бастиона не принесла французам никаких успехов. Победа русских минеров во многом была достигнута благодаря грамотной и неутомимой деятельности штабс-капитана А. В. Мельникова — "обер-крота", как любовно называли его защитники Севастополя. Он умел предугадывать действия противника и наносить ему упреждающие удары, пресекая дальнейшее продвижение. Начальник контрмин постоянно находился в выработках, а отдыхал в нише потерны, проложенной от галереи к бастиону; там для него оборудовали жилище, обшив стены досками. Длительное пребывание в сырой, тяжелой атмосфере, без свежего воздуха и света, привело к многочисленным болезням. Мельников стал страдать от ревматических болей, цинги, язв и ран на коже, по выражению очевидцев "стал заживо гнить на минах". 14 мая он был контужен и оглушен на левое ухо разрывами бомб над головой во рву бастиона. На следующий день капитан Мельников покинул оборонительную линию, началось длительное лечение.

В Военно-историческом архиве хранится представление к награждению орденом Св. Георгия 4-й степени штабс-капитана Мельникова, кавалера орденов Св. Владимира 4-й степени с бантом, Св. Анны 4-й степени с надписью "За храбрость" и того же ордена 3-й степени с бантом, а также награжденного серебряной медалью "За усмирение Венгрии и Трансильвании" в 1849 г. Подвиг командира роты четвертого саперного батальона штабс-капитана Александра Васильевича сына Мельникова описывается в представлении так:

"Заведывая минными работами, выделал во рву 4 бастиона 22 колодца, вывел из них самым успешным образом, в чрезвычайно трудном грунте и весьма короткое время 22 галереи длиною от 14 до 25 сажен, с соединительной галереею, — всего на протяжении 600 сажен.

Во время с 10 декабря прошлого года, бессменно находясь днем и ночью во рву 4 бастиона, с неусыпной бдительностью следил за неприятельскими подземными работами; в ночь с 17 на 18 января, открыв неприятельского минера, с неустрашимостью дал ему приблизиться до 2 сажен, зарядил нашу мину и 22 января весьма удачным камуфлетом разбил неприятельскую галерею на значительное расстояние, что весьма замедлило осадные работы атакующего против 4 бастиона. Отличный этот офицер, одушевленный пользою и славою для Русского оружия, выказал при этом случае необыкновенное хладнокровие, мужество и отличное знание дела"[101].

Это представление было подписано 29 января 1855 г. флигель-адъютантом полковником Тотлебеном, а 18 марта военный министр князь В. А. Долгоруков сообщает о высочайшем награждении и посылает орден в армию для вручения Мельникову.

В дальнейшем минную войну на четвертом бастионе возглавлял поручик Преснухин, храбрый и отлично знавший свое дело минер. Он полностью перекрыл подступы к укреплению в нижнем слое глины. В общей сложности при контрминных работах на этом участке русские саперы проложили 3339 м подземных выработок. Французские войска, находясь в ста шагах от четвертого бастиона, так и не решились на его штурм, считая, что он минирован. Они продолжали ежедневно обстреливать его, но в течение ночи бастион возникал вновь, как птица Феникс из пепла.

Противник приобрел выгодные позиции для своей атаки против пятого бастиона. Захватив контр-апрошный плацдарм, он приблизился к укреплению и редуту Шварца до 100 м. Необходимо было предпринять срочные меры для отражения возможного штурма. Редут переделали в люнет, раскрыв его фланги и увеличив количество орудий. Ров пятого бастиона фланкировали артиллерийским огнем и установили новые батареи с 23-мя орудиями. В мае 1855 г. приступили к контрминным работам перед люнетом Шварца и левым фасом пятого бастиона. Заведовал работами поручик третьего саперного батальона Баран-Ходоровский. В распоряжении поручика было 44 сапера и 500 солдат. Они спустились через тринадцать колодцев в слой глины и отсюда на глубине около 4 м повели галереи и рукава. Таким образом укрепления были надежно защищены от минной атаки.

Усиление линии обороны шло повсеместно. Строили батареи для противодействия новым осадным орудиям, особенно в районе третьего бастиона. Для поддержания Селенгинского и Волынского редутов возвели батареи № 91 и № 93, вооруженные семью пушками крупного калибра. К 1 мая закончили сооружение нового моста через Южную бухту. Мост построили из плотов и бочек. Чтобы обеспечить потребности в лесе, использовали бревна от разборки разрушенных зданий, деревянные конструкции с поврежденных и затопленных судов, закупили близ Перекопа 4400 досок. Во все возрастающем объеме требовались на укреплениях фашины и туры. В рощах ежедневно заготавливали хворост 1500 солдат, а в инженерное депо с Северной стороны ежесуточно доставляли 2500 туров и 1000 фашин. Из Бахчисарая и Николаева привезли около 6 тысяч лопат, кирок и 4 тысячи черенков. Так энергично и инициативно защитники Севастопольской крепости решали все возникающие перед ними вопросы.

Не достигнув поставленных целей, осадная армия спешно пополнялась новой артиллерией и войсками, их размещали в бараках и палаточных городках, питьевую воду брали из пробуренных скважин.

Союзники на подступах к контр-апрошным плацдармам, третьему, пятому и шестому бастионам расширяли фланги и устанавливали там новые батареи. Большое внимание в экспедиционном корпусе уделялось организации связи. От Георгиевского монастыря до Варны был проложен подводный кабель, и телеграфную связь провели между всеми основными пунктами осадных армий. Это позволило союзникам оперативно руководить войсками, особенно при штурме русских позиций, который неумолимо приближался.

25 мая 1855 г. началась третья бомбардировка Севастополя. Она превосходила две предыдущие, так как союзники создали значительный перевес в калибрах орудий. К вечеру замолчал Камчатский люнет и почти не стреляли орудия на Малаховом кургане. На позициях французской армии было также завалено большое количество амбразур, но всю ночь они вели огонь из мортир. Несмотря на обстрел, к утру защитниками Севастополя были восстановлены все укрепления, кроме Камчатсткого люнета. Днем продолжалась бомбардировка из всех орудий, особенно по Волынскому, Селенгинскому редутам, Камчатскому люнету и Малахову кургану. Последний, не поддерживаемый с люнета, был сильно поврежден, и осадная артиллерия получила значительный перевес в бою.

После полудня огонь усилился по всей линии, а на Камчатском люнете сосредоточили выстрелы орудия, которые били по третьему бастиону и Малахову кургану. Следовало ожидать атаки противника и подготовить для отражения пехоту. Однако ситуация оказалась сложной. Дело в том, что незадолго до второй бомбардировки первые редуты вошли в пятое отделение во главе с генерал-майором Тимофеевым. В распоряжении Тимофеева находилось 10 батальонов, затем по его предложению число батальонов сократилось до 8. Все войска на Корабельной стороне подчинялись генерал-лейтенанту Хрулеву, но его перевели на Городскую сторону, и с 14 мая на Корабельной стороне командовал генерал-лейтенант Жабокринский. При сложившейся боевой обстановке пехоту следовало сосредоточить вблизи укреплений. Однако генерал Жабокринский утвердил на 26 мая диспозицию, по которой на редутах днем находился один батальон, в ближайшем резерве — один батальон, а в Ушаковой балке, расположенной далеко от редутов, — четыре батальона. По этой же диспозиции на Камчатском люнете и Малаховом кургане располагалось по одному батальону, а в Корабельной слободе — восемь батальонов. На третьем бастионе с контр-апрошами была оставлена всего половина батальона, а пять с половиной батальонов отдыхали в Александровских казармах.

Днем 26 мая, когда было замечено скопление войск на позициях противника, явно готовившегося к штурму, генерал Жабокринский сказался больным и уехал на Северную сторону. Его срочно подменил генерал-лейтенант Хрулев. Едва он успел исправить на бумаге диспозицию, как около 6 часов вечера французы атаковали три передовых укрепления и, смяв малочисленных защитников, захватили их. В штурме участвовали три пехотных дивизии, два батальона стрелков и «охотники» от всех полков армии. Всего было сосредоточено для наступления 40 тысяч человек.

Узнав о тяжелом положении Камчатского люнета, вице-адмирал Нахимов поспешил на это укрепление. Поднявшись на банкет, он увидел три колонны французов, приближающиеся к люнету. Малочисленный гарнизон люнета оказал врагу отчаянное сопротивление, матросы яростно защищали свои орудия, однако многократный перевес в силах быстро решил исход сражения. К адмиралу устремились французы, явно намереваясь забрать его в плен, но матросы плотным кольцом окружили Нахимова и отступили к куртине между Малаховым курганом и вторым бастионом. Здесь вице-адмирал Нахимов организовал оборону.

Генерал-лейтенант Хрулев, направив к Селенгинскому и Волынскому редутам, а также Малахову кургану войска из резерва, сам с тремя батальонами бросился к Камчатскому люнету и в штыковом бою отбил его. Несколько часов продолжалось ожесточенное сражение, в ходе которого укрепления переходили из рук в руки. Но значительное превосходство в силах позволило французам окончательно овладеть редутами и люнетом, а англичанам занять контр-апроши перед третьим бастионом. Потери русских и союзников были примерно равными — по 5 тысяч человек.

Главная причина поражения защитников крепости заключалась в чрезмерном ослаблении гарнизонов укреплений и невозможности своевременного подхода резервов из Ушаковой балки. Э. И. Тотлебен так охарактеризует это сражение:"... Редуты за Килен-балкою были отданы на жертву неприятелю, а вся левая часть оборонительной линии поставлена почти в беззащитное положение..."[102]

Этим драматическим событием закончился третий период обороны Севастополя, когда контр-апрошные позиции на Киленбалочном плато, а также между Килен-балкой и Доковым оврагом заставили союзников отложить на три месяца сооружение подступов к главной оборонительной линии. В этот период значительно возросли потери и материальные издержки осадных войск.

На следующий день после падения контр-апрошных позиций, защищавших Малахов курган, главнокомандующий князь Горчаков писал императору: "... Теперь я думаю об одном только, как оставить Севастополь, не понеся непомерного, может быть более 20 тысяч урона. О кораблях и артиллерии и помышлять нельзя, чтоб их спасти. Ужасно подумать... Одно, в чем не теряю я надежды, это то, что, может быть, отстою полуостров. Бог и Ваше Величество свидетели, что во всем этом не моя вина..."[103] По воспоминаниям современников, появление генерала в Крымской армии восприняли с воодушевлением. В войсках к нему отнеслись с любовью и уважением, помня прежние боевые заслуги. Но очень скоро у всех на глазах 62-летний князь превратился в рассеянного, забывчивого старца, да еще часто недомогавшего, что не могло не подорвать доверие к главнокомандующему и породило сомнения в его способности руководить армией. Адмирал Нахимов весьма резко высказывался по поводу предложений князя о сдаче неприятелю Севастополя. Он, как и большинство защитников крепости, считал своим долгом до последней возможности отстаивать город.

Дальнейшие события развивались следующим образом. После взятия передовых редутов противник продолжал обстрел оборонительной линии, при этом особенно интенсивный огонь был сосредоточен по Малахову кургану и третьему бастиону. Защитники города отвечали редкими выстрелами, экономя небольшие запасы пороха. С 30 мая по 5 июня осадные армии прекратили бомбардировку и приступили к возведению новых батарей. Только против укреплений четвертого отделения союзники установили 52 орудия большого калибра.

Для сохранения равновесия в артиллерийских средствах русские войска противопоставили неприятелю на этом участке 40 мощных орудий, а кроме того, возвели на Северной стороне батареи, вооруженные 21 дальнобойной пушкой, для обстрела Киленбалочного плато. Повсеместно на оборонительных позициях строили блиндажи, окопы, усиливали артиллерию. На Корабельной стороне приступили к созданию ретраншемента — он предназначался для усиления внутренней обороны и размещения резервов. Эта вторая линия обороны начиналась у горжи Малахова кургана и проходила к морским казармам. На левом фланге она следовала параллельно куртине до второго бастиона, далее по Ушаковой балке и примыкала к батарее №109 на берегу рейда. Ретраншемент делали из уложенного камня, обсыпанного грунтом, затем сооружали банкет для стрелков и барбеты для полевых пушек.

С 3 июня 1855 г. был изменен состав отделений оборонительной линии. Теперь к четвертому отделению относились Корниловский бастион и укрепления, расположенные до Докового оврага. Здесь начальником остался капитан I ранга Юрковский. В пятое отделение вошли первый и второй бастионы, а также куртина до Малахова кургана. Командовать участком поручили капитану I ранга Перелешину 2-му.

В эти же дни союзники начали перевозить в Севастополь свои войска из Керчи и Еникале, доведя осадную армию до 173 тысяч человек. Им противостояли в городе 50 тысяч человек, а вместе с находящимися в окрестностях города частями русская армия насчитывала примерно 75 тысяч человек. Таким образом, коалиция союзников создала в районе Севастополя более чем двукратный перевес в живой силе.

В артиллерийском вооружении сторон на 4 июня 1855 г. наблюдалось относительное равновесие. Для обстрела укреплений осадная армия располагала 548 пушками и мортирами. На оборонительной линии Южной стороны города находились 1129 орудий, в том числе 549 орудий предназначались для контрбатарейной стрельбы. Они несколько уступали артиллерии союзников в калибрах, но превосходили ее в меткости. Но главное преимущество противник получил, сосредоточив для сражения большое количество боеприпасов, — на одно орудие приходилось до 500 зарядов, в то время как защитники Севастополя имели для отражения штурма всего 23 тысячи пудов пороха на 117 тысяч выстрелов. Более того, для самых эффективных 36-фунтовых пушек не хватало ядер. Пришлось извлекать их из мишеней на Северной стороне, по которым когда-то производили учебные стрельбы моряки Черноморского флота. Таким способом удалось пополнить запас ядер на 5 тысяч штук.

5 июня началась четвертая бомбардировка Севастополя. На оборонительной линии прекратили все работы, оставив только команды для расчистки амбразур и ремонта пороховых погребов. Русская артиллерия экономила снаряды, что сразу же дало перевес осадной артиллерии. К вечеру замолкли, будучи подбитыми или заваленными в амбразурах, почти все орудия на втором и пятом бастионах и на Малаховом кургане. Успешно продолжали действовать только мортиры. В течение дня на перевязочные пункты доставили 1600 раненых; много защитников погибло, в том числе начальник четвертого отделения капитан I ранга Юрковский. В городе, который обстреливали корабли союзников и ракетные батареи, начались пожары, имелись значительные разрушения. Несмотря на продолжавшийся обстрел, тысячи солдат, матросов и саперов самоотверженно работали на укреплениях. К двум часам ночи было заменено 16 подбитых орудий и восстановлено 200 амбразур. Однако огня из пушек не открывали, желая сохранить заряды на случай штурма, и, откатив пушки назад, прикрыли амбразуры щитами. Всю ночь по противнику продолжали стрелять из мортир и штуцеров.

Ранним утром 6 июня французские войска атаковали первый и второй бастионы, а также куртину между ними. Их встретили сильным ружейным огнем и картечью. Шесть русских пароходов начали обстрел Килен-балки, где расположились резервы атакующих. Штурм был отбит, и противник отошел в свои траншеи. Вскоре союзники снова атаковали первый, второй, а также третий бастионы и Малахов курган. Полевая артиллерия и пушки на укреплениях встретили колонны картечью, нанося большие потери. Кое-где солдатам противника удалось взобраться на куртины, но их отбросили штыками. На батарее Жерве французским войскам благодаря численному превосходству удалось преодолеть невысокий бруствер и проникнуть в Корабельную слободку. Оказавшийся здесь генерал-лейтенант Хрулев крикнул солдатам Севского полка, находившимся поблизости: "Благодетели мои, в штыки! За мною! Дивизия идет на помощь!"[104] — и бросился вперед. Солдаты в ожесточенном штыковом бою выбили противника из слободки, взяв в плен 9 офицеров и около сотни нижних чинов, и вместе с подоспевшим подкреплением освободили батарею Жерве. Но победа досталась дорогой ценой: из 138 солдат в живых осталось 33 человека, погиб и командир роты капитан Островский. Волею судеб генерал Хрулев и капитан Островский покоятся рядом в могилах на братском кладбище в Севастополе.

Ожесточенное сражение продолжалось длительное время. Англичане дважды достигали засек перед третьим бастионом и начинали их разбирать, но, не выдержав сильного обстрела из ружей и пушек, отходили назад. В этот день союзники допустили серьезную ошибку. Полагая, что им удалось накануне подавить русские орудия и те не представляют опасности, союзники предприняли штурм Малахова кургана, а также второго и третьего бастионов с расстояния в 300—600 м. Кроме того, они своевременно не разведали, что на куртинах оборудованы позиции для полевой артиллерии, которая и встретила атакующих губительным картечным огнем. Попытка овладеть русскими укреплениями провалилась. Союзники истратили за два дня 62 тысячи снарядов и потеряли около 7 тысяч человек. Русская артиллерия произвела выстрелов в три раза меньше, а потери войск составили 5,5 тысяч человек. После успешного отражения штурма 6 июня защитники Севастополя воспряли духом, у них появилась уверенность, что город удастся отстоять.

Наученные горьким опытом, союзники решили действовать согласно всем правилам осадных работ. Они начали закладывать новые траншеи, чтобы приблизить свои позиции к укреплениям. Главным пунктом атаки французских войск оставался Малахов курган, здесь интенсивно велись работы и устанавливались новые батареи. Защитникам крепости следовало принять соответствующие контрмеры, чтобы не позволить противнику снова создать решающий перевес. Начальник инженеров генерал-майор Тотлебен наметил произвести следующие работы. Во-первых, приступить к созданию контрминной системы перед Малаховым курганом, чтобы пресечь попытки подорвать Корниловский бастион и остановить подступы неприятеля на значительном расстоянии от контрэскарпа. Во-вторых, установить на флангах и в тылу Малахова кургана до 120 орудий крупного калибра для противодействия осадным батареям и перекрестного обстрела подступов к Корниловскому бастиону. А так как в арсеналах орудий не было, их предполагали снимать с укреплений, не подвергающихся атакам противника, на Городской стороне, а также с береговых батарей. Не подлежит сомнению, что и на сей раз планы генерала Тотлебена были бы осуществлены, но 8 июня 1855 г. при осмотре позиций Тотлебен был ранен штуцерной пулей в ногу. Его перевезли для лечения на Северную сторону, где из-за начавшихся осложнений Тотлебен на несколько месяцев лишился возможности передвигаться. Он по-прежнему возглавлял инженерные работы, заслушивал доклады, утверждал планы и инструкции, однако не мог лично наблюдать за действиями противника и ходом оборонительных работ, что делало его руководство весьма неполноценным. Впоследствии Тотлебен назвал крупной ошибкой устройство в июне 1855 г. новых батарей на Северной стороне для обороны входа на рейд (там были установлены 44 крупнокалиберные пушки). Неразумной, по его мнению, была и установка 21 орудия на северном берегу рейда для обстрела Киленбалочного плато — орудия не обеспечивали необходимой меткости выстрелов, так как находились в предельном удалении от противника. В то же время для усиления позиций у Малахова кургана орудий не хватало. С 7 по 28 июня на Корабельной стороне установили только 27 орудий для борьбы с осадной артиллерией. Заведующий оборонительными работами на этом участке инженер-полковник Геннерих основное внимание уделял усилению внутренней обороны и завершению ретраншемента.

Между тем союзники продолжали постепенное приближение к русским позициям. Англичане закончили на Зеленой горе четвертую параллель, а французы перед Малаховым курганом — пятую и сделали от нее несколько зигзагов. К 28 июня они находились в 110 саженях от Корниловского бастиона и в 145 саженях от второго бастиона. Против Малахова кургана были заложены 7 новых осадных батарей, а на Киленбалочном плато — 5 батарей. В течение июня велась незначительная артиллерийская и ружейная перестрелка, в результате союзники потеряли около двух тысяч человек, а защитники крепости без малого три тысячи. 28 июня на Малаховом кургане штуцерной пулей был смертельно ранен в висок адмирал П. С. Нахимов. Через два дня, не приходя в сознание, он скончался. Это была невосполнимая потеря. 1 июля 1855 г. на похоронах адмирала собралось много матросов, солдат, офицеров, военачальников, горожан. Они представляли собой прекрасную мишень для артиллерии, но союзники, отдавая дань исключительному мужеству и благородству адмирала Нахимова, не произвели ни одного выстрела. Начальник гарнизона написал в приказе: "... Не мы одни будем оплакивать потерю доблестного сослуживца, достойного начальника, витязя без страха и упрека — вся Россия вместе с нами прольет слезы искреннего сожаления о кончине героя Синопского.

Моряки Черноморского флота! Он был свидетелем ваших доблестей, он умел ценить ваше несравненное самоотвержение, он разделял с вами все опасности, руководил вас на пути славы и победы ..."[105] Не стало благородной и светлой личности, не стало человека, при котором падение Севастополя было немыслимым, — так считали многие защитники крепости.

Незадолго до своей гибели адмирал Нахимов высказался против возведения моста через рейд. Он считал, что это отразится на стойкости обороны и ускорит отход с Южной стороны. Но главнокомандующий князь Горчаков утвердил 23 июня проект строительства моста через рейд, оправдывая это необходимостью лучшего сообщения. Место для переправы выбрали между Николаевской и Михайловской батареями. Здесь акватория бухты была наиболее защищена береговыми строениями и удалена от осадных батарей. Мост длиной 450 сажень состоял из 86 плотов; каждый плот собирался из тринадцати 12-метровых бревен и удерживался двумя якорями; проезжая часть имела ширину 2,5 сажени. Для строительства моста выделили 40 плотников из саперов и 60 плотников из пехотных подразделений; кроме того, были назначены 100 матросов для установки плотов. Лес закупили в Херсоне и Николаеве, но первая партия прибыла только 14 июля. С этого дня и приступили к возведению переправы.

Тем временем на оборонительной линии продолжалась напряженная работа по совершенствованию укреплений. На третьем отделении весьма успешно трудились саперы и солдаты под командованием командира роты капитана Варакомского. Он принял заведование инженерными работами с 16 июня и жил в блиндаже на третьем бастионе до последнего дня осады. Под его руководством было установлено несколько батарей для поддержки Малахова кургана, построено три пороховых погреба и четыре блиндажа, возведены оборонительные ограды из камня. Установленные капитаном 48 новых орудий не позволили англичанам создать перевес в артиллерии и захватить третий бастион. 29 июня английские осадные батареи произвели массированный обстрел третьего бастиона, стремясь разрушить укрепление. На следующее утро сюда прибыл начальник гарнизона генерал-адъютант граф Остен-Сакен. Сняв перед встретившим его капитаном Варакомским фуражку, он сказал : "Здравствуйте, господин саперный капитан, как Ваше здоровье? Вчера мы смотрели на третий бастион и чуть не плакали, когда его разбивали, с него летели как будто пух и перья, а сегодня не видно следов бомбардировки и даже подметено; честь и слава Вам"[106] — и при этом поклонился офицеру. С именем Варакомского связан и такой эпизод. Недавно прибывший на позиции молодой саперный офицер доложил капитану, что назначенные для исправления амбразур 30 солдат отказываются работать, так как десять человекиз них уже убиты из штуцеров англичанами. Тогда капитан Варакомский подошел к амбразуре и начал ее исправлять. Солдаты присоединились к нему и стали усердно трудиться. Капитан обратился к своему помощнику: "Как же Вы говорите, что люди не хотят работать. Впредь этот офицер всегда сам подавал личный пример солдатам"[107]. Большая часть офицеров делила с солдатами все тяготы осады. Они спали в блиндажах, часто на земле, ели солдатские щи и кашу. Многим из этих людей не были присущи ни эгоизм, ни мелкие страсти и чванство. Любовь к Отечеству и высокое осознание долга подвигали их на героические поступки.

Позиции на четвертом и пятом отделениях оборонительной линии совершенствовались несколько медленнее. Только в конце июня приступили к контрминным работам перед Малаховым курганом. Их возглавил штабс-капитан Клуген, который имел в подчинении 9 унтер-офицеров и 60 нижних чинов из первой роты четвертого саперного батальона. Кроме того, на работы выделялось 450 солдат из пехоты. На этих отделениях за полтора месяца было установлено 11 орудий крупного калибра для противодействия осадной артиллерии, возросшей за это время на 80 стволов. Создался опасный перевес союзников в количестве орудий.

Ночные вылазки «охотников» и обстрел позиций противника не остановили строительства параллелей. Траншеи неприятеля были уже в 100 м от второго бастиона и 120 м от Малахова кургана. В целом к концу июля обстановка в Севастополе значительно ухудшилась. На вооружении укреплений находилось в это время 1259 орудий, но из них только 586 орудий могли противодействовать осадной артиллерии, насчитывавшей 638 стволов. При этом союзники имели 205 мортир крупного калибра, а осажденные лишь 69, да и для тех было очень мало снарядов. Гарнизон города насчитывал около 38 тысяч человек, люди длительное время находились на позициях и были физически изнурены. Следовало ожидать в ближайшее время штурма, но отразить его было нелегко. Необходимо было предпринять срочные действия по деблокированию Севастополя. Князь Горчаков, как всегда, колебался и не оставлял мысли сдать город.

Александр I прислал в армию своего представителя генерала барона Вревского, который и настоял на проведении наступательной операции. Этому способствовало прибытие подкреплений в количестве 22 тысячи человек, а также известия, что на подходе к Севастополю находятся дружины Курского ополчения. Для атаки был избран район Черной речки, где на хорошо укрепленных позициях находились 18 тысяч французов, 9 тысяч сардинцев и 10 тысяч турецких войск, имевших 120 орудий, а в ближайших окрестностях располагалось около 20 тысяч солдат осадной армии, которые в случае необходимости могли прийти им на помощь. Наступление начали утром 4 августа двумя отрядами численностью 15 и 16 тысяч человек. Кроме того, в резерве было 19 тысяч пехоты и 8 тысяч кавалерии. Поддерживали атаку 272 полевых орудия. Имея значительный перевес в силах, русские войска могли рассчитывать на успех, но...

При планировании операции не определили главный пункт атаки и его спешно изыскивали уже во время боя. Отряды вступили в сражение не одновременно, как предписывала диспозиция, и это позволило противнику отразить первый натиск. В дальнейшем, после гибели командира одного из отрядов, когда руководить боем пытался князь Горчаков, войска продолжали действовать разрозненно и неорганизованно. Резервы к ним своевременно не подошли, а союзники подтянули свежие силы и приобрели численное превосходство. Ни мужество, ни самоотверженность русских солдат, вызывавшие удивление в стане противника, не смогли заменить надлежащего управления войсками. После нескольких неудачных атак отряды отошли на исходные позиции, потеряв около 8 тысяч человек. Погиб и представитель императора генерал Вревский. Потери союзников были менее двух тысяч человек. Так удручающе закончилось это сражение, которое окрестили "бойней". Об этом сражении участник обороны Севастополя Л. Н. Толстой написал стихи, переложенные в песню: "Как четвертого числа нас нелегкая несла ..."

На следующий день — 5 августа 1855 г. — союзники начали пятую бомбардировку Севастополя. Наиболее сильный огонь был сосредоточен на укреплениях Корабельной стороны и левом фасе четвертого бастиона. К полудню только третий бастион успешно боролся с батареями англичан и продолжали отвечать противнику орудия с первого бастиона и батареи №107 (Парижской).

За первый день бомбардировки защитники крепости потеряли убитыми и ранеными около тысячи человек.

6 августа продолжался интенсивный обстрел укрепленных позиций и города. Артиллерия третьего отделения подавила английские осадные батареи и несколько облегчила положение на Малаховом кургане, который почти безнаказанно разрушали французские орудия. Сильно пострадали от бомбардировки строения в городе. Одна из бомб разорвалась на паперти Михайловского собора, где отпевали погибших накануне офицеров. Пришлось перенести богослужение в одно из помещений на Николаевской батарее. Ночью под обстрелом восстанавливали укрепления и вели огонь по работам противника на подступах. Через день бомбардировка прекратилась. Под ее прикрытием французские войска приблизились своей параллелью ко второму бастиону на 35 саженей. И что было самым печальным — это явное превосходство осадной артиллерии над артиллерией, силами, вооружением русских батарей.

Главнокомандующий князь Горчаков заявил, что намерен оставить город, как только будет сооружен мост через рейд. По его приказанию приступили к возведению трех линий баррикад в городе и минированию береговых батарей. Генерал-адъютант Тотлебен, пытаясь стабилизировать обстановку и укрепить оборонительные позиции, в письменной форме приказал заведующему оборонительными работами на Корабельной стороне инженер-полковнику Геннериху выполнить следующие работы: подготовить к взрыву брустверы Малахова кургана и второго бастиона; подготовить контрмины и взорвать горны при приближении неприятельских траншей к контрэскарпу Малахова кургана на расстояние 50 м; ускорить установку орудий крупного калибра для противодействия осадной артиллерии у вышеуказанных укреплений, имеющих ключевое значение для всей обороны города.

С 9 по 23 августа противник продолжал обстрел русских позиций, хотя и менее интенсивно, чем при бомбардировке. За это время на Корабельной стороне возвели батареи за №123, 124 (Геннериха) и 127. На них установили 27 пушек большого калибра, но за эти же дни осадной артиллерией были подбиты 54 орудия, замены для которых не нашлось. Превосходство союзников в артиллерийском вооружении еще более возросло.

15 августа был завершен мост через рейд и после освящения по нему открыли движение. Но приказа к отступлению не последовало. Нерешительный, колеблющийся главнокомандующий Горчаков 20 августа пишет военному министру: "... Я решил упорно продолжать оборону Южной стороны столько времени, сколько это будет возможно, так как это самый почетный для нас исход."[108] Он полагал за счет находящихся в окрестностях Севастополя войск пополнять потери гарнизона, составлявшие около тысячи человек в сутки.

Шестая бомбардировка Севастополя началась 24 августа. Вначале она велась по всей оборонительной линии, но после полудня весь огонь сосредоточили на Малаховом кургане и втором бастионе. Через два часа артиллерийский огонь перенесли на Городскую сторону, но спустя еще два часа возвратились к обстрелу Корабельной стороны. На Малаховом кургане 110 орудий осадной армии разрушили почти все амбразуры и сбросили в ров большую часть бруствера. На втором бастионе, находившемся под перекрестным обстрелом 90 орудий, из 600 человек гарнизона выбыли из строя 200, а укрепление было приведено к молчанию. Равновесие в артиллерийском сражении удалось сохранить только на первом, третьем и шестом бастионах.

За первый день бомбардировки были подбиты 22 орудия и 33 станка. Защитники крепости потеряли убитыми и ранеными около двух тысяч человек. Французским войскам удалось еще более приблизить свои траншеи к Малахову кургану.

На следующий день осадная артиллерия усилила огонь. Ей отвечали все батареи, кроме расположенных на Малаховом кургане и втором бастионе. К вечеру эти укрепления превратились в груду развалин. Обстрелу подвергались город, бухты, рейд и Северная сторона. Большие разрушения имелись на четвертом и пятом бастионах. За день было подбито 29 орудий, 35 станков и завалено 400 амбразур. Осажденные потеряли около 2,5 тысяч человек, а союзники — 300 человек. Это свидетельствовало о подавляющем превосходстве осадной артиллерии. Траншеи французов из-за медленного продвижения контрмин не были остановлены и находились в 25 м от контрэскарпа Малахова кургана.

Ночью загорелся хворост от фашин и туров, собранный в кучи на Корабельной стороне. Пламя освещало все окрестности, и противник вел прицельный огонь по солдатам, восстанавливающим укрепления. В этой обстановке опять проявил решительность и храбрость генерал-лейтенент Хрулев. Он взял две роты Севского полка, и, несмотря на ожесточенный обстрел, потушил пожар.

26 августа бомбардировка продолжалась с прежней силой. В нескольких местах запылал город. У Графской пристани ракета попала в шаланду, груженную 100 пудами пороха. Взрыв был настолько сильным, что находившаяся рядом вторая шаланда пошла на дно. Вследствие этого на Малахов курган и второй бастион не доставили порох, необходимый для подрыва укреплений. Кроме того, взрывом была разрушена Графская пристань, а на Николаевской и Михайловской батареях вылетели все оконные переплеты.

Последствия трех суток бомбардировки были ужасающими. Из строя выбыло около 7,5 тысяч человек, было подбито 89 орудий и 113 станков. Осадная артиллерия вела огонь почти из 700 стволов, которым могли отвечать лишь 500 русских орудий. Гарнизон Южной стороны насчитывал 49 тысяч человек, в том числе 6,2 тысячи человек артиллерийской прислуги, 400 стрелков и 1100 саперов. В распоряжении генерал-лейтенанта Хрулева на Корабельной стороне находилось 23 тысячи человек, которые распределились следующим образом: на третьем отделении — 7,5 тысяч, четвертом — 7 тысяч и пятом — 5,3 тысячи солдат. Так выглядела оборона крепости накануне решающей битвы.

Ночью секреты доложили, что противник стягивает войска на передовые позиции. Защитники Севастополя приготовились к отражению штурма и выставили пехоту на банкеты. Однако на рассвете 27 августа союзная армия не бросилась в атаку, а открыла ураганный огонь из орудий по русским укреплениям. Чтобы избежать больших потерь, пришлось солдат, стоявших открыто на брустверах, отвести в тыл.

Около восьми часов утра французские минеры взорвали три горна в двадцати метрах от контрэскарпа Малахова кургана. В полдень противник внезапно прекратил обстрел русских позиций, и войска союзников неожиданно бросились на штурм Малахова кургана, второго бастиона и соединяющей их куртины.

На Корниловском бастионе в это время находились 1400 человек пехоты, 500 человек артиллеристов, саперов и штуцерных, 900 человек в рабочих командах по восстановлению укреплений и 100 человек в подземных выработках. Все они были застигнуты врасплох, многие из них обедали, а начальник войск на Малаховом кургане генерал-майор Буссау вручал солдатам Георгиевские кресты. Французы, быстро пробежав 25 м, отделявшие их от укрепления, вскарабкались на бруствер прежде, чем там появились русские солдаты. Артиллеристы отбивались от врага банниками и другими предметами, попавшими им под руку, пехотинцы бросались в штыки, но многократно превосходившие силы атакующих через тридцать минут заняли Малахов курган, за исключением горжевой части. Около 6 тысяч французских солдат сосредоточились на Корниловском бастионе, готовые к его обороне.

Противнику удалось также захватить второй бастион и куртину, ведущую к Малахову кургану. Не останавливаясь, они устремились дальше и достигли батареи №124 (Геннериха). Здесь их встретил заведующий оборонительными работами на пятом отделении капитан Лебедев. Он собрал отступивших солдат и бросился с ними на врага. С помощью подоспевшего резерва противник был отброшен назад и выбит со второго бастиона.

Тем временем генерал-лейтенант Хрулев с резервом освободил от французских войск Корабельную слободку, куда они ворвались, преодолев куртину и ретраншемент. Продолжая атаку, генерал заставил противника отступить на исходные позиции. Через некоторое время неприятель предпринял новую попытку захватить второй бастион и куртину, но и на этот раз был отброшен назад. После этого французы сосредоточили артиллерийский и штуцерный огонь на куртине и заставили русских солдат покинуть ее на участке, прилегающем к Малахову кургану.

После успешно проведенной контратаки генерал-лейтенант Хрулев попытался отбить и Малахов курган. Он теснил французские части между траверсами в горжевой части, но от прицельного штуцерного огня войска несли большие потери. Сам Хрулев был ранен в руку и покинул поле боя. Заменивший его генерал-майор Лысенко возглавил новую атаку на курган, но не достиг успеха и был смертельно ранен. Погиб и возглавивший затем войска генерал-майор Юферов. Несколько часов русские солдаты удерживали на Корниловском бастионе горжевую часть траверсов, но, имея численное превосходство, противник захватил все укрепления и начал заделывать мешками с грунтом проход в горже. В это время инженер-полковник Геннерих с двумя ротами саперов и примкнувшими к ним солдатами попытался снова захватить курган. Однако и эта последняя атака оказалась безуспешной. Вскоре смолкли и выстрелы из Малаховой башни. Там в начале штурма несколько офицеров и 40 солдат, заняв оборону, отбивались от врага, но расстреляв все патроны и имея много раненых, сдались противнику. Взорвать укрепление, как предусматривалось по плану генерал-адъютанта Тотлебена, не удалось, так как камеры не успели зарядить порохом. А это не позволило провести успешную контратаку и выбить французские войска с кургана.

Союзники предпринимали в этот день атаки и на другие укрепления. Англичане дважды врывались на третий бастион, но их отбрасывали на исходные позиции. Французские войска штурмовали пятый бастион, а также люнеты Шварца и Белкина. Им удалось ненадолго занять люнет Шварца, но затем пришлось отступить назад.

К вечеру противник прочно удерживал Малахов курган, но все остальные укрепления находились в руках защитников Севастополя. Главной причиной падения ключевого пункта явился значительный перевес союзных войск в артиллерийских средствах, позволивший приблизить передовую траншею на 12 сажен к кургану. Сказалось и медленное ведение контрминных работ перед укреплениям. В штурме участвовали до 55 тысяч союзных войск, потерявших около 10 тысяч человек. Защитники города потеряли почти 13 тысяч человек убитыми и ранеными, в том числе 11 334 человека на Корабельной стороне.

Дальнейшая защита крепости оказалась невозможной, так как противник, установив на Малаховом кургане орудия, мог легко подавить вторую линию обороны и прорваться на берег рейда. Это грозило уничтожением переправы и привело бы к колоссальным потерям. Главнокомандующий князь Горчаков приказал оставить Южную сторону Севастополя.

Отход гарнизона с Южной стороны начался вечером 27 августа и продолжался до утра следующего дня. На укреплениях остались небольшие команды «охотников» и саперов, которые выводили из строя орудия и взрывали пороховые погреба. Они покидали позиции по сигналу, оставляя зажженные фитили. За ночь прогремели 35 мощных взрывов; утром начали взрывать седьмую, восьмую и десятую приморские батареи. Одновременно приступили к затоплению всех кораблей Черноморского флота и разведению моста через рейд. Несмотря на большое волнение, мост выдержал беспрерывный поток войск, и переправа прошла без потерь. В середине дня прогремели взрывы на Павловской и Александровской батареях, превратившие неприступные казематы в груды развалин. Все пароходы отошли к Северной стороне, но через несколько дней их пришлось затопить, так как артиллерия союзников устроила настоящую охоту за этими небольшими судами.

Двое суток продолжались пожары в городе. Союзники не вступили в Севастополь, опасаясь мин. 30 августа они заняли "кровавые развалины" — так окрестили севастопольцы покинутую крепость. Для потомков сохранились фотографии, запечатлевшие те далекие дни. Жить в этих развалинах было невозможно, поэтому английские и французские войска вернулись в свои лагеря.

Со временем были точно подсчитаны потери и издержки воюющих сторон при осаде Севастополя. Согласно спискам штаба гарнизона, было убито 17 015, ранено 58 272, контужено 15 174 и пропало без вести 3164 человека. Всего, таким образом, потери осажденных составили 93 699 человек, а с легкоранеными, не покинувшими строя, — 102 669 человек.

Во время осады велись беспрерывные восстановительные работы, шло строительство новых укреплений. Во главе этих огромных работ были саперы, которые понесли большие потери. Так, шестой саперный батальон, находившийся в городе с начала боевых действий, потерял 756 человек, т. е. почти весь свой личный состав. Четвертый саперный батальон, прибывший в конце октября 1854 г., потерял 513 человек, а третий саперный батальон, переведенный в Севастополь в составе трех рот с конца апреля 1855 г., — 298 человек.

Потери союзных войск при осаде города составили около 54 тысяч человек, не считая умерших от болезней.

На оборонительной линии было подбито около 900 орудий и повреждено до трех тысяч станков; взамен на укрепления доставили более двух тысяч орудий и четырех тысяч станков, в основном от Морского ведомства.

Защитники Севастополя выпустили по врагу с сухопутных укреплений 962 тысячи снарядов, а с береговых батарей — 65 тысяч.

Осадные армии произвели по осажденной крепости 1 миллион 365 тысяч выстрелов. При возведении сухопутных укреплений и установке 150 батарей осажденным потребовалось до 240 тысяч туров, 130 тысяч фашин и более одного миллиона земляных мешков.

Союзные войска возвели 162 осадные батареи и более 80 км траншей, израсходовав при этом 150 тысяч туров, более 80 тысяч фашин и 2 миллиона земляных мешков.

В подземно-минной войне русские саперы проложили около 7 км галерей и рукавов, взорвали 94 горна, израсходовав при этом более 12 тонн пороха. Французские минеры выполнили 1280 м галерей и рукавов, взорвали 121 горн и израсходовали 67 тонн пороха.

За этими сухими, скупыми цифрами стоит немеркнущая Севастопольская эпопея.

Одержав трудно давшуюся победу, союзники не стремились к активным боевым действиям. Атаковать Северную сторону они считали безумием, так как русские войска там возвели многочисленные укрепления и установили сотни орудий. Их подробно описывали и изображали во французских и английских изданиях, выходящих во время войны. Таким образом оправдывалась пассивность экспедиционного корпуса, а общественное мнение подготавливалось к завершению Восточной кампании.

До конца октября 1855 г. союзники выпускали по Северной стороне ежедневно от 100 до 200 бомб и ракет. В ответ русская артиллерия делала от 100 до 400 выстрелов, преимущественно по батареям противника. Потери с обеих сторон были минимальными, а в ноябре 1855 г. перестрелка прекратилась.

Осенью 1855 г. Крымскую армию посетил император Александр II. Для истории это посещение памятно появлением указа о пожаловании защитникам Севастополя серебряной медали на Георгиевской ленте.

В течение зимы 1855—1856 гг. происходили отдельные стычки и небольшие перестрелки. Союзники взорвали в городе Николаевскую батарею, доки и водопровод. Это указывало на то, что они не намерены долго оставаться в этих краях. Дальнейшее ведение войны потеряло для них смысл, а основная задача — уничтожение Черноморского флота — была выполнена. От флота сохранились только два линейных корабля; они базировались в Николаеве, где находились также основные верфи и арсеналы. Но вести осаду удаленного от моря города не имело смысла, тем более, что оправившийся от ранения генерал-адъютант Тотлебен создал там сильную оборону, вплоть до установки подводных мин на реке Буг.

Наполеон III пришел к выводу, что осада Севастополя обошлась Франции слишком дорого. Армии других стран коалиции были слабы, чтобы противостоять русским войскам. К тому же на Балтийском море англо-французский флот не смог взять крепость Свеаборг, а в Кронштадте появились паровые суда с винтовыми движителями, в большом количестве строящиеся на петербургских верфях. В ноябре 1855 г. русскими войсками была взята турецкая крепость Каре, где был пленен большой гарнизон.

Продолжение войны было невозможно и для России. Отсутствие дорог не позволяло свободно маневрировать резервами и ресурсами. Войска несли огромные потери от эпидемий и болезней. За время военных действий в Крыму русская армия потеряла в боях 128 тысяч человек, а от болезней — 183 тысячи. По этой же причине из 40 тысяч ополченцев осталось в живых около 21 тысячи. Крымская война была разорительна для России, на ее нужды государство израсходовало 800 миллионов рублей. В 1855 г. в казну поступил 261 миллион рублей, а дефицит бюджета составил 282 миллиона рублей.

Воюющие стороны согласились на переговоры, и в марте 1856 г. был подписан Парижский мирный договор.

По этому договору Россия возвращала Турции крепость Каре в обмен на Севастополь и другие города Крыма, захваченные союзниками. Впредь Россия и Турция не могли иметь военного флота на Черном море, которое объявлялось нейтральным. К Молдавскому княжеству отошли устье Дуная и часть Бессарабии. Таковы основные итоги Крымской войны.

Героическая оборона Севастополя послужила основой для преобразований в военном деле и особенно в фортификации. России принадлежит приоритет в создании методов позиционной обороны. Впервые в больших масштабах возводились контр-апрошные укрепления, ложементы, завалы и траншеи. В сочетании с бастионами, редутами, люнетами и куртинами они образовали эшелонированную систему оборонительных сооружений, которые позволили при худшем вооружении войск длительное время сдерживать натиск превосходящего врага и наносить ему значительный урон. При защите крепости впервые был применен стрелковый окоп.

В отличие от союзников, у которых инженерные работы выполняли саперные части, а пехота участвовала только в боях, в осажденном гарнизоне к строительству и восстановлению укреплений привлекались все рода войск, как, впрочем, и к отражению штурмов.

Впервые в мировой практике при обороне крепости с суши решающую роль сыграли военно-морские силы. Они взаимодействовали с сухопутными войсками и обеспечивали артиллерийскими средствами оборону Севастополя в течение всей осады. Защита города стала возможной благодаря стойкости и героическому духу его гарнизона, самоотверженности осажденных. "... Счастье для России, что оборона в первые ее моменты попала в руки многоопытных и полных гражданского мужества адмиралов..."[109]

Начальник инженеров Севастопольского гарнизона генерал-адъютант Тотлебен применил на практике передовые идеи русского военного инженера генерала профессора А. З. Теляковского, который впервые связал вопросы фортификации со стратегией и тактикой войск, состоянием артиллерии и осадными средствами. Характеризуя неутомимую деятельность военных инженеров при осаде Севастополя, Э. И. Тотлебен писал:

"Как инженерное искусство стоит в неразрывной связи с артиллерией и тактикою, точно так и успех инженерной обороны вполне зависит от численности и материальной части артиллерии, от вооружения пехоты и в особенности от боевых качеств этих родов войск. Только вполне зная материальные средства и нравственную силу гарнизона, инженер может, применяясь к местным обстоятельствам, доставить войскам с вероятностью успеха возможность употребить свое оружие с наибольшею пользою..."[110]

Опыт обороны Севастополя был использован при реконструкции крепостей России, и в первую очередь в Кронштадте. Практический опыт генерал-адъютанта Э. И. Тотлебена лег в основу русской фортификационной школы, признанной во всем мире.

Директор Инженерного департамента в Военном министерстве, товарищ генерал-инспектора по инженерной части, а фактически руководитель Инженерного ведомства с 1863 по 1877 гг., член Государственного совета с 1879 г. — таков далеко не полный послужной список выдающегося военного деятеля России генерал-адъютанта, инженер-генерала графа Э. И. Тотлебена. Во многом благодаря его уму, знаниям, воле и мужеству стала возможна великая Севастопольская эпопея.

Примечания:

1

В. Ганичев. Ушаков. М., 1990. С. 150. 

6

РГА ВМФ, ф. 827, оп. 1, д. 99, л. 3. 

7

РГВИА, ф. 349, оп. 37, д. 3485. 

8

РГВИА, ф. 349, оп. 9, д. 394, л. 57. 

9

Там же, л. 57. 

10

Там же, л. 58. 

11

Там же, л. 58-59. 

67

Веха — плавающий знак навигационной обстановки, предназначен для ограничения навигационно-опасных мест и указания фарватеров. 

68

РГВИА, ф. 349, оп. 37, д. 4630.

69

Там же, д. 4637.

70

Чарка — русская мера объема жидкостей, равная 0,123 литра.

71

РГВИА, ВУА, д. 5581. 

72

Там же.

73

Четверть — русская мера объема сыпучих тел, равная 0,20991 м³. 

74

РГВИА, ВУА, д. 5611, л. 2.

75

Там же, л.9.

76

Там же, л. 14.

77

РГВИА, ВУА, д. 5611.

78

Там же. 

79

Там же. 

80

РГВИА, ф. 827, оп. 1, д. 4045.

81

Камовский А. Некоторые ошибки и заблуждения в рассказах и сочинениях о Крымской войне. СПб., 1859.

82

Описание обороны Севастополя. Составлено под руководством генерал-адъютанта Тотлебена. В 2 ч. СПб., 1863. Ч. 1, отд. 1. С. 201. 

83

Там же. С. 244. 

84

Сборник рукописей, представленных его императорскому величеству государю наследнику цесаревичу о Севастопольской обороне севастопольцами. СПб., 1872. Т. II. С. 79. 

85

Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневника фрейлины двора. М. Мысль, 1990. С. 72.

86

Яковлев В. Эволюция долговременной фортификации. М.: Воениздат, 1931. С. 110. 

87

Описание обороны Севастополя. Ч. I, отд. I. С. 265. 

88

Записки Константина Дмитриевича Хлебникова // Русский архив. 1907. Кн. 1, №3, С. 446.

89

Покровский М. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. OPI LTD, London, 1991. С. 161. 

90

Там же. С. 162. 

91

Банник — цилиндрическая щетка на длинном древке для чистки (банения) и смазки канала ствола орудия.

92

Орда А. П. Очерк деятельности офицеров и некоторых нижних чинов 6, 4 и 3 саперных батальонов при обороне Севастополя // Инженерный журнал. 1880. №8. С. 899.

93

«Охотники» — добровольцы. 

94

Горн — заряд взрывчатого вещества, рассчитанный на заданное действие взрыва. 

95

Конгрев Уильям (1772—1828) — английский конструктор, автор многих типов пороховых ракет и инициатор их боевого применения.

96

Штуцерные — стрелки из штуцеров. 

97

Тютчева А. Ф. При дворе двух императоров... 1990. С. 36. 

98

Там же. С. 37. 

99

Описание обороны Севастополя. 1871. Ч. II, отд. I. С. 39.

100

Там же. 1868 Ч. II, отд. I. С. 155. 

101

РГВИА, ф. 9196, оп. 23/286, 3 св. д. 9, л. 100, 101.

102

Описание обороны Севастополя. СПб., 1868. Ч. II, отд. I. C. 295. 

103

Покровский М. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии... С. 164. 

104

Описание обороны Севастополя... СПб., 1871. Ч. II, отд. I. C. 345.

105

Там же. Ч. II, отд. II. с 19-20. 

106

Орда А. П. Очерк деятельности офицеров и некоторых нижних чинов 6, 4 и 3 саперных батальонов при обороне Севастополя С. 903. 

107

Там же. С. 904. 

108

Описание обороны Севастополя... СПб., 1868. Ч. II, отд. II. С. 156. 

109

Филипенко И. Памяти почетного члена общества графа Э. И. Тотлебена. СПб., 1886. С. 6. 

110

Описание обороны Севастополя... СПб., 1863. Ч. I, отд. 1, c. 11.