Я ВСЕ ЗНАЮ!

— Доктор, просыпайтесь!

Зевая, доктор Баранников присел на кушетке. Перед ним стоял высокий курчавый санитар из приемного отделения.

— Нового психа привезли! — сообщил он.

— Ну и что? Нельзя было подождать до утра?

— Этот не совсем обычный. Вроде какой-то ученый. Требует, чтобы к нему пришел главный врач. Я сказал, что главного нет, и тогда он стал требовать дежурного.

Доктор Баранников подошел к зеркалу и, внимательно глядя в него, провел руками по лицу, разглаживая складки.

— Очередной параноик, — сказал он. — А кто он такой?

— Я же говорю, ученый какой-то. То ли доцент, то ли профессор. Фамилия Коптин. Поймали на телевидении, пытался прорваться в студию прямого эфира.

Когда его задерживали, укусил милиционера и еще кого-то там, — сказал санитар.

Большие светящиеся часы приемного отделения показывали без пяти три.

Доставленный пациент, маленький взлохмаченный человек с кровоподтеком на правой скуле, сидел на стуле. Он был в смирительной рубашке. Стоящий рядом молодой милиционер с интересом разглядывал ее связанные рукава.

Увидев доктора Баранникова, пациент нетерпеливо вскочил.

— Вы дежурный врач? Наконец-то вы пришли! Я совершенно нормален! Прикажите санитарам развязать меня! — крикнул он.

— У нас все нормальны. Сядьте на стул! Во всем разберемся!

— Я доктор наук Коптин! Вы не имеете права держать меня здесь! Я буду жаловаться! Я совершенно здоров!

Баранников поморщился. Все душевнобольные считают себя здоровыми. Именно поэтому в психиатрических клиниках устанавливают решетки и небьющиеся стекла.

— Мне можно идти? — спросил милиционер. — Распишитесь, пожалуйста, здесь!

Взяв бумагу, милиционер удалился. Человек в смирительной рубашке проводил его взглядом.

— Ну и что дальше? — устало спросил он.

Не отвечая, Баранников сел за стол и взглянул на копию протокола задержания, к которому было подколото направление на психиатрическую экспертизу.

— Зачем вам нужно было в эфирную студию? Вы не отдавали себя отчета, к чему это приведёт и где вы окажетесь? — спросил он.

Пациент неуютно пошевелился в смирительной рубашке.

— Я знал, на какой риск я иду, но хотел предупредить как можно больше людей. Два дня назад я просил предоставить мне эфир, но эти олухи отказали!

Болваны, скоро они обо всем пожалеют!

— Вы угрожаете кому-нибудь конкретно? — быстро спросил доктор, бросая на пациента проницательный взгляд поверх бумаг.

Коптин отрицательно замотал головой.

— С чего вы это взяли? Я ученый. Я вообще не склонен к насилию.

— А из сопроводительного протокола следует, что склонны. При задержании вы укусили старшего сержанта В. Морденко за руку и нанесли оскорбление действием ассистенту режиссера… э-э… фамилия неразборчиво.

— Какому еще ассистенту? А, это, наверное, тот парень, которому я оторвал пуговицу на воротнике. Вот уж не знал, что это считается оскорблением действием, — удивился пациент.

— Видите, сами сознаетесь! — веско сказал доктор.

— Подумаешь, оторвал пуговицу. Надеюсь, для вас не секрет, как у нас задерживают? Дубинкой по шее, пистолетом по скуле. Естественно, что меня это возмутило, и я стал сопротивляться. Но из этого не следует, что я опасен.

Просмотрев протокол, Баранников отложил его.

— Вы ученый? — спросил он.

— Доктор биологических наук. Старший научный сотрудник института растениеводства имени Мичурина, — с гордостью сказал Коптин.

— И вы работали… э-э… до последнего времени?

Лицо Коптина побурело. Доктору был знаком этот холерический тип – маленькие полнокровные мужчины, нервные, быстро выходящие из себя и, по большому счету, более других склонные к психическим нарушениям.

— Что? Вы намекаете, что меня могли вышвырнуть, потому что я чокнутый?

— Я ни на что не намекаю. Я просто спрашиваю. Это вы делаете выводы.

— Вы спрашиваете? — вскипел ученый. — Слышали бы вы только свой тон! Вы привыкли иметь дело с психами, а не с нормальными людьми! Это вам так не пройдет! Да знаете, кто вы такой? Идиот! Хам! Болван!

И Коптин разразился потоком брани. Доктор терпеливо ждал, пока он спустит пар. Наконец пациент обессиленно умолк.

— Ладно, задавайте ваши вопросы и покончим с этим, — сказал он.

Баранников открыл лист поступления.

— Вы не пьете? Нет? Состоите на учете в наркологическом или психиатрическом диспансерах? Кто-нибудь из ваших родных был склонен к алкоголизму? К помешательству?

Коптин снова начал краснеть, но сдержался.

— Нет, — сказал он.

— Учтите, скрывать бесполезно, всё равно будут сделаны запросы, – предупредил доктор.

Сидевший напротив мужчина неожиданно хмыкнул, и на его лице отразилось нечто вроде злорадства.

— Делайте какие угодно запросы. Все равно вы не получите на них ответы, – сказал он.

— Почему? — удивился доктор.

— Потому что, если ничего не предпринять, человечеству осталось существовать ровно неделю. А потом всё! Занавес!

«Если написать в карте «маниакальный бред», никто не оспорит этот диагноз,» — деловито подумал Бараннников.

— Не могли бы вы рассказать об всем подробнее? — попросил он.

Больной недоверчиво усмехнулся.

— Вы уверены, что сможете правильно воспринять то, что я вам скажу? Или всё это нужно лишь затем, чтобы засадить меня в психушку?

— У нас нет плана по психиатрическим больным. Если вы убедите меня, что здоровы, я не стану вас здесь держать, — пообещал Баранников.

Пациент испытующе взглянул на него и, видимо, решился.

— Хорошо, я расскажу! Считаю своим долгом рассказать. Но если вы мне не поверите, то пеняйте на себя. Мне не страшно очутиться в психушке, потому что скоро не будет ни психушек, ни городов, ни людей — вообще ничего.

— И что же ждет нашу Землю? Вторжение инопланетян? — иронично поинтересовался Баранников.

— Вторжение инопланетян? Нет, не думаю. Во всяком случае не в ближайшее время. Наш враг куда ближе. Говоря другими словами, он всегда был рядом с нами. Я знаю, что нашу планету захватят, и произойдет это через неделю.

Возможно, днем позже или днем раньше, хотя я не думаю, что они изменят свои планы.

— И кто же нас захватит? Американцы?

— Нет, американцы пострадают вместе с нами, — покачал головой Коптин и понизив голос, прошептал: — Нас захватят овощи и фрукты!

От неожиданности Баранников подался вперед, а потом расхохотался.

— Вы серьезно? Фрукты и овощи? А почему не насекомые?

Пациент посмотрел на него почти с ненавистью, и доктор сразу перестал улыбаться.

— Простите, я не хотел, — извинился он.

— Ничего. Вы не первый. Они тоже смеялись.

— Кто они?

— В министерстве обороны, в ФСБ, в министерстве по чрезвычайным ситуациям и других подобных ведомствах. Болваны! Посмеялись, даже не выслушали меня и выставили за дверь. Никто даже не посмотрел мои выкладки.

Баранников поднял на него глаза.

— Вот как? У вас есть и выкладки?

— Целая тетрадь. У меня ее забрали в милиции. Умоляю, позвоните им, пусть мне ее вернут. Она в единственном экземпляре.

— Сейчас там все спят. Я позвоню утром, — пообещал доктор. — А пока давайте так, без выкладок.

Коптин исподлобья взглянул на него.

— Я надеюсь, вы поймете. Это не бред сумасшедшего, это факты. Я очень надеюсь, что вы поверите.

Поняв, что рассказ будет долгим, Баранников жестом отослал скучающего санитара. Пациент же, прежде чем начать говорить, оглядел приемный покой.

— Что у вас в холодильнике? — подозрительно спросил он.

— Лекарства. Ампулы, — не удивляясь, ответил доктор.

— И всё? — с особой настойчивостью спросил Коптин.

— Не знаю. Наверное, всё.

— А фруктов или овощей в нем нет?

— Может быть, и есть. Родные иногда приносят для передачи.

Глаза пациента зажглись особым огнем.

— Откройте холодильник! — потребовал он, вскакивая.

Поняв, что спорить бесполезно, Баранников подошел к холодильнику и открыл его. Коптин придирчиво оглядел все полки.

— Здесь яблоки и бананы. Бананы можете оставить. Они туповаты и ничего не поймут, а яблоки разрежьте и раздавите все семена! Ну же! Или сделайте это сами или развяжите мне руки.

Немного помешкав, доктор по очереди разрезал яблоки и, вычистив из середины все семена, раздавил их на своем столе. Пациент пристально наблюдал за ним.

— Очень хорошо! — сказал он. — Вы очень решительно это сделали, теперь они не подслушают. Семена у них — это органы чувств, без них они ничего не слышат и не осязают… Вы никогда не задумывались о том, что строение фруктового плода и овощного клубня напоминает человеческий мозг? Посмотрите на то же яблоко, и вы обнаружите два полушария, ту же сердцевину и тот же столб центральной нервной системы. Я долго изучал это сходство и пришел к выводу что все дело тут в изначальной генетической программе клетки. Если углубиться в начало истории, то станет ясно, что фрукты и овощи — наши эволюционные братья, которые ненавидят нас так же сильно, как Каин ненавидел Авеля. И их ненависть можно понять, так как, используя плоды и клубни в пищу, мы пожираем мыслящие клеточные существа, почти не уступающие нам!

— Прямо-таки почти не уступающие! — не выдержав, перебил доктор.

— Уверяю вас, что так оно и есть! Возможно, в чем-то они даже превосходят нас, особенно если взять в расчет, что жизнь их намного более скоротечна.

Уверен, проживи яблоко или груша не три-четыре месяца — а десять-пятнадцать лет, оно превзошло бы любого земного гения!

Доктор взялся было за ручку, чтобы что-то записать в карту, но ничего не записал, а лишь стал машинально чертить что-то на полях.

— Должен признать, что выдвинутая вами гипотеза весьма необычна.

Признаться, мне чего только не приходилось слышать, но нелепое утверждение что растения могут мыслить…

— Не растения вообще, а именно овощи и фрукты! — поправил пациент. –

Лиственные неплодовые деревья, водоросли, трава не в счет. Они не наделены личностью, а их семена не излучают микроволн.

— И что же это за микроволны? — с легкой улыбкой поинтересовался Баранников.

— Переменные тепловые и инфракрасные волны слабой интенсивности. С их помощью плоды общаются между собой и плетут свои заговоры, свои мерзкие козни!

Они служат им речью так же, как нам колебания воздуха.

Коптин замолчал и сглотнул слюну. Доктор вежливо смотрел на него, ожидая продолжения.

— Вы, наверное, хотите узнать, как я до всего этого дошёл? — продолжал сумасшедший. — Дойти было несложно. Эти инфракрасные волны отмечали многие ученые, но они считали их излучением, которое исходит от всякого материального тела. Ну там, процессы клеточного метаболизма, расщепление, отражение света и все такое прочее. Я первым предположил, что эти волны на самом деле речь растений и расшифровал их.

— Довольно смело. И как же вам пришло в голову такое предположение?

— Случайно. Я поставил опыт сразу на нескольких яблоках, помещенных в один лабораторный сосуд. Меня удивило то, что яблоки излучали микроволны по очереди, то есть как будто переговаривались между собой. В то время, как одно яблоко излучало, остальные держали инфрапаузу. Согласитесь, это само по себе невероятно. Я человек занудный и упорный, и не признаю неразрешенных загадок.

Я стал изучать эту проблему вполную, ставил опыт за опытом и вскоре мне удалось вычленить определенные комбинации частот… Я стал копать дальше загрузил частоты в компьютер, сделал несколько смелых допущений и через полгода… я знаю, в это трудно поверить… я уже понимал речь яблок. Дальше больше: оказалось, что разумны не только яблоки, но и почти все фрукты:

бананы, груши, сливы, инжир, персики. Их языки отличаются, но не так сильно как у людей. Зная один язык, можно очень быстро освоить другие. После фруктов я взялся за овощи и тоже обнаружил, что они разумны, хотя находятся на куда более низкой стадии эволюции…

В дверь заглянул курчавый санитар, но Баранников досадливо махнул ему рукой, и голова санитара исчезла. Коптин вопросительно оглянулся и прервался.

— А? Что? — рассеянно спросил он.

— Не обращайте внимания. Вы сравнивали овощи и фрукты и рассказывали, что освоили их язык… — терпеливо напомнил доктор.

— Да, так всё и было. Я накупил фруктов, овощей, наростил у компьютера оперативную память, засел у себя в лаборатории — по счастью, меня никто не тревожил, и несколько месяцев подряд вслушивался в их речь.

— Вы с кем-нибудь делились результатами своих исследований? С коллегами, с друзьями?

Коптин понурился.

— Первое время показывал, но потом бросил. Бесполезно. Я же говорил, что расшифровывая импульсы, я сделал несколько смелых допущений — почти прозрений которые никак не подтверждаются научно: ни логикой, ни формулами. А то, что не подтверждено формулами, для науки лишь гипотеза.

— А записи ваших перехватов не производили на них впечатления?

Коптин скривился.

— Увы! В перехваченных мною разговорах не было ничего примечательного. В основном это были дрязги, мелочные сплетни или пустая болтовня про то, кто как следит за кожурой, какой пестик связался с какой тычинкой, кого съели и кого проточил червяк. Впрочем, я понимал, что делая случайные забросы, трудно набрести на что-то интересное: ведь и люди далеко не всегда говорят о научных открытиях, религии или искусстве, чаще они болтают о всякой ерунде.

Зазвонил телефон. Доктор Баранников дал ему один или два раза звякнуть, а потом, подняв трубку, вновь положил ее.

— Всё, что вы говорите, очень интересно, но я не понимаю, как из этого вытекает, что человечеству грозит уничтожение? — спросил он.

Сумасшедший наклонился к нему и прошептал:

— Я узнал об этом случайно. Пять дней назад я подслушал разговор двух апельсинов. Они обсуждали подготовку плана «У» и очень горячились.

Доктор поднял брови.

— Какого плана «У»?

— План «У» — план уничтожения всех биологических видов Земли и прихода им на смену ботанических видов.

Доктор легонько приствистнул.

— Ну и масштаб у вас, батенька! С какой стати фрукты станут это делать?

— Как я понял, дело тут в жизненном пространстве. Растениям нужна почва чтобы пускать в нее корни, нужен кислород и регулярный, предсказуемый климат.

Нас, людей, они ненавидят, люто ненавидят, даже на уровне обыденного сознания.

Мы мало того, что отбираем у них почву, но и занимаемся селекционными мутациями — другими словами, делаем из них уродов, которых потом пожираем. Уже этого одного достаточно, чтобы раз и навсегда, не испытывая угрызений совести (тем более, что совести в нашем понимании у них нет и быть не может), освободить от нас планету.

Чувствуя, что он и сам невольно заражается убежденностью сумасшедшего Баранников покачал головой.

— И что, вы считаете, овощи и фрукты действительно способны взять верх? – спросил он.

— Боюсь, что да. У овощей и фруктов строгая иерархия. Существуют кланы и касты с жесткими границами, которые никогда не переступают. Высшая каста – помидоры, яблоки и груши. Это аристократия. Они мозговой центр — ученые дипломаты, офицеры. Они распоряжаются всем. Апельсины, мандарины, лимоны и некоторые другие цитрусовые — среднее звено. Это чиновники, фельдфебели распорядители, младшее офицерство, судейские, милиция. Разумеется, профессии я называю по аналогии с человеческими, у них же всё несколько иначе. Крайнее звено цепи — это овощи: морковь, картофель, капуста, редис и другие. Овощи образцовые исполнители: боевики, солдаты, чернорабочие — короче, низ пирамиды.

Разум у них не развивается дальше определенного уровня, а главная добродетель — способность беспрекословно выполнять приказы. Что же касается травы лиственных деревьев и прочих «неразумных» растений, то они, по мнению высших каст, нужны для того лишь, чтобы унаваживать землю.

Подперев голову рукой, доктор хмыкнул.

— Какая у вас, однако, непогрешимая логика! И как же растения думают уничтожить людей? В атаку они, что ли, пойдут, в штыки?

Коптин возбужденно зашевелил руками под смирительной рубашкой.

— В штыки? Исключено! Способность растений к движению ограничена, но двигаться им и не потребуется, — сказал он. — Все крупные чиновники, члены правительств, министры обороны, даже президенты уже инфицированы медленными ядами, которые выделяют свежие сырые фрукты, которые они едят. Эти яды не тестируются и никак не дают о себе знать, но ровно через неделю, час в час они проникнут в кровь. Прежде чем люди опомнятся, не останется в живых не останется ни одной мало-мальски значительной фигуры. Это приведет к хаосу:

отключатся электричество, газ, телевидение, начнется хаос. И тут, в пламени анархии, в ход пойдут боевики — картофель, лук, капуста и прочие. Они будут жертвовать своей жизнью, и каждый их грамм будет пропитан ядом. Восстанут грибы, восстанут жгутиковые. Начнутся эпидемии.

— Теория паразитариев? — вспомнил доктор.

— Именно. Биологические виды, по сути, паразитируют на ботанических питаясь ими, в то время как те получают энергию из элементарных составляющих:

микроэлементов, воды и света. Биологические виды не могут существовать без ботанических.

Баранников озабоченно потрогал свою щеку.

— И что, по вашему мнению, растения сумели сохранить свой заговор в тайне от людей? Никто из них до сих пор не проговорился, ну, кроме этих апельсинов разумеется?

Коптин нахмурился.

— Вы шутите, доктор, каким образом? Чтобы понимать их речь, нужен шифровальный код, который есть только у меня. Кроме того, они идут единым фронтом. Их личности унифицированны, а желания сходны. Среди них нет и не может быть предателей. Этим они отличаются от нас, от людей. У нас предатели я уверен, найдутся.

— Крайне любопытно! — сказал доктор. — И что же вы предлагаете делать? Как можно бороться с этой… э-э… угрозой?

Глаза пациента засверкали гневным огнем.

— План у меня есть. Первым делом необходимо немедленно создать единую мировую комиссию по борьбе с этим недугом. Разумеется, теперешние правительства уже не спасти — они отравлены, но можно же создать резервные составы! Далее нужно срочно вывести из употребления все сырые овощи и фрукты.

Не должно быть съедено ни одного сырого плода! В качестве третьего шага необходимо уничтожить все крупные овощехранилища и склады, особенно те, на которых хранятся фрукты.

— Почему фрукты?

— Я же говорил, именно они правят бал. Без фруктов овощи не способны на самостоятельное выступление. Они слишком тупы и неразвиты. Нужно разобщить их сделать как можно менее опасными. Если какие-то овощные склады не будут уничтожены, необходимо оградить их друг от друга хотя бы тонким слоем фольги.

Я проверял, через фольгу они не смогут общаться. В крайнем случае поможет горячее консервирование. Вареные плоды, я проводил анализы, можно безопасно употреблять в пищу. Кроме этого, нужно немедленно начать работы по деградирующей селекции овощей и фруктов.

Внезапно лицо сумасшедшего приобрело заговорщицкое выражение, и он наклонился к столу так, что его лицо и лицо доктора почти соприкоснулись.

— Только одного я до сих пор не понял! Может быть, самого главного! – прошептал Коптин.

— Чего же?

— Как я сказал, у овощей и фруктов строгая иерархия, основанная на безоговорочном подчинении. Низ пирамиды мне известен, середина тоже, но вот кто на самой верхушке? До сих пор я был уверен, что яблоки, а теперь думаю:

вдруг нет? Вдруг есть еще какой-то вид, чертовски разумный, даже гениальный который это всё спланировал? Что это за вид? Кто всем руководит?

— Хм… И у вас, конечно, есть предположения, кто это может быть? — с улыбкой спросил доктор.

— В том-то и дело, что нет. Мои исследования пока в начальной стадии.

Баранников встал и потянулся. Всё, что ему было нужно для постановки диагноза, он уже узнал. Типичная шизофрения, отягченная маниакальным бредом.

— Очень жаль, что это вам неизвестно. Я вот что подумал: может, вам пока пойти в палату и как следует отдохнуть? Заодно вы подумаете над этой загадкой — дружелюбно сказал он и протянул руку к кнопке вызова санитара.

Лицо пациента побледнело. Он всё понял.

— Нет! — закричал он. — Умоляю! Я не сумасшедший! Давайте дововоримся: я признаю, что всё то, что я рассказал — полный бред, неудачная шутка, вымысел.

Я во все это не верю! В этом случае вы меня отпустите?

Баранников покачал головой.

— Исключено. Я не имею права это сделать, хоть бы вы и действительно были нормальны. Мы понаблюдаем за процессом… э-э… вашего восстановления проведем курс, и, если всё пройдет без осложнений, вас выпустят.

— Когда? — почти застонал Коптин.

Доктор изучающе взглянул на него.

— Ну, может, через месяц или через два. Даже при самом благоприятном прогнозе раньше чем через пять недель я ничего не смогу для вас сделать.

— Идиот! Ты не понимаешь, что делаешь! Ты уничтожишь человечество!

С громким воплем пациент вскочил и бросился на доктора, пытаясь выпутаться из смирительной рубашки. Баранников нажал на кнопку. Вбежали курчавый санитар и с ним еще один, лысеватый, с шеей бывшего борца-классика. Они подхватили извивающегося Коптина и понесли его из приемного отделения в лечебное отделенное железной дверью.

— Успокаивающий укол! В отдельную палату и установите постоянное дежурство! — распорядился доктор, задумчиво постукивая пальцами по столу.

Оставшись в одиночестве, доктор Баранников повел себя довольно странно. Он направился в свой кабинет и заперся в нем, оставив ключ в двери. Затем он подошел к зеркалу, озабоченно потрогал свое лицо и одним энергичным рывком сдернул его с себя. Лицо оказалось искусственной маской, под которой скрывался средних размеров арбуз.