Рассказ седьмой

PAUKUS GRUSULICUS

После уроков в пустом классе Катя Сундукова жаловалась Коле Егорову:

— У всех дома есть какое-нибудь животное: у Ритки — персидская кошка, у Фильки — кошка, у Аньки — овчарка, у Мокренко — хомяк…

— А у тебя какое? — спросил Коля.

— У меня никакого…

— Почему?

— Родители говорят, что у них аллергия, а, по-моему, просто не хотят… И поэтому, когда все хвастают своими животными, мне приходится отмалчиваться…

— Катя вздохнула и подошла к окну.

Егоров, которому Сундукова нравилась, хотел утешающе дотронуться ей до плеча, но взглянул на свою руку и спрятал ее за спину. Потом он остановился рядом с Катей и тоже стал смотреть на улицу.

— У меня тоже нет домашних животных, если не считать тараканов, — сказал он.

Девочка удивленно повернулась к нему.

— У тебя нет?!

— Никого, — кивнул Коля. — У бабушки в деревне, правда, есть пес в будке но он же не мой… Когда я приезжаю, он сначала на меня лает и только потом узнает.

Катя стояла совсем близко, и он рассмотрел у нее на правой щеке маленькую родинку.

— Значит, мы с тобой в равном положении? — шепотом спросила девочка чуть-чуть придвигаясь к нему.

— Выходит, что так! — тоже прошептал Егоров, чувствуя, что в груди у него замирает сердце.

В этот момент, как всегда некстати, в класс заглянул Максим Александрыч и споткнулся о стоявшее на пороге ведро с торчавшей из него шваброй.

— Понаставили тут! Сундукова, Егоров! Вы будете убирать? Я сейчас вернусь! — крикнул он и исчез, так и не решившись перешагнуть через ведро, опасаясь за свои новые итальянские ботинки.

Коля подошел к ведру, вытащил из него раскисшую тряпку и бросил ее на пол нагромоздив рядом несколько стульев и парт, между которыми как дуло гранатомета торчала рукоятка швабры.

— Это будет наше противотанковое заграждение, — решил он, осматривая свою работу.

— Скажи лучше: противомаксимное. Теперь наш франтик не сунется в своих наглаженных брючках, — весело сказала Катя и в качестве последнего штриха повесила на ручку двери мокрую тряпку.

Они уселись на заднюю парту, которая не была видна, если заглянуть из коридора, и стали болтать. Общение их выглядело следующим образом: Сундукова щебетала без умолку, а Егоров в основном молчал и изрекал «угу», гордясь, что так запросто беседует с девочкой.

— У тебя день рождения скоро? — спросил он, когда Катя сделала паузу.

— В октябре, через две недели, — удивленно ответила она. — А почему ты спрашиваешь?

— Потому, что я подарю тебе такое домашнее животное, что все наши лопнут от зависти! — в порыве великодушия пообещал Коля.

Девочка недоверчиво покосилась на него.

— Подари, но если это будет кошка или собака, родители заставят вернуть ее назад, — предупредила она.

— Не волнуйся, это ни кошка, ни собака, ни хомяк и ни рыбки!

— А что тогда? — Катя была заинтригована.

— Пока не скажу. Пусть будет сюрприз! — Коля сделал важное лицо.

— А ты уверен, что все лопнут от зависти? Даже Самойлова? — спросила Катя глядя на него с недоверием и надеждой.

— Ритка лопнет в первую очередь. Мой подарок затмит ее персидскую кошку! –

Егоров встал и, скрестив на груди руки, многозначительно посмотрел на девочку.

Надо сказать, Коля и сам пока толком не знал, какое животное подарит, но был уверен, что придумает. В конце концов две недели до дня рождения — немалый срок.

Из коридора появилась голова Максима Александрыча. Сундукова вскочила и сделала вид, что поливает цветы, а Коля в спешке начал двигать шкаф.

— Что за сырость вы развели? Лягушачий питомник открываете? — недовольно спросил учитель, глядя себе под ноги.

— Разведем лягушек — французам будем продавать! — сказал Егоров, и Катя замеялась.

Максим Александрыч попытался протиснуться между стульями, но в грудь ему уперлась палка швабры, а под ботинками зачавкала вода. Учитель с ужасом уставился на свои новые ботинки.

— Зачем вы загородили дверь? — рассердился он.

— Чтобы хорошо вымыть полы — нужен простор! — ответил Коля и с невероятным шумом стал сдвигать парты.

Оглушенный учитель попятился, схватился за дверную ручку, обмотанную мокрой тряпкой, и стал брезгливо вытирать платком ладонь и рукав пиджака.

— Вам помочь? — предложила Катя. — Хотите мы разберем завал?

— Не надо, я уже ухожу! Дайте только со стола мой дипломат! — потребовал учитель, отступая в коридор и стараясь больше ни к чему не прикасаться.

Коля передал ему черный дипломат с кодовыми замками, просунув его сквозь баррикаду.

— И не вздумайте уходить, пока все не уберете! — крикнул Максим Александрыч и быстро направился к лестнице, оставляя на паркете мокрые следы.

На правом плече модного пиджака молодого учител белело пятно от мела.

— Спорю, он идет на свидание! Опять кого-нибудь охмуряет, — сказала Катя и ребята взялись за уборку.

Оставшиеся до дня рождения недели Коля постоянно думал о своем обещании.

Задача перед ним стояла непростая — нужно было найти и подарить Кате такое животное, которое устроило бы ее и родителей, и вызвало бы зависть у одноклассников. Причем нужно было учесть, что карманных денег у Коли было очень мало.

Егоров просмотрел все книжки о зверях, несколько раз заходил в зоомагазин но так и не обнаружил ничего подходящего. Он едва не купил Кате белую мышь, но подумал, что мышей, в независимости от того, белые они или серые, девчонки боятся.

Почти каждый день в школе Катя хитро поглядывала на Егорова, как бы напоминая о его обещании. Коля в таких случаях напускал на себя важный вид:

мол, все под контролем, а на сердце у него кошки скреблись.

Накануне дня рождения, на который Сундукова пригласила почти весь класс он, лежа на кровати, лихорадочно соображал, что ему делать. У него не было ровным счетом никаких мыслей, и он уже решил никуда не ходить и остаться дома как вдруг с висевшей над кроватью полки свалилась книга и огрела Кольку по лбу.

— Мало того, что все плохо, так еще и книги на голову валятся! — пробормотал мальчик. Он потер лоб, взглянул на обложку и прочитал:

«НАСЕКОМЫЕ МИРА».

Егоров уныло стал перелистывать книгу, пробежал глазами несколько строчек и внезапно его осенило. Он вскочил и помчался в чулан.

Сбросив с полок все содержимое на пол, наконец, он нашел, что искал – небольшую красивую банку из-под кофе, плоскую, из непрозрачного стекла. Кофе когда-то привезла из Турции мамина сестра, и вид у банки был необычный.

Отмыв ее как следует и высушив, Коля положил внутрь сухой травы и несколько палочек, а потом закрыл банку пластмассовой крышкой, в которой проделал несколько отверстий раскаленной иголкой. Затем он взял кусок лейкопластыря, приклеил на дно банки как этикетку и написал на нем два загадочных слова: «paukus grusulicus».

Все сделав, мальчик поставил банку на стол и, довольный, потёр руки.

Когда на другой день Егоров пришел на день рождения к Кате, там уже были и Филька Хитров, аккуратно причесанный впервые в жизни, и Антон Данилов в костюме с черной бабочкой, и благоухающая мамиными духами Рита Самойлова, и даже Мокренко с поцарапанным носом, вымазанным зеленкой.

— Видели его нос! Это он вчера дразнил мою кошку! — гордо объясняла всем Ритка.

Стоило появиться Коле, как все замолчали. Очевидно, Сундукова не выдержала и разболтала, что он собирается сделать ей необычный подарок.

Катя шагнула навстречу гостю и остановилась, выжидательно поглядывая на него. Она была в светлом платье, на шее поблескивала золотая цепочка с сердечком, которую ей подарила бабушка, и до которой девочка то и дело дотрагивалась, проверяя, не растегнулась ли она.

— Опаздываешь! Мы без тебя за стол не садились… — сказала новорожденная.

— Я никак не успевал раньше… Дела… — многозначительно объяснил Коля хотя специально полчаса топтался вокруг дома и мусорника, чтобы не придти вовремя.

— А где… — начала было Катя, но осеклась, сообразив, что спрашивать в лоб: «где подарок?» — невежливо.

Егоров вытащил из-за спины банку и аккуратно поставил на стол.

— Поздравляю с днем рождения! — торжественно сказал он и отошел на шаг разрешая всем полюбоваться его подношением.

Виновница торжества хотела взять свой подарок, но любопытный Петька Мокренко ее опередил. Он схватил банку и протянул руку к крышке.

— Осторожнее! Тебе жить надоело? — закричал Коля.

— А что такое? Уж и посмотреть нельзя? — удивился Петька.

Егоров пожал плечами:

— Посмотреть можно. Только, учти: я за твою жизнь не отвечаю!

— Почему не отвечаешь?

— Ты читать умеешь? Вот и прочти, что на наклейке написано! — предложил Колька.

Мокренко перевернул банку и, морща лоб, уставился на надпись «paukus grusulicus».

— По-английски, что ли? — спросил он.

— Не по-английски, а по-латыни! — уточнил Егоров.

— Давайте я! — предложила Катя. Она заглянула через петькино плечо и прочла по слогам:

— Паукус гры-зу-ли-кус… Паукус какой-то! Что это значит?

— Паукус грызуликус — самый ядовитый паук на свете. Водится на острове Ява. От его укуса человек умирает за минуту, лошадь — за две, а слон — за три минуты, — охотно объяснил Коля Егоров.

Узнав, что в банке такое опасное насекомое, ребята попятились.

— И этот паук там внутри? — поразилась Катя, пытаясь заглянуть в банку сквозь темное стекло.

— Разумеется, внутри. Если кто-то не верит, может заглянуть. Кажется Мокренко хотел? Давай, Петруха, смотри! — насмешливо предложил Коля.

— Сам смотри! Мне еще пожить охота, — Петька спрятал руки за спину.

— Глядите, он аж весь позеленел! Небось представил, что было бы, открой он банку! — засмеялся Антон Данилов.

Все ребята столпились вокруг стола, забыв о пирожных, торте и салатах. Как Колька и предсказывал, ребята завидовали Кате Сундуковой, а ее «паукус грызуликус» затмил всех породистых котов и собак. А она, довольная, стояла рядом и пожинала плоды триумфа.

— Где ты его взял? — спросила Катя.

— Мой дядя — специалист по насекомым, он привез его с острова Явы. Это очень редкий вид, занесен в Красную книгу. У нас в России — единственный экземпляр, — авторитетно сообщил Егоров.

— И в зоопарке нет? — не поверила Рита Самойлова.

— В зоопарке, может, и есть, и в Академии Наук тоже, но это единственный экземпляр в частном владении, — спохватился Коля, сообразив, что перегнул палку.

Вначале он опасался, что никто не поверит в его паукуса грызуликуса придуманного им только накануне после прочтения книги о насекомых, но наживку уже заглотили и притом очень прочно. А главное, что, самое приятное, никто не решался открыть банку, чтобы увидеть ядовитого паука.

Филька Хитров с пеной у рта утверждал, что и раньше слышал про таких насекомых и рассказывал душераздирающие истории. Будто бы была экспедиция на остров Яву, все участники которой умерли в одну ночь по неизвестной причине, а утром на травинке у костра нашли точно такого паука. Кто-то верил Фильке кто-то нет, но желания открыть банку ни у кого не появилось.

— А как он дышит? — спросила Самойлова.

— Разве не видишь? В крышке — дырочки! — объяснила Катя.

— А он через них не вылезет?

— Нет, они слишком маленькие.

— А укусить через них он может? — не успокаивалась Рита.

— Только если близко поднести палец, — сказал Мокренко.

— А ты помолчи, профессор кислых щей нашелся! Откуда тебе знать — не твой паук! — огрызнулась на него Аня Иванова.

Антон Данилов пытался рассмотреть «грызулиса» сквозь стекло, но различал лишь соломинки и травинки.

— Ничего не видно! — пожаловался он.

— Эх ты, простофиля! — сказал Петька. — Он же маскируется, чтобы напасть неожиданно. Ведь, правда, Коль?

— Разумеется, маскируется… У него защитная окраска, он сливается с травой и ветками, — авторитетно подтвердил Егоров.

— А чем мне его кормить? — спросила Катя.

— Сырым мясом, — подсказал Филька.

— Правда, сырым мясом, а, Коль? Что тебе дядя рассказывал?

Егоров почесал подбородок, делая вид, что вспоминает. Ему нравилось выглядеть авторитетным специалистом в области редких пауков.

— Можно и мясом, но лучше мелкими насекомыми. И не чаще, чем раз в три месяца. Пауки едят мало, к тому же сейчас он сыт. Я кормил его позавчера.

— А как ты его кормишь? Ведь приходится открывать банку!

— Я одеваю три пары перчаток, а еду протягиваю пинцетом.

— А он пробовал тебя укусить?

— Пробовал. Однажды даже в палец вцепился зубами. Две перчатки прокусил, а третью не смог, — азартно сочинял Колька.

— Постой, постой! — насторожился вдруг Данилов. — Чем ты говоришь, он в тебя вцепился?

— Зубами.

— Разве у пауков есть зубы? — удивился Антон.

Егоров почувствовал, что заврался, но отступать было поздно.

— У других видов нет, в у этого есть!

Данилов хотел возразить, но за Кольку неожиданно вступился Мокренко.

— Конечно, есть зубы! Что ты к нему прицепился? Чем он, по-твоему прокусил перчатку, если не зубами! Сейчас я тебе твои выбью, чтобы поверил! – завопил он, горячась и брызжа на Данилова слюной.

Зная привычку Мокренко любой спор заканчивать дракой, Антон предусмотрительно отступил.

— Зубами так зубами, только не лезь на стену, — миролюбиво пробормотал он.

Спохватившись, что обед остывает, Катя пригласила одноклассников к столу.

— Только убери, пожалуйста, паукуса, а то я его пока боюсь! — шепотом попросила она Колю.

— Не бойся! Через стекло не укусит, — он взял банку и переставил ее на подоконник.

Перед чаем внесли большой торт с двенадцатью свечками, которые Катя стала задувать, не переводя дыхания. Когда осталась последняя горящая свеча, в комнату вошел ее старший брат Федор, в прошлом году закончивший школу.

— Ну и душно у вас! Прямо как в бане! — сказал он, открывая окно. Заметив на подоконнике банку, он взял ее в руки.

— А тут что? — спросил он.

— Ядовитый паук. Паукус грызуликус, мне его Коля подарил, — с гордостью объяснила Катя.

— А почему его не видно? — поинтересовался Федор.

— Он спрятался! Не вздумай открывать — он тебя укусит, и ты умрешь! – предупредила Рита Самойлова. Она вертелась рядом с катиным братом и кокетничала с ним. Ритка вообще любила кокетничать со старшими.

— Без сопливых обойдемся! — Федор снял с банки крышку и осторожно заглянул внутрь. У всех перехватило дыхание.

— Трава какая-то! Где паук, под травой, что ли? — он протянул было палец чтобы раздвинуть траву, но Катя с криком: «Не смей! Он тебя укусит!» — повисла у него на руке.

Банка выскользнула у ее брата из рук, упала на пол и перевернулась. Из нее на ковер выпали пучок травы и несколько веточек.

— Грызуликус сбежал! Сейчас кусать всех начнет! — завопил Антон Данилов, а Анька Иванова завизжала так пронзительно, что едва не треснули стекла.

— Спасайтесь — или вы все трупаки! — закричал Мокренко.

Хотя самого грызукулиса никто пока не видел, Федор, поддавшись панике совершил с места двухметровый прыжок через стул и оказался у дверей. Рита и Катя вскочили с ногами на диван, Антон животом бросился на стол, подмяв торт с двенадцатью свечками, и даже Филька дал стрекача, не забыв захватить со стола блюдо с копченой колбасой.

— Идите все сюда! Быстрее! — позвал брат Федор из коридора, вооружившись веником.

Все, кроме Кольки, мешая друг другу, выскочили из комнаты и скрылись за дверью. Филька Хитров уминал колбасу, заявив, что это у него на нервной почве а остальные во все глаза смотрели на пол, не появится ли паук.

— Где он? — спросила Катя.

— Маскируется! И осторожнее, он прыгает! — шептал Петька, отмахиваясь старой зимней шапкой, словно хотел отбить паука на лету.

— Егоров, беги к нам, а то он тебя укусит! — кричали они Кольке. Ребята вооружились кто ботинком, кто тряпкой, а Антон, весь в креме от торта притащил пылесос, включил его в сеть и пытался засосать грызуликуса.

— Я его вижу! Он под столом! Бежит к нам! — вдруг завопила Иванова, и храбрые охотники, побросав оружие, поспешно ретировались на кухню. Бросив пылесос, Антон вскочил на подоконник и стал примериваться, можно ли спрыгнуть со второго этажа. А Самойлова схватила телефонную трубку, соображая, куда звонят, когда сбегает паук: в милицию или пожарным.

— Коля, Коленька! Сделай что-нибудь! — взмолилась Сундукова, протягивая к нему руки.

У Егорова мелькнула мысль признаться во всем и крикнуть, что никакого паука нет, но он сообразил, что тогда будут смеяться не только над ним, но и над Катей. И он решил сделать все возможное, чтобы проделка с паукусом не выплыла наружу. «Что бы такое придумать?» — лихорадочно соображал он оглядывая комнату. Коля посмотрел на стол, увидел тарелку с салатом, и спасительная идея пришла сама собой.

Он незаметно бросил на пол кусочек свеклы и несколько раз ударил по ней ботинком, пока она не превратилась в красное пятно непонятного происхождения.

— Готов! Я его раздавил! — крикнул он.

— Ты жив? Он тебя не укусил? — в дверях показалась голова брата Федора.

— Не успел, — успокоил его Коля, продолжая втирать свеклу в ковер.

За Федором в комнату осторожно вошли остальные. Вначале Филька, за ним –

Катя, Аня, Петька, Рита и последним осторожный Антон.

Коля с видом героя замер над красным пятнышком.

— Ишь ты какой был жирный! Насосался кровищи! — восхищенно отметил Мокренко, разглядывая пятно.

— Так сплющился, что и не разберешь! — присвистнул Антон.

— Здорово ты его! Не боялся, что тяпнет? — участливо спросил Филька.

Катя грустно наклонилась над пауком.

— Может, так оно и лучше, а? Всё равно я бы его боялась. Ночью казалось бы, что он вылез и ползет ко мне, — всхлипнула она и стала собирать со стола остатки торта, в то время как его крем Антон Данилов счищал со своего парадного костюма.

Коля чувствовал, что из-за него испорчен день рождения, но вдруг на площадке послышались веселые голоса и появились родители Кати. В руках у отца была большая клетка, а в ней сидела зеленая нахохлившаяся птица.

— А вот и наш подарок! — громко сказал папа. — Его зовут Петруша!

Услышав свое имя, попугай щелкнул клювом, повернул голову и громко закричал:

— Петр-руша! Петр-руша!

Катя бросилась к клетке. Паукус грызукулис был забыт. Брат Федор салютовал пробкой безалкогольного шампанского, и праздник продолжился.