Глава 18

Сигизмунд I против Василия III

Сразу же после вступления на престол Сигизмунд I отдал приказ о подготовке к походу на Москву. В Крым и Казань были отправлены большие послы поднимать татар на Василия III.

Следует заметить, что от Александра новый король унаследовал огромные долги. Дело дошло до того, что за шесть злотых была заложена даже кухонная посуда короля. Однако польская шляхта согласилась на новый разовый налог, давший казне 70 тысяч злотых. На эту сумму Сигизмунд даже нанял две «армии». В одной было 500 кавалеристов и 200 пехотинцев, а в другой 663 кавалериста и 1900 пехотинцев.

В начале 1507 г. в Москву прибыли послы Сигизмунда. Они известили Василия III о смерти Александра и о восшествии на престол Сигизмунда I. Послы объявили, что у великого князя Василия Васильевича и у короля Казимира был заключен вечный мир, по которому они обязались не забирать друг у друга земель и вод, что Казимир не нарушил ни в чем договора, а московская сторона нарушила. Так как правда королей Александра и Казимира известна всему миру, то Сигизмунд призывает великого князя Василия к уступке всех литовских городов, волостей, земель и вод, доставшихся его отцу во время прежних войн, а также к освобождению всех литовских пленников, дабы кровь христианская не лилась, ибо король в своей правде уповает на бога.

В речи послов была явная угроза, что в случае неисполнения требований Сигизмунда будет объявлена война. Еще послы пожаловались, что московские подданные захватили четыре смоленские волости.

Василий спокойно отвечал послам: «Мы городов, волостей, земель и вод Сигизмундовых, его отчин никаких за собою не держим, а держим с божиею волею города и волости, земли и воды, свою отчину, чем нас пожаловали и благословил отец наш, князь великий, и что нам дал бог, а то прародителей наших и вся Русская земля наша отчина… Как отец наш, и мы брату нашему и зятю Александру дали присягу на перемирных грамотах, так и правили ему во всем до самой его смерти. А с Сигизмундом королем нам перемирья не было. Если же Сигизмунд, как вы говорили, хочет с нами мира и доброго согласия, то и мы хотим с ним мира, как нам будет пригоже». Потом, перечислив обиды, нанесенные литовцами русским, — взятие в Брянской области более ста сел и деревень, грабеж купцов козельских, алексинских, калужских, псковских, занятие волостей князя Бельского — Василий велел сказать королю, чтоб за все это было сделано надлежащее удовлетворение, а в противном случае он найдет управу.

Переговоры в Москве закончились в марте 1507 г., а 29 апреля московские полки уже пошли воевать Литовскую землю.

Положение литовского войска было осложнено конфликтом нового короля с фаворитом Александра князем Михаилом Глинским. Глинские вели род от татарина, приехавшего в Литву на службу к Витовту и крестившемуся по православному обряду. При Александре Михаил Глинский стал одним из богатейших владетелей Литвы и нашел много сторонников среди православной шляхты. В начале Сигизмунд отнял у брата Михаила князя Ивана Львовича Киевское воеводство и дал вместо него Новгородское (Новогруденское). Глинский «за правдой» отправился в Венгрию к брату Сигизмунда королю Владиславу, но и заступничество Владислава не помогло. Тогда Глинский сказал королю: «Ты заставляешь меня покуситься на такое дело, о котором оба мы после горько жалеть будем», и вступил в переписку с Василием III. Последний уговорил князя Михаила, что вот-вот к Гродно подойдут русские воеводы, и чтобы Глинский тоже не медлил.

С семью сотнями всадников из своей частной армии^{168} Михаил Глинский форсировал Неман и ворвался в Гродно. Личный враг Михаила воевода виленский Ян Заберезский (в других документах Забржезинский) был убит в своей спальне. Его голову на сабле поднесли Глинскому. Тот велел нести ее впереди войска на древке шесть верст и потом утопить в озере. Покончив со своим главным врагом, Глинский разослал конницу искать и бить других враждебных ему панов. Через несколько дней, не дождавшись русских воевод, Глинский со своей армией ушел к Новгороду.

Лето 1507 г. оказалось очень жарким, дождей не было. Посему поводу и король Сигизмунд, и русские воеводы развели свои войска. Дождливой осенью и холодной зимой драться тоже было несподручно. И военные действия возобновились лишь поздней весной следующего года.

Частная армия Глинского опустошила Слуцкую и Копыльскую области и захватила города Туров и Мозырь. Великий князь московский уведомил Глинского, что посылает ему на помощь полки под начальством князя Василия Ивановича Шемячича. Василий III писал, чтобы с этой помощью Глинский «добывал ближайшие к себе города, а далеко с нею не ходил, дело делал бы не спеша», пока подойдет из Москвы другое, более многочисленное войско.

Глинский хотел, чтобы Шемячич помог ему занять Слуцк, который, как писал он Василию III, находился близко от его городов. На самом же деле Глинскому хотелось овладеть Слуцком для того, чтобы жениться на его княгине Анастасии и получить право на Киев, которым раньше владели предки князей Слуцких. Но Шемячичу хотелось держаться ближе к северу, откуда должны были подойти московские полки, и потому решено было идти на Минск, отправив вперед «загоны» (отряды легкой кавалерии) в глубь Литвы для того, чтобы устроить панику и помешать сбору войск. Эти отряды подходили на 14 верст к Вильно, на 7 верст к Новогрудку, заходили под самый Слоним.

Две недели стояли Глинский с Шемячичем у Минска, дожидаясь вестей о подходе московских полков, но вестей не было, и это заставило их отступить от Минска и двинуться к Борисову. Отсюда Глинский писал Василию III, чтоб он смиловался «для пользы всего притесненного христианства, которое всю надежду полагает на бога, да на него. Велел бы своим воеводам спешить к Минску, иначе братья и приятели его, Глинского, и все христианство придет в отчаяние, города и волости, занятые с помощью великокняжескую, подвергнутся опасности, и самое благоприятное время будет упущено, ибо ратное дело делается летом». Но Василий III, извещая о движении своих воевод князя Даниила Васильевича Щени из Новгорода, Якова Захарьевича Кошкина из Москвы и Григория Федоровича из Великих Лук, приказал Шемячичу и Глинскому идти на соединение с ними в Орше.

Шемячич и Глинский двинулись к Орше, по дороге заняли Друцк. Одновременно с ними к Орше подошел князь Щеня с новгородскими полками, и воеводы начали вместе осаду крепости. Однако взять Оршу так и не удалось. Замечу, что третий воевода, Яков Захарьевич Кошкин, стоял без дела под Дубровной.

12 июня 1508 г. русские узнали, что королевские войска идут к Орше. Тогда воеводы отошли от крепости и стали на другом берегу Днепра, потом отступили еще дальше, к Дубровне, и простояли там семь дней. Но король за Днепр не пошел. По литовским же сведения король переправился через Днепр после того, как его отряды отогнали русских от берега. К ночи бой прекратился, и Глинский стал упрашивать московских воевод наутро дать бой королю, но те не согласились и в полночь отступили. Король побоялся их преследовать и вернулся в Смоленск.

Из Дубровны московские воеводы пошли на юго-восток, к Мстиславлю, где разграбили и сожгли посад. Потом войско пошло к Кричеву, то есть московские воеводы все дальше расходились с Сигизмундом в разные стороны.

Сигизмунд начал собирать силы у Смоленска и готовиться к генеральному сражению. Войском должен был командовать литовский гетман князь Константин Острожский, которому удалось сбежать из Москвы. Но другие литовские вельможи воспротивились этому назначению, и поход сорвался. Литовские отряды успели только сжечь крепость Белую, овладеть Торопцом и занять Дорогобуж, который сожгли сами горожане, чтобы не оставлять врагу.

Но теперь в наступление перешли русские. Смоленский воевода Станислав Кишка, засевший в Дорогобуже, бежал при приближении московской рати. Дорогобуж был взят. Таким же способом воевода князь Даниил Васильевич Щеня взял Торопец. По каким-то неясным причинам далее русские воеводы не пошли.

Василий III пожаловал Михаила Глинского двумя городами — Малоярославцем и Медынью, несколькими селами под Москвой и «отпустил с ним в Литву полки свои для оберегания его вотчинных городов».

Итак, Сигизмунд I не имел сил более вести войну, а Василий III не имел более желания воевать. Посему оставалось только помириться. 19 сентября 1508 г. в Москву прибыли королевские послы полоцкий воевода Станислав Глебович, маршалок Ян Сапега^{169} и другие. Уже 8 октября был заключен «вечный мир» (то есть бессрочный) между Московским государством и Литвой.

Согласно договору Сигизмунд должен был уступить Москве в вечное владение приобретения Ивана III. Тяжелые для Литвы условия перемирия литовского великого князя Александра с Иваном III стали теперь условиями вечного мира между Сигизмундом и Василием III. Однако шесть волостей, занятых русскими войсками в ходе боевых действий 1507–1508 гг., пришлось вернуть. Среди этих волостей были и владения Глинских. Самим Глинским и всем желающим шляхтичам был разрешен свободный выезд из Литвы в Москву. Также оба государя обязались быть заодно против всех недругов, в том числе и «перекопского царя» татарского хана Менгли Гирея.

«Вечный мир» просуществовал всего лишь четыре года. Как написано в русской летописи, в мае 1512 г. «двое сыновей Менгли Гиреевых с многочисленными толпами напали на украйну, на Белев, Одоев, Воротынск, Алексин, повоевали, взяли пленных». Василий III выслал против них войско, но татары успели отступить с большой добычей, а московские воеводы догонять их не стали.

Тут надо сделать маленькое отступление. Как в летописи, так и у цитированного историка С. М. Соловьева слово «украйна» написано с маленькой буквы. Это не то, что позже стали понимать под Украиной, а окраина Русского государства. Замечу, что в XVI и XVII веках ряд территорий в Сибири в казацких челобитных в Москву именуется «украйнами». Термин же Украина в современном понимании стал использоваться лишь во времена войн Богдана Хмельницкого.

Осенью 1512 г. русские лазутчики донесли из Крыма, что поход крымских царевичей был следствием договора, заключенного между Менгли Гиреем и Сигизмундом. Это известие в Москве сочли достаточной причиной для разрыва с Литвой, и Василий III послал Сигизмунду грамоту, упрекая его за оскорбление своей сестры Елены (вдовы Александра) и за старание поднять Менгли Гирея против Москвы.

Василий III вступил в союз с германским императором Максимилианом. В феврале 1514 г. в Москву прибыл императорский посол Синцен Памер и заключил договор, предусматривавший изъятие у Сигизмунда I земель Тевтонского ордена в пользу императора, а Киева и других русских городов в пользу великого князя московского.

Василий III еще до заключения договора, 19 декабря 1512 г., выступил в поход с двумя братьями Юрием и Дмитрием, зятем — крещеным татарским царевичем Петром, с Михаилом Глинским и с двумя московскими воеводами князьями Даниилом Васильевичем Щеней и Иваном Михайловичем Репня-Оболенским. Целью похода был Смоленск. Как сказано в летописи, шесть недель простояв под городом, великий князь назначил приступ. Псковские пищальники, получив от Василия III три бочки меду и три бочки пива, напились и в полночь ударили на крепость вместе с пищальниками других городов. Всю ночь и весь следующий день «бились они из-за Днепра и со всех сторон, много легло их от городского наряда [пушек — А.Ш.]». Однако все приступы московской рати были отбиты, и Василий III в марте 1513 г. возвратился в Москву, так и не взяв Смоленска.

14 июня Василий опять выступил в поход. Сам он остановился в Боровске, а к Смоленску послал воевод боярина князя Репня-Оболенского и окольничего Андрея Сабурова. Смоленский наместник Юрий Сологуб вышел с войском из города и контратаковал русских. Однако полки его были разбиты и бежали в крепость.

Вскоре под Смоленск прибыл и сам великий князь Василий. К городу были доставлены осадные орудия. Но литовцы храбро защищались.

8 июня 1514 г. Василий III в третий раз выступил к Смоленску. С ним шли братья Юрий и Семен, а третий брат, Димитрий, стоял в Серпухове для защиты южных границ от крымцев, четвертый же брат, Андрей, остался в Москве. 29 июля началась осада Смоленска.

Действиями пушек распоряжался пушкарь Стефан. Первым же выстрелом из огромной пушки Стефану удалось попасть в пушку в крепостной башне. Литовская пушка разорвалась, и все, кто находился в башне, были убиты. Через несколько часов Стефан дал залп из пушек меньших калибров «ядрами мелкими окованными свинцом», то есть пушки заряжались несколькими камнями средней величины, покрытыми свинцовой оболочкой. Согласно русской летописи, этот залп «еще больше народу побил; в городе была печаль большая, видели, что биться нечем, а передаться — боялись короля». Тем временем великий князь велел Стефану дать третий залп, вызвавший новые потери среди осажденных.

Тогда православный владыка Варсонофий вышел на мост и стал просить у великого князя перемирия до следующего дня. Но Василий не согласился и велел бить по городу из всех пушек со всех сторон. Варсонофий вернулся в город, собрал весь церковный причт, надел ризу, взял крест, иконы и вместе с наместником Сологубом, панами и простыми людьми снова вышел на мост и обратился к Василию: «Государь князь великий! Много крови христианской пролилось, земля пуста, твоя отчина. Не погуби города, но возьми его с тихостию». Тогда Василий подошел к владыке для благословения, а затем велел ему, Сологубу и панам идти к себе в шатер.

На следующий день, 30 марта, Василий III послал в Смоленск своих воевод Данилу Щеня с товарищами, дьяков и подьячих с заданием переписать всех жителей и привести к присяге «быть за великим князем и добра ему хотеть, за короля не думать и добра ему не хотеть». К вечеру следующего дня все смоляне были переписаны и приведены к присяге. А 1 августа Василий III вместе с владыкой Варсонофием торжественно вступил в Смоленск, где был радостно встречен всем народом. После молебна и многолетия в соборной церкви владыка сказал великому князю: «Божиею милостию радуйся и здравствуй православный царь Василий, великий князь всея Руси, самодержец, на своей отчине, городе Смоленске на многие лета!»

Смоленским князьям, боярам и мещанам Василий объявил свое жалованье, уставную грамоту и назначил им наместником боярина князя Василия Васильевича Шуйского, а затем позвал всех обедать, а после обеда все получили великокняжеские дары. Сологубу же и сыну его Василий сказал: «Хочешь мне служить, и я тебя жалую, а не хочешь, волен на все стороны». Сологуб выразил желание вернуться к своему королю и был отпущен. А в Польше его объявили изменником и отрубили голову. Всем остальным королевским служилым людям Василий III также предложил на выбор остаться у него на службе или возвратиться к Сигизмунду. Оставшиеся получили по два рубля и по сукну, те же, кто решил уехать к королю, получили по рублю. Многие смоляне уже давно хотели покинуть свой город, и тем, кто ехал в Москву, давали подъемные, те же, кто оставался, удерживали за собой свои вотчины и поместья.

В осаде Смоленска активное участие принимал Михаил Глинский. Он был уверен, что получит город себе во владение. Василий же не собирался отдавать этот ключевой пункт столь легко увлекающейся личности. Глинский обиделся и вступил в переговоры с королем Сигизмундом. Тот обрадовался и переслал князю охранную грамоту. Глинский решил тайно покинуть свой отряд и бежать в Оршу, но один из близких его слуг в ту же ночь прискакал к князю Михайле Голице, доложил о бегстве своего господина и даже указал дорогу. Голица, предупредив воеводу Челядина, помчался вдогонку за беглецом и схватил его этой же ночью. На рассвете Голица соединился с отрядом Челядина и они вместе повезли Глинского в Дорогобуж, где находился Василий III. Великий князь приказал заковать изменника и отправить в Москву. Изъятая у Глинского сигизмундова охранная грамота стала страшной уликой против него.

Генеральное сражение русских и польско-литовских войск произошло 8 сентября 1514 г. близ Орши у слияния реки Крапивны с Днепром. Сигизмунд остался в городе Борисове с четырьмя тысячами воинов, а навстречу русским отправил князя Константина Острожского с тридцатью тысячами.

Русские воеводы князь Михайла Голица и боярин Иван Челядин заняли позицию на левом берегу Днепра, опираясь левым флангом на болота у Крапивны. В ночь на 8 сентября Острожский переправил через Днепр вплавь кавалерию, а за ней двинул пехоту по двум наскоро наведенным мостам. Челядин допустил большую ошибку, дав противнику без боя форсировать Днепр. К 9 часам утра польско-литовское войско стояло в полном боевом порядке на левом берегу.

Челядин построил свои войска в три растянутые линии, а на флангах послал отдельные отряды в тыл противнику. Голица, отделившись от правого крыла с большим отрядом конницы, стремительно ударил на левый фланг литовской кавалерии, но она выдержала удар, а польская конница из резерва атаковала отступавшего Голицу во фланг. Подоспевшее подкрепление позволило Голице вновь двинуться на противника. Но тут неожиданно неприятельская кавалерия расступилась и открыла пехоту, которая огнем с близкой дистанции привела ряды русского войска в беспорядок. Тогда Острожский ударил всей литовской конницей и, преследуя, занесся за вторую линию русских. На помощь прискакал полк Зборовского, который вместе с гусарами Шпаковского прорвался сквозь растянутую линию русских и ударил в копья.

Между тем на правом фланге литовцев их кавалерия, имея против себя превосходящую численностью русскую кавалерию, обратила тыл. Русская конница, в беспорядке преследуя литовцев, наскочила на засаду: скрытые до того пушки встретили ее страшным огнем. В то же время обратившаяся было назад литовская конница вместе с польскими латниками из резерва стремительно ударили на русскую ошеломленную и расстроенную конницу, опрокинули ее центр и левое крыло и гнали до реки Крапивны и левого берега Днепра. Русскому левому крылу не куда было отступать, и оно было большей частью истреблено.

Челядин со свежими войсками бездействовал, а когда решился ударить в тыл прорвавшимся, то был атакован латниками Сверчевского и легкой конницей Радзивилла^{170}. Русские не выдержали, подались назад и бросились к ближайшему лесу.

Битва эта продолжалась целый день и окончилась полным поражением русских. Сигизмунд, извещая магистра Ливонского ордена об Оршинской победе, писал, что москвичи из 80 тысяч человек 30 тысяч потеряли убитыми, в плен взяты восемь верховных воевод, 37 второстепенных начальников и полторы тысячи дворян. Однако из официальных литовских документов известно, что всего пленных, взятых как у Орши, так и в других местах, было 611 человек.

Следствием Оршинского поражения стала сдача без боя городов Дубровны, Мстиславля и Каючева. Правда, эти города сдавали не московские воеводы, а литовские феодалы, переметнувшиеся в свое время на сторону «московитов». Так, мстиславский владелец князь Михайла Ижеславский, узнав о приближении королевского войска, отправил Сигизмунду грамоту с обещаниями верности и извинениями, что только по необходимости служил некоторое время великому князю московскому.

В Смоленске сторонники короля устроили заговор, причем во главе его стоял православный владыка (епископ) Варсонофий. Он отправил к Сигизмунду своего племянника с письмом такого содержания: «Если пойдешь теперь к Смоленску сам или воевод пришлешь со многими людьми, то можешь без труда взять город». Король обрадовался и направил заговорщикам милостивую грамоту и богатые дары.

Однако большинство смоленских дворян и мещан тяготели к Москве. Кто-то из них донес на заговорщиков московскому наместнику Василию Шуйскому. Тот велел схватить Варсонофия и других заговорщиков, посадил под стражу и о случившемся доложил великому князю в Дорогобуж. В это время к Смоленску подошел князь Константин Острожский. Надеясь на помощь Варсонофия, король отправил с Острожским только шеститысячный отряд. Но Шуйский разуверил его, повесив всех заговорщиков, кроме Варсонофия, на городских стенах на виду у польского отряда. Причем, как гласит летопись, «который из них получил от великого князя шубу, тот был повешен в самой шубе; который получил ковш серебряный или чару, тому на шею привязали эти подарки и таким образом повесили».

Тщетно после этого Острожский посылал смолянам грамоты с увещеваниями передаться Сигизмунду, тщетно пытался взять город приступом, королевских сторонников среди смолян больше не было, а остальные горожане бились крепко. Острожский был вынужден отступить, а московские ратные люди и смоляне преследовали его отряд, отбив почти весь обоз.

Таким образом, Оршинская битва стала хорошим примером в тактическом отношении, но ничего не дала в стратегическом. Войска обеих сторон остались примерно на тех же позициях.

Следует отметить, что православные князья и бояре, как русского, так и литовского происхождения, в целом не обнаруживали большого желания воевать с Василием III. Так, киевский воевода Андрей Немирович в письме литовской Раде жаловался: «Писал я к старостам и ко всем боярам киевским, чтоб ехали со мною на службу господарскую. Но никто из них не хочет ехать. Пожалуйста, напишите им, чтоб они поспешили за мною на службу господарскую».

И Сигизмунд, и Василий с переменным успехом натравливали друг на друга Менгли Гирея. Самый крупный набег на Московское государство крымцы предприняли летом 1517 г. Двадцать тысяч татар явилось в окрестности Тулы. Воеводы князь Василий Семенович Одоевский и Иван Михайлович Воротынский успели подготовиться к обороне. Пешие рати встретили татар в засеках, а затем их стала преследовать конница. Как сказано в летописи, татар «много взяли в плен, так что из 20 ООО очень мало их возвратилось в Крым, и те пришли пеши, босы и наги».

Василий III вступил в союз с императором Максимилианом и с Альбрехтом Бранденбургским, великим магистром Тевтонского ордена. И тут, видимо, впервые возникла идея раздела Польши и Литвы между Священной Римской империей, Тевтонским орденом и Москвой. Напуганный возможностью такой комбинации, Сигизмунд обратился к императору Максимилиану с просьбой о посредничестве в переговорах с Василием III. Император согласился, и его посол Сигизмунд Герберштейн прибыл в Москву 18 апреля 1517 г.

С большим трудом Герберштейну удалось склонить Василия к переговорам, и в сентябре 1517 г. в Москву явились сигизмундовы послы маршалки Ян Щит и Богуш. Но тут король, державший почти трехлетнюю паузу после Оршинской битвы, вновь решил воевать. Сигизмунд отправил гетмана Константина Острожского с большим войском к псковскому городу Опочке. Но 6 октября сильный приступ литовцев был отбит великокняжеским наместником Василием Михайловичем Салтыковым-Морозовым с большим уроном для осаждающих. Несмотря на это, Острожский не снял осаду с крепости, а распустил отряды для нападений на другие малые псковские крепости — Воронач, Вилье^{171} и Красный. Но московские войска, прибывшие на помощь к Опочке, в трех местах одержали победу над неприятелем, а воевода Иван Ляцкий наголову разбил шедший к Острожскому литовский отряд, заполучив при этом все их пушки и пищали.

Тем не менее, польские послы 29 октября 1517 г. были приняты великим князем в присутствии Герберштейна. Московские бояре потребовали от Литвы и Польши возвращения русских городов Киева, Полоцка, Витебска и других. Ведь недаром Иван III объявил себя государем всея Руси. С другой стороны, и Сигизмунд был не только польским королем, но и великим князем литовским и русским.

Как писал С. М. Соловьев: «…чем бы не кончились переговоры [с Литвой — А.Ш.], на каких бы условиях на этот раз ни заключен был мир или перемирие, в Москве считали необходимым всякий раз наперед предъявлять права великого князя или царя, потомка св. Владимира, на все русские земли, принадлежавшие последнему, опасаясь умолчанием об этих правах дать повод думать, что московский государь позабыл о них, отказывается от них»^{172}.

Послы Сигизмунда в ответ потребовали возвращения Смоленска. Герберштейн попытался поддержать их, сославшись на то, что император Максимилиан отдал венецианцам Верону. На что Василий велел ответить: «Говорил ты, что брат наш Максимилиан Верону город венецианцам отдал: брат наш сам знает, каким обычаем он венецианцам Верону отдал, а мы того в обычае не имеем и вперед иметь не хотим, чтобы нам свои отчины отдавать».

Переговоры в Москве затянулись. А тем временем магистр Альбрехт начал боевые действия. Василий послал ему денег, чтобы нанять еще тысячу солдат. В 1518 г. князь Василий Шуйский с новгородскими полками и большим количеством пушек, а брат его Иван Шуйский с псковскими полками выступили в поход к Полоцку. Подойдя к городу, русские войска начали ставить туры и стрелять из пушек по стенам. Вскоре на помощь к осаждающим подошел московский отряд под началом князя Михаила Кислицы. Но гарнизону Полоцка удалось отбиться, а в лагере русских начался голод.

Отряд детей боярских был отправлен на стругах на фуражировку. Когда русские зашли в прибрежную деревню, литовский воевода Волынец внезапно завладел их стругами. Дети боярские кинулись назад к Двине и попытались переплыть ее вплавь, при этом многие из них утонули. После этого случая Шуйский снял осаду и увел войска от Полоцка.

В следующем 1519 г. князь Михаил Кислица с новгородцами и псковичами пошел в Литву, под Молодечно и другие городки, и, как выразился летописец, «вышли назад к Смоленску все сохраненные богом». Но больше известен поход князя Василия Шуйского от Смоленска, предпринятый в том же году, а также поход князя Михаила Горбатого от границ новгородских и псковских земель и князя Семена Курбского из Северской земли. Эти воеводы ходили к Орше, Могилеву и Минску, дошли до Вильно. Другие московские воеводы ходили к Витебску и Полоцку.

2 сентября 1520 г. в Москве было подписано перемирие на шесть лет. Весь 1521 г. прошел в переговорах, а к концу 1522 г. было подписано очередное перемирие. В значительной степени это было связано с казанским походом Василия III, описание которого выходит за рамки этой книги. До самой смерти Василия III в 1533 г. так и не было подписано вечного мира, его заменяли перемирия от 25 декабря 1526 г. и от 24 марта 1532 г.

Видимо, стоит сказать несколько слов и о судьбе одного из важнейших действующих лиц русско-литовских войн — Михаиле Глинском. Как уже говорилось, после неудачного побега в Литву Глинский был отправлен в заточение. Из тюрьмы его вызволила… импотенция Василия III.

В 1525 г. великому князю московскому исполнилось 46 лет, а детей у него еще не было. Василий остро переживал это. Один раз он при боярах даже впал в истерику и с плачем говорил: «Кому по мне царствовать на Русской земле и во всех городах моих и пределах? Братьям отдать? Но они и своих уделов устроить не умеют». На что бояре ответили: «Государь князь великий! Неплодную смоковницу посекают и измещут из винограда».

В конце 1525 г. митрополиту и боярам удалось склонить Василия к разводу. 23 ноября власти начали «розыск о колдовстве» великой княгини Соломонии. Действительно, несчастная женщина обращалась к знахарям за помощью от бесплодия.

Теперь Василий III имел основания предать жену церковному суду как ведьму. Но вместо этого он 29 ноября приказал увезти ее в девичий Рождественский монастырь на Трубе (на Рву), где ее принудительно подстригли в монахини под именем София. Соломония сопротивлялась до последнего, когда на нее надели монашеское одеяние, она сорвала его и растоптала. Тогда Шинога Поджогин ударил ее плетью. Соломония не могла смириться со своей участью и распустила слух, что она беременна. В распространении этого слуха заподозрили вдову Юрия Траханиотова и жену постельничего Якова Мансурова. Женщины утверждали, что слышали о беременности из уст самой Соломонии. Василий III в гневе избил Траханиотову, а свою бывшую жену немедленно удалил из столицы.

Соломония была заточена в Покровском девичьем монастыре в Суздале. Вскоре по Москве поползли слухи, что в Суздале у Соломонии родился сын Георгий. Гробница таинственного Георгия сохранилась в общей усыпальнице Покровского суздальского монастыря до 1934 г. под видом гробницы Анастасии Шуйской, дочери царя Василия Ивановича, сосланной в монастырь вместе с матерью. В ходе археологических раскопок, проведенных в Покровском монастыре в 1934 г., в предполагаемом месте погребения Георгия в каменном гробике найдена кукла в одежде из шелковых древних тканей, завернутая в материю и опоясанная пояском с кисточками. Костей в гробике археологи не обнаружили. Реставраторы ткани по типичным для княжеской одежды золотым прошвам отнесли мальчиковую рубашку и другие обнаруженные в гробике ткани к концу XVI века. Это же подтверждал и орнамент на надгробной плите. Полученные материалы доказали, что гробница не принадлежала Анастасии Шуйской. Но все это лишь косвенно подтверждает версию о рождении у Соломонии сына.

А тем временем московские бояре подыскали и невесту Василию — Елену Глинскую. В выборе невесты решающую роль сыграли Захарьины и князья Шуйские. Невеста из клана Захарьиных или Шуйских не могла пройти, поскольку в этом случае против них ополчилась бы вся московская знать. Поэтому для стоявших у престола Захарьиных и Шуйских идеалом была невеста — сирота: отец в могиле, дядя в тюрьме, братья почти дети. Все были уверены, что брак Василия с красавицей Еленой сохранит «статус-кво» при дворе.

Юная красавица Елена пришлась по душе 47-летнему великому князю. Чтобы угодить ей, Захарьин, Шуйские и Горбатые просят освободить из заключения ее дядю Михаила Львовича Глинского. Василий III нехотя соглашается. В феврале 1527 г. Михаил был выпущен на свободу и получил на кормление город Стародуб Ряполовский. Но М. Ю. Захарьин, М. В. Шуйский и Б. И. Горбатый были вынуждены «поручиться» за Глинского. В случае его нового побега в Литву они были обязаны уплатить в казну огромную по тем временам сумму — 5 тысяч рублей.

Ради молодой жены Василий III отступил от старых русских обычаев и первым из московских князей сбрил бороду. Летописец сообщает, что великий князь «возлюбил» Елену «лепоты ради лица и благообразна возраста, наипаче ж целомудрия ради». Ну что касается ее «целомудрия», то тут вопрос остается открытым.

Прошел год, второй после свадьбы, а у Елены признаков беременности не появлялось. Великокняжеская чета зачастила по монастырям. Василий III не скупился на богатые вклады в монастырскую казну.

И вот 25 августа 1530 г., то есть спустя четыре с лишним года после замужества Елена родила сына Ивана. Появление долгожданного наследника престола было встречено Василием III с огромной радостью. Не иначе, как помогли молитвы монахов о чадородии княгини. Однако у многих современников на этот счет были серьезные сомнения. Уже тогда начались разговоры о молодом воеводе Иване Федоровиче Овчине-Телепневе-Оболенском. Ивана с Еленой свела его родная сестра Аграфена Челядина, приближенная великой княгини.

В ночь со 2 на 3 декабря 1533 г. великий князь Василий III скончался в страшных мучениях. Великая княгиня не присутствовала при агонии мужа. Но, увидев митрополита с боярами, идущих в ее покои, Елена «упала замертво и часа с два лежала без чувств». Увы, длительный обморок Елены был всего лишь данью этикету. Не прошло и 40 дней со смерти мужа, как вся Москва заговорила об ее фаворите Иване Федоровиче Овчине-Телепневе-Оболенском. В начале января 1534 г. Овчина получил чин боярина.

Молодая вдова и ее фаворит попытались единолично править страной. Единственным методом управления у них были репрессии. 11 декабря, то есть спустя 8 дней после смерти Василия III, его брат Юрий Дмитровский был взят под стражу вместе с его боярами. Князь Юрий был заключен в ту же камеру, где уморили несчастного внука Ивана III — Димитрия. Нетрудно догадаться, что и Юрий вскоре там тихо почил. Позже Елена повелела схватить и заключить в темницу и младшего брата мужа — князя Андрея Стародубского. На него надели не только цепи, но и подобие железной маски — «тяжелую шляпу железную». Как видим, у нас был приоритет даже с железными масками. И русская «шляпа железная» оказалась более эффективной, чем знаменитая французская железная маска времен Людовика XIV. В ней узник прожил менее полугода.

Наглость Овчины вывела из себя даже дядю великой княгини Михаила Львовича Глинского, который был назначен Василием III главным опекуном при младенце Иване. Однако Елена предпочла фаворита дяде. По ее повелению в августе 1534 г. Михаил Глинский был схвачен, ослеплен, закован в цепи и заключен темницу, где и умер через несколько недель. Сразу же после ареста Глинского, опасаясь за свою жизнь, князь Семен Бельский и Иван Ляцкий бежали в Литву.

3 апреля 1538 г. умерла великая княгиня Елена Глинская. Немецкий барон Герберштейн, живший в Москве и оставивший подробные описания России, утверждал, что ее отравили. В самом деле, Елена не дожила до 25 лет, никакого мора в том году в Москве не было, так что вероятность естественной смерти была мала.

На седьмой день после смерти Елены в Москве произошел государственный переворот, во главе которого стал князь Василий Васильевич Шуйский. Иван Овчина и его сестра Аграфена были арестованы. На Овчину наложили «тяжелые железа», те самые, в которых в 1534 г. умер Михаил Глинский. Через несколько недель Овчину уморили голодом. Сестру же его Аграфену сослали на север в Каргополь и насильственно постригли в монахини. Заключенные в правление Елены князья Иван Бельский и Андрей Шуйский были освобождены.

Надо ли говорить, как формировался характер великого князя Ивана, в 8 лет оставшегося полным сиротой, причем не только без родителей, но и без дедушек и бабушек, братьев, дядей и тетей. Мало того, ходили слухи и о его незаконном происхождении, ведь связь Елены Глинской с Иваном Овчиной ни для кого не была секретом. Недаром юный Иван приказал посадить на кол Федора, сына Ивана Овчины, а племянника Ивана Дорогобужского — обезглавить.

Примечания:

Примечания

¹ Официальное разделение церквей на православную и католическую произошло в 1054 г., однако фактический раскол был уже в IX в. Для удобства читателя здесь и далее я буду именовать западным духовенством клир, подчиняющийся римскому папе, и, соответственно, восточным духовенством — пастырей, подчиняющихся константинопольскому патриарху.

¹⁶ Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга I. С. 582.

¹⁷ Даниил Романович (1201–1264). Первая жена Анна, дочь Мстислава Мстиславича Удалого; вторая жена сестра литовского князя Товтивила.

¹⁶⁸ Польские и литовские магнаты, подобно удельным князьям X–XIV веков, имевшим свои дружины, также располагали собственными вооруженными силами, не подчинявшимися никому, кроме своего пана. Подобные соединения здесь и далее автор именует «частными армиями». Следует заметить, что отдельные частные армии были многочисленней польской королевской армии. Термин «частная армия», придуман не автором, он встречается в «Военной энциклопедии» в статьях, где говорится о частных армиях феодалов Западной и Центральной Европы.

¹⁶⁹ Ян (Иван) Богданович Сапега (ум. в 1546 г.) происходил из брянских бояр, родоначальником рода был его дед Семен Сапега (Сопига) — писарь великого князя литовского Казимира Ягеллончика.

¹⁷⁰ Юрий (Еже) Радзивилл (1480–1541 гг.), каштелян виленский, великий гетман литовский. Радзивиллы выводили своё происхождение от древнеримской аристократии. Как будто родоначальник дома Радзивиллов, какой-то Дорспрунг, добрался морем в Литву и основал там поселение Рамнова (Новый Рим). Среди наследников этого рода были и политические, и культовые деятели. Особенно известным сделался Верховный жрец Криво-Кривейше. Он крепко полюбил красавицу-литвинку. У них родился сын, которого отец, как жрец, не имел права воспитывать сам. Молодая мать при родах умерла. Кому отдать мальчика на воспитание? Криво-Кривейше придумал хитрый план. К нему часто приезжали князья. Один из них, Наримант, не имел сына-наследника. Он просил у жреца вымолить у Бога Перкунаса ему наследника. Вот это и попробовал использовать Криво-Кривейше. Когда в очередной раз к нему приехал Наримант, который любил охоту, жрец приказал положить маленького сына в колыбель, украсить её цветами и лентами и повесить на высокое дерево. Во время охоты собаки вывели князя и его свиту к загадочному дереву, возле которого никакой дичи не было. Охотники взглянули вверх и увидели среди листьев какой-то предмет. Корзину сняли. Там было великое «чудо» — мальчик, здоровенький и красивый. Криво-Кривейше сказал Нариманту: «Вот тебе Бог Перкунас и послал сына. Расти ребенка, как родного, и во всем слушайся, потому что каждое его слово будет голосом самого Бога». Малыша назвали Лиздейком, что значит по-литовски «найденный в гнезде». Мальчика, который быстро подрастал, почитали, с его советами всегда считались. Однажды к Лиздейке за помощью обратился сам великий князь Гедемин. Нужно было объяснить необычный сон, который приснился князю, когда он заночевал в долине Святого Рога: могучий железный волк громко выл на все четыре стороны света. Лиздейка объяснил сон так: на том месте, где ночевал князь, нужно построить большой город Вильно. Именно после этого к имени Лиздейки присоединилось прозвище Радзивилл — от белорусского слова «радзщь» (советовать). Несколько поколений наследников Лиздейки пользовались этим словом как прозвищем, а потом оно стало фамилией могучего рода. Зачинателем этого рода по Несвижской линии был Ян Радзивилл по прозвищу Бородатый.

¹⁷¹ Крепость Воронач (Вороноч, Воронич) расположена на левом южном берегу р. Сороти в 4 км выше ее впадения в реку Великую. Маленькая крепость с земляным валом и деревянным тыном находилась в 2-х км от будущего имения А. С. Пушкина Михайловское. Впервые в русско-литовских войнах крепость Воронач упоминается в 1348 г., когда она была осаждена литовским князем Андреем Ольгердовичем. Крепость Вилье располагалась на горе около озер Иадо и Черное в 28 верстах к северу от Опочки; важный опорный пункт на пути «из варяг в греки».

¹⁷² Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга III, С. 256–257.