Глава 10

Господин Великий Новгород

К 1238 г. Новгородская республика (земли) была одним из самых крупных государств Европы и существенно превосходила по площади любое русское княжество. На западе границей Новгородской земли была река Нарова и владения Пскова. На юге она граничила с Литвой, Смоленским и Тверским княжествами. Новгороду принадлежали города Луки (Великие Луки) и Торжок. На юго-востоке Новгородские земли соприкасались с владениями Белозерских князей. А вот на северо-западе и северо-востоке владения республики были буквально безграничны. Действительно, можно лишь приблизительно провести границы территорий, которые платили дань Новгороду.

Новгородская колонизация успешно велась с начала X века. При этом проникновение русских на север и северо-восток происходило относительно мирно. Емь, водь, карелы, саамь, чудь заволочная, печора и другие народности имели крайне низкую плотность населения, и новгородцы не вытесняли их, а занимали, говоря современным языком, пустующую нишу. Эти народности занимались в основном охотой и рыболовством, а русские — торговлей и земледелием.

Православное духовенство в XI–XIV веках не вело на севере активной миссионерской деятельности, и обращение туземцев в православие носило исключительно добровольный характер. Я, по крайней мере, не нашел сведений о конфликтах северных народов с русскими на религиозной почве.

Спору нет, имели место и кровавые столкновения, но они были не типичны и в значительной степени вызывались субъективными факторами. Конечно, платить дань, пусть даже небольшую, никому не хочется. Но от новгородской колонизации туземцы имели и большую прибыль — защиту от воинственных соседей, торговлю и т. д. Не хочется использовать избитый штамп, но короче не скажешь: новгородцы цивилизовали северные народы.

К 1238 г. Новгороду платили дань не только жители Карельского перешейка, но и большая честь Средней и Северной Финляндии, а также вся Карелия.

В конце XII века новгородцы уже собирали дань на Терском берегу Белого моря. Этим делом руководил специальный представитель администрации — «терский данник». В 1216 г. им был Семен Петрилович.

Норвежские источники позволяют заключить, что новгородская дань на Кольском полуострове не ограничивалась Терским берегом, а достигала Ивгей-реки и Люгенфьорда^{92}. В скандинавских сагах сохранились сведения о связях Ладоги (Альдъюборга) с Нижним Подвиньем (Биармаландом).

В начале XII века новгородские дани распространялись на племена пермь и печору. Из попавшего на страницы летописи рассказа новгородца Гюряты Роговича, посылавшего в XI веке своего отрока «в Печеру люди, иже суть дань дающие Новгороду»^{93}.

К концу XII века новгородские данники проникли в югру. Так, под 1187 годом в Новгородской первой летописи сказано: «В то же лето изьбиени быша Печеръскыи и Югорьскыи даньници, а друзии за Волокомъ, и паде головъ о сте кметеи».

Сначала непосредственный сбор дани оставался в руках туземных вождей, затем основывались новгородские погосты-становища.

В Финляндии во второй половине XII века новгородцы столкнулись с экспансией шведов. Шведскому королю Эрику Святому очень нужны были деньги, и посему он счел «своей священнейшей обязанностью содействовать распространению христианства не только в своих владениях, но и в странах соседних. Тотчас по вступлении на престол с величайшей ревностью занялся он приготовлениями к походу и на другой же год (1156), сопровождаемый епископом упсальским Генрихом и многими монахами, во главе значительного ополчения внес крест и меч на берега Финляндии. Высадка произведена была на самой юго-западной оконечности, при устье реки Авра (Aurajoki), и там, где ныне стоит город Або»^{94}. Там и была построена первая щведская крепость. Успех Эрика в значительной степени был обусловлен слабостью обитавшего там финского племени Суомляна (Сумь по русским летописям). Часть суомлян, подвергшихся внезапному нападению, разбежалась по лесам, а часть подчинилась требованиям завоевателей и приняла крещение. Король Эрик, увидев, что предприятие его не требует особых усилий, на следующий год с большей частью войска возвратился в Швецию, а дело обращения язычников поручил епископу Генриху. Но финны ревность епископа не оценили, и тому пришлось «принять мученический венец» и быть позже причисленному к лику католических святых.

В 1164 г. шведы провели смелый рейд на город Ладогу (ныне г. Старая Ладога). Шведская флотилия через Неву прошла в Ладожское озеро. Шведское войско осадило город. Ладожане сожгли свой посад, а сами с посадником Нежатою заперлись в каменном кремле и послали за помощью в Новгород. Шведы попытались взять кремль приступом, но были отражены с большими потерями и отошли к устью реки Вороной^{95}, и устроили там укрепленный лагерь. Через пять дней к лагерю шведов подошел новгородский князь Святослав Ростиславович с посадником Захарием. Атака русского войска оказалась для шведов неожиданностью. Большинство шведов было убито или взято в плен. Из 55 шнек сумели уйти лишь двенадцать.

После этого стычек между шведами и новгородцами не было почти 20 лет. Новгородцы были слишком заняты своими внутренними проблемами и игнорировали шведские проникновения в Финляндию. Лишь в 1188 г. в Центральную и Северную Финляндию ходили новгородские молодцы с воеводой Вышатой Васильевичем и «пришли домой поздорову, добывши полона». В 1191 г. ходили новгородцы вместе с карелами на емь, «землю их повоевали и пожгли, скот перебили». В 1227 г. князь Ярослав Всеволодович пошел с новгородцами на емь в Центральную Финляндию, «землю всю повоевали, полона привели без числа».

Самый сильный удар шведам русские нанесли в ходе таинственного похода на шведскую столицу Сиггуну в 1187 г. Флотилия кораблей с новгородскими, ижорскими и карельскими воинами скрытно прошла по шведским шхерам к Сиггуне. Столица шведов была взята штурмом и сожжена. В ходе боя был убит архиепископ Ион. Надо сказать, что у русских и, особенно, у карел были основания разделаться с этим духовным лицом, которое «9 лет воевало с русскими, ижорой и карелами ради господа и святой веры».

Русско-карельская рать благополучно вернулась домой. Шведы даже не стали восстанавливать разрушенную Сиггуну, а начали строить новую столицу Стокгольм. Стокгольм был основан вдовой архиепископа Иона^{96} и ярлом Биргером из рода Фолькунгов. (Читатель не должен путать этого Биргера с однофамильцем, противником Александра Невского, этот Биргер умер в 1202 г.)

Почему же поход 1187 г. назван таинственным? Дело в том, что о нем нет никаких упоминаний в русских летописях, а все сказанное взято из шведской «Хроники Эрика». При этом и шведские, и отечественные историки^{97} считают «Хронику Эрика» вполне достоверной.

А в России сохранилось даже вещественное доказательство похода — врата, украшенные бронзовыми барельефами. Эти врата новгородцы вывезли из Сиггуны и приделали к входу в новгородский храм святой Софии. Врата эти и поныне там, а копия их находится в Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве.

Итак, русские разрушили до основания вражескую столицу и увезли много ценностей. Так почему же об этом молчат наши летописи? Да потому, что летописцы фиксировали буквально каждый шаг наших князей, а походы удалой новгородской вольницы предпочитали не замечать. Так было и потом. Много ли наши летописцы писали о победах ушкуйников над ордынцами?

Обратим внимание, молодцы новгородские оказались не только смелыми воинами, но и опытными мореходами, хорошо знающими шведские шхеры. Явно, поход 1187 г. был не первым дебютом новгородской вольницы. Обратим внимание и на поддержку, оказанную новгородцам карелами, ижорой и другими угро-финскими племенами в борьбе с емью (тавастами) и шведами. Карелы ходили с новгородцами на емь не только в 1191 г., когда об этом говорит летопись, поход на емь известен еще под 1143 г., а в 1228 г. они же вместе с ижорой приняли деятельное участие в отражении набега на Ладожское озеро.

Несколько забегая вперед, я хотел бы обратить внимание на тактику новгородцев в борьбе со шведами. Шведы со времен Эрика Святого действовали по шаблону: высадка десанта на юге Финляндии, на Карельском перешейке или на реке Неве, а затем немедленное строительство крепости. В дальнейшем сеть шведских крепостей с сильными гарнизонами позволяла контролировать этот район. Параллельно проводилось насильственное обращение местного населения в католичество.

Новгородцы же принципиально не строили крепостей ни в устье Невы, ни на побережье Финского залива. Многие наши историки полагают, что новгородцы боялись, что эти крепости могут быть захвачены неприятелем, и потом его будет очень трудно выбить. По мнению автора, такие суждения несерьезны. Взяли же русские в 1300 г. Ландскрону, построенную итальянскими инженерами, посланными самим папой римским.

Проблема заключалась в общественном строе Новгородской республики. Новгородцы в XIII–XV веках использовали князей и их дружины в качестве наемных «кондотьеров», по возможности не допуская их вмешательства во внутренние дела республики. Построив на Неве крепость, потребовалось бы содержать там сильный гарнизон. А кто бы дал гарантию, что начальник гарнизона не начнет брать дань с проплывающих русских и иностранных купцов, а также с жителей окрестных мест. В перспективе сей воевода мог объявить себя князем, а то и попытаться взять власть в Новгороде.

Итак, обратим внимание, что внешнюю политику Новгорода определяла его система правления. Как писал один из лучших знатоков истории Господина Великого Новгорода Н. И. Костомаров: «Вся масса жителей Великого Новгорода и Пскова, составляя целое собрание концов и улиц, пользовалась в обширном смысле правами самоуправленого государства; она разделялась на сословия, которых границы не были определены строгими юридическими правилами, но возникли из обстоятельств и течения жизни, изменялись и зависели от своенравного хода свободы. В обширном смысле жители делились на духовных и мирских: между теми и другими проводилась строгая черта. Сами же миряне составляют существенный подел на старейших и молодчих; первые назывались также вящие люди, передние люди, большие люди; последние назывались также меньшие люди, черные люди. При более разнообразных условиях общественной жизни являлись более дробные поделы, и в Новгороде обозначались следующие названия сословий: гридьба, княжеские дворяне, посадники, бояре, дети боярские, купцы, житые люди, земцы и собственно черные люди: смерды и холопы. Название дворян и гридьбы давалось только свите князя; люди, носившие это название, не принадлежали к новгородскому гражданству, не жили в городе, но пребывали на Городище»^{98}.

Тут очень важно указать разницу в звании боярина на Руси XIII века в Московском государстве XIV–XVII веков и в Великом Новгороде. У нас в художественной литературе и даже в трудах историков в ходу штамп — «древний боярский род». Это очень удобный термин, и я сам, скрепя сердце, иногда им пользуюсь. Но, чтобы не вводить в заблуждение читателя, следует пояснить — если любой законный сын князя Рюриковича с момента рождения становился князем, то боярство в русских княжествах не передавалось по наследству. С таким же успехом можно сказать — «древний генеральский род». Но если папа был генералом, то карьера его сына вполне может кончиться чином капитана. Так и сын боярина вполне мог закончить свою карьеру в чине стольника или окольничего. Боярин — это высший чин при дворе князя. Таким образом, под «боярским родом» следует понимать группу родственников, служивших при дворе князя, среди которых несколько человек получили боярство.

Тут я говорил о московской XIV–XVII веков трактовке звания боярин. В удельных княжествах XIII века боярами считались наиболее сильные и верные дружинники, командовавшие отдельными отрядами. Существовало даже право отъезда боярина к другому князю. Но, опять же, новый князь мог признать боярство приехавшего, а мог в окольничьи его записать.

В Господине Великом Новгороде боярином считался просто богатый человек из числа потомственных новгородцев. Причем, знатность и богатство в Новгороде, в отличие от остальной Руси, не определялись исключительно по родовому землевладению. Земля в Новгородском крае не была главным источником экономических сил, и не могла доставить сама по себе средств к возвышению. Богатство, а вместе с ним и знатность приобретались и торговлей, и промыслами, поэтому в кружок бояр, людей влиятельных, поступали разбогатевшие купцы. А богатые землевладельцы, в свою очередь, как правило, занимались торговлей.

По условиям жизни в Новгороде бояре не могли не заниматься внутренней и внешней политикой, что обуславливалось, с одной стороны, их материальной заинтересованностью в осуществлении тех или иных мероприятий республики, а с другой, деньги давали возможность влиять на вече и на администрацию города.

Из бояр в Новгороде выбирали Совет, членов которого иноземцы называли «господами». Из числа бояр выбирали посадников и тысяцких. В Новгороде звание боярин часто передавалось по наследству. Отмечу: звание, а не должность, как в остальной Руси. Если у сына боярина не было состояния, он переходил в звание (сословие) детей боярских.

Как писал Н. И. Костомаров: «Торговый класс обозначается в Новгороде сословным названием купцов. Это не было сословие в том значении, как мы привыкли понимать это слово, т. е. с особыми гражданскими правами. В Новгороде это было занятие, доступное по праву для всех. Из массы торговцев по достоинству, которое измерялось в глазах народа богатством и широтою торговых оборотов, выделялись гости, или добрые купцы. Кроме новгородских купцов, были местные, жившие в пригородах и волостях: например, обонежские, русские, ладожские»^{99}.

Житыми людьми назывались новгородцы, имевшие свои дворы и оседлость в городе в концах. Боярин и купец могли и не иметь своего двора в Новгороде, но при этом оставаться участниками новгородского гражданства, первый — как землевладелец и человек, приобретший влияние, а второй — как торговец в Новгородской земле. И тот, и другой могли иметь оседлость не в Новгороде, а где-нибудь в пригороде или в волости.

Все остальное свободное население носило название черных людей. Причем, к черным людям новгородец принадлежал не по праву рождения. К примеру, богатый купец разорялся (терял свое имущество во время пожара или войны) и становился поденщиком, то есть, поступал в массу черных людей. А поденщик, сумевший каким-то образом разбогатеть, становился житым человеком и даже боярином. К черным людям в Новгороде принадлежали ремесленники, не имевшие своих домов и хозяйств и работавшие на хозяина за определенную плату.

Замечу, все, что говорилось ранее и будет сказано ниже о порядках в Господине Великом Новгороде, не было записано в каком-либо «конституционном акте», а являлось неписаным обычаем, которого придерживались все граждане.

Кроме князя главными административными распорядителями в Новгороде были посадник и тысяцкий. Их имена всегда стояли впереди в грамотах. Они представляли законодательную и исполнительную власть в Новгородской республике.

Важнейшим органом власти в Новгороде считалось вече — народное собрание. По старым русским понятиям вече в общем значении не было чем-либо определенным, юридическим. Под вечем вообще подразумевалось народное сходбище.

Часто случалось в спорных ситуациях, что каждая противоборствующая сторона собирала свое вече. Так, в 1342 г. состоялись два враждебных друг другу веча: одно на Ярославском дворе, другое на Софийском. И оба эти сходбища назывались вече. В 1384 г. по поводу спора о князе Патрикии одно вече собралось, по обычаю, на Ярославском дворе, а другое — на Софийском. В 1388 г. то же повторилось и по поводу посадника Есипа Захарьина, когда Софийская сторона была против посадника, а Торговая — за него.

Созыв веча не был прерогативой посадников или бояр. Созвать вече означало представить дело на обсуждение народа. Поэтому каждый, кто считал себя вправе говорить перед народом, мог и созвать вече. Удар в вечевой колокол был знаком, что есть требование народного голоса. Бывало, созывал вече и князь, но не по какому-то особому признанному за ним праву, а потому, что он, как правитель, имел и поводы, и необходимость говорить с народом.

Все граждане, как богатые, так и бедные, как бояре, так и черные люди, имели право быть на вече деятельными членами. Цензов не существовало. Но, увы, неизвестно, имели ли право участвовать все жители Новгородской земли, или только жители города.

Часто споры на вече кончались потасовкой. Это было изъяном демократии. Риторический вопрос, а что лучше — потасовка при принятии того или иного решения или ситуация в сегодняшней Российской Федерации, когда у большинства населения (к примеру, о власти олигархов, о войне в Чечне, о разрешении гражданам носить короткоствольное оружие, о смертной казни и т. д.) мнение одно, а у Государственной думы — совсем другое?

Хорошо известно, что подлинная демократия худо-бедно может быть только у вооруженного народа — в античных Афинах, в Риме в VII–I веках до н. э., в Североамериканских штатах в конце XVIII века, наконец, в той же Новгородской республике. Там люди выходили на агору, вече и т. д. решать свои животрепещущие вопросы, и при этом никого не интересовало мнение певички или размалеванного скомороха. Дело решали мужчины, готовые постоять за него с оружием, а также достойные женщины типа Марфы Борецкой. А если за 6 месяцев до выборов президента кандидат «Икс» имеет 5 % приверженцев, а после двух-трех месяцев ежедневного телепромывания мозгов рейтинг «Икса» возрастает до 60 %, то как назвать такую демократию и эти 55 % избирателей, переменивших свое мнение?

Особую роль в Господине Великом Новгороде играла церковь. Новгородская церковь составляла часть общей русской церкви. Новгородские архиепископы зависели от киевского митрополита, носившего многозначительное название первопрестольника русского и наместника константинопольского патриаршества. Первоначально киевские митрополиты назначали новгородских владык (до 1168 г. их называли епископами, а затем архиепископами), но затем их стали выбирать на вече. При этом в XIV–XV веках вече выбирало три кандидатуры, а затем тянуло жребий — «на кого Бог укажет». Затем новый владыка ехал на утверждение к митрополиту. В отдельных случаях митрополит сам ехал в Новгород посвящать архиепископа. Так, в 1251 г. митрополит Кирилл приезжал для посвящения владыки Далмата, а в 1300 г. митрополит Максим прибыл для посвящения Феоктита. Замечу, что новгородцы всеми силами старались откреститься от такой чести. Ведь митрополиты требовали дорогие подарки и средства для содержания большой свиты. Так что вольный город предпочитал посылать владык к митрополитам.

В XIV–XV веках владимирские, а затем и московские митрополиты повадились ездить в Новгород для проведения «выездных судебных сессий по церковным, гражданским и уголовным делам», а, говоря языком летописей, «давать суд».

Разумеется, митрополитов меньше всего беспокоило состояние судопроизводства в Республике, их обуревало желание обобрать до нитки свою новгородскую паству, а заодно показать свою власть. Этот вопрос постоянно был камнем преткновения между новгородскими владыками и митрополитами. Так, с 70-х годов XV века и до 1393 г. Новгород не признавал митрополичьего суда, но позже был вынужден уступить — за митрополитом стояли московские полки. Замечу, что никаких принципиальных религиозных расхождений между владыками и митрополитами не было, новгородцы лишь хотели умерить аппетиты последних.

В 1353 г. владыка Моисей послал жалобу на митрополита к патриарху в Константинополь. Тот с сочувствием отнесся к новгородским обидам, но не изменил ситуацию.

Главной причиной гибели Новгородской республики стала жадность ее бояр и купцов. При их огромных средствах без проблем можно было собрать необходимую сумму и отправить ее вместе с владыкой в Константинополь. Обратно владыка вернулся бы уже в сане митрополита, и впредь новгородская церковь была бы напрямую подчинена патриарху. Кстати, нечто подобное сделали эстонские власти в 90-х годах XX века, переподчинив православные приходы Эстонии с московского на константинопольского патриарха.

Примечания:

⁹ Существует версия, что Святополк был не сыном Владимира, а племянником, сыном убитого им брата Ярополка. Однако достоверных подтверждений этой версии нет.

⁹² Шаскольский И. П. Договоры Новгорода с Норвегией, «Исторические записки», № 14. М., 1945; Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М., 1951, С. 114.

⁹³ Полное собрание русских летописей. Т. II, стлб. 225.

⁹⁴ Гиппинг А. И. Нева и Ниеншанц, М., Российский Архив, 2003. С. 62.

⁹⁵ Речка, впадающая в Ладожское озеро меду Пашею и Сясью, современное название реки — Вороновка или Воронега.

⁹⁶ Хорош католический архиепископ, он не только 9 лет воевал, да еще и жену имел.

⁹⁷ Например, исследование «Хроники Эрика» в книге Е. А. Рыдзевской «Древняя Русь и Скандинавия, IX–XIV вв.», М., Наука, 1978.

⁹⁸ Костомаров Н. И. Русская республика, М., Чарли, 1994. С. 273–274.

⁹⁹ Костомаров Н. И. Русская республика. С. 279.