Глава 7

Мы ехали к хижине в полном молчании.

Ни один нормальный человек, и я в том числе, не станет легкомысленно относиться к смерти другого человека. Тем более, что Джонни Вард был еще очень молод. Естественно, когда я увидел бездыханное тело на холодной земле, мне стало не по себе. Но еще больше я встревожился несколько минут спустя, когда обнаружил неподалеку следы лошади в мокасинах.

Джонни убили выстрелом в спину и, по моим соображениям, стреляли с расстояния семидесяти футов, не более. Внимательно изучив следы на земле, я пришел к выводу, что куда бы Джонни ни направлялся, он явно не торопился.

Когда всю жизнь учишься разбирать следы, начинаешь видеть куда больше, чем может увидеть любой непосвященный. Хотя у меня практически не было оснований для подобных догадок, но я готов поклясться: Джонни Вард не ждал этого выстрела.

Кто бы ни стрелял в него, это было хладнокровное и коварное убийство. Убийца знал свое дело. Первый же выстрел оказался смертельным.

Когда мы вернулись в лагерь, хижина была пуста, и, похоже, за время нашего отсутствия в нее никто не заходил. Ни разговаривать, ни готовить нам не хотелось, поэтому мы поужинали оставшимися от завтрака лепешками и печеными бобами. Потом я отправился осмотреть брод, однако никаких следов не обнаружил.

И вот, стоя у ручья Повешенной Женщины и прислушиваясь к журчанию воды, я вдруг осознал, что нам с Эдди больше нечего ждать неприятностей. Они уже начались, мы уже по уши увязли…

Что и говорить, сознание того, что в любой момент можешь последовать прямиком за Джонни Вардом, дает богатую пищу для размышлений. Вард был отличным парнем и хорошим наездником. Если живут на свете честные парни, то Джонни, несомненно, был одним из них. Он и погиб-то, видимо, из-за того, что кому-то очень не понравилась его честность. Во всяком случае, такого я придерживался мнения.

А если вдруг случится, что я последую за Джонни, то уже через несколько дней обо мне и думать забудут. Вспоминать меня будет некому. И тут поневоле призадумаешься — а чего ты достиг в этой жизни?

Когда я вернулся в хижину, Эдди читал какую-то старую газету. Он поднял на меня глаза.

— Ты думаешь, этого парня убил тот же, кто стрелял в дверь?

— Нет, ни в коем случае. Тот, кто убил Джонни, не стал бы тратить зря пули. Он залег бы в засаде и поджидал — чтобы бить наверняка, с близкого расстояния. И вот что, Эдди, — добавил я. — Мы имеем дело с безжалостным, хладнокровным убийцей. Если увидишь человека, который едет на лошади, обутой в мокасины, не поворачивайся к нему спиной, кем бы он ни оказался.

Несколько минут Эдди молчал. Потом спросил:

— Ты собираешься отвезти труп в город?

— Угу. Может, задержусь там на время расследования. Сдается мне, неделю, а то и больше ты будешь предоставлен сам себе.

— За меня не беспокойся, — отозвался Эдди. — Поезжай и занимайся своими делами.

Когда я въехал с телом Джонни на Мэйн-стрит, вокруг толпился народ. Одним из первых на глаза мне попался Гранвилл Стюарт, следом за ним — Билл Джастин.

Узнав имя покойника, Джастин несказанно удивился:

— Джонни Вард? Но я слыхал, что он сгоняет скот где-то на Вишневом ручье.

Я коротко рассказал все, что знал сам. Вокруг меня собралась кучка любопытных. Чуть поодаль стоял какой-то человек, показавшийся мне знакомым. Только я никак не мог его припомнить. Стюарт что-то спросил у меня, а когда я ответил и начал озираться по сторонам, тот человек уже исчез.

Я вдруг сообразил, кого он мне напоминает. Что-то в его облике заставляло вспомнить о Ван Боккелене. Но ведь того я в последний раз видел в Дакоте…

На следующий день было проведено дознание, и я дал свои показания. Иными словами, рассказал то, что считал нужным рассказать. В глубине души я был совершенно уверен, что виновен тот, кто ездил на лошади в мокасинах. Но для большинства горожан это означало бы «индейцы», а мне вовсе не хотелось вызвать всеобщую панику. Начались бы сплошные разговоры да пересуды, а потом кто-нибудь непременно учинит карательный набег. Индейцы бы в свою очередь схватились за томагавки, — и вот мы и глазом не успели бы моргнуть, как разразилась бы кровопролитная война. Сам-то я не сомневался: тот всадник мог быть кем угодно, но только не индейцем. Так что о мокасинах я умолчал. Рассказал лишь о том, как нашел труп. И еще добавил, что, судя по всему, Джонни Варда застрелил человек, которого он знал и с которым перед этим беседовал…

Правда, я таки немного проболтался, о чем тотчас же и пожалел. Меня спросили, смогу ли я опознать следы убийцы, если увижу их вновь, а я возьми да и брякни, что скорее всего смогу.

Этими словами я просто сам на себя мишень навесил, не хуже чем в тире.

В комнате, где проходило следствие, присутствовало несколько незнакомых мне мужчин, которые мне не понравились. Правда, одного из чужаков я знал. Это был Джим Фарго.

Я поселился в доме напротив платной конюшни. Там сдавались комнаты внаем. Вечером после следствия, повинуясь внезапному побуждению, я как можно тише передвинул кровать к противоположной стене. По счастью, это была легонькая раскладушка, так что поднять ее л бесшумно перенести не представляло никакого труда. Я уже снял сапоги и начал раздеваться, когда снова вспомнил незнакомцев, присутствовавших на дознании. И тут до меня наконец-то дошло, что один из них был Дустером Вименом. Тем самым, который ссудил мне десять долларов и представлял интересы Тома Гетти в Дакоте.

Если бы не усталость, я бы немедленно оседлал коня и махнул за холмы.

Я уже говорил, что не мастак по части кольтов. Но с тех пор, как Джастин оставил нам оружие, я не расставался ни с шестизарядником, ни с винчестером. И когда все же вытянулся на койке, то положил свой арсенал рядом с собой.

Ночной город постепенно затихал. По мостовой прогромыхали чьи-то шаги. Внизу хлопнула дверь; подгулявший ковбой споткнулся и громко выругался. Наконец все звуки стихли, и я погрузился в сон.

Внезапно ночь взорвалась грохотом выстрела. Я резко поднялся, сжимая в руке револьвер. В следующее мгновение вторая пуля глухо ударилась в стену. Я, не мешкая, выстрелил в ответ.

Наступило секундное затишье, сменившееся ревом голосов. Из коридора доносились негодующие возгласы, сопровождавшиеся яростными ударами в мою дверь. Я спустил ноги на пол, встал и открыл. На пороге стояли владелец дома и дежурный полицейский: позади них толпились мужчины.

— Что здесь стряслось? — заорал полицейский.

— Кто-то стрелял в меня, — объяснил я. — Я проснулся и выпалил в ответ.

Они вошли в комнату и осветили стену фонарем. В стене зияло два отверстия. Не передвинь я кровать, обе пули вонзились бы в меня.

— Ты переставил кровать, — заметил владелец дома. — Ты что же, ждал этого?

— Ваш постоялец за перегородкой жутко храпит, — пожал я плечами, — поэтому мне пришлось отодвинуться.

Как ни странно, они мне поверили. Большинство из них меня знали, и они никак не могли взять в толк: зачем кому-то понадобилось стрелять в такого безобидного малого? Да и сам я терялся в догадках… Ну кому я мог помешать?

Когда все ушли, я передвинул кровать обратно и снова улегся. Но прежде чем задремать, довольно долго размышлял: не пришла ли пора взглянуть на Калифорнию? Если как следует подумать, так мне всегда хотелось в Калифорнию. А уж зимой там, наверное, настоящий рай.

Вот только одно меня беспокоило: я оставил в лагере Эдди, а ему наверняка понадобится помощь. Он не справится с зимовкой один.

Чем дольше я раздумывал, тем больше злился. В конце-то концов не в моих правилах бегать от врагов. Хотя, возможно, иногда разумнее побегать…

Утром я отправился в «Маквин-Хаус» и побаловал себя отличным завтраком со всеми причудливыми гарнирами и приправами. Хотя деньжат у меня было не Бог весть сколько, но на это хватило.

Я еще сидел в ресторане, когда там вдруг появился Билл Джастин. Он уселся рядом со мной.

— Как дела? — осведомился он.

— Вы же видели Джонни Варда, — откликнулся я, нахмурившись.

— Я спрашиваю, как скот?

— В основном, в хорошем состоянии. А вообще, мистер Джастин, у вас там куча лишнего веса. Вам бы отправиться туда и отобрать приличное стадо на продажу.

Мы несколько минут побеседовали, а потом к нашему столу подошел Гранвилл Стюарт. Пожелав нам доброго утра, он опустился на стул.

— Пайк, — начал он, — некоторым из нас кажется, что настало время очистить восточную Монтану, а может быть, даже и западную Дакоту.

Я посмотрел на него, но промолчал.

— У тебя ведь репутация хорошего бойца…

— Только на кулаках.

— Боец — всегда боец. Мне нужно несколько подходящих парней. И некоторых мы уже заполучили.

Он назвал имена, но я отрицательно покачал головой. Гранвилл Стюарт был славным человеком и прекрасным скотоводом, известным всей Монтане. Но вообще-то я недолюбливал виджилантов.

— Я не мастак по части стрельбы, — заявил я. — А если нарушается закон, то пусть закон сам и разбирается.

— У полиции не хватает снаряжения, — возразил Стюарт. — Точно такая же ситуация, как раньше в Вирджиния-Сити.

— Нет уж, мистер, я лучше займусь коровами.

— Ты ведь сейчас в окружении скотокрадов! — Стюарт не мог скрыть раздражения. — Там их, вокруг лагеря, полным-полно. — Он сделал паузу. — В тебя уже стреляли…

— Похоже на то, — кивнул я. — И я сделаю все, чтобы сберечь стадо, за которое я отвечаю. Но за людьми я не охочусь.

На этом они меня и оставили. Покончив с едой, я заказал кофе. Что и говорить, по сравнению с тем кофе, что мы варили в лагере, этот был слабоват. Но все же лучше такой кофе, чем никакого.

Я сидел, не обращая внимания на окружающих, когда ко мне вдруг обратилась какая-то девушка.

Я так увлекся беседой со Стюартом и Джастином, что даже не заметил ее. Она вошла в ресторан позже меня и сидела за соседним столиком. Теперь же я разглядел, что она прехорошенькая.

— Простите, сэр. Не могли бы вы объяснить мне, как добраться до Выдриного ручья?

— Куда именно? Видите ли, мэм, это довольно длинный ручей. — Затем я добавил: — И там нечего делать такой леди, как вы.

— Я хочу проехать к дому Фило Фарлея.

В этой изящной тоненькой девушке чувствовались изысканность и аристократичность.

— Вы что, родственники?

— Родственники? — Она выглядела несколько озадаченной. Затем лицо ее прояснилось. — А, ну конечно! Он мой брат.

Повернувшись в ее сторону, я как можно деликатнее произнес:

— Там не очень много места, мэм. То есть у Фило все идет хорошо… во всяком случае, шло, когда я видел его последний раз примерно год назад. Но хижину он построил сам, а строитель из него не Бог весть какой. Я хочу сказать, что там не самое подходящее место для городской женщины.

— Ему нужна помощь, — сказала она самым естественным тоном. — Если я смогу чем-то помочь ему, я должна сделать это.

Чуть помолчав, она прибавила:

— Больше некому.

— Он ждет вас?

— Нет. Он запретил мне приезжать, поэтому я приехала без спроса.

— Я направляюсь как раз в ту сторону, мэм, — сказал я. — Работаю на Джастина. У него лагерь на ручье Повешенной Женщины. Хотите, отвезу вас туда. Но лучше вам пока остаться в городе, а я бы съездил к вашему брату, чтобы предупредить его.

— Но это же глупо, разве нет? Зачем ему за мной ездить? Пустая трата времени… А я уверена: сейчас он очень занят.

Ну, конечно, с такими женщинами бесполезно спорить… Но я все же предпринял последнюю попытку выяснить истинное положение вещей.

— Он сообщил вам, что у него какие-нибудь сложности?

— Нет… но по тону его последних писем я поняла, что ему необходима помощь.

Об этом она могла бы мне и не говорить. Фило Фарлей, хрупкий молодой ирландец из Старого Света, был славным парнем. В свое время он сражался на Северо-Западном фронте в Индии. В Монтану приехал лет пять назад и, немного осмотревшись, подыскал себе место для ранчо близ Выдриного ручья. Я знал, что забот у него хватает.

В той стороне жили двое ранчевладельцев, весьма недоброжелательно относившихся к чужакам. Вдобавок Фило пришлось выдержать ряд стычек с отрядом молодых индейцев, которые посчитали его легкой добычей.

Но, судя по всему, молодой ирландец оказался неплохим воином. Сиу потеряли двух человек и сочли за благо оставить Фило в покое.

Что до ранчевладельцев, то они пока ничего не предпринимали. Все же я знал: им не по душе новопоселенцы. Само собой, они постоянно заводили разговоры о пропаже скота. Иногда эти разговоры основывались на реальных фактах, но по большей части служили предлогом для решительных действий против новичка.

Оставив девушку в ресторане, я вышел прогуляться.

На тротуаре, беседуя с Романом Беленом, стоял Билл Джастин.

Белен, крупный ранчевладелец, всегда казался мне слишком грубым и непомерно властным человеком. Поэтому я никогда не работал на него, разве что во временной артели, клеймившей скот. Белен и сам неплохой ковбой, хорошо кормил своих людей и платил им по высшему разряду. Но я не мог ужиться с такими колючими людьми.

Смерив меня тяжелым взглядом, Белен сказал:

— Вот уж не знал, что ты дамский угодник, Пайк. Кто она?

Я рассказал ему, рассказал безо всякой охоты.

— Она хочет поехать к брату.

Лишь при этих словах я наконец вспомнил, что Белен — один из тех, кто распространял сплетни про Фарлея. Он разве что впрямую не обвинял его в скотокрадстве.

— Не смей везти ее туда! — закричал он.

Я весь так и вспыхнул… Он что, приказывает мне?

— Я обещал ей отвезти ее, и отвезу, — ответил я.

Глаза Белена вспыхнули злобой.

— Пайк, я, кажется, тебе сказал…

— Слышал, слышал, — перебил я. — Но лучше не лезь не в свое дело!

Несколько мгновений мне казалось, что он вот-вот ударит меня, но он лишь пожал плечами:

— Вези ее и будь проклят.

Поворачиваясь, чтобы уйти, я услышал, как он сказал:

— На твоем месте, Джастин, я бы его уволил.

— Пока я найду другого, все пойдем прахом, — отозвался тот. — А кроме того, Пайк славный парень.

— Может быть… Просто странно — почему он так настойчиво искал работу? И он, наверное, дружок этого Фарлея, раз берет с собой девушку.

Продолжения их разговора я не слышал, да и не хотел слышать. Больше всего я боялся, что не выдержу, вернусь и врежу Роману Белену. А тогда мне бы здорово досталось. Ростом и шириной плеч Белен не уступал Батчу Хогану, но был куда проворнее его. Примерно год назад он отдубасил Хогана, причем крепко отдубасил.

И тут я подумал, что нужно все-таки позаниматься с Эдди Холтом. Если он покажет мне, как правильно боксировать, мне это пригодится. Причем все шло к тому, что очень скоро пригодится.

Выезжая из города, я вовсе не думал о ехавшей рядом девушке. Меня тревожили слова, сказанные Беленом о Фарлее. Ведь Белен злопамятен. Уж если он вбил что-нибудь в свою башку, разубедить его невозможно.

Энн Фарлей глубоко вздохнула.

— О, какой воздух! — воскликнула она. — Неудивительно, что Фило так любит эту изумительную страну.

— Да, мэм, прекрасный воздух, — отозвался я.

Однако мне было не до воздуха и не до красот природы, я думал о Романе Белене.