Глава VI. Духовная цензура и её борьба против науки

Представители современной православной церкви пытаются скрыть реакционную деятельность православия и его борьбу против просвещения и науки. Защитники православия утверждают, что гонения против науки, если они и были, то носили случайный характер и что православная церковь никогда не отрицала необходимость и пользу науки¹.

В действительности же, православная церковь неизменно враждебно относилась к науке, была инициатором травли наиболее талантливых её представителей.

Церковники долгое время проповедовали, что достаточно одной библии, чтобы знать, как произошла вселенная, и что научные теории это — «космогонические бредни новейшего издания». «Бог сотворил мир и человека — вот что нужно знать прежде всего», — говорили церковники. Кроме того, каждый обязан повиноваться властям и «быть готовым запечатлеть смертью верность и преданность своему государю»².

Одним из самых воинствующих органов духовного ведомства, призванных вести борьбу против науки, была духовная цензура. Даже некоторые церковники признавали, что духовная цензура являлась вопиющим злом, что она ставила своей задачей «поработить человеческий дух»³.

Духовная цензура накладывала свою руку на все, что хотя бы отдалённо имело отношение к религии, — на область точных наук, естествознание, на исторические пауки, философию, литературу.

Правительство, поддерживая православную церковь, не только не противодействовало стремлениям духовного ведомства взять под свой контроль всю область «человеческого разумения», а, наоборот, помогало церкви проводить реакционную политику, оказывая ей поддержку всем своим аппаратом.

Уже в начале XVIII в. авторов и распространителей сочинений, «противных церкви», предлагалось «допросить с очисткой и прислать в синод с расспросными речьми» (указ от 20 марта 1721 г.)⁴.

Екатерина II в начале своего царствования пыталась ограничить ввоз книг из-за границы, направленных «против религии, нравственности, государства». По её предложению в Академии наук был разработан проект о прекращении доступа в Россию и продажи книг «соблазнительного содержания». В этом проекте прежде всего отмечались книги, которые «явно опровергают основания христианской воры и гражданского общества», «соблазнительные и чистьте нравы повреждающие».

Вместе с тем Академия наук выступила в защиту просвещения и свободы научного исследования. «Не следует запрещать книг, — отмечалось в отзыве Академии наук, — которые в основном своём хотя и не сходствуют с нашей фермой правления или с мнениями восточной церкви, однако дозволены во всех европейских и христианских землях». В обращении Академии в «разумным читателям» говорилось далее, что «отнятие свободности в читании всяких книг» отрицательно скажется на развитии просвещения и науки⁵. Эти прогрессивные взгляды не нашли, однако, поддержки у Екатерины.

Французская буржуазная революция 1789 года испугала самодержавие и помещиков. Боясь проникновения в Россию революционных идей, самодержавие усилило цензурные репрессии. Запрещались книги, просачивавшиеся из-за границы, преследовались мысли, которые могли способствовать «зловредным умствованиям». В 1796 г. в ряде городов были организованы смешанные цензурные комитеты. Им предоставили полномочия сжигать книги, «кои найдутся противными закону божьему, верховной власти или развращающие нравы». Цензурные комитеты, куда входили по два представителя от светской власти и один от синода, были настоящими инквизиционными трибуналами. Они сжигали опальные книги и преследовали людей, заподозренных в их хранении. Особенно дурную славу оставил рижский цензурный комитет, во главе которого стояли: от духовенства протоиерей Тихомиров, от гражданской власти цензор Туманский и «учёный» цензор Иноходцев.

За короткий срок на рижской границе было задержано свыше 550 книг, в которых, но отзывам цензоров, «хитро критиковалось св. изречение», давалось «дерзкое сравнение человека с богом». По распоряжению Павла I многие из этих книг были сожжены, другие отправлены обратно за границу⁶.

Для усиления влияния духовного ведомства на просвещение в марте 1797 г. была создана специальная московская духовная цензура, состоявшая исключительно из представителей духовного ведомства и подчинённая непосредственно синоду.

Новый цензурный орган обладал очень широкими полномочиями. Духовная цензура вторгалась во все области общественной и политической жизни и следила за тем, чтобы в печати не было ничего, «противного закону божьему, правилам государства, благонравию и литературе».

Цензоры от духовного ведомства назначались и в первые типографии. В типографии Сухопутного шляхетного корпуса, организованной в 1757 г., цензор иеромонах корпуса просматривал даже такие сочинения, как «Строевой устав пехотного полка», «Берг — привилегии и регламент» (1762 г.)7.

Академия наук с самого начала своей деятельности находилась под бдительным контролем синода. Цензоры, назначенные синодом, проверяли издававшиеся Академией сочинения, выискивая в них места, «сумнительные и противные христианским законам, правительству и добронравию».

В 1735 г. Академия наук приступила к изданию русских летописей — ценнейшего источника для изучения истории России. Синод возражал против предпринятого издания под тем предлогом, что к летописях якобы содержится «много лжи явственные» и что они «не суть весьма нужны». Синод выступил с критикой научной деятельности Академии наук.

В 1743 г. в изданном Академией наук астрономическом календаре синод обнаружил сведения «относительно Луны и прочих планет», которые, по его мнению, были «к соблазну народному склонны». Синод потребовал изъять календарь из продажи и печатать в дальнейшем календари только с его «апробации».

Деятельность великого русского учёного M. В. Ломоносова, горячо отстаивавшего достижения европейской науки и передовые идеи Коперника, вызывала ненависть синода и духовенства. Исследования Ломоносова подрывали самые основы религии.

Мировоззрение Ломоносова развивалось в борьбе против схоластики и идеалистической философии. Признавая существование материального мира независимо от человеческого сознания, Ломоносов отвергал церковное учение о неизменности природы и создании её богом. «Напрасно думают, — писал Ломоносов, — что все, как видим, сначала творцом создано. Таковые рассуждения весьма вредны приращению наук… легко быть философом, выучив наизусть три слова: бог так сотворил, и сие дая в ответ вместо всех причин»⁸.

По инициативе Ломоносова Академией паук стал издаваться впервые в России научно-литературный журнал «Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие», выходивший с 1755 по 1764 г. Журнал, рассчитанный па широкие круги читателей, распространял научные знания, особенно по естествознанию. «Вся Россия с жадностью и удовольствием читала сей первый русский ежемесячник», — писал современник. В этом журнале, снискавшем любовь читателей, синод нашёл ряд статей, «вере святой противных и с честными нравами несогласных», так как в них «утверждались многие миры», т.е. пропагандировались научные взгляды о возникновении вселенной, подрывавшие церковные легенды («св. писание заблуждением называется»). Синод настаивал на ликвидации журнала под угрозой «жесточайшего за преступления наказания»⁹.

Донос синода был направлен не только против Академии наук, но и против M. В. Ломоносова лично. Синод знал, что Ломоносов отвергал религиозные взгляды о познании природы, что он был против буквального понимания церковных текстов о мироздании. Ломоносов высмеивал тупость и невежество духовенства, выступавшего против науки. В эпиграмме «К Пахомию» Ломоносов стыдил противников науки:

Ты словом божим незнанье закрываешь… Ты думаешь, Пахом, что ты уж Златоуст! Но мы уверены о том, что мозг твой пуст.

Враждебно встретил синод книгу французского академика Фонтенеля «Разговор о множестве миров», изданную в 1740 г. при содействии Ломоносова. В ней талантливый автор в популярной форме излагал научные данные астрономии, противоречащие церковным представлениям. Гнев синода вызвал не только автор, разрушавший основы религиозного мировоззрения, но и талантливый переводчик книги, Антиох Кантемир, ядовитые сатиры которого на «райских врат ключарей святых», на «безмозглых» попов восстановили духовенство против автора. Синод признал книгу Фонтенеля «противной вере и нравственности» и потребовал её изъятия.

Книга Фонтенеля была очень популярна среди читателей, интересовавшихся вопросами науки. Ещё в 20-х годах XIX в. она была широко распространена. Популярность «Разговора о множестве миров» отмечена Пушкиным. Герой романа «Евгений Онегин»

Прочёл скептического Беля, Прочёл творенья Фонтенеля, Прочёл из наших кой-кого…..

Раздражённый выступлениями Ломоносова против церкви и изданием при его содействии книги Фонтенеля синод потребовал в 1757 г. от Елизаветы «приостановить» научную деятельность Ломоносова. «Таковые соблазнительные и ругательные пашквили, — говорилось в послании, — истребить и публично сжечь, а впредь дочинить воспретить, а означенного Ломоносова для надлежащего в том увещения и исправления в синод отослать»¹⁰.

Ломоносов не испугался гонений со стороны синода и продолжал выступать против церкви. Ломоносов требовал «привилегий» для науки, важнейшей из которых он считал свободу научных взглядов от преследований церкви. «Духовенству к учению, правду физическую для пользы и просвещения показующему, — писал он, — не привязываться, а особливо не ругать наук в проповедях»¹¹.

Ломоносову не удалось получить просимых «привилегий» для Академии паук. Воинствующая деятельность синода не приостановила, однако, его выступлений против реакционного духовенства.

В 1761 г. Ломоносов написал статью в виде письма к графу Шувалову «О размножении и сохранении русского народа». В этой статье Ломоносов говорил о вреде, который наносят народу ранние браки, выступал против монашества, считая, что «монашество есть черным платьем прикрытое блудодеяние», осуждал обычаи крестить детей зимой в холодной воде, что вызывало среди детей большую смертность. «Таких упрямых попов, кои хотят насильно крестить холодной водой, — писал Ломоносов, — почитаю я палачами за тем, что желают после родин и крестин вскоре и похорон для своей корысти». В этой статье Ломоносов выступал также против постов и обжорства, установленных обрядами православной церкви, видя в них настоящее «самоубийство» для народа.

При жизни Ломоносова статья «О размножении и сохранении русского народа» не была опубликована. Впервые, но не полностью, её напечатали в 1819 г. в журнале «Древняя и новая словесность». Духовное ведомство нашло статью великого учёного оскорбительной для церкви. В ней, по отзыву духовной цензуры, «содержатся выражения и мысли, частью предосудительные учению и обрядам, принятым православной церковью, частью несправедливые и оскорбляющие честь нашего духовенства». Статью Ломоносова признали безбожной и конфисковали, а цензору за её пропуск объявили выговор. В полном виде статья была напечатана только в 1871 г.¹²

В 1756 г. Московский университет просил у синода разрешения на издание философской поэмы английского писателя Александра Попа (1688-1744 гг.) «Опыт о человеке», которую перевёл на русский язык профессор Поповский, активно участвовавший в борьбе против средневековых ненаучных представлений о строении вселенной. Синод нашёл в поэме «зловредные» идеи Коперника, которые «св. писанию противны, с православной христианской верой весьма несходственны и юношеству соблазнительны могут быть». Синод обвинил автора и переводчика в том, что они ничего не заимствовали из писания и распространяли идеи «о множестве миров», «священному писанию совсем не согласные».

Синод не мог запретить издание поэмы, так как за неё вступился всесильный Шувалов. Поэма была передана на «исправление» московскому митрополиту Амвросию… Он изуродовал её, выбросив места «св. писанию и политическим узаконениям противные», и заменил их своими стихами, так что в переводе «о множестве миров, коперниковой системе и натурализму склонного ничего не осталось». Внесённые митрополитом Амвросием изменения набрали другим шрифтом, и в таком виде поэму напечатали в 1757 г. Современники шутили, что поповские стихи легко можно отличить от поповских. Поэма «Опыт о человеке» пользовалась у читателей большим успехом, до 1812 г. она выдержала 6 изданий.

2

Произведения Вольтера и его идеи были широко распространены в русском обществе XVIII в. не только в столицах, но и в глухой провинции. По словам современников, даже в таких городах, как Пенза, «раздавались насмешки над религией, хулы на бога, эпиграммы на богородицу»¹³. Произведения Вольтера не только проникали из-за границы, по переводились и печатались в России. Особенно много занимался изданием трудов Вольтера страстный его почитатель И. Г. Рахманинов. Он основал в своём имении в селе Казёнках Тамбовской губернии типографию, где в 1791 г. было напечатано второе издание полного собрания сочинений его любимого писателя¹⁴.

Екатерина II, ещё недавно бывшая горячей поклонницей Вольтера, испугавшись распространения в России идей французской революции, переменила своё отношение к Вольтеру. Особым указом она запретила печатать новое издание сочинений Вольтера «без апробации московского митрополита». Изданные Рахманиновым произведения Вольтера, как «вредные и наполненные развращением». конфисковали, а на его типографию наложили арест. В 1797 т. типография Рахманинова вместе с опечатанными книгами сгорела, а остальные книги, изданные Рахманиновым, были отобраны у частных лиц и сожжены¹⁵.

Особенно боялось царское правительство передовых взглядов французских философов-материалистов, которые разоблачали реакционную сущность религии, опровергали её ложь и нелепости, противоречащие разуму. Их боевые, талантливые книги вошли в сокровищницу мировой культуры. Ленин подчёркивал большую роль французских материалистов XVIII в. в борьбе против религии и идеализма, в развитии науки и атеизма. «В течение всей новейшей истории Европы, — писал Ленин, — и особенно в конце XVIII века, во Франции, где разыгралась решительная битва против всяческого средневекового хлама, против крепостничества в учреждениях и в идеях, материализм оказался единственной последовательной философией, верной всем учениям естественных наук, враждебной суевериям, ханжеству и т. и. Враги демократии старались поэтому всеми силами "опровергнуть", подорвать, оклеветать материализм и защищали разные формы философского идеализма, который всегда сводится, так или иначе, к защите или поддержке религии»¹⁶.

Французские материалисты XVIII в., разоблачая религию и церковь, не вскрыли, однако, социальных корней религии, их атеизм носил просветительный характер.

Начиная с 80-х годов XVIII в. духовное ведомство активно боролось с распространением в России идей Вольтера и философов-материалистов. Проповедник Анастасий Братановский перевёл с французского книги: «Предохранение от безверия и нечестия» (1794 г.) и «Истинный мессия или доказательство о божественном пришествии в мир Иисуса Христа и его божества» (1794 г.). Появилось большое число обличительных сочинений. В 1787 г. вышли две брошюры, в которых осуждались антирелигиозные взгляды Вольтера: «Обнажённый Вольтер» и «Письмо, содержащее некоторые рассуждения о поэме Вольтера "На разрушение Лиссабона"». В серии брошюр, переведённых с французского, характер критики взглядов Вольтера и философов-материалистов подчёркивался уже в самих их названиях: «Бессмертие души, основательно против безбожников и скептиков доказанное» (1779 г.), «Посрамлённый безбожник и натуралист» (1787 г.), «Торжество веры над неверующими и заблуждающимися» (1792 г.), «Изобличённый Вольтер» (1792 г.), «Ах, как вы глупы, господа французы» (1793 г.), «Вольтеровы заблуждения» (1793 г.). Последнюю книгу перевели студенты Воронежской духовной семинарии, она вышла под редакцией митрополита Евгения Болховитинова. В оригинале было предисловие аббата Нонота, где давался перечень религиозных заблуждении Вольтера, которые следовало опровергнуть. Но, боясь действия антирелигиозных и противоцерковных идей Вольтера даже в таком виде, духовная цензура сочла за лучшее изъять этот перечень.

Литература, разоблачающая идеи Вольтера и философов-материалистов XVIII в., издавалась и в начале XIX в. В 1803 г. в Москве вышла книга «Оракул новых философов или кто такой Вольтер». В 1809 г. появилась книга «Основатели новой философии — Вольтер, Даламберт и Дидерот — энциклопедисты без маски»¹⁷.

Конфискация и сожжение сочинений Вольтера и французских философов-материалистов не могли приостановить распространение их взглядов. Сочинения Вольтера имели широкое хождение и в рукописных списках. Об этом рассказывает в «предуведомлении» к русскому изданию «Вольтеровых заблуждений» редактор книги митрополит Евгений Болховитинов. «Любезное наше отечество, — писал он, — доныне предохранялось ещё от самой вреднейшей части Вольтерова зла, и мы в скромной нашей литературе не видим ещё самых возмутительных и нечестивейших книг, но, может быть, от сего предохранены только книжные лавки наши, между тем как сокровенными путями повсюду разливается вся его зараза. Ибо письменный Вольтер становится у нас известен столько же, как и печатный»¹⁸.

Екатерина II и духовное ведомство противились и проникновению идей Ж.-Ж. Руссо. Несмотря на это, в 60-70-х годах XVIII в. на русском языке увидели свет «Новая Элоиза», «Рассуждения о начале и основании неравенства между людьми» в переводах Павла Потемкина, «Исповедание» в переводе Д. Болтина и др. Одновременно церковники издавали литературу с критикой взглядов Руссо.

Боясь распространения «революционной заразы», правительство и духовенство стали запрещать произведения Руссо наравне с произведениями Вольтера и французских философов-материалистов. Екатерина II с возмущением писала в 1791 г., что «продают такие книги, которые против закона писаны, например "Эмилия" Руссова и много других подобных», и требовала их запрещения.

Русский перевод «Размышления о величии божьем, его промысле и человеке» был найден духовной цензурой «явно противным духу христианства и разрушающим начала христианского учения» и запрещён. «Исповедь» Руссо также была запрещена за «безнравственное определение и неудовлетворительные религиозные понятия»¹⁹.

Московский митрополит Филарет, поблагодарив бога, охраняющего Россию «от западной холеры», писал о тех, кто пропагандировал идеи французских материалистов: «Ох, эти универсальные люди! Взял бы метлу да и вымел их из св. Руси, которая так тесна и дурна для них»²⁰.

В 1868 г. цензор архимандрит Фотий подверг критике труд Вольтера «Философия истории», вышедший в том же году под редакцией В. Зайцева. Духовный цензор нашёл, что книга «содержит много противного св. писанию и вере христианской». «Автор, — писал он, — не только наводит тень сомнения на многие истины веры, но и подкапывается под самые основания их и даже дерзко глумится над ними». «За глумление над признаваемыми истинами и опровержение св. писания» издание было уничтожено²¹.

Цензор архимандрит Геласий дал крайне отрицательный отзыв о книге Д. Штрауса «Вольтер, его жизнь и сочинения», изданной на русском языке в 1871 г., особенно о её 10-й главе, в которой, по его словам, «с богохульным цинизмом осмеивались главнейшие вероучения христианской церкви». В декабре 1872 г. весь тираж — 1345 экземпляров — уничтожили, а издателя привлекли к судебной ответственности²².

В 1890 г. были запрещены «Сатирические и философские диалоги» Вольтера за «явное отрицание христианских догматов», а в 1893 г. так же сурово разделались защитники православной церкви со сборником поэтических произведений Вольтера за его «противомонархические и антирелигиозные тенденции»²³.

Цензурным запретам подвергались также произведения «корифея безбожия» Дени Дидро, одного из наиболее ярких представителей домарксова материализма и атеизма. В 1829 г. была запрещена «Неизданная переписка Гримма и Дидро и собрание писем, стихотворений и отрывков» за «неуважение к вере христианской», «ужасное безбожие», за «гнусное кощунство на счёт веры христианской и книг ветхого и нового завета».

Такая же участь постигла и «Философские беседы» Дидро и другие произведения, включённые в собрание неизданных произведений, за «изложение опасной теории материализма»²⁴.

Духовное ведомство осудило и художественные произведения Дидро, в которых он разоблачал моральное разложение католического духовенства.

В 1872 г. издатель H. II. Поляковский издал двухтомное собрание романов и повестей Дидро, куда вошли его наиболее известные произведения. Это собрание сочинений было полностью уничтожено. Нападкам духовной цензуры особенно подверглись романы «Жан-фаталист и его барин» и «Белая птица». В первом романе, писал цензор, «ко всему, что касается религии, автор относится со злой иронией… Во всех местах, где только упоминается о священниках и монахах, они являются действующими лицами в отвратительно цинических сценах».

В романе «Белая птица» протест духовной цензуры вызвал рассказ о принце, который под видом голубя явился в женский монастырь. Монахини народили от него много маленьких духов, сохранив девственность. «Вся книга, — писал цензор, — по своему антирелигиозному характеру в высшей степени безнравственная и безбожная»²⁵.

Атеистические трактаты Гольбаха (1723-1789 гг.) сыграли огромную роль в борьбе против религиозного мракобесия. Гольбах критиковал религиозный взгляд на человека, как на подобие бога, выступал против идеализма, против бесчисленных зол, причиняемых земле «духовным и гражданским самовластием». Он писал, что от заблуждений, освящённых верой, происходят «невежества тягостные оковы». Гольбах, однако, не раскрыл социальные корни религии. Он, как и другие философы-материалисты XVIII в., рассматривал религию, как результат невежества. «Система природы» — эта «библия материализма XVIII века» считалась одной из самых страшных книг. В 1820 г. «адскую книгу», в которой автор восставал против духовного и гражданского самовластия, запретили. Сообщая, что эта книга была осуждена парижским парламентом в 1770 г. и предана огню, цензор привёл ряд «ложных и гнусных положений», которые, но его словам, высказаны в этом «ужасном» сочинении. В 1841 г. «Система природы» была опять запрещена, но это не могло помешать её распространению среди русского общества в рукописных списках. В 1898 г. цензура все ещё опасалась «адского» действия книги. «Резкий материализм, знаменующий эту философию, отрицающий решительно существование божие и разрушающий основные начала веры, политики и нравственности», такими словами характеризовала цензура «Систему природы», требуя её уничтожения.

Резкую оценку получили и «Обеденные беседы» Гольбаха. Запретив эту книгу в 1830 г., духовная цензура отметила её «богохульство», «нечестие», наличие мест, «противных христианской нравственности, правительству и религии»²⁶.

Самодержавие и духовное ведомство враждебно относились также к идеям выдающегося философа - материалиста XVIII в. Гельвеция. Уже первые переводы на русский язык его книги «О человеке, его духовных силах и воспитания», в которой автор выступал против основ феодального порядка и феодально-религиозной идеологии, подверглись нападкам. Негодование представителей духовенства вызывал ярко выраженный в этом произведении атеизм Гельвеция. Запрещая эту книгу в 1871 г., защитники православной церкви писали: «Презрение и отвержение, с которым автор отзывается о религии и её служителях и совершенно материалистический взгляд его на воспитание… противны уставу о цензуре»²⁷.

Духовная цензура «растерзала» произведение знаменитого английского философа-материалиста Томаса Гоббса (1588-1679 гг.) «Левиафан, или о сущности, форме и власти государства». Произведение Гоббса впервые было издано в Англии. В третьей части книги, говоря об отношениях между церковью и государством, Гоббс доказывал необоснованность претензий церкви на власть, а в четвёртой части он критиковал церковь, видя в ней причину всех зол и несчастий. В 1682 г. Оксфордский университет издал декрет против вредных книг, действовавших, как было сказано в декрете, разрушительно на человеческое общество. На основании этого декрета книгу Гоббса публично сожгли.

Через 200 лет это произведение вновь было осуждено, па этот раз православной инквизицией. В 1868 г. книгу издали небольшим тиражом (600 экземпляров), но ни малый тираж, ни высокая цена (5 руб.) не спасли произведение Гоббса от расправы, учинённой синодом. «В книге, — говорилось в отзыве, — встречаются мысли и выражения, явно противные св. писанию и учению православной церкви, простирающиеся до дерзкого кощунства». По требованию синода это издание сочинения Гоббса в 1874 г. было полностью уничтожено²⁸.

3

Укрепляя власть помещиков-крепостников, Екатерина II прикрывалась модным в XVIII в. лозунгом «просвещения». По поводу этого лозунга Энгельс писал: «"Просвещение" — это был в восемнадцатом веке лозунг царизма в Европе, так же, как в девятнадцатом веке — "освобождение народов". Всякий территориальный грабёж, всякое насилие, всякое угнетение царизм производил не иначе, как под предлогом "просвещения", "либерализма", "освобождения народов"»²⁹.

Эта поборница «просвещения» вместе с духовным ведомством крайне враждебно относилась к просветительской деятельности прогрессивных мыслителей своей эпохи. Екатерина II и духовное ведомство ополчились против замечательного русского просветителя H. И. Новикова, который, по словам В. Ключевского, «создал у нас любовь к наукам и охоту к чтению».

Объединив вокруг своей типографии учёных, литераторов, студентов, переводчиков, Новиков за короткий период издал большею число книг по всем отраслям знания. Среди лих были произведения Вольтера, Даламбера, Руссо. Из отечественной литературы им издан Херасков, Сумароков, Кантемир, по русской истории — 20 томов «Древней русской вифлиофики», «Деяния Петра Великого» в 12 томах И. И. Голикова; по истории литературы — «Новое и полное издание русских песен», собранное Чулковым и Поповым. Особое значение Новиков придавал изданию литературы для народа, учебных пособий, детской литературы. Новиков наладил также сбыт книг. Его книги (за 1779-1792 гг. было издано 893 названия) проникали в самые глухие места России.

Книгоиздательская и просветительская деятельность Новикова вызвала подозрение и недовольство духовенства, тем более, что в некоторых книгах, изданных Новиковым, содержалась критика религиозного фанатизма и суеверий, встречались выпады против клерикализма, пропагандировались достижения передовой науки. Новиков способствовал просвещению народа, что было ненавистно духовенству.

Протоиерей московского Архангельского собора Пётр Алексеев, известный мракобес, исповедник Пугачева и его сподвижников перед казнью, первый донёс на Новикова в 1785 г. духовнику Екатерины II Панфилову.

Когда был получен указ о проверке книг в типографии Новикова с целью выявить, «не скрывается ли в них умствований, не сходных с простыми и чистыми правилами веры православной», то цензорами и следователями назначили архимандрита московского Богоявленского монастыря Серапиона и игумена Моисея, а от гражданских властей — московского полицеймейстера Годеина.

При обыске у Новикова, несмотря на придирчивость следователей, нашли только 6 книг, подпавших под запрет, что вынужден был признать стоявший во главе следствия московский митрополит Платон Левшин. Но Алексеев не успокоился, он вторично донёс на Новикова, на этот раз прокурору Колычеву. Екатерина видела в Новикове человека враждебного ей лагеря. Она знала о его оппозиционном настроении по отношению к самодержавию.

В 1787 г. вышел указ, запрещавший светским типографиям издавать церковные книги или книги «к св. писанию, к вере, либо к толкованию закона и святости относящиеся». Из книжных лавок и типографий Новикова были изъяты десятки тысяч изданных им книг не только духовного, но и светского содержания. Но указ об аресте Новикова последовал только в 1792 г., под влиянием страха перед «французской заразой», когда разгрому подверглись все культурные начинания того времени. Формальным поводом для ареста послужило издание Новиковым книги «История об отцах и страдальцах соловецких», напечатанной церковнославянским шрифтом.

За свою антикрепостническую деятельность, за оппозиционное отношение к самодержавию, за активную просветительную деятельность Новиков был жестоко наказан. После длительного следствия его, как государственного преступника, заключили в Шлиссельбургскую крепость на 15 лет, откуда он вышел только после смерти Екатерины.

Новиков, по словам академика Витберга, «положил начало новой эре цивилизации России»³⁰.

4

Французская буржуазная революция 1789 года вызвала у помещичье — дворянской верхушки панический страх. Помещики, не забывшие ещё грозных дней восстания Пугачева, боялись, что вслед за революцией во Франции начнётся новое восстание против самодержавия и помещичьего гнёта в России.

В вышедшей в это время книге A. H. Радищева «Путешествие из Санкт-Петербурга в Москву» Екатерина усмотрела «рассевание заразы французской». Она обвинила автора в том, что он «целит на французский нынешний пример развратный».

Последователь материалистических идей великого русского учёного M. В. Ломоносова Радищев защищал материалистическое мировоззрение, считая, что материя и природа существуют вечно, что их нельзя ни уничтожить, ни создать. Радищев разоблачал православную церковь, видя в ней союзницу самодержавия в угнетении народа.

Реакционную роль православной церкви Радищев заклеймил в своей оде «Вольность»;

Власть царска веру охраняет, Власть царску вера утверждает, Союзно общество гнетут. Одно сковать рассудок тщится, Другое волю стереть стремится «На пользу общую», — рекут³¹.

Радищев отстаивал единство души и тела и, критикуя религиозное представление о бессмертии души, подрывал основу церковной идеологии. Книга Радищева «Путешествие из Санкт-Петербурга в Москву» была направлена против царского деспотизма и церкви, против религиозных суеверий. Екатерина осудила идеи Радищева как «противные закону божьему, десяти заповедям, св. писанию, православию и гражданскому закону».

Видя в Радищеве «бунтовщика хуже Пугачева», Екатерина приговорила его к смертной казни, которую заменили «десятилетним безысходным пребыванием» в Сибири. Из ссылки Радищев вернулся в 1797 г., после смерти Екатерины. Книга Радищева долгие годы находилась под запретом. Ещё в 1836 г. А. С. Пушкин подготовил статью о Радищеве для журнала «Современник», но эту статью не пропустили. «Нахожу неудобным и совершенно излишним, — писал министр просвещения Уваров, — возобновлять память о писателе и о книге, совершенно забытых и достойных забвения»32.

В 1872 г. бессмертное произведение Радищева было включено в двухтомное собрание его сочинении, подготовленное П. А. Ефремовым, но оно было сожжено. В 1903 г. «Путешествие» издали отдельной книгой, но и на этот раз оно было задержано цензурой. По отзыву защитников православия, «Путешествие» «подрывало авторитет и право власти светской и духовной и даже осуждало деятельность вселенских соборов»³³.

5

В 1788 г. внимание духовного ведомства привлекла книга Ф. В. Кречетова «О всех и за вся». Петербургский митрополит Гавриил, ознакомившись с этой книгой, написал на автора донос за то, что он «кощунственно» привёл в названии книги слова, употребляемые церковью во время совершения богослужения.

Просветитель-вольнодумец Ф. В. Кречетов по своим взглядам был близок к Радищеву. В основанном им просветительном обществе Кречетов высказывался за отмену крепостного права и привилегий дворянства, об ограничении самодержавия. Наряду с этим он говорил о необходимости отмены привилегий высшего русского духовенства. По доносу митрополита Гавриила против Кречетова возбудили судебное следствие — его обвинили в «богохульном» толковании евангелия. Книгу Кречетова уничтожили, а автору запретили заниматься литературной деятельностью.

В апреле 1798 г. но доносу одного из членов основанного Кречетовым просветительного общества против него было возбуждено новое следственное дело. Кречетова обвинили в том, что он «чинил великую противность к святым церквям, яко идолослужение производящее», всех православных называл «идолопоклонниками», а митрополита Гавриила — «великим президентом и плутом» и угрожал, что народ расправится с ним так, как он расправился в 1771 г. с московским митрополитом Амвросием Каменским, т.е. убьёт его. В обвинении говорилось, что Кречетов неуважительно отзывался о православной церкви. «Я в церковь не хожу, — говорил он, — для того, что поминают в оной синод, да шелудяка-архиереишку, да в церкви-то болтает попишка и сам не знает что». Кречетов крайне резко отзывался о православном духовенстве: «Мерзкое духовенство в храмах лицемерит и льстит, из пышных слов составляя поучения, а потом, гладя усы и брови, отходит в свои кельи и там упивается в роскоши и изобилии своего богатства, взятого от пота и крови ближнего».

Кречетов считал необходимым условием для развития просвещения народа освобождение его от влияния церкви. «В скором бы времени, — писал он, — все пустосвяты оставили бы в церквах все пустобаранное проповедание…, тогда бы все архиереи, воры и лицемеры, все духовные святоши и государственные тунеядцы исчезли бы».

За критику самодержавия и «непристойное отношение к православной церкви» Кречетов был заключён в 1793 г. в Петропавловскую крепость. В следующем году его перевели для «наикрепчайшего содержания» в Шлиссельбургскую крепость, где он находился до 1801 г.³⁴

6

Цензурный устав 1826 года, изданный в период жесточайшей реакции, наступившей после подавления восстания декабристов, за свою суровость был прозван «чугунным». Цензуре ставилась задача: «ограждение святыни, престола, поставленных от него властей». Запрещались сочинения, в которых «отвергалась или ослаблялась непреложная достоверность православия или нарушалось должное уважение к учению, постановлениям, преданиям и обрядам». Категорически запрещались книги, в которых не было «надлежащего уважения к иерархии церковной, к местам и лицам, её составляющим». Цензурный устав требовал, чтобы в литературных произведениях не пропускалось ничего, «стремящегося поколебать правила христианской нравственности или умалить должное к христианским добродетелям благоволение», что «порицало или опровергало правила христианского воспитания и образования». Научные исследования во всех областях знания считались «бесплодными и пагубными умствованиями новейшего времени». Книги по естествознанию и медицине, как «произвольные и бесполезные отступления», объявили вне закона.

Хотя в 1828 г. цензурный устав был несколько изменён, но общий дух его, враждебный просвещению и науке, сохранился. Теми же реакционными идеями был пронизан устав духовной цензуры, утверждённый в 1828 г. и действовавший без изменений вплоть до 1917 г. В сочинениях прежде всего искали «богохульные и дерзкие извращения вольнодумцев», мысли, «пахнувшие вольностью и неуважением к власти, от бога установленной». Духовная цензуpa подходила к сочинениям не только с чисто церковных позиций, но и с точки зрения «государственных правил» — выискивала в них места, «неблагоприятные гражданскому правительству». Защищая православие, духовное ведомство неразрывно связывало его с самодержавием, т.е. поступало так же, как и светская цензура при просмотре представленных ей сочинений.

Новый устав был признан «для сочинителей и переводчиков очень тесным». Известный литератор и критик А. В. Никитенко, оценивая устав и цензурную практику, писал в 1830 г.: «Над нами тяготеет унылый дух притеснения…»³⁵.

Слежкой за авторами и поисками в произведениях выражений, направленных против бога и церкви, занимались не только светские и духовные инквизиторы, но также сыщики III отделения и продажные журналисты. Об одном таком сыщике, «старинном литераторе», «преданном церкви и престолу», «Борьке Фёдорове», у которого было 7 корзин с выписками из журнала «Отечественные записки» «противу бога, противу христианства, противу нравственности», с похвалой сообщили шефу жандармов.

Тип цензора-инквизитора, боровшегося против народного просвещения и науки, увековечен Пушкиным:

… Глупец и трус, что делаешь ты с нами? Где должно б умствовать, ты хлопаешь глазами; Не понимая нас, мараешь и дерёшь; Ты черным белое по прихоти зовёшь, Сатиру — пасквилем, поэзию — развратом, Глас правды мятежом, Куницына Маратом. Решил, а там поди, хоть на тебя проси. Скажи: не стыдно ли, что на святой Руси, Благодаря тебя, не видим книг доселе?

В период жесточайшей правительственной реакции 1848-1855 гг., названных «страшным семилетием», цензурный террор достиг невероятных размеров. По словам А. В. Никитенко, цензура «приняла характер столь одиозный, столь исключительно запретительный, что всякое благонамеренное движение в науке, в литературе, в обществе стало не только затруднительным, но почти невозможным». Помимо цензурных органов, было организовано ещё «око царёво», секретный цензурный комитет, во главе которого Поставили «палача науки», «фанатика ярого» Бутурлина,

который, не жалея груди, беснуясь, повторял одно: «Закройте университеты, И будет зло пресечено». (Некрасов)

Д. Бутурлин, осуществляя политику самодержавия, по словам литературного критика П. В. Анненкова, «с ненавистью относился к слову, мысли о свободе, проповедовал безграничное послушание, молчание, дисциплину». Этот мракобес даже в евангелии искал революционный дух. «Не будь евангелие так распространено, — говорил он, — то его бы следовало запретить за демократический дух, им распространяемый»³⁶. Руководимый Бутурлиным секретный цензурный комитет осуществлял «высший в нравственном и политическом отношении надзор за духом и направлением книгопечатания». В книгах выискивалось прежде всего то, что, по мнению защитников православия, подрывало авторитет церкви. Например, в учебнике истории Смарагдова исключили места о Магомете и основанной им религии, так как, по словам цензора, Магомет был «негодяй и основатель ложной религии».

Для усиления инквизиторской деятельности в цензурные комитеты назначали опытных душителей мысли, профессоров духовных академий. Так, профессора Московской духовной академии H. П. Гилярова-Платонова, занимавшего в академии кафедру по изучению ересей и раскола, перевели в московский цензурный комитет. Его деятельность в цензурном комитете была настолько реакционна, что современники обвиняли его в религиозном фанатизме и называли инквизитором³⁷.

В качестве постоянного представителя в главное управление по делам печати входил обер-прокурор синода. По настоянию синода был организован ещё особый секретный комитет духовной цензуры, которому для расправы с просвещением были предоставлены такие же широкие полномочия, как и бутурлинскому застенку.

Влияние духовной цензуры распространялось на все стороны политической и культурной жизни. Зная придирчивость духовной цензуры, светские цензоры старались согласовать с ней свои отзывы во избежание обвинений в «нецерковности». Через духовную цензуру проходили такие, например, книги, как «Обстоятельные замечания об узнавании по барометру качества и перемен воздуха», «Руководство к сельскому хозяйству», «Опыт исследований душевных болезней» и т. п.

Светские цензоры нередко сами страдали от обвинений духовных инквизиторов. Зная, что духовное ведомство враждебно настроено к науке и просвещению и что ему легко обвинить автора любой книги в материализме и ниспровержении религии, цензор Волков в своём отзыве о необходимости изменения цензурного устава писал: «Материализм основывается в своих выводах на науке, религия исключительно на вере. Спрашивается, можно ли допускать к печати трактаты о материализме? Придерживаясь буквы закона — нельзя, потому что может поколебать веру. Следовательно, все трактаты, основанные на опыте и наблюдении, должны быть запрещены. Если же пропустить, то духовное лицо может возбудить бурю, доказывая, что эта статья атеистическая, подрывающая авторитет православной церкви»³⁸.

7

В 50-х годах XIX в. большое развитие получило изучение русского языка, народного творчества, появились замечательные работы Ф. Буслаева, A. H. Афанасьева, В. И. Даля, И. И. Срезневского, публиковались исторические акты, извлечённые из древних хранилищ.

Духовное ведомство не поощряло, однако, учёных, стремившихся использовать ценные исторические материалы, хранившиеся в монастырях и церковных библиотеках. Известный русский учёный П. M. Строев проделал огромную работу по выявлению и описанию рукописей, старинных исторических актов. Его экспедиции были предоставлены широкие полномочия, но синод не только не оказывал помощи Строеву в этом большом и ценном начинании, но, напротив, чинил ему препятствия, он отказал ему в выдаче открытого листа для свободного посещения монастырей и церквей и занятий в них. В связи с этим Строев писал: «Отказ синода в даче открытого листа весьма меня огорчил и обескуражил: я теперь совершенно во власти отцов настоятелей… Как объяснить доводы синода?… Доступ к иному хранилищу старины был для меня многократно труднее и продолжительнее, чем разбор скрывающихся там документов»³⁹.

Несмотря на препятствия, чинившиеся синодом и церковниками, экспедиции Строева удалось собрать исторический материал огромной ценности. При издании исторических актов многие из них, однако, были задержаны синодом за «отступления от настоящего», за обнаруженный в документах «строптивый дух против поставленной власти». Синод не разрешил напечатать грамоту патриарха Никона на имя константинопольского архимандрита Дионисия «за резкие и оскорбительные отзывы о царе Алексее Михайловиче». Запретили и издание документов, в которых духовенство изобличалось в невежестве и пороках, за «разные на духовенство доносы»⁴⁰.

Такая же судьба постигла старинные акты Рязанского края, собранные археографом Пискаревым. Многие из актов, включённых в это собрание, были исключены, так как они, по заключению духовной цензуры, «никого не назидая, никого не просвещая, очень многих людей могут ввести в соблазн или подать им случай к порицанию высокого сана»⁴¹.

Церковники скрывали от учёных народные сокровища, оказавшиеся в церковных хранилищах, пытались не допустить их в научный оборот под тем предлогом, что этими материалами должны заниматься одни церковники во избежание «соблазна и лжеучения».

Капитальный труд профессора К. А. Неволина «История российских гражданских законов», изданный в 1851 г., вызвал нападки духовного ведомства за использование в нём без разрешения синода выписок из синодских актов.

В истории просвещения провинциальной России не малую роль сыграли различные «Губернские ведомости», выходившие с 1837 г. В неофициальной части этих «Ведомостей» систематически помещались статьи по географии, этнографии, истории той или иной губернии. В «Губернских ведомостях» сотрудничали прогрессивные деятели. За содержанием «Губернских ведомостей» зорко следили церковники и немедленно принимали соответствующие меры, если находили что-либо противное православию и религии.

Так, в «Курских губернских ведомостях» в 1850 г. была помещена статья В. Гутцейта «Об ископаемых Курской губернии», в которой цензура усмотрела взгляды, несовместимые с библейскими мифами о происхождении мира. «Нельзя не обратить внимание, — писал цензор, — что в ней мироздание и образование нашей планеты и само появление на свет человека изображаются и объясняются по понятиям некоторых геологов, вовсе не согласных с космогонией Моисея в его книге Бытия»⁴².

В «Саратовских губернских ведомостях» в 1854 г. был помещён собранный в губернии местный фольклор. В опубликованных песнях церковники, однако, нашли «колебание нравственности». За пропуск песен саратовскому губернатору объявили выговор, а директора гимназии, ответственного за издание газеты, посадили на 1 месяц на гауптвахту⁴³.

Аналогичный фольклорный материал, напечатанный в «Курских губернских ведомостях», был найден «легкомысленным и превратным суждением о предметах священных». Объявляя редактору выговор за помещение такого материала, министерство народного просвещения указывало: «Нет никакой пользы сохранять в народе эти присловья через печать»⁴⁴.

Учитель Могилевской духовной семинарии Соколов поместил в «Губернских ведомостях» статью, посвящённую истории местного края. Духовная цензура нашла в статье «места и выражения…, противные сближению края с коренной Россией», т.е. против проводимой русификации, и автор за свою «неосмотрительность» был подвергнут наказанию45.

Духовное ведомство выразило недовольство и в связи с использованием материалов русского фольклора в известном труде Колачева «Архив историко-юридических сведений». В изданном по этому поводу циркуляре было запрещено издавать «поговорки и волшебные заклятия, как остатки вредных суеверий», не только в периодических журналах, но «даже в сборниках и книгах с учёной целью», так как они, по словам автора циркуляра, дают «повод к легкомысленному или превратному суждению о предметах священных»⁴⁶. По тем же мотивам был осуждён известный труд Ф. Буслаева «Русские пословицы и поговорки», вышедший в 1854 г.

Много огорчений причинила духовная цензура известному русскому учёному, лексикографу и этнографу В. И. Далю. Уже первый сборник его «Сказок» был запрещён в 1833 г. по доносу продажного писаки Ф. Булгарина, а автор заключён в тюрьму III отделения, откуда он вышел по ходатайству В. А. Жуковского.

В 1853 г. Академией наук был принят к изданию составленный В. Далем монументальный труд «Сборник русских пословиц». Этот труд, как и другие работы Даля, не потерял своего значения и в настоящее время. Протоиерей же Кочетов, рассматривавший по поручению духовной цензуры труд Даля, обнаружил в нём места, «способные оскорбить религиозное чувство читателей, опасные для нравственности народной». «Академия наук, — писал духовный инквизитор, — издать этот сборник не имеет ни возможности, ни приличия, ни даже безопасности». Такой же отрицательный отзыв о замечательном труде Даля дал другой ревнитель церковного благочестия, профессор Востоков, который нашёл в нём пословицы, «оскорбительные для святыни». Издание сборника не было разрешено даже для научного использования.

Глубоко оскорблённый таким отношением к нему духовной цензуры В. И. Даль писал своему покровителю великому князю Константину Николаевичу: «Точка зрения и самые убеждения бывают не одинаковы. Так, напр., можно взять два огромных тома и, перелистывая их, отыскать предлог и повод к порицанию; и можно взять эти же томы и сказать: "вот огромный, небывалый запас для изучения русского языка, народной мудрости". Я не вижу, каким образом можно вменить человеку в преступление, что он собрал и записал, сколько мог собрать, различные народные изречения, а между тем эти отзывы отзываются каким - то приговором преступнику»⁴⁷.

Труд Даля пролежал в рукописи свыше 10 лет и лишь в 1863 г. увидел свет.

В 1860 г. была напечатана вторым изданием книга известного русского учёного A. H. Афанасьева «Русские народные легенды». В этой книге автор собрал богатейший материал по русскому фольклору. Труд Афанасьева обратил на себя внимание московского митрополита Филарета. В легендах, собранных Афанасьевым, он нашёл «кощунство и безнравственность». По настоянию Филарета книга Афанасьева была передана в духовную цензуру, которая, конечно, дала о ней отзыв, желательный Филарету. Другой духовный цензор этой книги, петербургский митрополит Григорий, ругая автора, говорил, что «книга собрана человеком, забывшим действие совести, и издана раскольником» (имелся в виду известный издатель Солдатенко. — E. Г.). В связи с отзывами церковных инквизиторов Афанасьев писал, что в народных легендах он находит в «миллион раз больше нравственности, чем в проповедях школьной риторики».

Весь тираж книги Афанасьева свезли в кладовую московского цензурного комитета, где он пролежал до 1866 г. В мае 1866 г. книга была уничтожена⁴⁸.

8

Так же нетерпимо относилось духовное ведомство к историческим работам иностранных учёных. И в этих книгах охранители православия находили материалы, направленные против религии и церкви.

В 1872 г. внимание духовной цензуры привлекла вышедшая в русском издании «История нравственности в Европе от Августа до Карла Великого» Уильяма Лекки, автора восьмитомной «Истории Англии в XVIII веке». Архимандрит Арсений, которому было поручено дать отзыв об этой книге, нашёл в ней «кощунственные рассуждения о религиозных предметах и непозволительные суждения об отношении между верховной властью и подданными». Духовная цензура, обвинив автора в «опровержении догматов веры православной», уничтожила книгу Лекки, изданную тиражом в 2 тыс. экземпляров⁴⁹.

Такая же участь постигла и исторический труд другого известного английского учёного Георга Финлея «Византийская история с 716 по 1453 год», изданный в Москве в 1878 г. Финлей, участник национально-освободительной войны греческого народа против турецкого ига, написал книгу «История греческой революции», в которой сочувственно отзывался о борьбе греческого парода за независимость. Прогрессивные взгляды Финлея усилили подозрительность цензуры к вышедшей на русском языке его книге. В ней были найдены «мысли, направленные против некоторых учений православной церкви и, сверх того, против неприкосновенности верховной власти», «пренебрежительные отзывы об иконах, о пророчествах, чудесах». Главу, посвящённую иконоборству, духовная цензура сочла за прямой выпад против православной церкви.

В Комитете министров, где рассматривался вопрос о книге Финлея, высказывалось мнение, что запрещение этой книги может поставить самодержавие в смешное положение перед общественным мнением Западной Европы, но спор решил Александр II, «начертавший» на проекте решения Комитета министров слова: «исполнить по мнению меньшинства». Книга Финлея была признана враждебной учению православной церкви, а такие книги, как сказано в решении, «не должны пропускаться, так как православная церковь составляет надёжную опору нашего государства».

В марте 1879 г. все 580 экземпляров крамольного труда Финлея были уничтожены⁵⁰.

Духовное ведомство расправлялось также с исследованиями из истории литературы, если в них обнаруживались идеи, направленные против религии и церкви. В 1874 г. духовная цензура обрушилась на вышедшую в русском переводе книгу Германа Гетнера «История всеобщей литературы XVIII века». Автор, немецкий буржуазный историк, в молодости был последователем материалистических идей Фейербаха, затем перешёл в лагерь консерваторов. В книге Гетнера духовные цензоры обнаружили «вредную тенденциозность», «дерзкие нападки на основы христианской религии и нравственности». Автора обвинили в том, что он излагал мысли французских философов XVIII в. «без серьёзного опровержения». Весь тираж книги (12 тыс. экземпляров) был сожжён⁵¹.

9

Напуганное назревшим революционным кризисом правительство было вынуждено отступить от политики неприкрытой реакции и прибегнуть к политике «кнута и пряника». В апреле 1865 г. был пересмотрен цензурный устав, отменена предварительная цензура для части книг, из предупредительной цензура превратилась в карательную. По отношению к издателю книги, признанной вредной, возбуждалось судебное преследование. Но практика первых лет действия нового закона показала, что преследование книги судом — дело ненадёжное, судебный процесс привлекал к книге внимание, что было крайне нежелательно для самодержавия.

В 1872 г. вышел новый закон, по которому уничтожение книг, признанных вредными, производилось без суда и следствия, административным порядком.

Закон от 6 апреля 1865 г. не коснулся духовной цензуры, она продолжала действовать по уставу 1828 года. Предварительному рассмотрению духовной цензуры подлежали прежде всего книги церковного характера. Но и в новом законе имелась статья, по которой любое сочинение, содержавшее места духовного характера, должно было передаваться на разрешение в духовную цензуру. Редакция закона давала возможность широко толковать эту статью, чем и пользовалось духовное ведомство в борьбе против науки.

Даже синод вынужден был признать в 1871 г., что духовная цензура оставляет «широкий простор для произвола», что деятельность духовных цензоров встречает осуждение, в результате чего общество неприязненно относится не только к духовной цензуре, но и духовной власти. Однако все оставалось по-старому, и через «кольцо духовной цензуры, — как выразился один церковник, — протискивалась вся литература».

В 60-х годах XIX в. передовые русские учёные выступали против идеалистических взглядов в естествознании и философии, защищали материализм.

Распространение материалистических идей вызывало серьёзное беспокойство правительства и духовного ведомства, опасавшихся, что развитие естествознания может подорвать основу христианской идеологии — веру в бессмертие души. В секретной инструкции цензорам от 23 августа 1865 г. предлагалось «обращать внимание на то, чтобы под фирмой учёных статей и трактатов не скрывалась недозволенная пропаганда атеизма, социализма, материализма»⁵².

Книга замечательного русского учёного И. M. Сеченова «Рефлексы головного мозга» появилась в разгар острой борьбы церковников с распространением материалистических идей в естествознании. Направленная против религиозно-мистического представления о человеке и его деятельности книга Сеченова была встречена как вызов официальному мировоззрению, основанному на религии. Первоначально труд Сеченова носил название: «Попытки свести способ происхождения психических явлений на физиологическую основу». Предполагалось напечатать его в боевом органе революционных демократов — «Современнике», но ввиду большой популярности журнала и его материалистического направления поместить труд в «Современнике» не было разрешено. Труд Сеченова по предложению цензуры был опубликован в 1864 г. в малоизвестном журнале «Медицинский вестник».

В 1866 г. 3 тыс. экземпляров книги И. M. Сеченова под заглавием «Рефлексы головного мозга» были отпечатаны без предварительной цензуры. Через 3 дня после представления её в цензуру на книгу наложили арест. «Эта материалистическая книга, — отмечал цензор, — отвергла свободную волю и бессмертие души, не согласна ни с христианским, ни с уголовно-юридическим воззрением и ведёт положительно к развращению нравов… Книга Сеченова вредна, как изложение самых крайних материалистических теорий».

Учение Сеченова разоблачало религиозное представление о человеке и подрывало основы господствовавших религиозных взглядов. Дешевизна книги и популярное изложение делало её в глазах цензуры особенно опасной, так как она была доступна для широких масс народа, а этого особенно боялось правительство.

Несмотря на крайне резкую оценку книги защитниками православия, судебное ведомство все же не решилось затеять гласный процесс против её автора и издателя. «Гласное развитие материалистических теорий при судебном производстве этого дела, — говорилось в отзыве министерства юстиции, — может иметь последствием распространенно этих теорий в обществе вследствие возбуждения особого интереса к содержанию этой книги».

Чтобы не привлекать внимание общества к книге Сеченова, ведомство было вынуждено снять с неё арест⁵³. Но книга продолжала оставаться «неизмеримо вредного направления», и ещё в 1894 г. она числилась в списках книг, запрещённых для хранения в библиотеках. Автора считали политически неблагонадёжным, ему даже не разрешалось читать лекции в воскресших школах.

Труд И. M. Сеченова сыграл большую роль в борьбе передовых учёных и философов за материалистическую разработку сущности психических процессов, он нанёс смертельный удар по идеалистической теории бессмертия человеческой души. Поэтому церковники ополчились на автора этого замечательного труда. Петербургский митрополит Исидор просил синод сослать Сеченова «для смирения и исправления» в Соловецкий монастырь «за предерзостное душепагубное и вредоносное учение»⁵⁴. В богословских журналах печатались статьи с злобной критикой материалистических идей Сеченова. Такова, например, статья Остроумова «О физиологическом методе в психологии», помещённая в богословском журнале «Вера и разум» в 1888 г., статья киевского архимандрита Бориса «О невозможности чисто физиологического объяснения душевной жизни», опубликованная в том же журнале в 1890 г. В. Певницкий в статье «Пастырские заметки относительно борьбы с материализмом», помещённой в «Трудах Киевской духовной академии» в 1869 г., выступал против теории Сеченова и отрицания бессмертия души, против науки, которая, по его словам, «разрушает основания всякой религиозной жизни и всякого верования⁵⁵.

10

Духовное ведомство враждебно относилось к передовой русской журналистике, особенно к журналу «Современник», со страниц которого, по словам Ленина, звучала «могучая проповедь Чернышевского, умевшего и подцензурными статьями воспитывать настоящих революционеров…» ⁵⁶.

Журнал «Современник», воплотивший в себе передовые традиции русской революционной демократии, привлёк внимание церковников своей проповедью материалистических идей, антицерковным характером напечатанных материалов. Составляя перечень «предосудительных» статей, помещённых в журнале «Современник», цензура отметила ряд статей, «оскорбительных для обыкновенного религиозного настроения духа», проповедующих «религиозное отрицание и материализм». К таким статьям, помимо ранее опубликованных, были отнесены: «Суемудрие дня» M. А. Антоновича, в которой, по словам цензора, сквозит «неуважительное отношение к православию и вообще к христианской религии»; рассказ Глеба Успенского «Деревенские встречи», в котором обнаружено «кощунство над св. писанием, верой в будущую жизнь и оскорбление священнического звания»⁵⁷.

Особенно резким нападкам подвергся «Современник» за статью великого революционного демократа H. Г. Чернышевского «Антропологический принцип в философии», помещённую в 4-5-й книжке журнала за 4860 г. В этой статье H. Г. Чернышевский, дав стройную материалистическую теорию научного мировоззрения, открыто выступил против церковной идеологии, которой отравлялись народные массы.

Органы политического сыска и церковники во главе с московским митрополитам Филаретом неоднократно подчёркивали, что «Современник» проповедует «материализм в общедоступной форме, вызывает у читателя охлаждение к вере», помещает «сочувственные отзывы о ниспровержении алтарей и престолов», допускает «насмешки над уважением к религии».

Так же нетерпимо относились церковники к другому журналу революционных демократов — «Русское слово», в котором активно сотрудничал Д. И. Писарев. В статье Писарева «Исторические идеи О. Конта» церковники увидели «стремление поколебать авторитет православной церкви».

В период усиления террора и разгула реакции правительство закрыло «Современник» и «Русское слово», лишив русское общество боевых органов печати. Одной из причин закрытия этих журналов была пропаганда ими материализма и критика религиозной идеологии.

В период реакции 80-х годов XIX в., когда печать, по словам вдохновителя реакции К. П. Победоносцева, рассматривалась как зло, которое необходимо «обуздать», были запрещены многие периодические издания. Так, особое совещание, в котором принимал активное участие этот обер-прокурор, подвергло репрессиям журнал «Слово» за помещённые в нём статьи антирелигиозного и антицерковного характера. Нападки цензуры вызвала статья «Вольтер», где была усмотрена «явная враждебность не только христианству, но и вообще всякому богопочитанию». На статью «Диалектика и её применение в науке» цензура обрушилась за «отрицание общечеловеческой морали». Особенное негодование духовенства вызвала статья, в которой давалась положительная характеристика гонимым православным ведомством сектам. Здесь цензура усмотрела «восхваление» сект, идущих против официальной церкви. В 1881 г. журнал «Слово», подозревавшийся в связях с революционными организациями, за пропаганду материалистических и революционных идей, за враждебное отношение к религии и православию был закрыт⁵⁸.

Обер-прокурор синода К. Победоносцев оказывал большое влияние на гражданское цензурное ведомство. Стоявший во главе ведомства E. Феоктистов, этот, по выражению Салтыкова-Щедрина, «холоп Каткова», злейший враг даже умеренной печати, был очень близок к Победоносцеву и в течение 13 лет ведал цензурой под непосредственным его руководством. Во всех случаях, когда к тому был малейший повод, поступившие в светскую цензуру книги передавали на рассмотрение духовной цензуры, а та уже выносила угодное обер-прокурору решение. Современники говорили, что передача книги в духовную цензуру означала её погребение.

11

Атеистическая пропаганда в России преследовалась по закону. 173 статья XV тома свода законов гласила, что если кто в публичном месте или собрании «дерзнет с умыслом порицать христианскую веру, или православную церковь, или ругаться над священным писанием или св. таинствами, тот подвергается лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу».

Цензурные уставы не допускали нарушения должного уважения к учению и обрядам православной церкви. Неприкосновенность её, как господствующей церкви, защищалась наравне с неприкосновенностью царской власти.

Закон этот на практике применялся очень широко, и малейшая критика христианской религии, особенно православной церкви, вызывала град репрессий по отношению к книгам, их авторам и издателям.

В связи с канонизацией в 1861 г. Тихона Задонского (он был объявлен святым для отвлечения крестьян от выступлений против ограбления их помещиками во время крестьянской реформы) была издана массовым тиражом «житийная» литература, посвящённая новому святому. Однако в «Житии Тихона», где он прославлялся как крестьянский святой, было найдено «неправильное толкование мыслей и даже неблаговидные намёки и суждения». В «Житии» рассказывалось, что Тихон заступался за крепостных крестьян. Такое поведение святого было найдено «неправославным». Календарь с житием нового святого изъяли.

В 1865 г. газета «Голос», редактором которой был А. А. Краевский, поместила статью «Неразумные ревнители православия». В ней сообщалось о нетерпимости православною духовенства к раскольникам, о фактах грубейшего произвола и надругательства над ними.

Хотя факты гонений на раскольников подтвердились, Краевского за критику методов насаждения православия обвинили в распространении ложных слухов о преследовании раскольников и приговорили к заключению в военной тюрьме на 2 месяца⁵⁹.

В 1866 г. было возбуждено судебное преследование против Ф. Павленкова за издание им сочинений Д. И. Писарева.

В статье «Русский Дон-Кихот», вошедшей во 2-й том сочинений, Писарев критиковал литературную деятельность московского славянофила Киреевского.

Славянофилы выступали в защиту православной церкви, проповедовали «религиозное обновление мира», защищали крепостные порядки и призывали крестьян к «православному смиренномудрию». Критикуя славянофилов, Писарев называл Киреевского «самым мрачным и вредным обскурантом», зло высмеивая реакционные взгляды его в области просвещения. Киреевский считал, что в основу просвещения должны быть положены «истины христианской церкви», что такие науки, как философия, история и политика, должны «освещаться светом религиозной веры» и что русская интеллигенция для борьбы с материализмом должна обратиться к «разуму св. отцов», к «чистым источникам веры».

Высмеивая взгляды этого хранителя церковного благочестия, Писарев писал, что православные верования, которые защищает Киреевский, «не что иное, как замысловатое миросозерцание, допотопные идеи, сказки нянюшек». Д. Писарев восставал против уступок религии, против попыток «мирить разум с нелепостью».

В другой статье «Бедная русская мысль», вошедшей в тот же том, Писарев разоблачал реакционную деятельность правительства, подавлявшего все прогрессивное и препятствовавшего просвещению народа. В своей обвинительной речи, требуя для издателя Павленкова сурового наказания, прокурор Тизенгаузен восклицал: «И где все это проповедуется?… В христианской стране, исповедующей православие, как первенствующую и господствующую религию, верховный защитник и хранитель догматов которой — император!».

Дело Писарева рассматривалось в судебных инстанциях в течение трёх лет. По приговору суда книгу уничтожили.

Внимание цензуры привлёк и 2-й том сочинений Д. И. Писарева, в котором были помещены статьи «Процесс жизни» и. «Физиологические эскизы». За материалистические взгляды автора, за пренебрежительное отношение к христианскому мировоззрению, за глумление над аскетизмом на книгу наложили арест. Популярное изложение книги делало её в глазах цензоров особенно опасной, так как она была доступна, по их словам, «для молодого или малообразованного читателя».

Около года судебные органы решали вопрос — можно ли привлечь автора и издателя за «богохуление, порицание христианской веры», т.е. по ст. 181 уголовного уложения, наказывавшей лишением всех прав состояния и ссылкой на поселение в отдалённейшие места Сибири. Наконец, решено было, ввиду сомнения в исходе судебного дела, издателя к ответственности не привлекать, а с книги снять арест⁶⁰.

В 1879 г. типография Академии наук отпечатала 5000 экземпляров «Общедоступного календаря», который также обратил на себя внимание бдительных духовных цензоров. В календаре была помещена статья о монастырских доходах, не приносящих пользы, а также статья «Черт и ведьма», в которой рассказывалось о дикой расправе средневековой инквизиции с мнимыми колдунами и ведьмами.

Духовная цензура не дала в обиду католическую инквизицию и сочла «неприличным» разоблачение монастырских тайн. По представлению цензуры Комитет министров, единогласно решив, что календарь принесёт «огромный и ниспровержимый вред», велел уничтожить его⁶¹.

12

Выдающийся представитель русского материализма Л. И. Герцен вёл непримиримую борьбу против православной церкви. В гневных и страстных словах он разоблачал её реакционную роль, защиту ею самодержавия и помещиков, враждебное отношение к просвещению народа. Клеймя церковников, выступавших против науки, Герцен писал: «На каком основании мы… будем смиренно молчать…, когда выживший из ума монах выползает из сырой кельи своей для того, чтобы мешать науке…, когда духовенство заговорило против популяризации науки?… Пусть живые мертвецы держатся сообразно своему чину и молчат, тогда и мы будем молчать… Но всякий раз, когда архипастырский жезл ударит по живому мясу нашей начинающей свободы, как полицейская палка, мы закричим»⁶².

Сочинения Герцена были в России под запретом. Ещё в 1848 г. поступил донос, в котором указывалось, что в напечатанных в «Отечественных записках» очерках «Дилетантизм в науке», автором проповедовался «материализм и политические мнения». По распоряжению Николая I все номера журнала с этим произведением Герцена были скуплены и сожжены.

В 1893 г. предприняли попытку издать в России произведения Герцена, но из 4000 страниц его произведений цензура запретила более 3000 за «умеренный атеизм и социалистические идеи»⁶³.

Произведения Герцена, в которых он выступал против самодержавия и церкви, распространялись в России, несмотря на все политические рогатки. Для борьбы с идеями Герцена, особенно с критикой им православия, церковным ведомством выпускались грязные книжонки, содержавшие гнусные выпады по адресу Герцена.

В 1859 г. по поручению петербургского митрополита Григория самым свирепым цензором николаевского времени H. Елагиным была издана книжонка «Искандер — Герцен», направленная против Герцена и разоблачения им политического союза православия с самодержавием. Митрополит Григорий сам правил корректуру этой грязной книжонки, в которой Герцена называли «богоотступником», «врагом христианской веры», «противником православия», «беглецом».

Ознакомившись с этим «произведением», Герцен назвал его «сквернословием синодальных писателей и семинарских риторов старшего порядка». Он писал по поводу этого пасквиля: «Достаньте прочесть ругательную книгу на меня, напечатанную по внушению св. синода каким-то синодчиком обер-секретарём. Она вышла в Берлине под заглавием "Искандер — Герцен". Вы животики надорвёте: и вор-то я, и разбойник»⁶⁴.

Пасквиль «синодчиков» успеха не имел. Русские читатели отлично поняли, какие цели преследовал митрополит Григорий, способствуя изданию грязной книжонки, направленной против Герцена.

13

В 1866 г., в период массовых репрессий после каракозовского выстрела, много толков вызвала книга H. В. Соколова «Отщепенцы». H. В. Соколов (1832-1889 гг.) окончил Академию генерального штаба, дважды выезжал за границу, где встречался с Л. И. Герценом. В 1861 г. он сблизился с кружком оппозиционно настроенных офицеров, принимал активное участие в журнале революционных демократов «Русское слово». О роли Соколова в этом журнале Д. И. Писарев писал редактору Благосветлову: «Что касается идей, то сам Соколов не только постоянно вместе с нами, но даже часто идёт впереди нас и прокладывает дорогу»⁶⁵.

Книга H. В. Соколова «Отщепенцы» подверглась немедленному аресту. По словам цензора, автор проводил в ней мысль о том, что христианство было орудием и пособником всевозможных преступлений. Цензор писал, что книга представляла собой «сборник неистовых памфлетов, который едва ли имеет что-либо подобное в русской печатной литературе». Дело об издании книги Соколова «Отщепенцы» слушалось в июле 1867 г. в уголовном департаменте петербургской судебной палаты при закрытых дверях. Автору предъявили обвинение в том, что он допустил «порицание христианской веры, а нераздельно с ней и церкви православной», что он «оспаривал неприкосновенность верховной власти». По приговору суда Соколова заключили в крепость на 1 год и 4 месяца, а его книгу уничтожили. После отбытия наказания Соколова сослали в Архангельскую губернию. В 1872 г. он бежал из ссылки за границу, где и умер в 1889 г.

Книга H. В. Соколова «Отщепенцы» была издана в Цюрихе в 1872 г. Боевой революционный и атеистический дух этой книги создал ей большую славу, она получила широкое распространение в России 70-х годов XIX в.⁶⁶

С непримиримой враждебностью относились церковники к попыткам ознакомить русское общество с произведениями западных богословов и учёных, критиковавших христианские догматы и объявлявших мифом евангельские сказания. Произведения Д. Штрауса, Э. Ренана и других критиков ортодоксального богословия подвергались осуждению и решительному запрещению. Книга немецкого богослова Давида Штрауса «Жизнь Иисуса» в своё время вызвала много толков. Обстоятельно изучив библейские источники, Штраус пришёл к выводу, что евангельские рассказы о жизни Христа являются мифотворчеством христианских общин. Взгляды Штрауса были осуждены православным ведомством, а его книги подвергались запрещениям с 1835 по 1906 г.

«Автор, — писали защитники православия, — колеблет христианскую веру в самых её основаниях и уничтожает не только догматическую, но и историческую её сторону, относя равномерно все чудесное и все затруднительное к поэтическим вымыслам и украшениям»⁶⁷.

Кроме работ Д. Штрауса и Э. Ренана, были запрещены также работы прогрессивного французского учёного А. Древса. Его книга «Был ли Христос?» числилась в списках запрещённой литературы ещё в 1916 г.

14

Самодержавие и духовное ведомство враждебно относились к распространению в России идей крупнейшего материалиста домарксова периода Людвига Фейербаха (1804-1872 гг.). Атеизм Фейербаха является одним из крупнейших достижений философской мысли до Маркса, он получил высокую оценку основоположников марксизма. По словам Маркса, Фейербах своей критикой религии «сделал эпоху, так как выдвинул на первый план некоторые неприятные христианскому сознанию и важные для успехов критики пункты», свёл «религиозный мир к его земной основе»68. Много сделав для раскрытия гносеологических корней религиозного создания, Фейербах, однако, не дошёл до понимания социальных корней и классовой сущности религии, его атеизм не выходил за рамки «буржуазной войны с религией». Ленин, вслед за Энгельсом, упрекал Фейербаха в том, что, борясь против старой религии, он пытался в то же время сочинить новую, «возвышенную» религию⁶⁹.

Считая Фейербаха опаснейшим врагом религии, самодержавие запрещало его произведения, как только они проникали в Россию. В 1852 г. была запрещена работа Фейербаха «О сущности религии». В ней критиковалось религиозное мировоззрение, как мешающее человеку познать природу. В 1862 г. эта работа вышла на русском языке, но была немедленно запрещена.

В 1908 г. закончилась неудачей новая попытка познакомить русских читателей с этой выдающейся работой Фейербаха. «Книга, — писал цензор в своём отзыве, — не утратила в остроте того отрицательного отношения к религии и бытию бога, какими дышат эти популярные лекции… и той хлёсткости языка, каким изложены его крайние воззрения»⁷⁰.

В 1860 г. был запрещён большой труд Фейербаха «История новой философии от Бэкона до Спинозы», вышедший в 1833 г. В своём отзыве цензор отмечал, что в этой работе «автор старается убедить читателя, что идея бога есть не что иное, как облик человеческого самопознания»⁷¹.

Работа Фейербаха «Теогония», в которой разбирались и критиковались библейские сказания о создании мира, человека, о жизни на Земле и были разоблачены попытки церковников и попов выдать библейские сказки за непреложную истину, подверглась ожесточённым нападкам защитников религии. «Взгляд автора, — писал в 1892 г. цензор, — ультраматериалистический, стоявший за вечность материи и насмехающийся над учением о сотворении мира всемогущим творцом». Книга была запрещена.

В другой своей работе «Мысли о смерти и бессмертии» Фейербах отрицал личное бессмертие, называл учение о загробной жизни нелепым и преступным, так как оно отвлекало людей от земной жизни. Эта работа, запрещённая в своё время в Германии, была враждебно встречена цензурой в 1907 г. Считая работу Фейербаха «враждебной христианству и вообще религии» за критику религиозного учения о бессмертии души, цензор писал: «Книга Фейербаха увлекательна, но едва ли можно сыскать книгу разрушительнее для христианства».

В 1910 г. в Россию стали проникать отдельные тома сочинений Фейербаха, изданных в Германии в 1903-1910 гг. Цензура запретила распространение работ этого философа - материалиста, дав им следующую характеристику: «Сочинения Фейербаха такого, как известно, свойства, что давность времени не стирает с них того характерного отпечатка, который делает их невозможными… к беспрепятственному распространению»⁷².

Запрещение работ Фейербаха, особенно таких, как «Сущность христианства» и «Сущность религии», не могло помешать широкому распространению их в рукописных списках и литографированных изданиях.

Литографированные издания сочинений Фейербаха встречались не только среди студентов Московского и Петербургского университетов, но и у семинаристов далёкой Вологодской епархии. Узнав, что у семинаристов Вологодской семинарии найдены литографированные издания сочинений Фейербаха, московский митрополит Филарет предложил виновных студентов исключить, а ректора семинарии Попова за недосмотр уволить.

Большое влияние оказали сочинения Фейербаха на формирование мировоззрения В. Г. Белинского, А. И. Герцена, H. А. Добролюбова, H. Г. Чернышевского. В революционно-демократических кружках читали и перечитывали книги Фейербаха, его материалистические и атеистические идеи были широко распространены.

Герцен, высоко ценивший материалистическое и атеистическое значение работы Фейербаха «Сущность христианства», называл эту книгу «дивным сочинением, способствовавшим отрезвлению людей от богословия»⁷³. H. Г. Чернышевский, говоря о влиянии на него идей Фейербаха, писал, что в молодости он знал целые страницы из Фейербаха и усердно перечитывал их.

Самодержавие запрещало не только произведения Фейербаха, но и изложение его взглядов, всякое упоминание о нём. «Н. Г. Чернышевский, — писал Ленин, — выступал в русской литературе ещё в 50-х годах прошлого века, как сторонник Фейербаха, но наша цензура не позволяла ему даже упомянуть имя Фейербаха. В 1888 году в предисловии к предполагавшемуся третьему изданию "Эстетических отношений искусства к действительности" H. Г. Чернышевский попытался прямо указать на Фейербаха, но цензура и в 1888 году не пропустила даже простой ссылки на Фейербаха! Предисловие увидело свет только в 1906 году…»⁷⁴.

В 70-х годах XlX в. в церковно-богословских журналах появились статьи о вреде критики Фейербаха, нанесённой христианству, о необходимости борьбы с распространением сочинений Фейербаха в рукописных списках и литографированных изданиях. Эта же борьба против Фейербаха, отражавшая непримиримость материализма и поповщины, велась на страницах церковных журналов и в 900-х годах.

15

Великий английский учёный Чарлз Дарвин — основоположник материалистического учения о происхождении видов — нанёс сокрушительный удар по религии, телеологии и философскому идеализму. Дарвин доказал несостоятельность взглядов о божественном происхождении животных и растений. «Дарвин, — писал В. И. Ленин, — положил конец воззрению на виды животных и растений, как на ничем не связанные, случайные, "богом созданные" и неизменяемые, и впервые поставил биологию на вполне научную почву, установив изменяемость видов и преемственность между ними»⁷⁵.

Учение Дарвина приобрело в России широкую известность. На русском языке вышло в 1861 г. «Происхождение видов». В периодических журналах неоднократно помещались статьи о Дарвине и его учении. Великий русский учёный К. А. Тимирязев знакомил русских читателей с учением Дарвина в статьях, помещённых в 1864 г. в журнале «Отечественные записки».

Идеи Дарвина пропагандировал также революционный демократ Д. И. Писарев. В 1864 г. в журнале «Русское слово» опубликовали его большую статью «Прогресс в мире животных и растений». Писарев отметил значение учения Дарвина, в котором были сформулированы законы исторического развития организмов.

Вспоминая о своей борьбе за дарвинизм, оградивший, по его словам, науку от вторжения богословия, Тимирязев рассказывал о той травле, которая велась против него и учения Дарвина.

Учение Дарвина, подрывавшее в корне религиозные представления о происхождении жизни на Земле, было враждебно встречено православной церковью. Церковники обвиняли дарвинизм, в частности, в том, что он не оставил места для нравственности. Произведения Ч. Дарвина преследовались. В 1871 г. написанная для журнала «Сияние» статья «Понятие о происхождении видов органических форм» была запрещена за то, что в ней проводились взгляды, противоречившие библейским представлениям о происхождении человека и животных. В журнале «Знание» была опубликована статья «Происхождение человека и половой подбор». За помещение этой статьи журналу сделали предупреждение. В 1876 г. для журнала «Всемирный путешественник» была подготовлена статья «Исторический очерк учения о происхождении организмов», в которой подробно излагалось учение Дарвина. Происхождение человека в этой статье, по словам защитников религии, объяснялось «в явном противоречии с преданиями книги Бытия». Статья предназначалась для дешёвого журнала, что способствовало её запрещению.

В 1890 г. была предпринята попытка ознакомить читателей с вышедшей ещё в 1884 г. книгой: «Чарлз Дарвин и его учение. Афоризмы, собранные из произведений Дарвина, его предшественников и современников». Защитники православия назвали её «катехизисом материалистического отрицания религиозных идей». В книге, писал цензор, даны «выдержки из Дарвина и его комментаторов с целью распространения в публике истин крайнего материализма, отрицающих идею о творце, как привыкли мы по учению библии». Эта книга тоже не увидела свет.

Такая же участь постигла статью А. Никольского «Что сделал для науки Ч. Дарвин?» Цензура нашла неуместным знакомить со взглядами Дарвина многочисленных подписчиков иллюстрированного журнала «Природа и люди», предназначенного для «семейного чтения». В 1893 г. была запрещена вышедшая в Лейпциге книга Сюдекума Альберта «Дарвин. Его жизнь, учение и значение». Внимание цензуры привлекли слова автора, что «все религии излишни и враждебны просвещению и что не бог создал человека, а сами люди делают себе богов». «Антирелигиозное направление» книги, популярность изложения, её доступность и дешевизна попугали защитников православия, которые постарались помешать русской читающей публике ознакомиться с ней. Редакция журнала «Научное обозрение» в 1895 г. хотела дать своим читателям в виде приложения к журналу книгу Ч. Дарвина «Происхождение человека и половой отбор». Но за «материалистический характер» она была запрещена⁷⁶.

Учение Дарвина подверглось ожесточённым нападкам духовенства. Не ограничиваясь цензурными преследованиями произведений Дарвина и статей, популяризовавших его учение, церковники в своих проповедях и специальной литературе выступали против дарвинизма, называли учение Дарвина «богохульным», доказывали его «ненаучность», несовместимость с религиозным мировоззрением с учением о нравственности.

Когда профессора Казанского университета Вагнер и Якобий прочли публичные лекции, посвящённые дарвинизму, то казанский архиепископ Антоний выступил с протестом против популяризации идей эволюционизма. Профессор богословия Московского университета протоиерей H. А. Сергиевский выступил с циклом лекций «О библейской истории сотворения мира в связи с естественной историей», в которых он пытался критиковать дарвинизм за подрыв им авторитета священного писания. В 1862 г. профессор Московской духовной академии П. И. Горский-Платонов в статье «Разбор учения Дарвина о происхождении видов в царстве животном и растительном» пытался опровергнуть дарвинизм с позиций поповщины.

Эволюционное учение «опровергал» С. Глаголев в своей диссертации на соискание степени магистра богословия. В книге «О происхождении и первобытном состоянии рода человеческого» этот автор, полемизируя с Дарвином, «погружаясь», по его словам, в 17 главах своей обширной диссертации в область геологии, зоологии, антропологии и богословия, пытался доказать, что учение о родстве человека с обезьяной — это якобы «материалистическое предубеждение эпохи» и что библейское учение о происхождении человека — единственно правильное, что библия не находится в противоречии с научными открытиями, а подтверждает и разъясняет их. Священник Мартынов в статье «Эволюционизм перед нравственным судом христианства», помещённой в журнале «Вера и церковь» за 1904 г., обвинял эволюционную теорию в том, что она разрушает общечеловеческую и христианскую мораль. «Между эволюционной теорией и христианством, — писал он, — существует противоречие самое резкое, коренное; эволюционизм отрицает то, что составляет самую сущность религии»⁷⁷. Однако наступило время, когда опровергать дарвинизм одними ссылками на библию было уже невозможно. Тогда церковники стали уверять, что естествознание доказывает необходимость бытия божия и что «вера и наука не враги, но подруги и союзницы в общем деле»⁷⁸.

Разоблачая политический смысл гонений на просвещение и дарвинизм, известный учёный H. А. Морозов писал: «Естественные науки с их дарвинизмом считались возбуждающими вольнодумство, а потому враждебными церковному учению, а с ним и самодержавной власти русских монархов, якобы поставленных самим богом»⁷⁹.

16

Крупнейший немецкий учёный, естествоиспытатель и последователь Дарвина Эрнест Геккель (1834-1919 гг.) в своих трудах выступал против идеализма и церковного мракобесия, вскрывал реакционную роль церкви, разоблачал религиозные суеверия и руководителей церкви, называя их «бессовестными шарлатанами и обманщиками». Критикуя воинствующую церковь, Геккель разоблачал вместе с тем учёных — идеалистов, защищавших поповщину.

Церковники резко осуждали материалистические идеи Э. Геккеля, критику им религии и церкви.

В 1873 г. был издан большой пруд Э. Геккеля «Естественная история мироздания». Книгу признали крайне опасной и подрывавшей основы религии. «Автор, — писал защитник православия, — развивая материалистическое учение о мироздании, о духовной природе человека, постоянно старается противопоставить выводы этого учения библейским сказаниям о мироздании, о сотворении человека, о всемирном потопе или христианском учении о боге и позволяет себе глумиться над преданиями св. писания и тем вызвать неуважение к авторитету священных книг и христианскому учению вообще»⁸⁰.

В 1879 г. вышла из печати книга Э. Геккеля «История пламенного развития организмов», в которой автор подробно излагал эволюционную теорию. Отзыв об этой книге написал «гаситель мысли», «притеснитель цензуры», начальник главного управления по делам печати, профессор–ориенталист В. В. Григорьев. Что представлял из себя этот мракобес, лучше всего можно судить по его же статье «Умственная диета», вышедшей в 1871 г., где Григорьев писал, что «чтение засоряет мозги», «притупляет природные логические способности» читателя, который якобы «утрачивал всякую возможность ориентироваться в хаосе нахватанного отовсюду умственного хлама»⁸¹.

О книге Э. Геккеля этот дипломированный враг просвещения писал: «Книга-вредна, как популяризующая материалистическое учение о происхождении человека. Такая популяризация материализма в деле антропологии много уже причинила вреда русскому обществу».

«За материалистический и совершенно противорелигиозный характер» в апреле 1880 г. книга (975 экземпляров) была уничтожена ⁸².

Такая же участь постигла другую книгу Э. Геккеля — «Наше современное знание о происхождении человека», которая представляла собой реферат, прочитанный Э. Геккелем на 4-м международном конгрессе зоологов в 1898 г.

Была запрещена и всемирно известная книга Э. Геккеля «Мировые загадки», где беспощадно критиковались идеализм и поповщина. «Буря, которую вызвали во всех цивилизованных странах "Мировые загадки" Э. Геккеля, — писал Ленин, — замечательно рельефно обнаружила партийность философии в современном обществе, с одной стороны, и настоящее общественное значение борьбы материализма с идеализмом и агностицизмом, с другой. Сотни тысяч экземпляров книги… показали воочию, что книга эта "пошла в народ", что имеются массы читателей, которых сразу привлёк на свою сторону Э. Геккель. Популярная книжечка сделалась орудием классовой борьбы»83.

Первое издание «Мировых загадок», вышедшее в России в 1902 г. тиражом 3 тыс. экземпляров, было немедленно сожжено, так как в книге, по отзыву защитников православия, «красной нитью проходила идея животного происхождения человека». Такая же участь постигла и 2-е издание этой книги, вышедшее в 1906 г. В 1908 г. «Мировые загадки» вновь подверглись репрессиям за «дерзкие выходки против высочайших предметов христианского почитания». Эта боевая книга числилась в списках запрещённой литературы ещё в 1916 г.⁸⁴

Взгляды Э. Геккеля подверглись ожесточённым нападкам в церковной и поповствующей литературе, а также в лекциях церковников, направленных против материалистического мировоззрения. В 1900 г. священник Павлов в зале Московского синодального училища прочёл лекцию «Бессмертие с точки зрения положительной науки», в которой он пытался доказать превосходство учения православной церкви над взглядами «богохульника», как он назвал Э. Геккеля⁸⁵. «Опровергатель» материалистических идей А. Чемоданов в статье «Научная несостоятельность материалистического монизма», выступая с бранью в адрес Э. Геккеля, критиковал материалистические идеи с церковных позиций⁸⁶. Наряду с церковниками против Геккеля выступали поповствующие профессора во главе с представителем философского идеализма H. M. Соловьевым. Кроме злобных статей против Геккеля и других материалистов, помещённых в сборнике «Научный атеизм. Сборник статей о профессорах Геккеле, Мечникове и Тимирязеве», вышедшем в 1915 г., Соловьев печатал реакционные статьи в богословских журналах, которые охотно предоставляли ему свои страницы. Так, в журнале «Христианин» была опубликована его статья «Монистическая философия Геккеля в её отношениях к науке и религии», в которой Соловьев громил Геккеля за его стремление «разрушить христианскую церковь, уничтожить веру в бога, снять покрывало со всех тайн природы»⁸⁷.

Самодержавие и церковь непримиримо относились к пропаганде научных взглядов Э. Геккеля, так как они подрывали один из устоев самодержавия — религиозное мировоззрение.

Борьба Геккеля с религией не была последовательной. Показав «неискоренимость естественно-исторического материализма», «непримиримость его со всей казённой профессорской философией и теологией», Геккель, как писал Ленин, в то же время выдумывал «свою религию…, отстаивая принципиально союз религии с наукой»⁸⁸.

17

Самодержавие пыталось помешать распространению в России великих идей научного коммунизма. Произведения Маркса и Энгельса запрещались и уничтожались, за хранение отдельных работ Маркса и Энгельса привлекали к ответственности. Свирепость царской цензуры и царской полиции увеличивалась в связи с ростом революционного пролетариата, в период развёртывания острой классовой борьбы.

Указывая на огромную революционизирующую силу великих идей Маркса — Энгельса, призывавших пролетариат к борьбе с эксплуататорами, царская цензура всякий раз отмечала атеистический характер их бессмертных произведений. Уничтожая научные произведения Маркса — Энгельса, самодержавие защищало религию, служившую интересам эксплуататорских классов.

В 1878 г., рассматривая вопрос о выпуске работы Ф. Энгельса «Переворот в науке, произведённый E. Дюрингом», цензор указывал на опасность издания этой книги. Он цитировал данное Энгельсом определение религии, как фантастического отражения в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневном существовании. В качестве одного из аргументов для запрещения этого произведения был указан его атеистический характер. В 1894 г. труд Энгельса вновь подвергся репрессиям, причём и на этот раз одним из мотивов запрещения был его атеистический характер.

В 1904 г. эта работа была опять задержана, а издателю предложили исключить ту часть текста, где встречались «резкие нападки на христианскую религию и христианскую нравственность»⁸⁹.

В 1888 г. цензура запретила труд Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии». «В нём, — писал защитник церкви, — проведён по отношению к объяснению мировых явлений и признан за непреложную истину крайне материалистический, подрывающий всякую положительную религию взгляд. Развитие и признание этого взгляда тем легче может поколебать религиозные чувства малоопытного читателя, что опирается, по-видимому, на основания, заимствованные из области точных наук» ⁹⁰.

Изложение бессмертных идей марксизма живым языком казалось цензуре особенно опасным. Защитники религии считали, что труд Энгельса, вскрывавший противоположность научного мировоззрения религиозному, «легко может произвести смуту и вредное влияние в голове неподготовленного читателя», т.е., что блестящее изложение Энгельсом марксистского учения о религии неизбежно вызовет критическое отношение к ней.

Через 20 лет, в 1907 г., это произведение Энгельса по тем же мотивам было запрещено в четвёртый раз.

В 1901-1902 гг. рассматривался вопрос об издании I-III томов собрания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса. Включив в отзыв ряд мест, содержащих критику христианства и всякой религии, цензор своё заключение о недопустимости издания этих книг закончил словами: «Явная противообщественность, противохристианство и даже вообще противорелигиозность направления всей книги от начала до конца даёт полное основание к тому, чтобы подвергнуть её цензурному запрещению». Вместе с тем было отмечено, что книга «должна зажигательно действовать на умы всех мало-мальски расположенных внимать их учению»⁹¹. Книга была запрещена за её «противохристианство и даже вообще противорелигиозность».

В 1914 г. такая же участь постигла работу Ф. Энгельса «Принципы коммунизма» (первоначальный проект Коммунистического манифеста). Одним из мотивов её запрещения была критика Энгельсом религии. В своём отзыве цензор с возмущением писал, что в книге Энгельса вопрос об удовлетворении религиозной потребности в будущем обществе разрешится просто: «таких потребностей больше не будет, так как исчезнет вера в неземные силы, как исчезнут короли, солдаты и попы»⁹².

В 1915 г. внимание цензуры привлёк изданный в Одессе труд Ф. Энгельса «От классического идеализма к диалектическому материализму». «Хотя настоящая брошюра, — писал цензор, — посвящена вопросам философии и отвлечённой идеологии, но в ней красной нитью проходит намерение автора утвердить в уме читателя материалистическое убеждение в ущерб всяким религиозным верованиям».

Особенное негодование официального защитника религии вызвали слова Энгельса, что господствующие классы пользуются христианством, «как средством управления, с помощью которого можно сдерживать низшие классы в известных границах» ⁹³. Разоблачение Энгельсом реакционной роли религии и христианства и вскрытие им социальных корней религии цензор квалифицировал, как «кощунство». Суд признал труд Энгельса «явно кощунственным», тираж книги был уничтожен. Цензурный репрессиям подвергались также и многие произведения В. И. Ленина. В указателе запрещённых книг, составленном в 1914 г., помещено 13 произведений В. И. Ленина, запрещённых царской цензурой.

Самодержавие также не допускало ознакомления русского общества с идеями Маркса и Энгельса через периодическую печать, особенно марксистскую. В 1897 г. за статью о Марксе был приостановлен на 4 месяца выпуск первой легальной марксистской газеты «Самарский вестник». В ней нашли «пропагандирование самых крайних атеистических и материалистических учений».

Борьба с распространением идей марксизма велась не только цензурными запрещениями. В церковных журналах систематически помещались статьи с критикой учения основоположников марксизма. Первые статьи против марксизма в церковной литературе появились в 70-х годах XIX в. Таковы, например, «Христианство и т. н. социализм» А. Надеждина и «Коммунизм и христианская любовь» Л. Родосского, помещённые в журнале «Странник» в 1870 г., статья «О христианстве и социализме», опубликованная в 1875 г. в журнале «Христианское чтение». Но особенно много писалось против марксизма в годы, предшествовавшие первой русской революции, и в годы реакции. В «Трудах Киевской духовной академии» были напечатаны статьи архимандрита Платона «Христианство и социализм», протоиерея Стеллецкого «Социализм, его история, оценка с христианской точки зрения», в органе Казанской духовной академии «Православный собеседник» — статья К. Григорьева «Разбор мнений представителей современного социализма о христианстве», в органе Московской духовной академии «Богословский вестник» — «Политические партии и их идеалы» В. Мышцына. Во всех этих статьях авторы, не скрывая ненависти к марксизму, проявляли вместе с тем исключительное невежество. Церковные критики марксизма обвиняли Маркса и Энгельса в аморальности, в том, что для них «этика и философия — пережитки старой идеологии» и даже в том, что в трудах Маркса и Энгельса было, по их словам, «грубое отступление от научного социализма».

Научное значение марксизма пытался отрицать священник H. Чипурин в статье, помещённой в журнале «Вера и разум» за 1908 г. Уже в самом названии «Религиозно - нравственное брожение в среде нашего общества и желательная борьба с ним» подчёркивалось, что автор ставит своей задачей борьбу с ростом атеистического движения. Чипурин обвинял русское общество в том, что оно, отвернувшись от евангелия, «уверовало в 3 тома марксова "Капитала"» и что оно «с сектантским фанатизмом стремится к наступлению царства небесного на земле» путём «диктатуры пролетариата» и «экспроприации экспроприаторов»⁹⁴.

В отчёте за 1905-1907 гг. обер-прокурор синода Победоносцев отмечал, что одним из средств борьбы с революционным марксизмом должно быть объединение рабочих вокруг церкви. А московский митрополит Владимир в статье «Наша пастырская задача в борьбе с социал-демократической пропагандой» призывал к физической расправе с последователями марксизма, членами большевистской организации⁹⁵.

18

Как мы видели, православная церковь относилась к науке, особенно материалистической, с непримиримой враждебностью. Пытаясь обосновать учение о личном божестве, как создателе и управителе вселенной, церковные публицисты нападали прежде всего на принцип материальности мира. Профессор Ф. Голубинский в статье «О промысле божьем», защищая религиозный миф о создании мира богом, писал: «Бог непрестанно поддерживает бытие, силы и законы всех тварей и направляет все события в мире к благим целям»96.

Церковники отрицали объективный характер законов природы, её вечность. Из этого делался вывод о возможности и достоверности чудес. «Бог побеждает законы естества», — говорили они⁹⁷.

Религия объявлялась единственным критерием истины; научное мировоззрение отвергалось, как противоречащее этому критерию. «Все суждения, несогласные со словом божьим, ошибочны и лживы», — провозглашали церковники⁹⁸.

Церковные публицисты пытались доказать, что наука не принесла человечеству никакой практической пользы, что она бесплодна. «После грехопадения, — писал соборный протоиерей Афанасий, — началось оскуднение земли. Чтобы спасти себя, люди прибегали к науке. Но чем более наука удовлетворяет потребности, тем скорее они растут». И он делает вывод: «Наука — дело лишнее и даже вредное»⁹⁹.

Говоря о бессилии науки и её враждебности религии, церковники настраивали народ против учёных и просвещения, убеждая его в том, что для практической жизни совершенно достаточно одной библии. «Давайте сюда системы всех философов, — писал священник Константинов, — соберите любомудров прошлых и настоящих веков; а я представлю простейшего из моих собратьев — простолюдинов… только с одной библией»¹⁰⁰.

Так же враждебно выступали церковники против материалистического мировоззрения в 90-х годах XIX в. и в начале XX столетия. Церковные публицисты пытались доказать ограниченность научного познания о мире, его несовершенство. «Наука не знает, — писал профессор Московской духовной академии С. Глаголев, — погибнет ли Земля и как она погибнет. Это решение может дать не знание, a вера». Другой церковник Г. Смыслов в статье «О взаимных отношениях христианской веры и знания» поносил науку, чуждую вере, за то, что она «кичится, обольщает людей», «не даёт выкупа за душу»¹⁰¹. Профессор духовной академии M. Богословский в статье «Христианское учение в сопоставлении с некоторыми мнимонаучными мнениями нашего времени» объявил всякое научное знание, идущее против религии, «мнимонаучным, недоказанным и ложным»¹⁰².

Политика непризнания науки и враждебного к ней отношения не смогла помешать развитию научных идей, широкому распространению материалистического мировоззрения. Поэтому церковь вынуждена была изменить своё отношение к науке. Её идеологи стали доказывать, что между наукой и религией якобы нет противоречий, что естествознание и социальные науки не опровергают откровений и чудес, а согласуются с ними. Уже в 60-х годах XIX в. были попытки примирить религию и науку. «Неправильно утверждать, будто наука противоположна вере, — заявил автор статьи «Несколько слов о связи между верой и наукой», помещённой в церковном журнале. Он предлагал «воздать науке должное, пусть только действует в своей сфере»¹⁰³.

Герцен дал гневную отповедь попыткам церковников примирить религию и науку. Он подчёркивал враждебность и непримиримость науки с религией, недопустимость между ними какого - либо союза. «Поймите, наконец, — писал он, — нет вам бога… Поймите, что нельзя проповедовать в одно и то же время христианскую нищету и политическую экономию, социальные теории и безусловное право собственности»¹⁰⁴.

В статье «Об отношении философии и естественных наук» профессор Московской духовной академии С. Глаголев, фальсифицируя данные науки, пытался доказать, что современное естествознание подтверждает библейские сказки о сотворении мира, а исследования об изменчивости видов — три важных догмата христианской церкви: сотворение человека, грехопадение его и искупление¹⁰⁵.

В другой статье «Чудо и наука» тот же богослов, стремясь примирить религию с наукой, утверждал, что мир можно понять только в том случае, если представлять его конечным, а это предполагает его творение, т.е. чудо. «Чтобы найти смысл в существовании человека, — писал он, — мы должны признать его нравственно-свободной личностью, т.е. предположить чудо. Отрицание чуда ведёт к признанию существующего мира лишённым разумности». Вера в чудеса, писал Глаголев, является «регулятивным принципом в миропонимании и мировоззрении. Поэтому наука, отрицающая чудеса, не может быть признана истинной наукой»¹⁰⁶.

Протоиерей С. Остроумов в статье «Суждения замечательных естествоиспытателей в защиту христианской церкви» выступал против тех, кто считал, что естествознание опасно для религии и ведёт к атеизму. Приведя имена поповствующих учёных — идеалистов, согласовывавших данные науки с библейской традицией, он пытался убедить своих читателей, что наука и религия могут жить в тесном союзе, не противореча друг другу. Нужно только церковникам вооружиться данными науки и использовать их в своей пропаганде¹⁰⁷.

Духовное ведомство понимало, что открытое выступление против науки может повредить религии, отпугнуть от церкви. Оно советовало церковникам бороться с наукой более тонкими методами, предлагало доказывать и убеждать, что наука не противоречит религии, а защищает её, что «здравые научные познания вполне совместимы с искренней верой, современные открытия с вечными началами духовной жизни».

Церковники поддерживали также различные религиозно-философские общества, возникшие в начале 900-х годов, видя в них средство пропаганды религиозного мировоззрения.

В числе учредителей петербургского религиозно-философского общества были: 1-й помощник петербургского митрополита епископ Сергий, профессора Петербургской духовной академии А. Карташев и В. Успенский, ректор Петербургской духовной академии архимандрит Сергий, чиновники синода В. Тернавцев и В. Скворцов.

Проповедуя в обществе необходимость «сближения» интеллигенции с религией, церковники агитировали за распространение поповско - идеалистической идеологии.

Религиозно-философские общества получили особенное развитие в годы реакции, после поражения революции 1905-1907 гг.

В период огромных достижений научно материалистического мировоззрения и распространения рабочего революционного движения, самодержавие и буржуазия вместо с церковниками стремились скрыть коренную противоположность науки и религии. Они стремились отравить народные массы религиозным ядом, оторвать их от революционной борьбы. «Не случайно, — писал Ленин, — но в силу необходимости вся наша реакция вообще, либеральная…, в частности "бросились" на религию. Одной палки, одного кнута мало; палка все - таки надломана. Веховцы помогают передовой буржуазии обзавестись новейшей идейной палкой, духовной палкой»¹⁸.

Проповедь примирения религии с наукой и марксизмом Ленин рассматривал как попытку разгромить научно - атеистическое мировоззрение.

* * *

Непримиримую борьбу против поповщины и мракобесия, против попыток задушить русскую науку вели передовые представители просвещения и особенно социал-демократы-большевики. Большевистская партия выступала против реакционной политики церкви и царизма в области просвещения, против религии и церкви как одной из важнейших опор самодержавия, организовывала и возглавляла борьбу трудящихся масс за освобождение, за подлинное просвещение парода. Однако лишь в результате завоевания власти пролетариатом в октябре 1917 г. стало возможным подлинное просвещение широких народных масс. Одним из первых актов советского правительства было изъятие всего дела народного просвещения из духовного ведомства и передача его Министерству народного просвещения, чем было ликвидировано идеологическое влияние церкви на воспитание детей и юношества. Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви устранил духовенство от воспитания. В советский период, когда в основу организации просвещения были положены ленинские принципы построения социалистического общества, школа стала подлинно народной.

1. «Журнал московской патриархии», № 5, 1956, стр. 66.

2. А. Пятковский. Из истории нашего литературного и общественного развития, т. II. СПб., 1876, стр. 275.

3. П. Светлов. Духовная цензура. СПб., 1905, стр. 3.

4. «Полное собрание законов Российской империи». Собрание 1, т. VI, № 3675.

5. И. Семейников. К истории цензуры в екатерининскую эпоху. «Русский библиофил», кн. 1, 1913, стр. 55.

6. Г. Репинский. Цензура в России при Павле I. «Русская старина», кн. X, 1873, стр. 589; кн. XI, 1875, стр. 454 - 469.

7. Д. Шамрай. Цензурный надзор за типографией шляхетского корпуса. M., 1940, стр. 302.

8. M. В. Ломоносов. Избранные философские произведения. M, 1950, стр. 397.

9. «Чтения общества истории и древности российских», кн. 1. M., 1867, стр. 7 - 8.

10. П. П. Пекарский. История Академии наук, т. II. СПб., 1873, стр. 603 - 604.

11. П. П. Пекарский. Указ. соч., стр. 671.

12. «Русская старина», кн. X, 1873, стр. 463.

13. «Под знаменем науки. Сборник в честь H. И. Стороженко». СПб., 1902, стр. 699.

14. В. Сиповский. Из истории русской мысли XVIII в «Голос минувшего», № 1, 1914, стр. 114.

15. «Под знаменем науки»… стр. 703; «Древняя и новая Россия», № 3, 1878, стр. 279.

16. В. И. Ленин. Сочинения, т. 19, стр. 4.

17. «Под знаменем науки»… стр. 703; см. также: «Труды Киевской духовной академии», кн. 38, 1868, стр. 125.

18. «Под знаменем науки»… стр. 704.

19. А. Каганова. Французская буржуазная революция и современная русская пресса. «Вопросы истории», № 7, 1937; E. Боброва. Руссо. «Книжные новости», № 2, 1937, стр. 6.

20. H. Барсуков. Жизнь и труды M. П. Погодина, т. 9, СПб., 1895, стр. 272.

21. «Литературное наследство», т. 33-34, 1938, стр. 276.

22. «Материалы по новейшей истории русской цензуры». Штутгарт, 1903, стр. 189.

23. «Архивное дело», № 1 (45), 1938, стр. 93.

24. «Книжные новости», № 18, 1937, стр. 64.

25. «Книжные новости», № 18, 1937, стр. 64; «Материалы по новейшей истории цензуры», стр. 190.

26. А. Котович. История духовной цензуры. СПб., 1909, стр. 457.

27. «Архивное дело», № 1 (45), 1938, стр. 86.

28. Л. M. Добровольский. Русская запрещённая книга 1855 - 1905 гг. Л., 1945, стр. 184, диссертация.

29. К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. XVI, ч. II, стр. 14 - 15.

30. «Русская старина», № 4, 1872, стр. 560.

31. A. H. Радищев. Избранные философские и общеполитические произведения. M., 1952, стр. 479.

32. H. П. Павлов - Сильванский. Материалисты 20-х годов XIX в. Очерки. «Былое», № 7, 1907, стр. 126.

33. Л. M. Добровольский. Указ. соч., стр. 494.

34. Следственное дело о Кречетове опубликовано M. Корольковым в журнале «Былое» (№ 4, 1906); см. также статью Л. Светлова «A. H. Радищев и политические процессы конца XVIII в.» в сб. «Из истории русской философии XVIII - XIX вв.» M., 1952, стр. 52 - 64.

35. «Русский архив», кн. 1, 1899, стр. 83.

36. «Былое», кн. 8, 1922, стр. 7.

37. «Русское обозрение», кн. 7, 1897, стр. 161.

38. «Мнения разных лиц о преобразовании цензуры». СПб., 1862, стр. 11.

39. H. Барсуков. Жизнь и труды П. M. Строева. СПб., 1878, стр. 174.

40. Л. Котович. Указ. соч., стр. 544.

41. Там же, стр. 545.

42. M. Лемке. Очерки по истории русской цензуры. СПб., 1914, стр. 267.

43. «Русская старина», кн. X, 1903, стр. 219.

44. «Сборник постановлений и распоряжений по цензуре 1720 - 1862 гг.». СПб., 1862, стр. 288.

45. «Сборник законоположений и распоряжений по духовной цензуре ведомства православного исповедания с 1720 по 1870 г.». СПб., 1870, стр. 131.

46. «Сборник постановлений и распоряжений по цензуре». СПб., 1862. стр. 294 - 296.

47. «Русская старина», кн. II, 1904, стр. 433 - 434.

48. H. M. Остроглазов. Редкие и ценные книги. «Русский архив», № 2, 1914, стр. 285.

49. «Материалы по новейшей истории русской цензуры», стр. 190; см. также: Л. M. Добровольский. Указ. соч., стр. 247.

50. «Материалы по новейшей истории русской цензуры», стр. 190; Л. M. Добровольский. Указ. соч… стр. 306.

51. «Материалы по новейшей истории русской цензуры», стр. 193.

52. «Сборник распоряжений по делам печати с 1863 по 1 сентября 1865 г.». СПб., 1865, стр. 76.

53. «Материалы по пересмотру действующих постановлений о цензуре и печати», ч. 1. СПб., 1870, стр. 499 - 505.

54. В. Прокофьев. Атеизм русских революционных демократов. M., 1965, стр. 88.

55. «Труды Киевской духовной академии», кн. 1, 1869, стр. 11: см. также: E. Будилова. Борьба церкви против рефлекторной теории И. M. Сеченова. «Вопросы истории религии и атеизма», № 3, 1955, стр. 456.

56. В. И. Ленин. Сочинения, т. 5, стр. 26.

57. В. Евгеньев - Максимов. Очерки по истории социалистической печати. M., 1927, стр. 117.

58. В. Евгеньев - Максимов. Из прошлого русской журналистики. M., 1930, стр. 270.

59. «Материалы, собранные особой комиссией по пересмотру действующих постановлений о цензуре и печати». СПб., 1870, стр. 131.

60. Там же, стр. 526 - 532.

61. Л. M. Добровольский. Указ. соч., стр. 311.

62. А. И. Герцен. Собрание сочинений, т. 9. Пг., 1919, стр. 561 - 562.

63. «Голос минувшего», № 1, 1917, стр. 289.

64. A. И. Герцен. Собрание сочинений, т. 10, стр. 144.

65. «Русское обозрение», КП. 8, 1893, стр. 354.

66. «Материалы, собранные особой комиссией по пересмотру действующих постановлений о цензуре и печати». СПб., 1870, стр. 189 - 258.

67. «Архивное дело», № 1 (45), 1938, стр. 91.

68. К. Маркс. Избранные письма. M., Госполитиздат, 1948. стр. 152.

69. В. И. Ленин. Сочинения, т. 15, стр. 371, 374, 379.

70. «Архивное дело», № 1 (45), 1938, стр. 88.

71. «Вопросы философии», № 9, 1958, стр. 89.

72. «Архивное дело», № 1 (45), 1938, стр. 86 - 87.

73. А. И. Герцен. Собрание сочинений, т. 8, стр. 156.

74. В. И. Ленин. Сочинения, т. 14, стр. 344.

75. Там же, т. 1, стр. 124.

76. «Вопросы истории религии и атеизма», № 7, 1960, стр. 411 - 421; см. также: «Архивное дело», № 1 (45), стр. 89.

77. «Вера и церковь», кн. 2, 1904.

78. «Вера и церковь», кн. 10, 1899.

79. H. А. Морозов. Повесть моей жизни, т. I. M., Изд - во АН СССР, 1947, стр. 12 - 13.

80. «Материалы по истории новейшей русской цензуры», стр. 190.

81. H. И. Веселовский. В. В. Григорьев. M., 1898, стр. 280 - 261.

82. Л. M. Добровольский. Указ. соч., стр. 315.

83. В. И. Ленин. Сочинения, т. 14, стр. 334.

84. И. M. Остроглазов. Редкие и ценные книги. «Русский архив», № 2, 1914, стр. 302; см. также: Л. M. Добровольский. Указ. соч., стр. 302.

85. «Вера и церковь», кн. 2, 1901.

86. «Вера и разум», кн. 5, 1907.

87. «Христианин», кн. 10, 1909.

88. В. И. Ленин. Сочинения, т. 14, стр. 335.

89. «Историк - марксист», кн. 8 - 9, 1935, стр. 65.

90. Там же, стр. 71.

91. Там же, стр. 78 - 79.

92. Там же, стр. 88.

93. Там же, стр. 72.

94. «Вера и разум», кн. 5, 1908, стр. 628.

95. «Церковные ведомости», № 14, 1907.

96. «Странник», кн. XII, 1862, стр. 594.

97. «Странник», кн. X, 1863, стр. 516.

98. «Странник», кн. II, 1863, стр. 43.

99. «Странник», кн. I, 1862, стр. 26.

100. «Домашняя беседа», вып. 2, 1862, стр. 55.

101. «Вера и церковь», № 3, 1900, стр. 325 - 326.

102. «Вера и разум», № 4, 1901, стр. 477-502.

103. «Духовный вестник», кн. V, 1863.

104. А. И. Герцен. Собрание сочинений, т. 15, стр. 291.

105. «Богословский вестник», № 12, 1892, стр. 370 - 390.

106. «Богословский вестник», № 6, 1893.

107. «Вера и разум», № 8, 1901, стр. 334 - 352.

108. В. И. Ленин. Сочинения, т. 17, стр. 54.