Немая каланча

Людей оповещает,

Что где-то — там — пожар, —

Медлительно взвивает

В туманы красный шар.

(А. Белый)

В детстве и юности мы побаивались и одновременно ненавидели полицейских, в то время как пожарным явно симпатизировали. Единственное, что нас поражало, — почему такие доблестные пожарные помещаются вместе со злыми городовыми. А это было именно так. В Петербурге нашей юности имелось 12 полицейско-пожарных частей (Адмиралтейская, Василеостровская, Московская и др.). Каждую такую часть легко было узнать издали по каланче, по верху которой ходили дозорные, наблюдавшие, не вспыхнул ли где пожар. В случае пожара на мачте каланчи вывешивались шары, число их указывало, в какой части пожар. Ночью вместо шаров вывешивали фонари^[379]. В начале XX века дежурства на вышках в центре города были отменены, так как новые высокие дома, в 6–7 этажей, мешали видеть округу. Дежурство на каланчах оставалось на окраинах.

Хотя наш город был столицей, пожарные, как и в провинции, являлись гордостью городской управы и населения. У пожарных команд были отличные лошади определенной масти для каждой части^[380]. Пожарный обоз представлял собой красивую картину: экипажи ярко-красного цвета, сбруя с начищенными медными приборами, пожарные в сияющих касках. Все это поражало обывателя, тянуло его за обозом на место пожара, посмотреть, как будут побеждать огонь эти скромные герои.

Спустя две-три минуты после получения сигнала о пожаре команда уже выезжала. Все было приспособлено к скорейшему выезду: хомуты висели на цепях у дышел, приученные кони сами вдевали головы в хомуты — достаточно было небольшого усилия лошади, и хомут сам снимался с пружинного крючка. Мгновенно закладывались постромки, и обоз был готов к выезду. Пожарные вскакивали в повозки, на строго определенное место, на ходу надевая толстые серые куртки и порты. Обоз мчался в таком порядке: впереди ехал на верховой пожарный «скачок», который трубил, чтобы давали дорогу обозу. На место пожара он являлся первым, за несколько десятков секунд до обоза, уточнял очаг пожара и давал сигнал, куда заезжать остальным. За «скачком» неслась квадрига — четверка горячих могучих лошадей с развевающимися гривами, запряженная в линейку. Это была длинная повозка с продольными скамьями, на которых спина к спине сидели пожарные. Над скамьями, на особом стеллаже, лежали багры, лестницы, другие приспособления. Впереди, на козлах, сидел кучер-пожарный^[381], рядом с ним стоял трубач, который непрестанно трубил, звонил в колокол. Рядом с ним богатырского роста брандмейстер в зеленом офицерском сюртуке. Зимой он надевал сюртук на меховой жилет. На голове брандмейстера — посеребренная каска. Около козел возвышалось древко с развевающимся пожарным знаменем красного цвета с золотой бахромой, кистями и эмблемой части.

Бочки с водой в наше время пожарные команды уже не возили: в городе почти везде были водопровод и пожарные гидранты^[382]. На окраинах, где водопровода не было, пожарные пользовались специальными водоемами, речками.

Вслед за линейкой неслась пароконная повозка с пожарным инвентарем: катушками со шлангами, ломами, штурмовыми лестницами. За ней, тоже на пароконной подводе, — паровая машина, которая качала воду. Ручных подвод с коромыслами для качания в центре города уже не было. Пожарная машина имела блестящий вид: котел, цилиндры и трубы медные, ярко начищенные. Пожарный стоял позади машины на приступочке, на ходу подкладывал топливо^[383], поднимал пар, из трубы валил густой дым. Пожарная паровая помпа подавала воду под большим давлением сразу в несколько шлангов. За машиной неслась высотная лестница на колесах выше человеческого роста. Складных металлических лестниц еще не было, а этих деревянных хватало до 4–5-го этажа. В конце обоза ехал медицинский фургон с фельдшером.

Зимой обоз переходил на окованные сани. В пожарном сарае были особые устройства на роликах для легкого вывоза и обратной постановки их на место.

За обозом бежали толпы любопытных зевак и мальчишек. Некоторые даже нанимали извозчиков, стараясь не отстать от пожарного обоза. Были такие любители пожаров.

Пожары бывали часто. Город отапливался в основном печами, пожарная охрана на фабриках, заводах, складах была недостаточная. Много бывало поджогов с целью получения страховых премий или подрыва конкурента. К чести «серых героев», как тогда называли пожарных, надо сказать, что они были на высоте своего положения и беззаветно выполняли свой долг.

Если пожар принимал угрожающие размеры, объявлялся сбор всех частей, приезжал брандмайор Петербурга^[384] и сам распоряжался тушением. Его приказания беспрекословно выполняли брандмейстеры каждой части. На пожаре двое пожарных с факелами стояли возле брандмейстера или брандмайора, чтобы он всегда был на виду. К нему подбегали, брали под козырек, получали дальнейшие приказания. Авторы вспоминают пожар одной фабрики зимой, ночью, в лютый мороз. Там было много горючих материалов. Огонь охватил все здание. Пожарные бесстрашно бросались в море огня. Когда они оттуда выходили, одежда на них дымилась, их обливали водой, они мгновенно превращались в ледяные глыбы, с касок свисали сосульки.

Когда случались очень большие пожары, особенно казенных зданий, вызывали войска, которые оцепляли место пожара для охраны имущества погорельцев от разграбления.

С пожара обоз ехал тихо, его окружала толпа. Велись разговоры, кто как отличился, кто пострадал. По пепелищу долго еще бродили погорельцы, ища что-нибудь уцелевшее от огня.

Стоит он, загадочно глядя на мир,

Как сфинкс, переряженный в серый мундир,

И мерно, в борьбе неустанной со злом

Под носом извозчиков машет жезлом.

(Н. Агнивцев)

В народе бытовало выражение: «Будешь ночевать под шарами». Это означало: заберут в полицейскую часть за появление в пьяном виде или за непристойное поведение на улице, а то и просто за неучтивый ответ городовому

Полиция в столице составляла целую иерархическую лестницу, во главе которой стоял градоначальник. Далее следовали (в каждой части) — полицеймейстер, пристав, помощники пристава, околоточные, квартальные и постовые городовые. В обязанности домовладельцев, старших дворников и швейцаров входило содействие полиции в выявлении и пресечении правонарушений. На первый взгляд — стройная система, которая должна была обеспечить порядок в городе. На самом же деле все было не так. Полицейские чины были взяточники^[385]. За взятку можно было замазать всякое правонарушение и даже преступление. Поэтому полиция не пользовалась в народе уважением, ее не почитали и попросту презирали. Простой люд видел в них грубых насильников. За ними в народе закрепилось прозвище «фараоны». Они могли ни за что посадить в «кутузку», заехать в зубы, наложить штраф, чинить препятствия в самом правом деле. Интеллигентные люди презирали полицию за преследование инакомыслящих, с брезгливостью относились к полицейским как нечистоплотным личностям.

Большинство полицейского начальства состояло из офицеров, изгнанных из полков за неблаговидные поступки: нарушение правил чести, разврат, пьянство, нечистую карточную игру. Полицейские чины в общество не приглашались. Даже сравнительно невзыскательный круг купцов Сенного рынка или жуликоватые торгаши Александровского рынка не звали в гости ни пристава, ни его помощников, а уж тем более околоточного. Если требовалось ублажить кого-нибудь из них, приглашали в ресторан или трактир, смотря по чину. Нередко за угощением обделывались темные дела, вплоть до сокрытия преступления.

По праздникам взятки носили почти узаконенный характер. Считалось обязательным, чтобы домовладельцы, торговцы, предприниматели посылали всем начальствующим в полицейском участке к Новому году и прочим большим праздникам поздравления со «вложением». Околоточным, квартальным и городовым «поздравления» вручались прямо в руки, так как поздравлять они являлись сами. Давать было необходимо, иначе могли замучить домовладельцев штрафами: то песком панель не посыпана, то помойная яма не вычищена, то снег с крыш не убран. Драли, как говорилось, «с живого и мертвого» и на «Антона, и на Онуфрия», как сказано у Гоголя^[386]. Платили владельцы предприятий, больших и малых, платили деньгами, натурой. Даже «ваньки» и ломовые извозчики должны были платить из своих скудных заработков, «бросать» двугривенный или полтинник^[387]. Делалось это так: ломовик или извозчик допустил какое-нибудь малейшее нарушение правил движения, например при следовании «гусем» вместо интервала в три сажени сблизился до двух или обогнал, где не положено, а то и ничего не нарушил, но городовой посмотрел возчику вслед и записал номер — значит будет штраф, а чтобы его не было, лучше заранее заплатить. И возчик бросал под ноги городовому двадцать, а то и более копеек. Одновременно он кричал: «Берегись!» Городовой понимал условный клич, смотрел под ноги, а увидев монету, незаметно становился на нее сапогом.

Одеты полицейские были в черные суконные шинели, зимой с барашковым воротником^[388]. Летом — в фуражке, зимой — в круглой бараньей шапке и башлыке. На ногах валенки с «кеньгами» зимой, летом — сапоги. Вместо шинели в теплое время мундир, в жаркое — белый китель. Вооружены они были шашкой на черной портупее, револьвером на оранжевом шнуре. В народе шашку городового называли «селедкой». Офицерские чины полиции носили общепринятую армейскую форму, которая отличалась кантами, петлицами и цветом околыша. Погоны и пуговицы серебряного цвета. Шашка на золотой портупее.

Полицейские участки производили гнетущее впечатление: низкие потолки, грязь, спертый воздух. Скрипучие ободранные двери, обшарпанные столы. В коридоре дверь в «кутузку» с «глазком». Оттуда слышатся крики, ругательства, плач. По коридору, вдоль дверей, расхаживает городовой, часто заглядывает в «глазок», грубо кричит: «Не ори!» А в комнату дежурного ведут нового задержанного для составления протокола и дознания.

Существовала в Петербурге коннополицейская стража, которая помещалась отдельно. В столице было три роты такой стражи^[389]. Они носили форму городовых, но одеты были тщательнее. У них были прекрасные одномастные, хорошо обученные лошади. Конная полицейская стража выезжала по особым вызовам: в места большого скопления народа, для предупреждения беспорядков на похоронах известных лиц, на время проезда членов царствующей фамилии^[390], в случае прибытия представителей иностранных государств. Им следовало отделить простой народ от привилегированной его части, участвующей в процессии, встрече. Тогда осуществлялось известное: «Осади назад!» И обученные животные крупами осторожно пятились на толпу, как будто стараясь не отдавить ногу сзади стоящего.

Для наведения порядка в столице и пригородах квартировали казачьи сотни. Число их было увеличено в период революционных событий 1905 года. На особом положении была жандармерия — орган политического сыска и борьбы с революционным движением, состоявший при Собственной его величества канцелярии^[391]. Корпус жандармов имел тайных агентов и провокаторов во всех слоях общества, особенно среди писателей, передовой интеллигенции, военных.

Во времена нашей юности гнет «голубых мундиров» ощущался в полной мере^[392].

Примечания:

3

…до клиники Виллие. Клиника Виллие — ныне Военно-медицинская академия. Зимой 1914 г. были устроены следующие переправы: Калашниковский пр. — Малая Охта; 27-я линия Васильевского острова — Мясная ул.; Смольный пр. — Большая Охта; Пальменбахская ул. — Панфилова ул. Действовали и санные перевозы: Сенат — 1-я линия; Гагаринская ул. — часовня Спасителя; Английская наб., 68 — Морской корпус (ПЖ. 316).

37

…морской вицмундир… Вицмундир — черный мундирный фрак с эполетами; его имели право носить лица не ниже VI класса. Полагающийся при нем головной убор правильнее назвать двууголкой (Ривош Я. 198, 206).

38

…к вершине гафеля… Гафель — рей, прикрепленный одним концом к верхней части мачты сзади нее, а другим подвешенный под углом к ней.

39

…рывком фала… Фал — снасть для подъема реи, паруса, флага, сигнала и пр.

379

…узнать издали по каланче… Каланча высилась над зданием полицейской части — «съезжим домом». Здесь находились полицейская управа, помещение для арестантов, конюшня для пожарных лошадей, обозное депо, казарма пожарных.

…вместо шаров вывешивали фонари. Число шаров (или фонарей) указывало не на место пожара, а на его силу: нужна ли помощь других пожарных частей. Пять шаров — сигнал для вызова всех пожарных команд города. На каланчах вывешивались также сигналы о наводнениях и о морозах ниже 20°, когда дети могли не идти в школу (Ривош Я. 152).

380

…лошади определенной масти для каждой части. Помесь орловских рысаков с тяжеловозами — кони крупные, очень быстрые и сильные. Пегие — Рождественская часть, вороные — Адмиралтейская и т. д. (Ривош Я. 152, 153).

381

…сидел кучер-пожарный… Бывало, на козлах сидели три кучера: тот, что посередине, правил парой лошадей, запряженных в дышло, а боковые кучера — пристяжными. Одному человеку было трудно управиться с четверкой таких лошадей, запряженной в тяжелую повозку, особенно на поворотах (Ривош Я. 153).

382

Бочки с водой… Командам окраин, где не было водопровода, все еще приходилось использовать «ходы» с бочками для воды. Их использовали при тушении пожара Апраксина двора 19 марта 1904 г., когда пришлось привлечь команды со всего Петербурга.

…пожарные гидранты. Пожарный гидрант — водоразборная колонка или кран на линии водопровода.

383

…на ходу подкладывал топливо… Машина всегда стояла в части под парами (Ривош Я. 153).

384

…приезжал брандмайор Петербурга. Брандмайор — начальник всех пожарных частей города.

385

Полицейские чины были взяточники. «Чины полиции содержание получают не ахти какое, а живут отлично, одеты всегда с иголочки. <…> Портные, переплетчики, сапожники — все цехи работают даром на полицию… По таможенному ведомству несколько лет тому назад было любопытное негласное распоряжение: отнюдь не принимать на службу лиц, служивших раньше в полиции.» (Минцлов С. 28–30, 51).

386

…как сказано у Гоголя. «Ревизор», действие IV, явление 10.

387

…«бросать» двугривенный или полтинник. Двугривенный — 20 коп.; полтинник — 50 коп. «Если извозчик везет троих седоков — городовые сейчас же хватаются за свои книги судеб и записывают № бляхи, что влечет за собой истечение из извозчичьего кармана трех рублей. Между тем купчина-собственник может везти хоть кучу людей и никто не посмеет вмешиваться» (Минцлов С. 31).

388

Одеты полицейские были… Полицейские генералы носили светло-серую шинель с красными отворотами, шапку белую с красным донышком; на шапке кокарда с серебряным двуглавым орлом. Повседневной формой генералов и офицеров был темно-зеленый сюртук или китель, который носили с шароварами или брюками в сапоги (непременно со шпорами) или с брюками навыпуск со штиблетами; парадный мундир — только с шароварами и сапогами. Револьвер в черной лакированной кобуре офицеры носили только при кителе или поверх шинели.

Мундир околоточных — черный с серебряным галуном по вороту и обшлагам; поверх мундира черный суконный пояс. Шаровары заправлялись в сапоги с лаковыми голенищами; в отличие от военных, околоточные имели право надевать галоши (с прорезями для шпор). На шапке серебряный герб Петербурга, над гербом — кокарда. Револьверы околоточных — устаревший «смит и вессон» или более совершенный 3-линейный «наган». Башлыки верблюжьи, светло-коричневые. Летом вместо шинели можно было носить пальто из серой прорезиненной ткани. Непременные атрибуты околоточных — свисток на металлической цепочке, усы, грудь в медалях, на шее огромная серебряная медаль «За усердие» с профилем царя. Часто у петербургских околоточных красовались на груди ордена и медали, пожалованные эмиром бухарским и шахом персидским.

У городового на головном уборе — никелированная ленточка с номером городового, над ленточкой — герб города. Летом городовые носили мундиры или хлопчатобумажные гимнастерки светло-горчичного цвета. На бляхе слева на груди указывался номер городового, номер и наименование участка. Оружие городового — те же «смит и вессон» (или «наган») и шашка. На поясе кожаная сумка. По борту шинели или мундира на металлической цепочке висел свисток, сделанный из рога. Городовые носили белые нитяные перчатки. В дождь поверх шинели или мундира надевали черную клеенчатую накидку с капюшоном (Ривош Я. 247–250).

389

…три роты такой стражи. Рота — воинское подразделение численностью примерно в 100 человек. Из четырех рот состоял батальон, из четырех батальонов — полк.

390

…на время проезда членов царствующей фамилии… Перед царским проездом «у Аничкова, как усатые рыжие тараканы, выползали дворцовые пристава: „Ничего особенного, господа. Проходите, пожалуйста, честью просят…“ Но уже дворники деревянными совками рассыпали желтый песок, но усы околоточных были нафабрены, и, как горох, по Караванной или по Конюшенной была рассыпана полиция. Меня забавляло удручать полицейских расспросами — кто и когда поедет, чего они никогда не смели сказать» (Мандельштам О. 10). Безопасность этой забавы говорит об обходительности столичных городовых, отмеченной и К. Бедекером (Baedeker K. 28). В обычных условиях конная полиция осуществляла патрулирование улиц.

391

…состоявший при Собственной его величества канцелярии. В одном лице совмещались обязанности шефа корпуса жандармов и начальника III отделения Собственной е. и. в. канцелярии, заведовавшего делами политического надзора и сыска на всей территории России. Этот человек не был профессиональным жандармом — его назначал царь из доверенных лиц (Ривош Я. 247, 303).

392

…гнет «голубых мундиров»… Жандармские офицеры носили синие сюртуки с голубым воротником и красными кантами. Фуражки у них с темно-синим околышем и голубой тульей. «Голубой цвет был особого, бирюзового оттенка, он так и назывался: „голубой жандармский“» (Ривош Я. 258, 259).