МВД

Чем может грозить нормальному человеку назначение на пост министра внутренних дел, Сергей Степашин понимал прекрасно. МВД не просто министерство, это — воюющее министерство. Пожалуй, оно в силовом блоке, если не считать МЧС, несмотря на все сложности своего существования, сохранило бойцовские качества.

Обстановка в стране усложнялась с каждым годом. Стали преобладать тяжкие и особо тяжкие преступления. Разгул терроризма стал превышать все мыслимые нормы. Убийства, расстрелы бизнесменов, политиков, криминальные разборки не позволяли расслабиться ни на минуту. После устранения на «чеченском» фронте Российской армии милиция и внутренние войска оказались на первом плане отражения агрессии со стороны Ичкерии.

Но, несмотря на это, смута нынешнего времени затрагивала и МВД. Пусть в меньшей степени, чем иные правоохранительные органы, но… Быть министром внутренних дел — все равно что идти по трясине. Чем больше дергаешься, тем больше засасывает. «И уж не встать, и не попасть в анналы, и даже павшим славы не сыскать…» — писал поэт Городницкий.

На смену милиционеру Виктору Ерину пришел военный Анатолий Куликов. Пришел со своими установками и определенной предубежденностью в отношении милиции. На руководящие посты вместе с ним пришли офицеры и генералы внутренних войск. Но с преступностью нельзя воевать по карте. Какими бы талантливыми, смелыми и мужественными ни были его соратники, но опыта работы в правоохранительной системе у них было мало, если не сказать, что не было вообще. Вместе с ними в стены на Житной вошли армейские традиции. Сам Анатолий Куликов многого не мог понять. Не мог адаптироваться к полугражданскому ведомству, не мог понять, почему его появление в министерстве не оглашается зычной командой «министерство, смирно!», почему дежурные приемной не надевают китель, почему… Таких почему было много. И тем не менее он уверенно постигал науку милицейского ремесла. Впрочем, его больше интересовали проблемы криминала, смежные с политикой, — зоны риска. Как военный, он шел напролом, делая все более жесткие заявления. Как отмечал впоследствии редактор газеты «Завтра» Александр Проханов, «Анатолий Куликов — человек, у которого руки по локоть в крови. Но мы (патриоты) готовы принять его в свои ряды только за его решительные заявления в отношении войны до победного конца в Чечне, национализацию банков и за ненависть к олигархам».

Скорее всего, повышенный интерес к политике и нелюбовь к олигархам его и сгубили. Это было очевидно для всех и неожиданно для него. Его обида была искренней. И было от чего. На погонах красовалось четыре большие звезды — генерала армии. Только недавно к портфелю министра прибавился чемодан вице-премьера. Расширился горизонт, появились новые рычаги влияния. Он всерьез решил создать жесткую вертикаль оперативно-розыскной работы, взяв на себя основные координирующие функции всех силовых ведомств. Для многих это показалось возвратом к указу о создании МБВД, а потому явлением опасным. Его поддерживал президент, у него были неплохие отношения с председателем правительства. Все рухнуло вместе с правительством. Президент сделал очередной «сильный ход»… В списке фамилий министров внутренних дел России, укрепленном рядом с приемной, напротив фамилии Анатолия Куликова появилась вторая дата — 1998 год.

Как и отправленный в 1991 году в отставку директор Агентства федеральной безопасности Виктор Иваненко, Куликов счел себя оскорбленным в лучших чувствах. Но в отличие от того, не раз повторявшего афоризм «революция пожирает своих детей», Куликов утверждал, что нашему Отечеству сегодня не нужны преданные люди. Он не понял, что для новой политической элиты важна не преданность Отечеству, а важна преданность Семье. К отставке Куликова люди отнеслись по-разному. Его оппоненты ликовали — ушел в историю очередной ястреб. Симпатизировавшие недоумевали. Патриоты ликовали от другого — Ельцин в очередной раз проявил свои антигосударственные настроения, показал свою зависимость от олигархов. Милиционеры, пожав плечами, их же и расправили, в надежде, что по принципу эволюции на смену военному все-таки министерство возглавит милиционер. Что большая политика, от которой страдает дело борьбы с преступностью, перестанет быть политикой министерства.

Проходящие перманентные реформы высших эшелонов в меньшей степени касались низовых звеньев, а потому психологическая устойчивость работающих там была достаточно высока. Следовательно, фундамент был устойчив и надежен. Более того, отношение в обществе к МВД несколько изменилось. Да, милицию ругали, да, работой ее были многие недовольны, но альтернативы не было. Именно в милицию шли люди со своими бедами и невзгодами. Да и куда идти?

Стать министром внутренних дел Степашин и не мечтал, и не желал.

«Я пребывал в хорошем расположении, шла активная работа по реформе Министерства юстиции, многое получалось. Получалось неплохо… Но совершенно неожиданно (я приехал на день рождения к бывшему министру юстиции Теребилову) меня разыскивают через спецкоммутатор и приглашают в Кремль.

Там меня принял глава администрации президента Валентин Юмашев, и начал на первый взгляд странный разговор:

— Кого бы вы видели министром внутренних дел?

Я назвал Владимира Васильева — заместителя министра.

Юмашев поморщился и совершенно неожиданно перевел разговор в иное русло. Мне было заявлено, что с Борисом Николаевичем эта тема предварительно обсуждалась, и было поручено передать его предложение возглавить МВД. Это было и неожиданно, и в некоторой степени нелепо. Я сказал, что и года не проработал министром юстиции, только начало получаться, что это интересная работа… Идти на МВД я не хотел совершенно искренне, ведь есть достойные люди и в самом министерстве, а дергать человека с должности на должность — это не дело. Юмашев выслушал мои аргументы и обещал передать их президенту, который примет окончательное решение. Разговор был в субботу, а в понедельник я проводил коллегию в министерстве юстиции и около 11 часов поступило сообщение, что меня срочно вызывает Ельцин.

Накануне мне звонил Черномырдин, видимо, он знал об этом предварительном решении:

— Сергей, не отказывайся.

У меня с Черномырдиным всегда были добрые отношения, я ему верил и к его мнению прислушивался.

В приемной меня ждал Юмашев, который сообщил, что Борис Николаевич принял решение, поэтому, если я вздумаю отказаться, должен иметь в виду, что решение будет прежним.

Ельцин меня принял очень тепло, достаточно лестно отозвался о работе министерства юстиции, мы вспомнили Чечню, поговорили о других проблемах. Был хороший разговор, но затем президент подвел итог. Он сказал, что с учетом опыта моей работы в Минюсте, в аппарате правительства, он полагает, что мне нужно возглавить министерство внутренних дел. Я снова изложил свою точку зрения, что желательно было бы мне поработать еще года два министром юстиции. Мне искренне хотелось, чтобы Министерство юстиции приобрело ту значимость, то звучание, которое во всех странах мира имеет одно из главных ведомств.

Президент прервал:

— Все правильно, но сегодня нам важнее МВД, и это мое решение.

Возражать было бессмысленно — я военный человек… В тот же день был подписан указ, и в этот же день мы с Юмашевым прибыли в МВД, собрали коллегию.

Юмашев зачитал указ, просил «любить и жаловать».

В этот же день я, уже в должности министра, встретился со всеми заместителями. Новых коллег я знал давно. Они приняли меня удивительно спокойно, тем более что особой революции я делать не собирался. У меня была идея, которую я сразу изложил, суть которой была проста. Для МВД основная задача — бороться с преступностью, предупреждать ее, а потому основную составляющую должны представлять профессионалы чисто милицейского свойства, уйти от войсковой составляющей, которая в последнее время стал преобладающей. Структура должна быть более оперативной, более подвижной… Была предпринята попытка изменить функции ГАИ, хотя точное по сути новое название было многими воспринято неоднозначно. Но именно безопасность движения, по моему мнению, являлась главной задачей для инспекторов дорожного движения… Требовалось серьезное переосмысление и задач внутренних войск — самой острой с точки зрения задач структуре МВД».

Каким бы привлекательным с точки зрения реализации своих замыслов ни представлялось МВД, Минюст Степашин покидал с разочарованием от нереализованных идей. После достаточно скучного административного департамента правительства России, где, как в почетной ссылке, коротал дни бывший директор ФСБ, Министерство юстиции казалось ему безбрежным океаном со своими бурями, штилями и подводными рифами.

Девять месяцев — в Министерстве юстиции этот срок пролетел как один день. Примечательно, что за эти месяцы Минюст в глазах обывателя стал приобретать вполне солидные очертания госоргана. И даже банный скандал с Валентином Ковалевым не повлиял на это. Напротив, он как бы разграничил две эпохи в судьбе Минюста.

«Я собирался в отпуск, заслуженный, нормальный. Не было войны, шел 1997 год… — вспоминает Степашин. — Неожиданно мне позвонил Владимир Путин — руководитель контрольного управления администрации президента (с ним я был очень хорошо знаком еще по Ленинграду, у нас были дружеские отношения) — и сказал: «Сергей, надо встретиться». Договорились встретиться на улице у Белого дома. Он подъехал, и мы немного погуляли в парке. Визит не был неожиданным, но причина приезда оказалась странной. Он говорит: «Вот, Ковалев ушел, почему бы тебе министром юстиции не быть? Ты доктор юридических наук, опыт у тебя большой».

Я был обескуражен, хотя и польщен. Говорю: «Несколько неожиданное предложение, хотя и интересное. Но как на это посмотрит президент?»

«Если ты не возражаешь принципиально, то я тогда переговорю», — закончил он разговор.

По всей видимости, у него уже был разговор с Ельциным. Через два дня меня вызывает к себе Черномырдин и говорит, что есть такое предложение. Я попросил сутки, чтобы подумать, потому что это было достаточно серьезно. Я действительно хотел подумать и уточнить, что представляет собой Минюст, с кем придется работать, какие задачи решать. Провел несколько встреч, посоветовался с людьми, которые ко мне неравнодушны, и принял решение, что надо рисковать.

У меня сложилась очень удачная ситуация, в отпуск я, конечно, не поехал, июль, август работал, продумывая кадровые вопросы. Павел Крашенинников, мой первый заместитель, подтянул поближе тех, с кем вместе работали ранее, Геннадия Батанова, Владимира Энгельсберга, Эдуарда Ренова, многих других людей, активных и ответственных. За короткий срок мы подготовили новую концепцию Министерства юстиции, где были прописаны многие позиции, необходимые для того, чтобы Минюст стал Минюстом. Была резко повышена заработная плата работникам органов юстиции, которые были просто в загоне, президентом был подписан указ о двойном подчинении министерства, что резко повысило его статус. Передана система ГУИН, создан институт судебных приставов.

Это была интересная творческая работа…»

За девять месяцев в Минюсте было сделано, как оценивают сами работники, столько, сколько не было сделано за последние 10–15 лет.

Успех всегда окрыляет. И после Минюста в МВД Степашин не вошел, а буквально ворвался.

Кадровая политика Степашина в МВД не отличалась оригинальностью. Его девиз был всегда один — собрать вокруг себя профессионалов и дать им возможность продуктивно работать. При этом его мало интересовало, кто из какой команды. И тем не менее некоторые корректировки были необходимы.

Он возвращает в МВД уволившегося генерала Владимира Страшко, которого очень хорошо знал по Чечне; возвращает в систему из Совета безопасности и делает своим помощником Николая Соловьева (ныне первый заместитель министра — начальник Следственного комитета); Савелий Тесис стал начальником управления по борьбе с экономическими преступлениями; назначает своим заместителем Владимира Рушайло. Это назначение вызвало недоумение. Слишком много разного рода слухов ходило вокруг этой фигуры.

Но Степашин предпочитал полагаться на собственные ощущения и факты. Запросив ФСБ и Генпрокуратуру, он убедился, что законных оснований для «отвода» у него нет. Оппоненты, имевшие свою точку зрения, остались при ней. Первым отреагировал Анатолий Куликов, уволивший Владимира Рушайло из системы МВД. Он прибыл на Житную и долго втолковывал Степашину, что Рушайло назначать нельзя. Но на столе у нового министра лежали официальные документы. Он остался при своем мнении.

Степашин вспоминает: «В связи с этим назначением ходило много легенд, что его рекомендовал чуть ли не Березовский, Строев или Гусинский. И назывались фамилии совершенно разные, взаимоисключающие, но я могу однозначно сказать, что идея приглашения Рушайло была моей личной. Когда первый раз я побеседовал с Рушайло, он мне понравился. Я запомнил, как он уходил, красиво, с достоинством. Я вспомнил себя после Буденновска… меня затронуло. Кроме того, я знал, что среди милиционеров он слыл сильнейшим оперативником, авторитет у него был большой, хотя было много вопросов…»

Возвращение Рушайло на должность заместителя министра несколько усложнило обстановку в МВД. Но это было скорее межличностным фактором. Все были заняты конкретными проблемами, а потому отношения носили исключительно деловую основу. В конце концов милицейские генералы привыкли к неожиданным поворотам судеб…

Ни тогда, ни сейчас, по прошествии долгого времени, Степашин о своих назначениях не пожалел.

Через несколько месяцев под руководством Рушайло был проведен ряд операций по освобождению заложников. Первым из плена боевиков был освобожден Валентин Власов — полномочный представитель президента России в Чечне, похищенный и удерживавшийся бандитами несколько месяцев. Своего друга Степашин встречал в Домодедове. Власов был бледным, усталым и до конца не осознавшим случившееся. Он смотрел на все удивленными глазами, не веря в свое освобождение.

В День милиции Степашин вместе с Власовым вышли на сцену концертного зала «Россия», чтобы поблагодарить всех сотрудников милиции за службу, за работу, за дружбу. Зал стоя приветствовал бывшего пленника.

Через некоторое время Рушайло снова доказал свой профессионализм. Он провел операцию по освобождению еще одного пленника. Теперь это был гражданин Франции — представитель Верховного комиссара ООН по делам беженцев Винсент Коштель. За его судьбой следил весь мир. Прибывший с гуманитарной миссией на Кавказ, он стал жертвой чеченского «гуманизма». Его похитили в ночь с 29 на 30 января 1998 года во Владикавказе из своей квартиры.

Несколько месяцев плена, грязных, вонючих подвалов, издевательств. Президент Франции просил, умолял, требовал принять исчерпывающие меры. Требовали правозащитные организации. Требовал от своих подчиненных и министр внутренних дел. Самые квалифицированные специалисты были командированы на Кавказ. Переговоры, уговоры, угрозы и предупреждения. 12 декабря операция, руководство которой осуществлял по поручения министра, внутренних дел генерал Владимир Рушайло, была завершена.

В аэропорту Коштель дал первое после освобождения интервью.

«Позвольте мне поблагодарить всех тех, кто сегодня утром, в 4 часа утра, рисковал ради меня своей жизнью. Была проведена операция, которая длилась 5 минут, я был освобожден на границе между Чечней и Ингушетией. Трое бандитов-террористов были убиты, а два представителя спецслужб России были ранены, кажется, не очень серьезно. Мне тоже приходилось рисковать своей жизнью ради других людей, и вот теперь ради меня рисковали жизнью эти люди…

Я думаю сегодня о тех семьях, членов которых уже не вернуть, которые были хладнокровно уничтожены в Чечне. Некоторых просто так убили. Мне повезло — я жив. Я дорожу своими коллегами, многие из них умерли. Некоторые были изнасилованы, другие были ранены. Все это абсолютно неприемлемо».

В. Коштель подчеркнул, что, если государства Кавказа желают рассчитывать на гуманитарную помощь, они должны предоставить всем организациям, которые доставляют эту гуманитарную помощь, необходимые гарантии безопасности.

Касаясь вопросов похищения людей, господин Коштель заявил: «Я знаю, кто ответствен за мое похищение, я считаю, что должен состояться суд. Если не будет суда, то процесс похищения людей будет продолжаться…

Я немного физически устал. Первый и второй месяц было много насилия, меня допрашивали, и все это было очень серьезно.

Сегодня утром физически было очень трудно. А психологически — я очень хорошо себя чувствую сейчас, когда меня освободили, и без выкупа. Но до этого меня несколько месяцев держали без дневного света, 20 минут дневного света каждый божий день — это очень трудно, и вообще это очень трудно описать словами. Так что я сейчас не хочу об этом говорить».

Премьер министр Франции г-н Жостен по телефону поздравил Коштеля с освобождением из плена, французские власти выразили благодарность в адрес МВД России. В коммюнике, в частности, говорилось:

«Французские власти выражают свою горячую благодарность всем тем, чьи усилия привели к такому результату. Особые слова благодарности адресованы президенту Ельцину, премьер-министру г-ну Примакову, министру внутренних дел г-ну Степашину и всем тем службам, усилия которых увенчались успехом…»